Есения Маас
Горизонтальная война. Снимая маски
– Мне надо собрать вещи. Мелания, ты можешь подержать Арсюшку?
– Да, конечно. – Я забираю ребёнка и иду следом, чтобы сын видел маму, ведь ему и так страшно.
Через пятьдесят минут, уложив несколько чемоданов вещей и документы, мы спускаемся на первый этаж, чтобы попить чай. Уже в дверях кухни мне кажется, что в воздухе чем-то пахнет. Слышен тихий щелчок за дверью. Тётя Алиса роняет сумку и толкает меня в коридор:
– Беги! Здесь газ!
Мы несёмся к чёрному входу рядом с кухней, через него ходят работники. Едва открыв замок и сделав шаг на улицу, одновременно слышим взрыв и оборачиваемся на дом. Тётя Алиса успевает отдать мне сына и толкнуть на снег. Я падаю и кричу, и вижу, как пламя охватывает мою любимую тётю, женщину, что заменила мне мать.
От страшного грохота я теряю на время слух, в голове стоит гул, поэтому не сразу замечаю, что с Арсением что-то не так. Опускаю голову, и упираюсь взглядом в его застывшие глаза.
Мой крик нем, я его не слышу, но спину обжигает жар и сознание уплывает…
Глава 16
Меня вырвало.
Я всё ещё там, на пожаре, и моё лицо горит. Одежда тлеет от падающих на нас кусков горящего дома, где-то кричат люди, орёт сирена и слышится дикий вой, от которого кровь стынет в жилах. То кричу я. И глаза маленького Арсюшки, которому я должна была стать крёстной, навсегда останутся в моей памяти, как и страшные мучения сгорающей заживо тёти Алисы.
– Тише, вот так. – Кто-то погладил меня по спине и прижал к груди. Кто? – Успокойся, девочка, сейчас ты здесь, всё хорошо. Это случилось давно, это просто воспоминания.
– Тётя Алиса, Арсюшка… – Я разрыдалась, прижимая дрожащие руки к груди. – Больно, очень больно. Больше не хочу их слышать! – Я зажала уши, стараясь избавиться от криков в голове, но без толку.
– Знаю. Знаю милая. – Ах, кажется это Марина.
Я обняла её со всей силы и уткнулась в плечо, продолжая плакать. Мне страшно поворачиваться, кажется, что сделай я хоть одно лишнее движение и меня вновь выбросит в кошмар, где полыхает поместье и на почерневшей лестнице лежит обугленное тело Алисы Белоярцевой.
– Идиота кусок! – орёт Марина куда-то в сторону. – Если бы знала, что ты с ней сделаешь, никогда бы не позволила остаться вдвоём! Чем ты думал?!
– Она вспомнила, – Роман оправдывается, и садится на кровать, заглядывая мне в лицо. – Вспомнила.
– Ты её убьёшь когда-нибудь. Богдан Игоревич, дайте ей успокоительное, пожалуйста. Боюсь, что ей может стать хуже.
– Я бы не хотел лишний раз травить организм химией, – отозвался доктор. – Ей нужно пережить это, Александра Владимировна.
Кажется, у меня до сих пор галлюцинации. Он же сказал Александра Владимировна?
– Саша? – Я медленно отодвинулась в повисшей тишине, чтобы рассмотреть Марину.
– Богдан Игоревич, кто же вас за язык тянул, – обречённо прошептала она.
Марина выглядит усталой и недовольной. А я ищу в её лице… что? Что я хочу увидеть?
– Мелания. – Роман протянул руку, но замерев, отдёрнул её. – Расскажи, что ты вспомнила?
Тёмные носки маячат перед моими глазами. Врач опустился на корточки, и светит фонариком в глаза.
– Думаю, что вам нужно поговорить наедине, – он кашлянул и вздохнул: – Роман Владимирович, помните о том, что я вам говорил.
