полная версия

Галина Колоскова
Желание на любовь

Мэтт попросил риэлтора позволить осмотреть дом самостоятельно. И сейчас тот сидел в тесном «Форде» напротив двухэтажного белого коттеджа. В ожидании вердикта мужчины с дочерью, невероятно похожих друг на друга не только внешне, но и повадками. Он успел убедиться в этом за день.

Агент по недвижимости порылся в объёмном кармане чёрного пальто, достал шоколадный батончик и вгрызся в него зубами. День был долгим и утомительным. Он мечтал поскорее оказаться в уютной спальне просторного коттеджа перед экраном огромной плазмы, рядом с тёплым боком любимой болонки. «Надеюсь, Маргарет не забыла её выгулять…»

– Папа, мне здесь не нравится. – Лилибет смотрела из окна просторной комнаты на заснеженный сад. – Как-то мрачновато.

Мэттью рассмеялся недовольной мине, скорченной девочкой:

– Может быть, потому, что уже темно, и ты устала? Всё-таки просмотреть три дома за один день – это слишком.

– Хорошо, что они в одном районе. – Лилит взяла отца за руку и потащила к выходу. Шаги громким эхом отдавались в высоких потолках.

– Я есть хочу, давай отложим всё до завтра!

– Завтра мы идём смотреть школу.

– Хорошо, на следующие выходные. К чему такая спешка? Мне нравится твоя квартира. Там такой обалденный вид на город!

– Но она не нравится маме. – Вуд задержался в дверях. – Мы же с тобой уже обсуждали это.

Девочка нахмурилась, перебираться из квартиры в дом не хотелось. Они с Одри успели побывать в школе рядом с нынешним жилищем отца. Директор – хороший знакомый Харриса и наверняка не станет доставать родителей по малейшему поводу. А недостатка в поводах не будет…

Она тяжело вздохнула:

– Ладно, готова посмотреть ещё что-нибудь, – и сделала шаг вперёд, но Мэтт придержал её рукой.

– Подожди, давай поговорим начистоту. – Он развернул дочь к себе лицом и заглянул в глаза: – Что тебя беспокоит?

– Честно? – наморщила она нос, теребя нервными пальцами край короткого пуховика.

Мэтт улыбнулся, подбадривая:

– Только честно!

– Школа!

Бровь агента поползла вверх:

– Не понял. Причём тут дом и школа?

– Как «причём»? – опустила взгляд Лилибет, пробормотав: – Мне же нужно где-то учиться?

– Конечно, – кивнул он,– и школа всего в нескольких минутах езды отсюда.

– Ты меня не так понял. – Замялась девочка. – Для меня имеет значение, какая школа.

Вуд усмехнулся. Кажется, он начинал догадываться, что особенно привлекало дочь в его холостяцкой квартире.

– Одри водила тебя в школу, где директором служит мистер Беденг, друг отца?

– Да!

Мэттью уже хотелось смеяться. Он вспомнил предостережения мужа Риты, задавая очередной вопрос:

– Ты не хочешь, чтобы мы с мамой стали частыми гостями директора?

– Да!

– Раньше по вызовам в школу ходил Джон?

– Откуда ты знаешь?– искренне удивилась Лилибет.

– Не забывай, где работает твой отец,– понизив голос, таинственно прошептал агент. – Для ФБР нет никаких тайн. Запомни это на будущее!

Мэтт рассмеялся, заметив, как сошлись на переносице нахмуренные брови девочки.

– Он сам рассказал. Но вот то, что я тебе сейчас скажу, пусть станет нашей маленькой тайной. – Вуд снова понизил голос до шёпота: – Ходить в школу буду я, так что можешь давать всем отпор.

Губы Лилибет расползлись в улыбке, и «суровый» папа тут же проговорил:

– В пределах разумного, конечно. – Он чуть помолчал и добавил строгим голосом: – Потому что наказывать буду тоже я!

Девушка открыла входную дверь, вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, и рассмеялась:

– И каким образом? Ремнём бить станешь?

– Напрасно смеёшься! Есть наказания пострашнее. – Мэттью придержал её за рукав и, добившись внимания, ответил совершенно серьёзным голосом: – Прежде всего, карманными деньгами и запретом на свидания!

