bannerbannerbanner
полная версияНавстречу судьбе

Евгений Павлович Молостов
Навстречу судьбе

Полная версия

 
Ни надежды, ни веры, ни мочи.
Затухают земные огни.
Досыпаю последние ночи.
Доживаю последние дни.

Смерть все ближе. Я вижу воочью –
Отбирает последнюю мысль.
Предъявляет свои полномочия
На мою одинокую жизнь.

И теперь ни воды мне, ни хлеба.
Истекает назначенный срок.
Приближается светлое небо.
Исчезает земля из-под ног.
И с боку написал: «Хорошо, но лучше не надо…».
 

Не верилось, что Виктор Кириллович через три дня умрет. Казалось, ну, поболеет, как со всеми нами бывает, и выздоровеет.

Но его 28-го января 1997 г. не стало.

Одного месяца не дожил до 62 лет. А это еще далеко не старость. У него было все впереди. Семь стихотворных сборников (и кроме них, – два детских) – это не предел для его возраста и таланта.

Последние годы он вел поэтическую студию при Союзе писателей. Был таким человеком, что к нему тянулись все: от рабочего до профессора. И со всеми находил общий язык. Но, когда оппонент в чем-то не соглашался с ним и, не дай Бог, лукавил, Виктор Кириллович, чтобы пояснить истину, терпеливо выслушивал и начинал заново доказывать, но уже с фразы: «Давай без дураков!».

Я за всю свою жизнь ни разу не слышал, чтобы Виктор Кириллович кого-то ругал или как-то изругался. Он делал что-то подобие ругани мимикой и шевелением губ. В таких случаях меня всегда разбирал смех, потому что глядеть на него было забавно.

И о женщинах он говорил только хорошее. Это был настоящий джентльмен. Он однажды рассказывал, как германская киноактриса Марлен Дитрих, чтобы отблагодарить Константина Паустовского за его произведения, любимые ею, встала перед ним на колени.

Я вспомнил этот случай в день похорон Виктора Кумакшева. Перед выносом тела покойного, примерно за полчаса, вышла из квартиры Кумакшевых в коридор, заполненный людьми, божественной красоты женщина, молодая поэтесса, ученица Виктора Кирилловича, еще очень мало известная читателю. Она показалась нам провидением. Мы стояли: Анатолий Алексеев, Александр Колесов и я. От подавленного горя, с невидящими от слез глазами, она захлебывающимся шепотом спросила нас, показав на чужую квартиру: «Через эту дверь выйти можно?». Мы ей сразу же все трое ответили: «Это чужая квартира! Идите вот в эту дверь!». И показали на выход. Чувствовалось, что смерть поэта до глубины души потрясла ее. Через какое-то мгновение она исчезла из наших глаз.

Потом, когда я пришел домой, Колесов позвонил мне по телефону и сказал: «Та божественная женщина вдохновила меня написать стихотворение на смерть Виктора Кирилловича». И прочитал. Я тогда про себя отметил, если такая женщина горько плакала об утрате поэта, значит, он не зря прожил жизнь!

22.01.1999 г.

Письма

Кроме газеты «Нижегородская правда» и кстовской газеты «Маяк», мои стихи и заметки неоднократно публиковала газета «ЗОЖ» (Здоровый Образ Жизни). У этой газеты очень большой тираж (более трех миллионов). И отклики приходится получать из разных уголков России.

Ниже привожу некоторые из них.

Это письмо прислал юноша.

Евгений Павлович, здравствуйте!

Я люблю девушку. Ее зовут Ира. Мы с ней незнакомы. Я хотел бы послать ей любовное стихотворение. Но сочинять стихи не умею. Не могли бы Вы для меня написать стихи про любовь? Чтобы с этим стихотворением я начал со своей Музой знакомство.

Всего Вам доброго.

Октябрь 2002 год.

14.11.02. Ответ на письмо юноши Вадима Ведерникова.

