Есения Маас
Горизонтальная война. Снимая маски
– Задержитесь, Иннокентий Васильевич, – мрачно потребовала я. – Людмила, снимите платок немедленно, вы работаете в головном офисе крупнейшего холдинга России, а не на Востоке. Вы лицо компании. Что о нас подумают партнёры?!
– Так траур, Мелания Сергеевна, – побледнев, ответила девушка, и сделала неуклюжий шажок в сторону Меркулова.
– На работе не бывает траура, и вы не вдова, – отрезала я. – Наших клиентов и партнёров не должны волновать внутренние проблемы компании и чья-то смерть. Мы все должны работать в прежнем режиме, это понятно? – строго спросила я.
– Д-да, – глаза секретарши наполнились слезами. – Простите, я просто… простите.
– Мне нужны все рабочие планы отца и Разумовского, график встреч, вся деловая переписка. Оповести весь совет о скоропостижной смерти генерального и финансового директоров, подготовь конференц-зал… – Я постучала ногтем по лакированной поверхности стола и кивнула. – Скажем, сегодня в два. Потом вспомнив об обещании, вздохнула. – Нет. Пожалуй, завтра в двенадцать будет удобно всем.
– Хорошо, госпожа директор. – Всхлипнув, Люда открыла дверь и задержалась, буквально на долю секунды, но мне этого хватило, чтобы заметить поджатые губы и наморщенный лоб.
Неодобрение?
Что же, чтобы выжить, мне придётся стать жёстче, а может и злее. В борьбе с врагами все средства хороши.
Когда дверь тихо закрылась, и шаги секретарши стихли вдали, я отошла к окну:
– Иннокентий Васильевич, что вам известно о Люде и её отношениях с моим отцом?
– Я ничего об этом не знаю, – отвернулся в сторону Меркулов.
И будь я проклята, если он мне не врёт. Сколько ещё мне нужно узнать секретов, сколько змеиных гнёзд разворошить, прежде, чем я смогу нормально вздохнуть?
– Ваша падчерица на похоронах была весьма красноречива в своём горе, – едко заметила я. – Так не убиваются по собственному боссу. Поэтому я спрошу вас ещё раз: что вам известно об отношениях Людмилы с моим отцом?
В отражении были видны его бегающие глаза и пальцы, нервно теребившие воротник формы.
– Они встречались некоторое время, – наконец, признался Иннокентий.
– Сколько?
– Чуть больше года.
– То есть, с самого начала, – процедила я, не поворачиваясь. – А она весьма цепкая особа.
– Люда не такая, Мелания Сергеевна. Она чистый и добрый ребёнок. Неужели вам неизвестно, что такое любовь? Ну, влюбилась, что уж теперь, казнить её? Ведь и отец ваш её…
– Даже не заикайтесь об этом.
– Что вы намерены делать?
– Люди алчные. – Я вскинула подбородок и позволила слезам течь свободно. – Им всегда всего мало. Вы пришли к нам после службы, без гроша за душой и хоть какого-то видения своего будущего. Отец не только помог вам с работой, но и доверил свою жизнь. Вы не справились, Иннокентий Васильевич. – Я повернулась и печально улыбнулась. – Отца убили в вашем присутствии, важнейшие для моей семьи документы украли из-под вашего носа. Ваша дочь крутила шашни с моим отцом с начала трудоустройства, а теперь он мёртв. Так скажите мне, Иннокентий Васильевич, почему я должна вам верить?
Меркулов выглядел так, будто я только что сообщила ему о смерти родного человека. Весь лоск и блеск разом ушли. На посеревшем лице читались усталость и боль от разочарования. Во мне.
– Если вы считаете меня виновным в его смерти, то я ничего не могу с этим поделать, – глухо ответил он и мне стало стыдно.
Меркулов работал здесь ещё до моего прихода. Он всегда защищал отца, и я об этом знала. И всё же сделала ему больно.
– Мелания Сергеевна, если вам станет легче, я уволюсь после того, как расследование будет закончено. Но прошу вас не причинять вред Люде. Она ещё ребёнок. Своими неосторожными словами вы можете испортить ей всю жизнь.
– Смею напомнить, мы одного возраста, – язвительно фыркнула я.
Патетика его слов лишь взбесила. Такое ощущение, что здесь я монстр, а не те, кто меня окружают.