– Только Чайтону не говори, ладно? – немного сникла и уже не шутя попросила отца Лилит.

– Договорились!

Он взглянул на выползшего из машины пухлого риэлтора и громко спросил:

– Так что скажешь насчёт дома?

Девочка обернулась и, придирчиво осмотрев высокое строение, ответила:

– Давай вернёмся сюда ещё раз? – (Мэтт кивнул, соглашаясь.) – Этот мне понравился больше всего, но хочу услышать, что скажет Одри.

– Мнение моей сестры для тебя так важно?

– Конечно пап! Ну а кто, кроме неё, будет заниматься дизайном?

– Только послушай меня, не доверяй Занозе выбирать музыку для звонка. – Дочь улыбнулась, но агенту было не до смеха. – И не соглашайся, если она начнёт настаивать на сюрпризах. – Он представил, как мерзко трезвонит в новом доме старый звонок, и вздрогнул. – Я это вполне серьёзно говорю. Потом будет невозможным выкинуть подарок!

– Я всё поняла!

Лилибет заметила, как агент по недвижимости стряхнул с пальто налипшие крошки, но в уголках пухлых губ остались следы шоколада. В животе девочки предательски заурчало.

Мэттью обнял дочь за плечи и улыбнулся:

– Ты говорила правду о желании поесть.

– Этот проклятый живот вечно меня выдаёт.

– Это тебе досталось от мамы, вы две обжорки.

Лилит попыталась сбросить его руку, изображая из себя обиженного ребёнка, Вуд рассмеялся и чмокнул девочку в макушку.

– Зато я всегда буду знать, не забыли ли вы поесть за день. – Он немного отстранился, провёл оценивающим взглядом по дочери и добавил: – Нужно вас откормить немного, сейчас быть настолько худой – не модно!

Лилибет прекрасно помнила рассказ Бренды о вечной борьбе отца за стройную фигуру. Она хлопнула Мэтта ладонью по животу.

– Зато нам не грозят вечные пробежки по утрам.

– А что в этом плохого? – Мэттью втянул живот и задышал грудью.

Девочка отвечала сквозь смех, сознаваясь ещё в одной схожести с матерью:

– Я лучше лишний час посплю!

Они сели в машину и подвезли риэлтора до дома, пообещав хорошенько всё взвесив дать ответ на следующий день. Вуд развернул автомобиль и направился в сторону Джорджтауна, но, вспомнив, что ничего сегодня не готовил, предложил Лилит:

– Есть несколько вариантов ужина. «А» – я могу наскоро приготовить какую-нибудь заморозку; «В» – можем поужинать в каком-нибудь кафе и «С» – напроситься на ужин к Брендону или Бренде. – Он скосил глаза на дочь: – Решать тебе.

– Я выбираю вариант «D».

– Это какой?

Лилибет усмехнулась:

– Твоя дочь не Одри и умеет готовить сама!

Мэтт надул щёки и покачал головой, проговорив без насмешки:

– Не дочь, а находка!

– Начинай гордиться! – объяснив своё рвение: – Просто мне нужно чем-то заняться. Если, конечно, ты не против?

– Не против. – Кивнул он, добавив: – Даже если ты закинешь в духовку заморозку.

– Как нам с мамой с тобой повезло! – улыбалась девочка, довольная сговорчивостью хоть одного из родителей.

– Если бы только и она это поняла. – Агент нахмурил лоб.

Лилибет постучала ладонью по его колену.

– Пап, она это знает, просто дай ей время. Она не из тех, кто сразу бросается на шею.

– Дал, но она не отвечала на мои звонки, а в субботу нам лететь в Финикс. – Он посмотрел на дочь: – Если, конечно, ты не передумала. Я и сам сумел бы всё уладить.

– Нет, мы полетим вместе!– ответ был категоричным.

Лилит смотрела на отца. Она пыталась понять, что с ним происходит? После возвращения из Финикса тот ходил хмурым. Отец моментально натягивал дежурную улыбку, как только ловил на себе её взгляды.

– Пап, а теперь давай ты начистоту. Что-то случилось?

– Ничего страшного. – И снова та самая улыбка.

– Вы поссорились с мамой? – продолжала допытываться дочь.

