Екатерина Береславцева
Что было, что будет, чем сердце успокоится
Глава 38
Мы встретились совершенно случайно, честное слово. Во всяком случае, я этой встречи не готовила, но внутренне, конечно, очень ждала, что уж себя-то обманывать.
Я возвращалась от Юриных коллег, которые занимались моими документами. Конечно, куда человек без бумажки? Ни работы, ни собственного жилья, ни собственного места в жизни. Пирамидов, как многозначительно пояснил мне Феликс, Юрин помощник, всё подписал. Что уж он там подписал, я не знаю, но надежда на узаконивание моей личности обрела реальные очертания.
Скоро смогу устроиться на работу. Я уже присмотрела место, куда не требовалось особых знаний, а опыт – дело наживное. Это туристическое агентство сразу же привлекло моё внимание, я даже заходила туда разведать обстановку и, кажется, весьма приглянулась их начальнице. Так что меня обещали подождать, чему я, конечно, порадовалась.
Увидела я его не сразу. Нет, не так. Я не сразу осознала, что это он. Мысли мои ещё блуждали где-то далеко, а глаза уже цепко ощупывали неясную фигуру человека, появившегося впереди. Мы шли навстречу друг другу. Слева – дорога, справа – караван домов.
Он похудел ещё сильнее, а бородка, за которой он когда-то тщательно ухаживал, превратилась в нечто бесформенное, но от этого, чего уж скрывать, лицо его не стало для меня менее притягательным.
Приблизившись друг к другу на расстояние вытянутой руки, мы остановились.
– Здравствуй, Роберт.
Я выговорила его имя легко, без каких-либо усилий, даже удивительно.
– Здравствуй, Таня.
Его голос… Почему я раньше не замечала, как глубоко пронзает моё сердце его голос?
– Как ты живёшь?
– Я не живу.
Он сказал это спокойно, бесчувственно даже, но его слова ударили меня наотмашь.
– Я вижу, Роберт…
– Не плачь, мышка…
– Я не плачу.
– Я вижу, Таня. Ты ненавидишь и презираешь меня?
– Роб, где мы можем… поговорить?
– Да хоть здесь! – он кивнул в сторону ближайшего дома. Это оказалось какое-то незнакомое кафе. Надо же, раньше я все забегаловки в городе знала.
– Тогда пойдём?
– И ты ещё спрашиваешь!
Так и не осмелившись прикоснуться ко мне, он открыл передо мной дверь, и мы вошли. Помещение оказалось почти пустым. Ну да, ведь рабочий день в самом разгаре. Занято было только два столика.
– Идём туда! – он указал на дальний диванчик, и я беспрекословно направилась за ним.
Разговор не клеился. Мы молча пили кофе, который, кстати, оказался очень вкусным, и осторожно разглядывали друг друга, слегка улыбаясь, когда встречались взглядами.
– Роберт… – я не выдержала первой. – Юра сказал, что ты приходил к нему…
– Да, я навещал его несколько раз, когда тебя не было…
– Нет, я не об этом. Тогда, в ту злополучную ночь, ты прибежал к нему в контору, чтобы предупредить об опасности.
– Да, мышка. Когда я увидел, что Юлиан исчез, то сразу же всё понял.
– Что ты понял, Роб?
– Что он пошёл к тебе. У него была навязчивая идея, Тань. Он играл роль Пигмалиона.
– Что??
– Он создавал новые лица и думал, что имеет право ими владеть. Он, наверное, гений, мышка.
– Гений и злодейство – две вещи несовместные.
– Это его и сгубило. Ты не думай, он ведь не всегда был таким. Хотя извращённый ум в нём присутствовал от рождения, только уживался как-то с его совестью какое-то время. Первая искра зажглась много лет назад, но тогда отцу было не до того, чтобы вдумываться. Может быть, папа и понял бы сразу, если бы не обстоятельства, которые его отвлекли.
– Ты говоришь о…
– Да, я говорю о своей матери. И… ещё об одном человеке, мышка.
– О ком?
– О своей сестре.
– О своей сестре… – эхом отозвалась я, начиная что-то понимать. – Она умерла, да, Роб?
– Она погибла. А чтобы скрыть причину её гибели, папа стал молчать.
– Я не понимаю.
– Юлиан уверил отца в том, что в гибели сестры виновен я. Мне было шесть лет, мышка, и я был очень активным пацаном.
