Тысячу лет и тысячу зим мы простояли у блока операционной в ожидании. Мимо нас ходили люди, проезжали каталки, пробегали какие-то дети. Мы молчали, только вздрагивали от очередного хлопка двери и, переставая дышать, взволнованно наблюдали за человеком в белом халате, который опять направлялся не к нам.
Операция длилась шесть часов. Ни есть, ни пить я не могла, хотя Валера, время от времени выбегавший в буфет за едой для супруги, настойчиво предлагал мне хоть что-нибудь съесть.
Хирург появился из операционной неожиданно. Вид у него был страшно измотанным, в глазах стояла зима. Я вскочила.
– Евгений Карлович, ну что?
– Вы жена?
– Невеста!
– Лучше бы жена, – вздохнул он. – И не такая красивая…
– Что вы говорите?! – у меня обмерло сердце. – Он жив? Скажите, мой Юра – жив??
– За вашим женихом теперь нужен уход, девушка. Особый уход.
– Я готова на всё, доктор! Лишь бы он жил!
– Вот тут я не убеждён, что лучше, но… Извините, просто я очень устал. Вашего жениха мы спасли, но его способность ходить – нет.
– Это что значит?
– А то и значит! – резко ответил он. – Ходить он не сможет. Но жить, полагаю, будет. Долго и счастливо, если вы… Впрочем, решать только вам. Простите, у меня дела…
Он повернулся к нам спиной, а я медленно опустилась на больничный диван.
– Заберу мальчика к себе! – безапелляционным тоном заявила Петровна. – Медицинские навыки я имею. Ну, выше нос, ребятки! Наш Юра жив и будет жить долго и счастливо, доктор обещал!
– С какой стати вы распоряжаетесь моим женихом, Агафья Петровна? – неприятным тоном осведомилась я. – Лишь только он придёт в себя, мы поженимся, а медицинские курсы я тоже окончить смогу! Ну, что вы так на меня смотрите?
– Тань, ты не понимаешь, наверное, всей ответственности и тяжести положения! – Валерка нахмурился. – У меня тётка врач, так что я знаю…
– Ничего ты знать не можешь! – отрезала я. – Я его люблю, каким бы он ни был. А жить долго и счастливо он будет только со мной, всем понятно?
– Таточка, подружка моя… – Ленка прижалась ко мне. – Какая ты умничка, я так тобой горжусь!
– Ладно, чего уж там, – я всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. – Ребята, что-то я так есть захотела… У вас не найдётся чего-нибудь пожевать?
– Идёмте в кафе, я приглашаю! – Валерка сделал широкий жест. – Имеем право! Во-первых, наш Юрка оказался жив, а во-вторых – Новый год наступил, девушки! Два праздника в одном, мечта любого мужчины!
– Эх, мужчина, – ущипнула мужа в бок Ленка, – всё бы вам только повод найти!
Меня впустили в палату только на следующий день. Больница была полупуста и тиха. Пока я шла по длинному коридору, встретила только одного человека, старичка в полосатой пижаме, который спал прямо в коридоре, уткнувшись плечом в соседнее кресло. Бедняга. Все его соседи, наверное, домой отпросились праздник отмечать, а этому даже деваться некуда. Или не к кому…
У дверей палаты я остановилась. Так, Татьяна, соберись! Он не должен видеть твоих слёз, твоей слабости!
Дверь открылась еле слышно. Юрина кровать находилась у окна, чему я порадовалась, всё же хоть какое-то окошко в мир. Он лежал с открытыми глазами, рассматривая потолок. Бледный, с осунувшимся лицом, и такой родной.
– Юра…
Голова его чуть-чуть повернулась, а глаза, встретившись с моими, вдруг вспыхнули таким светлым, таким лучистым счастьем, что я чуть не задохнулась – от радости и безграничной нежности к этому человеку!
– Танюша… Ты пришла…
– Юра, Юрочка, хороший мой! – я бросилась к нему и порывисто поцеловала в серую небритую щёку. – Я так волновалась за тебя! Мы все волновались! А Петровна чуть собственный язык не съела от огорчения, что не успела к тебе на помощь!
– Ох уж эта Петровна! – он улыбнулся одними глазами.
– Тебе больно говорить? – сев на рядом стоящий стул, я накрыла его ладонь своей.
– Мне больно думать. А всё остальное – ерунда, Танюшка. До свадьбы заживёт!