Сердце Мэтта пропустило удар, но на лице не дрогнул ни один мускул. Кэтлин всё же ответила на сообщение с признанием в любви, но почти через сутки: «Что ты надеешься получить в ответ?»

Вуд долго смотрел на экран. Это вторая пощёчина от любимой брюнетки, но теперь она била по сердцу – и это намного больнее. И действительно, на что он надеялся? Да на что угодно, но не, что она опять спрячется в ракушку.

От того, что ты понимаешь, что грубость любимого человека – всего лишь защитная реакция, боль не становится меньше. Кэт защищается, но как сквозь эту защиту пробиться? И сколько на это потребуется времени?

Агент не стал отвечать. И второе послание – ещё через сутки – выглядело как извинение: «Я приняла решение. Лилибет пока останется с тобой в Вашингтоне».

Ей было намного проще написать эти несколько слов, чем произнести вслух. Впервые Кэтлин расставалась на столь долгий срок с дочерью. Мэтт всё это понимал и принял молчаливое извинение, но попытки дозвониться оставил, решив, что сделать это она должна сама.

И вот теперь «пока» висит как Дамоклов меч. Что будет, если Кэт передумает, увидев Лилибет рядом с собой в Финиксе? А если материнская любовь возобладает над благоразумием? Что будет тогда с девочкой? О себе он думал в последнюю очередь. Но знать о сомнениях отца дочери ни к чему. Всё будет, как будет.

– Не только. Меня отстранили на месяц от оперативной работы. До окончания следствия буду заниматься бумагами.

– Чайтона тоже?

– Риджу проще – он на лечении. Хотя взыскание может схлопотать.

– Не переживай, всё наладится!

– Даже не сомневаюсь в этом! – Мэттью знал, что всё утрясётся, что его прямой вины нет, но… перед глазами до сих пор всплывали фотографии с места преступления. Бойня, мясорубка – можно назвать произошедшее как угодно, и его вина в том присутствовала. Не успел…

Глава 17.2

– Нам нужно поговорить.

– Я тоже так думаю.

– Встретимся на нашем месте?

– Хорошо. Когда? Если хочешь, я заеду за тобой.

– Не нужно, – короткая пауза, – я сегодня обедаю с родителями.

– Не хочешь меня с ними познакомить?

– Бейн, мы говорили с тобой об этом несколько раз. Нет, не могу!

– Во сколько освободишься?

– Часам к пяти буду свободна.

– Буду ждать тебя в шесть.

Гаваец нажал трубку сброса и, заглушив мотор старенького «шевроле», закурил. Всё-таки позвонила. Он думал, что тот резкий разговор в издательстве будет последним. Пусть через день, но дала знать о себе.

Бейн открыл бардачок, достал бархатную коробочку, несколько минут подержал её в руке и снова убрал на место. Он делал это, наверное, в сотый раз. Помолвочное кольцо, купленное для женщины, не желавшей обручения. Три года он ждал подходящего случая, всякий раз откладывая предложение на «потом». Сотни намёков, тысяча наводящих вопросов, но каждый раз страх услышать отказ и возможный после него разрыв отношений удерживали от последнего шага.

Калама горько усмехнулся и, притушив сигарету, тут же закурил вторую. Ведь знал, что должно что-то случиться. Интуиция его никогда не обманывала, не изменила и в этот раз.

Будь кляты эти сбывающиеся предчувствия. Будь проклят страх, сомнения и всё прочее, что мешало настоять на встрече с родителями, с дочерью. Чего он боялся? Не своего, а её страха! И в итоге нашёлся кто-то достаточно смелый, чтобы, переступив через всё, ворваться в жизнь его женщины.

К дьяволу советчиков в виде друзей, настаивающих, что нельзя торопиться, ведь он так молод, нужно подождать, чтобы точно знать, что она та единственная…

Взрослел не только он, но и Кэтлин. Наверное, именно это толкнуло её в объятия другого мужчины. А в том, что объятия были, сомневаться не приходилось. Иначе откуда холодная сдержанность после нескольких дней разлуки и желание сбежать не только из постели, но и из квартиры? И опять его нерешительность и страх позволили ей сделать это: не настоял, не удержал.

