Евгений Луковцев
Линии Леи
Рунгжоб
– Нет уж, с твоими друзьями я на квест больше не пойду. В прошлый раз я выиграл, а победу не засчитали. Ещё и хозяева ор подняли.
– Они с тобой и сами больше не пойдут. Потому что в прошлый раз ты не выиграл. Найти выход из тайной комнаты – это не то же самое, что разбежаться и выбить дверь плечом!
Подслушано в метро.
Стажировка моя, благодаря неуместному энтузиазму, затянулась дольше обещанного месяца. Я грустил, расстраивался, но понимал, что сам виноват.
Поначалу я разгонял скуку, тренируя навыки запоминания лиц, угадывания эмоций и прогноза поведения. Выучил наизусть всех клерков из министерства, расположенного прямо за станцией, всех экскурсоводов из зоопарка и планетария, и даже всех жильцов сталинской высотки напротив (тех из них, кто пользуется метро). Тогда мне стало окончательно скучно.
Появились мысли бросить эту авантюру и вернуться в бизнес. Парочка конкурентов моего старого шефа в любой момент подписали бы договор. Что останавливало, спросите? Да всё то же. Я ведь согласился на предложение Вересаевой не из страха и не из-за денег. А всё из-за той же серости жизни. Из неизбывной тяги человека к приключениям, которая легла в основу сотен книг, сделала знаменитыми тысячи героев, а десятки тысяч – свела в могилу безвестными. Поэтому я буду злиться, но терпеть.
– Рунгжоб, стой! – мой строгий голос заставил невысокого желтокожего уборщика ещё сильнее вжать голову в плечи.
– О, Джен-сен? Вы здесь? Я не заметил!
Он старательно разыгрывал азиатский акцент, но получалось так себе. Наверное, ближе к немецкому.
– Покажи мне свой пропуск! – потребовал я.
– О, нет-нет, Джен-сен, я не ходил в город! Я только выносил мусор!
– Если бы ты выносил мусор, то проходил бы мимо меня на выход. А ты даже не знал, что я сегодня на дежурстве. Серго совсем вас распустил!
Рунгжоб издал длинную переливистую трель, в которой сквозили сердитые нотки. Я растянул ехидную улыбку.
– Ты же знаешь, я не понимаю на вашем. Но запомнил фразу и обязательно посмотрю в словаре. Если это оскорбление, я не поленюсь и запрошу миграционную службу, все ли твои документы…
Тут я осёкся, потому что лицо уборщика стало ещё более жёлтым, а шрамы, плавно спускавшиеся от ушей к подбородку по линии скул, окрасились алым и затрепетали. Рунгжоб совсем недавно обосновался на Баррикадной, ещё не заработал достаточно денег на визит к косметологу. Большинство его земляков делают так, получая возможность отращивать бороду, а не маскировать свои жабры примитивными способами, больше привлекающими внимание, чем прикрывающими дефект.
Кенаров в московском метро живет довольно много. Сотни четыре или даже пять. Одни убывают, другие возвращаются, занимаются самой разной мелкой работой. У наших путешественников разные условия обитания, разная атмосфера и разные потребности. Не всегда обеспечить могут люди своими силами. Поэтому приходится прибегать к помощи такого же экзотического наёмного персонала.
Кенары из числа таких гастарбайтеров. Существа крайне неприхотливые, способные работать без вреда для здоровья в самых тяжёлых условиях. Обычно прилежные и исполнительные, но не без проблем с дисциплиной. Поэтому выход в город без письменного разрешения им запрещён. По условиям контракта им предоставляются общежития на кольцевой линии или персональные комнаты на станции приписки – за машинным залом. А экскурсии по выходным организуют централизованно.
Мимика уборщика оказалась для меня неожиданной. В его эмоциях больше не было ни капли агрессии, но не в этом дело. Жабры они обычно приоткрывают в знак почтения к старшим, а смирение и покорность, которых я добивался, проявляются иными движениями.
– Вам не кажется, Евгений, что это перебор? – раздался за спиной тихий голос.
Ах, ну разумеется.