– Юра…
– Я о тебе говорю, милая, – его пальцы слегка вздрогнули. – Увидев тебя невредимой, я понял, что он успел…
– Кто успел, Юрочка?
– Твой Роберт. Когда он примчался ко мне в контору, я в ту же секунду всё про вас и понял.
– Подожди… – меня взяла оторопь. – Кто куда примчался, я не соображу.
– Я всегда говорил, что женский ум – не чета мужскому в смысле соображалки. Твой Роберт прибежал ко мне, чтобы сообщить пренеприятное известие, и мы с ним тут же бросились к тебе.
– Какое известие? – до меня всё ещё не доходило.
– Таня! – он поморгал. – Ну что ты, в самом деле! Я же объясняю…
Тут он закашлялся, а я испугалась.
– Молчи, Юрочка, лучше молчи! Потом расскажешь… Теперь ведь всё равно не важно, кто к кому бежал и зачем.
– Очень важно, Таня! – прошептал он. – А я дурак. Как я его проморгал, не понимаю! Они ведь сразу нас раскусили, Танюш. В первый же день. Только от Юлиана твоего скрывали… Да вот не до конца удалось…
– Папа с Робертом? Подожди, подожди… – я в изумлении открыла рот. – Значит, Савва и Роберт вычислили, где я нахожусь и… ничего не предприняли, чтобы меня вернуть?
– Как-то так, но подробности лучше у них самих спрашивать, Танечка. Вот скоро и спросишь.
– Нет, Юра. Не спрошу, – твёрдо заявила я и продолжила уже совсем другим тоном. Ласковым. – Скажи мне, что тебе принести? Я могу суп сварить на курином бульоне или пюре картофельное… А ещё…
– Таня!
– А может быть, ты хочешь мандарины? Я узнаю у врачей, можно ли…
– Таня!!
– Юра, давай мы сразу расставим все точки над «и». – Я вдохнула побольше воздуха. – Я знаю, Евгений Карлович тебе сказал о том… о том, что ты пока не сможешь ходить. Молчи, Юра! Так вот. Ещё вчера, когда мы сидели с тобой на кухне – или это уже позавчера было? – я поняла… Я поняла, Юрочка, что влюбилась в тебя. Я собиралась в этом тебе признаться в новогоднюю ночь, но… тогда не получилось, а теперь я говорю: я тебя люблю, Юра, и хочу за тебя замуж!
– Танюша!
– Молчи, ничего не говори! Я уже всё продумала. Пока ты будешь тут, в больнице, я окончу курсы медицинских сестёр, по вечерам буду у тебя дежурить и помогать тебе во всём, а после выписки мы поедем к тебе, позовём друзей, маму твою привезём и отметим по-семейному регистрацию. Ты не думай, я работать пойду, на твоей шее сидеть не стану. И детей тебе рожу. Сколько деток ты хочешь, Юра? Сколько хочешь, столько и рожу! Доктор сказал, что эти функции у тебя очень хорошо работают. И всё остальное тоже скоро поправится, Юра, вот увидишь! Мы заниматься с тобой будем, ноги укреплять, позвоночник в норму приводить. Я знаю один комплекс, который даже мёртвых на ноги ставит!
– Таня, да остановись ты уже, не тараторь!
– Юра, Юрочка, ты только не бросай меня, хорошо? У меня теперь, кроме тебя, никого нет!
– Ох ты, горе моё луковое!
Он закрыл глаза, черты лица его ещё больше заострились. Я погладила его по руке.
– Танюша… – он вновь вскинул на меня глаза, в которых пряталось что-то такое, чему я не могла дать определения. – Он мне понравился, твой бывший брат. Я думаю, это у него серьёзно. Поверь мне, мужчины в таких делах разбираются.
– Юр, ну что ты заладил! Брат – не брат, какая разница? Я тебя люблю, ты можешь это понять? Юра… – я вдруг споткнулась на слове. – Боже мой, может быть ты меня не любишь? Я его замуж зову, а сама-то, может, и не нужна вовсе?
– Тань… – его голос дрогнул. – Ну что ты, дурочка моя, как тебя можно не любить?
– Ох, и напугал ты меня, Юра! – я очень осторожно погладила его скулы, лоб. – Да ты мокрый совсем, милый! Жарко тебе? Или плохо?
