Евгений Павлович Молостов
Навстречу судьбе
О поэте Ароне Шагаловиче
В 1971 году один из рабкоров многотиражки телевизионного завода им. Ленина познакомил меня с бывшим работником и поэтом Шагаловичем Ароном Иосифовичем. Год рождения его 1915. По образованию – радиотехник. Свою трудовую деятельность на заводе начал младшим лаборантом в отделе технического контроля, а ушел на пенсию вследствие инвалидности с должности заместителя начальника отдела материально-технического снабжения.
С первых же дней на заводе он себя проявил как активный комсомолец. Кроме работы, своими сатирическими стихами, которые печатались в заводской газете «Ленинец», бичевал разгильдяев, пьяниц и нерадивых работников. Человеком был общительным, и люди любили его. Тянулись к нему. Приведу один случай.
В 1941 году группа молодых людей от завода была направлена на сооружение оборонительных рубежей. В дороге они узнали, что в один из цехов попала бомба. Все встревожились. Некоторые хотели вернуться назад. Шагалович был тогда политруком этой группы. Как поэт, он сочинил про Гитлера несколько задиристых частушек, от которых у молодых людей сразу поднялось настроение. А чтобы узнать, как обстоят дела на заводе, послали делегацию из трех человек. И обстановка наладилась.
Проработал Арон Иосифович на заводе с 1933 по 1967 год. Коварная болезнь диабет подточила его здоровье.
Но и дома больной, он приносил пользу своему заводу. Рассказывали, когда новенький заступил на его место работы по снабжению и поехал в Москву «пробить что-то», приехал ни с чем. Арону Иосифовичу пришлось звонить из своей квартиры на то предприятие. И добился. И стихи в многотиражку он писал до последнего. Одно стихотворение датируется за два месяца до его кончины. А поводом послужил вот такой случай. Грузчика завода задержали с бухтой провода в проходной. Сообщили об этом Шагаловичу. Он быстро написал длинное стихотворение под заголовком «У вахтера глаз остер». Вот из него четыре строки:
Замарал он честь и руки
Бухтой провода одной:
Засовал ее под брюки
И попался в проходной.
Не зря на каждом торжественном собрании заводская администрация с гордостью произносила имена активистов завода, в том числе и Арона Иосифовича. Вот слова одного оратора: «Наш коллектив воспитал Арона Иосифовича Шагаловича, который по-прежнему с нами во всех делах. Сердце его молодо, воля сильна, голос тверд».
Несмотря на то, что Шагалович каждый год ложился в больницу, подлечивался, болезнь не отступала. На ноге образовалась гангрена. Когда ампутировали ногу, заболели глаза. Операция не помогла – ослеп. Он жил тогда в Приокском районе, на ул. Омская, дом №13, кв. 10. Я ездил к нему. Когда разговор заходил о трудностях жизни, то не я его подбадривал, а он меня: «Ты молодой. У тебя еще все впереди. Все наладится». Меня это поражало. Он тогда писал:
Обошлась судьба со мною круто,
Но скорбеть и плакаться нельзя,
Потому что в трудную минуту
Были рядом верные друзья.
Будет больно – боль свою не выдам
И у самой смерти на краю.
Ни за что не стану инвалидом –
Я прошу считать меня в строю.
Арон Иосифович много рассказывал о себе. А я записывал. Однажды к нему, уже больному, пришли школьники (он одну девочку назвал по имени и фамилии: Вера Ляпун) и спросили: «Здесь живет поэт Шагалович?». «Что вы, ребята, какой я поэт!», – ответил он. «Но Вы сочиняете стихи?». «Да. Я пишу стихи». «Вы нам нужны», – в один голос заявили они ему. И пригласили в свою школу читать стихи. Гуськова Ирина Андреевна, тогдашний редактор многотиражной газеты «Ленинец», вспоминает, что выступление Арона Иосифовича тогда прошло блестяще.
После этого он написал такое стихотворение:
Нет. Я на жизнь смотрю совсем иначе.
Седая старость, ты меня не тронь.
Живу, пока до пепла не истрачу
Волшебных чувств негаснущий огонь.