– Доброе утро, Виктор Петрович! – ответил я, не оборачиваясь.
– И вам доброго, – согласился майор, – Рунгжоб, туить-суц!
– Вик-сен, туить-суц! – радостно прощебетал уборщик.
– Между прочим, он уже в четвертый раз за этот месяц нарушает пропускной режим, – заметил я, глядя на жёлтое лицо, расцветающее на глазах улыбкой до ушей. – Уже в прошлый раз можно было ставить вопрос о депортации.
Улыбку сдуло, лицо Рунгжоба побледнело. Виктор Петрович подошёл ближе и ободряюще похлопал нарушителя по плечу.
– Ну, ну, ну! Так ли уж страшен его проступок?
– Вы сами знаете. Если на улице он попадёт в неприятности, если окажется в полиции или, не дай бог, в больнице? Его физиологию не спрячешь. Это будет означать угрозу безопасности линий.
– Не в первый раз. Договоримся. Выкрадем, в конце концов, из изолятора. Виновных накажем. Кстати, такой инцидент будет означать, в первую очередь, прокол со стороны службы контроля, не так ли? Вы же задержали его на входе, а не на выходе?
У меня предательски заполыхали уши. Рунгжоб заметил это, но сразу отвернулся и отошёл на три шага в сторону, как бы из вежливости, давая нам общаться тет-а-тет. И чтобы я не разглядел ехидства в его маленьких черных глазках.
Умеет Турчин выбить почву из-под ног. Образ простоватого нерасторопного следователя, впечатавшийся мне в память, ещё не раз позволит ему проделывать такие штуки.
– Если бы мигранты не нарушали наши правила, проблем бы вообще не было.
Я выдал это в запале, уже к концу фразы осознав, что сморозил глупость. Ответное нравоучение было наготове и не заставило себя ждать.
– Если бы они не нарушали наши правила, отдел внешнего контроля окончательно расслабился бы и мух перестал ловить. Вот тогда я совершенно искренне мог бы согласиться с вами насчёт угрозы безопасности линиям.
– Я считаю, что правила есть правила. И нарушать их недопустимо, а нарушителей необходимо наказывать.
Мне не хотелось признавать неправоту, но цепляться оставалось только за самый примитивный аргумент. Чуть помедлив, я добавил:
– Не хотелось бы из-за его тяги к ночным прогулкам снова выносить ночью неопознанный труп из морга. В последний раз, как я слышал, такая история подняла целую бурю в прессе. Он симпатичный парень, но не знает ни города, ни реалий нашей жизни.
– Я рад, что вы это сказали, – Петрович кивнул мне со своей обычной усталой улыбкой. – Значит, вами движет не только синдром вахтёра. Вы порой прячете своё настоящее лицо за напором и агрессивностью, а в нашем деле с этим далеко не уедешь.
– Следите за мной?
– Приглядываю по долгу службы. Мне бы не хотелось, чтобы желание проявить власть стало для вас главной движущей силой.
Он поманил рукой Рунгжоба.
– Уважаемый, покажите ему! – и повторил, когда уборщик замялся, – Не бойтесь, прошу вас!
Рунгжоб всё ещё с сомнением отогнул полу жилета и расстегнул куртку. На коричневатой бугристой коже груди у него пульсировала белая округлая опухоль.
– Он что, болен?
– Нет, нет-нет, – улыбнулся Петрович. – Это икринка. Рунгжоб вынашивает её уже двенадцать лет, ожидая разрешения своего правительства на созревание. В прошлом году он даже согласился войти в контингент представителей кенаров на Земле, чтобы повысить свои шансы. Вы же не думаете, Евгений, что им нравится жить в нашем подземелье?
– Нет?
– Нет. Он из довольно знатного рода. Для развития икринки требуется сила Леи, но его семье по силам просто купить необходимое количество. Тем не менее, он работает здесь. Фактически, он просто заложник. Это наше обязательное условие, предъявляемое за возможность транзита их народа по Лей-линиям.
– Как это связано с нарушением режима?
– Икринки нуждаются в свежем воздухе и чистой проточной воде. Здесь, в метро, ему не обеспечить подходящих условий.