Вадим, поскольку сейчас в мире много подлостей и мерзостей (мир очень развращен), я с осторожностью отнесся к Вашему письму. И все-таки надумал дать ответ. Надеясь на Вашу добрую совесть и порядочность. Влюбленному юноше завоевать сердце любимой девушки трудно. Но еще труднее сохранить эту любовь до конца жизни своей.

Так прежде чем покорить ее сердце, дайте себе слово, что Вы никогда не разлюбите ее. Ведь Вы еще молодой, и девушек Вам будет встречаться много. Так вот, когда они будут Вам встречаться, и, естественно, будут нравиться, вспомните, с каким трудом добивались Вы своей первой возлюбленной – Ирины, как Вы называете ее, – Музы.

Имя Ирина происходит от греческого слова «мир», «покой». Подумайте. Стоит ли Вам нарушать этот «мир, покой»?

Еще древние говорили: «Ирина – это завораживающая улыбка, редко переходящая в смех. Очень умная, но может быть немного холодноватой, сама об этом не зная. Если она вам даст на любовь вашу положительный ответ, то будет всю жизнь вам верна, готовая идти на жертвы. Она будет очень хорошей матерью и все сделает для своих детей и семьи».

Так вот, дорогой Вадим, готов ли ты сам на такую любовь? На большую любовь? Не обижать ее, а, наоборот, помогать в трудностях. Чтобы она чувствовала, что Вы и есть ее половина. И всегда торопилась к Вам навстречу. А Вы чтобы не зазнавались, а только крепче любили ее.

У некоторых молодых людей есть такой лозунг: «Жизнь свою надо прожить так, чтобы, оборотясь, увидел гору выпитых бутылок и толпу девушек, не успевших еще оправить подолы юбок».

Поверьте мне, я много пожил и знаю. У таких людей не было счастья. И красивой, и порядочной жизни. Крепкие и здоровые, они превращались в больных людей. И погибали или под забором, или в тюрьме.

Если только у Вас нет надежды на самого себя, дайте Богу клятву, что Вы ей не измените. И из-за боязни, что Вас накажет Господь, будете увереннее в себе. И любить будете ее всю жизнь.

Извините. О другом знакомстве и другой любви я не хочу говорить. Высылаю Вам несколько своих стихотворений о любви. Новые сочинять времени нет.

Желаю Вам успеха! И счастья!

С уважением Евгений Молостов.

«Пишет Вам Наташа из г. Усинска…»

Здравствуйте, Евгений Павлович!

Пишет Вам Наташа из г. Усинска. Прочитала Вашу заметку в газете «ЗОЖ» №11 за 2003 год: «Вот жизнь настала». И решила написать Вам письмо, потому что поняла, что Вы неравнодушный человек и Вас волнует то, что сегодня происходит. Вы обращаете внимание на то, что люди, наделенные разумом, оказались сегодня в одном и то же положении, что и бездомные животные.

Люди сегодня находятся, действительно, в ужасающем положении: голод, болезни, войны, безработица, сколько людей погибает при землетрясениях, катастрофах, наводнениях, многие люди лишаются своего жилья и вынуждены бежать в поисках стабильности. К сожалению, не всегда это приводит к хорошим результатам. И Вы, конечно, заметили, что большинство людей живет в страхе и унынии, поэтому люди стали раздражительными, ожесточенными, грубыми, людей сейчас интересует материальная сторона.

В поисках ответов на свои вопросы многие люди сегодня обращаются к Библии. Возможно, Вы, Евгений Павлович, тоже читали эту книгу. Интересно, что все, что происходит сейчас на Земле, было предсказано в Библии более чем за 1900 лет. Эти предсказания записаны в книге Луки (21 глава, стихи 9, 10, 11, 26), а также во 2 Тимофею (глава 3, стихи 1-5, 13).

Но Бог в Библии сообщает нам утешительную весть. Мы с надеждой читаем книгу Откровения, где записано: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже: ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло» (21 глава, 4 стих).

