Глеб Андреевич Васильев
Стакан
– Суровые правила в Красвиле, ничего не скажешь. Но не бойся, тебе-то полиция ничего предъявить не сможет, ведь это я жестоко с детьми обошелся. Ну и, как законопослушный человек, если меня полицейские прижучат, я готов понести заслуженное наказание, – сказал Полулунок. – Давай вылезать из-под этого моста, а то у меня ноги затекли.
– Но ко мне домой мы все равно пойти не можем. Потому что… ты слишком грязный для моего роскошного дома.
– Не испачкаю я твою роскошь, Бальтазар. Пойдем, хватит бобра за хвост тянуть, – Халфмун начал терять терпение.
– Нет-нет-нет, и не надо меня уговаривать, – Силагон затряс головой.
– Уговаривать? О, нет, что ты, ни в коем случае. Я просто поколочу тебя так, что ты навсегда под этим мостом останешься, – нахмурившись, Халфмун поднес кулак к носу Бальтазара. – Чуешь, чем пахнет?
– Да-да-да, конечно, – засуетился Бальтазар. – Идем скорее, время слишком дорого, чтобы тратить его впустую.
Дом, к которому Силагон привел Полулунка, даже по меркам Бобровой Заводи считался бы крошечным. При небольшом размере, внешне хибара в точности повторяла облик своего хозяина – такая же серая, нескладная и сутулая. Никаких полицейских поблизости видно не было.
– Добро пожаловать в мой дом, – торжественно произнес Бальтазар, отворяя перед Халфмуном скрипучую дверь.
– Спасибочки, – проворчал Халфмун. – Традиционная красвильская гостеприимность ужасно трогательна.
– Прошу уважать мое жилище и постараться его не пачкать.
Зайдя внутрь, Полулунок понял, что особых стараний ему прилагать не придется. Изнутри дом Силагона был в тысячу раз грязнее, чем снаружи. На стенах и потолке пушились ковры из многолетней пыли с разухабистыми вкраплениями плесени, а пол устилал толстый слой разнокалиберного мусора.
– Для уборной-то хоть в этом великолепии место нашлось? – оглядываясь, Халфмун подумал, что ночевка посреди болота или под тем же мостом была бы не так уж плоха.
– Разумеется. У меня одна из лучших, то есть – лучшая ванная комната в городе, – сказал Бальтазар и открыл заваленную хламом дверцу, из-за которой на Полулунка повеяло могильным холодом и запахом гнили.
– Определенно, путешествие на север покажется тебе детской забавой, – Халфмун с трудом протиснулся в узкий дверной проем ванной комнаты. Захлопнув за собой дверцу, он с удивлением обнаружил, что торчащий из стены краник способен выдавать горячу воду. Полулунок стащил с себя грязную сырую одежду и с наслаждением погрузился в ванну. Разомлев в тепле, изнуренный Халфмун закрыл глаза и тут же уснул. Во сне он видел весеннюю Бобровую Заводь и улыбающуюся Унию в венке из одуванчиков.
Проснувшись, когда вода в ванне остыла, Полулунок выстирал одежду и приступил к сборам. Разгребая завалы мусора в поисках чего-нибудь съестного, Халфмун наткнулся на картину в треснувшей раме. С картины на него смотрели три улыбающихся человека – высокий статный мужчина с хрустальным бокалом на голове, красивая женщина с изящной вазой и пухлый жизнерадостный мальчик, в котором Полулунок по головному картонному стаканчику с удивлением узнал Бальтазара. Счастливое семейство стояло перед ладным маленьким домиком, щедро украшенным изображениями экзотических цветов и диковинных животных.
– Давно ты переехал в этот дом? – спросил Халфмун.
– Ты о чем? Я тут живу с самого своего рождения, – ответил Силагон. – Раньше вместе со мной жили родители, но пять лет назад, в год моего совершеннолетия, они покинули меня.
– Мне очень жаль, Бальтазар, – проговорил Полулунок, чувствуя себя неловко от того, что затронул такую болезненную тему.