Я пронесу поэзию свою
Навстречу солнцу, и ветрам, и стужам.
Как хочется подольше быть в строю
И слышать от людей, что я им нужен.
Арон Иосифович любил жизнь. Стихи всегда боевые, задорные печатались не только в заводской многотиражке «Ленинец», но и в городских газетах, и в сборниках песен о родном городе, в других изданиях.
Он прожил трудную, но очень яркую жизнь. Боролся за нее до конца дней своих. Когда в больнице сказали ему, что будут ампутировать и вторую ногу, он ответил: «И без ног можно жить. У меня есть руки, чтобы здороваться с друзьями и стихи писать!».
Но после операции его сердце не выдержало. В августе 1972 г. он умер. В возрасте 57 лет.
Приведу еще одно стихотворение Шагаловича:
Комсомольцы 30-х годов
Комсомольцем был и я когда-то.
Был и я когда-то молодым.
Эти годы славные, ребята,
Время не развеяло, как дым.
Мы с комсоргом не играли в прятки,
А искали сами фронт работ.
Корчевали пни на той площадке,
Где теперь стоит Автозавод.
Мы несем по жизни гордость эту.
Мы умеем строить и дерзать.
Молодым, вручая эстафету,
Можем мы по-дружески сказать:
– Мы для вас – истории страницы.
Вам намного легче и видней…
Берегите ж славные традиции
Тех далеких комсомольских дней.
Полюби свои земли и воды
Александр Сергеевич Колесов, автор многих поэтических книг, родился 11 января 1935 г. в Сормовском районе Горьковской области в семье учителей.
После окончания десятилетки служил в армии в Закавказье. Демобилизовавшись, закончил машиностроительный техникум и работал судосборщиком на заводе «Красное Сормово», где в далекие годы трудился кузнецом его дед по матери Александр Васильевич Гусев, который умер от голода в тяжелый послереволюционный 1921 год.
Затем Александр Колесов закончил вечернее отделение филфака Горьковского университета им. Лобачевского. И тридцать лет проработал корреспондентом многотиражной газеты авиационного завода.
Стихами начал заниматься со школьных лет.
Его отец Сергей Викторович Колесов, 1911 г. рождения, был участником войны с белофиннами. Когда началась Великая Отечественная война, в июле 1941 г. ушел добровольцем на фронт. Воевал в звании политрука на Северо-западном фронте всего месяц. Девятнадцатого августа – в день Яблочного Спаса – погиб в бою за деревню Большое Станишино, под Старой Руссой. Мать осталась одна с троими детьми. Младшему было всего полгода. Письма-треугольники, которые отец присылал с войны, Александр Сергеевич хранит до сих пор.
Хочется кратко рассказать о пращурах Александра Сергеевича. Прапрадед по отцу Федор Кузнецов был крепостным крестьянином. Слывя сметливым и трудолюбивым, сумел выкупить себя и свою семью из крепостного права. И стал деловым человеком – купцом. А его сын Сергей Федорович Кузнецов, т.е. прадед Александра Колесова, продолжил фамильную традицию и являлся владельцем двух пароходов, ходивших по Волге.
У Сергея Федоровича Кузнецова было трое детей: младшая дочь Мария, которая часто болела, впечатлительный и легкоранимый, увлекающийся с отрочества стихами Максим и Умная волевая Серафима.
Видя мягкость характера своего сына Максима, Сергей Федорович на склоне своего возраста передал свое право владения пароходами дочери Серафиме. Серафима Сергеевна вскоре познакомилась с приехавшим с Дона Виктором Ильичем Колесовым, который помог ей однажды снять с мели один из ее пароходов. Тогда молодые люди крепко полюбили друг друга, но пожениться смогли только после смерти Сергея Федоровича. Он был против этого брака. Прожили они короткую жизнь, заразившись незадолго до революции тифом. После них остались круглыми сиротами Сережа и Таня.
Максим Сергеевич Кузнецов, закончив Санкт-Петербургский университет, стал работать сначала в одной из Санкт-Петербургских газет заместителем главного редактора, а в последствии – в астраханских «Биржевых ведомостях». От него осталась тоненькая пожелтевшая от времени книжечка романтических стихов, изданная в Санкт-Петербурге под простым названием «Стихотворения». Стихи, помещенные в ней, трогают читателя за душу. Вот одно из них.