– Но виновен не ты?
– Нет.
– Что случилось тогда, Роб? Ты можешь мне рассказать?
– Ангелина выпала из окна и разбилась. Я играл тогда в соседней комнате, а когда примчался на мамин крик, всё уже было кончено.
– Но почему ты не сказал отцу, почему не переубедил его?
– Я не знал о поклёпе, мышка! Не знал до недавнего времени! Папа так и не признался мне, что много, очень много лет он жил с ощущением, что его сын – убийца своей сестры, пусть и невольный. Юлиану трудно было не поверить. Поэтому отец молчал.
– А мама, Роб? Она-то всё видела и знала?! Почему она не сказала правду??
– Когда я немного подрос, Юлиан убедил меня в том, что во всём виновата моя мать. Она не уследила за ребёнком, потому что… Потому что в это время была с ним, с Юлианом!
– О господи!
– И это правда, Тань. Но только частично. Он домогался её, как мы теперь выяснили. И пока она от него отбивалась, Геля и забралась на подоконник. Ей было полтора года, Тань! Она не понимала опасности!
– Но почему твоя мать не объяснила всё отцу? А, я, кажется, понимаю. Юлиан угрожал рассказать мужу, что жена ему изменила?
– Я не знаю, чем он ей угрожал и угрожал ли вообще. Потеря дочери надломила мою мать. Она ничего не могла объяснить отцу, потому что находилась в шоке. Она говорить не могла, понимаешь? Вообще. Только мычала что-то невразумительное. Отец поместил её в клинику, но, вернувшись через какое-то время домой, мама так и не пришла в себя. Сначала ей выделили отдельную комнату, а потом совсем отделили, переместив в пристройку, в ту, около флигеля, помнишь? И приставили к ней сиделку. Юлиан пичкал её чем-то, от чего улучшения всё равно не происходило. Становилось, мне кажется, даже хуже, её неуправляемое поведение стало внушать тревогу. Да ты и сама это на себе ощутила, и не один раз…
– Она сказала мне, что ты её ненавидишь.
– Я ненавидел её. Пока мне не открыли глаза. А потом я пытался донести до отца правду, но он не хотел ничего слушать. Его трудно переубедить, Тань. К тому же Юлиан всё время топтался рядом, дышал ему в спину, нашёптывал гадости в ухо.
– Кто открыл тебе глаза, Роб?
– Ты.
– Я??
– Помнишь, когда я застал вас с Юлианом на лестнице. Вы…
– Я помню, Роб, – быстро сказала я.
– Именно тогда я вспомнил один случай из прошлого. Ваши объятия помогли мне вспомнить.
– Говори.
– Однажды, незадолго до гибели Ангелины, я застал Юлиана с мамой на лестнице. В том же самом уголке, где стояли и вы, Тань. Именно это обстоятельство натолкнуло меня на воспоминание. Нет, ничего такого предосудительного не было, не думай, но я вспомнил одну фразу, которую, в ответ на какие-то слова Юлиана, бросила мать.
– Что она сказала?
– «Ты спутал меня с Галатеей!» – вот были её слова. Я помню тон, каким она произносила это. Таким тоном мать отдавала распоряжения. Ты понимаешь, Таня?
– Понимаю. Она облила его презрением, а потом он ей отомстил.
– Меня потом какое-то время мучил этот вопрос – кто же такая Галатея? Пока не нашёл ответ в папином словаре. Я, конечно, быстро обо всём позабыл, всё-таки ребёнок. Но ваша милая парочка спустя столько лет вновь натолкнула меня на воспоминания.
– А я-то думала, что ты в тот момент совсем другие эмоции испытывал…
– Я много какие эмоции тогда ощутил. Бешенство от того, что он смеет обнимать тебя, было не самым последним из моих чувств!
– Значит, именно тогда ты и начал подозревать в нём опасное влечение к своим пациенткам?
– Да. Хотя я слышал о многочисленных его увлечениях в клинике, но мне даже в голову не могло прийти искать между ними общее! Со временем желание обладать женщиной с сотворённым им лицом перешло у Юлиана в манию. К сожалению, я очень поздно это понял, Тань.
– Роб, а как чувствует себя твоя мама сейчас?
– Мы положили её в клинику, где ей кардинально изменили схему лечения. Прогнозы очень хорошие. В общем, мы надеемся, мышка.
