Евгений Павлович Молостов
Навстречу судьбе
Муська
У нас в газовой котельной, где мы с женой проработали газооператорами более 20 лет, много перебывало различных кошек. Но мне сейчас хочется рассказать про одну – красивую и пушистую четырехшерстную Муську. По белому рыжие, коричневые и желтоватые пятнышки. Глаза темно-зеленые, большие, с поволокою. Как будто обведенные коричневым карандашом. На ногах отороченные сапожки. На шее белый воротник. Хвост тоже пушистый, коричневый, с белыми пятнышками.
Жена принесла ее котенком. Муська очень долго не могла привыкнуть к шуму котельной и к чужим людям. Приходилось успокаивать ее как малого ребенка. Еле дождались, когда вырастет. А повзрослев (это случилось зимой), пришла в охоту. Начала метаться по котельной, стала плохо принимать пищу, сильно мяукать. Мы не знали, что с ней делать.
В один из таких дней наша сменщица отнесла ее на животноводческий комплекс, который находился метрах в двухстах от нашей котельной. Там проживал большой красивый черно-белый кот. Сменщица надеялась, что после встречи с котом Муська сама вернется к нам. Но ни через сутки, ни через двое наша Муська не появлялась. Мы забеспокоились. И я решил за ней сходить. Пришел туда. Смотрю, она сидит обезображенная и вся испачканная. Один глаз опухший и совсем закрыт, другой – исцарапанный, полузакрытый. Когда я ее позвал, она не откликнулась. В каком-то шоковом состоянии находилась. Ни на что не реагировала. Кот, агрессивно настроенный, стоял возле нее. Я осторожно взял Муську на руки и дрожащую принес в котельную. По всей видимости, их встреча не дала результата. Долго мы с женой ее отмывали и расчесывали. Марганцовкой обеззараживали глаза. Боялись, что станет кривой. Но Бог миловал. Через месяц она стала снова красивой и здоровой.
Наступила весна. Муська начала выходить гулять на улицу. Мы очень обрадовались, когда у нее появился ухажер. Шерсть у него была гладкая, серого цвета, с чуть заметными светлыми полосками. Он сутками сидел около нее, терпеливо поджидая. И она к нему иногда выходила. Ей нравилась его робость. И было забавно наблюдать за их нежными отношениями. Часами сидя друг перед другом, они сначала обменивались любовными мурлыканиями, а затем куда-то убегали. Проголодавшись, Муська возвращалась в котельную. Мы, зная, что ее ухажер тоже проголодался, зазывали его в помещение, чтобы дать ему поесть. Но он был очень скромен и осторожен, поэтому еду для него выносили на улицу. Он моментально все съедал. И снова ждал встречи с Муськой.
Однажды, выпустив Муську гулять, через некоторое время я вышел на улицу. Серый кот сидел у входа в котельную один. Увидев меня, он стал жалобно мяукать. Я спросил у него: «А Муська где?» Он побежал за котельную, при этом оборачивался и продолжал мяукать. Дескать, пойдем, увидишь все сам. Остановился у длинной и широкой трубы и стал выжидательно глядеть на меня. За котельной никого не было. Я озадачился. И еще раз спросил: «Так где же Муська-то?» Тогда он полез в трубу и сразу же вылез оттуда, обиженно мяукая. Заглянув в трубу, я увидел нашу Муську с другим котом. Это был тот самый черно-белый кот с животноводческого комплекса, который зимой так бесцеремонно обошелся с ней. Теперь было понятно, что Муська серому коту изменила. И он настойчиво просил меня, чтобы я вмешался в их дело. Я прогнал черного разбойника, пытавшегося нарушить идиллию нашей «сладкой парочки». Муська осталась с серым женихом. Но через час снова исчезла. И в котельной появилась только на другой день.
Спустя положенное время Муська принесла на свет четырех котят. Один из них серенький с еле заметными светлыми полосками. И три черно-белых.