Песня
Я в поле песню слышал раз…
Была та песня так уныла
И так взволнованно лилась,
Что сердце у меня заныло.
Ее крестьянка звонко пела,
Крестьянка в платьице простом…
Согнув свое худое тело,
Она работала серпом.
Работала и пела в поле
С невыразимою тоской
О безотрадной, горькой доле,
О грубом муже, о неволе,
О муках жизни трудовой.
Не позабыл я песни той, -
Она звучит мне издалека,
Когда столичной суетой
Я увлекаюся глубоко;
Из зал, сияющих огнями,
Она зовет меня туда,
Где вечно царствует нужда,
Нужда с кровавыми слезами.
По признанию Александра Колесова, эта книга сыграла одну из главных ролей становления его как поэта.
Он помнит, как мать Нина Александровна читала ему сказки Пушкина. В школе он познакомился с поэзией Лермонтова и Некрасова. Одно из любимых стихотворений у Колесова, лермонтовское: «Выхожу один я на дорогу».
В 1974 году в книжном магазине ему попалась в руки книжка стихотворений Николая Рубцова «Зеленые цветы», которая также глубоко повлияла на его творчество.
Впервые имя Рубцова Колесов услышал от А.И. Люкина, когда занимался в его поэтическом кружке при библиотеке Сормовского ДК.
Александра Ивановича Люкина и его простую поэзию Александр Колесов также полюбил и в мае 1963 г. напросился в творческую командировку сормовского поэта по Волге до Ульяновска. Вместе с ним читал свои стихи перед командой теплохода «Чита».
Кого-то все манят вершины,
А мне не уйти от равнин,
От листьев багряных крушины,
От ягод румяных рябин.
Александр Сергеевич любит деревню и очень сожалеет, что родился в городе.
Хоть не в селе рожден, но, как всегда,
Позабываю здесь про город-камень!
Да, я не знал крестьянского труда,
Но плакал над Некрасова стихами…
Первые две свои книжки «Что суждено оставить…» и «Високосное время» Колесов издал незадолго до выхода на пенсию с помощью и на средства своего университетского товарища, юриста Евгения Ивановича Галкина. После этого начали выходить другие книги.
Главные темы поэзии Александра Колесова – любовь к родине и природе, сочувствие к ближним и размышления о вездесущности Бога.
Известный вологодский поэт Александр Романов, познакомившись со стихами Александра Колесова, написал ему: «В Ваших стихах есть светоносные строки».
26.10.2001 г.
Шаляпинская школа
На месте здания средней школы №140, что находится в Дубенках, на ул. Шатковской, когда-то стояла сельская школа, построенная в 1907 году на средства А.М. Горького и Ф.И. Шаляпина. Сейчас проектируется новый комплекс школы с музеем.
В начале прошлого века здесь вместо густонаселенного района находилась небольшая деревня Александровка. Проживали в ней отставной штабс-капитан Григорий Николаевич Степанов со своей супругой Александрой Николаевной (в девичестве Верещагиной). Григорий Николаевич, человек умный и образованный, имел библиотеку, в которой сделал избу-читальню для жителей своей деревни. Выставлял на обозрение свои коллекции разных растений, животных и птиц. Они привлекали внимание взрослых и детей. Убедившись в тяге детей к знаниям, Степанов начал обучать их грамоте. Послышав об энтузиасте и добром учителе, жители близлежащих деревень Ляхова, Анкудинова, Бешенцева и Дубенок стали приводить своих детей к нему на учебу. И вот тогда Григорий Николаевич решил, что детям нужна настоящая школа. Он обратился в Нижегородское уездное земство за помощью. Получил отказ. Денег не было. В 1903 году Григорий Николаевич решил обратиться к А.М. Горькому, который жил тогда в Нижнем. Алексей Максимович, выслушав внимательно, дал ему крупную сумму денег.