– Люда не такая, как вы.
Как хлыстом по спине.
– Свободны. Я жду отчёт в ближайшее время.
Чеканя шаг, Меркулов прошёл к двери и завис.
Что ещё?
– Ваш отец любил Люду. По-настоящему, и был счастлив весь последний год. Только этим она заслужила снисхождения.
– Это не вам решать.
Я села в директорское кресло, хотя первым порывом было протереть его дезинфицирующей салфеткой, покрутилась и включила компьютер:
– Что-то ещё, Иннокентий Васильевич? У вас есть какие-то сведения? Подозрения? Вы знаете, кто преступник? Нет? Тогда почему я вас всё ещё вижу?
– Примите мои соболезнования.
Дверь тихо закрылась.
Оставшись в одиночестве, я несколько минут бездумно смотрела на кипу бумаг и фотографию на столе отца.
– Старый дурак! О чём ты только думал, вовлекая девчонку в свои игры! – крикнула в сердцах и смахнула стеклянную рамку на пол. – Ты мне не наследство оставил, а трясину, которая того гляди и утащит на дно. Связался с ней, чтобы потешить собственное самолюбие, а мне теперь что прикажешь делать?! Простить? Принять? Как мне спасти её от матери?!
Выдохнувшись, я натянула пальцами волосы и сосчитала до десяти. Истерика не поможет. Только холодная голова и голый расчёт. Мать наверняка знала об их интрижке. Она же не успокоится, пока не сведёт дурёху с ума.
Пальцы нащупали кнопку телефона. Утопив пластмассовый кружок в корпус, я дождалась тихого «Да» и прошипела:
– В мой кабинет. Быстро!
Люда появилась через три минуты. Ровно столько потребовалось ей, чтобы открыть соседнюю дверь и доползти до отцовского кабинета. Сквозь матовое стекло я видела, как она нерешительно мнётся, но не утруждала себя тем, чтобы поторопить или подбодрить. Любовница отца, надо же. Да меня наизнанку выворачивало от мысли, что отец позволил себе шашни на работе.
– Можно? – Стукнув несколько раз, Люда всё же открыла дверь и просунула голову внутрь, всё ещё страшась переступить порог.
– Садись. – Я кивнула на стул, на котором недавно сидела сама, и нервно стукнула ручкой по столу.
Платок с головы она сняла, но вот это траурное выражение лица… бесит. Как будто она на самом деле что-то к нему чувствовала. Да что там может быть при такой разнице в возрасте и социальном статусе! Люда прошла мимо разбитой рамки, переступила через крошки стекла и села, смиренно сложив руки на коленях.
Бледная, едва дышащая от страха овечка. Да что она сможет противопоставить ЕЙ?!
– Как давно ты здесь работаешь? – начала я издалека.
– Второй год, Мелания Сергеевна, – прошелестела Люда.
Ей-богу, мне иногда кажется, что я гораздо старше, чем есть на самом деле. Ну почему все проблемы должна решать я? Чего проще было ноги не раздвигать?
– Как давно ты спишь… спала с отцом?
Поперхнувшись, она вылупила глаза и покраснела. И нечего так на меня смотреть. Сама виновата.
– Я задала вопрос.
– М-мелания Сергеевна, я… – она запнулась и замолчала, следя за движением ручки по бумажке, что попалась мне первой под руку. Кажется, это был договор.
– Я слушаю, Людмила.
– Полтора года, – всхлипнула она, вытирая глаза бумажным платочком.
– Совсем дура, да?
Так хотелось ей заехать, чтобы она, наконец, перестала таращиться своими коровьими глазами и начала думать головой. Вздрогнув, я сжала до боли ручку и продырявила нажатием бумагу, чиркнув по столу.
– Мелания Сергеевна, я… я правда не хотела, но ваш папа, он так ухаживал, он был таким хорошим, что я не смогла сопротивляться. Вы ведь женщина, должны понять, – расплакалась она.
– Женщина, а не потаскуха. – Я скорчила гримасу и отвернулась. – Я никогда не позволяю себе лезть в чужую постель. Неужели, ты надеялась получить его деньги? Или развести с матерью?
– Н-нет, никогда, – Люда отчаянно замотала головой. – Пожалуйста, Мелания Сергеевна, я бы никогда так не поступила с вами и Марией Александровной.