Они слишком похожи во многом, да, пожалуй, во всём. Любят одни фильмы, читают одних авторов, одинаковое предпочтение в еде, цветах одежды, во всём… и в нерешительности тоже. Они нужны друг другу.

Бейн подталкивал её строить карьеру. Она вдохновляла его, заставляла писать, читала наброски, настаивала на встречах с издателями. Кэт была для него всем– музой, другом, любовницей, сестрой, матерью, но прежде всего – любимой женщиной. Его первая настоящая привязанность. Он обожал в ней всё: внешность, запах, душу, неуклюжесть, каждый пальчик, каждую родинку. И теперь нашёлся тот, кто готов всё это отнять. Решительно, нагло всплыв из далёкого прошлого и заявив права на её будущее.

Гаваец помнил, как смеялись друзья, узнавшие, что «плейбойчик» встречается с женщиной намного старше его по возрасту. Как недоумевали, что ради встреч с ней Калама отказывался от походов в клуб и попоек в окружении доступных подружек. И их изумлённые, восхищённые взгляды, когда впервые случайно её увидели.

Кэтлин выглядела намного младше своих лет и не казалась старше крепко сложенного рослого парня. Худенькая, изящная, с огромными карими глазами и пухлым ртом. Роскошные волосы, сливочного цвета нежная кожа, лёгкий румянец и никакого загара, что так редко для жаркого Финикса.

Она источала невинность, смешанную с чувством достоинства. Очень странный контраст, всё на грани – и именно это в ней привлекало. Хотелось прикрыть собой, защитить, и в то же время он знал, что может искать у неё защиты.

Бейн не мог всего им объяснить. Друзья видели полную грудь, красивую попу, большие глаза, длинные ноги, а он – тайну и незаурядный ум. Красивая внешность, несомненно, притягивает, провоцирует, но именно внутренняя наполненность удерживает, а пустота отталкивает. Кэт не была пустышкой.

Он не мог представить брюнетку в возрасте своих сверстниц, оттягивающейся под бьющую по мозгам музыку в прокуренном клубе. Ему казалось, что серьёзной, умной, начитанной она была всегда. А ещё за её спиной Калама видел то, в чём никогда, никому, ни за что не признался бы: заботливый образ матери, так рано ушедшей в иной мир.

И сейчас он точно знал, что Кэтлин– та единственная, рядом с которой хотел прожить свою жизнь. Впрочем, он знал это со дня первой встречи и совершенно не понимал, чего ждал, зачем тянул с предложением все эти годы?..

***

– Может быть, всё-таки позвонишь и предупредишь, что мы вылетаем? – в который раз настаивал Мэтт.

– Пап, ну и каким тогда это будет сюрпризом? – отмахивалась дочь.

Вуд не любил неожиданностей, зная по личному опыту, насколько они бывают волнительными, а порой – неприятными.

В спор вмешалась Одри:

– Если хотите сделать сюрприз… – Она закатила глаза. – Обожаю неожиданные подарки! Не звоните! Только в дверь! Представляю её глаза, – прыснула Заноза. – Я только вчера её успокаивала, что Лилибет вовремя кормим и спать укладываем. Рассказала, что выбрали дом и школу!

– Вот коттедж я хотел сделать сюрпризом!– недовольно покачал головой Мэттью.–Лилибет ничего ей не говорила.

Он пытался ворчанием скрыть своё раздражение. Кэт звонила всем, кроме него. Харрис, Бренда, Одри, даже Брендон разговаривали с ней каждый день, дочь– чуть ли не каждый час. Но с ним Кэтлин упорно не хотела общаться, передавая через Лилибет кучу ценных указаний и пожеланий.

– Упс! – Пигалица повисла на руке мужа, с виноватым видом поглядывая на брата. – Я не знала, что ты держишь в тайне покупку семейного гнёздышка.

Брендон натянул вязаную шапочку на любопытный нос любимой.

– Конечно, если бы это делала ты, то знал бы не только Вашингтон, но и все его пригороды.

– Я ничего не держу в тайне! – Одри вернула шапку на место. – Потому что человек я открытый, не то что некоторые агенты там всякие.

Холл чмокнул жёнушку в нос.

– Потому что у тебя в одном месте ничего не удержится!