Степановым выделили участок земли, архитектор П.П. Малиновский составил проект, александровские мужики навозили бревен, и началось строительство одноэтажной школы деревни Александровка. Но денег не хватало, и Горький познакомил мечтательного учителя Г.Н. Степанова, хлопотавшего об открытии школы для крестьянских детей, с Шаляпиным.
Ф.И. Шаляпин, приезжая в те годы в Нижний на гастроли, специально давал благотворительные концерты, деньги от которых поступали на строительство общежития для учительских детей, Народного дома.
Шаляпину понравился благородный замысел Степанова, и он передал ему еще часть средств в дополнение к той сумме, которую дал А.М. Горький. Обещал и в дальнейшем помогать материально в постройке школы.
Алексей Максимович предложил назвать будущую школу именем Ф.И. Шаляпина. А для того, чтобы она, помимо обучения детей, выражала духовные интересы взрослых людей, посоветовал сделать в ней библиотеку и сцену для самодеятельных концертов. Ему еще хотелось, чтобы дети занимались рукоделием, чтобы рядом со школой был разведен сад, за которым школьники и ухаживали бы.
Начало войны с Японией и революционные события 1905 года задержали постройку школы. Закончилась она лишь к 1907 году.
Ф.И. Шаляпин неоднократно приезжал в эту школу. В первый приезд даже дал концерт на маленькой школьной эстраде. Там его слушали и ученики, и взрослые люди, прибывшие из Александровки и окрестных деревень.
С годами население росло, и старая школа перестала справляться с проблемой образования. Давно уже сменившиеся власти решили построить другую школу. Трехэтажную. Из кирпича.
Младшая дочь Григория Николаевича Степанова Александра Григорьевна поехала тогда в Москву с просьбой, чтобы оставили старую школу как памятник, поскольку в ней бывал сам Шаляпин. Ей ответили: «Вы опоздали. Уже принято решение старую школу сломать, а построить новую, более современную». И пообещали выделить в ней место под музей Ф.И. Шаляпина.
К первому сентября 1964 г. новая школа была построена и в ней создан музей. Теперь директор этой школы – Виктор Константинович Валов, а музеем заведует учительница русского языка и литературы Мария Владимировна Миронова.
Автор этих строк недавно заходил туда. Музей длительное время не ремонтировался. Школьная администрация терпеливо ждет материальной помощи от районных властей. Заведующая школьным музеем сказала мне, что в Осеннем проезде стоит дом, в котором некогда жили супруги Степановы Григорий Николаевич и Александра Николаевна. Я долго искал его. Многих людей спрашивал. Никто не знает. Фамилия-то нынешних хозяев другая. Но когда спросил одного шофера: «Может быть, Вы знаете, где здесь самый старый дом?», он показал на него рукой. Оказалось, что этот дом стоит в двух шагах от школы в окружении яблонь и столетних лип. Также построенный в начале прошлого века, правда, трижды капитально ремонтированный. Я посетил его. Никакой таблички на нем нет. Но с первых же шагов я ощутил то далекое время, особенно когда стал открывать щеколду калитки сада, сохранившуюся с тех лет.
Я забыл известить читателя, что у Степановых были две дочери. Старшая Наталья Григорьевна (1895-1988 гг.) и младшая Александра Григорьевна (1902-1987 гг.). Можно бы много рассказать интересного о продолжателях рода Степановых, но я кратко остановлюсь лишь на внуках, которые проживают до сих пор в этом доме. Это Вадим Гавриилович 1936 года рождения, Кирилл Гавриилович (1938 г.) и Елена Гаврииловна (1947 года). Они от младшей дочери Степановых.
Александра Григорьевна вышла замуж за Гавриила Ефимовича Иванова, приехавшего из Владимирской губернии. Выпускник медицинского факультета Казанского университета, он занимал в нижегородской медицине высокие посты. Последнее время своей трудовой деятельности работал главным врачом областной психоневрологической больницы в Ляхове и одновременно являлся начальником первого женского отделения этой больницы. Прошел всю войну. Был заядлым охотником. Его жена Александра Григорьевна работала на Мызе старшим преподавателем детского костно-туберкулезного санатория. Вадима Гаврииловича и Кирилла Гаврииловича нередко навещает двоюродный племянник Алексей Всеволодович Весницкий. Все они высокообразованные и интелли-гентные люди. С ними поговорить – одно удовольствие. Они хорошо помнят рассказы бабушки о том, как их избу навещали Ф.И. Шаляпин и А.М. Горький.