Семнадцатая весна
Стояла чудная майская ночь. Светила полная луна. Теплый воздух, густо насыщенный ароматом расцветших черемух, разливался по всей деревне.
Людмила проснулась и долго лежала с открытыми глазами, не в силах заснуть.
Невдалеке от избы под аккомпанемент гармони старшие по возрасту девушки пели знакомую песню «Ивушка». И это пение разбудило Людмилу. Растрогало до слез.
По вечерам она не гуляет, не пускает мать. Девчата-одногодки, веселые, как ласточки-щебетуньи, к Людмиле приходят лишь только чтобы вместе учить уроки.
Отца у Людмилы нет. Мать говорила ей, что он был добрым и трудолюбивым человеком. Работал шофером. В летнее время в выходные дни они брали с собой Люсю на луг и речку. Играли с ней. Но Люся отца не помнит. Ей было в то время, когда он погиб в автомобильной катастрофе, всего четыре годика.
Для матери Людмила была единственным человеком, для которого она жила. И крепко любила. Люся отвечала ей тем же. Была послушна и отзывчива.
Сегодня она пришла из школы и, перекусив, села за уроки. Скоро выпускные экзамены. Каждый день повторяет пройденный материал. После занятий ходит в сад-огород помогать матери копать грядки. На лужайке возле дома нарвала одуванчиков и сплела венок.
Вечером, поужинав с матерью, пошла спать. Мать осталась в избе, а Людмила – на веранду. Снился ей лес, цветы и парень, вроде знакомый и вроде нет, такой хороший, ласковый. Снилось еще что-то очень волнующее и приятное. Но песня девушек прервала ее короткий сон и погрузила в другой таинственный мир. Мир грез и фантазий. Мир счастья и любви.
В последнее время Людмиле стали сниться сны сладострастные и в то же время какие-то тревожные и грустные.
В школе ей недавно один паренек признался в любви. Но она об этом пока и слышать не хочет, хотя волнение сердца чувствует с тех пор все чаще. Сладкая истома каждую ночь охватывает ее. Ей очень жаль, что так медленно тянется время. Хочется скорее окончить школу. Вечерами выходить на улицу и с подружками гулять по деревне и так же петь песни. И не стесняться матери дружить с парнем. Ведь она уже почти взрослая. А когда придет осень, она пойдет учиться в институт. Ее давняя мечта – стать агрономом, потому что ей больше всего нравится растительный мир. И вообще, она любит природу.
Людмила прислушалась. С улицы по-прежнему доносилась щемящая душу песня. А к той песне прибавился звонкий и переливчатый голос соловья. Через приоткрытую форточку вливался свежий воздух, наполняя веранду запахами цветущей черемухи.
В жизни Людмилы эта весна была по счету семнадцатая.
1970, 2003 гг.
Наивность по имени Жанна
Это было в советское время в санатории «Ессентуки», куда я приехал поправить свое здоровье. Назначили мне через день принимать минеральные ванны. Однажды пришел, занял очередь возле одной кабинки и, сев на свободную скамеечку, стал ждать. Процедуры близились к концу. Тут в помещение вошла молодая симпатичная женщина в легком сарафанчике (на улице стояла жара). Она вытерла платочком пот с лица и начала извиняться перед работницей в белом халате, что немного запоздала, поскольку в санаторий приехала впервые и трудно привыкает к установленному порядку.
Служащая взяла из ее рук курортную книжку и, показав на скамейку, где был я, проговорила: «Присядьте пока» – и пошла по своим делам. Женщина робко и сконфуженно спросила: «А почему она меня к вам послала, разве эту процедуру принимают по двое?» Я, сообразив о ее неосведомленности, ответил: «Вы еще не знаете, сколько людей здесь бывает за день. А ванн очень мало. И чтобы ускорить работу, пускают в каждую по двое». Женщину звали Жанной. Она была настолько наивна, что я еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться.