– Да-да. – Роман кивнул не отводя от меня напряжённого взгляда. – Подождите нас в гостиной, пожалуйста. А вообще, чувствуйте себя как дома. В холодильнике есть напитки и закуски.
Как только дверь закрылась, Марина подняла меня с пола и посадила на кровать. Брат и сестра сели напротив, прямо на пол.
– Спрашивай, – первой начала Марина. – Я ведь вижу, что ты нам не доверяешь, и не расскажешь ничего, пока не узнаешь всю правду. Так что, спрашивай. Обещаю говорить откровенно.
– А он? – Я вытерла лицо и показала на Романа. – Он будет говорить правду или снова навешает лапши на уши?
– Когда это я тебе врал? – вскинулся он.
– Психиатр, уехавший внезапно Никита, – начала я загибать пальцы, – мне продолжить?
– Не надо.
– Первый вопрос. – Я посмотрела на Марину. – Никита и правда уехал из города?
– Нет, – она качнула головой.
– Хорошо. Второй вопрос: кто вы такие на самом деле?
– Ох, это сложнее. – Она поднялась и вышла в коридор. – Погоди немного.
Через минуту Марина вернулась, неся в руке футляр для линз.
– Я специально не стала делать это в коридоре, чтобы ты больше не сомневалась.
Она отодвинула веко и сняла первую линзу. Когда вторая оказалась в коробочке, Марина подняла голову.
Карамельные глаза.
Александра Владимировна.
Сестра.
– Саша?.. – Я зажала рот рукой, чтобы не кричать. – Саша Белоярцева?
– Да. Прости, что не сказала сразу, но…
– Ты жива, – всхлипнула я. – Сашенька, ты жива!
– Мелания? – Она успела меня подхватить и обняла в ответ. – Ты чего?
– Мне сказали, что вы все погибли. – Я разрыдалась, гладя её по голове. – Что вся ваша семья погибла при взрыве. Это было ужасно, Саш, так страшно… и тётя Алиса, и Арсюшка… – я резко замолчала. – А правда, как ты выжила?
– Не только я. – Она вздохнула. – Мелания посмотри на Рому, неужели, ты до сих пор его не вспомнила?
Отодвинувшись, я повернулась к Роману. Он следил за мной со сдвинутыми к носу бровями. Руки были сжаты в замок. Мне понадобилась целая минута, прежде чем в голове калейдоскопом замелькали отрывки из прошлого: вот мы бесимся в детской, а это лезем на яблоню, точнее, лезу я, а он страхует. Первый класс и долгожданная линейка; пятый класс и первое признание в любви; десятый класс и вырезанные на старом дубе слова:
– Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть, – шепчу я, подползая к нему.
В глазах стоят непролитые слёзы. Столько лет я ходила на кладбище, и говорила ему, что люблю. Столько лет я страдала от одиночества, сколько раз искала в толпе знакомую макушку, и бесчисленное множество раз я оборачивалась на имя Рома.
Он сидит неподвижно, даже голову отвернул. Но я не хочу больше страдать. Я устала страдать. Ромка, мой Ромка… Живой.
– Рома! – Я бросилась на него, повалив на пол и зарывшись лицом в рубашку. – Рома… почему же ты не сказал, что жив?! Почему? Я так по тебе скучала, слышишь? Ром, я очень скучала. Ты так сильно изменился, я бы никогда в жизни не узнала…
– Успокойся и сядь. – Он оттолкнул меня и тяжело поднялся, поправляя рубашку.
Рома? Мне стало очень неловко за эти чувства. Ведь прошло столько лет, наверняка он уже и не помнит, что любил меня. Прошло много лет.
– Вы! – Я подскочила как ошпаренная. – Сколько вы в России?
– Три года, – ответила Саша печально.
– Почему же вы только сейчас нашли меня?
Ах.
Я зажала рот ладонью.