– Ладно, можете издеваться, ваше время! – Она хмыкнула, легонько похлопав ладонью по виску: – Но если бы вы знали, сколько тактически выверенных разработок вышло из этого вот мозга!

Через несколько часов отец с дочерью стояли возле красиво отделанного высотного дома. Лилит настойчиво давила на кнопку домофона, решив, что маму можно и перепугать насмерть, если, не предупредив о себе, зайти в квартиру. Никто не отвечал.

– Странно в это время…. – Она вспомнила разговор с Ритой трёхдневной давности и стукнула себя по лбу: – Как я могла забыть! Мама сегодня обедает с бабушкой и дедушкой!

– Надеюсь, у тебя есть ключи? – скрывая раздражение поинтересовался Мэтт.

– Конечно! – Девочка порылась в карманах и потянула за лямку на плече.

Он помог дочери снять со спины рюкзак.

– Вот поэтому я и не люблю сюрпризы!

Полчаса спустя Вуд стоял у окна четырёхкомнатной квартиры, вглядываясь в огни вечернего Финикса. Раздумывая, в какой части города находится сейчас Кэт.

Он запретил Лилибет звонить матери после того, как Джон ответил, что та уехала на какую-то встречу больше часа назад, мотивируя свой запрет нежеланием нарушать заранее запланированное свидание.

Девочка ушла в свою комнату, пообещав накормить отца через пятнадцать минут, но совершенно забыла про своё заверение. Из спальни Лилибет доносился смех; наверное, уткнулась в компьютер, обзванивая по скайпу подруг.

Мэттью общаться ни с кем не хотелось. Он ждал появления брюнетки, не замечая, что долгое время стоит на одном месте, засунув руки в карманы и переступая с носков на пятки.

Паркер в сотый раз повторила монолог, приготовленный для Бейна, уговаривая себя быть решительной, отбросив в сторону любую жалость. Когда-то нужно начинать думать о себе. Так больше продолжаться не может – от этого закипает мозг, а залитые слезами подушки скоро можно выкидывать. Кэтлин забыла, когда в последний раз высыпалась. Сердце как открытая кровавая рана, в котором она с методичностью маньяка-садиста находила новые места для разрезов. Совесть, гордость, жалость, снова совесть…

Брюнетка никак не могла сказать Каламе о разрыве. Последний их разговор в её кабинете был мерзкой разборкой за внезапное появление в ресторане, не более. Он ушёл, наверное, не в силах выслушивать упрёки истерички, не желая опускаться до её уровня, сказав, что будет ждать, когда она успокоится и позвонит.

Кэт не могла говорить с Мэттом. Что сказать, чем порадовать? Тем, что так и не решила ни одну из своих проблем? Даже заботу о дочери переложила на его плечи…

Говорят, что гордость – это состояние радости за достигнутые результаты. Её гордость имела совершенно другое происхождение, и никаких достижений в последнее время не было, как и результатов. Но тем не менее именно это чувство мешало набрать номер Вуда и попросить помощи… Чем он мог помочь? Разве что выслушать? Да хотя бы и это, выплакаться на чьём-то плече у неё возможности не было. Матери нельзя рассказывать о Бейне – выслушивать ещё один упрёк, что стремится повторить её жизнь, не учась на ошибках, не хочется. Рита не права: она – не слепой подражатель…

Рассказать всё, что случилось за последнее время Мелани, единственной близкой подруге, тоже нельзя. Слишком часто та слышала, как она ненавидит разрушившего её жизнь Мэттью. Подруга считала, Калама – человек, что сможет сделать счастливой любую женщину.

Кэтлин представляла, каким удивлением, негодованием, сожалением наполнятся круглые глаза Мелани. Поменять её идеал мужчины на «проклятого» Вуда…

На работе тоже полный завал: годовой финансовый отчёт. И не могла она сейчас никак подвести тех, с кем столько лет трудилась бок о бок…

Брюнетка ответила на приветствие Томаса Батнера, «тайного» воздыхателя – чьи плотоядные взгляды с вожделением в глазах давно не являлись для неё тайной. Она прошла к любимому столику в углу небольшого кафе. Кэт села спиной к жеманному поклоннику, не желая постоянно прятать взгляд.

Как всегда в это время уютное заведение ещё оставалось полупустым, но всего через час его забьют до отказа поэты, писатели и жаждущие признания критики.

