Евгений Луковцев
Линии Леи
– Ну что, Сфинкс, ты принес мне что-нибудь?
Фигура на троне нетерпеливо шевельнулась. Человеческая речь с трудом давалась этой хищной пасти, не приспособленной к произнесению слов. Тонкий писклявый голосок настолько не вязался с устрашающим внешним видом, что я едва сдержал нервный смешок.
– Конечно, Брехун, как же иначе?
Сфинкс вынул из кармана свёрток и ободрал с него целлофан и промасленную бумагу. В красном полумраке это получалось плохо, когти Сфинкса были плохо приспособлены к аккуратной работе, поэтому обёртка рвалась на лоскуты.
Наконец, крупный кусок сыра, треть шарика дешёвого "Маасдама", показался на свет. Сфинкс убрал упаковку в карман, а сыром проводил в воздухе. Брехун подался вперёд в ожидании, все находившиеся поблизости крысы синхронно рассыпались в стороны.
– Глянь-ка, они тоже его боятся!
– Конечно, – подтвердил Сфинкс. – В таком месте стоит быть осторожным. Вдруг твой король голоден?
– Он что, жрёт их?
– Нечасто. Только за провинности. Или при плохом настроении.
– Я думал, раз они наши сотрудники…
– Но они же всё равно крысы. Да, мутировавшие под воздействием света Леи, но всё же крысы. Советую тебе оценивать адекватно, не сильно обольщаясь их умением говорить и держать в лапах отвёртку.
Сфинкс широко размахнулся и кинул сыр в сторону трона. Брехун вскочил во весь рост и неуловимым движением перехватил цель в воздухе. Его грубая толстая роба с капюшоном словно взорвалась: из прорезей на боках высунулись ещё четыре лапы и мигом разорвали сыр на куски. Верхняя пара конечностей поднесла свой кусок добычи к мохнатой морде, которая, комично тряся усатым носом, за пару секунд жадно поглотила лакомство. Две другие пары рук втянулись обратно под ткань, пряча свою долю сыра в недра ткани. Наверное, про запас.
– Вот это я понимаю, крысиный король! – впечатлённо присвистнул Смыслов. – Щелкунчика явно писали с натуры!
– Кстати, очень может быть, – без иронии ответил Сфинкс.
– А разве у крыс не матриархат? – припомнил я.
– Ну, они же всё-таки не настолько дикие. Развились, эволюционировали!
Сфинкс захихикал и осталось непонятным, всерьёз он или опять шутит.
Тем временем Брехун обтёр морду ладонями и повёл носом. Заинтересованно оглядел всех нас по очереди и вдруг ткнул в мою сторону кривым чёрным когтем.
– Иди-ка сюда, сынок! – сказал он, – Подойди-ка ко мне поближе!
Я замешкался на секунду, потом сделал два шага вперёд. Остановился, поскольку Сфинкс предостерегающе прошипел мне в спину: "Не ближе, чем на расстояние броска!"
– Я всё слышу! – пропищал Брехун. – Я стар, но не настолько, чтобы ты насмехался надо мной!
– Даже и не думал! Просто у нас есть к тебе вопрос…
Брехун поднял руку, призывая его замолчать. С его воротника скатилась случайная крошка сыра, и обратным движением руки крыс подхватил её в воздухе. Сунул в рот и сокрушённо произнёс, адресуя следующие слова мне.
– М-да, это тебе не пармезан. Я ещё помню те времена, когда… Слушай, нет ли у тебя с собой кусочка сыру?.. Нет? Ну вот, а я много долгих ночей вижу во сне сыр на ломтике хлеба… Просыпаюсь, а сыра нет.
Я к концу этой фразы уже знал, как должен на это ответить.
– Если мне удастся вернуться к себе, – сказал я, – вы получите вот этакую голову сыра. Не пармезана, конечно, его сейчас непросто достать, но настоящего хорошего сыра.
Услышав мой ответ, он взглянул на меня с каким-то лукавством и пошевелил пальцами, словно хотел ощупать.
– Если тебе удастся вернуться? А кто же может тебе помешать?
– Уж конечно, не вы, – ответил я.
– Конечно, не я! – воскликнул он. – А как тебя зовут, приятель?
– Оперуполномоченный Стожар, – сказал я.