– Так он что, по ночам выводит на прогулку своё потомство?
– В некотором роде. Изредка, когда выдаётся такая возможность. Почти каждый из них время от времени это делает.
– А не сбегают, потому что не смогут выжить без линий?
– Да. И держат в секрете, потому что мы расценим их похождения…
– Как угрозу безопасности, – закончил я за него.
– Ещё нюанс. Досрочная депортация в его маленький и перенаселённый мирок будет означать изъятие икринки.
Рунгжоб запахнул куртку, поправил жилет и замер, заметным усилием удерживая улыбку на побледневшем лице. Виктор Петрович развернул его в сторону эскалатора и вопросительно взглянул на меня.
– С вашего позволения? Спасибо. Ступайте, мой друг. Но чтобы это было в последний раз! Попадётесь снова, я уже не смогу вас выручить!
Кенар защебетал, мешая русские слова с родными трелями. Кто-то из пробегавших мимо пассажиров поморщился и опасливо отступил от излишне громкого азиата. Да, над акцентом ему надо бы поработать.
– Кенары – довольно дружелюбный и миролюбивый народ, – заметил Петрович, провожая уборщика взглядом. – Это большая редкость среди путешественников. Не стоит перегибать палку.
– Так давайте просто внесем изменения в условия контракта?
– Нельзя. Контракт типовой, изменения для кенаров вызовут возмущение других видов. Придётся подстраиваться под каждого.
– Просто закрывать глаза на нарушения – это тоже неправильно. Чисто психологически, это вызывает пренебрежение другими правилами. Потакая, мы провоцируем их чувствовать здесь себя хозяевами. Это всё же наш мир, а не их? Сегодня кенары, завтра летучие мыши… Кому ещё можно нарушать, почему другим нельзя? Не стоит ли как следует оценить последствия, товарищ полковник?
– Для начала, – грустно вздохнул Турчин, – Стоит оценивать все детали, прежде чем выносить приговор. Кстати, майор, а не полковник.
Тут я обратил внимание, что сегодня он был и впрямь майором. Полицейский серый "полевой" китель, погоны с двумя просветами, по одной звезде на каждом плече.
– Вас понизили?
– Нет, просто форма старая. В ней работать удобнее. Чего зря пугать постовых?
По документам Петрович на самом деле числился полковником полиции. Может быть, даже зарплату получал по их ведомству, но вряд ли догадывался, как найти бухгалтерию своего отдела.
– Вас не каждый день встретишь в таком виде. Какими судьбами в нашей глуши? Случилось что? Или просто в гости?
– Ещё не случилось. Но может, – загадочно ответил майор.
– Только не говорите, что директор предсказал! – мой тон сменился с шутливого на саму серьёзность.
– Он не предсказывает. Он только присылает указание, где и во сколько надо быть.
Петрович повернул ко мне экран своего коммуникатора. Древнее устройство с маленьким экранчиком и кучей кнопок. Поколение смартфонов вряд ли разберётся, как пользоваться этим динозавром. У нас у всех были такие же, своего рода корпоративный стиль. Никто из сотрудников Объекта не имеет права пользоваться иными, и есть на то крайне веская причина.
Я наклонился и прочитал на экране слова: "Баррикадная. Срочно!"
– Чёрт. И что здесь случится?
– Разберемся, когда случится, – просто ответил он.
– А что, директор всегда так пишет? Никаких подробностей?
– Для подробностей есть я. И вы.
– Как-то это неправильно. Мы могли бы подготовиться.
– Мы же не знаем, что мешает дать больше данных? – Петрович пожал плечами с выражением напускного равнодушия на лице. – Не может, не знает, не доверяет. Или наоборот, знает, что и так справимся.
– А вдруг однажды не справимся?
– Ну, тогда Объекту потребуется новый старший инспектор по особым поручениям. Кого-нибудь назначат. Например, вас.
Он не успел договорить, а я не успел домыслить возражение. Внизу, с платформы, донёсся грохот, звон, словно раскололи стекло, и истошный женский визг. "Держите! Держите их!" – прокричал другой голос, мужской.