– А уж мне-то как жаль, – Бальтазар скрипнул зубами. – Эти подлые эгоисты купили дом в два раза больше, переехали в него, а меня оставили тут. Сказали, что я должен научиться заботиться о себе самостоятельно. А чему тут учиться? Самостоятельность у меня в крови. Нет дела, которое было бы мне не по плечу, и то, как я веду хозяйство в этом роскошном доме, отличная демонстрация моей зрелости.
Сложив в свою сумку все полезное для путешествия, что отыскалось у Бальтазара, Халфмун ладонью стер толстый слой пыли с оконного стекла, приметил на небе северную звезду и заново улегся спать. При этом он бесцеремонно занял единственную кровать в доме, а на многочисленные визгливые возражения Силагона ответил одной фразой: – Умолкни, пожалуйста, завтра у нас будет долгий трудный день.
4
Полулунок не ошибся – следующий день начался с трудностей. Кое-как заставив себя встать с кровати, он потратил немало сил и времени на то, чтобы разбудить свернувшегося на полу Бальтазара. Халфмун долго тряс того за плечи и кричал «подъем!», но Силагон вскочил на ноги, лишь услышав слово «полиция».
– Что? Где? Зачем полиция? Я ничего и никогда, клянусь! – бешено озираясь, бормотал Бальтазар.
– С добрым утром, – Полулунок впихнул в руки перепуганного Силагона свою дорожную сумку. – Пора в дорогу. Припасы будем нести по очереди – скажешь, когда устанешь.
– Я это… уже, – Бальтазар присел под весом сумки, его колени дрожали. Халфмун молча забрал у него сумку и вышел из «великолепного» дома.
Поначалу путь, указанный звездой, совпадал с одной из дорог, ведущих от Красвиля на север. Силагон был бодр и весел. Шагая налегке, он подобрал палку и, размахивая ею, как саблей, с задорным свистом кромсал растущие на обочине лопухи.
Через несколько часов дорога сменила направление на восточное. Халфмун, не колеблясь, сошел с нее и устремился через поле в сторону темно-зеленой полосы леса на горизонте.
– А по дороге никак нельзя дойти? – спросил Бальтазар.
– Можно. Но только не туда, куда идем мы.
Силагон начал ныть и хныкать, что устал, натер ноги, проголодался, хочет пить, есть и спать раньше, чем закончилось поле, и они с Халфмуном вошли под полог леса.
– Ладно, сделаем привал тут, – Полулунок уселся на покрытую изумрудным мягким мхом землю, достал из сумки мешочек с сушеными фруктами и протянул Бальтазару.
– Ты уверен, что мы не пропадем в лесу? – жуя яблоко, спросил Силагон. – От этой жуткой чащобы у меня мурашки по спине. А я, как ты мог заметить, не робкого десятка.
– Не пропадем, если трясины и гигантские бобры будут встречаться не слишком часто, – от слов Халфмуна Бальтазар побледнел, но ничего не сказал.
Забираясь дальше и дальше вглубь леса, Полулунок все больше удивлялся тому, насколько он отличается от тех зарослей, через которые ему пришлось продираться после ухода из Бобровой Заводи. Здешние деревья с толстыми, как колонны, стволами, были так высоки, что увидеть их кроны можно было, лишь запрокинув голову. За весь день на пути не попалось ни одного куста, ловушки бурелома или трясины. Под ногами был все тот же упруго пружинящий ковер изо мха. Но самым странным Халфмуну показалось совсем не это.
– Ты слышишь? – спросил он Бальтазара.
– Слышу что?
– Вот именно – тишина. Ни птиц, ни зверей, ни насекомых, даже шелеста листьев и скрипа стволов не слышно.
– Ты хочешь сказать, что… – Силагон, затравлено оглядываясь, вжал голову в плечи. – Что мы попали в окружение? Они притаились, чтобы напасть, когда мы не будем этого ждать?
– Брось, какие еще «они», – отмахнулся Полулунок. – Ты посмотри – тут кроме деревьев и мха вообще ничего нет. Видишь хоть одну травинку, ягодку или грибок?
– Нет. Значит, мы в безопасности?
– Надеюсь, что так оно и есть, – Халфмун погладил рукоять висящего на поясе ножа.