У них до сих пор живо дедушкино пианино фирмы «Дидерихс», на котором музицировал сам Шаляпин. Ввиду того, что комнаты в доме небольшие и на пианино теперь никто не играет, его вынесли в сарай. В Америке бы за него сейчас дали огромные деньги и бережно хранили как дорогую реликвию. У нас же все делается по-другому.
Еще мне внуки показали у школы №140 обелиск их деду, поставленный после его смерти в 1920 году александровскими мужиками. Скульптор Галина Кулакова в 1965 году сделала для него барельеф, под которым надпись: «Степанову Григорию Николаевичу. Первому учителю и основателю школы им. Ф.И. Шаляпина». Александра Николаевна Степанова пережила своего мужа на 32 года.
Внуки также помнят, как их старинный дом неоднократно навещала дочь Шаляпина. В последний раз Ирина Федоровна была у них в 1974 году. Она жила в Москве и приезжала в Горький всегда к дню рождения своего отца – 13 февраля. Заходила в школу и каждый раз что-нибудь привозила в подарок музею. На одной книге о Ф.И. Шаляпине она сделала дарственную надпись Александре Григорьевне: «Будем вместе вспоминать и моего, и Вашего отца, доброго человека, чудесного народного учителя школы, построенной моим отцом в деревне Александровка для детишек крестьян». Дата – 25.06.1964 г.
В том же 1964 году, в июне, к ним приезжала Е.П. Пешкова. Она свой приезд объяснила ощущением скорой смерти. И вправду, через несколько месяцев она умерла.
В заключение хочется сказать, что здесь грядут большие перемены. По решению министерства образования и науки правительства Нижегородской области Нижегородскому государственному архитектурно-стро¬ительному университету предложено провести среди студентов конкурс на проектирование архитектурно-паркового ансамбля на территории Шаляпинской школы №140 Приокского района. Цель проектирования – увековечивание памяти национального русского гения Ф.И. Ша-ляпина и воссоздание школы с музеем Ф.И. Шаляпина как центра гармоничного развития детей.
Конкурс посвящается 130-летию со дня рождения великого певца.
Декабрь 2002 г.
На фотографии сам Григорий Николаевич Степанов, который на деньги А.М. Горького и Ф.И. Шаляпина построил в 1907 г. в Дубенках первую школу. Здесь он с дочерьми. Фотография из домашнего альбома внука Вадима Гавриловича Иванова.
Сделана она 14 сентября 1914 г.
Поэт чародей
Впервые я услышал о поэте Федоре Сухове от моего товарища, молодого поэта, ныне покойного, Геннадия Ларионова где-то в начале 70-х годов. Геннадий Ларионов тогда только что закончил институт инженеров водного транспорта, кстати, его учил в институте наш нижегородский поэт Владимир Васильевич Половинкин. Геннадий тогда свои стихи печатал в газетах. Издавал в коллективных сборниках. Его показывали по телевизору. И он, вращаясь среди поэтической братии, был в курсе всех литературных событий. Вот он тогда мне, рабочему, который ни дня не мог прожить без поэзии, и рассказал о Федоре Сухове. Дескать, Федор Григорьевич Сухов – наш земляк, очень талантливый поэт. Что он после окончания Литературного института в Москве стал жить в Волгограде. Что у него уже вышло несколько стихотворных сборников: в Москве и Горьком. Геннадий Ларионов с гордостью сказал, что Сухову присуждена Всесоюзная литературная премия им. А. Фадеева. Еще Геннадий рассказывал, что за очень смелую суховскую поэму «Былина о неизвестном солдате» редактора, рискнувшего опубликовать ее в своем журнале, сняли с работы.
Я тогда загорелся Федором Суховым. Стал искать его книги по книжным магазинам, но не нашел. Тогда Геннадий Ларионов дал мне небольшой сборник Сухова Волго-Вятского издательства за 1954 год под названием «Родные просторы». В суховских стихах меня удивила тонкая лиричность, простота и глубокий смысл. Я сразу же тогда переписал несколько понравившихся мне стихотворений из этого сборника и носил их с собой в кармане, читая другим.