Петрович толкнул меня к одному эскалатору, сам подбежал к соседнему. Я отметил, что кобура у него на поясе не пуста, однако майор даже не расстегнул клапан. Что ж, ему виднее.
Чтобы разглядеть происходящее внизу, мне пришлось шагнуть на эскалатор. Ступеньки тут же откатили ногу обратно. Тогда я быстро зашагал вперёд, оставаясь всё на том же месте. В голову пришла идея окликнуть Петровича и схохмить на тему Алисы в стране чудес, но я вовремя взял себя в руки и успел гаркнуть: "Дорогу!" – встречным пассажирам. Они повиновались, спешно смещаясь правее, и в освободившемся прогале я наконец увидел, что происходит.
По эскалатору бежали люди. Между поездами как раз возникла пауза, основная масса прибывших уже поднималась наверх, поэтому отставшие двое мужчин и женщина продвигались по лестнице быстро, не устраивая толчеи. Другие пассажиры пока только оглядывались на крики, но сами не бежали, не понимая причин суеты. Троица без проблем преодолела четверть высоты эскалатора к тому моменту, как внизу снова завизжали и на ступенях появился преследователь.
Существо было абсолютно лысым и абсолютно голым. Его светло-серая кожа в тусклом освещении наводила на мысли о мертвецах и прочей нежити из кинофильмов. Только внимательный взгляд сразу определял, что это вообще не человек.
Стоя на двух ногах, он показался бы невысоким. А так, на четвереньках, габаритами вообще напоминал крупную собаку. На лице немного выпирала вперёд не только нижняя, но и верхняя челюсть, придавая схожести с кошачьей мордой. Кожа обтягивала череп плотно и ровно, ушей не было вообще. Хвоста тоже. Зато когти на всех четырех лапах выступали сантиметра на три от фаланг.
Существо вспрыгнуло на эскалатор и стало ловко взбираться, преодолевая три-четыре ступени за раз. Передними лапами оно время от времени отталкивалось от перил, хватая их длинными пальцами и подтягивая тело силой бицепсов на вполне человеческий манер.
Вот теперь началась настоящая паника. На соседнем эскалаторе завизжали в третий раз, народ подался вправо. Кое-кто с нашей секции даже сиганул через борт, на соседнюю ленту, а оттуда – на встречную, ползущую вниз. На пути существа пара подростков в полном шоке, не зная, куда деваться, присели на ступени и прикрыли головы руками. Но хищнику они были не нужны, тот перемахнул через них одним прыжком. Его интересовала стремящаяся наверх троица.
– Лови! – прокричал Петрович.
Я перешёл на бег. Тут же мне под ноги кинулся какой-то пассажир, желая скорее прорваться к выходу. За ним следовали другие паникующие. Протискиваясь через них, я замедлился, эскалатор быстро откатил меня назад, на самый верх. Краем глаза я заметил, что в аналогичной ситуации барахтается Петрович.
Убегающие от серого зверя мужчины и женщина преодолели к этому времени половину пути. Однако и им пришлось резко сбросить скорость из-за панической свалки впереди.
– Врубай! – скомандовал Петрович диспетчеру в будке управления турникетами.
Тот и сам уже сообразил, что случай экстраординарный, пора действовать. Щёлкнул тумблером и вдавил одновременно две кнопки. Входные двери вестибюля мгновенно заклинило, отрезая станцию от внешнего мира. И в ту же секунду я физически ощутил давление на мозг, когда павильон заполнили подавляющие гармоники света Леи.
Паника прекратилась. Первыми отключились те, кто держал в руках телефоны. Многие успели выставить перед собой камеры, собираясь снимать происходящее, а теперь спешно переключались на игры или социальные сети, повинуясь командам подавителя и простейшим потребностям мозга. Следом все, у кого в карманах были смартфоны, уткнулись в экраны и потеряли интерес к реальности. Поднявшиеся наверх отходили в сторонку и усаживались прямо на пол с блаженными улыбками, тыча пальцами по иконкам и буковкам.