Паркер заказала чашку кофе с пирожным. Ей вдруг захотелось быстрых углеводов… Как будто кусок бисквита с кремом мог подсластить горечь расставания.

Милый мальчик, рядом с которым было так хорошо последние четыре года, и могло бы быть всё по-другому, не испугайся Кэтлин однажды своей влюблённости. Не начни сравнивать чувства к нему с тем, что когда-то испытывала к Мэтту…

Называть себя в сотый раз «дрянью», «свиньёй неблагодарной», «тварью» и прочими ругательствами бесполезно – не помогало. Брюнетка могла бесконечное количество раз прокручивать в голове картинки с их жаркими поцелуями, страстными соитиями – ничего не шло в сравнение с желанием, охватывающим всякий раз при одном прикосновении агента.

Та пощёчина в машине была последней точкой. Она била его лицо, ненавидя себя. Подставляя вожделение тела под удар совести…

Желание сопротивления – очень важная черта характера. Она не позволяет другим поработить тебя психологически. Она может помочь идти только своим путём. Но сопротивляться себе бесполезно. Идти дальше Паркер предстоит вместе с Мэттью, потому что, помимо прочего, эту фамилию скоро станет носить её дочь. Брюнетка усмехнулась мыслям. Да и чего греха таить, Кэтлин Вуд – звучит неплохо. Когда-то за это словосочетание она готова была отдать половину жизни. Сейчас эту возможность предлагают без всяких условий, так почему она «должна» отказаться?

Паркер посмотрела на часы: половина шестого. Обед закончился несколько раньше, да и её нервозность не способствовала нормальной беседе. Встречаться в таком состоянии – наводить на родителей тревогу; никто не стал возражать, что она покинет родительский дом раньше обычного.

Кэт почувствовала появление Бейна. По тишине, внезапно образовавшейся в кафе на несколько секунд, лёгкому женскому шёпоту постоялиц с воздыханиями за соседним столиком. Ох уж эти молодые и талантливые, совсем скоро у одной из них появится шанс…

Она обернулась, сама на миг задержав дыхание. Паркер привыкла к его экзотической красоте, но вот сейчас готова была присвистнуть от восторга. Калама был безупречен.

В тёмно-синем, совершенно новом костюме с идеально отутюженными стрелками брюк, светло-голубой рубашке, с двумя расстегнутыми верхними пуговицам, и в чёрных, начищенных до блеска туфлях. Высокий, стройный, широкоплечий. Длинные тёмные волосы зачесаны назад, тёмно-карие влажные глаза сверкают на смуглом лице. Чувственные губы – не рельефные, чётко очерченные, как у Мэтта, а немного припухлые – приоткрыты в белозубой улыбке, в руках огромный букет красных роз.

Брюнетка горько вздохнула: всё бесполезно, даже сейчас она сравнивает его с Вудом. Сердце сжалось и начало отбивать чечётку. «Ну почему? Зачем? Отчего?» Через несколько минут улыбка на излучающем счастье лице погаснет, потому что женщина, которую он так любит…

Ей захотелось исчезнуть, испариться, чтобы не видеть, как опустятся сильные руки, задрожат уголки губ и счастливый блеск в глазах уступит место раздирающей душу боли. Бейн, как и она, никогда не умел прятать эмоции.

– Прости, я опоздал? – Легкий поцелуй в губы, от которого Кэтлин не смогла уклониться.

– Нет, это я слишком рано пришла. – Она промокнула губы салфеткой и отодвинула тарелку, чтобы освободить место для букета, поинтересовавшись: – Закажешь что-нибудь?

– Нет, не сейчас, сначала… – Калама полез в карман.

И Кэт внезапно поняла, к чему весь этот парадный вид, цветы, и что он сейчас достанет. Она хотела закричать: «Нет!» – но в горле сделалось совершенно сухо, и даже слюна не могла протолкнуться сквозь режущую колючей болью глотку.

Паркер схватила похолодевшими пальцами чашку и в несколько глотков выпила обжигающе горячий кофе. Но говорить «не надо» было поздно: Бейн на глазах у всех встал на колено и, открыв коробочку, положил на широкую ладонь. На синем бархате сверкал бриллиант, вставленный в золотой обод.