День за днем Полулунок и Силагон шли через лес, не встречая никого и ничего. Идти было легко и даже приятно, Халфмун почти научился не обращать внимания на жалобы Бальтазара. Каждый вечер перед тем, как лечь спать на мягкий мох, Полулунок забирался на макушку дерева, над бескрайним недвижным морем крон находил взглядом звезду и успокаивался, что не сбился с пути. Без звездной подсказки он давно бы решил, что заблудился и бродит по кругу, настолько неизменным было лесное окружение.
Через неделю, как Халфмун ни пытался экономить припасы, еда и вода, взятые в Красвиле, закончились.
– Мы обречены! – горестно взвыл Бальтазар. – Будь проклят тот день, когда я встретил тебя, лживый Полулунок. Я знал, что ты ведешь меня на верную погибель, но твои сладкие речи затуманили мой бедный мозг.
– Сладкие, говоришь? – Халфмун влепил Силагону отрезвляющую пощечину, а после еще одну: – Это тебе за лживого Полулунка.
– Давай, забей меня до смерти – уж лучше так, чем сгинуть от голода и жажды, – взвизгнул Бальтазар и горько разрыдался.
– Плачь-плачь, расходуй воду на слезы и сопли, – проворчал Халфмун.
– У нас нет ни единого шанса выбраться отсюда, – всхлипнул Силагон, но плакать перестал.
– Да что ты говоришь. Гляди, – Полулунок оторвал от земли большой пучок мха и крепко сжал его в руке. Из кулака тут же засочилась влага. Халфмун слизнул проступившие между пальцев капли: – Немного горчит, но это лучше, чем ничего.
– А вдруг мох ядовитый?
– Скоро узнаем, – Полулунок равнодушно пожал плечами. – Я буду пить моховой сок, а ты смотри – если до завтра со мной ничего не случится, то не ядовитый.
– До завтра? Ну уж нет, – Бальтазар принялся рвать мох и мять его в ладонях, но как он ни старался, ему не удалось выжать ни капли сока. Вздохнув, Халфмун взял флягу, за час наполнил ее моховой жидкостью и протянул Силагону: – Пей. Только если еще хоть раз разревешься, сам будешь воду добывать.
Решив проблему с водой, Халфмун попробовал утолить голод с помощью того же мха, древесной коры и листьев, но те решительно отказались задерживаться в его желудке. Хоть Полулунок и не подвал вида, что обеспокоен, мысленно он начала соглашаться с Бальтазаром. Его ночные сны вновь наполнились образами обитателей Бобровой Заводи, которые так же визгливо, как Силагон, укоряли его в безрассудстве. Даже Уния из сновидений кричала: «Дурак, сумасшедший уродец, так тебе и надо». Но чаще Халфмун просыпался не от кошмаров, а из-за оглушительного урчания животов – своего и Силагона.
В очередной раз взбираясь на дерево, чтобы свериться со звездой, Полулнок поймал себя на мысли, что Бальтазар не такой уж плохой спутник, если его можно съесть. О том, как лучше упокоить Силагона, Халфмун подумать не успел. С верхушки дерева он увидел то, на что уже не смел надеяться – огни города, до которых, казалось, рукой подать.
– Бальтазар, дружище, мы спасены! – Полулунок спешно слез с дерева и стиснул Силагона в объятьях. – Сон отменяется, там впереди огромный город! Если поспешим, то к утру будем на месте!
– Ура! Я знал, что какому-то глупому лесу не справиться с Силагоном! – Бальтазар просиял, хоть и был обессилен настолько, что последние несколько дней даже ни на что не жаловался.
Полулунок и Силагон шли всю ночь напролет, но то, что открылось им, когда они вышли из леса, привело их в изумление. Перед путешественниками определенно был город – они видели очертания домов ис острыми шпилями и башенками. Но город этот находился за гладкой полупрозрачной стеной, конца и края которой не было видно.
– Как будто бы стекло, – Халфмун постучал пальцем по стене.
– И где же ворота? – Бальтазар растеряно хлопал глазами.
– Уж точно не наверху, – верхушка стены скрывалась за облаками.
– Я хочу немедленно попасть в этот треклятый город! – Бальтазар схватил с земли камень, формой и размером напоминающий лошадиную голову, и швырнул его в стену. Стена отдалась колокольным гулом, а камень отскочил от нее обратно в Бальтазара так, что он еда сумел увернуться. В том месте, где камень врезался в мутную гладь стены, не осталось ни малейшей трещины или царапины.
