Елизавета Сагирова
Лето придёт во сне. Оазис
Ирэн замолчала, вопросительно приподняв брови, и, не дождавшись от нас ответа, заключила:
– В самом понятии «проституция» нет ничего предосудительного. Это суть природы женщины, самки. Самка всегда отдаётся тому самцу, который может лучше её защитить и прокормить. Выкиньте из головы всё, что думали раньше по этому поводу. Здесь нечего стыдиться. Пусть стыдятся те дуры, которые позволили церкви и патриархату запудрить себе головы и навязать невыгодную модель поведения. Ещё вопросы?
Мы переглянулись. Думаю, я смогла бы много чего сказать по поводу услышанного, но не сейчас. В голове царила сплошная путаница, а ещё я чувствовала сильную усталость, такую, словно не беседовала, сидя на мягком диване, а снова обошла пешком вокруг острова.
– Но ведь это, наверно, – Яринка жалобно сморщила переносицу, – наверно, противно. Я имею в виду, если с чужими разными мужчинами…
– А кто обещал, что будет легко? – жёстко ответила Ирэн. – Это работа, девоньки. Вы думаете, другие профессии не бывают тяжёлыми или неприятными? Думаете, хирургу нравится копаться в чужих внутренностях? Или сантехнику приятно чинить канализацию? Может, полицейскому или военному хочется рисковать жизнью? А если бы вы попали на производство? Считаете, там получали бы удовольствие от тяжёлой и монотонной физической работы?
Яринка поникла, шмыгнула носом, и Ирэн заговорила мягче:
– Не так уж это ужасно, как вы сейчас себе воображаете от отсутствия опыта. Ещё раз повторюсь – нас посещают только мужчины, не обременённые в средствах, которые могут себе позволить спорт, здоровое питание и профессиональный косметический уход. Здесь вам не придётся обслуживать больных толстяков с гниющими зубами. Опять же у вас, как у девственниц, велик шанс найти себе постоянника и иметь дело только с одним мужчиной. Так что выше нос! Вам есть к чему стремиться. Хотите сказать что-то ещё?
На этот раз пауза затянулась. Я мучительно придумывала слова, на которые у этой умной и красивой женщины не нашлось бы контраргумента, но в голове вертелось только отчаянное: «Я не хочу-у-у!», – озвучивать которое было бы глупо и бессмысленно.
– Ну, так что? Подведём итоги? – Ирэн поднялась с кресла и вернулась за стол, словно отгородившись им от нас, сразу став официальной и строгой. – Вы согласны подписать контракт и остаться здесь?
Я посмотрела на Яринку. Яринка посмотрела на меня. Вид у подруги был измученный, глаза потухли, кажется, этот долгий и странный разговор вымотал и её. Я подумала о том, как хорошо было бы сейчас вернуться в номер, задёрнуть шторы, создав вокруг зелёный полумрак, и лечь на кровать с очередной увлекательной книжкой, спрятавшись за ней от реальности. Вот только и номер, и кровать, и книжка – часть Оазиса, и отказываться от всего этого придётся тоже.
Яринка бесшумно шевельнула губами – «да?».
Я вспомнила – год. Ещё как минимум год нам не придётся… работать. Год – это долго. За год может очень многое измениться.
Ирэн за столом шумно вздохнула:
– Девочки, позвольте дать вам один совет, прежде чем вы ответите? Про Русалкину яму знаете уже? Так вот, вообще-то, девушек, отказавшихся подписать контракт, положено отправлять в отдельный закрытый номер, без права выходить из него, пока за ними не приедут новые хозяева. Но я обычно это правило нарушаю. Нарушу и сейчас. Если вы откажетесь от сотрудничества, я разрешу вам пожить на прежнем месте до завтрашнего утра. И надеюсь, что вы используете это время с умом. Ночью навестите Русалкину яму и… останетесь там. Поверьте, это намного чище и быстрее того, что может ожидать вас в случае перепродажи. Я же обещала вам право выбора? И я сдержу своё слово даже в ущерб заведению.