Она осунулась и сидела как мышка, всё время порываясь положить руку на живот. Заметив мой взгляд, Люда вздрогнула и поникла.
Да нет же.
– Ты беременна? – прошептала я в ужасе.
Она только кивнула.
– Т-ты… ты совсем дура, да?.. – Я ахнула и прижала ладонь ко рту. – Только не говори мне, что от… отца?
Новый кивок. Люда втянула голову в плечи и сидела не шелохнувшись. Так вот почему он доверил записку ей, он на самом деле… Кошмар.
– Какой срок? – Я вцепилась пальцами в стол и задержала дыхание.
– Третий месяц, – едва слышно прошептала она.
– Аборт. Делай аборт, ты поняла?!
– Н-нет! Не буду!
– Ты хочешь шантажировать нас?
– Я! Я не такая, как вы или Мария Александровна! – закричала она подскочив. – Это ребёнок Серёжи! Я ни за что не избавлюсь от него!
– И что? – Я нахмурилась. – Что ты намерена делать, Люда? Хочешь получить долю наследства? Рассорить нашу семью? Хочешь противостоять моей матери? Она же знает про вас, да? Я уверена, что уже знает.
– Не буду.
– Что не будешь?
– Я не буду шантажировать вас или Марию Александровну! Я просто хочу родить ребёнка от любимого человека! У вас же самой дочь, как вы можете говорить такие гадкие вещи?!
– У меня дочь, да. – Я кивнула и поджала губы. – Только теперь моя жизнь и жизнь моей дочери подчинены обстоятельствам, которые не все могут преодолеть, и ты в том числе. Отец, может, и был в тебя влюблён, но никогда бы не оставил мать. Он был слаб и предпочитал соглашаться.
– Не говорите так. Серёжа… он был самым замечательным, – всхлипнула Люда и всё-таки прижала руки к животу, словно защищала своё дитя. – Мне ничего от вас не нужно. Мы хотели уехать.
И тут меня накрыла истерика. Я смеялась сквозь слёзы и долбила ладонью по столу. Люда отскочила в сторону, смотря на меня как на сумасшедшую.
– Отец бы никогда в жизни не бросил холдинг. Ты такая… о, господи, – – я взорвалась новым смехом, – уехать… Ха-ха-ха!
Люда упрямо вскинула подбородок, словно хотела сказать что-то ещё, но я опередила её и подняла руку, требуя молчания.
– Ты уволена. – Я стёрла выступившие слёзы и прокашлялась. – И только попробуй кому-нибудь рассказать о вашей связи, вообще обо всём, что здесь происходит или происходило. И не смотри так на меня. Я дочь своей матери, если будет нужно пройду по головам. Скажи спасибо, что уходишь так.
– П-пожалуйста, Мелания Сергеевна. – Поток слёз усилился. В какой-то момент мне даже стало её жаль, но сцепив зубы, я затолкала это чувство очень глубоко и процедила: – Пошла вон. За расчётом придёшь завтра.
Люда побледнела и едва не упала со стула. Я было дёрнулась ей помочь, но вовремя остановилась. Сожрёт её мать и не подавится. Да ещё и искалечит самым извращённым способом.
Поёжившись, я вспомнила последнюю любовницу отца, о которой узнала мать. Нет, я конечно, её не выгораживаю, в конце концов, она должна была осознавать опасность переходя дорогу Марии Звягинцевой. Но то, как поступила с ней мать… врагу не пожелаешь такой судьбы.
Задержав дыхание, я следила за тем, как эта девочка, сгорбившись словно древняя старуха, ползла к выходу. Она едва волочила ноги. Тёмные волосы рассыпались по спине, и солнце заиграло на них золотом. Прелестный ребёнок. Был.
Когда дверь кабинета в очередной раз была закрыта, я сжала виски и тяжело задышала. Мне нужно воздуха, хоть немного свежего воздуха.
Глава 8
После того, как меня оставили одну, я сбегала в свой кабинет и сменила блузку на запасную. Ловить заинтересованные взгляды сотрудников мне совсем не хотелось. Да и сама мысль о том, что пальцы Глеба касались моей груди, доводила до тошноты.
В течении нескольких часов я разгребала почту, папки и скрытые файлы на компьютере, которые мне не удалось открыть.