– Ого! – внезапная прыть Бальтазара удивила Халфмуна не меньше, чем прочность стеклянной преграды. – Пойдем вдоль стены и рано или поздно обязательно наткнемся на вход.
– Опяяять идти, – простонал Силагон, но послушно поплелся следом за Полулунком.
Поиски ворот оказались куда более трудным делом, чем Халфмун мог себе представить. Лучи нещадно палившего солнца отражались от стены и раскаляли воздух так, что он дрожал и плыл, как жидкое масло. За мутной стеной иногда виднелись силуэты людей, но докричаться до них оказалось не проще, чем пробить стену камнем. Моховой сок давно закончился, но Полулунок не хотел останавливаться раньше, чем отыщет вход. Солнце пошло на закат, но и силы путешественников к тому времени были на исходе.
– Я больше не… – Бальтазар тряпичной куклой повалился на землю, глаза его закатились, а из пересохших растрескавшихся губ послышался хрип.
– Держись, я уверен, еще чуть-чуть, и мы дойдем, – Халфмун и сам едва стоял на ногах. Вместо того, чтобы упасть рядом с Силагоном, он поднял его, взвалил себе на плечи и пошел дальше.
– Нет. Входа нет, – пробормотал Бальтазар.
– Бобрам на смех, не может такого быть.
– Камень, камень, входа не существует, – эти слова Силагона Полулунок сперва принял за бред, но тут его взгляд наткнулся на камень, похожий на лошадиную голову. Сомнений в том, что они обошли город по кругу и вернулись туда, откуда начали, не осталось.
– Вот теперь можно начинать паниковать, – мрачно усмехнулся Халфмун. Сил у него не осталось даже на то, чтобы вернуться в лес и надавить немного сока изо мха. Полулунок опустил Бальтазара на землю, сел рядом с ним, привалившись спиной к остывающей в сгущающихся сумерках стене, закрыл глаза и приготовился уснуть навечно.
Погружаясь в оцепенение, Халфмун прислушивался к себе. Он ждал, что услышит, как его сердце замедлит свой ход, кровь, шумящая в висках, смолкнет, и не останется ничего, кроме тишины. Однако вместо этого до слуха Полулунка стали доносится потрескивания и короткие щелчки.
«Так вот как звучит смерть, – подумал Халфмун. – Как костер. Получается, что умереть – это сгореть изнутри».
Звуки стали громче, и к ним прибавился запах жарящегося на огне мяса.
«Странно, что у смерти не холодное пламя. Иначе с чего бы мертвецам коченеть? Но я ощущаю запах своих горящих внутренностей, не чувствуя ни жара, ни боли. Должно быть, я уже умер» – решил Халфмун. В этот момент у него зачесался нос, и Полулунок утер его тыльной стороной ладони. Секунду спустя, сообразив, что у мертвецов в носу не свербит, юноша распахнул глаза. В ночной темноте он отчетливо увидел мерцающий свет на кромке леса.
Не сумев встать на ноги, Полулунок пополз к огню.
– Есть… Пить… – прохрипел он, вползая в пляшущие на земле отблески костра.
– Ядерная грыжа! – сидящий у костра человек испуганно отпрянул от Халфмуна.
– Умоляю…
– А это… Нету у меня ничего, ага. Совсем ничего нет, – человек проворно схватил закрепленный над огнем прут и спрятал его за спину. – Хотя, если у тебя найдется что-нибудь для меня, то и я кое-что отыскать сумею.
– Желание… любое… знаю, как выполнить…
– Сказочки, хе-хе. Думаешь, дурачка нашел? Я тебя напою, накормлю, а ты потом – фьють, сбежишь, и поминай, как звали.
– Клянусь… помогу исполнить… любое… желание… – Халфмун прилагал титанические усилия, чтобы оставаться с сознании.
– Вот заладил-то, – человек покачал головой. – Правда, желание у меня имеется. Эх, всегда я из-за своей доброты страдаю. Но если обманешь, то я с тобой такое сделаю, что… что лучше тебе не знать.