Последними вырубило участников свалки и тех, кто потерял в суматохе свой гаджет. Они утыкали носы в книги, тетради с конспектами, рекламные буклеты, да хоть в состав продуктов на обёртке шоколада – в любой источник информации, позволяющий загрузить мозги и не дать им перегореть от напряжения.
Теперь, теоретически, можно было успеть. Я прыгнул, извернулся и приземлил свою задницу на борт эскалатора. В положении бобслеиста, стараясь избегать лежащих на поручне рук, заскользил на штанах по полированному пластику обшивки.
Петрович для таких трюков оказался не приспособлен. Он повернул аварийный рубильник, останавливая свою ленту, а затем стал пробираться пешком через плотный строй индифферентных тел. Я к этому времени уже подлетал к месту схватки.
А там творилось что-то странное. Во-первых, двое мужчин и женщина вообще не отреагировали на подавляющее излучение. Серый хищник, кстати, тоже. Все они продолжили отчаянные попытки подняться наверх. А когда стало очевидно, что беглецы не успеют, произошло нечто и вовсе удивительное. Ещё двое людей вышли из транса и разом, как по команде, напали на преследователя.
Я всё это отметил мельком, а скорректировать свои действия даже не подумал, слишком высокую скорость развил. Оставалось придерживаться первоначального плана. В строгом соответствии с ним, я крутанулся, словно уж, вскинул ноги и врубил обоими ботинками в клубок свившихся в борьбе тел.
Приземлиться на ноги после такого фортеля было бы слишком большой удачей. Меня перевернуло через голову, потом очень больно шваркнуло спиной о ступени и ухом о внутренний борт эскалатора. Зато я выбил страйк: дерущиеся рассыпались в разные стороны, насколько это возможно в жёлобе бегущей лестницы.
Используя окружающих как опоры, хватая их за что придётся, я вскочил. Серое существо тем временем тоже выбралось из кучи и ухватило передними лапами сразу двоих беглецов. Пойманная женщина кричала, мужчина отбивался кулаками. Второй мужчина услышал их голоса и вернулся, тоже ринулся в бой, стараясь разжать хватку преследователя.
Я преодолел пять разделявших нас ступеней и тоже вцепился в лысую тварь. Существо не устояло, повалилось на спину. Вернее, прямо на меня. Одного из мужчин оно уволокло при этом с собой, а женщина и другой её спутник на этот раз решили не искушать судьбу и ретироваться, бросив своего друга.
Петрович что-то кричал и пытался перебраться со своей секции эскалатора в нашу. Я оказался погребён под телами хищника и человека, который, слава богу, хотя бы прекратил сопротивление, впал-таки в положенный ему транс. Мои руки держали лысое существо за глотку, и от этого я почему-то испытывал дикую радость. Мне нестерпимо хотелось сжимать это горло, придушить врага, услышать хруст позвонков. Где-то в глубине сознания шевельнулась мысль, что это нелепо и неправильно, но её тут же забила мощная, железобетонная уверенность: правильно!
Вверху ещё двое пассажиров вышли из забытья, бросили под ноги телефоны и схватили Петровича за руки. "Не те, не те!" – донеслись до меня его глупые, бессмысленные возгласы. Что значит, не те? Всё идёт верно, всё так и должно быть!
Серое существо задыхалась. В конвульсиях оно кое- как повернулось ко мне лицом и теперь очень напоминало сказочное чудовище, Голума. Если сейчас оно скажет "Наша прелесть!" – я, пожалуй, рассмеюсь.
– В кармашке! – прохрипело оно. – Что у тебя в кармашке?
Это было настолько неожиданно, что я растерялся и чуть ослабил хватку.
– Что у тебя в кармашке? – повторило оно, глотнув воздуха и освободило мне правую руку. – Давай, скорее!
Во мне боролось теперь желание душить его дальше и отчаянное любопытство. Я поддался второму и сунул пальцы в маленький верхний кармашек на форменной куртке. Зажигалка. Один из трёх предметов, которые нам выдают при заступлении на дежурство вместо табельного оружия.
– Ну скорее же! – хрипел Голум.
Я чиркнул.