Вздохнув, я отодвинулась от стола и поднялась. Большое помещение, служившие отцу многие годы вторым домом, было почти пустым. Несколько стеллажей с папками, большой шкаф с документами, кофейный стол с креслами у окна, и несколько картин на пустых стенах. За одной из них и был ограбленный сейф.
Завещание. Я вновь осмотрела полки, будто за это время оно каким-то образом могло вернуться, возникнуть из воздуха. Сейф не повредили, а значит вор знал код. Это кто-то из своих или профессионал, которого наняли.
С размаху хлопнув дверцей, я стукнула кулаком по стене и прикрыла глаза. Потом вытерла тыльной стороной руки пот со лба и вернулась за стол. Растянула руки по столешнице, будто собиралась объять необъятное и, упёршись лбом в холодное дерево, завыла. Моя жизнь катилась под откос. Если не найду документы, мне конец.
– Мелания. – В дверь громко постучали.
Мама.
Поднявшись как пьяная, я поправила одежду и подняла ворот блузки. Нетерпеливый стук повторился. Бросив последний взгляд на стену, я залпом выпила стакан воды и закашлявшись пошла открывать.
– Проходи.
Мама стянула бархатные перчатки и размотав шёлковый шарф, прошла мимо, к кофейному столику. За ней в кабинет вошёл Домогаров. Второй. Ещё не выветрился запах первого, а тут уже второй нарисовался. Неужто разминулись?
Сглотнув, я посторонилась и малодушно дёрнулась в сторону рабочего стола. Сейчас он был единственным монументальным предметом в этом кабинете, и хранил остатки отцовской уверенности.
Странная парочка уселась в кресла. Сегодня на маме было тёмно-фиолетовое платье с небольшим вырезом, маленькая шляпка в тон и золотая брошка-колибри над левой грудью. На столик лёг внушительный портфель.
– Боря, покажи Мелании наше предложение. – Мама ласково потрепала Бориса по плечу, отчего у меня спёрло дыхание. – Не стой истуканом, Мелания, – резко сказала она. – У меня слишком много дел, я не могу тратить на тебя весь день. И где эта сука безродная?
– Какая сука? – нахмурилась я, усаживаясь напротив.
– Секретарша эта, – процедила мать.
Вовремя, значит. Мало приятного было в том разговоре с Людой, но это лучшее, что я могла для неё сделать. Пусть лучше я буду стервой и недочеловеком в её глазах, чем она наткнётся на мать. Нельзя допустить, чтобы она узнала о ребёнке. Не простит.
– Уволена. – Я расслабленно откинулась на спинку, снисходительно наблюдая за Борисом.
Этот был не таким страшным, как старший брат. По крайней мере, у меня не тряслись ноги при его появлении и не пропадал голос.
Изумлённо вскинув всегда идеальные брови, мама спросила:
– Отчего же?
– Она плохо справлялась со своими обязанностями.
– Молодец. – Впервые услышав от неё похвалу, я не нашлась, что ответить.
– Так зачем вы пришли. Вдвоём? – Я всё же повернула разговор в нужное мне русло.
– Слышала, Разумовский умер. – Мама провела пальцем по замку и снисходительно улыбнулась. – Как всё-таки мимолётна и суетлива жизнь. Был человек, и нет его. И никому до этого нет дела.
– Мне есть, – процедила я.
– Говорят, он упал с лестницы. У него были больные ноги, ты знала? Как оказывается легко может умереть человек. Всего-то и надо – споткнуться и свернуть себе шею.
– Его убили. – Я посмотрела прямо в глаза матери и буквально по слогам произнесла: – У-би-ли.
– Бог в помощь, – усмехнулась мать, кинув на Бориса многозначительный взгляд.
Домогаров тут же щёлкнул замком портфеля и повернул его ко мне.
– Что это? – Я уставилась на перетянутые резинками пачки денег.
– Твоя доля наследства. В денежном эквиваленте, разумеется. – Маму передёрнуло, но она нашла в себе силы взглянуть на меня. И на том спасибо.
– Я не понимаю. – Игнорируя Бориса, я смотрела ей в глаза, ища ответ.
– Понимаешь.
– Нет, не понимаю.
– Ну что же, раз ты настаиваешь, – фыркнула она. – Я хочу, чтобы ты взяла эти деньги и официально отказалась от наследства в мою пользу.