На этот раз Яринка посмотрела на меня умоляюще, губы повторно сложили вопрос – «да?». А я… я снова думала про год впереди, целый год, долгий год. И про тёмные воды Русалкиной ямы. И про «новых хозяев», которые могут скоро приехать сюда и забрать нас. Почему-то в моём воображении эти люди выглядели, как толстый хозяин чуть не убивших меня собак. Внезапно оказаться в их руках, одной, без Яринки, ведь Ирэн говорила, что, скорее всего, у нас с ней будут разные покупатели…
– Мы согласны! – в реальность меня вернул голос подруги, и, подняв голову, я наткнулась глазами на её решительный взгляд.
– Мы согласны подписать контракт, – повторила она, при этом глядя не на Ирэн, а на меня. Глядя строго и непримиримо, совсем как прежняя Яринка, до Оазиса. И под этим взглядом я не сумела опровергнуть её слова.
А Ирэн не стала меня спрашивать.
Выйдя из прохладного холла Айсберга под палящее солнце, которое успело подняться почти в зенит, я на миг остановилась, прикрыв глаза ладонью. Утром, собираясь в спешке, я забыла свою шляпку, которую носила почти непрерывно, скрывая под ней сбритые волосы, и теперь мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к ослепительному свету. Но Яринка, сама как кусочек солнца, даже не зажмурилась, и голова её была опущена по другой причине.
– Дайка, – осторожно сказала она, когда мы двинулись вниз по ступеням крыльца, – ты извини меня за то, что я Ирэн всё рассказала про нас.
В первую секунду я даже не поняла, о чём идёт речь. И только потом, прокрутив в памяти весь наш долгий разговор с управляющей, вспомнила.
– А зачем ты рассказала? Про Дэна и про Иисуса… про книги, про церковь?
– Про церковь я не рассказывала, она уже знала, – принялась виновато объясняться Яринка. – Полицаи же нас по базе пробили, вот всё и выплыло – и кто мы такие, и почему нас ищут. А остальное… сама не знаю. Нас привезли, тебя сразу на носилки – и к доктору, а меня Ирэн с собой повела – накормить, мы же тогда голоднющие были. Сама не знаю, как я ей всё разболтала. Вроде бы жевала без остановки, и в то же время разболтала.
– Да ладно. – Я пожала плечами. – Теперь это уже не важно, да и тайны особой не было.
Но Яринка не унималась:
– Нет, правда, я не специально. Просто тогда же всё от неё зависело, от Ирэн. Я имею в виду, будут ли тебя лечить, вот и… она спрашивала, а я отвечала.
Я на ходу чуть пожала Яринкину ладонь.
– Да я на тебя не обиделась, просто удивилась – откуда она всё знает?
Потом мы почти всю дорогу шли молча, и, лишь подходя к домику, подруга опять заговорила:
– Ты этот контракт читала хоть?
– Пыталась. – Я невесело фыркнула. – Ничего не помню.
– И я. Сейчас спросим у Аси и Вики, они же наверняка такой же подписывали.
Но сразу спросить не удалось. Потому что стоило нам переступить порог, как раздались дружные аплодисменты.
Я попятилась от неожиданности, но, увидев Асю, Вику, Аллу и остальных девушек нашего домика, выглядывавших из столовой, остановилась.
– А вот и наши младшенькие вернулись! – провозгласила Алла. – Ну заходите, будем отмечать ваше присоединение к нашему дружному коллективу!
А поскольку мы с Яринкой продолжали нерешительно топтаться на месте, весёлая Ася подскочила к нам и, ухватив за руки, увлекла за собой.
В столовой был накрыт стол, пахло свежей выпечкой, в небольшом ведёрке со льдом остужалась бутылка шампанского. Нас почти насильно усадили на диван, сунули в руки высокие стаканы с торчащими из них соломинками.
– Выпейте сока, остудитесь, – со смехом сказала Вика, – а то на вас лица нет. А мы пока шампусика за ваше здоровье дерябнем, да, девочки? Вам не предлагаем, маленькие ещё.
И, пока мы с Яринкой тянули из соломинок холодный, изумительно вкусный сок, наши соседки с громким хлопком под общий визг открыли бутылку, разлили пенную жидкость по бокалам, сдвинули их.
– За Ярину и Дайнику! За наших новых сестёр! Чтобы тут у них всё заладилось!