– А Клара? Она на самом деле живёт с Алёшей за границей?
– Ну, – он улыбнулся. – В какой-то степени Калининград можно назвать заграницей… Я вижу, о чём ты хочешь меня спросить. Отец с Кларой не были никогда женаты, но у Алёши папина фамилия…
– Значит, Лондона мне теперь не видать… – протянула я раздумчиво. – Хотя… Если мне повезёт, я вскоре не только Лондон, но и Токио смогу увидеть.
– Токио?
– Токио. И другие города и страны. Знаешь, теперь я уверена, что мне повезёт. При любом раскладе… – Я посмотрела на него прямым взглядом. – Роб, давай теперь к другой теме перейдём.
– Давай. Я готов всё тебе объяснить. Я тысячу раз это рассказывал – самому себе, мышка, с надеждой, что эти слова услышишь когда-нибудь и ты. Если захочешь.
– Я хочу, Роб. Теперь хочу.
– Ты помнишь нашу первую встречу, Тань?
– В саду вашего дома?
– Нет. Самую первую.
– А, ночью на улице! – я улыбнулась.
– Я влюбился в тебя с первого взгляда.
– Да что ты там мог разглядеть, в темноте-то!
– А мне и разглядывать не надо было. Я почувствовал тебя всю, полностью. И потом только о тебе и думал. Забыть не мог. Хотя очень старался.
– Зачем старался? А, понимаю, я ведь тебе не пара.
– У меня были обязательства, Таня. Перед другим человеком.
– Девушкой?
– Да.
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно! Я не мог её просто так, ни с того ни с сего, предать!
– А с того, с сего – можно?
– Тань!
– Ладно, продолжай. Значит, вторая наша встреча, в магазине, окончательно уверила тебя в твоих чувствах и, расчувствовавшись, ты и стибрил у меня мои карты?!
– Какие карты?
– Мои, из моей сумки, которую, между прочим, Ленка привозила из Африки. Она туда в командировку ездила!
– Какая Африка, Тань? – ошалело переспросил он.
– Южная. А может, Северная, не помню точно. Ладно, извини. Так что с моими картами?
– Да не знаю я ни про какие карты, мышка! Подожди, это не та колода, по которой мы с тобой дома гадали? Ты про них спрашиваешь?
– Нет. Это другие. Или те же. Я не знаю, Роб.
– В общем, я тоже не знаю! Мне продолжать?
– Валяй. Карты ты не крал, я уже поняла. Что было дальше?
– А дальше я в ужасе увидел, как ты попала под машину. Точнее, услышал. Я уже от магазина довольно далеко отошёл, как вдруг позади себя визг тормозов услыхал, обернулся… Я чуть не умер тогда, мышка, когда на потерпевшей твоё пальто увидел. Оно ведь приметное, другого такого я нигде не встречал.
– Да, его мне Ленка из Италии привозила.
– Опять Ленка.
– Опять. Роб, что ты сделал потом?
– Поехал за «скорой» в больницу. Ты в кому впала. Врачи сказали, что тебе не жить.
– Весёлая перспективка.
– И тогда я позвонил Юлиану. У него связи, сама понимаешь.
– Понимаю.
– Он нашёл врача, очень хорошего врача, тебе сделали несколько операций, но ты почти не приходила в себя. А твоим лицом занимался Юлиан, пришлось создавать новое, потому что после аварии… Ну, ты понимаешь. А он всё же гений.
– Гений.
Я провела по своей щеке пальцами.
– Я не помню, сколько времени ты пролежала в больнице.
– Ты приходил ко мне?
– Я сидел возле тебя постоянно.
– Скажи мне, Роб! – я внезапно схватила его за руку. – Это был ты? Это ты мне однажды сказал, что теперь всё будет хорошо? Я помню глаза… Боже мой, это были твои глаза, Роб?
– Ты приходила в себя ненадолго, мышка. Да.
– О, Роб!! – я отвернулась от него. Мне не хотелось, чтобы он видел моё лицо в этот момент. Ведь ещё ничего до конца не выяснено.
– А потом они перевезли тебя к нам.
– Они? А ты что же, в этом не участвовал?