– Мне хорошо, Танюш. Мне очень с тобой хорошо…
Вскоре больница стала моим вторым домом. Каждый вечер я приходила в палату номер пятнадцать и оставалась с Юрой, проводя беспокойные ночи на соседней койке. Я познакомилась со всем персоналом хирургического отделения, а с некоторыми даже подружилась. Одна только медсестричка, смешливая толстушка Оля, никак не шла со мной на контакт. Стоило только мне повстречать её где-нибудь в запутанных коридорах нашего этажа, как она тут же замолкала, начинала скучать, всем своим видом выказывая свою неприязнь ко мне. Я не понимала, в чём дело, пока как-то раз не увидела, каким взглядом Ольга смотрит на моего Юру. Боже мой, да она влюблена в него! – дошло до меня тогда. Но как, почему? И заметил ли мой жених эти явные проявления чувств? Впрочем, до влюблённой девицы мне особого дела не было. Я по-прежнему нянчилась с Юрой, с затаённой тоской замечая, как с каждым днём мрачнеет и тяжелеет его взгляд, как сжимаются в бессильной злости кулаки. Я понимала, что с ним происходит, и старалась изо всех сил, лишь бы хоть как-то отвлечь, оттянуть его внимание от положения, в которое он попал. Чувство неизбывной вины перед ним – за его несчастье, за его обездвиженные ноги и печальные глаза – толкало меня на ещё бо́льшую нежность и заботу. Я готова была костьми лечь, лишь бы Юра опять улыбнулся своей доброй улыбкой, опять посмотрел на меня светло и ясно…
– Евгений Карлович, что мне делать? Юра ожесточается с каждым днём…
– Терпеть, голубушка. Терпеть… И продолжайте делать гимнастику.
И мы продолжали эту гимнастику, каждое утро и каждый вечер, но я видела, что никакой пользы она не приносит. У Юры только ещё больше портилось настроение, а пару раз я даже заметила в его глазах слёзы.
А однажды на ночь остаться я не смогла. Валерка попросил меня побыть с Леной – ему срочно нужно было куда-то уехать, и ночевала я в первый раз за эти тяжёлые дни вне больницы.
– Юрочка, я буду звонить сюда каждый час, с Анечкой я уже договорилась. А ты хоть поспишь спокойно, никто тебя дёргать не будет. И не ругай меня, ладно? Я не могу бросить Ленку, им совсем не к кому больше обратиться. А у тебя весь персонал на страже…
– Ну что ты, родная моя! – он даже будто обрадовался моим словам, посветлел взглядом. Словно вновь прежний Юра вернулся. – Обо мне не переживай, думай лучше о подруге. Здоровье малыша – самое важное для нас сейчас. Знаешь, я тут подумал… Пусть у нас тоже первой девочка будет, хорошо? Я уже имя для неё придумал…
– Ах, Юра! Милый мой, дорогой, любимый Юрочка! – я прильнула к нему. – Как же мы её назовём?
– Ангелиной. Мы назовём её Ангелиной. Ты ведь не будешь возражать?
– Юрочка… – я всмотрелась в его глаза. – Ну что ты, конечно же, как я могу возражать? Пусть будет Ангелина. Очень красивое имя…
– Иди, звезда моя. Тебе пора, иди… И помни – я очень тебя люблю!
– Юра, ты это так сказал сейчас… – беспокойство вдруг кольнуло моё сердце. – Лучше я останусь с тобой! Да-да, позвоню Петровне, пусть она к Ленке поедет, а сама…
– Таня, Танечка, ну что за глупости ты говоришь? Ведь подруга тебя ждёт, а не старую ворчливую тётку! Ну-ка, посмотри на меня! Видишь, я бодр и весел, через полчаса Ольга сделает мне обычный укол, и я тут же погружусь в добрый хороший сон. Обещаю, мне будешь сниться только ты, будущая моя жена!
– Правда, Юр? – его беспечная улыбка успокоила меня.
– Конечно! Разве ты забыла, что этот парень никогда не нарушает своего слова?
– Тогда до завтра, мой хороший! И помни, сниться тебе могу только я!
– До завтра, любимая! Ленке своей приветы передавай. Спите спокойно, девочки…
Звонок раздался в полпятого ночи. Сразу же, разбудив Ленку и получив на свой отъезд полное согласие и пару слезинок на дорогу, я помчалась в больницу. В такси мне стало плохо, водителю даже пришлось на несколько минут остановить автомобиль, чтобы разыскать в аптечке сердечное средство. Я нервничала и никак не могла положить таблетку под язык, настолько дрожали руки.