А потом мы ели торт, испечённый в нашу честь, закусывали его фруктами, выслушивали поздравления и советы девушек, и всё это было бы замечательно, не грызи меня мысль о необратимости происходящего. Ирэн оказалась права – контракт был нужен только нам. Он послужил одновременно и жирной точкой в наших колебаниях, и решительной линией, перечеркнувшей всё, что было до Оазиса. А этот маленький праздник, устроенный нашими соседками, закреплял его, делал принадлежащим уже не только нам и Ирэн, но всем вокруг, всему острову.
Поэтому, хоть я и заставляла себя улыбаться, что-то отвечать девушкам, есть и пить, но делала это через силу, через готовые пролиться слёзы, от которых меня удерживала только Яринка, выглядевшая такой привычной и прежней, что за эту привычность я ухватилась как за соломинку.
К счастью, продлилось всё недолго. Девушки допили шампанское, побросали посуду в раковину и, ещё раз поздравив нас, убежали кто куда. Остались только Ася, Вика и Алла, которые сразу стали серьёзными.
– Ну что? – спросила Ася, рассеянно ероша свой светлый ёжик волос. – Долго вас Ирэн убалтывала?
– Конечно долго, – отозвалась вместо нас Вика. – Это у неё со старшими разговор короткий, а лоли она жалеет.
– Кого жалеет? – не поняла я.
– Лоли, – пояснила Алла. – Так называют девочек-подростков. Жаргон. От слова «Лолита».
На этот раз я хотела спросить, кто такая Лолита, но Яринку беспокоили более насущные проблемы.
– Скажите, всё, что говорила Ирэн, – правда? – спросила она с жалкой надеждой в голосе.
Девушки переглянулись.
– Это смотря, что она вам говорила, – наконец отозвалась Вика. – Хотя не в привычках Ирэн врать, она любит сразу начистоту. И правильно.
– Она говорила, что Оазис – это самое лучшее, что могло с нами случиться.
– А вы этого ещё сами не поняли? – очень искренне удивилась Вика. – Вроде бы вам обеим есть с чем сравнивать, не?
– Ой, да с чем им сравнивать? – отмахнулась Алла. – С приютом, что ли? Там ещё не всё так плохо, как после него.
– А ты тоже приютская? – удивилась я.
– А то! – Старшая усмехнулась. – Сюда в основном сироты и попадают, те, кого искать никто не будет. И для нас это действительно лучший вариант.
Мы с Яринкой уныло переглянулись. Приют, конечно, не был самым приятным местом на земле, там многого недоставало для счастья, многое было под запретом, многое раздражало и угнетало. Но я бы сейчас, не задумываясь, поменяла этот уютный домик под сенью пальм на казённый многоэтажный корпус, просторную комнату – на тесный дортуар, а море за окном – на мой сосновый лес.
Алла посмотрела на наши грустные лица и, плеснув себе ещё шампанского, решительно сказала:
– Слушайте меня, мелкие! Уж не поленюсь, расскажу, ради такого дела, свою историю.
Мы вежливо изобразили внимание, а Вика и Ася, наоборот, вымученно возвели глаза к потолку, словно историю Аллы им доводилось слышать уже не раз.
– Как я уже сказала, приютские мы, – начала Алла, парой глотков осушив свой бокал. – Я своих родителей и не знала никогда, была внебрачным ребёнком, ну и понятно, их – в колонию-поселение, меня – в дом малютки. До двенадцати лет жила спокойно, потом нас посвятили в невесты, и тут началось. Как видите, природа меня одарила.
Алла поставила бокал на стол и двумя руками приподняла внушительные груди. Покачала вверх-вниз.
– Видали? Шестой размер, всё натуральное. А расти начали ещё лет в одиннадцать. Так что была я самой востребованной невестой в нашей группе. Тогда меня, дуру, это безумно радовало. И согласилась выйти замуж очень быстро. Жених, конечно, в возрасте был, но я думала, что так даже лучше выйдет, буду ему и за жену, и за дочку, баловать станет. Идиотка. Хотя сначала баловал! В приют приезжал, подарки привозил, помолвку устроил. Сейчас-то понимаю, что делал он это, лишь бы рыбка с крючка не сорвалась. А тогда радовалась, казалось, что вот она – любовь. Ну, исполнилось мне четырнадцать лет, забрал меня женишок, поехали расписываться. Тут я впервые и поняла, что не всё хорошо. Свадьбы-то не было. Пожалел он денег на свадьбу и на гостей, да и не представил меня никому. Вместо этого сразу домой привёз и в постель потащил, даже ночи не дождался, как положено. Я избавлю ваши юные неокрепшие умы от подробностей, скажу лишь, что того, чем меня муженёк заставлял заниматься, я и здесь-то ни разу не делала. Тогда и поняла, что все эти разведёнцы-перестарки затем и женятся во второй раз на сиротах, чтобы свои больные фантазии осуществить, жаловаться-то девочкам из приюта некому.