Я видел, что в кабину, рядом с которой мы сидели, входил мужчина и, чтобы потом не оправдываться перед моей красавицей, почему он там был один, сказал: «Из этой кабины недавно вышла женщина, сейчас должен выйти мужчина». И действительно, через минуту вышел мужчина. Жанна своим нежным голосочком стала упрашивать меня зайти в кабину первой, чтобы раздеться одной, без меня. «Конечно, конечно, идите, пожалуйста», – согласился я. Рядом сидящие две пожилые дамы, слышавшие наш разговор, добродушно улыбались и молчали. Жанна юркнула в кабину, а вскоре и мы заняли другие освободившиеся.
Когда вечером мы встретились на улице, Жанна, поняв розыгрыш, поведала, как ждала меня в ванной: «То сожму ноги, то вытяну их, все равно, думаю, нам тесно будет. А вас все нет и нет… Наверно, стесняется мужчина. Прошло минут пятнадцать (процедура рассчитана на 8-10 минут), подошел сотрудник санатория. Странно так посмотрел на меня и ушел. А я лежу, мечтаю. Минут через десять еще раз подходит и говорит: “Девушка, я жду, когда вы освободите ванну, в здании уже никого нет, кроме вас”. Меня оттуда как ветром сдуло, – откровенно призналась Жанна. – Я выскочила из ванны, кое-как полотенцем обтерлась и уже на ходу надела свой сарафанчик».
Разговор с манекеном, или находчивая молочница
Это было в советское время. Мы с другом шли по Большой Покровке. День выдался пасмурным, быть может, оттого и у людей был невеселый и озабоченный вид. Наверное, и мы с другом выглядели такими же.
У витрины одного магазина женской одежды стояли несколько женщин. Мой друг проговорил: «Что-нибудь из парфюмерии выкинули». Но раздавшийся оттуда смех рассеял его предположение.
Когда подошли ближе, увидели пожилую женщину с пустыми бидонами наперевес. Оказывается, магазин был закрыт на обед, и деревенская молочница через стекло витрины вздумала разговаривать с… манекеном девушки, настойчиво спрашивая у нее, через сколько времени откроется магазин и какие там имеются товары. А за то что манекен молчал, женщина принялась ее из всей мочи совестить: «Вот она, нынешняя-то молодежь! И не подступись! Нос-то задрала! На деревенскую и глядеть не хочет! Сама, чай, поди, недавно из деревни!?»
Мой друг решил выручить деревенскую женщину. Продвинулся к ней и усердно прошептал на ухо: «Вы напрасно возмущаетесь, бабуля, это же обыкновенная фигура, слепленная из гипса, – и уже громче: – Вы что, не видите? Она неживая!» Женщина пристально посмотрела на манекен и, повернувшись к другу, со смущенной улыбкой проговорила: «Да я шучу. Надо же вспотешить вас! А то вы ходите все как в воду опущенные». И как ни в чем не бывало пошла, погромыхивая бидонами.
Как быстро жизнь летит
Смотрю сейчас на маленьких детей, идущих в школу, и вспоминаю свою дочь. И самого себя в молодые годы. Как я молил Бога, чтобы дочь быстрее окончила одиннадцать классов, поступила в институт, а после его окончания устроилась работать учительницей. И вот дождался. Дочь давно окончила школу, институт. Теперь в своей памяти перебираю годы ученичества дочери. Некоторые ее детские рассказы о себе и о своих одноклассниках я приведу здесь.
Дочь на вид была хрупкой и скромной. Но с ребятами сдружилась сразу. Полюбили ее. Один раз после того, как ее учительница вызвала к доске отвечать урок и она ответила, одноклассник Юра Аношин взял девочку на руки и отнес ее до парты. А однажды, рассказывала учительница, в перемену два первоклассника затеяли драку. Все ребята замерли от страха, а Света подошла к дерущимся и разняла их.