– Стожар, Стожар… – повторял он с наслаждением. – Да, Стожар, я видел здесь много дерзких новичков, но пока никто из них не прошёл моего испытания. Пожалуй, я разрешу тебе задать вопрос.
– Эй, мы так не договаривались! – прокричал из-за моей спины Сфинкс – Вопросы здесь задаю я!
– Перетопчешься! – пискнул крысиный король. – Ты в прошлый раз ошибся трижды! Сегодня спрашивает он.
Крыс уселся на трон, приосанился. Четыре лишние лапы вновь вылезли в прорези одежды и гордо подняли символы власти. Скипетром служил локомотивный гаечный ключ на 150, а державой – гайка соответствующих размеров. Я подумал, что видимая тонкость и хрупкость крысиных лап вводят в заблуждение относительно их реальной силы.
Повисла неловкая пауза. Кажется, от меня ждали вопроса, но я не мог сообразить, как его сформулировать.
– Кто из вас Брехун? – прошипел сзади Сфинкс. – Спроси его, кто тут Брехун!
Я удивился, но послушался.
– Кто тут из вас Брехун?
Этот жуткий крысопаук о восьми лапах вдруг откинулся на спинку трона и громко зашипел, заставив меня отступить. С ним что-то происходило. Тело под робой сложилось вдвое, фигура пошла буграми. Между воротником и плечами ткань вспухла и я увидел, что там вдоль швов проделаны ещё две аккуратно обмётанные прорези. Как и отверстия для рук, они стали видны, только когда их что-то начало распирать изнутри.
В правую прорезь выбился грязно-серый ком меха, повернулся ко мне черными шариками глаз и пискнул:
– Я не Брехун! Брехун слева!
При этих словах в левую прорезь высунулась другая крысиная голова и возразила:
– Я не Брехун! Брехун в центре!
Центральная голова, мерзко хихикая, качнулась из стороны в сторону.
– Ну уж нет, я совершенно точно не Брехун!
Все замолкли и уставились на меня. Большинство крыс-ремонтников тоже перестали сновать туда-сюда и с любопытством ждали от меня чего-то. Под гулкими сводами станции стало почти совсем тихо, не считая шуршания и позвякивания инструментов в тёмных дальних углах.
– И что дальше? – повернулся я к Сфинксу.
– Угадывай, – пояснил тот. – Как я и говорил, Брехун знает всё о подземельях. Но чтобы он ответил на вопросы, его нужно сперва найти. У этого мутанта, помимо прочего, шизофрения. Никогда не угадаешь, в какой голове сегодня поселилась личность Брехуна.
– Шизофрения не связана с расколом личности. Может, речь о расстройстве идентичности?
– Хреничности! – огрызнулся Сфинкс. – Я не в курсе, это ты у нас спец в мозгах ковыряться. Вот и выясни, кто из них сегодня Брехун, да скорее пойдём отсюда.
Я наморщил лоб и шагнул к трону. Ключ-скипетр угрожающе качнулся.
– Значит, ты говоришь, что Брехун с другого края? – спросил я первую голову. – А ты валишь на соседа? Ну тогда кто-то из вас определённо врёт!
– Точно! – радостно подтвердила левая голова, тряхнув рваным ухом. – Обязательно кто-то врёт!
– Иначе было бы не интересно! – добавила правая.
– Но другие обязательно говорят правду, иначе у задачи не было бы решения, так?
– Правильно мыслишь, – похвалила средняя, и мне показалось, что её глаза ехидно прищурились.
– Сфинкс, скажи, а сам Брехун может врать?
– Ну конечно! Он обязательно будет врать, потому и Брехун!
– А ну, не подсказывать! – гаркнули все три головы разом.
Но мне уже не особо нужны были дополнительные подсказки.
– Если Брехун справа, то врут обе крайние головы. Если Брехун в центре, то врут они вдвоём с правой головой. Только в том случае, если Брехун слева, врёт он один. Ты и есть Брехун! – я ткнул пальцем в корноухую морду.
По станции разнёсся шум, шёпот и писк. Ремонтники, коих набилось на платформу уже немало, теперь старались отползти подальше. Видимо, мой ответ должен был расстроить их повелителя. Понять бы только, что это значит для нас, не числящихся в штате ремонтной службы?
– А ну, тихо! – Брехун треснул ключом по подлокотнику, аж звон пошёл гулять под потолком. – Я вам покажу "брехун попался"! Я вам устрою!