– И почему я должна это делать?
Говорить матери о том, что завещание украдено я не собиралась. Потому что она обязательно обратила бы это в свою пользу. А отдавать ей просто так заработанные отцом деньги я не хотела. Мария не заслужила из них ни копейки. И даже так, по закону она должна была получить почти всё. Но почти, её, конечно же, не устраивало.
– А это уже не твоё дело.
– Нет.
Я бросила взгляд на Бориса, который сегодня был одет в джинсы и свитер. В левом ухе братца Глеба блеснула серёжка. И сам собой с языка сорвался вопрос:
– Борис участвует в делёжке папиных денег? Вы настолько близки, что даже неприлично. Ты даже траур выдержать не можешь?..
– Я не собираюсь отчитываться перед тобой! – взвизгнула мать, враз теряя напускную аристократичность и интеллигентность. Но спустя секунду всё же снизошла до ответа: – Борис мне как сын.
– Забирайте деньги и уходите. – Я поднялась и пошла к рабочему столу. – У меня много работы. Завтра будет внеочередное собрание Совета директоров. Как исполняющему обязанности директора мне предстоит очень многое сделать. И прошу тебя соблюдать приличия. Мне бы не хотелось, чтобы по офису пошли сплетни о твоей неадекватности.
Подскочив, она схватила пачку денег и швырнула мне в голову.
– Это твои единственные деньги, мерзавка! Будь благодарной за мою щедрость. А насчёт этого места. – Она обвела рукой кабинет и ухмыльнулась. – Оно тебе не принадлежит. Я инициировала продажу акций.
– Что? – Выронив стакан с водой на пол, который едва только успела взять, я повернулась и замирая от ужаса, прошептала: – Ты не могла так поступить. Эта компания – всё что осталось от отца. Ты не имеешь права, в конце концов! Встреча с адвокатом только в четверг, ты не вступала в права наследования…
– О! – Она перешагнула через упавший шарфик и пошла на меня. – Ещё как имею. Видишь ли, дорогая, незадолго до своей весьма удачной смерти, Сергей собирался со мной развестись, в качестве отступных мне были предложены акции «Мерис». После смерти мужа я имею право на половину этого холдинга, плюс то, что он мне уже отдал. У меня, милочка, контрольный пакет.
– Нет. – Я оперлась рукой на стол тяжело дыша. – Невозможно…
Из-за Люды всё-таки решился. Старый дурак. Отобрал у меня всё в угоду своей похоти.
– Его смерть оказалась мне на руку, – хмыкнула мать, вглядываясь в моё лицо. Она будто наслаждалась моим смятением и каждой обронённой слезой. – Развестись мы не успели, как и подать заявление, а это значит, что я по-прежнему хозяйка поместья и наследница первой очереди. Так как ты уже давно совершеннолетняя и не нуждаешься в опеке, то получить достаточную для управления долю «Мерис» можешь только по завещанию, а без него ты всего лишь наёмный работник, которого можно уволить одним щелчком пальцев. Именно поэтому я и приехала сегодня. Эти деньги – всё, на что ты можешь рассчитывать. Здесь даже больше того, чего ты стоишь.
Она говорит так, будто завещания и вовсе не было, но ведь оно было! Я лично держала его в руках и прятала в сейф!
Где-то между рёбрами закололо. Боль толчками выбивала воздух из лёгких, пожирала единственное усилие – не поддаваться на провокацию. Не дать себя растоптать.
Я слышала собственный пульс ушах. В голове роились сотни вопросов, но главный – как отец мог так поступить? Зачем, зачем отдал ей акции? За девочку Люду, за нового ребёнка? За него?! Нет, я не рассчитывала на наследство, но, отдав компанию матери, он закрыл мне путь в директорское кресло. Лишил права голоса. Лицемер. Кто так заботится?
Ты хотел жить вечно папа. Ты должен был понимать, что отдавая акции подвергаешь себя опасности. Не только себя, но и нас с Лизой.
– Ты лжёшь, – сдавленно отрезала я.
Вспотевшая ладонь не давала как следует опереться. Я качнулась назад, ища опору для спины. На пол слетели ручки с карандашами, которые я зацепила в попытках не упасть.
– Да больно надо, – фыркнула мать, довольная произведённым эффектом.