А вот другой случай. Это когда Света училась уже в пятом классе. Как-то придя из школы, она начала рассказывать про Юру Аношина. Я ей говорю: «Привязалась ты с этим Аношиным». А она: «Нет, папочка, вот послушай. Ирина Владимировна на уроке нам задала вопрос: “Что такое неморфологический способ образования слов?” Аношин локоть своей руки поставил на парту, виском уперся на зажатый кулак и, разинув рот, уставился в потолок. Стал сосредоточивать мысли. В это время Саша Бутаков поднял руку. Ирина Владимировна спросила его. И он ответил: “Слияние сочетания слов в одно слово и переход одной части речи в другую – это и есть неморфологический способ образования слов. Например, вечно зеленый кедр – вечнозеленый кедр”. – “Молодец, Саша, правильно!” – сказала учительница. Тут встал с нахмуренными бровями Юра Аношин и с обидой в голосе вымолвил: “Ирина Владимировна, Бутаков прочитал мои мысли”. Ирина Владимировна ему ответила: “Не будешь рот разевать”».
В следующий раз Света пришла из школы и стала как-то сбивчиво рассказывать о поведении другого одноклассника, Игоря В. Это был один из неуспевающих учеников. (В четвертом классе его «прикрепляли» к Светлане, чтобы она ему помогала в учебе.) Но, несмотря на низкую успеваемость, он отвратительно вел себя на уроке. Обижал мальчика, сидящего рядом за партой. Дразнил учительницу по рисованию, всячески обзывал ее. Я сказал Свете: «Неужто не нашлось никого, чтобы вправили ему мозги?» Она ответила: «Нашлось!» Я спросил: «И кто такой храбрец?» Она произнесла: «Я. У меня терпение лопнуло слушать его оскорбления, подошла к нему и щелкнула по голове линейкой. Весь класс захохотал. Он сморщился. Кулак мне показал. Я ему сказала: “Попробуй только тронь! Еще получишь!”»
Как быстро жизнь летит… Теперь у дочери свои дети. Хочется сказать молодым папам: «Не торопите время. Оно не возвращается».
Со «светелки» началось знакомство
Мы познакомились с Зеноном Филимоновичем Немцевым два года назад в киноцентре «Рекорд» на поэтическом вечере в гостиной «Светелка», где он прочитал несколько стихотворений.
Зенон Филимонович крепок не по годам. Скромен. Очень интеллигентен. Меня заинтересовало его имя – Зенон и фамилия – Немцев. Он ответил, что имя взято матерью в день его рождения из святцев. Что касается фамилии, то один из его предков занимался мелким ремонтом часов и прочей техники, а этим занимались обычно приезжие иностранцы, которых называли «немцами» (от слова «немой», так как они не умели говорить по-русски). Поэтому и появилось у этого предка сначала прозвище немец, а затем и фамилия Немцев. С ударением на первом слоге.
Родители Зенона – из Поволжья. В 1907 или 1909 году в связи со столыпинской реформой они переехали в Сибирь, в Кемеровскую область. Отец – рабочий, токарь восьмого разряда. Мать – домохозяйка. Всем детям дали высшее образование.
В 1952 году Зенон Филимонович окончил Томский политехнический институт по специальности «Теплоэнергетические установки». Через шесть лет защитил кандидатскую диссертацию без отрыва от производства, работал на Томской ТЭЦ-1. Позднее защитил докторскую диссертацию.
Зенон Филимонович опубликовал 160 научных работ, в том числе выпущенную Калининским политехническим институтом в 1969 году монографию «Тепловая экономичность энергосистем». И учебник «Теплоэнергетические установки и теплоснабжение», изданный в Москве «Энергоиздатом» в 1982 году.
Впервые придя к Зенону Филимоновичу, я увидел его двухкомнатную квартиру, как склад забитую книгами. Все стены в комнатах заставлены от пола до потолка полками, стеллажами и шкафами. Почти все книги и журналы технические, по специальности – теплоэнергетика, термодинамика. И всего несколько десятков книг поэзии и прозы.
Сейчас Зенон Филимонович работает профессором в Нижегородском государственном архитектурно-строительном университете. Он в хорошей творческой форме: за последние три года опубликовал 15 научных работ. Является автором 17 изобретений.
