Екатерина Береславцева
Что было, что будет, чем сердце успокоится
Глава 11
В магазине яблоку было негде упасть. Обнаружила я это поздно, уже переступив порог, иначе сразу бы повернула к другому супермаркету. Но – останавливаться на полпути было не в моих правилах. Ладно, мне всего-то рыбки купить, авось и не застряну надолго.
Впрочем, толпа, сгрудившаяся прямо у входа, явно пришла сюда не за покупками.
– Лот номер двадцать три! Паровой утюг с двумя насадками! Достаётся… достаётся Сёмушкиной Елене, похлопали, товарищи!
Раздались громкие аплодисменты – люди радовались, изо всех сил надеясь, что следующий приз достанется кому-нибудь из них. Вот оно что, лотерея!
Я подошла поближе. Участвовать во всяческих аттракционах мне всегда нравилось.
– Лот номер двадцать четыре, комбайн домашний. А достаётся он… достаётся…
Возникла долгая пауза. Все затаили дыхание.
– Комбайнёру Васе, – вполголоса произнесла я.
– Лаптеву Василию! – радостно возвестил ведущий праздника. – Ура, товарищи!
– Точно Вася, надо же, – усмехнулась я.
– А я вас знаю… – произнёс вдруг кто-то рядом со мной.
Я повернула голову. На меня смотрели светлые глаза парня, которого я видела впервые в жизни. Высокий, как шест, и такой же узкий, чёрная чёлочка спадает на правый глаз, в левом ухе – сверкающее кольцо, подбородок оттеняет аккуратная бородка. Улыбался он довольно приветливо, хотя в глазах даже и намёка на благодушие не было. Серьёзные и тревожные это были глаза.
– Прекрасная новость, – буркнула я и сделала шаг в сторону. Вступать в беседу не входило в мои планы.
– Это ведь вы меня испугали, помните? – не унимался парень. – Ночью!
– Существенное дополнение! – язвительно произнесла я. – Вот если бы вы сказали днём, то я бы вам точно не поверила. А ночью… Да, ночью я могла! Всего вам доброго, молодой человек! Советую больше мне под ноги не попадаться, а то мало ли ещё что привидится…
Я выхватила продуктовую корзину из кучи стоящих у входа и направилась внутрь зала. Надеюсь, слова мои были поняты правильно, и мне удастся без проблем закончить поход в магазин.
Не удалось.
– Вы правда меня не вспомнили?
Как этот зануда оказался впереди меня, я не поняла. Долговязая фигура преградила мне путь у полок с консервами.
– Послушайте, я же вам уже ответила…
– Я у вас спрашивал, как пройти к Чудовскому переулку! А вы сказали, что сами не знаете! Неделю назад!
– Так вы до сих пор его ищете?! – ахнула я, картинно всплеснув руками. – Боже мой! То-то я смотрю, вы пообносились, обросли! Бедняжка… Может быть, вам хлебушка купить, а?
– Зачем… хлебушка? Не надо мне… – испугался он.
– Вот и за мной ходить тоже не надо! – отрезала я. – Повторюсь для тех, кто отсутствовал – под ноги мне попадаться больше не нужно. Это понятно?
– Понятно… – неуверенно ответил парень.
– Вот теперь вы меня не разочаровали. Прощайте, сударь!
Я забросила в корзинку банку маслин, на которые у меня с детства стойкое отвращение, и, обогнув долговязого типа, потопала дальше. Шагов за собой я больше не слышала.
Только у кассы, роясь в сумке в поисках кошелька, я обнаружила пропажу и сначала даже не поняла, что произошло. Ключи на месте, кошелёк тоже в наличии, а вот коробка с самым важным для меня богатством никак не находилась. Хотя я точно помнила, что, выходя от Петровны, положила карты во внутренний кармашек сумки и даже застегнула на молнию, чтобы уже наверняка. Обычно-то я ценности в кармане носила, а сегодня решила, что сумка – гораздо надёжный тайник.
– Семьсот пятьдесят рублей! – донёсся до меня звонкий голос, и я подняла глаза.
Видимо, на моём лице было написано такое отчаяние, что молоденькая девушка, сидящая за кассой, сочувственно покачала головой.
– Кошелёк потеряли, да?
– Лучше бы кошелёк! – вырвалось у меня.
– Телефон?