Алла замолчала, глядя в одну точку, потом со вздохом взяла со стола бутылку, вылила в свой бокал остатки шампанского.
– Три года я так мучилась. Пока старый хрен на работе, я квартиру вылизываю, ужин готовлю, он ведь что попало не жрал, ему подавай, чтобы как в ресторане, и сервировка соответствующая. Ко всему придирался, урод, изводил по каждой мелочи! Спасибо, хоть кулаками не бил, боялся, наверно, синяки оставлять. Поэтому за волосы таскал обычно: схватит, уронит на пол и волочит по всей квартире. Боль адская, а следов никаких. —
Алла потрогала свои тёмные с белыми «пёрышками» пряди, достающие до плеч.
– Это уже здесь я их в порядок привела, а то смотреть жалко было. Три волосинки, и те выпадают. Так вот, на моё счастье, в один прекрасный день старого хрена инсульт разбил, да так, что он слёг и больше уже не поднимался. Тут же его взрослые дети прибежали и, пока отец ещё мог руками двигать, заставили заявление на развод подписать, чтобы не могла я претендовать на наследство. У нас ведь только желания мужчины достаточно, женщину не спрашивают. Вот и отправилась я на трудовое распределение… Ася, у нас есть ещё шампусик? Что-то мне от таких воспоминаний напиться захотелось.
– Тебе же на работу вечером? – не двинулась с места Ася.
– Милая! – Голос Аллы изменился, стал сварливым. – Поживи с моё, а потом учи, как надо работать. Я, если хочешь знать, с шампусика только веселее буду, хоть три бутылки опрокину. Гостям нравится.
Ася пожала плечами и направилась к кухонному шкафчику, а Алла продолжила:
– Сначала-то я радовалась до усрачки, что от муженька избавилась: что угодно мне лучше казалось, чем с ним жить, не могла уже терпеть издевательств. Да в принципе, оно и было лучше. Самые чёрные мои годы – замужем. А на производстве… производство. Комната в общаге на восемь человек, кровати двухъярусные, работа по четырнадцать часов, один выходной, и то пойти некуда. Меня отправили в крошечный городок, захолустье, кроме пары магазинов да нашего завода, там ничего и не было. Так называемой зарплаты еле хватало на еду да кое-какую одежду. Но одежду мы почти не покупали, ходить всё равно некуда, а рабочую, для цеха, там выдавали. Так вот и ещё два года моей жизни улетело. Пустая это была жизнь, тяжёлая, но я всё равно радовалась, что меня за волосы больше никто не таскает да по ночам не терзает. Много ли бабе для счастья надо? Так бы, наверно, там и состарилась, как это обычно бывает. Но спасли меня они же – кормилицы! —
Алла снова любовно огладила свои груди, приняла у Аси наполненный бокал.
– Они ж у меня просто рвались из-под спецовки, мужики шеи сворачивали. Да и на мордаху я удалась, тьфу-тьфу. Короче, увидел меня один человек, который на Ирэн выход имел. Девушек ведь в Оазис со всей страны привозят, желательно только, чтобы сиротой была да собой хороша. Видимо, подкупил он моего бригадира. Тот меня поздно вечером за собой позвал и на улицу вывел. Я, понятно, сразу насторожилась, да разве с бригадиром поспоришь? От него твоя жизнь зависит, захочет – ад на работе устроит. Вышли мы за проходную, а там машина. Меня сразу хвать на заднее сиденье, и тряпочку к лицу. А проснулась я уже здесь.
– Испугалась? – Кажется, Яринку рассказ очень увлёк, она даже смешно приоткрыла рот, слушая старшую.