– Мне нужно было уехать, мышка. В Гамбург. По делам. И вдруг позвонил отец, но сначала я даже ничего не понял. Он что-то говорил мне, ерунду какую-то нёс… В общем, я потом сразу же Юлиану перезвонил, и тот уже всё доходчиво мне объяснил.
– Что он тебе сказал, Роберт? – я затаила дыхание.
– Что ты стала опасной для моего отца. Какие-то сведения, о которых ты узнала, могли очень плохо сказаться на его репутации. Я тогда очень накричал на него, но он был настойчив и убедителен. Он сказал, что они перевезли тебя в наш дом, чтобы мягко убедить не вредить нашей семье. Он сказал, что выздоравливающий человек всегда чувствует благодарность к лечащему доктору, и этим обстоятельством можно воспользоваться.
– Юлиан очень хорошо знает толк в таких вещах! – с горечью произнесла я.
– И тогда я помчался домой, спешно свернув все свои дела.
– Чтобы поучаствовать в моём мягком убеждении? – усмехнулась я.
– Чтобы быть с тобой рядом и защитить от давления! Я тогда ещё не знал, что мне придётся играть роль твоего брата… Никто этого не знал, пока ты окончательно не очнулась.
– Но я пришла в себя не полностью, позабыв о своём прошлом, и этим обстоятельством они тоже поспешили воспользоваться. Да, я понимаю.
– Отец тут ни при чём! Юлиан его уговорил.
– Как можно уговорить такого человека, как твой отец??
– Можно. Если знать, на какие рычаги давить. Стоило только ему напомнить о той давней истории, и папа больше не сомневался ни секунды. Он почему-то думал, что ты знала о моей роли в гибели Ангелины.
– Правильно. Карты показали, что в одной старой семейной истории был замешан мальчик. Я ему так и сказала тогда. А он испугался очень.
– В какой истории, Тань? И опять ты про карты какие-то говоришь…
– Ну да, я ведь гадала твоему отцу, Роб! На картах! Хотя если честно, ничего определённого я тогда не увидела. Мальчик, окно, клумба. Ну, кадры такие передо мной промелькнули, я их так и озвучила, не вдаваясь в подробности. Я к тому времени уже еле языком ворочала от усталости…
– Мальчик, окно, клумба? – вскричал потрясённо Роберт. – Правильно, так и было! Я как-то из окна детской прыгал. Прямо на клумбу и упал. Отделался тогда ушибленной ногой, но никому о позорном полёте не рассказал. Говорю же, сорванцом был несносным.
– Вот это совпадение!
– Невероятное. Значит, отец решил, что ты обо мне знаешь…
– И из горячей к тебе любви вновь решился пойти на враньё.
– Как всё запуталось, Тань, – вздохнул Роберт.
– Страшно.
– А про карты я правда не знал. Впервые слышу. Значит, ты гаданием занималась?
– А, было пару раз. Неохота даже вспоминать.
– И эти твои карты и украли в магазине?
– Да. Я была уверена, что вором был ты. Но теперь понимаю, что мои размышления рушатся, как карточный домик. Ох, везде эти карты, даже противно! Сколько зла они принесли, сколько путаницы! Вот не зря я не хотела их с земли подбирать!
– Ты их нашла?
– Да. Ленка внушила мне, что у меня есть способности к гаданию.
– Может, и есть? Вон сколько всего совпало.
– На самом деле эти карты с чертовщинкой. Накрутили, навертели, а сами смылись.
– А может, наоборот? Они сделали своё дело, круто изменив историю твоей жизни, а потом пошли помогать другим?
– Спасители, ха! Подожди, Роб, так ты сейчас не смеёшься? Ты веришь мне? Ты веришь, что эти карты на самом деле волшебные?
– Конечно. А что в этом такого? – он пожал плечами. – Если я тебе расскажу обо всех чудесах, что в моей жизни происходили, ты и не в такое поверишь.
– А ты мне правда расскажешь?
– Расскажу, мышка… – он посмотрел на меня долгим-долгим взглядом.
– Роб…
– Что, Танюш?
– А твой отец… вспоминает меня?
– Он… – голос его сорвался. – Он ждёт тебя. Каждый день твои стихи перечитывает и… плачет.
– Плачет? – у меня оборвалось сердце. – Роб, а можно… можно к вам…
– Можно, мышка.
– Прямо сейчас – можно?
– Прямо сейчас можно.
– Тогда поехали?