Человек вытащил из-за спины прут, снял с него кусочек неведомой пищи и вложил в рот Полулунка. После того, как Халфмун жадно проглотил кусок, человек приложил к его губам флягу и дал сделать один глоток мохового сока.
– Там у стены мой друг, ему тоже нужно хоть немного еды и воды, – Полулунок попытался встать с земли, но не смог. Он чувствовал себя лучше, но все равно был еще слишком слаб.
– Я тебе что, харчевня ходячая что ли? – возмутился человек.
– Он… – Халфмун припомнил хвастливые слова Бальтазара. – Он из рода Силагонов – самого славного и богатого рода города Красвиля. Силагон владеет несметными сокровищами и не останется в долгу. Его благодарность за помощь будет царской.
– Вот ведь ядерные чудеса, – человек присвистнул, его глаза заблестели в свете огня. – Исполнители желаний и благородные богачи тут, знаешь ли, не часто встречаются. Ладненько, милосердие – мое второе имя. Но если твой дружочек меня не отблагодарит, то вам обоим было бы лучше… вот.
Увидев, как человек, кряхтя и ругаясь, подтащил Бальтазара к костру, Полулунок провалился в темное безвременье сна.
Утром Халфмун проснулся от голоса, прокаркавшего ему в ухо: – Солнце уже высоко, пора платить за гостеприимство.
Открыв глаза, Полулунок увидел, что над ним склонился вчерашний спаситель. Кожа его безволосой головы была цвета болотной ряски, а из макушки торчала большая кружка с тремя кривыми ручками.
– Только без глупостей – твой ножик у меня, так что не советую рыпаться, – Халфмун почувствовал прикосновение прохладного металла к своей шее.
Зевнув, Полулунок коротким движением схватил зеленокожего за руку и вывернул его запястье так, что нож выпал на землю.
– Ууу, ядерный обманщик! – взвыл зеленокожий.
– Меня зовут Халфмун Полулунок. И если я поклялся помочь исполнить твое желание, то так я и сделаю. Только больше не трогай мои вещи, а то руки тебе переломаю.
– Прошу прощения, просто так уж случилось, что сейчас никому нельзя верить на слово, – растирая запястье, прошипел зеленокожий. – Меня зовут Трехручка. А твой друг – он и вправду богатей?
– Это истинная правда. Я, Бальтазар Силагон, принадлежу самому богатому, уважаемому и славному роду Красвиля, – из-за спины Трехручки показался Бальтазар с гордо задранным носом.
– Вот и славненько, господа, – заулыбался Трехручка. – Я очень рад нашему миленькому знакомству. Чтобы не омрачать его всякой чепухой, я бы хотел получить обещанное мне исполнение желания и царскую благодарность, и больше не тревожить вашенские сиятельства.
– Обсудим это за завтраком, – ответил Халфмун, перекрикивая урчанье собственного живота.
Трехручка развел костер, достал прут и принялся насаживать на него куски бледного мяса.
– Что это? – с подозрением спросил Бальтазар.
– Сейчас покажу. Только не шумите, – отойдя на несколько шагов от костра, Трехручка очистил землю ото мха и приложился к ней ухом. После минутного сосредоточенного вслушивания, он запустил пальцы в рыхлый влажный грунт и вытащил из него толстого червя с огромным количеством ножек.
– Мы это… ели? – глядя на извивающегося червяка, Силагон позеленел так, что стал походить на Трехручку.
– Извиняйте, ваше благородство, но в тутошних лесах из съедобного только сырицы водятся, – ответил Трехручка и с хрустом отгрыз многоножке голову.
– Жарь уже, раз такое дело, – сказал Халфмун, чье чувство голода было многократно сильнее отвращения. – А пока жаришь, расскажи, что это за город такой без входа и выхода.