Опустив голову, я дышала через раз, делая глубокие вдохи. Маленькая туфелька с острым носом надавила на вставший ребром осколок фоторамки. На моих глазах мать продырявила отцовское фото. Скотский жест. Прямо сейчас она давала понять, что защиты больше нет и не будет.
Моя жизнь в один момент сломалась так же легко, как стеклянная рамка.
– Кому ты продаёшь компанию? – выдавила я, смотря в пол.
– Глебу.
Это конец.
– Милая. – Мать вытерла солёную каплю на моей щеке и мягко улыбнулась. – Твой единственный шанс остаться в «Мерис» – выйти за Глеба замуж.
– Зачем ты так со мной, мама? – Слёзы покатились одна за другой, и мне уже было плевать, что это видел Борис.
– Ну кто-то же должен ответить за годы моих страданий, – ответила она, увещевая как маленького ребёнка. – Теперь у тебя есть чем заняться, не так ли? – Она поправила воротничок моей блузки, слишком сильно натянув ткань. – И Лизоньке нужна спокойная обстановка, а ты слишком нервная. – Узкие ладошки скользнули по моим плечам, стряхивая невидимую пыль. – Как женщина женщине – забирай деньги и уезжай. Или выходи за Глеба. Он с ума по тебе сходит уже много лет. А за Лизу не волнуйся, я воспитаю из неё настоящую леди. Прекрасную, умную, независимую женщину, как я.
В этот момент в голове щёлкнуло. Разум затуманила чудовищная волна ненависти и бессилия. Сбросив её руки, я размахнулась и ударила, что было сил. Из-за разницы в росте и комплекции мама упала на пол, прямо на битое стекло. Держась за покрасневшую щеку, она смотрела на меня снизу вверх. Именно в этот момент она перешла ту невидимую черту, что держала её у края, но я этого ещё не знала.
– Ненавижу тебя, лицемерная тварь. – Выплюнула я в лицо той, что меня родила. – Лучше бы вместо отца сдохла ты! Ты никогда, никогда не получишь Лизу! Убирайся и деньги свои забери, мне от тебя ничего не нужно!
Молчавший до этого Борис медленно подошёл к матери и помог ей подняться. Отряхнув её юбку от стекла, и вытащив осколок из рукава, он повёл теперь уже чужую мне женщину к выходу, прихватив по дороге портфель.
Отдышавшись, я посмотрела на устроенный мной бардак и поёжилась. Бог мой, что на меня нашло? Прижав ладонь ко лбу, я дышала, стараясь забыть взгляд матери. Но получалось паршиво. Никогда прежде я не испытывала такой ненависти к кому бы то ни было. Что ж, сама виновата. Давно пора было признать, что матерью мне Мария Звягинцева быть не хотела. И всё же… какая никакая, а она мать. Но всё внутри этому факту сопротивлялось.
Мать хочет забрать Лизу любой ценой, и всё это она делает только ради этого. Даже без психологов и экстрасенсов было ясно, что Лиза для неё больше, чем просто внучка. Она для неё всё. А для того, кто занял все места в твоих сердце и душе, человек совершит любой, даже самый низкий поступок. Учитывая власть, которой обладала мать, тягаться с ней самостоятельно у меня не получится. Лизку надо было прятать.
Вылетев из кабинета, я поймала на шестом этаже бухгалтершу и проорала:
– Немедленно рассчитайте Людмилу Овечкину!
– Что случилось? – Сухая женщина с мелированными волосами строго поправила стопку папок на руке. – Мелания Сергеевна, мне нужен приказ. Это документы…
– Вот вы приказ и напечатайте! – рявкнула я. – Немедленно! По собственному желанию, с сегодняшнего дня без отработки. Выплатите ей зарплату за три месяца вперёд!
– Мелания Сергеевна, я понимаю, у вас горе, но так…
– Я ведь могу и вас уволить, – прошипела я, – за неисполнение обязанностей. Хотите?
– Н-нет. – Женщина прижала бумаги к груди и охнула. – Всё будет готово через десять минут.
– Наличкой выплати. И нечего такие глаза делать, – нахмурилась я. – Я всё знаю про двойную бухгалтерию! Всё поняла? Через десять минут мне нужен документ. Я буду в кафе.
– С-слушаюсь, г-госпожа директор.