Однажды я услышал, что Федор Григорьевич Сухов приехал из Волгограда к нам в Горький. Узнал адрес, где он живет, и послал ему письмо. В письме просил, чтобы он разрешил записать его голос на магнитофон. Во время чтения стихов. И, не дождавшись ответа, взял с собой магнитофон и собрался к нему на квартиру. Доехал до площади Свободы, там увидел горьковскую поэтессу, которую не очень-то уважал, и повернул обратно. Постеснялся ее. Подумал, вдруг она тоже к нему идет.
Вскоре я пошел в Союз писателей к Михаилу Сточику со своим стихотворением-пародией. Кстати, скажу, моя пародия ему понравилась, и он тут же написал мне фамилии поэтов, на которых бы я тоже мог написать пародии. Это: Юрий Адрианов, Владимир Половинкин, Федор Сухов, Людмила Калинина, Виктор Кумакшев, Александр Фигарев, Сергей Карасев, Елена Крюкова.
После этого я увидел Федора Григорьевича Сухова. Конечно, обрадовался такой встрече. И спросил: «Федор Григорьевич, я посылал Вам письмо. Получали ли Вы его?». «Нет, – ответил он. – Никаких писем я не получал». Не знаю, может, не передали ему тогда мое письмо.
Теперь я понял, что в этом мире ничего случайного не происходит. Все идет закономерным путем.
В 1978 году Федор Григорьевич покупает дом, как он выражался, «завалюху» у себя на родине, в Лысковском районе, в деревне Кругловка.
В 1979 году осенью приезжает в Горький и посещает нашу поэтическую секцию в Доме ученых, которую вел поэт Виктор Кумакшев. Все, конечно, были тогда на седьмом небе, что нас навестил такой популярный поэт – Федор Сухов. Занятие наше затянулось. Разошлись поздно. И получилось так, что домой мы пошли с ним в одном направлении. Улицей имени Свердлова, ныне Большой Покровской. Погода стояла теплая. Как сейчас помню, на темно-синем небе, между редких облаков, шевелились, как живые, звезды.
В сером костюме, удивленно улыбающийся, с аккуратно зачесанной прядью темных с проседью волос Федор Григорьевич выглядел молодцевато, шагал легко и свободно. Разговаривал тепло и искренне. Увидев на небе молодой месяц, он прочитал из Есенина:
Месяц рогом облако бодает,
В голубой купается пыли.
Я был очень обрадован, когда узнал, что он также горячо любит поэзию Есенина. И мы почти всю дорогу говорили о нем и его отношении к Богу. Я спросил Федора Григорьевича: «Что означает в Вашем понимании Бог?». Первый раз он мне объяснил так: «Бог – это люди! Это сам народ!». «А кто же тогда дьявол? Тоже люди?» – вырвалось у меня. Федор Григорьевич на это ничего не ответил. Промолчал. В другой раз он выразил свою мысль по-иному: «Религия – это создание народа, это самое высшее создание человеческого гения. Это наши Толстой и Достоевский. Только она – религия – как мировоззрение сможет привести наш земной хаос к гармонии».
Тут я прочитал есенинские строки:
… Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
Сухов с задумчивостью проговорил: «Может быть, так трагично и кончилась его жизнь, что он отошел от Бога».
Я сказал Федору Григорьевичу, что трижды посещал родину С.А. Есенина, село Константиново Рязанской области. Застал в живых сестер поэта Шуру и Катю.
Помню, мы с Суховым подошли к памятнику М. Горькому. Федор Григорьевич остановился. Я ему тогда сказал: «Федор Григорьевич, поехали ко мне ночевать!». Он мне ответил: «Я уже договорился с Борисом Пильником. Он меня сейчас ждет». Борис Ефремович жил недалеко от памятника А.М. Горькому. «Ну что ж, – проговорил я. – рад был с Вами встретиться и поговорить». Сухов подошел поближе к электрическому фонарю, написал на клочке бумаги свой адрес и дал мне. Улыбаясь, сказал: «Приезжайте, пожалуйста, ко мне, я всегда рад гостям».