Они ведь и не искали. Всё верно, как сказал тогда Рома в машине, они здесь только для расследования и мести, всё остальное не имеет значения. Но тогда каким образом они нашли меня после аварии? И кем приходится для них Никита?
– Мари… Саш. – От волнения и неловкости я сжала пальцы и опустила голову. – Как ты оказалась там, на дороге? И почему Никита сказал, что ты его сестра. Это была ложь? Вы встречаетесь?
Рома на этих словах поперхнулся и закашлялся. Саша округлила глаза и прижав руку ко лбу, рассмеялась.
– Нет, глупая. Никита – это…
– Закрой рот, – рявкнул вдруг Рома. – Больше ничего не говори.
– Но братик, – она странно усмехнулась. – Я ведь предупреждала тебя, Мелания так или иначе узнает правду, и ты должен быть к этому готов. Ведь это была именно твоя идея.
– О чём вы говорите? – Мне стало вдруг холодно и неуютно.
Я ведь больше их не знаю, мы были разделены столько же, сколько и дружили. Теперь они для меня почти чужие люди. Но при виде Ромы странно щемило сердце. И пусть он мне не нравился как настырный и пугающий Роман Владимирович, хозяин клиники… как Рома Белоярцев, первая любовь и лучший друг – он был мне знаком как никто другой. И именно ему я была несказанно рада, тому доброму и отзывчивому человеку из прошлого.
Но ведь… покраснев, я прижала руки к груди. Он знает, что со мной сделал Домогаров. Именно Рома оплатил моё лечение, и именно ему я рассказала о дочери. Жгучий стыд накрыл с головой. Стоять перед ним в таком виде, после всего, что произошло было страшно и неприятно. Захотелось снова залезть под душ и до кровавых корок стирать следы Глеба со своего тела.
– К-как вы смогли выжить? И где дядя Вова? – выдавила я через силу, смотря теперь только на Сашу.
– Папа погиб. – Опустила она глаза. – Он заходил в дом, когда произошёл взрыв. – Мы только въезжали в посёлок, поэтому и выжили.
– Но почему тогда и вас объявили погибшими?! Ведь по всем каналам крутили новости о том, что умерла вся семья! Почему вы не сказали мне?! Вы знаете, сколько раз я приезжала на кладбище, чтобы удостовериться в том, что всё ошибка? – голос сорвался от крика. – Как вы могли так поступить?!
– Но ведь именно после твоего визита всё произошло, – убито сказал Рома. – Ты зашла в дом, тебя видела охрана, после чего и погибли мама, брат и отец.
– Ты же не думаешь, что это я виновата? – ошарашенно прошептала я, падая на колени. – Рома, ты же на самом деле так не думаешь?
– Я не знаю, что думать, – отвернулся он. – Мы уже три года следим за твоей семьёй. Я уверен, что к этому причастен кто-то из Звягинцевых…
– Идиот! Ты… – прорычала я, стирая новые слёзы, – ты хуже всех! Как ты мог подумать, что это я?!
– Именно поэтому мне и нужны твои воспоминания! – взъярился он. – Я знаю, что ты не могла так поступить! Но раз ты единственная выжила, то должна была видеть преступника!
– Я не видела, – обречённо прошептала я. – Я только слышала, как моя мать угрожала тёте Алисе. И взрыв произошёл со стороны кухни, ваша мама успела крикнуть – там газ! – и мы побежали к чёрному выходу. Она толкнула меня на улицу, но сама не успела и… Арсений тоже погиб.
– Что? – Саша схватила меня за руку и потянула на себя. – Мелания, расскажи всё, что помнишь, пожалуйста.