– Да какой там телефон! – с досадой воскликнула я. – Я покой потеряла… Он же мне теперь житья не даст!
– Муж? – продолжала угадывать упорная кассирша.
– О, господи!
Бросив неоплаченные продукты у кассы, я ринулась обратно в зал. Если и потеряла, то только здесь, в магазине, на улице карты точно не могли выпасть! Я вспомнила, что, стоя у витрины с булочками, вытаскивала из сумки телефон, возможно именно в тот момент драгоценная коробочка каким-то образом выскользнула наружу. Фантастическое предположение, но других в наличии у меня пока не было.
Хлебный отсек, а также близлежащие полки с крупами и макаронными изделиями были исследованы самым тщательным образом – увы! Пропажа не нашлась!
Я вперила невидящий взгляд в витрину с сырами и сосредоточилась, мысленно проделывая весь путь от порога магазина до нынешнего момента. Толпа, лотерея, прилипчивый незнакомец, маслины, хлеб, мороженый хек, две упаковки чая, касса… Толпа, лотерея… Господи, неужели меня обчистили именно там, в толчее? Но как? И почему вытащили именно колоду, а не кошелёк, который лежал на самом верху? Что за вор такой избирательный? А может быть, именно за волшебными картами и охотились? Дождались, когда я из дома выйду, проводили до магазина, присоседились к толпе охотников за призами и… А не тот ли долговязый типчик меня обокрал? Вытащил колоду, а потом зубы заговаривал, чтобы отвести от себя подозрение. Вот гад! Убью!
Меня сорвало с места негодование, подкреплённое отчаянием. Если карты не найдутся, мне каюк! Пирамидов разбираться не станет, прихлопнет дурочку, как козявку. Я же теперь вся напичкана опасными сведениями о его жизни!
Магазин был прочёсан вдоль и поперёк, не остался необследованным ни один угол, ни один закуток. Увы. Тощего негодяя и след простыл. Этот факт послужил дополнительным подтверждением его вины. Может быть, он ещё недалеко ушёл? Я ринулась на улицу.
– Девушка, а продукты? – звонко донеслось мне вслед.
Я только рукой махнула. До рыбки ли, когда тут жизнь рушится?
Откуда взялся этот автомобиль, я понять не смогла. Не успела. Последнее, что мне запомнилось – слепящий свет фар, истошный визг тормозов и чей-то голос, разорвавшийся миллиардом вспышек у меня в голове: Что было, что будет…
Глава 12
– …чем сердце успокоится…
Я с трудом разлепила тяжёлые веки. Надо мной склонился какой-то человек, очертания его были мутны и расплывчаты, почти сливались с сумраком окружающего мира. В моей голове, шаркая, бродили циклопы…
– Как вы себя чувствуете?
– Я себя не чувствую… – пробормотала я, вновь закрывая глаза.
Полутень и тень стали одним.
Сколько раз я выныривала из темноты, трудно сказать. Потом, окидывая памятью эти дни, я терялась в сомнениях – то ли сны властвовали надо мной, подавляя своей тревожностью, то ли всё происходило наяву, но в каком-то чудовищном липком бреду. Мне было очень страшно, и это единственное, что я помню точно.
Впрочем, один – то ли сон, то ли морок – был окрашен совсем в другие оттенки. Сначала я услышала заливистое пение каких-то птиц. А потом вдруг…
– Ну, наконец-то! – произнесли негромко рядом со мной.
– Весна… – сказала я и открыла глаза.
На меня смотрели ярко-синие очи, невозможные в своём сиянии. Я видела только их, весь остальной облик тонул в туманной призрачности.
– Мой синеглазый ангел, – прошептала я.
– Теперь всё будет хорошо! – уверили меня.
– А было очень плохо… – вспомнила я.
– Я знаю. Больше так не будет!
– Обещаешь?
Ответом мне послужил жар, вдруг вспыхнувший на моём лбу – ладонь его оказалась горяча и тяжела. Так тяжела, что поневоле захотелось прикрыть веки, и я не стала противиться этому желанию. В сон погрузилась я прежде, чем успела что-нибудь понять.
Возвращение в реальность застало меня врасплох. Вместо сияющей синевы, о которой ещё где-то в глубине заблудшей души плавали смутные воспоминания, меня ждал блеск холодно-серых глаз. Лицо человека, оказавшегося рядом со мной в момент пробуждения, завораживало своей красотой, но отталкивало какой-то неясной, вызывающей тревогу, неумолимостью.