Когда я добежала до Юриной палаты, отмахиваясь от дежурной Анечки, которая что-то пыталась мне объяснить, сердце моё почти остановилось.
– Да стой уже, Таня! – Аня всё-таки настигла меня. – Всё обошлось, он заснул. Ты слышишь меня? Ты сейчас только зря разбередишь его!
– Аня, зачем он это сделал? Зачем??
– Я не знаю, Тань… – она погладила меня по голове, как маленькую. – Может быть для того, чтобы тебя освободить?
– Он что, дурак? Идиот? Ненормальный?
– Ну что ты, он как раз нормальный. Такой, каким и должен быть мужчина. Не зря Олька…
– Что же ты замолчала, Ань? – я заглянула в её лицо. – Она сейчас там, с ним?
– Да.
– Что же мне теперь делать…
Я не спрашивала и ответа не ждала. Просто молча потянула на себя ручку двери и тихо проскользнула внутрь.
Юра спал, даже похрапывал немножко. Ольга сидела рядом, держа его за руку. При моём появлении она даже головы не повернула.
– Спит? – тихо сказала я.
Ответили мне кивком.
– Оля, мне нужно с тобой поговорить.
Только тогда, хоть и не сразу, она вскинула голову. В её глазах блестели слёзы, и две мокрые дорожки тянулись по щекам вниз.
– Завтра.
– Нет, сейчас. До завтра я не доживу.
– Я не могу… сейчас… – голос её, наконец, дрогнул, и она кивком указала на Юру. – Я не могу его бросить одного.
– Я его не бросала! – резко ответила я.
– Это ваше дело. Таня, поговорим завтра. Я очень устала. Пожалуйста.
– Я не бросала его! – вновь повторила я. Мне очень важно было это повторять снова и снова. Себе, этой девушке, всем. – У меня подруга беременная, мне надо было с ней посидеть. Её одну нельзя оставлять, тонус матки зашкаливает.
– Зачем вы теперь оправдываетесь?
– Я не оправдываюсь!
– Вы бросили его! Бросили, даже зная, что он жить без вас не может! Вы не любите его!!
– Что ты такое говоришь, Оля? – растерялась я.
– Я вижу, я знаю это! Он сам это сказал! Ну, не мне, конечно… – она смутилась. – Он во сне бормотал, а я услышала. Случайно услышала! Зачем он вам, Таня? Вы что, из жалости с ним? Так нельзя, понимаете ли вы это? Совсем нельзя!
– А как можно, Оленька? – я вдруг поняла, что она ведь совсем ещё юная девушка. Лет девятнадцать, наверное.
– По любви можно! Только по любви!
В её голосе мне услышалась такая не по годам мудрость, такая гордость и такая мужественная сила, какой ни в девятнадцать, ни в двадцать пять лет я не обладала. И есть ли она у меня сейчас? Эта пигалица больше меня смыслит в жизни. Вот ведь. По любви. Но только не всё в этом мире по любви делается, девочка! Есть и другие чувства, не слабее, а в иных обстоятельствах и сильнее твоей любви. Ответственность, долг, сострадание, в конце концов. Пусть даже и жалость – если она способна на ноги поднять человека, почему бы и её не брать в основу отношений?
– Ваша жалость только убивает всё, – глухо произнесла Оля, как будто услышав мои мысли. – Она его чуть не убила. Какое счастье, что я в палату к нему заглянула! Я словно чувствовала, вот здесь болело… – она приложила руку к груди. – Гляжу, а он уже наглотался. Хрипит. Он, оказывается, вечерние таблетки не все выпивал, складывал. Вот и сложил… два и два. Господи, а если бы я не почувствовала? Что бы с ним было? Что было бы со мной?
Она заплакала. Беззвучно, даже в таком состоянии стараясь не потревожить сон любимого человека.
– Оля, Олечка, прости меня… Я ведь правда не знала, даже представить не могла! Боже, что же я за человек такой, одни несчастья людям приношу! Нет мне прощения и жизни тоже нет!
– Таня… – Юра вдруг открыл глаза.
– Юра! – мы склонились над ним одновременно, чуть лбами не стукнулись. Обе зарёванные, обе несчастные.
– Простите меня, девчонки мои хорошие! Какой я у вас дурак-дурачище, самому противно!
Мы принялись его успокаивать, сами захлёбываясь – от счастья, от тоски, от слёз и от радости.