– О! Это Экстраполис – лучший из городов, – Трехручка пристроил прутик с мясом сыриц над огнем и мечтательно прикрыл глаза. – В Экстраполисе не едят сыриц. Там есть такие штуки, которым достаточно сказать, какое блюдо желаешь, и оно тут же появляется в специальном шкафчике. Еще там не приходится гнуть спину. Для всех работ существует целая туча штук от вот такусеньких до огроменных. Нужно лишь приказать одним штукам, и они сами землю вспашут, семена посеют, воды для полива натаскают, а потом и урожай соберут. Другие штуковины одежду шьют, третьи дома строят, четвертые любые болезни лечат, пятые за чистотой и порядком следят. Да и это не все. В Экстраполисе даже ноги утруждать нет смысла – самоходные телеги куда надо тебя в лучшем виде доставят. Погода там никогда не бывает плохой – ни холода, ни жары, ни дождя, ни снега. Всегда сплошь тепло и уют. И горожане там счастливее всех, никаких бед не знают, ни в чем нужды не испытывают. Знай себе удовольствия получают, представления всякие смотрят, музыками наслаждаются и живут по сотне лет.
– Вот уж сказка, так сказка, – усмехнулся Халфмун. – Впрочем, немудрено, что ты таких басен насочинял. Все равно ведь в Экстраполис не пройти, значит, и проверить бредни твои нельзя.
– Ядерная чушь! – взвизгнул Трехручка. – Я родился в Экстраполисе и все-все о нем знаю. Город накрыт сплошным колпаком, как тот, что у тебя на голове, только в тысячи тысяч раз больше, но дорога в него есть. Она идет под землей через глубокий колодец, который переходит в длиннющий каменный лаз.
– К чему же уроженцу столь славного города покидать его? – удивился Силагон. – Не хочу никого оскорбить, но не разумнее было бы вернуться в Экстраполис, чем питаться этими э… сырицами?
– Верно подмечено, господарик. Но тут заковыка имеется, – Трехручка вздохнул. –Колпак стеклянный, что над городом, не сам вырос. Давным-давно, когда меня и в помине не было, стоял Экстраполис, открытый всем ветрам. И создали тогда тамошние жители самую огромную штуковину из всех, такую, какая могла бы им солнце и днем и ночью заменять, да ветра в нужную сторону разворачивать. Выкатили они ту штуку на высокую гору, приказали ей работать, а она возьми, да разлетись на мельчайшие детальки. И это еще не вся беда – вместе с частями из штуковины облако такой гадости вылетело, что все живое от него сразу передохло – и люди, и звери, только мох, деревья, да сырицы остались. Пока облако двигалось к Экстраполису, люди успели город под колпаком спрятать.
– Смею заметить, что облака имеют обыкновение двигаться отнюдь не медленно, – Бальтазар поднял указательный палец и ткнул им в небо. – Видите то облачное образование? Пару минут назад оно возле горизонта было, а теперь уже к солнцу подплывает. Как же досточтимым гражданам Экстраполиса удалось столь шустро соорудить обозначенную куполообразную конструкцию с размерами, поистине поражающими воображение? Тут, простите меня за проявленную проницательность, я могу узреть явные признаки выдумки. Ведь не по волшебству же город в считанные минуты под колпаком изволил скрыться.
– Еще раз кто из вас, госпадариков, намекнет, что я сыриц на уши вешаю, живо тот без ушей останется, – огрызнулся Трехручка. – Купол – вот он стоит, смотри на него, хоть пока глаза не сломаешь. И что быстро его состряпали, каждый в Экстраполисе знает – эта история поколениями передается. Как нашим паренькам строителям так подшустрить удалось, то вам не понять. Вы телеги-то хоть самоходные видали? Нет? То-то и оно, мозгов у вас не хватит, чтоб такую мощь умственную, смекалку и рукастость вообразить. Что до колпака, то хоть и поторапливались горожане изрядненько, все равно малость опоздали. Что-то от облака того, будь оно неладно, все-таки под колпак успело просочиться. Стали в семьях тех, кто заразы глотнул, но не помер, дети уродливые рождаться.
– Поэтому ты такой зеленый? – спросил Полулунок.
– У кого-то на голове стакан с двумя ручками оказывался, а у кого и с тремя, – продолжил Трехручка, словно не слыша вопроса Халфмуна. – Таких детей горожане из Экстраполиса по каменному ходу и дальше через колодец выносили и в мертвом лесу бросали. Боялись, что заразу того облака дети эти им передать могут. Они там же и мусор выбрасывают, потому что колпак-то не резиновый. Я зла на них не держу – в том мусоре и одежка приличная попадается, и еда годная, но, ядерный чертополох, вернуться в Экстраполис хочу – слов нет. Вот это мое желание, господин исполнитель, и прошу выполнить прямо сейчас или еще раньше.