Работа и другие обстоятельства крепко связывали меня по рукам и ногам и мешали заниматься любимым делом. И все-таки я стихи хоть изредка, но писал. Прошло много лет. Около десяти, примерно. И вот как-то я увидел в одной из телепередач маститого поэта Михаила Дудина. Он читал стихи. Они меня тронули. Я написал ему письмо, могу ли я ему выслать свои стихи для оценки. Ответа я, конечно, от него не ожидал. Но он быстро откликнулся. Письмо было коротким. Как записка: «Уважаемый Евгений Павлович, у вас в Горьком есть замечательный поэт – Федор Григорьевич Сухов. Со своими стихами и обратитесь к нему. Я уверен, он Вам поможет».
Я вспомнил, что около десяти лет назад Федор Григорьевич меня приглашал к себе в гости. И не откладывая ни дня, собрался и поехал к нему, прихватив с собой десятка два стихотворений.
Хочу сказать, что ту записку, которую мне прислал Михаил Дудин, у меня потом, после смерти поэта Сухова, попросил племянник Федора Григорьевича Сухова. Между прочим, племянника тоже зовут Федором и фамилия ему Сухов. Только отчество другое. Суховский племянник у меня и тетрадь взял, в которую я заносил слова Федора Сухова. Записывал, что мне было интересно. Писал коротко. Много слов непонятных. Сказал племяннику: «Ты же здесь не поймешь ничего!». Он все равно взял.
Да. Я не сказал, как я съездил тогда в Красный Оселок. Был май, 1988 год. На автостанции площади Лядова у кассы молодой мужчина, узнав, что я еду в Красный Оселок к поэту Федору Григорьевичу Сухову в гости, прочитал наизусть, да громко, одно из суховских стихотворений:
Село мое красный Оселок
Стоит на высокой горе,
Явились сюда новоселы
Еще при Великом Петре.
Что характерно, Сухов родился и рос на крутой и высокой горе, с которой видна Волга, а Сергей Есенин – на такой же высокой горе, где видна Ока. Когда я нахожусь в Красном Оселке и с горы смотрю на Волгу, я всегда вспоминаю село Константиново Рязанской области, родину Есенина, и реку Оку с ее таким же, как у Волги, необъятными далями.
Сделаю оговорку, что в селе Красный Оселок, который «стоит на высокой горе», Федор Григорьевич только родился и рос. Там сейчас на доме прикреплена мемориальная доска, увековечившая память поэта. Но жил он с Марией Арсентьевной Сухоруковой, поэтессой, и с сыном Арсентием в другой деревушке под названием Кругловка, что находится чуть далее Красного Оселка. Под горой. Тоже вдоль Волги, в живописном месте.
Когда я вошел в избу к Федору Григорьевичу, а он сам только разувается. «Бродил по лугам и оврагам, – пояснил и, как бы наставляя, добавил. – Надо не только много читать, но и чаще бывать наедине с природой. Природа тоже по-своему просвещает».
Я ходил там. Луга большие, во многих местах заросшие ивняком. Овраги крутые и высокие.
На этот раз передо мной был человек уже преклонного возраста. Отягченный какой-то заботой. У нас и разговор-то начался не со стихов, а с «прозы жизни». «Ты видел, – спросил он меня, – когда шел сюда, по склонам горы кое-где попадаются старые яблони? Это у нас был здесь общественный яблоневый сад. Сколько было цвету по весне, а по осени урожая. Теперь он заброшен стоит. Никому до него дела нет. Да-а. Раньше землю лаптями меряли, обрабатывали кое-чем и лишней не было. Теперь трактора, комбайны, а земля во многих местах лебедой зарастает. А то еще. Смотрю, сейчас катит на своей личной машине от перелеска к перелеску, прямо по полю, приминая зеленя, горожанин с женщиной». Сухов махнул рукой: «Где там любовь к земле, к людям труда».
Тут я вспомнил стихи Есенина:
Стишок писнуть,
Пожалуй, всякий может
О девушке, о звездах, о луне…
Но мне другое чувство
Сердце гложет,
Другие думы
Давят череп мне.