– Как вы себя чувствуете?
Голос незнакомца оказался тусклым, ничем не примечательным, лишённым какой-либо окраски.
– Хорошо, – подумав, ответила я. – Только голова…
– Болит? – подался вперёд мужчина.
– Не то чтобы… Не знаю… Не пойму… А вы… кто?
– Я? – сделал паузу он. – Доктор.
– Доктор… – повторила я. – Я заболела?
– А… вы разве не помните, что с вами случилось? – в его глазах зажёгся нетерпеливый интерес.
– Со мной?
Мыслительный процесс мне сегодня давался с трудом. А не сегодня? Как обычно у меня это происходит? Я прислушалась к себе. Почему-то ни одной толковой мысли о том, кто я такая, в голову не приходило. Мой взгляд скользнул вверх: надо мной высился штатив капельницы, от которой отходил тонкий и полупрозрачный шнур к моей правой руке.
– Как меня зовут?
– Это шутка? – его брови поползли вверх.
– Боюсь, что нет, – помотала я головой. – Я не помню своего имени. А также затрудняюсь ответить, сколько мне лет… Где я живу… Нет, ничего не помню…
Произнося всё это, я лихорадочно пыталась окинуть взглядом всю свою жизнь, нащупать узелки, которые привели бы меня к разгадке. Их не было. В моём уме плавала лишь темнота – беспросветная, тягучая, захватившая своими щупальцами всё внутреннее пространство. От напряжения волной прошлась боль – от затылка ко лбу и обратно. Я схватилась левой рукой за голову. Мои пальцы встретились с колючим «ёжиком» волос.
– Это… это что? – с испугом спросила я, перебегая пальцами от макушки ко лбу, ощупывая нос, щёки, какие-то бугры на подбородке.
– Вас постригли, это было необходимо перед… операцией.
– Перед какой операцией?
– На… головном мозге. Этого вы тоже не помните?
– Н-нет…
– Давайте я вам немного помогу… – Он говорил, внимательно наблюдая за моей реакцией. – Некоторое время назад вы попали в автомобильную аварию…
– Переходила дорогу на красный свет?
– Нет, вы были в машине.
– За рулём?! – почему-то растерялась я.
– Нет-нет, – покачал головой врач. – За рулём находился ваш личный шофёр. Он, к сожалению, погиб. А вас собирали по кусочкам.
– Боже мой… – прошептала я. – А можно мне, пожалуйста, зеркало? У вас есть зеркало?
– Конечно!
Он поднялся, а я в это время впервые огляделась по сторонам. Комната, в которой я находилась, подавляла своими размерами и роскошью. Резная старинная мебель, расписные обои на стенах, множество картин в шикарных рамах, невероятной красоты ковёр на полу… Больше похоже на музей, чем на обитаемое жильё. Испуганная девушка с иголкой в вене, съёжившаяся на краю огромной кровати, здесь смотрелась совсем не уместно.
В протянутом мне овальном зеркале я, вскрикнув от изумления, увидела чужое лицо. Умом-то я понимала, что оно принадлежит мне, но узнать его не смогла. Высокий лоб, тонко очерченные полукружия бровей; вытянутые, слегка припухлые со всех сторон глаза шоколадного оттенка, изящный нос, полные губы, твёрдый маленький подбородок, иссиня-чёрный оттенок волос – я рассматривала своё лицо как постороннее, оценивая и невольно восхищаясь его прелестью. Да, я себя не узнавала, но увиденное мне очень нравилось. Если бы не покраснения и шрамы, которые явно не украшали светлую кожу, лицо, глядящее на меня из зазеркалья, можно было бы назвать прекрасным.
– Шрамы скоро сойдут, синяки рассосутся, это следствие операции, – осторожно сказал врач. Он наблюдал за моей реакцией с удвоенным вниманием.
– Почему я не в больнице и чей это дом? – я заставила себя оторваться от зеркала.
– Ваш отец решил, что выздоравливать лучше в домашней обстановке, и мне кажется, он оказался прав. Родные стены дают силу.
– Мой отец? – переспросила я, нахмуриваясь.
Я с тревожной надеждой заглянула в себя, но ни одного образа, связанного с этим словом, не увидела. Отец, боже мой… Я его не помню!!