– Не понимаю, какая тебе помощь нужна, – жуя поджарившуюся сырицу, сказал Полулунок. – Раз ты знаешь, где находится колодец, лезь в него – и дело с концом.
– Так не выйдет. Колодец такие штуковины сторожат, что меня с моими тремя ручками ни за что не пропустят. Как-то один парень с двумя ручками попытался мимо них пробежать, так штуковины ему ручки вместе с головой оторвали. Поэтому, господин Полулунок, отплатите за мою щедрость, сделайте так, чтобы я нормальным стал и в Экстраполис родной вернулся на правах уважаемого гражданина.
– Твое желание я выполнить не могу, но…
– Обманщик! – Трехручка вцепился в горло Халфмуна, и, чтобы стряхнуть его руки, юноше пришлось отвесить зеленокожему довольно сильный удар в ухо.
– Я говорил, что не сам исполню, а помогу исполнить твое желание, – откашлявшись, сказал Полулунок. – Мы с Бальтазаром как раз направляемся к волшебнику. И, если больше не будешь тянуть ко мне свои зеленые грабли, можешь пойти с нами.
– Ядерная несправедливость, – проворчал Трехручка, держась за ухо. – Но благородный господин Силагон не станет откладывать на потом царскую благодарность?
– Что? А, да, само собой разумеется, – Бальтазар встал и с важным видом положил руку на плечо Трехручки. – Дорогой э… Многоручка! Приношу тебе царскую благодарность за твои благие поступки, стремления и так далее, и тому подобное.
– И это все? – от ярости глаза Трехручки полезли на зеленый лоб. – А сокровища? А несметные богатства?!
– Да-да, конечно, – Бальтазар небрежно кивнул. – Будет тебе сокровищ столько, сколько э… в, общем, много, да. Но это все потом, когда доберемся до волшебника и обратно вернемся. А то, понимаешь ли, путь нам предстоит неблизкий и опасный – сокровища в такие путешествия с собой брать крайне неблагоразумно.
– Ну, господа хорошенькие, если вы меня попытаетесь обмануть…
– Полдня уже лясы точим, – перебил Трехручку Полулунок. – Пора в дорогу собираться. Я пока мохового сока отожму, ты налови побольше сыриц, а Бальтазар… Бальтазар пусть отдохнет хорошенько, чтобы мне его не пришлось на руках таскать, как вчера.
5
Колпак Экстраполиса остался позади, а лес сменился голой выжженной солнцем пустошью.
– Вот тута то облако из большущей штуковины и обосновалось, – сказал Трехручка. – Даже деревья со мхом передохли.
Более жуткого места Халфмун не видел – желтый песок под ногами, бесцветное небо до самого горизонта и нестерпимая жара. Радовало Полулунка только то, что они с Трехручкой заготовили сока и жареных сыриц на много дней вперед.
– Мы обречены на смерть? – устало поинтересовался Бальтазар.
– Сначала богатства обещанные отдай, а потом будешь помирать и вообще делать, что хошь, – Трехручке, тащивший половину припасов, покосился на Силагона, идущего налегке. – Через день пути речушка должна быть. Говорят, за нее облако не перебралось.
– Надеюсь, так оно и есть. Даже если об этом говорят люди, верящие в самоходные телеги и в чудесные штуковины, выполняющие любую работу, – сказал Халфмун и ускорил шаг.
Следующим утром Полулунок, Бальтазар и Трехручка уперлись в водную преграду. Перед ними оказался поток, бурлящий и клокочущий между двумя крутыми берегами.
– Речушка, говоришь? – спросил Халфмун.
– Да мне почем знать? Я тута отродясь не бывал, – Трехручка пожал плечами. – Была бы свалка Экстраполиса здесь – тогда конечно, познакомился бы с этим местечком поближе.
– Друзья, я тут совершенно внезапно подумал, насколько прекрасно, что судьба свела нас вместе, – благостно улыбаясь, Силагон приобнял Трехручку и Полулунка.