Глава 39
Когда до ворот дома оставалось всего несколько метров, я испугалась. Я испугалась того, что сейчас, вот в эту самую минуту, всё это вдруг исчезнет, и я никогда не смогу больше прикоснуться к этому дому, пройтись по этим дорожкам, посидеть в этой беседке…
– Мышка, с тобой всё в порядке?
– Да, Роб. Всё в порядке. Теперь уже в совершенном. Ты можешь ему не звонить? Мы сами зайдём.
– Я и не собирался. Ну что, выходим?
Он помог мне выйти из машины, и, не теряя времени, я направилась вперёд, сдерживая себя, чтобы не побежать. Ворота распахнулись бесшумно, во дворе никого не было. Я шла, убыстряя шаг, в каком-то тумане отмечая про себя знакомые и милые сердцу детали. Вот мой клён, который радовал меня когда-то своим видом из окна, вот моя любимая беседка, вот качели, на которых мы с Робом любили болтать обо всём на свете…
На порог я взлетала, словно на крыльях, и тяжёлая дверь поддалась мне беспрекословно. Словно старой знакомой. Словно другу. Словно хозяйке.
Отец сидел в гостиной на длинном диване, на котором мы с таким удовольствием когда-то распивали с ним чаи! Он читал, держа маленький томик в руках, и на звуки шагов обернулся, всё ещё храня на лице штрихи глубокой печали…
Книга выпала из его рук, и он не стал её даже поднимать.
– Доченька!
– Папа!!
Я уткнулась ему в грудь, смеясь и плача одновременно.
– Ангел мой, кровиночка! Ты вернулась. Ты вернулась…
– Я вернулась, папа.
– Ты простишь меня, дурака старого? – он приподнял моё лицо за подбородок и долго вглядывался в мои глаза. – Сможешь простить?
– Уже простила.
– Ах, как я рад!
Он усадил меня на диван рядом с собой и всё смотрел, насмотреться не мог.
– Я подлец, девочка моя. Как я мог на это пойти?
– У тебя была веская причина, отец, – я бросила быстрый взгляд на Роберта. – К тому же… если бы не это, если бы всё пошло как-нибудь иначе – кто знает, кем бы мы тогда друг для друга стали?
– Ты права, бесспорно права, но это не отменяет всей низости моего поступка. Я не должен был играть твоей жизнью, Таня.
– Мы все… игроки чьими-то жизнями, папа. В той или иной степени.
– И как теперь жить, дочка?
– Как? – я улыбнулась. – Радостно. Весело. Любя и танцуя. Такой ответ тебя устраивает?
– А мне знаете, что интересно… – вдруг задумчиво произнёс Роберт, переводя взгляд то на меня, то на папу.
– Что, Роберт?
– Мне придётся теперь просить руки любимой девушки у собственного отца?
– Да, странная история, – усмехнулся отец, а я, конечно же, покраснела. – Но может быть, мы эту шутку природы как-нибудь переживём, а, сынок?
– Пожалуй…
Роберт улыбнулся и, потянув меня за руку, поднял с дивана. Затем сделал несколько шагов назад. Папа тоже встал. А как же, такой момент.
– Отец! Эта девушка – самое лучшее сокровище, которое когда-либо попадало в твой дом. Позволь же мне вечно оберегать и защищать её от горестей и невзгод этого огромного мира! Клянусь, что эти чудесные глаза никогда не посмотрят на меня с осуждением или презрением, а только с любовью и светлой радостью, которые горят в них и сейчас. Ведь горят?
– Горят! – кивнул отец, улыбнувшись.
– Мышка, а ты подтверждаешь, что я не ошибаюсь в твоих чувствах ко мне?
– Не ошибаешься, Роб.
– Ну вот! – он облегчённо выдохнул. – Отец, мы просим твоего благословения! Мы любим друг друга и хотим, чтобы ты скрепил нашу любовь своим крепким словом.
– Оно у меня сейчас нежное, как румянец моей прекрасной дочери. Я люблю вас, дети мои! И пусть вы будете стократно счастливее своих родителей! Аминь!
Он поцеловал нас поочерёдно, сначала Роберта, затем меня, а потом всё же не выдержал и заплакал. Но это уже были совсем другие слёзы. И совсем другая история.
P.S.
А у Ленки родился мальчик Эдик.
Сказать, что я удивлена?
Да ни фига!