– Сначала, конечно, испугалась. – Алла отпила из бокала. – А потом, как поняла, что к чему, была счастливее всех! Первое время, пока не работала, всё на пляже лежала, в море плюхалась да фрукты килограммами лопала. Отходила от прежней жизни. А потом, как работать начала, только тогда и узнала, какие они – мужики. Это я-то, замужем побывавшая!
– Ты нашла постоянника? – спросила Яринка, и я в очередной раз поразилась тому, как подруга на лету схватывает и усваивает особенности здешней жизни.
– Нет., – Алла качнула головой, впрочем, без всякого сожаления. – Постоянники обычно девственниц разбирают. Но тех, кто приезжал сюда, только чтобы со мной увидеться, всегда хватало. Не поверите, здесь мне и подарки дарили, и на руках носили, и в любви признавались, и звёзды с неба обещали! И ни разу на меня тут мужчина даже голос не повысил, не то что за волосы таскать! Душой я здесь оттаяла, девчонки.
– И ты с самого начала не хотела убежать? – спросила на этот раз я.
Алла хохотнула так, что с её полных губ слетели брызги шампанского.
– Куда убежать, глупая? Обратно на производство? Снова замуж за старого козла? Где ещё я такую жизнь увижу?
– Но ведь. – Я снова, как при разговоре с Ирэн, отчаянно искала убедительные аргументы. – Но за деньги… с разными мужчинами… это же, наверное, противно и стыдно?
На этот раз расхохотались все три девушки.
– Малышка, – успокоившись, ответила Алла. – Да что мне могло быть стыдно и противно после моего муженька? Наоборот! Здесь я узнала, что мужчины умеют ласкать, а не только хватать и щипать, здесь я целоваться научилась… Да что вам сейчас говорить, сами узнаете.
– Эх! – внезапно тряхнула тёмно-русой гривой Вика и потянулась к шампанскому. – Раз пошла такая пьянка, послушайте и меня! Я в приюте не была. И на производстве тоже. Я из образцово-показательной многодетной семьи. У мамы с папой пятеро детей – и все дочери, я – третья, средненькая, считайте, ни то ни сё. Но не в этом суть. А в том, что природа меня наградила бешеным темпераментом. Мне секса хотелось уже лет с двенадцати, и выглядела я старше намного. У нас же как? Никто не считается с тем, что сексуальность у всех разная, что есть женщины, которым секс нужен даже больше, чем мужикам. И если ты родилась такой женщиной, то тебе очень не повезло.
Вика замерла с бокалом в руке, задумалась. А потом махнула рукой:
– Хотя зачем я вру? Повезло! Ещё как повезло. Уж мне точно. В общем, в тринадцать лет я подружилась с мальчиком из соседнего дома, он был ненамного меня старше. И уже на следующий день мы, как с цепи сорвавшиеся, любились у него дома. Обоим напрочь крышу снесло, и пошло-поехало! Таскались с ним по всяким кустам, чердакам, подвалам, каждую свободную минуту обжимались да тискались. Будь у моих родителей детей поменьше, они бы точно что-то заметили, а так нам удалось почти всё лето зажигать. А осенью, когда снова школа началась, и я форму надела, увидела, что в талии она мне узковата. Думала сначала, что подросла просто, но потом и другие признаки подоспели. Сказала своему мальчику, он аж посерел. Оно и понятно – это же колония для обоих! И уговорил меня родителям пока не говорить, обещал что-то придумать. Я не очень-то верила в это: что тут придумать можно? Но оказалось – можно. Он к своему отцу пошёл, а тот был какой-то важной шишкой и не мог допустить, чтобы единственный сын так глупо жизнь профукал. И повезли меня в подпольный абортарий.
– Куда? – дуэтом спросили мы с Яринкой.
Вика закатила глаза, но Ася спокойно пояснила:
– На аборт. Это когда у беременной женщины плод вынимают, знаете, да? Официально на Руси аборты запрещены, но в некоторых клиниках делают такие операции тайком, за большие деньги. Вот это и есть – подпольный абортарий.