– Он будет счастлив, что вы пришли в себя, Ангелина, а по поводу памяти не волнуйтесь – всё образуется. Так бывает. Пройдёт какое-то время, и воспоминания вновь овладеют вашим умом и чувствами!
– Вы назвали меня Ангелиной? – Я помолчала, пробуя на вкус это имя. – Ангелина. Это ужасно!
– Ммм… – промычал доктор. – Вам никогда не нравилось своё имя, дорогая моя, и в вашей реакции я вижу надежду на скорейшее выздоровление!
– А кроме отца… – я глубоко вздохнула, – у меня есть ещё родственники?
– Два родных брата, племянница, тётушка – папина сестра…
– Ах, боже мой, я никого не помню! – я прикрыла на мгновение глаза. Когда же мой взор вновь обратился к лицу собеседника, во мне созрел ещё один вопрос, задать который мне удалось с трудом. – Скажите, доктор, а я… я не замужем?
– Ну… – он замялся.
– Не пугайте меня!
– До замужества дело пока не дошло, но… – лицо мужчины приняло задумчивое выражение.
– Я с кем-то встречаюсь?
– Знаете что… – он резво подскочил. – Я лучше позову вашего отца. Такие вопросы обсуждать я не имею права.
– Подождите! – испуганно вскричала я, страшась новой встречи. – А вы… а он… а в каком городе мы находимся?
– В городе? – врач склонил голову набок. Мне почему-то показалось, что он сейчас солжёт. – Город Арбузов. Говорит вам это название о чём-нибудь?
– Люблю арбузы! – вырвалось у меня. – С косточками!
– С косточками?!
– С косточками… Вроде бы… – промямлила я неуверенно. – Скажите, а может быть с папой я потом… познакомлюсь? Завтра?
– Зная ваш характер, могу с уверенностью сказать, что если вам дать целый день на раздумье, то этот день будет проведён в мучениях и бесплодных переживаниях!
– Я чувствую, что так оно и будет… – печально согласилась я. – Ну что ж, раз вы так хорошо меня знаете, тогда я не буду вас останавливать. Что было, что будет, чем сердце успокоится…
– Что вы сказали?! – вздрогнул он.
– Извините, сама не понимаю… – смутилась я.
– Ну, не переживайте, так бывает! – ласково улыбнулся врач. – Ждите нас через десять минут и ни о чём не беспокойтесь!
– Я постараюсь…
Он бегом направился к двери, а я в изнеможении прикрыла глаза. Мне было страшно.
– Ангелина. Ангелина…
Я несколько раз вслух произнесла своё имя, но ничего, кроме тоскливого отторжения, не почувствовала. Не ощущала я себя Ангелиной, хоть тысячу раз проговори! Но ещё больше, чем собственное имя, меня беспокоило лицо. Я ещё раз заглянула в зеркальце с надеждой хоть что-то вспомнить. Долго вглядывалась. Брови поднимала, чтобы заметить ответное движение, губы вытягивала, улыбалась отчаянно, моргала изо всех сил… Увы…
– Кто ты такая? Кто?
Когда, спустя какое-то время, тихонько приоткрылась дверь в комнату, я лежала с открытыми глазами, рассматривая блестящий потолок. По моим щекам стекали слёзы.
– Доченька, солнышко моё, Ангелинка!
Сжав добрый десяток метров в один, у моей постели оказался кто-то, кого я даже не успела разглядеть – меня заключили в крепкие объятия, закрыв собой весь мир.
– Как же ты нас всех напугала!
Он, наконец, отстранился, и я смогла увидеть немолодого, но ещё крепкого белолицего мужчину с сияющим ореолом вокруг головы. Да-да, он сиял, и я не сразу поняла, что этот эффект возник благодаря белым завиткам волос, очерчивающих голову незнакомца.
– Ты ведь узнаёшь своего бедного папочку, моя красавица? Скажи, что ты меня узнала!
В его глазах полыхало горячее ожидание, а голос – голос завораживал, притягивал к себе и внушал надежду на спасение. Я всхлипнула.
– Папа!