А в 71 Псалме 16 стихе Бог говорит, что будет обилие здоровой пищи.

В Библии есть еще очень много чудесных обещаний Бога, но вопрос в том, когда Бог исполнит свои обещания.

И ответ тоже можно найти в Библии.

Мне бы очень хотелось продолжить с Вами переписку.

С уважением к Вам Наташа.

«Прочитав в газете «ЗОЖ» в №14 за 2003 год Вашу заметку…»

Уважаемый Евгений Павлович!

Прочитав в газете «ЗОЖ» в №14 за 2003 год Вашу заметку «С кем я останусь?», у меня стало очень неспокойно на душе и как-то даже скорбно. Возникла жалость к тому интеллигентному человеку, который извел своей пьянкой старушку-мать.

Мне кажется, он человек хороший. Ему просто некому помочь встать на путь истинный. А мать одна, видимо, не в силах.

Я одинокая пенсионерка. Материально обеспечена. В летнее время почти каждый день езжу на дачу. Но общаться не с кем. Возможно, знаете, где он живет? Вышлите мне его адрес. Я бы ему помогла вылечиться.

Так наскучило жить одной. Пожалуйста, поспособствуйте. Очень буду благодарна Вам.

Москва. Нина Михайловна Овсянникова. 27.07.2003 год

Письмо Агаповой Валентины Евгеньевны

А вот что мне написала из Дальнего Константинова Нижегородской области заместитель редактора районной газеты «Родная земля» Агапова Валентина Евгеньевна. Поэтесса. В соавторстве с местным композитором Николаем Фагиным в 1999 году выпустила сборник стихов и замечательных песен «У родного крыльца».

Уважаемый Евгений Павлович!

С удовольствием читала Ваши книги «Ласточкины гнезда» и «Когда цветет черемуха». По-доброму завидовала Вам, сколько интересных людей Вы встретили в жизни. И замечательно написали о них.

Валентина Агапова, член Союза журналистов.

Отзыв Николая Рачкова

А этот отзыв на прозаические книги «Когда цветет черемуха» и «Ласточкины гнезда» в письме пишет наш выдающийся российский поэт Николай Рачков.

Евгений Павлович!

Стихами ты меня уже порадовал, но вот и прозаические вещи – весьма удивительные, есть просто, на мой взгляд, талантливые зарисовки. Знаешь, некоторые зарисовки о природе напомнили мне Пришвина. Ты зоркий, наблюдательный человек, подчас до риска, и увлекательный в своей бесхитростной простоте рассказчик. Умеешь нарисовать характер, подметить главные черты, т.е. увидев, познакомившись, способен понять человека, художественно, как мне кажется, домыслить ситуацию («Заблудшая», «Роковая любовь»). Краткость, немногословность тоже мне по душе. Обыденное, банальное ты превращаешь в свежую находку. Пусть не всегда.

 

С уважением. Николай Рачков.

Мой отчий дом, где я живу


Слева направо: мой отец Павел Иванович Молостов, его сестра Мария и младший брат Григорий, фронтовик. Григорий родился в 1902, умер от ран 22 июля 1944 года. Похоронен в г. Новосокольники Псковской области.

В прозе

Да. Человеку надо малость,

Чтоб вызвать к жизни интерес


Моя деревенская Русь


Во время дебатов кандидатов на должность президента России, которые в ходе предвыборной кампании транслировались по телевидению, председателя Аграрной партии Николая Харитонова небезызвестный Владимир Жириновский обозвал колхозником. Подтекстом прозвучало: мол, типа последней спицы в колеснице.

И я вспомнил, что и прежде некоторые горожане смеялись над нашими деревенскими жителями, обзывая их безграмотными лапотниками. Хотя те сроду лапти не носили. Бесхитростность селян, их доверчивость и безотказность в работе считались чуть ли не тупостью.