– Ну ты тоже потише там, не распаляйся, – выступил вперёд Сфинкс. – Испытание пройдено, ответ на наш вопрос!
– А с чего это ты рот раскрыл? Он угадал, пусть он и спрашивает!
– Нормально всё, давайте поспокойнее! – Я поднял руки в знак примирения. – Мы все пришли с одним общим вопросом. Позволь Сфинксу задать.
Брехун успокаивался так же быстро, как вспылил. Вздохнув, сел обратно на трон, бросил на пол ключ-скипетр.
– Как знаешь. Хотя мне уже донесли, какая дверь вас интересует, можете не утруждаться. За ней находятся три уровня, в которые годами никто не суётся, даже мы. Делать там нечего, всё опечатано, сломаться ничего не может.
– Однако же кто-то сунулся.
– Да, знаю. Входная дверь открывалась. Я отправил своих проверить, но они никого не нашли. Наверху у вас как раз была суматоха, поэтому я рапорт Вересаевой не стал подавать. Мало ли носов любопытных суётся в наши владения?
– Скажи уж честно, рассчитывал втихаря мяса добыть? – поправил его Сфинкс и добавил для нас со Смысловым, – Байки, что в метро самых оборзевших диггеров утаскивают огромные крысы, не такие уж байки. Так работает служба безопасности на самых секретных уровнях. Но это редкость, надо быть совсем безбашенным, чтобы влезть так далеко и игнорировать все предупреждения.
– Не без этого, но не в нашем случае, – с некоторой грустью согласился Брехун. – Не было никого в закрытых залах. Пусто.
– Так что ж там за залы? И как нам туда попасть?
– Желательно, не через Киевскую, чтобы не привлекать ненужного внимания, – добавил Смыслов.
– За дверью находятся шахты, ведущие, во-первых, в бывшие общежития для иноземного персонала. Во-вторых, на уровень карантинных изоляторов для прибывающих путешественников. Раньше всех выдерживали на Киевской не меньше недели, пока не установили современную противопаразитарную защиту.
– Эти уровни пустуют?
– Не то чтобы… На самом деле, они забиты облучённым хламом, скопившимся при реконструкции. Поэтому коридоры залиты защитным составом и опечатаны от посторонних. Туда даже мы не ходим. Да и незачем. Нет там, я думаю, ничего интересного.
– Куда мог спуститься чужак?
– На третий уровень, самый нижний. Это бывший наш технический уровень. К нему сейчас можно попасть через коридор девять дробь шестнадцать бэ-эр, на схеме сами найдёте. Когда мы перевозили большую часть инженерии сюда, там решили оставить кое-что в качестве резерва. Аккумуляторную станцию, например, и зональный трансформатор света Леи. Это всё если разбирать, потом нигде не задействуешь, а хранить всё равно где-то придётся. Вот и оставили как есть.
– Оставили? Рабочий трансформатор? Без присмотра?
– Ну а что такого? Киевская – большая станция, людей на ней много, фильтруют хорошо. Излишков почти нет. Мы вывели трансформатор на холостой ход, на одну тридцать вторую мощности. Так что ёмкость схемы обратного заземления раз в сто больше, чем выработка. Работает, и бог с ним, а коль сдохнет, мы и не расстроимся.
– А если кто-нибудь решит устроить диверсию? – подал версию Смыслов. – Если захочет взорвать установку?
Брехун удивился, повернул все три головы к говорившему.
– Ты тоже новенький? Принцип работы трансформатора представляешь? Какой смысл там что-то взрывать? Бетонные стены метровой толщины! Если там что и взорвётся, дальше трансформаторного зала никто даже звука не услышит.
– А если… – снова начал Смыслов, но в этот момент глухо загрохотала железная дверь, через которую мы вошли.
Сфинкс нахмурился. Брехун коснулся пальцем подлокотника, и на засветившемся экране появилась большая делегация. Человек пять оперов во главе с Ромкой Затяжным. Он смотрел прямо в центр изображения, словно зная, откуда за ним наблюдают.
– Брехун, открывайте! Скорее! У нас срочное поручение от Вересаевой!
Я выругался. Если они застанут здесь Смыслова…
– По камерам отследили? – предположил Сфинкс.
– Обижаешь. Или мы не техники? Все камеры тут давно показывают только то, что я захочу.