– О, благодарю тебя, Господи! – вскричал он и припал головой к моей груди. Плечи его задрожали. – Благодарю…
– Не плачь, не плачь, пожалуйста! – светлые локоны оказались такими, как я и предполагала – упругие, будто пружинки. Я гладила отца по голове, сама захлёбываясь слезами. – Папа, папочка…
– Ну, будет, Савва Львович! – негромко донеслось из глубины комнаты. – Я же вас просил!
– Да-да, конечно! – Отец выпрямился, смущённо вытирая глаза ладонью. – Ох, я болван, разволновал мою девочку! Давай-ка мы слёзки вытрем…
Он провел дрожащими пальцами по моим щекам, потом, подхватив поданный ему платок, завершил процедуру уже тонкой тканью и улыбнулся.
– А Юлиан Павлович меня напугал, что ты совсем-совсем ничего не помнишь! Представляешь?
– Юлиан Павлович?
– Простите, Ангелина Саввична, я забыл вам представиться! – на свет вышел доктор. – Но мне есть оправдание, я-то думал, что напоминать своё имя будущей невесте – это немножко странно, не правда ли?
– К-кому? – от его слов меня бросило в жар.
– Юлиан, сейчас не время! – строго произнёс отец, укоризненно качая головой. – Я запрещаю тебе вплоть до выздоровления моей дочери даже думать на эту тему! Видишь, совсем расстроил девочку?!
– Я идиот, согласен! – изменился в лице врач. – Это от радости, что Геля… простите, Ангелина Саввична в себя пришла. Больше такого не повторится, обещаю!
– Вот то-то же! – Взгляд отца смягчился, когда он вновь посмотрел на меня. – Ангел мой, не тревожься больше ни о чём! Ты теперь дома, в окружении своих родных, тут каждый предмет дышит воспоминанием о тебе, нашем ярком солнышке. Мы все тебя любим и в обиду больше не дадим! Ты веришь мне, родная?
– Верю!
Я постаралась вложить в свои слова как можно больше чувства. Мне так не хотелось расстраивать человека, который смотрел на меня с такой отчаянной надеждой! Как я могла разочаровать его, убеждая, что ни одна чёрточка его лица мне не знакома? Нет, пусть уж лучше пострадавшей буду я, мне по силам пройти и через это испытание, а со временем… Со временем я вспомню, я обязательно всё вспомню!
Долго посидеть у очнувшейся дочери отцу не пришлось, Юлиан вежливо, но твёрдо выпроводил его, сославшись на моё состояние, и ушёл вместе с ним, к моему тщательно скрываемому облегчению. Вместо себя мужчины оставили сухощавую тётушку с вытянутым некрасивым лицом и круглыми очками на переносице – медсестру, которая сразу же принялась за дело. Я не успела и глазом моргнуть, как постель моя была застелена чистым бельём, ночная рубашка сменилась новой, а бедное моё тело подверглось пусть и не болезненной, но очень неловкой процедуре. Но что же делать, если из-за нескольких переломов вставать мне пока не разрешалось… Пришлось потерпеть, скрывая своё смущение за робкой улыбкой и простыми, отвлекающими от прозы жизни вопросами. Зато я теперь знала, что женщину с чуткими руками зовут Тамара, на улице моросит осенний дождик, а медицинская сестра – самая лучшая профессия в мире.
– А вы давно работаете с Юлианом Павловичем, Тамара?
В моём вопросе был заложен смысл, который я осознала, лишь задав его.
– Не очень, – уклончиво ответили мне, впрочем скрасив свою немногословность обаятельной улыбкой. – Ангелина Саввична, я советую вам вздремнуть, такое насыщенное событиями утро не могло вас не утомить. А я тут посижу. Но чуть только вам что-то понадобится, сразу же говорите, я мигом подойду. Договорились?
Она извлекла откуда-то из-под белого халата книжонку, ещё раз улыбнулась и направилась к стулу, который виднелся у окна.
– А что вы читаете, Тамара? – мне, признаться, не хотелось оставаться в одиночестве.
– «Олесю» Куприна. Перечитываю… – ещё одна мягкая улыбка.
– Тамара, а можно вас попросить…
– Слушаю, – она остановилась.