С 1982 года его основные усилия и научные публикации посвящены коренному обновлению основ термодинамики.
Высокая награда из Кембриджа
Зенону Филимоновичу Немцеву, доктору технических наук, профессору Нижегородского архитектурно-строительного университета, прислали из Международного биографического центра (Кембридж, Англия) Почетный диплом – «как признание выдающихся достижений в сфере молекулярной термодинамики и теплоэнергетики».
Об этом ученом я дважды писал в газете «Нижегородская правда». Его имя в энергетике известно еще с 50-х годов прошлого века, когда он сначала в кандидатской (1958 г.), а потом в докторской (1969 г.) диссертациях и, соответственно, в многочисленных публикациях доказал эффективность своих научных разработок, которые стали применяться и применяются до настоящего времени повсеместно. О своих научных исследованиях последнего времени З.Ф. Немцев регулярно докладывал на научных конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Волгодонске, Казани, Воронеже и других городах.
О сути своего открытия он говорит так:
– Еще в конце 19 столетия Фридрих Энгельс пришел к выводу, что появление молекулярно-кинетической теории составило эпоху в науке. По уравнению первого закона термодинамики можно заключить, что термодинамика держится на трех «китах»: энергии, работе, теплоте. А теория многие годы имела молекулярно-кинетические формулы только для одного из этих «китов» – для энергии, в разных ее частях и видах. Но не было молекулярно-кинетических формул для работы и теплоты. Эти формулы удалось наконец получить мне с соавторами только в конце XX века. В связи с важностью этого обстоятельства вопрос сейчас рассматривается на предмет выдачи мне с соавторами диплома на научное открытие.
– Зенон Филимонович, а что можно сказать о количестве изобретений и открытий в стране?
– На тысячи изобретений приходится примерно одно научное открытие. За всю историю существования нашего вуза разработано около тысячи изобретений и пока не было ни одного научного открытия.
«Нижегородская правда», 7 февраля 2004 г.
И Доёнки – тоже родина
Стоял солнечный майский день. Я спустился от Высоковской церкви по лестнице вниз и на автобусной остановке услышал разговор пожилого мужчины с молодым человеком. Мужчина был небольшого роста, на вид не такой старый, но ему оказалось 74 года. Прислушался к нему и присел рядом. Он говорил, что живет сейчас на улице Овражной. Рядом с церковью. Родился и какое-то время жил в деревне Доёнки Линдовского района (теперь Борского), в четырех километрах от реки Линда.
Звать этого мужчину Сергеем Васильевичем Бузиловым, 1928 года рождения. Когда молодой человек, сидевший с ним по другую сторону от меня, сказал, что у нас в стране плохая, бедная жизнь, поэтому он сейчас учит английский язык, чтобы убежать в США, Сергей Васильевич ответил: «Не все знающие английский, мил человек, приживаются в Америке. У меня недавно в соседях сын учителя истории тоже позарился на Америку. Уехал. Занялся там коммерцией, но быстро обанкротился. И отец его оттуда еле вытащил».
Ветеран стал много рассказывать о трудных годах своей жизни. И втолковывал юноше, что не следует бросать свою Родину, тем более в лихолетье. Да, Сергей Васильевич оказался человеком оптимистичным.
На мой вопрос: знает ли он, от какого слова произошло название их деревни Доёнки, ответил: «В нашем колхозе было тогда всего пятьдесят коров, земля на полях бедная. Как ни старались ее унавозить, все равно урожаи были небольшие. А с населения налоги доили как с хорошей категории. Вот поэтому, наверно, и деревню назвали – Доёнки. От слова “доить”.
Рядом с нашей деревней стояла другая – Овсянниково. Она называлась в честь того, что там на каменистой и песчаной почве часто сеяли овес. Поля тоже удобряли навозом, в сухую погоду поливали из бочек и только в отдельный раз урожай овса собирали более-менее. Сеялок в то военное время у нас в колхозе не было. Все сеяли вручную».