Некоторые думают, что поэты – праздномыслящие люди. Нет. Это не так. Пусть у Федора Сухова большинство стихов о природе, но душа его была полна любви к родине и к людям. Он жил той любовью и писал во имя любви.
Принял меня Федор Григорьевич со всем радушием. Поставил чайник. Стал хлопотать насчет обеда. А я стал рассматривать их избу.
Из сеней, как войдешь, направо – кухня, где готовят пищу на газовой плите, по левую сторону комната–столовая, тут рядом со столом и стульями в стороне – кровать, по стенам на полочках много всяких книг. По другую сторону стола – круглая старинная изразцовая печь. Есть еще комната побольше – передняя, или «светлая», где комод, картины, по стенам – фотографии. Я спросил: «А почему у вас нет телевизора?». Федор Григорьевич ответил: «Ну его! Нам и радио достаточно».
По левую сторону от передней комнаты – рабочая комната самого хозяина, заваленная книжками и рукописями, и там же его кроватка. Но мы остановились и сидели в комнате-столовой. Перекусывали с дороги и пили чай. За чаем мы не переставали говорить о перестройке. Напоминаю, тогда шел 1988 год. Говорил больше Федор Григорьевич: «За последние два десятка лет люди забыли ремесла, возродился лодырь, тунеядец, потребитель, а вместе с этим пьянство. А взять праздники. Люди разучились веселиться. Выпили и, как говорится, ни басен, ни песен. А без песен рот тесен. Научились судачить. Из пустого в порожнее переливать». Сухов на минуту смолк, затем опять начал: «Наше бывшее время – время бездуховное. Тот социальный строй не способен был для развития личности, и оно останется в истории как время лжи и низкопоклонства перед этой партией. Сколько у нас в России было разных сказителей и сочинителей, но так и не вышли они в поэты и писатели в силу обремененного положения своего. Некоторые считают, дескать, уж у кого есть талант, тот все равно пробьется! Не у всех есть такие возможности. У нас любят ссылаться на М. Горького, но, видимо, не все знают, что он, кроме чтения книг, постоянно вращался с образованными людьми, среди которых были Каренин-Петропаловский, Короленко и другие. Иначе бы он так и остался Алексеем Пешковым. Или взять Тараса Шевченко. Не надо забывать, что он батрачил у образованного помещика, который помог ему в учебе». Федор Григорьевич выплескивал наружу, видимо, давно накопившееся в себе. Он то вставал из-за стола, уходил в свою рабочую комнату, искал там книгу и, найдя, вычитывал из нее какую-нибудь политическую цитату и критиковал ее, то опять садился за стол, сам беспрестанно говорил и говорил, горячась. О поэтических цитатах он отзывался восторженно. Приводил слова поэта Василия Андреевича Жуковского: «… Река говорит, ее можно понять, не разумом – чувством… Она образ времени, преходящего и вечного… Это невнятное бормотание струй просвещает душу больше, чем жизнь в городах среди ученых людей». Федор Григорьевич взял письмо, присланное ему друзьями из Сталинграда, повертел его в руках, перечитал и положил на близлежащую полку. В письме говорилось по поводу написания произведения М. Шолохова «Тихий Дон». Но я другой вопрос задал Федору Григорьевичу: «Почему так, пишут Вам письма по адресу: село Красный Оселок. Вы же получаете их здесь, в Кругловке? И не путают?». «Так уж привыкли все, – последовал ответ. – Наша Кругловка, как бы входит в этот Красный Оселок как часть его, как его продолжение».
Я с удовольствием слушал Федора Григорьевича. Мне все было интересно, о чем он говорил.
Тут я ему рассказал, что, когда я был на автостанции, там один мужчина лет тридцати, услышав, что я еду в гости к Вам, прочитал наизусть, да громко, Ваше стихотворение: «Село мое Красный Оселок». На это Федор Григорьевич благодарно улыбнулся и воспринял это как должное. Взял свой сборник стихов и на титульном листе написал: «Молостову Евгению Павловичу – от обитателя Красного Оселка. Федор Сухов».