Однажды деревенские бабы ехали в трамвае на Молитовский рынок за покупками и громко разговаривали между собой. Я был свидетелем того разговора. Одна спрашивает другую: «Нюрка, ты куда деньги-то положила?» – «В грудной карман пальтушки». – «А ты, Наська, куда?» – «Тоже в грудной сунула». – «Смотри, чтобы не вытащили». – «А я карман-от булавкой приколола».

Народу тогда в трамваях ездило много, все слышали их разговор. В том числе и жулики-карманники. И когда наши бабы выходили из трамвая, то у Нюры и Насти грудные карманы пальтушек были разрезаны бритвой. Деньги, естественно, украдены, хотя были они заработаны тяжелым и изнурительным трудом. Всем известно, что тогда в колхозе работали за «палочки». И все равно люди не ожесточались. Сначала на колхозных полях все дела переделают, выполнят свою норму, а уж потом личными садами-огородами займутся. В весенне-летнее время спали по три-четыре часа.

Помню, заключенные строили дорогу по Ржавской горе (возле деревни Ржавка). Женщины, и моя мать в том числе, им туда носили вареную картошку – вместо милостыни.

После войны в деревне мало было мужиков. Мать в 33 года осталась после умершего от натуги на колхозных работах отца одна с нами пятерыми. Как и другие бабы, чтобы прокормить детей, крутилась всегда словно белка в колесе. А семьи тогда почти у всех были большие. Это сейчас три ребенка, и уже семья многодетной считается. А некоторые «мамаши» своих детей прямо в роддоме оставляют, ссылаясь на то, что материально недостаточно обеспечены, не на что растить. А сами пьют и гуляют. А тогда наши матери больше о детях беспокоились, чем о себе. Они в них видели в будущем своих помощников.

Мы тогда в детском возрасте уже помогали матерям: на поле пропалывали грядки огурцов, лука, свеклы. В 12-летнем возрасте я таскал из лесу тяжелые вязанки хвороста, из речки – воду для полива. А речка была у нас под высоченной горой.

В начале 70-х годов уже прошлого века мы с моим приятелем комкором Владимиром Смирновым зашли в редакцию газеты «Горьковская правда», принесли известному журналисту (теперь покойному) Аркадию Колчинскому фельетон. И меня один газетчик спросил: «У вас атлетическое телосложение, каким видом спорта вы занимаетесь?» Я ответил: «Днем на разных физических работах, а вечером в гармонь играю». – «Ах, вы из деревни?» – удивился он. И было чему удивляться, потому что некоторые городские ребята неправильно сидят в классе за партой и уже искривление позвоночника получают. А я перетаскал тонны тяжестей на своих плечах, и меня за атлета приняли. Потому что я деревенский, колхозник.

Чем мы питались в детстве? Ходили в Артемовские луга за щавелем и диким луком. Но больше любили в своих огородах полакомиться вишней, сливой, смородиной, огурцами, помидорами, яблоками. Если, конечно, был урожай. Мать тогда нам строгие наставления давала: «Рвать только бракованный плод, а хороший я понесу в город на продажу барыне». И у нас, ребятишек, выработалось такое правило: вишню рвать только надклеванную птицей (тогда скворцов по садам летало тучами). Кисть смородины выбирать – тоже которая похуже на вид. Но не всегда мы это правило выполняли.

Мать наша таскала на себе не только траву после прополки на корм корове (косить для своего хозяйства тогда строго запрещалось), но и тяжелые ноши на базар. Продав товар, она набирала на всю нашу ораву хлеба, мыла, сахара, соли, спичек. А оставшиеся деньги приберегала на черный день, чтобы справить на зиму нам одевку с обувкой. Тогда она не знала, какой у нас, детей, размер обуви. Замеряла нам подошвы лучиной и с ней шла на базар.

Голодней всего каждая семья чувствовала весной. В некоторых семьях дети пухли от голода. Приходилось ходить на колхозные поля за промерзшей картошкой и из нее печь крахмальные лепешки. Ели за милую душу. Сейчас бы в рот не вломили.