– Юра, родной мой, как мы за тебя испугались! – я положила руку на его лоб. – Обещай мне, что больше никогда… никогда…
– Обещаю! – он улыбнулся. Сначала мне, потом скосил глаза на Олю. – Клянусь. Честное пионерское! Зуб даю!
– Ох, Юрий Николаевич… – Оля тоненько рассмеялась.
– Таня, мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Оля, ты оставишь нас ненадолго?
– Конечно! Только совсем ненадолго, прошу вас, вам отдыхать нужно!
– Я помню, заботливая моя Олюшка!
Вспыхнув – на этот раз, кажется, от радости, – Оля выскочила за дверь, плотно прикрыв её за собой. Я повернулась к Юре.
– Таня, Танюшка, дружок мой ясноглазый… Давай поговорим начистоту, хорошо?
– Давай, Юра, – вздохнула я.
– Я знаю, я был слаб и несносен, но больше этого не повторится. Рассматривай это как временное помутнение рассудка. Так вот, Татьяна Эдуардовна, с этой минуты можешь считать себя свободной женщиной.
– Юра!
– Не бойся, теперь я выдержу. Я многое за эти дни понял, Танечка. Ты не любишь меня, и об этом я знал с первой секунды, как увидел твои глаза, когда рассказывал тебе о Роберте. Но мне так хотелось, хоть ненадолго, пощекотать счастье за брюшко! Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад… Прошу меня простить и не держать зла.
– Юра!
– Ты боишься, что твой уход сломит меня? Не бойся, звезда моя, этого не случится, я обещаю. Да, я люблю тебя, но ещё больше, чем эта любовь, во мне горит желание видеть счастливой тебя. С Робертом ли произойдёт это счастье или с кем-то совсем другим – это неважно, детка!
– Но Юра…
– Ты переживаешь за моё физическое состояние? Ну, это уж совсем ерунда на постном масле! Выпишусь я из больницы, приобрету себе кресло, начну что-то делать – жизнь ведь на этом не заканчивается, правда же? А с такими друзьями, как вы, я и вовсе не пропаду. Вы же не дадите мне пропасть, дорогие мои?
– Не дадим, Юрочка! – всхлипнула я.
– Ну вот! А Оля, кстати, каждый раз мне тебя нахваливала. Да какая же ты красавица и умница, как мне повезло с невестой. Про терпение твоё говорила…
– Хорошая она девушка, Юра…
– Я знаю, Тань. Так что переживать за меня у тебя нет никаких причин! Я всё по полочкам разложил или что-то ещё осталось?
Он улыбнулся, а я крепко-крепко прижалась к его губам, заключая в этот поцелуй всю мою нежность, весь мой трепет и всю любовь к этому человеку.
– Спасибо тебе, Танечка, – выговорил он, едва только смог перевести дыхание. – Только больше так никогда не делай, обещаешь? Иначе я все свои слова возьму обратно, и найдутся люди, которым это не понравится! А я не хочу никого расстраивать, в сущности, я ведь добрый малый.
– Я очень тебя люблю, Юрочка! Честное слово!
– Я тебя тоже, малыш, – очень серьёзно сказал он. – А теперь я немного посплю, не возражаешь? Ночь выдалась бурная, я немного устал. Ты позови Олю, пожалуйста, пусть она со мной посидит. А сама иди. Лену нельзя оставлять надолго одну.
– Хорошо, Юра. Тогда до завтра?
– До завтра.
– Обещаешь? – я вложила в это слово очень много смысла. Он всё понял, конечно же. Всё прочитал.
– Обещаю.
Выйдя из палаты, я ещё немного постояла, прислонившись к двери. Юра, Юра…
– Таня? – возле меня появилась Ольга.
– Оля, он просил тебя к нему зайти. А я пойду.
– К беременной подруге?
– К беременной подруге.
– Я понимаю, Таня. Я правда всё понимаю! Пожалуйста, простите меня за всё.
– И ты меня, Оленька.
– Так я пойду?
– Да.
– Он меня ждёт?
– Очень.
Она покраснела и взялась за ручку двери.
– Оля!
– Слушаю вас, Таня.
Она обернулась. Хорошенькая девушка со светлыми волосами и светлой душой.
– Ты береги его, пожалуйста. Как зеницу ока береги. Он… самый лучший мужчина на свете.
– Я знаю! – звонко ответила она и улыбнулась. – Спасибо вам, Таня!