И я начала говорить. Я вспоминала любые мелочи, которые приходили на ум. Почему я выжила? Почему в новостях об этом не сказали? Потому что от взрыва меня контузило и часть воспоминаний пропала. Отец сказал, что я попала в аварию на снегоходе, замерзала в лесу. Меня нашли и отвезли в больницу. А через несколько дней сказали, что в доме Белоярцевых взорвался газовый котёл и никто не смог спастись. Помню, я тогда умерла вместе с ними, ходила как привидение, постоянно плакала и смотрела на фотографии. После выписки я почти поселилась на кладбище, меня оттуда выволакивали обессиленную. Мать с тех пор стала вести себя тише, почти как нормальная мама. В нашем доме стали чаще появляться братья Домогаровы, и я влюбилась в Бориса, а через год на выпускном мы договорились поехать на острова, чтобы отметить. Там у родителей близнецов была своя вилла. В одну из ночей всё и произошло, но на следующее утро я услышала, как Глеб Домогаров хвастался перед братом, что смог меня обмануть.
Не выдержав позора, я попросилась учиться за границей и уехала в Лондон.
– Лондон? – воскликнула Саша, поворачиваясь к Роме.
– Да. Я поступила в университет и по настоянию матери родила.
– То есть, это твоя мать настояла на родах? Но почему?
– Откуда мне знать, – отозвалась я. – Тогда она мне сказала, что убивать невинного ребёнка абортом совершенно невозможно. Она обещала помочь с воспитанием. Я согласилась, но при условии, что семья Домогаровых никогда не узнает, что Лиза имеет к ним отношение. В конце концов, мы прожили в Лондоне почти два года, а потом вернулись в Россию, ко дню рождения Лизы. В тот год, Глеб впервые меня изнасиловал.
– То есть, – Рома сжал руки в кулаки, – это случалось раньше?
– Да, – кивнула я. – Мама… она всё знала на самом деле, но всегда закрывала на это глаза. Она очень хотела, чтобы я вышла замуж за Глеба, поэтому я ушла из дома в квартиру, которую купил мне отец. Мы стали жить с Лизой вдвоём, после окончания учёбы я пошла работать в «Мерис».
– Неужели ты никогда не заявляла на него? – изумилась Саша. – Почему?
– Он больше меня не трогал, только доставал периодически. Сорвал две свадьбы, отвадил всех, с кем я встречалась. Только Никита продержался целый год, я уже надеялась, что смогу обрести настоящую семью, но случилось то, что случилось. – Я равнодушно пожала плечами, хотя мне очень хотелось кричать и крушить всё подряд.
– Ты слышал? – Саша повернулась к брату.
– Слышал, – пробормотал он и, резко подорвавшись, выскочил из комнаты.
– Саш. – Я оторвалась от созерцания пустого прохода и повернулась к ней. – Я всё рассказала, теперь ваша очередь.
– Нет, милая. – Она вздохнула, и коснулась пальцами моей щеки. – Ты ещё не поделилась своей болью. Расскажи мне.
– Не хочу.
– Это нужно сделать, пока ты носишь на сердце такой груз, никогда не сможешь отпустить ту ситуацию. Ты же кричишь ночами, я слышу. Поэтому и привезла Богдана Игоревича, хотела, чтобы он помог тебе. Ты кричишь и плачешь ночи напролёт, тебя постоянно мучают кошмары. Мне больно на это смотреть.
– Тогда закрой дверь. Я не хочу, чтобы Рома слышал про эту грязь.
– Почему?
– Потому что он был когда-то моим домом, а я не хочу пачкать свой дом, даже если от него осталось только воспоминание. Не хочу, чтобы он слышал, как я стала грязной и опустилась на самое дно.
– Хорошо, – она поднялась и прикрыла дверь. – Я слушаю.
– Всё началось с того, что я узнала о тайном направлении в фирме отца. А, нет, ещё раньше. В день смерти вашей семьи, я всегда в это время хожу на кладбище. После посещения, мы втроём поехали в ресторан, чтобы поесть и символично отметить. Но именно тогда Ник сделал первую ошибку – он взял трубку, когда звонила мать и сказал, где мы будем отмечать. Но я-то знала, что она не для себя узнавала. К сожалению, мы не успели уйти и встретились с близнецами. Глеб сделал предложение, ну как сделал, – вяло усмехнулась я. – Просто предупредил, что заберёт нас с Лизой через два дня, а если я буду артачиться, то кто-то умрёт. А после этого, в пятницу умер отец и я до сих пор не знаю причину смерти. Прочла в новостях, что появились какие-то новые факты…
– Его отравили, – перебила Саша. – Нитробензол, в такой дозировке у него просто не было шанса выжить.