Я как-то свою мать спросил: «А раньше на что вы питались до урожая?» Она ответила: «После праздника Святой Троицы наламывали березовых веников и носили их на Сенной рынок продавать. Чаще их брали татары, чтобы потом париться. По этой причине тогда, – продолжала мать, – жители деревни Утечино дали нашим деревенским прозвище “Зеленые веники”, а мы их, в свою очередь, прозвали “Калеными пятами”, потому что они ходили в летнее время со своим товаром целой гурьбой через нашу деревню Ново-Покровское, через Кузнечиху, Лапшиху, Ошару и вплоть до Мытного рынка разутыми. У них только пятки сверкали». – «А почему каленые?» – «Потому что загорелые».

Когда мы копали ранней весной свою усадьбу, то приходилось выкапывать много отростков малины, сливы, вишни. Мне мать как-то сказала: «Ты просишь, чтобы я тебе купила самопишущую ручку? Навяжи вот этих отростков, дойди до Лапшихи, продай и на вырученные деньги купи ее себе. Заодно пострижешься и сходишь в кино». Было мне в ту пору лет 12-13.

Только успел дойти до Лапшихи, у меня все эти отростки-саженцы раскупили. Сразу же пошел в парикмахерскую, где-то у Кулибинского парка (мы тогда его называли «парк живых и мертвых»). На мне было легкое пальто. Войдя в парикмахерскую, сдал его в раздевалку. Деньги на подстрижку взял в руки, а остальные оставил в кармане пальто. Когда подстригся, поспешил в магазин за той самой самопишущей ручкой. По дороге сунул руку в карман и остолбенел – денег в нем не оказалось ни рубля. Я до сих пор помню ту женщину, которая при выдаче пальто прятала от меня глаза. Мать рассказывала, что и в городе есть семьи, которые перебиваются с копейки на копейку. И мне было жалко гардеробщицу, чтобы вернуться и потребовать с нее украденные деньги. Когда я нес охапку отростков, мне за шиворот попадали иголки от малины и сухой коры, от вишен и слив, но я не чувствовал ни боли, ни усталости. Я был заворожен мечтой о самопишущей авторучке. А тут моя мечта разбилась вдребезги. Я почувствовал страшную усталость. Домой пришел с тяжелым сердцем. Мать сразу догадалась и сказала: «Не надо было варежку-то разевать». Больше я отростки продавать никогда не ходил.

Жили в ту пору в деревне небогато, но все же корову держали многие. Стадо было большое. На лето нанимали двух пастухов. За пастьбу расплачивались с ними зерном, картошкой или деньгами. Кормили их каждый день сами хозяева по очереди. В полдень в избу приходил один из пастухов. Сам отобедав, он затем уносил приготовленный хозяйкой обед второму пастуху на пастбище. На ужин, после пастьбы, приходили оба. Обычно для них приготавливали мясные суп и картошку, а на третье – чай или компот. Кроме прочего, мать пекла еще пироги с зеленым луком и картошкой. Она всегда из последних сил старалась угодить пастухам, потому что, если узнавали в деревне, какая хозяйка их плохо накормит, бабы перемывали той бедняжке все косточки. Мы, дети, всегда надеялись, что и нам после пастухов перепадет что-нибудь из вкусненького, и с нетерпением ждали этого дня.

После смерти отца старшая сестра, окончив шесть классов, была вынуждена оставить школу. Стала в колхозе помогать матери, не отставая от нее. Увидев это, бригадир дал сестре отдельную норму.

Зимой в хранилище перебирали картошку, плели из соломы маты, предназначавшиеся для укрытия овощей от холода. Летом жали серпом рожь, рыхлили и пололи километровые боровки (грядки) огурцов. Поливали их. Председатель колхоза подбадривал: «Товарищи колхозники, Родина вас не забудет». И колхозники работали не покладая рук.