Разряд встроенного под кремень элемента выжег всю энергию Леи в радиусе пятнадцати метров. Воздействие подавляющего поля резко снизилось, люди вокруг попадали на ступени, как пустые мешки. Из моей головы словно вынули ещё одну голову, чужую, бессовестно наблюдавшую за мной и мало того – шерудившую в извилинах тонкими мерзкими пальцами. Собственные пальцы я немедленно разжал, позволяя Голуму резко, с хрипом вдохнуть.
– Ну ты и придурок! – просипело чудовище, отбрасывая мою кисть и растирая синяк в виде пятерни, быстро набухающий на тонкой серой коже.
Вся наша куча-мала выкатилась, наконец, наверх. Кто-то плакал, кто-то ругался матом, Петрович спешно оттаскивал упавших от края эскалатора, чтобы добраться до рубильника и остановить механизм. Снизу послышались возмущенные крики новых пассажиров, только что высыпавших из поезда на платформу. Но подавляющее поле там было плотным и быстро заставило их уйти в себя. Здесь, у нас, оно тоже восстановилось и погасило закипавшее было недовольство.
– Какого чёрта это было? – зло прокричал я Петровичу.
– Психическая атака, – ему казалось, наверное, что после этих слов мне всё станет ясно.
Мне пока было ясно только одно: работа станции парализована. Внутри погром, двери заблокированы, снаружи уже формировалась небольшая толпа негодующих москвичей, которым, как всегда, дорога каждая минута.
– Который из них? – спросил Петрович у серого чудища, указывая на двух мужчин и женщину.
– В том-то и дело, что ни один, – ответило оно. – Все местные! Но они очень сильно хотели вынести наружу эту сумочку.
– Эту? – я с большим удивлением ткнул носком туфли обычный, ничем не примечательный тёмно-красный ридикюль.
Замок не был закрыт. Створки распались. Под двойное: "Нет!" – я заглянул внутрь и увидел там крупного геккона с коротким хвостом, шестью растопыренными лапами и одним большим круглым глазом на спине.
Стало темно и больно. На секунду. Или две. Или на год. Потом всё прошло так же резко, и я обнаружил себя на холодном кафеле в очень неудобной позе. Болел висок, била мелкая дрожь.
– Эх, дать бы ему как следует, – глядя в потолок, сказало серое чудище.
– Не нузно, – воспротивился Рунгжоб. – Джен-сен не плохой человек. Он не будет так больсе.
– Если бы ты не запихал жабу в контейнер, он бы больше и не был. Вообще.
Я огляделся по сторонам. Станция уже работала в прежнем режиме, словно ничего и не произошло. Ремонтная бригада возилась с рубильниками эскалатора. Наверное, готовят легенду про поломку и экстренное отключение. Это если кто-нибудь из пострадавших вспомнит, где порвал штаны и заработал пару синяков.
О случившемся косвенно напоминал только опечатанный крест-накрест сигнальными лентами контейнер, который в народе считают то ли ящиком с песком, то ли хранилищем для бомб, если такую вдруг обнаружат на платформе. Лишним здесь было и само чудище, теперь уже одетое, твердо стоящее на двух ногах и прикрывшее свой лысый череп капюшоном спортивной куртки.
– Как вы успели… – начал я и понял, что вопрос звучит глупо. – Что вообще было?
– Пальцы в розетке! – огрызнулся серый.
– Гипножаба, – проявил снисходительность Петрович. – Очень сильный взрослый самец. Ты его оглушил зажигалкой, а потом сам же и разбудил, когда полез в сумку.
Над станцией разнёсся голос диктора: "Уважаемые пассажиры! Не забывайте свои вещи! При обнаружении забытых вещей, не прикасайтесь к ним, сообщайте машинисту, сотрудникам метрополитена или полиции".
– Вот! – серый поднял палец в укоряющем жесте. – Прислушиваться надо к голосу разума!
– Ну ладно, ладно, – примирительно вмешался Петрович. – Ты тоже хорош. Устроил тут. Если бы не Рунгжоб…
Я потёр переносицу, надеясь разогнать эхо боли, всё ещё гудевшее под черепом. Повернулся к уборщику и протянул ему руку.