Сергей Васильевич встал со скамьи и стал показывать, как он тогда сеял рожь. Свой показ сопровождал объяснением: «Так вот, значит, левую ногу надо ставить вперед, правой рукой лезть в сетево за зерном. Потом правой ногой ступать – равнять ее с левой. Левую ногу опять вперед. И в это время взятую в ладони рожь бросать не на землю, а о сетево, от него зерна и разлетались».
Молодой человек спросил: «А что такое сетево?» – «Да это емкость наподобие лукошка, бечевка, привязанная к нему, одевается на шею сеятеля». – «Да, работенка – не позавидуешь», – проговорил парень. – «Для тех лет работа самая настоящая, колхозная, – сказал в ответ Сергей Васильевич. – А что было делать, какие-никакие, а урожаи собирали. Жить-то надо было как-то. А вот в 1943 году у нас выпал сильный град с дождем, измолотил на поле всю рожь и смыл ее в ближайшую реку Алсома. И все наши труды пошли прахом. Старики, которые меня учили сеять, тяжело переживали это событие. Сейчас каждую беду запивают вином, а тогда страдали трезвыми».
Парень предложил Сергею Васильевичу закурить. «Не-ет, – отмахнулся он. – Не курю и тебе не советую!» – «А как вы жили в неурожайные годы?» – поинтересовался молодой человек. «За картошкой и дурандой ездили в Шахунью и Семеново. Дуранду ели вместо хлеба. Нам всегда старались всучить какую-нибудь устарелую, негодную. Дуранда льняная была самая хорошая, но дорого стоила. И нам она редко доставалась. Чаще всего мы покупали шелуху от пшеницы. Свиньи ее не ели, а мы – за милую душу. Один раз, накопив денег, поехали с дедушкой в Горький за рожью. Нас один гражданин привел на свою квартиру, она у него была рядом с мельницей. Взвесил нам пуд. Мы вышли, чувствуем, чего-то маловато. В другом месте перевесили, оказалось 11 килограмм. Вернулись, а на его квартире уже висел замок. Сосед сказал, что его теперь долго не будет, куда-то уехал. И мы ушли. Мне в ту пору было 15 лет, а деду – под 80. Чего таких-то не обмануть». Сергей Васильевич ненадолго умолк, затем добавил: «Ворюг-то и тогда много было».
«Ты один жил у родителей-то?» – спросил его парень. «Нет. Еще два брата: Леонтий с 1912 года да Тимофей с четырнадцатого. Оба прошли две войны: Финскую и Отечественную. От первой они уже были инвалидами второй группы. Леонтия из миномета ранило в грудь. Когда оперировали, два ребра из спины убрали, чтобы достать осколок. У Тимофея обе ноги очередью из пулемета прострелили».
«Ты мне, дед, мозги-то не пудри, – смеясь, сказал парень. – Как же у тебя братья-инвалиды воевали в Отечественную?» – «А зачем мне, сынок, мозги-то тебе пудрить? Не хочешь, не верь. Но знай, что немец-то на нас напал внезапно. Дошел аж до самой Москвы. Была спешка. Братьев увезли воевать и не спросили. Леонтию приказали грузить бомбы на самолеты-бомбардировщики. И он грузил. Потом увидели, что это ему не под силу, прислали замену, стал с фронта в штаб важные письма на велосипеде возить. Штабу-то надо было знать, как идут дела на фронте. А на Тимофея посмотрели, увидали, что он на обе ноги хромает, сразу же послали учиться на радиста. Выучили и отправили в прифронтовой штаб под Ленинградом. Домой писал, что вернется живым. Но при отступлении озверелый немец разбил их штаб. И похоронен Тимофей где-то у берега Невы. А вот Леонтий вернулся. Умер дома. Так что, сынок, мы Родине отдали все, что могли. И тебе советую».
К остановке подъехал автобус. Многочисленная толпа устремилась к нему. Сергея Васильевича я больше не видел.