– Да и так понятно, что ты плавать не умеешь, – Халфмун стряхнул с плеча руку Бальтазара. – Только такую стремнину не то, что человеку, – ни одному бобру не переплыть.
– На меня не смотрите, я этих ваших речушек в глаза не видывал, – сказал Трехручка. – Вот вы тут все такие из себя благородные – вам и придумывать, как через этот ядерный термояд переправляться.
– Если поток здесь такой шустрый, выше по течению должен быть порог, – Халфмун вспомнил, как отец рассказывал ему о строительстве запруд. – Если повезет и порог каменистый, мы сможем перейти.
Догадка Полулунка оказалась верной – поднявшись вверх по течению реки, путешественники увидели порог, оскалившийся огромными валунами, сквозь которые, пенясь и завихряясь, бежала вода. Перескакивая с камня на камень, Халфмун быстро перебрался через реку. После бесконечных прыжков по болотным кочкам это показалось ему детской забавой.
– Эй, что вы там застряли? – крикнул Полулунок Бальтазару и Трехручке, топчущимся на другом берегу.
– Я с сожалением вынужден отметить, что эти камни слишком скользкие, а это существенно увеличивает риск падения с последующей гибелью, – ответил Силагон, с ужасом глядя на водопад.
– Во-во, ядерно увеличивает, – поддакнул Трехручка.
Халфмун представил себе, как Бальтазар и Трехручка поскальзываются на мокрых валунах, шлепаются в воду и, вереща и нелепо размахивая руками, стремительно уносятся течением. Усмехнувшись мысленному видению, Полулунок отогнал его.
– Ладно, бобер с вами, пойдем искать тихий брод.
Поиски брода заняли весь день. Зато на пороге сумерек, когда он был найден, Халфмун с величайшим удовольствием искупался в спокойной кристально чистой воде, а после выстирал свою одежду.
– Вы бы тоже сполоснулись, – предложил он своим спутникам.
– Не вижу в этом абсолютно никакой необходимости, – поморщился Бальтазар.
– Во-во, и я вообще не вижу, – согласился Трехручка.
– Тогда спать ложитесь подальше от меня, – сказала Полулунок. – Уж больно сильная от вас вонь.
Ночью Халфмун спал крепко и безмятежно, впервые за много дней не мучаясь ни животом, ни сновидениями.
Долина за рекой разительно отличалась от предшествующей ей мертвой пустоши. Тут щедро колосились травы, цвели многочисленные кустарники, над которыми порхали бабочки и стрекозы, в кронах деревьев заливались птицы. На глаза путешественникам попадались олени с пятнистыми оленятами, лоси с тугими боками и круглые кабанчики. Заметив людей, животные не проявляли беспокойства, в отличие от Силагона.
– Гигантский бобер, о котором говорил Халфмун! Монстр собирается напасть! Спасите! – завопил Бальтазар при виде белки. До этого он своими криками уже успел спугнуть всех зверей, на которых Халфмун рассчитывал поохотиться
– Не ори, если хочешь, чтобы сегодня на ужин у нас были не сырицы, а нормальное мясо, – прошипел Полулунок, увидев в зарослях очередного кабана. И ему действительно удалось подкрасться к кабану и всадить нож в основание толстенной шеи. Но только после того, как Трехручка по его просьбе зажал ладонью рот Силагона.
После ужина из жареной кабанятины и ночевки на ароматных луговых травах настроение поднялось у всех, а Бальтазар даже перестал бояться бурундуков и полевых мышей. «Советую вам проявить благоразумие и отступить» – говорил он неразумным грызунам.
Несмотря на то, что долина казалась бескрайней, Халфмун получал удовольствие от путешествия по ней. Ему представлялось, что там, сразу за линией горизонта, он найдет северного волшебника, заполучит такой стакан, о каком в Бобровой Заводи никто и мечтать не мог, и заживет полной жизнью. Трехручка и Бальтазар тоже были бодры и преисполнены надежд.
– Пожалуй, я бы остался в этой долине, – как-то раз сказал Трехручка. – Ну, в смысле, если б тут Экстраполис стоял. Нету ничего лучше Экстраполиса.
– Странное дело. Если детей с уродством выкидывают на помойку, как тебе удалось так много узнать об Экстраполисе? – спросил Полулунок.