– Спасибо!
– Не за цто, Джен-сен. Мы просто не чувствуем жабу. Она не может подчинять кенар.
– За мной должок, – не согласился я. – Если понадобится выйти наружу…
– Но-но-но! – предостерёг майор-полковник.
– Я выпрошу для тебя пропуск! – закончил я.
Подмигнув Рунгжобу, я повернулся к серому чудищу.
– Ну а ты что за зверь?
– Кстати, познакомьтесь, – предложил Петрович. – Это ещё один наш оперативник, с кольцевой линии. В зависимости от того, что вы напишете в рапортах по происшествию, возможно – это твой будущий напарник.
Чудище растянуло тонкие губы, копируя мою мимику, и протянуло руку.
– Сфинкс!
– Женя. А Сфинкс – это…
– Это имя, – он почесал синяк на шее, затем улыбнулся шире, продемонстрировал полный ряд треугольных акульих зубов. – Назовешь меня Голумом, я тебе горло перегрызу.
* * *
Утром на планёрке разбирали происшествие по личному составу. Оно было всего одно. И поскольку героем дня был я, то право первым нагрести углей в обе руки предоставили тоже мне.
Председательствовал зампокадрам. Озвучили суточную сводку, раздали по отделам служебную почту, изучили обзор траффика за последний месяц. Техники доложили вкратце об изменениях в напряженности силовых линий. Турчину передали ориентировку на очередное чудовище, подлежащее розыску на территории всех членов Хартии перевозчиков.
Вересаева вошла в кабинет быстрым широким шагом, как врывается рассветный ветер на побережье. Мне показалось, что даже двери сами распахнулись перед ней на всякий случай, чтобы не быть вышибленными эмоциональным напором этой женщины.
Все остальные, от замов до руководителей отделов, а с ними и наша "отличившаяся" дежурная смена, сидели на массивных стульях по периметру большой комнаты. В зависимости от повода, это помещение исполняло роль то актового, то совещательного зала.
Вторжение начальницы вызвало скрип и шелест, я ясно представил себе шуршание наполняемого паруса и треск скамеек под телами галерных гребцов. Саму Вересаеву в антураже можно было вообразить царицей Тевтой, выходящей на палубу к римским послам.
– Полагаю, что все уже это видели, – сказала Елена Владимировна, крутя в пальцах пульт от телевизора.
Видение рассеялось. Скрип стал обычным скрипом старых офисных стульев, а шелест – шелестом открываемых блокнотов. Позади и выше меня засветился экран, комнату наполнили звуки выпуска новостей.
Нечестный психологический приём. Заставить подчиненного нервничать, выбирая, игнорировать ли ему происходящие за спиной события, или же поддаться любопытству, но невежливо повернуться задом к начальнику. Я оценил попытку, с равнодушным видом открыл свой блокнот и нарисовал на чистой странице чёртика.
– Евгений, а вам не интересно? – прищурилась Вересаева. – Не хотите взглянуть, как по вашей милости нас полощут по всем каналам?
Ох, как нехорошо. Мне давали столько поводов возмутиться и оспорить несправедливое замечание! Не по всем каналам, а только по двум местным, мало кому интересным даже в самой Москве. Не полощут, а полминуты уделяют занятному, согласитесь, инциденту. И моя персональная милость в этой истории…
Нельзя так реагировать. Это же снова проверка. Телевизор – всего лишь повод, чтобы зацепить, если я огрызнусь. А если бы я повернулся к экрану, всё равно словил бы замечание по поводу субординации, например. Очень распространенная уловка, но со мной такие фокусы не проходят, уж простите.
– Вы правы, Елена Владимировна, это все уже видели. Я сам три раза вчера вечером посмотрел. Запись везде одна и та же: девять секунд видео с телефона, снято сквозь внешнее стекло павильона, как меня с пола поднимают. Вроде бы ничего секретного в кадр не попало. Версия об аварийном отключении эскалатора сработала идеально!