– Откуда…
– У меня есть знакомые в этой структуре, пришлось напрячь их. Пока неизвестно кто виновный, мы выясняем. Ты продолжай.
– Ладно, но ты мне потом всё обязательно расскажи, – попросила я. – В общем, в день смерти с ним виделись Домогаровы, я застала их прямо на месте. После того, как уехала полиция, я распустила всех сотрудников и пошла в кабинет отца. Не знаю, что хотела там найти. Потом встретилась с Петровичем, мы с ним выпили и попрощались.
– А Петрович – это?..
– Николай Петрович, финансовый директор и давний друг отца. Он рассказал мне о том, что в «Мерисе» есть узконаправленное подразделение, данные о котором были закрыты даже для меня. Торговля оружием, в чём обвиняют Глеба, шла через холдинг, управляли всем этим Петрович, отец и Глеб Домогаров на правах партнёра. Но за полгода до этого Разумовский испугался возможных последствий и отказался над этим работать. Ещё и отец накануне смерти разорвал партнёрские отношения с Глебом и предупредил меня в записке.
– Какой записке?
– Люда, секретарша и любовница отца, передала мне её после смерти.
– Но в деле об этом ничего не было, – удивилась Саша.
– Правильно, – кивнула я, – потому что я не отдавала её полиции. В общем, отец просил быть осторожной, предупреждал, что Глеб сделает всё возможное, чтобы получить холдинг в свои лапы.
– А ты находила какие-нибудь странные документы у отца?
– Да нет, ничего необычного не было. В понедельник ко мне завалился Глеб, и главное, приехал в то же время, что и я. Такое ощущение, что у него глаза на затылке. Как обычно, угрожал, требовал отказаться от дочери и стать его женой. Я сказала, что он может катиться на все четыре стороны. Знаешь, – я постучала пальцем по губам, – как-то странно всё. Никита исчез в пятницу, и заявился только под утро, сказав, что помогал сестре. В тот момент, когда мне была нужна поддержка, он просто свалил и вернулся под утро, как будто так и надо.
Саша на этих словах как-то странно на меня посмотрела, но промолчала. И я продолжила. Смысла скрывать всё больше не было. «Мерис» мне уже не принадлежал, я потеряла все деньги и связи. И если эта откровенность заставит Белоярцевых помочь мне с дочкой, то я готова продать даже память об отце.
– А дальше?
– Ну что дальше… дальше я уволила любовницу отца, чтобы она не попалась под руку матери. Ах, да. Я пошла смотреть видеозаписи с пятницы с Меркуловым. Начальником безопасности.
– Зачем?
– Завещание отца пропало из сейфа, как и все уставные документы. Да и мать приходила с Борисом, представляешь? – я усмехнулась. – Они привезли мне чемодан денег, чтобы я отказалась от наследства в пользу матери.
– А ты? – шёпотом спросила Саша.
– А что я? Выгнала их, конечно. Зря, наверное, – я потёрла шею и отвернулась к окну. – Я всё время думаю, что если бы тогда согласилась и взяла те деньги, то возможно, всего этого дерьма бы и не случилось. Всё моя гордость и обида на мать. Я её оскорбила, а она этого никому не прощает. Вот и мне не простила. Забрала всё, до чего смогла дотянуться.
– Ты не виновата в том, что она с катушек съехала, – зло бросила Саша. – Эта баба совершенно ненормальная. Так и что в итоге ты видела на камерах? – как-то нервно спросила она.