– Почитайте мне, пожалуйста! Я знаю, моя просьба звучит, наверное, странно… Глупо даже, кажется…
– Ну что вы, Ангелина! – живо откликнулась медсестра. – Вовсе не странно и уж тем более не глупо! Я убеждена – слова обладают целебной силой, особенно слова такого мастера…
Читала Тамара хорошо, без нарочитого пафоса и натуги. Будто о чём-то простом рассказывала, о чём-то повседневном и в то же время совсем не обычном. И я поверила ей. Как поверила и самой Олесе, девушке из глухого Полесья, обладающей удивительным даром видеть то, что неподвластно видеть другим. Я следовала за тихим голосом медсестры, и перед моим внутренним взором расступались деревья, птицы касались крылами моей головы, солнце наполняло глаза безмятежностью. Последнее, что я помню перед погружением в сон – одинокая избушка, окружённая со всех сторон изумрудным лесом…
Глава 13
Прошло почти два месяца, но состояние моей памяти не изменилось. Я по-прежнему не узнавала в счастливом добряке своего отца, но зато чуточку продвинулась в своём знании собственного прошлого. Со слов папы, разумеется. Тамара обо мне ничего не знала, поэтому спрашивать её было бесполезно. А доктор Юлиан… О, это была отдельная история, на размышления о которой мне пока не хватало духа.
За эти дни ещё несколько новых лиц появилось в поле моего зрения. И об одном из них – точнее об одной, ибо это была женщина, мне бы хотелось рассказать подробнее. Высокая дама с прямой спиной и горящими тёмными глазами посетила моё жилище, когда я находилась одна – сиделка отлучилась на минутку, а отец уехал по делам. В привычных уже за эти дни думах о своей жизни я лежала с закрытыми глазами, как вдруг услышала какой-то звук, характер которого поняла не сразу. Это было похоже на шёпот листьев в ночном лесу. Как будто перенеслась я вдруг на страницы романа Куприна и тихонечко, боясь спугнуть очарование, пробиралась сквозь заросли к обиталищу двух отшельниц. Я открыла глаза. Ко мне, шелестя длинным платьем, подплывала женщина, которую я сперва приняла за юную девушку. Стройный стан, обтянутый белой материей, округлые плечи, длинная прекрасная шея и эти глаза, способные затянуть в себя любого, кто осмелится в них посмотреть…
– Геля… – прошептала она, встретившись со мной взглядом. – Геля!
– Здравствуйте, – неуверенно выговорила я, мучимая растерянностью.
– Ты меня не узнаёшь?
– Простите… – выдохнула я.
– А отца ты сразу признала!
– Вы – моя тётя?
– Я – твоя мамочка!
– Кто-о??
– Господи, как же ты исхудала, девочка моя! – Она не сводила с меня жгучих глаз, но мне почему-то показалось вдруг, что не я являюсь объектом её внимания, а что-то, что находится позади меня. Или в памяти этой женщины…
– Вы моя мама? Мама? – у меня задрожал голос. – Но почему… Почему мне никто не сказал?!
– О, доченька моя, как долго я к тебе добиралась! Но вот теперь я здесь, с моей маленькой крошкой, и больше мы никогда не расстанемся! Не расстанемся, правда же?
Сказано это было таким странным голосом, что мне стало не по себе.
– Мама…
– Твоя мамочка здесь, малышка!
Она опустилась передо мной на корточки, глаза её, тёмные, глубокие, испускающие из себя тягучей силы янтарный свет, оказались вровень с моими. Мне стало по-настоящему страшно, когда я поняла, что отвести взгляд от мрачной глубины я не могу.
– Ты помнишь, какую куклу я привозила тебе, детка? Ты называла её Какой, это было так трогательно! Впрочем, ты только это слово и могла выговаривать. Ка-ка, ка-ка, смешно, правда?
В горле у странной женщины что-то булькнуло, но губы по-прежнему оставались бдительными, не пропуская через себя ни капли улыбки. Я будто онемела, завороженная тяжёлым взглядом. Не знаю, в какой омут меня затянуло бы, продолжись это состояние ещё хоть несколько минут, но мне повезло. Раздался звук открываемой двери, и мы услышали громкое восклицание:
– Крис!
Нить, связывающая наши взгляды, ослабла. Женщина вздрогнула и повернула голову на окрик.
– Что ты здесь делаешь? Кто тебя впустил?!
– Не верь им, слышишь меня? – вдруг, вонзившись в мою руку острыми ногтями, страстно зашептала она, приблизив губы к самому уху. – Не верь! Это страшные люди, они уничтожат тебя так же, как погубили меня! Я знаю! Я помню! Не верь!!