Шум в зале снова затих, многие начали оглядываться на угловой столик, не понимая, что делает стоящий ко всем спиной на коленях молодой человек. Многие улыбались, догадываясь, что там сейчас может происходить, но только не та, кому предназначалось кольцо.

– Бейн, прошу, встань.

– Не раньше, чем сделаю то, что давно намеревался. – Он прочистил горло, прежде чем произнести следующие несколько слов: – Кэтлин Паркер, то, что я тебя люблю, ты знаешь давно…

Брюнетка скользнула на колени рядом, делая вид, что что-то уронила, и они вдвоём пытаются это найти. Она накрыла его ладонь рукою.

– Не нужно, прошу тебя!

Гаваец смотрел с недоумением и растерянностью.

Паркер сделалось плохо, желудок прорезала резкая боль. Она вскрикнула, прижав руки к животу, и с трудом поднялась. Бейн подскочил с колен и, бросив коробку в карман, склонился над брюнеткой:

– Что с тобой? Ты совершенно бледная.

Кэт вцепилась в рукав его пиджака дрожащими пальцами. Белый лоб мгновенно покрыла испарина.

– Мне дурно, выведи на воздух.

Он помог брюнетке подняться, вывел из кафе и усадил в свою машину. Калама не стал слушать её возражения, пообещав пригнать её «вольво» к дому утром.

Они промолчали всю дорогу. Кэтлин не знала, чем объяснить своё поведение и как сказать, что между ними всё кончено? «Только не сегодня, не сейчас. Наверное, лучше собраться с духом и сделать это завтра… И эта не отпускающая ноющая боль…»

А на него в очередной раз накатила волна страха – боязнь услышать отказ.

Он смотрел на мелькающие окна домов; на спешащих по своим делам прохожих; на весёлые лица водителей, притормаживающих вместе с ним на запрещающий цвет светофора; на мигающий в зеркалах свет фар идущих на обгон автомобилей…

Бейн смотрел на что и на кого угодно, только не на Кэт, опасаясь, что не вынесет, если её глаза будут полны жалости и сожаления…

Они встретились взглядами и заговорили лишь после того, как «шевроле» притормозило у подъезда дома Паркер.

– Я провожу тебя до квартиры. – Он отстегнул ремень безопасности.

– Не нужно. – Она щёлкнула карабином своего, освобождаясь от малой препоны к свободе, и открыла дверь.

Калама вышел следом.

Неловкую паузу нарушили слова, прозвучавшие как возглас отчаяния:

– Прости меня!

– За что? – её удивлению и боли от осознания собственной сволочности не было предела.

– Не знаю за что, но чувствую, что должен это сказать, а значит, есть и повод.

– Глупый…

Паркер до ломоты в пальцах захотелось притронуться к красивому растерянному лицу. Но делать этого было нельзя. Никакой надежды…

Гаваец стоял напротив окон, неловко переминаясь с ноги на ногу, сжимая в руках треклятые розы, и сердце снова наполнила щемящая боль и мысли, бомбардирующие мозг всю неделю: как он переживёт расставание? Что станет с ним? За что она его так?

– Это ты меня прости.

Кэтлин положила ладони на лацканы расстёгнутого пиджака и, прислонившись к широкой груди, услышала гулкие удары большого любящего сердца. Она с трудом сдержала слёзы, поцеловав его на прощание в гладко выбритую щёку.

Бейн сжал её в объятиях так крепко, насколько позволяли впивающиеся в ладони шипы роз, и, зарывшись носом в шелковистые волосы, вдохнул всегда пьянящий его аромат. Он почувствовал, как моментально заныло в паху. Калама склонил голову. Он откинул густые тёмные локоны брюнетки в сторону, провёл языком по тонкой нежной коже длинной шеи, и, не удержавшись, прижался горячими губами к пульсирующей венке.

Паркер ощутила его желание животом и поспешила отстраниться:

– Прости, но мне очень плохо, мечтаю добраться до постели.

– До завтра? – Мягкий голос был полон надежды, которую она не могла оправдать.

– Я позвоню. – Кэт поспешила нырнуть в распахнутую им дверь парадной.