– Да неважно уже. Как нам выбраться?
– Идите вот за этим парнем, – Брехун всеми тремя мордами кивнул на крупного черного крыса. – Это мой зам, он выведет вас другим ходом.
Мы не мешкая, бодро двинулись за своим проводником, стараясь не потерять его в полчище крыс. Уже подходя к тёмной сырой норе, назначенной нам в качестве эвакуационного выхода, я расслышал через грохот сапога тонкий голосок Брехуна:
– Стожар, про сыр не забудь! Ты обещал нам целую голову сыра!
* * *
Мы топали по мрачному тесному коридору уже минут десять. Иногда пересекали более крупные ходы, дважды свернули в боковые ответвления. Это был, как мне показалось, весьма немаленький лабиринт из настоящих крысиных нор, без признаков полноценного строительства. Пол то в трещинах, то сырой, иногда в лужах – в зависимости от уклона пола и наличия подсушивающего сквозняка. Поросшие корнями стены, покрытые мхом и плесенью потолки.
Очень редко встречались единичные подпорки, в остальном владельцы полагались в плане инженерной безопасности на авось. Это вызывало не лучшие ощущения, особенно когда очень близко за стеной пророкотал поезд, с потолка посыпался песок и мелкие камни.
– А зачем мы убегаем? – спросил Смыслов, кашляя и разгоняя фонариком облако пыли. – Разве ваши коллеги не выяснят, один чёрт, цель нашего визита, допросив Брехуна?
– Ага, допросишь его, как же! – показал зубы Сфинкс. – Они сперва будут угадывать, в какой голове сегодня Брехун. И если не взяли с собой чего-то вкусного, а они совершенно точно не взяли, то до утра угадать не смогут. К тому времени мы тебя на поверхность давно выведем.
Я открыл рот и тут же треснулся головой. Отвлекаться в крысиной норе было нельзя: потолки низкие, а грунт каменистый. Вышибает одновременно и искры, и слёзы. Ухватив себя за макушку, я грязно ругнулся и поспешил за остальными, склонившись почти в пояс.
– Ну ты прям скажешь, до утра не отгадают, – возразил я Сфинксу, как только догнал. – Это же задачка о врунах и праведниках, на логику, школьного уровня. Таких сотни.
– Сотни, не сотни, а в уме просчитать дано не каждому. С тех пор, как директор назначил Брехуна своим замом по технике, оставив подчинение одной лишь Вересаевой, эта наглая крыса своей загадкой доводит до белого каления всю контору. Ладно ещё оперчасть, у нас хватает ребят сообразительных, да и нужды нет к Брехуну часто обращаться. А вот тыл, кадровики и бухгалтерия просто стонут. Он запросами о штатной численности гнезда утепляет. А на прямые звонки говорит: не знаю, мол, вчера вроде тридцать новых сотрудников родилось, но сегодня двое под поезд попали, а пятерых кошка сожрала. Хотите – спускайтесь вниз, считайте сами.
Пришлось остановиться. Нору перегораживала стальная решетка, через которую крыс-проводник спокойно пролез. Поняв, что мы последовать его примеру не сможем, животное вернулось и повело нас обратно, к более узкому и сырому боковому лазу.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – не сдавался я. – Это задача не так сложна, есть и покруче. Но в них во всех главное – отыскать противоречие.
– Это задачу Брехун успешно эксплуатирует уже лет пятнадцать кряду. Просто надо знать Брехуна, у него сам директор попадёт впросак. Особенно, если мохнатому не захочется отвечать на его вопросы.
Мы вышли ещё к одной решётке, на этот раз с калиткой. Навесной замок на вид был неприступным, но крыс настаивал, упираясь передними лапками в ржавый прут. Сфинкс толкнул, калитка заскрипела и распахнулась со стороны петель.
За решеткой начинался нормальный тоннель, железобетонный. Давно не хоженный, но не такой страшный, как крысиная нора. В дальнем конце коридора, к нашей радости, жёлтым пятном светила лампочка.
– А почему меня обязательно выводить таким сложным путём? – спросил Лёшка.
– Потому что ты влез на объект с таким уровнем секретности, что тебя легче скормить на месте ремонтникам, чем исключить утечку информации. Кстати, тебе желательно не показываться в метро недели две, чтобы к нашим операм в лапы не попасть. Пусть сперва всё утихнет.