Разумеется, я в курсе, что списать инцидент на технический сбой – это её идея. Вернее, почти её. Вчера я спросил у Петровича, как в подобных ситуациях наша контора обычно гасит интерес общественности. И осторожно заронил ему мысль, что в этот раз ссылаться хорошо бы не на аварию, а на действия хулигана. Чистая психология: первый вариант сеет в людях страх, что в метро старая подверженная поломкам техника, а второй – что там отличная автоматика, предотвратившая давку пассажиров, и опытная служба безопасности, сразу задержавшая нарушителя. Реальные люди, придя в себя, почти ничего не помнили, но если информация о драке в вестибюле просочится наружу, то официальному метрополитену не придется даже додумывать оправдания.
Майор благополучно донёс эту мысль до Вересаевой, та скорректировала первоначальное распоряжение зама по кадрам, в обязанности которого входило разруливание всевозможных проблем. Теперь я был уверен, что она искренне считала идею своей. Получается, сейчас я не только не подставился, но и дважды похвалил её, не облекая это в грубую лесть.
Напор ветра падал на глазах до лёгкого бриза. Метаморфоза удивительно походила на сцену из японского мультфильма, где злая ведьма Юбаба превращается в хитрую, но не опасную хозяйку заведения, и предлагает посетителю не превращение в свинью, а трудовой договор. Сходства с мультиком добавляла забранная на затылок копна белых волос Вересаевой и идеальное азуритовое платье простого, строгого фасона.
Я смотрел, как стихает эта буря, и улыбался внутри себя, сохраняя серьезный наивный взгляд. Виктор Петрович уже рассказал мне, что замдиректора сама лично в утренние разборы не вмешивается. Она предпочитает отдавать мелкие служебные дрязги на откуп кадровику и штабисту – великим специалистам по части полоскания мозгов. Нужен очень веский повод, чтобы Вересаева лично проявила интерес к кому-то из сотрудников.
Но штабист сегодня отсутствовал. А кадровик, несмотря на то, что ещё вчера успел просверлить мне весь череп своими нравоучениями, сейчас молчал, словно рыба. Что же я сделал настолько сильно не так? Какие детали ситуации упускаю?
Тут на соседнем стуле неосторожно раскашлялся Сфинкс. Вересаева, не сводя с меня глаз, ткнула в его сторону пультом.
– Какого чёрта вы напали на коллегу? Вы что, до сих пор не знакомы с коллективом? Или в ваших краях сломать кадык – такой способ знакомства?
– Виноват, – признал я. – Не узнал без грима. Это он сейчас на человека похож, а там выглядел, словно тюлень в психическом припадке.
Сфинкс, нужно отметить, разительно отличался от себя вчерашнего. Одетый, обработанный тональным кремом и пудрой, с цветными контактными линзами в глазах – он выглядел человеком. Только скинутый на плечи капюшон портил впечатление, потому что выступающий затылок и отсутствие ушей не замажешь гримом.
– Ситуация выглядела так, словно это он напал на пассажиров. Я действовал по обстоятельствам.
– Да уж, бывали со мной обознатушки, – заметил Сфинкс и сверкнул треугольниками зубов, – Но двумя каблуками в морду ещё никто не приветствовал.
– Я же извинился?
– Позже будете любезностями обмениваться! – перебила Вересаева. – Сфинкс, вы же не первый год на линии, понимали последствия, к чему было устраивать переполох?
– Там иначе не получалось, – развел руками оперативник. – Очень мощная тварюга. По пять человек за раз подчинял, и ещё оставалось сил меня хлестать. Ушел бы он, честное слово, если бы стажёр зажигалкой вовремя не чиркнул!
Вересаева свела брови, словно внезапно вспомнила о чём-то важном и обратилась к технику по вооружениям Сергею Червякову.
– Сколько всего за смену истрачено контрольных предметов?
– Два, Елена Владимировна! – с готовностью отрапортовал тот, словно ждал именно этого вопроса.
– У сфинкса, как обычно, бутерброд?
– Я не виноват, что смена с четырех, а буфет открывается в восемь! – подал голос Сфинкс, ничуть не смутившись.
Вересаева закатила к потолку глаза, демонстрируя, что эта тема ей давно надоела.