– Крис!! – В два шага оказавшись у моей кровати, Юлиан, побледнев от ярости, уцепился за плечи незнакомки. – Убирайся отсюда или я за себя не ручаюсь!
Он рывком поднял хрупкое тело женщины и несколько раз встряхнул. От этого или из-за каких-то других причин глаза незнакомки, прежде горящие, как угольки, потухли, а лицо как-то обмякло, сразу постарев на десять лет. Не произнося больше ни слова, Юлиан, крепко уцепившись в женский локоть, потащил её за собой к выходу.
– Не надо, пожалуйста, не надо… – шептала она еле слышно, мотая головой из стороны в сторону. – Не надо…
Её голос долго ещё звучал в моих ушах, отзываясь в груди каким-то тоскливым эхом. Кто это был, что за странная женщина? Правдой ли были её слова? Я ждала возвращения Юлиана, как никогда прежде в эти дни. Уже Тамара, которая прибежала через минуту после случившегося и у которой я так и не осмелилась ничего спросить, дошла до середины книги – в этот раз мы погружались в Бунина, – а Юлиана всё не было. Я нервничала и всё время посматривала в сторону плотно закрытой двери. Голос медсестры впервые оставлял меня равнодушной, а из услышанного я потом так ничего и не смогла вспомнить.
Юлиан вернулся через два часа. Весёлый, без привычного белого халата, с букетом ярких цветов в руке. Тамара, моментально всё поняв, торопливо поднялась и, кинув на меня странный взгляд, вышла из комнаты.
– Ангел мой, Ангелина! – ласково сказал врач, присев на краешек кровати и обхватив свободной рукой мои пальцы. – У меня для тебя потрясающая новость…
– Кто была эта женщина, Юлиан Павлович? – выпалила я, прежде чем он успел договорить. – Простите, что перебиваю вас, но мне очень важно знать… Вы понимаете? Она сказала, что…
– Ах, моя дорогая девочка! – лицо его как-то скривилось, а голос стал ещё более сладким. – Я совсем забыл извиниться за эту глупую историю. Но именно потому, что она яйца выеденного не стоит, у меня и вылетело из головы… Впрочем, по твоим глазам я вижу, что твои чувства потревожены, и спешу скорей развеять твою тревогу, которая, поверь мне, возникла совершенно на пустом месте! Ты спрашиваешь, кто была эта женщина…
Он сделал паузу, и я заметила, как заплясала тонкая жилка на его шее.
– Она назвалась моей матерью…
– Какое возмутительное нахальство! – воскликнул он. – Низкая отвратительная лгунья! Да знаешь ли ты, ангел мой, кем эта особа была раньше? Простой гувернанткой, которую изобличили в воровстве и попросили больше никогда не переступать порог этого дома! Назваться твоей матерью! Матерью девочки, у которой она и стащила украшение… Ах, как низко может пасть человек!
– Она была моей гувернанткой?
– Конечно! И в данном случае я даже рад, что ты её не помнишь, пусть бы и вовсе этот образ стёрся из твоей памяти! А я ведь предупреждал Савву Львовича, что мы с ней наплачемся. Но у твоего батюшки доброе сердце! «У бедняжки совсем нет родственников, заменим ей семью», – сказал он тогда, и я не стал ему перечить. А зря! Не прошло и года, как эта дрянь стащила у своей подопечной золотое колечко, подаренное любящим отцом на день рождения. Вот тебе и бедняжка, вот тебе и сирота!
Юлиан горестно всплеснул руками.
– А как давно эта… женщина здесь работала?
– Да уж лет пятнадцать прошло с тех пор.
– Так много? Но зачем ей теперь понадобилось…
– Видимо, прослышав о состоянии твоего здоровья, эта нахалка решила ещё раз напомнить о себе, досадить людям, которые столько хорошего для неё сделали!
– Но как… как же она сюда прошла? Папа говорил, что в наш дом чужому человеку попасть невозможно…
– Это правда, но мы не учли одного момента, – с горечью произнёс он. – У Кристины здесь остались кое-какие связи… Впрочем, теперь ты можешь об этом не беспокоиться: человек, который допустил вопиющее нарушение, уже наказан!
– Наказан? Как? – почему-то испугалась я.