Сфинкс остановился. Мы добрались до тусклой лампочки над дверью, обитой жестью и покрашенной в традиционную для метро шаровую краску. Потянув за ручку, убедились, что дверь не заперта.
– Бардак! – заключил Смыслов, заходя вслед за нами в короткий мрачный коридорчик ещё с тремя дверями, копиями первой.
– Ммм? – вопросительно протянул Сфинкс, обернувшись.
– Свет горит, двери нараспашку… Особо важный инфраструктурный объект, называется!
Сфинкс растянул губы тонкой ниточкой. Я понял, что сейчас он отмочит какой-нибудь фокус. Но хоть убей, не представлял, как можно нас разыграть в такой ситуации. А он дождался, пока дверь, закрывшись, брякнет оторванной щеколдой, и улыбнулся шире. Снова потянул за ручку.
– Я тебя умоляю, что тут запирать? Старые швабры?
Это было невероятно. По ту сторону оказалась крохотная каморка, тёмная и пыльная. В ней едва помещался веник, пирамида из трёх вёдер, вставленных одно в другое, да груда полуистлевших тряпок. Бетонный коридор исчез, словно мираж после заката.
– Это… это как? – выдавил из себя Смыслов.
– Точно так же, как у Буньипа на Киевской. В одну сторону дверь открывается в одно, а в другую – немножко другое. Если правильно открывать. Вот нам и узнать бы, кто этого гада научил, как правильно!
– Только без шуток! Много в метро таких дверей?
– Много, не много… Хватает. У кого-то больше, у другого меньше.
Это же не в лесу заблудиться, тут сноровка нужна. Человеку такую дверь в жизни не открыть. Тем более, большинство подобных дорог работает только в одну сторону.
– Но мы же… Но ведь крысы…
– Крысы такие маршруты нутром чуют. Поэтому они на нижних уровнях и главные. Вне конкуренции. За это кое-кто в руководстве их люто ненавидит, только ничего поделать не может.
Сфинкс вздохнул, послышались удаляющиеся шаги. Мы со Смысловым почти бегом поспешили за ним.
– К слову, а где крыса? – заметил я.
Мохнатого проводника видно не было.
– Сбежал, – равнодушно сплюнул на пол Сфинкс. – Довёл нас, куда велели, и сбежал.
– Я хотел его поподробнее расспросить, как в закрытый уровень попасть.
– Кого расспросить? Крысу? И чтобы она отвечала человеческим голосом? Вы, мужчина, алкоголем не злоупотребляете, что вам говорящие крысы мерещатся?
Перешучиваясь и переругиваясь, мы попали из коридора ещё в одно техническое посещение, потом миновали новый коридор и по очень узкой лестнице, буквально касаясь стен плечами, поднялись до люка в потолке. Тут уже было заперто, Сфинксу пришлось помучаться, отодвигая когтем задвижку через щель в железном полотне. Наконец, откинув крышку, мы выбрались в машинный зал, наполненный гулом и грохотом.
– Мы под эскалаторами, – объявил Смыслов, хотя все и так уже это поняли.
Несколько раз мы утыкались в тупики и запертые двери, пока в одном месте не расслышали сквозь гул человеческие голоса. Осторожно выглянув из-за угла, я увидел двух техников, спорящих у распределительного шкафа.
– Смотрите, входная дверь не заперта! Если они отвернутся…
Громко хлопнуло, звук механизмов изменился. Техники, матеря последними словами какой-то ремень, побежали вглубь комнаты. Нам при такой удаче особое приглашение не требовалось. Впрочем… Когда мои спутники уже выскользнули наружу, я заметил краем глаза движение под шкафами. Чуть замедлив шаг, я даже оглянулся.
На присяге не поклянусь, но в тот момент мне показалось, что я увидел между железным ведром и ящиком с ветошью черный лысый хвост.
Сфинкс со Смысловом стояли перед платформой и разглядывали смальтовую мозаику, занимавшую целую стену. Лошади в повозке, паровоз, пароход… Мимо сновали люди – никто не обратил ни малейшего внимания на наше появление.
– Но как? – спрашивал Лёшка. – Это же невозможно!
– А вот так, – улыбался Сфинкс.
Я подошёл к ним.
– В чём дело?
– Узнаёшь место?
– Нет. Не помню этой станции.