– Именно, – кивнула Вика. – Там мою проблему и решили. А когда я от наркоза отошла, подошёл врач и объяснил, что нормальной жизни у меня уже не будет. Девственности нет, замуж никто не возьмёт, а если всплывёт, что от ребёнка избавилась – вообще труба. И что светит мне теперь в лучшем случае только работа да общага, а в худшем – колония. И не лучше ли тогда согласиться поехать в одно место… Короче, я одна из немногих девушек, которая в Оазисе оказалась по своей воле и своими ногами пришла.
– А твои мама и папа? – тихонько спросила я, потому что сразу вспомнила родителей и не могла поверить, что кто-то может добровольно согласиться на разлуку с семьёй.
– А что мама и папа? – отмахнулась Вика. – Я попросила врача записку им в ящик подбросить. Мол, не ищите, убегаю с мужчиной, влюбилась. Да они, наверно, левой пяткой перекрестились – одной девкой меньше! Кому нужны дочери, какой с них толк?
– Думаешь, он записку передал? – усомнилась Яринка.
– А чего бы нет? Подозреваю, он в убытке не остался, что-то ему перепало с моей продажи. У них там это небось на поток поставлено – малолетних дур сразу после скоблёжки в бордели отправлять.
– А твой мальчик?
– Понятия не имею. – Вика пожала плечами. – Я не любила его, только хотела. Нашел, поди, другую дуру. А мне здесь хорошо. Тепло, сытно и море секса. Я же умудрилась себе постоянника отхватить, несмотря на то что не целкой была. А всё мой темперамент, мужики это обожают! Вот один пару раз от меня на четвереньках уполз и, как миленький, выложил денежку за то, чтобы я только с ним трахалась. Три года платил, потом, правда, свалил куда-то. Думаю, его в стране больше нет, иначе всё равно заехал бы хоть разок, по старой памяти. Да и чёрт с ним. Зато я теперь могу разных мужиков иметь. —
Вика томно потянулась, подмигнула нам.
– Запомните накрепко, девоньки: не мужики имеют нас, а мы их! Главное, чтобы они об этом не догадывались, а то башлять перестанут!
Вика рассмеялась, её лицо раскраснелось, и теперь стало видно, что она нетрезва. Заметила это и Алла, которая, несмотря на количество выпитого шампанского, выглядела, как обычно, собранной.
– Викусь, что-то тебя развезло…
– Ага, – легко согласилась та. – Я ж с утра ничего не ела, на диете опять сижу. Пойду, вздремну перед работой.
– Ася? – позвала Яринка. – А ты нам не расскажешь свою историю?
От меня не укрылся быстрый вопросительный взгляд, который Ася метнула на Аллу, и то, как в ответ на него, старшая едва заметно качнула головой.
– Не сегодня, – сразу ответила Ася. – Я недостаточно выпила для таких откровений.
– Ну вот, теперь я себя последней алкоголичкой чувствую, – буркнула Вика, поднимаясь с дивана. – И раз терять мне уже нечего, скажу последнее. Девочки! Мужиков надо иметь сексуально и финансово, на то они и нужны. Так что выбросьте из головы все эти ваши «стыдно», «противно» и прочую хрень. Потому что её как раз мужики и придумали, чтобы не дать нам себя поиметь. Не поддадимся вражинам! Ура!
Алла покачала головой, глядя, как Вика, пританцовывая, удаляется из столовой.
– Пора ей завязывать с диетами, а то так и спиться недолго.
– Пойду на пляж, проветрю голову, пока тоже не затанцевала. – Ася поднялась. – Яриночка, Даечка, ещё раз поздравляю вас с тем, что сделали правильный выбор. Вам будет у нас хорошо.
Мы кивнули, поблагодарили Аллу за застолье и поднялись наверх, в свой номер. Там я совершенно без сил вытянулась на кровати и уставилась в потолок, слишком уставшая для того, чтобы о чём-то связно думать. Яринка последовала моему примеру и примолкла. Теперь тишину нарушали лишь ровный шум прибоя за окном да шорох покачивающихся от сквозняка жалюзи.
Не знаю, сколько мы так пролежали, но меня уже утягивало в сон, когда подруга подала голос:
– Не могу поверить, что мы это сделали.