Кивнув, я полетела к лифту, надеясь, что Люда не успела далеко уйти. По дороге в кафетерий я набрала Ника и взмолилась всем богам, которых знала, чтобы он поднял трубку.
– Алло, – в ухе прозвучал уставший голос.
– Ник, Никита, – всхлипнула я, зажимая рот. – Родненький, забери Лизку из школы, прямо сейчас. Я не успею до неё доехать, сейчас пробки, а там…
– Мел? Что случилось?
– Ник, пожалуйста, – я едва сдерживала рыдания. – Моя мать, она… она чудовище, – в этот момент двери лифта разъехались в стороны, ожидавшие его девушки опустили головы и отошли на шаг назад.
Вытерев слёзы, я улыбнулась, и нажала кнопку закрытия дверей.
– Мелания! – громко позвал Ник, – что с Лизой? Кто ей угрожает?!
– Не ей. – Я вытерла нос. – Мне. Мать хочет забрать Лизу. Ты привезёшь её домой? Я тоже сейчас поеду.
– Да. Конечно, – поспешно ответил Ник. – Я в двадцати минутах езды от школы.
– Спасибо, встретимся дома.
Отключившись, я повернулась к зеркалу и быстро поправила потёкший макияж. Когда двери лифта снова открылись я была уже собрана и готова сражаться.
Зайдя в кафе, я сразу увидела плачущую Люду с которой сидел Иннокентий Васильевич. Он хлопал её по плечу и что-то говорил. Удостоверившись, что мы одни, я попросила официантку закрыть на десять минут кафе.
Усевшись напротив той, что лишила меня надежды, я дождалась пока она обратит на меня внимание. Меркулов молчал, но своё отношение показывал глазами. А будто я сама не знаю, как всё это выглядело. Но теперь уже молчать смысла нет.
– Люда, через десять минут будет готов приказ о твоём увольнении, ты должна пройти в кассу и получить зарплату наличными. Поняла?
– Можно было и не спешить так. – Она поджала губы и отвернулась.
Вот же ж овца благородная.
– Нужно было, – с нажимом ответила я. – Отец отдал часть акций Марии в качестве отступных.
– Отступных? – непонимающе повторила она и беспомощно посмотрела на Меркулова.
– Он хотел развестись, – выдавила я сквозь зубы. – Из-за тебя. Из-за вас.
На этом Люда удивлённо подалась вперёд, даже Меркулов рот открыл. Но говорить больше я не имела права.
– Поэтому вы меня уволили, в отместку?
– Я не настолько мелочна и безжалостна, как все обо мне думают. Просто твоё увольнение наилучший выход из ситуации, которую вы с отцом создали. Забирай деньги, трудовую и уезжай как можно дальше.
Поднявшись, я позвала начальника охраны:
– Иннокентий Васильевич, вы подготовили то, о чём я вас просила?
– Да, Мелания Сергеевна. – Мужчина повеселел, но всё ещё не спешил идти со мной.
Вздохнув, я мрачно сказала:
– Иннокентий Васильевич, мой отец вам доверял, так что буду и я. В конце концов, у меня просто нет выбора. Мне нужны эти записи. Сейчас.
Через пять минут мы стояли в кабинете охраны. По десяткам мониторов сновали офисные сотрудники и клиенты. Но Меркулов прошёл дальше, в каморку за стеллажами и поставил на компьютере запись камер с пятницы.
После трёх часов дня и до восьми часов вечера ничего не происходило. Дмитрий делал обход, как и положено. Но ровно в девять, в здание вошла маленькая фигурка, затянутая во всё чёрное.
– Это кто? – ткнула я пальцем в монитор. – В это время никого не должно быть. Откуда у неё пароль от чёрного входа?
– Я не знаю, сам удивился. – Меркулов прошёлся пятернёй по волосам и буркнул: – Вы дальше смотрите.
Нажав кнопку, я смотрела, как незнакомка преодолевает один лестничный пролёт за другим, в итоге оказываясь на седьмом этаже. Камера проследила её путь вплоть до кабинета отца. Услышав какой-то звук, взломщица замерла и настороженно оглянулась. Удостоверившись, что на этаже кроме неё никого нет, лёгким нажатием на ручку открыла кабинет и скользнула внутрь.