Мэттью наблюдал за сценой прощания, до боли сжав в кулаки побелевшие пальцы. Если бы можно было пустить их в ход…

Сердце бешено колотилось, разгоняя по венам вместе с кровью молекулы ярости.

Ревность… Она давила на мозг, требуя удовлетворения. Его любимую целуют, трогают – и она совершенно не сопротивляется. Кровь прилила к голове, отстукивая по вискам, словно на барабане древний воинственный ритм.

Спуститься вниз и раз и навсегда показать наглецу, кому теперь принадлежит эта женщина? Избить в кровь, почувствовать, как крошатся под ударами кулаков зубы соперника, как ломаются его рёбра. Животное желание разорвать, повергнуть, уничтожить врага пеленой застилало разум.

Вуд судорожно вздохнул и начал считать, понимая немыслимость низменного позыва. Он открыл рот, делая глубокие вдохи, пытаясь вернуть сердце в привычный ритм.

И лишь спустя пару минут смог анализировать пришедшие ранее в голову мысли. Кэтлин целует Бейна сама, принимает его ласки и объятия как должное. Так, может быть, именно он сам в треугольнике лишний, и этим вызвано её долгое молчание? Агент вспомнил, как каждый раз брюнетка сопротивлялась его поцелуям, а он, самонадеянный болван, принимал проявления её похоти за ответную страсть… Уж кому, как не ему, знать, что порой ты не властен над телом.

Мэттью почувствовал скрежет собственных зубов. Или это его рёбра получили удар и рвётся на части его похолодевшее сердце?

Вуд удерживал себя на месте, запрещая сделать совершенно смешной детский поступок: уйти, громко хлопнув дверью. Поступить так он не имеет права. В треугольнике есть прямой угол, который всегда будет удерживать его в данной геометрической фигуре – Лилибет. Но можно сделать проще: позволить Кэт стать счастливой с другим, прекратить ломать её, навязывая свои желания. И он сделает это, как бы ни было больно. Он слишком многое отнял у неё когда-то, и вот теперь пришла пора заплатить.

Мэтт горько усмехнулся. Даже феи порой ошибаются…

Он услышал сначала тихие шаги вошедшей в комнату дочери, а затем звук упавшего на пол стекла. Девочка увидела сцену прощания, за которой пристально наблюдал отец.

– Пап, я принесла тебе чай…

Вуд не мог обернуться, не хотел, чтобы Лилибет сейчас увидела его лицо, но задал вопрос, о котором мгновенно пожалел:

– Ты предупреждала о нём?

– Да… Но мама не знает…

Глава 18.1

Кэтлин лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к происходящему вокруг.

Сквозь приоткрытое на ночь окно доносились звуки шуршащих по мокрому асфальту колёс, несущихся на высокой скорости автомобилей. Значит, прошёл дождь.

Кто-то настойчиво тарабанил кулаком в дверь на нижнем этаже. Наверное, мистер Стоун в очередной раз засиделся в клубе или у одной из подружек – и теперь миссис Стоун отказывается его впустить…

Хлопанье дверей соседних квартир. Плач капризничающего ребёнка. Быстрый стук каблучков сбегающей вниз девушки. Мужские шаги на лестничной площадке – тяжёлые, шаркающие, совсем не такие, как у Мэттью…

Значит, наступило утро. Мир, заполненный звуками…

Она открыла глаза.

Серая комната с бесцветной мебелью. Тёмное пятно кошки, спящей на ковровом покрытии. Серые шторы. Почти полное отсутствие красок. Зияющая чернотой пасть, проглядывающая в пространстве неплотно прикрытой дверцы шкафа. Чёрное, серое – мир без ярких красок, как долгие годы её расписанной по часам жизни.

Усмехнулась, потерев виски. Что за глупости лезут в голову этим утром? У неё есть Лилибет, был Бейн… Но мысли о серости настойчиво возвращались. Наверное, так будет выглядеть апокалипсическое будущее земли. Ядерная зима… Полное отсутствие солнца.

Почему-то внезапно, до покалывания в кончиках пальцев, захотелось прикоснуться к тёплой коже мужчины, спящего в соседней комнате. Что дало бы его присутствие рядом? Свет? Нет… Но его тепло могло бы стать ему заменой. Тело – как кусочек знойного солнца за облаками, пусть не светит, но греет…