Я повернула голову, чтобы видеть её. Яринка лежала на спине, раскинув руки и ноги, и мне вдруг ясно вспомнилось, что в точно такой же позе она упала на траву той августовской ночью, когда мы вдвоём сбежали из приюта в лес и смотрели на звездопад. Но тогда её лицо вдохновенно светилось, а сейчас было усталым и опустошённым.
– Мне казалось, ты с самого начала была не против, – осторожно заметила я. – И сегодня сама ответила Ирэн, я даже слова сказать не успела.
Яринка чуть заметно усмехнулась:
– Не против? Знаешь, слышала как-то такое выражение: «Если не можешь изменить ситуацию – измени своё отношение к ней». Очень умная мысль. Вот я и изменила. А сегодня… какая разница, кто это сказал, если выбора у нас всё равно не было? Не идти же, правда, к Русалкиной яме.
И она замолчала, прикрыв глаза. Не то задремала, не то не хотела больше разговаривать.
А мои щёки пылали от нахлынувшего стыда и благодарности. Я догадалась, почему подруга поспешила ответить Ирэн за нас обеих. Она ведь с самого начала куда лучше меня понимала всю безысходность нашего положения и смирилась с ней. Но мне подарила возможность сохранить остатки гордости. Подарила право думать, что сама я так и не дала согласия остаться.
Глава 8
Яростная Ярина
На следующее утро нас снова разбудила Алла. Постучалась в дверь и, выждав несколько секунд, заглянула в номер.
– Девочки, просыпаемся и спускаемся в гостиную. Лафа закончилась, пришло время работать.
С перепугу я так резко села на кровати, что многочисленные рубцы на теле отозвались болью, заставив меня поморщиться и ойкнуть.
– Да не в том смысле! – закатила глаза Алла. – Расслабьтесь, никому вы пока не нужны. Жду внизу.
И снова мы торопливо одевались и причёсывались, взволнованно переглядываясь. Единственное, чем это пробуждение отличалось от вчерашнего, – я не забыла свою шляпку и, спускаясь по лестнице, напялила её до ушей, косясь в окно на встающее солнце.
Алла сегодня пребывала в хорошем настроении и даже приготовила нам кофе. Мы уселись с кружками за стол и выжидательно уставились на старшую.
– Нечего на меня так смотреть, – добродушно усмехнулась она. – Вы же не думали, что так и будете бездельничать на пляже да в приставку по ночам рубиться? Долг-то ваш растёт. Поэтому, чтобы хоть свой хлеб оправдать, пойдёте пока горничными работать. Убирать номера гостей. Займёт это всего несколько часов в день, до обеда. А в остальное время, девоньки, станете учиться. Ударными темпами.
Я вспомнила наш разговор с Ирэн. Ах да… уровень японских гейшев… гейшей… гейших?
Пока я на все лады склоняла в уме несчастное слово, Яринка, как обычно, проявила практичность и деловито спросила:
– Я работать готова. Но как Дайка? Она же ещё больная и слабая.
– Ничего, парочку номеров вдвоём как-нибудь осилите, – отмахнулась Алла. – Тут ведь не результат важен, а чтобы вы начинали в жизнь острова втягиваться, видеть её изнутри. Сначала горничными поработаете, потом в ресторан на кухню вас отправим, поварам помогать. Там и до официанток дорастёте, начнёте потихоньку с гостями общаться. Занятие вам всегда найдём, без дела тут только новенькие сидят, да и то лишь до того, как контракт подпишут.
Мне вспомнилось утро в больничной палате, когда я видела в окно девушку, убирающую с песка мусор.
– А те, кто уже работает… я имею в виду с гостями по ночам, они тоже могут быть официантками или горничными?
– Обязательно, – кивнула Алла. – Долг всем охота побыстрее выплатить. А те, кто уже выплатил, на карман деньги кладут. Вот вы продукты из холодильника таскаете, а знаете, откуда они там берутся?
Мы с Яринкой смущённо переглянулись – подумать об этом нам до сих пор не пришло в голову.
– Продукты мы все вместе покупаем, – охотно пояснила Алла. – На свои честно заработанные. Вскладчину. До сих пор с вас доли никто не спрашивал, но теперь будем.
– Я думала, здесь так кормят, – принялась оправдываться Яринка. – Бесплатно.