– Это всё? – повернулась я к Меркулову. – У кого столько наглости, чтобы прийти в охраняемое здание почти ночью и переть напролом? Она что, не знала, что везде камеры?
– Понимаете, – неожиданно замялся Иннокентий Васильевич, – по пятницам у нас перезагрузка системы. Обычно это происходит с девяти ноль ноль до девяти ноль пяти, но Дмитрий замешкался и перезагрузку включил на час позже.
– Смотрите. – Я снова ткнула в экран. – Она выходит.
Мы проследили обратный путь воришки. На втором этаже её спугнул Дмитрий, он как раз обходил кабинеты. Замерев, она поправила платок.
– Не может быть, – простонала я, упав на стул и схватившись за голову. – Этого не может быть!
– Вы её узнали? – Меркулов уткнулся носом в монитор и покачал головой. – Я не могу разобрать лица, оно скрыто платком и шапкой.
– Не её, – обречённо выдохнула я. – Её брошку. Это моя мать.
Это она украла завещание.
– Мелания Сергеевна, вы нашли то, что искали? – тихо спросил Иннокентий Васильевич.
– Да.
– Теперь я могу вызвать полицию и отдать им запись?
– Нет.
– Н-но…
– С этим я разберусь сама. Отдайте мне запись.
Если подключить полицию, то всё обернётся против меня. У мамы везде есть подвязки, как и у Глеба с Борисом. Никто просто не даст этому делу ход.
Через пятнадцать минут я сидела в машине с работающим двигателем. А в голове уже выстраивался чёткий план действий. Раз уж я не могла заставить мать отказаться от Лизы, то мне надо было её спрятать.
У отца в Америке был старый друг, которого Мария на дух не переносила. Кажется, его фамилия МакАлистер или что-то в этом роде. Спрятать дочь там, где она не станет искать, казалось мне лучшим решением, которое я только могла придумать. А когда я разберусь с наследством и Домогаровым, то и сама к ней присоединюсь, потому что нам жизненно необходимо время для передышки.
Мне необходимо.
Всю дорогу до дома телефон не смолкал. Звонили все: друзья, знакомые, партнёры, клиенты и даже Виктор Домогаров, что удивило меня больше всего.
Он тоже хотел принести соболезнования, а ещё…
– Мелания, я звоню не просто так.
Я кинула взгляд в боковое зеркало и перестроилась.
– Напомните, Виктор Алексеевич, разве у нас с вами были общие дела?
– Не язви. Я по поводу Лизы.
– Разговор закончен.
– Она моя внучка, если ты не забыла.
– Последние восемь лет вас это не волновало, так с чего такой интерес к моей дочери?
– Ты сама была против нашего общения, и я не хотел накалять отношения. Сейчас всё изменилось. Маша хочет увезти Лизу во Францию.
– Что?! – я поперхнулась и выровняла машину, попутно показав не самый лучший жест соседу. – Откуда вы знаете?
Виктор помолчал и признался:
– Лариса проболталась. Мелания, я не хочу, чтобы Маша увозила Лизу, ты слышишь?
– Слышу. Я разберусь.
– Я хочу помочь…
– Нет.
– Дай мне договорить! Я могу отправить её к своему хорошему другу. Сергей его тоже знал, и был бы не против. Сама понимаешь, у себя дома я оставить девочку не могу. Лариса не позволит, а прятать её по гостиницам не вариант, потому что это будет расцениваться как похищение, да и опека начнёт к тебе присматриваться, а в твоём положении это совсем ни чему. – От нехорошего предчувствия у меня пересохло во рту. – Ты слушаешь?
– Да.
– Так вот, Джон мог бы позаботиться о Лизе, пока не утихнет вся эта шумиха и твоя жизнь не вернётся в привычное русло. Можно устроить её отъезд как языковую практику.
– Почему? Я вам не верю. Вы дружите с Марией, стало быть, это может быть и её планом.
– Какая чушь.
– Я не верю в ваши чувства, Виктор, – отрезала я. – Поэтому, это предложение по меньшей мере странно. Я сама со всем разберусь. И Виктор, не звоните мне больше. Я ненавижу всё, что так или иначе связано с Глебом и никогда не приму от вас помощи. Потому что это вы его воспитали.
Отключив звонок, я ударилась затылком о подголовник и прикрыла глаза. Это никогда не кончится. Я как будто между молотом и наковальней.