– Иди уж, сестрёнка!
Пылко чмокнув меня на прощание и, кажется, сама удивившись своему поступку, она впорхнула в палату и крепко-накрепко закрыла за собой дверь. Я пошла по длинному коридору вперёд. Я улыбалась.
– Тань, и что теперь будет?
Ленка сонно тёрла глаза. Конечно же, она не выспалась из-за своей ненормальной подруги.
– А что будет, Лен? Он выпишется из больницы, купим ему специальное кресло, работу найдём…
– Да за Юрку я даже не переживаю! – махнула она рукой. – К тому же теперь при нём эта девочка-припевочка есть. Справимся! Я про тебя спрашиваю. Ты намерена к своим Пирамидовым идти?
– Зачем это мне туда идти?
– За разговорами! Что ты дурочку валяешь! Неужели тебе не хочется всё до конца выяснить?
– Что конкретно?
– Ну Та-ань! Почему они за тобой не кинулись, зная, где ты находишься. Да и вообще. Тёмная это история. Вот про Кристину мне непонятно тоже. И Юлиан. Чем он держал их, а?
– Не чем, а за что! – усмехнулась я.
– Ты сейчас имела в виду то, что я подумала или что-то другое? Если первое, то я тебе удивляюсь, Тань. А если другое, то я вовсе тебя не понимаю.
– Это я тебя не понимаю, подружка. Загадками говоришь. Ну что, ты совсем проснулась или ещё дрыхнуть будешь?
– Я бы поспала, Та-ань! Это плохо, да?
– Наоборот, очень хорошо! Доктор что тебе сказал? Покой, покой и ещё раз покой! А сон – это самый что ни на есть покой и есть!
– Я слышу логику в твоих словах, подружка…
– Иди спать, поэтичная ты моя.
– Иду! Моя Танюха меня совсем измучила. А ты посидишь у нас? Или у тебя дела?
– Какие у меня могут быть дела, Лен, – вздохнула я. – Кстати, ты знаешь, Манька сбежала.
– Как – сбежала? Почему?
– Кто же её знает… Может быть, ей заботы не хватало? Я эти дни в больнице проводила, не до неё было совсем.
– Не переживай, наша Маня не пропадёт! А может, ещё вернётся…
– А может, и нет. Она же сама себе хозяйка.
– Я поняла, Татка! – Лена вдруг хлопнула в ладоши. – Просто душа моей бабули вернулась на небеса! Убедилась, что теперь за тобой присматривать не нужно, и упорхнула, аки птичка. Сидит сейчас наверху на облачке, на нас смотрит, улыбается!
– Чудесная сказка для будущего малыша, мамочка!
– Да это не сказка, Тань! – Ленка помотала головой. – Она ведь тебя очень любила, наша баба Маня. Вот ты не знаешь, а она тебя своей внучкой считала. Правда-правда! И переживала, что никак ты место в жизни не найдёшь, всё маешься. Я помню, хотела она тебя к себе определить, в помощницы, но это так и осталось её мечтой. Не успела бабуля.
– Она бы и не смогла, Лен. Я ведь упрямая была, разве не помнишь? Отец даже справиться не мог, а ты говоришь – бабуля.
– И всё-таки не зря к тебе Манька прибилась. Она это, старушка наша! Слушай, а тетрадка-то её так и не нашлась?
– Увы.
– Танюш, что же там про тебя написано было, а? Ты мне так и не сказала тогда…
– Да ничего особенного, Лен, – я пожала плечами.
– И всё-таки?
– Правда ерунда! Там просто имя моё было выведено – Тата. Ну и всё.
– И всё? – с подозрением переспросила Ленка.
– Ну и рисуночек ещё маленький рядом.
– Какой, какой рисунок? – у Ленки приоткрылся рот.
– Треугольник такой, знаешь, объёмный… – нехотя сказала я.
– Пирамида, что ли?
– Ну вроде того…
– Тань!
– Ну что ты так на меня смотришь, Лен?
– Ведь это знак, а, Таточка? Самый настоящий. Самый всамделишный знак, указатель просто. И ты после этого говоришь, что ничего особенного?
– Иди-ка ты лучше спать, выдумщица! – я подтолкнула её легонько в спину. – Сказочница и фантазёрка…
– Иду уже, иду....
Она дошла до двери, переступила порог, а потом обернулась и, погрозив мне пальчиком, повторила:
– Знак!!!
И захлопнула дверь.