– Щас! – фыркнула Алла. – Тут вам не приют, в столовую никто не позовёт три раза в день. Здесь сколько поработаешь, столько и поешь. Но вы не беспокойтесь, голодными не останетесь, даже если ничего не заработаете, у нас общак и взаимовыручка. Сегодня ты без денег, завтра я, со всеми бывает.
На мой взгляд, Алла явно прибеднялась. Стоящий на кухне двухкамерный холодильник никогда не пустовал, и чего в нём только не было! Сыры-колбасы, кефиры-йогурты, соленья-варенья, не говоря уж о фруктах и овощах, которые тут, казалось, появлялись из ниоткуда в огромных количествах. Но я решила, что со временем разберусь во всём сама, и вопросов задавать не стала. Вместо меня спросила Яринка, правда, совсем не о еде.
– Алла, ты ведь уже выплатила долг Оазису?
– Кончено, – согласилась та. – Давно.
– Почему ты ещё здесь?
Алла покачала головой:
– У вас что, в одно ухо влетает, а в другое вылетает? Вчера помните, о чём говорили? Куда мне идти? Кому я нужна?
– А если бы была нужна? – настаивала Яринка. – Ты бы ушла? Отсюда действительно отпустят, если захочешь уйти и ничего не будешь должна?
Алла пожала плечами:
– Ты знаешь, понятия не имею. На моей памяти никто не рвался уходить, хотя почти все старшие девушки долг уже выплатили, и деньги у них имеются. Только зачем нужны деньги там? – Она кивнула за окно, за море, за горизонт.
– Но уйти всё-таки можно? – спросила теперь и я. – Если долг уплачен, никто больше не будет тут держать?
– Да кому вы нужны? На ваше место желающие всегда будут. Другой вопрос, что надо быть дурой, чтобы отсюда добровольно уйти.
– За сколько времени реально выплатить долг? – оживилась Яринка.
– Года за два-три. Но это если полноценно работать будете, так что накидывайте ещё год сверху. В общем, на четыре сразу рассчитывайте.
И, видя, как мы поникли, она снисходительно добавила:
– Да не кисните, это не так долго, как сейчас кажется. На самом деле время здесь идёт очень быстро.
И неожиданно Алла оказывается права. Время идёт.
Время идёт, и этот бесконечный насыщенный май наконец-то остаётся позади, наступает лето. Такое жаркое и солнечное, что и я, и Яринка бросаемся к морю каждую свободную минуту. А свободных минут у нас теперь немного. Каждое утро мы встаём ещё до того, как наши соседки возвращаются со своей ночной работы, и идём в одну из нескольких гостиниц Оазиса. Мы убираем номера за уехавшими гостями, выносим пакеты мусора: пустые бутылки, окурки, остатки еды, грязную и порванную одежду, использованные презервативы, одноразовые шприцы. Люди приезжают сюда, чтобы выпустить наружу свои пороки, и для этого в ход идёт всё, что недоступно и незаконно в их повседневной жизни. Алкоголь, никотин, наркотики, секс – здесь всё это есть, для тех, у кого, в свою очередь, есть деньги. Мы вытираем с пола мочу, кровь и рвоту, сметаем осколки посуды, разбитой в приступах не то ярости, не то безудержного веселья, снимаем шторы, в которые сморкались, относим в прачечную пледы, об которые вытирали жирные руки, моем окна с отпечатками ладоней и непристойными рисунками, сделанными губной помадой. И почти всё время смеёмся. Нам очень смешно видеть этих людей на улицах Оазиса – богатых, спесивых, наряженных, сорящих деньгами, а потом прийти в номера и обнаружить их истинную суть, всё грязное бельё, в прямом и переносном смысле слова. Нам даже почти не противно убирать за ними, как не бывает противно чистить коровье стойло или выносить кошачий лоток.
Я уже не чувствую себя больной, но Яринка так не считает и берёт на себя почти всю физическую работу. Неизменно улыбаясь, она таскает вёдра с водой, орудует шваброй, даже пытается жонглировать бутылями чистящих средств. Чтобы хоть как-то отблагодарить её, я выполняю самую грязную, но не самую трудную часть наших обязанностей: чищу унитазы и раковины, собираю в мусорный пакет разбросанные по номерам объедки, снимаю с постелей заляпанное бельё.