– Мать. Она же и выкрала завещание. В общем, последнее, что я помню, это как я парковалась у дома, обещая Нику и Лизе быть через несколько минут, а потом там появился Глеб и накачал меня какой-то дрянью. После этого провал. Я торопилась домой, потому что хотела увезти Лизу подальше.
– А как же компания? Неужели, ты бы её бросила?
– А она мне больше не принадлежала. Оказывается, отец хотел развестись с матерью из-за любовницы, и в качестве отступных отдал ей часть акций холдинга. Но они не успели подать заявление на развод, так что мать заграбастала себе контрольный пакет. В тот день она сказала, что у меня есть только два пути сохранить свою обычную жизнь: выйти замуж за Глеба и остаться работать в «Мерисе», или взять предложенные ею деньги. Но так как я отказалась от всего, то и вышло всё так, как вышло.
– Мел, скажи, – Саша взяла меня за руку и вздохнула. – Ты помнишь, что с тобой делал Глеб?
– Помню.
– Расскажи. Не обязательно вдаваться в подробности, но сбросить этот груз ты должна.
Перед глазами встала комната и потное тело Домогарова. Поёжившись, я обхватила плечи и начала рассказывать:
– Я очнулась в небольшой комнате. Перед глазами всё плыло, так что я плохо помню тот день. Сначала меня не привязывали, да и вообще, была какая-никакая, но свобода…
– П-привязывали? – ошарашенно прошептала Саша.
– Скорее пристёгивали, наручниками. И ноги, и руки. После первой попытки побега были только наручники, а вот через три дня он мне уже и кандалы надел.
– Мелания, – в глазах Саши появились слёзы, – что этот изверг с тобой делал?
– Подчинял. Знаешь, через неделю я уже хотела умереть, если честно. Держалась только ради Лизы. В-принципе, для меня подобное не было шоком, потому что я предполагала, что именно так и будет, если он до меня доберётся. После того, как я кусала или пыталась пнуть, он меня бил, не сильно, так чтобы рыпаться перестала. Раз в два-три дня приходил врач и ставил мне компрессы или мази накладывал. А через две недели, Глеб заставил меня отказаться от Ника, – глухо сказала я, сцепив руки вокруг коленей. – Он показал мне фото на телефоне, где он обнимается с Лизой, понимаешь? Я доверила Нику самое дорогое, что у меня было, он знал, что я до смерти не хотела их контакта, но каким-то образом, Лиза оказалась в руках Домогарова. Глеб предупредил, что если я не скажу Нику то, что ему нужно, то он убьёт Лизу, а заодно и Никиту… – на этом мой голос сорвался, и я снова начала плакать. – Понимаешь, Саш? Я сдалась. У меня больше не было сил бороться с этим чудовищем, и я просто искала возможность умереть. Даже таблетки глотала однажды, но мне быстро промыли желудок. Глебу всё-таки удалось меня сломать. Если бы я могла, то удавилась прямо там же, но из-за скованных рук и ног это было невозможно сделать. Для меня дни слились в одну линию, я больше не понимала где день, а где ночь. А перед тем, как попасть в аварию я усыпила бдительность Глеба и вытащила у него таблетки из рубашки. Он всегда их с собой носит. Сожрала почти всю пачку и так меня торкнуло, что я больше ничего не помню. Даже не представляю, как оказалась в машине, да ещё и за рулём. Вот так.
– Прости, – уронила Саша, стирая слёзы ладошкой.
– Ты здесь не причём. – Спасибо, что выслушала.
– Нет-нет, – она помотала головой. – В этом есть доля и нашей вины, мы были уверены, что ты в конце концов решилась на брак с Домогаровым.
– Но почему? – воскликнула я. – Разве я давала повод так думать?! Погоди… а кто это мы? И Саш, почему я оказалась в машине с Никитой?
– Чёрт, так и знала, что всё так выйдет, – она поднялась и пошла к двери. – Заходи.