– Не бойся, добрая моя девочка! – Юлиан погладил меня по руке. – Ничего страшного не произошло, просто на некоторое время он будет лишён своей премии, только и всего.
– Правда?
– Разве я тебя когда-нибудь обманывал? – горячо воскликнул он.
– Я… не помню… – тихо сказала я.
– Ох! – смешался он. – Прости меня, Геля, я совсем не то имел в виду! Знаешь что, – быстро сменил он тему, – давай я всё же напомню тебе об одном событии, приключившемся несколько лет назад и с которым я всё утро собирался тебя поздравить. Сегодня тринадцатое декабря, а это значит…
– День рождения? – неуверенно предположила я. – Мой?
– Это тоже прекрасное событие, с которого, конечно, всё и началось, но сегодняшняя дата, как мне кажется, не менее значительна. Так вот, Ангелина, ровно три года назад случилось то, что самым кардинальным образом изменило мою жизнь, внеся в неё светлую надежду на будущее счастье! Да-да, я вижу, ты понимаешь, о чём я говорю. Именно в этот день, тринадцатого декабря – о, как же с тех пор я полюбил цифру тринадцать! – я переступил порог вашего дома и впервые увидел тебя, моя радость! И пусть сейчас твои глаза печальны из-за временно утраченных воспоминаний, я верю, что уже очень скоро тьма рассеется и ты вспомнишь всё!
– Я тоже так хочу в это поверить! – воскликнула я пылко.
– Так и будет, я обещаю тебе, Геля!
Он наклонился, не отрывая своего взгляда от моего лица, и я, сообразив, что сейчас произойдёт, невольно зажмурилась…
Это было гораздо хуже, чем я предполагала. Это было настолько гадко, настолько неприятно, что даже слёзы подступили к моим глазам, и огромным усилием воли мне удалось сдержаться, не заплакать тут же, в присутствии человека, в ответ на поцелуй которого таким неприятием отозвался мой истерзанный организм!
– Я вижу, что ты всё ещё не доверяешь мне! – печально сказал Юлиан, отстранившись от меня.
– Мне очень сложно пока… Юлиан Павлович… Простите!
Я боялась взглянуть ему в лицо, чувствуя неловкость и даже вину за свои эмоции.
– Я понимаю. Мне тоже очень… непросто, Геля, но… Мы пройдём через это вместе, правда? Ты и я – мы всё равно будем счастливы, я всей душой верю в это. А сейчас…
Он поднялся, оставив в моей руке шелестящий букет.
– А сейчас я уступаю место Тамаре, а вечером, радость моя, мы сделаем с тобой первый шаг!
– Первый шаг? – переспросила я дрогнувшим голосом.
– Я думаю, это будет символично, в такой день… Да-да, ты всё верно поняла, Геля, пришло время собственными ступнями ощутить этот чудесный ковёр, который твой батюшка привёз когда-то из далёкой-далёкой Индии!
– Я… – задохнулась я от радости. – Я смогу встать с кровати? Сама?!
– Конечно! – рассмеялся он. – Сегодня мы снимаем гипс…
– О, Юлиан!!
И тут так долго сдерживаемые слёзы хлынули из моих глаз, прорвав непрочную плотину и захватив с собой все печали нынешнего дня. Я плакала обо всём сразу – о дворике, что заглядывал каждое утро ко мне в окно длинными ветками клёна и в который я теперь смогу выйти, о звуках дома, к которым скоро прибавятся краски и ароматы, о персонажах из рассказов моего отца, которым всё никак не удаётся завладеть моей памятью… Я плакала о своей жизни, которая так мучительна и горька была в эти дни, пуста без воспоминаний, без движения, без радости… И этот мужчина с прекрасным лицом и холодом в глазах, мужчина, так и не ставший мне родным, – о нём я тоже плакала.
– Что случилось, Ангелина Саввична, что с вами?
Уже и Тамара, добрая душа, бросилась меня успокаивать, а я всё никак не могла остановиться. Даже некоторое удовольствие чувствовала от разрывающих моё тело рыданий. И только когда ощутила в глубине себя полное опустошение, вакуум, сухую землю, лишившуюся влаги, только тогда, всхлипнув ещё пару раз, затихла и, укутанная теплом ладони сиделки, погрузилась в дрёму. Мне снились облака и я, летающая на одном из них бок о бок с какой-то смешной старушкой. Мне было легко и радостно…