Несмотря на тяжелый труд, старшая сестра Тамара сочиняла озорные частушки и вечерами на гулянье их пела. Очень любила цветы, разговаривала с ними как с живыми существами. Помню, однажды под вечер, узнав от бригадира, что завтра будет сенокос, она собрала своих подруг, и они пошли на луг прощаться с цветами. Наклонялись к ним, целовали их и плакали по-настоящему.

В нашей родне, кроме старшей сестры, сочиняли стихи-частушки отец и оба деда. Деда по материнской линии прозвали Демьяном Бедным, а по отцовской – Пушкиным. Поэтому в деревне нас и звали Пушкиными. Когда спустя многие годы я собирал документы для получения пенсии, то Молостова Евгения Павловича в колхозных списках не нашли. Там значился Женя Пушкин. В нынешнем году, в Троицу, заходил в свою деревню и услышал, как в мой адрес один парень сказал: «Пушкин-2 идет».

У нас посреди деревни, где теперь находится памятник ветеранам Великой Отечественной войны, раньше стояла пожарка (деревенское депо). Это обыкновенный сарай, и в нем на телеге размещали деревянную бочку, залитую водой на случай пожара. Но когда пожар возникал и открывали этот сарай, чтобы впрячь лошадь в телегу, то бочку всегда находили непригодной. То ли зимой распирало от мороза, то ли летом она рассыхалась от жары. Поэтому людям приходилось воду таскать ведрами из своих домашних бочек, стоящих под стеками с крыши. Но после пожара мужики, видимо, по привычке, а может, для собственного успокоения, вновь приобретали бочку, заливали ее водой и закрывали сарай до следующего пожара.

Рядом с пожаркой стояла вышка. На ней висел колокол. Заметив пожар, в него и били, сообщая селянам о случившейся беде. Еще с нее наш сосед, дедушка Иван Жучков, звонил в полдень. Колхозники по этому сигналу заканчивали работу на полях, а дома – сверяли свои настенные часы.

Теперь в наше цивилизованное время деревенских жителей трудно отличить от городских. Время уже не то. У нас, например, еще в советское время город разросся почти до деревни. Кузнечихинский микрорайон стоит в трех километрах.

Да вот беда – новая власть наступила. Демократическая. Колхоз развалился. Дети ходят учиться в город. Зато траву теперь косить не запрещают никому. Только коров в деревне почти никто не держит. Отучили за много лет.

14.06.2004

На улице Рождественской


Отрывок из воспоминаний


На Рождественской улице (бывшей Маяковской) Нижнего Новгорода, во дворе дома № 16, когда-то располагалась хорошая организация – артель «Гармония». В ней работали несколько парней из нашей деревни. В том числе и я. Помог мне туда устроиться Паша Золин. Среднего роста, крепкий, красивый, с русыми кудрявыми волосами. Он был на три года старше меня. Работал там по настройке голосов. Мы с ним оба были гармонистами, поэтому дружили, несмотря на разницу в возрасте.

Как только я окончил семилетку в 1951 г., он сразу же предложил идти к ним работать, зная, что отец у нас рано умер. Матери с нами пятерыми в эти послевоенные годы тяжело было.

В отделе кадров мне сказали: «Мы тебя возьмем учеником. Но нам нужна справка, что тебя колхоз отпускает. А потом тебе придется ехать в “Промстрахкассу”, в нашу вышестоящую организацию, чтобы она не воспрепятствовала. Ведь тебе еще шестнадцати нет».

Услыхав такое, на душе моей стало неприятно. Дадут ли мне такие документы? Паша Золин ободрил меня: «Не беспокойся. Мы и колхоз обманем, и эту “Промстрахкассу”».

Наученный Пашей, я пришел в колхозную контору и спросил у председателя справку, пояснив ему, что иду в город учиться, твердо зная, что работать в город меня не отпустят. Председатель колхоза поинтересовался: «А на что ты будешь жить?» Я ответил: «Как-нибудь проживу». И он выдал мне справку – «на учебу». А в «Промстрахкассу» Паша Золин сам ходил за меня. Номер у него прошел блестяще.