– Это Савеловская. А там переход к электричкам.
– Как так?
– Ещё один! – хихикнул Сфинкс. – Вот так.
– Но сюда на машине вдвое дольше ехать, чем мы пешком шли.
– Пойди спроси у Брехуна, как он это делает. Если нужную голову угадаешь.
Сфинкс потащил нас к эскалаторам, чтобы как можно быстрее оказаться на поверхности. По дороге, не теряя времени, он уже набрасывал дальнейший план действий.
– Давайте, пока мы ещё одни, подобьём бабки. Лёша, с тобой всё решено, тебе надо спрятаться. Вряд ли наши попытаются отловить тебя на поверхности, но под землю пока не суйся, станции метров за сто обходи. Женька свяжется с тобой, как только ситуация прояснится.
– Я не думаю, что…
– Я думаю. В нашей организации не любят посвящать во внутренние дела посторонних. Когда посторонние слишком уж угрожают безопасности, могут случайно выйти на станции, где поезда не останавливаются.
– А вы что будете делать?
– Мы постараемся как-нибудь замять эту историю и всё-таки найти способ спуститься к резервному трансформатору. Если Буньип простой саботажник, то хочет взорвать силовую установку.
– Я в этом сомневаюсь! – заявил я.
– Тем не менее, других версий у нас нет. Будем плясать от печки и на ходу корректировать.
Эскалатор вынес нас на поверхность. Коротко попрощавшись, мы отправили Лёшку ловить такси, а сами шагнули в обратном направлении, к эскалатору, ведущему вниз. Наша смена ещё не закончилась, следовало срочно вернуться на кольцевую линию.
От эскалатора к нам повернулся человек в потёртом коричневом костюме. Пока он не сделал этого движения, я не замечал, что он здесь.
– Тьфу ты, чёрт, не успели! – сжал кулаки раздосадованный Сфинкс.
– Здравствуйте, – поприветствовал я, чтобы сгладить эту неучтивость. – Вы за нами, Виктор Петрович?
– Да. Вернее, только за вами, лично. Решено линию пока не оголять, она и так полдня без присмотра. Поэтому Сфинкс немедленно возвращается на свой пост. А нам с вами придется проехать на Проспект Мира.
– Елена Владимировна хочет видеть?
– Очень. С нетерпением. Настолько горячим, что будем считать – я не видел вашего друга и не знаю, куда он поехал.
– Спасибо! – пробормотал я с некоторым удивлением и двинулся вслед за старшим инспектором по особым поручениям.
Что интересно, всю дорогу до офиса я размышлял вовсе не о том, что захочет услышать от меня Вересаева и что я могу ей сообщить. Вместо этого, мою голову не покидали мысли о Брехуне.
Я не разбираюсь в физиологии и невропатологии, об особенностях развития сиамских близнецов слышал только поверхностно. Тот факт, что крысы всего за несколько десятилетий обрели разум, уже невероятен и свидетельствует о сильнейших мутациях. Но должны же они подчиняться общим правилам биологии? К примеру, если даже у существа с тремя головами общая нервная система, как может личность одной из них переселяться в другую? Насколько мне известно, это противоречит всему, пусть и небогатому, опыту земной медицины. Сиамские близнецы не меняются разумами!
Кроме того, я не мог объяснить ещё одну отмеченную странность. Все головы Брехуна, показалось мне, были разного цвета, словно в этом существе сплелись гены сразу нескольких видов крыс. Учитывая их скученность и плодовитость, предположить некоторые варианты можно. В конце концов, бывают же трёхцветные кошки? Я не генетик, чтобы делать выводы. Но факт, очень явный и злящий факт, что Брехун не прост. Ох как не прост, и раскол его личности лежит не только в плоскости психиатрии. Я во что бы то ни стало должен…
– Стожар, с вами всё в порядке?
Я открыл глаза и потряс головой. Туман в глазах медленно рассеивался.
– Да, всё нормально, Виктор Петрович, – буркнул я, стараясь подавить остатки раздражения.
На кого я злюсь и с какой стати? Что происходит со мной, почему я вдруг стал вспыльчив, как беременная барышня, утратил отточенную годами способность контролировать себя в любой ситуации?
– Я сомневаюсь, – оценил попытку мой конвоир. – Но нам в любом случае выходить.
Со словами: "Станция Проспект Мира", – двери распахнулись.