Когда я, собрав необходимые документы, явился к начальнику отдела кадров артели «Гармония», он мне сказал: «Тебе же колхоз выдал справку для учебы». Я, сделав вид, что тогда не понял его, заявил: «Так вы сами говорили, что берете меня учеником. То есть учиться». Начальник отдела кадров поверил в мою наивность, согласился, принял.

Поставили меня учеником к столяру-мастеру изготовлять резонаторы. Я быстро усвоил столярное мастерство. Даже наладил делать табуретки. А рамки для картин и фотографий мне заказывали бабушки прямо из этого двора. Еще я там научился делать оковку на углы корпусов гармоней.

 

Что важное для меня там было: разнообразие всяких гармоней. Ведь мы не только изготовляли новые музыкальные инструменты, нам несли и старые в ремонт. И русские гармони, и хромки. И баяны, и аккордеоны. И скрипки, и балалайки, и мандолины. Аккордеоны попадались даже немецкие (трофейные). Некоторые мастера играли на русских аккордеонах. А на немецких никак не могли. Начальник цеха Степан Афанасьевич крикнет мне, скажет: «Ну-ка, Евгений, утри-ка этому “аккордеонисту” нос!» Через минуту-две я уже налаживал на этом аккордеоне какую-нибудь мелодию танца или песни. Со стороны слышу Николая Ивановича Шальнова одобрительные слова: «Молодец, пострел, быстро схватывает!»

Николай Иванович Шальнов работал у нас в цеху столяром. Был участником Великой Отечественной войны. Ему в ту пору было лет 30-35. Чуть пониже среднего роста. Плотного телосложения. Широколицый. Походка валкая, как у моряка. Сдружился я с ним очень быстро. Он мне рассказывал про себя, ничего не скрывая. Как воевал. Как попал к немцам в плен. Как они нещадно били его, издевались над ним. Показывал мне всю изрубцованную спину. Еще рассказывал, как немцы сажали его ежедневно на несколько часов в огромную емкость с холодной водой, по плечи, с тем расчетом, чтобы пленный не мог присесть. Приседая, он захлебывался. А стоять было невмоготу.

Николай Иванович говорил, что его и всех солдат, которые были с ним, освободили из плена американцы. Американцы не только белой расы, но и негры.

Я только что прочитал «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого и под тем впечатлением говорил Шальнову: «Николай Иванович, ты – герой! О тебе надо тоже книгу писать». А он строго меня предупреждал: «Если хоть чуть уважаешь меня, то никому ни слова не говори обо мне. За то, что я был в плену, меня могут сослать туда, где Макар телят не пас». – «Этого не может быть, – настойчиво доказывал я. – Ты Родину защищал!» – «К сожалению, не все это понимают», – вполголоса отвечал он.

С тех пор прошло ровно полвека, а как будто это было вчера. До сего дня помнятся его жесты, привычки, шутки. Заканчивая какое-нибудь дело, он всегда говорил: «Все. Баста. Бобик сдох!» Мне с бесхитростной, но открытой всему миру душой это выражение нравилось.

Помню начало весны 1953 года. Утро. Николай Иванович подходил к столярному цеху, я, приветствуя его, воскликнул: «Шальнов, бобик сдох!» И увидел его сердитый взгляд вместо ответной шутки. Когда он ко мне подошел и протянул для пожатия руку, я в недоумении спросил: «Ты чего сегодня какой-то не такой?» Он, с оглядкой, тихо ответил: «Сталин умер». Я от неожиданности растерялся: а при чем тут Сталин?

Время летит. Правительства меняются. Но жизнь продолжается. Той гармонной мастерской давно в помине нет. О дальнейшей судьбе Николая Ивановича Шальнова я ничего не знаю. Звонил по всем райвоенкоматам, но нигде определенного ответа мне не дали.

9.02.2002

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru