Борис Ярне
Синтез
– 8 –
«В голове перестали отплясывать песни, что так долго призывали меня к романтическому отчуждению от жизни, разбивающему в кровь моё иррациональное убежище, хлещущее наотмашь по моему, не сглаженному морщинами, лицу и высасывающую из меня мою ничтожную сущность, выбрасывая её на грязные улицы мироздания, на потеху таким же, как я, теням этого серого мира.
Я внезапно перестаю быть незаметным самому себе, мне сложно играть в невидимку для себя от себя же. Меня увидела она, трижды проклятая реальность, увидела и не отпускает. Ведь я никогда не считал тебя сладкой и безоблачной. Напротив, ты была в моем представлении грязной и серой. Что же теперь? Ты хочешь, чтобы я в этом убедился, взглянув на тебя в упор?
Возрадуйся, жизнь! Я не буду убегать, я не намерен прятаться от тебя! Особенно, если я тебе так нужен. А я тебе нужен?.. А ты мне?»
Весь день Максим бродил вдоль набережной, измываясь над своим эго, получая сомнительное удовольствие от радикального самоуничижения.
«Зачем я этим занимаюсь? – спрашивал он себя. – Это что, оправдание? Это игра на контрастах того, что я есть, перед тем, кем я намереваюсь быть? Кому я это всё пытаюсь втолковать? Себе или тем, кто мало-мальски меня знает? Тут есть такие? Но, зачем? Чтобы в случае провала, они, или я сам, заявили о том, что всё бессмысленно, и эта бессмысленность была предопределена? Что за бред? И провал в чём? Иногда складывается такое впечатление, что кто-то вклинивается в движения моих мыслей и пытается их переправить в другое русло, запутывая сам мыслительный процесс. Кто это? Кроме меня, кто это ещё может быть?»
– Мне нужно остаться с Максимом наедине, – объявила цыганка.
Акира с Лалой послушно вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.
– Присядь сюда, – сказала цыганка Максиму.
Максим покорно опустился на стул, оказавшись лицом к лицу с колдуньей. Лишь пятьдесят сантиметров столика отделяли его от пронизывающего насквозь взгляда. Максим скрестил руки, положив их на стол, и опустил глаза. Тишина обволокла комнату. Лишь поскрипывал маятник старых часов, висевших на стене за спиной цыганки. Максим непроизвольно взглянул на них.
– Что, молодой человек, время тебя пугает? – спросила цыганка, перехватив и притянув на себя взгляд Максима.
– Боюсь что-нибудь не успеть, – натянуто ответил Максим.
– Будь добр, выключи свет, – вдруг попросила она.
Максим, не задавая вопросов, поднялся и подошёл к входной двери. Перед тем, как щелкнуть выключателем, он успел подумать о том, что комната, в которой он находился, расположена в подвальной части квартиры, не имеющей окон, и отсутствие освещения погрузит её во мрак. «Какие пустяки, – решил он, – мрак». И выключил свет.
Однако во мраке комната не оказалась. Обернувшись, Максим увидел, как на столе медленно разгорается свеча, посаженная в громоздкий старинный подсвечник. Максим вернулся и сел за стол.
– Знаешь ли ты, кто ты есть? – сразу же спросила цыганка, глядя на Максима сквозь разраставшееся пламя свечи.
– Волков Максим Сергеевич, – нашёлся Максим.
Цыганка не улыбнулась и молчала.
– Или что вы имеете в виду? – настороженно спросил Максим.
– Судьба предопределена, судьбу не обмануть, судьбы не миновать. Бог всемогущ, Бог всесилен, Бог справедлив. Тьма сильна, но Бог сильней. Чью сторону примешь, за кого готов умереть: за того, кто сильней или за того, кто проиграет? Сила и судьба в борьбе между собой. Свет и тьма. Кто творит твои мысли? Кто строит твой путь? Судьбы не миновать, от Бога не укрыться. Верь, верь…
Максим закашлял.
– Верить? – прохрипел он.
– Ты веришь?
– Я не могу ответить на этот вопрос однозначно.
– Не уходи от ответа. Вопрос простой. Ты веришь?
– Нет, – шёпотом ответил Максим.
– Я так и знала. Судьбы не миновать.
– Я считаю, что нужно самому предопределять свою судьбу, творить свои мысли и строить свой путь. Я… – Максим снова закашлял. – Я не раб.
Цыганка не сменила выражение лица.
– Ты в беде, – усталым голосом произнесла она.
– Это не беда, – отшутился Максим, но тут же понял, что это у него не получилось, и находится он в состоянии легкого оцепенения и напряжения, словно под гипнозом.
– Слушай себя, слушай. Ветер носит жизнь по миру, мир по жизни. Ветер вечности в нас, во всех нас, в тех, кто жил, живет и будет жить. Твоя судьба в руках Бога и вечности. Ты с Богом?
– Я не раб, – сдавленным голосом прошептал Максим. Теперь он ясно осознал, что сознание его не ясно. Цыганка ни на миг не отрывала от него взгляда.
– Кто ты?
– Я Максим Сергеевич Волков, – механически повторил Максим, но уже не улыбаясь.
– Кто ты? Зачем ты здесь? Кто тебя ведёт? С кем ты? Силу вижу. Глубоко, очень глубоко. Хватит силы извлечь силу? Сила подвластна всем. Властью над собственной силой, властью над самим собой для поиска собственной силы в себе не боишься воспользоваться? Хватит силы выйти на путь? Праведный? Путь Бога? Тьма сильна, зло сильно, Дьявол силен. Дьявол незрим. В каждом частица Бога и Дьявола.
Максим зажмурился, он ощутил странную тяжесть в голове.
– Судьба предопределена. Сотворить можно всё. И обмануть судьбу. И сбежать от судьбы и сбежать от себя. Кровь перерождается. Кровь – не вода. Кровь не скрыть, если ты не хочешь или не знаешь. Кровь притягивает. Притягивает всё и всех. И зло первое среди них. Зло стремится завладеть кровью и привлечь на свою сторону. Или избавиться от неё. Люди безмолвны. Люди добры и невинны. Люди смотрят вверх и ищут чуда. Чудом нужно уметь управлять. Чудо существует. Я вижу чудо, но не могу им воспользоваться. Дай мне свою руку.
Максим осторожно протянул руку. Цыганка схватила его ладонь и крепко сжала своими сухими костлявыми пальцами. Максим заметил, как её лицо покрыла мелкая дрожь. Ему стало не по себе. Старуха закрыла глаза и принялась бормотать что-то нечленораздельное. Во всяком случае, как Максим не вслушивался, он не смог разобрать ни единого слова.
Минуту цыганка удерживала руку Максима, после чего резко отбросила её от себя и громко выдохнула. Глаза её по-прежнему оставались закрытыми. Она опустила голову и взялась обеими руками за основание подсвечника.
Лишь скрип маятника.
Прошло пять минут. Максим молчал и заворожено смотрел на огонь свечи.
– Принцессе нужен рыцарь, – отрывисто произнесла цыганка, открывая глаза.
Максим молчал.
– Храбрый, надежный защитник. Рыцарь должен любить принцессу. Ты любишь принцессу? Ты любишь принцессу. И это глубоко в тебе. Скрыто от тебя самого, как и вся сила. Скрыто настолько, что я не могу разглядеть всё до конца.
Максим молчал.
– Всё очень сложно. Очень много теней. Очень много стервятников. Очень много горя. Тьма. Нужно остановить зло. Большое зло. В мире зла предостаточно. Нужно остановить новое зло, чтобы оно не овладело миром целиком. Кровь может противостоять злу. Принцесса сильна. Но силу нужно защитить силой любящей. Принцессе нужен рыцарь. Настоящий рыцарь. Рыцарь сразится с Драконом!
Максим не мог подобрать слова, чтобы хоть как-то отреагировать на всё, что слышит. Он снова прокашлялся.
– Принцесса? – только и мог он произнести, окрасив слово вопросительной интонацией.
– Ты знаешь, кто принцесса.
– А рыцарь?
– Мужество, отвага, бескорыстие, честность, благородство, самопожертвование, верность, любовь. – Впервые на лице цыганки отразилась улыбка.
– Замечательные качества, – также улыбнувшись, произнес Максим.
– Это должно быть в тебе, – заметила цыганка.
– Должно быть?
– Это в тебе есть. В тебе есть сила.
– Спасибо, конечно, что вы обо мне такого мнения, но…
– В тебе нет только одного.
Максим вопросительно взглянул на цыганку.
– Веры.
– Ну, что я могу сказать? Я атеист.
– Веры в себя, – продолжила цыганка.
Максим молчал.
– Ты найдешь и защитишь принцессу. Я знаю. Но для этого ты должен довериться самому себе. Сбросить оковы сомнения. Изгнать себя из себя.
– Что сделать? Кого изгнать?
– Врага в себе. Ту силу, что скрывает свет души и не пускает её к тебе. Ту силу, что сильнее сейчас. Ту силу, что ты должен пересилить.
– Я вас не понимаю.
– Это можно понять душой, это нужно почувствовать. Всё можно почувствовать. Нужно лишь поверить в это. Твоя душа скрыта и непонятна, твое будущее скрыто и неопределенно, как я и думала. Но то, что я тебе сказала, я увидела.
– Хорошо, – неуверенно проговорил Максим.
– Нельзя дать повода злу выйти на свет, – продолжала цыганка, – нужно остановить его поиски.
– Я не понимаю?
– Лала может оказаться в беде, – совсем другим, каким-то домашним тоном произнесла цыганка, – вместе Акирой. Акира, сам не зная того, может помочь открыть двери злу. Я очень беспокоюсь за них. В какой-то момент я перестала видеть будущее внучки. Оно было светлым и вдруг пропало. Пропало за пеленой неизвестности. Это всё от того, что тьма где-то рядом. Она не дает мне нащупать тропу.
– А как Акира может помочь открыть дверь злу?
– Он не к той стороне истории обратился. Огню пора отдохнуть. Ты можешь идти. – Цыганка вдруг решила закончить беседу и задула свечу.
Максим на ощупь пробрался к двери.
– Свет включить? – осторожно спросил он.
– Ступай, – сказала цыганка.
– До свидания. – Максим вышел за дверь.
– 9 –
Максим ушёл, не поговорив с Акирой, сославшись на срочную встречу и пообещав на следующий день всё ему рассказать. Вернувшись в свой номер, он сразу же вышел на балкон и, дымя сигаретой, погрузился в созерцание бескрайней морской глади, окутанной грустной осенней хмурью.
«Интересный ход природы. После лета резко наступает осень на каких-то три-четыре недели, после чего возвращается лето в бабьем обличии и после сменяется летом прохладным. А там, на юге, дальше, за морем, лето всегда, а там на севере… К чему это я? Город не мал. Не мал город. Городишко, городочек, городочечек».
–Твою мать! – Максим плеснул в бокал виски и набрал номер на телефоне.
Гудки, гудки, гудки, гудки.
– Так сложно придумать мобильную связь? Или интернет? – Максим осушил бокал и набрал другой номер.
– Алло! Это «Бомба»? Скажите, Купер там? Передайте, Максим Волков. Жду.
Максим потушил сигарету и налил в бокал ещё виски.
– Да! Привет, Джон. Какие дела? Как угадал? Не знаю, как повезёт. Не по телефону. Да хоть сейчас. Двадцать седьмое это послезавтра. Хорошо, я как раз кое-что уточню. Нет, не сейчас. Да как сказать. Я бы… Короче, я бы в одно лицо где-нибудь прошвырнулся, необщительное у меня нынче настроение. Лады. Завтра встречаемся и обсудим что, да как.
Пять минут Максим стоял, как вкопанный, глядя перед собой на телефонный аппарат, после чего резко сорвался с места и покинул номер.
Станция метро, на которой Максим вышел из вагона и поднялся наружу, называлась «Фестивальная». Район, в котором он оказался, изобиловал ночными клубами, почти как тот, в котором находился ресторан Леонардо Манчини.
Максим направился вдоль улицы, рассматривая публику, стоящую в очередях.
«Вечная суббота, – не в первый раз, глядя на аналогичную картину, подумал Максим. – Не всё так плохо здесь с уровнем жизни, если бродить по столь популярным местам».
Окружающая обстановка всегда действовала на Максима несколько удручающе. С одной стороны, он завидовал беззаботности людей, с другой, сочувствовал им в их бессмысленном времяпрепровождении. С одной стороны, он хотел броситься в омут наслаждений, с другой, он ставил себя морально выше таких примитивных утех. С одной стороны, он, как верно заметила цыганка, обеспокоен уходящим временем, с другой, его, по той же причине, огорчал тот факт, что он может что-то упустить, чего-то не испробовать, и им обуревало инстинктивное рвение броситься навстречу возможным приключениям, закопавшись в толпе танцующих тел, поливаемых со всех сторон разноцветными лучами.
Именно последний вариант оказался в приоритете. Шум в голове, внесенный цыганкой ещё не утих, бокал виски его стимулировал, решение отправиться с Купером на север подстёгивало к необходимости совершения каких-либо, пусть даже неосознанных и бессмысленных, но действий.
Децибелы врезались во все части тела и все частицы рассудка, мгновенно опьянив Максима. Пестрая толпа, огромный зал. Слащавый запах удовольствия и вожделения витал повсюду. Элегантные бармены и изобилие напитков делали любой алкоголь изумительным на вкус и необходимым для поддержания соответствующего тонуса, откровенные наряды и освещение оборачивали любую женщину в сексуальную богиню и вызывали неумолимое желание обладать ею, ощущение прилива мощной энергии и силы превращали каждого мужчину либо в соперника, которого легко сокрушить, либо в собутыльника, с которым необходимо выпить на брудершафт.
Всё перечисленное Максиму пришлось отведать сполна в течении каких-то двух часов. Первым был мужчина, который возжелал Максима, что тот заметил не сразу. Выпив по паре коктейлей, что его несколько удивило, но подозрительным не показалось, хотя, он не помнил, чтобы мужчина предлагал выпить не водки или пива, а коктейль, они сели спиной к барной стойке. А вот когда его новый приятель нежно положил свою руку Максиму на плечо, прижавшись и наклонив голову, его моментально передернуло, и он в панике бросился на другой конец зала. На том конце он вкусил стакан рома и угостил коктейлем прекрасную незнакомку, чьего имени он не успел расслышать, поскольку та увела его в толпу, где через минуту неопределенных телодвижений, отдалённо напоминающих танец, они впились друг другу в губы, переплетя свои тела в скромном экстазе и расстались по окончании музыкального номера, не жалея о том, что больше не увидятся. Часы стучали пульсирующей в виске кровью. Нарезая круги по залу, проходя вдоль барных стоек, пробираясь через танцующую толпу, Максим ощущал себя одновременно и героем-любовником, этаким повесой Бельмондо образца шестидесятых-семидесятых годов, и безликой кучкой пыли, дополняющей большую кучу, скопившихся в клубе тел. Чернокожая красавица, вторая богиня, которая неожиданно выросла перед Максимом, когда тот дергал коленями и мотал головой, не отрывая ног от пола, чуть не довела его до потери сознания, когда он ощутил острую нехватку воздуха, проведя в засосе более пяти минут. В какой-то момент Максим вспомнил о своих приключениях с Джессикой, и обо всех своих похождениях, перенесенных им в состоянии глубокого алкогольного парирования. Ему стало противно.
«Но, мне нужен адреналин, – успокаивал он себя, – я рыцарь, сам похитивший свою даму. И не просто даму, а принцессу. А сейчас я кучка пыли. Я пыль. Бред, бред, бред…»
Решив, что бог любит троицу, Максим вырвал взглядом из толпы изящную блондинку и, не раздумывая, направился к ней, приплясывая под натиском децибел подобно раненому орангутангу. Судя по всему, блондинка была готова предаться с Максимом страсти в любой из её проявлений, что он понял по её ответной улыбке, томному взгляду и резвому язычку, описавшему круг по её пухлым губкам. К их обоюдному сожалению, не один Максим вырвал блондинку своим вожделенным взглядом. Не успел раненый орангутанг подковылять к своей добыче, как его шея ощутила беспрецедентное давление, заставившее его замереть на месте. Обернувшись, орангутанг столкнулся с суровым взглядом огромной гориллы.
– Эта телка будет моей, – прохрипела горилла на ухо орангутангу.
– Да я только «за», – пропищал орангутанг и, обернувшись к блондинке, виновато улыбнулся.
Горилла ослабила хватку, и орангутанг снова оказался на свободе.
– Кинг-Конг жив! – кинул Максим вслед своему сопернику и направился на улицу подышать свежим воздухом.
– Бред, бред, бред, – прошептал под нос Максим, оторвав взгляд от наручных часов и прикуривая сигарету. Он огляделся по сторонам. – Пошло оно все к чёрту! Вот я урод… Как отсюда выбраться? Как я сюда попал? «Фестивальная». Время второй час ночи. «Метро закрыто, в такси не со́дют».
Максим огляделся по сторонам. Улица была забита припаркованными автомобилями. К клубам подкатывали такси и к ним тут же кто-то подбегал.
– Будем ловить, – прошептал Максим.
Не успел он выйти на дорогу, как прямо перед ним остановился серый автомобиль, «Хендай» седан.
– Куда едем? – раздалось из-за опускающегося стекла, соседнего с водителем места. Максим никогда не доверял таксистам, они же, в данном случае, «бомбилы», разъезжающим вдвоем. Хотя, судя по всему, они также не доверяли потенциальным пассажирам, раз старались всячески подстраховаться.
– В Центр, – выкинув из головы подобные опасения, ответил Максим, – отель «Рапсодия».
– Круто, – послышалась реакция, – сколько дашь?
– Договоримся, – уверенно произнес Максим, открывая заднюю дверь.
– Треха, – объявил водитель из глубины салона.
– Пойдет, – согласился Максим, в тоже время осознавая, что такси он брал здесь впервые, и что три рубля за расстояние, равное десяти станциям метро это немало.
Приятель водителя весело присвистнул, и Максим убедился в том, что это действительно немало.
– Ну, поехали, что ли.
– Господин капитан, – слушал Гашек, держа у уха телефонную трубку и глядя на настенные часы, моргающие цифрами «23.10», – тело мужчины пролежало за мусорными контейнерами не менее четырех дней. Причина смерти не установлена, но судя по тому, как выглядит этот мужчина, а выглядит, точнее, выглядел он, как бомж, можно предположить, что умер он по своей воле. Тем не менее, я направил тело на экспертизу. Господин капитан, Заир опять требует с меня пиво за то, что он будет копаться ночью в двойной вонючке. Я-то тут при чём? Пусть тот, кому он мешал и проставляется, он меня постоянно терроризирует.
– А кто его нашёл? – зевая, спросил Ян.
– Соседи по подворотне, такие же бомжи.
– Тебе жалко бутылки пива?
– Господин капитан…
– Ладно, что дальше?
– Женщина восьмидесяти восьми лет…
– Сколько? – предвосхищая продолжение, спросил Ян.
– Неделя. Лечащий врач забеспокоился. Родственников нет. Врачи говорят, что умерла она от сотрясения мозга. То есть, не своей смертью. Господин капитан, но это же бред какой-то. Ей стало плохо, она упала и умерла. При чём тут…
– Тебя жалко двух бутылок?
– Господин капитан.
– Это всё? – Гашек жаждал вернуться к мемуарам Термита – он почти закончил их изучение.
– Ещё анонимный звонок. Предупредили о готовящемся убийстве.
– Вот как? И когда оно должно произойти?
– Сегодня. Сказали, что убийца ездит на такой-то машине с такими-то номерами. И назвали имя жертвы. Опять бред какой-то. У меня невезучее дежурство. Мне проверить машину и жертву?
– Проверь. – Гашек, привыкший к подобным анонимным звонкам, снова зевнул. – Сам знаешь, вдруг действительно кого-нибудь грохнут, а мы тут бомжей со старушками изучали. Когда звонили?
– Да минут десять назад. Четко всё сказали, как по бумажке и бросили трубку. Даже нет, сначала спросили, записал ли я всё, а потом бросили.
– Кто-то над кем-то похохочет. Теперь всё?
– Пока всё. А когда мы найдем машину и жертву, что нам делать?
– Убийц задержите до выяснения. Жертву… Не знаю, потребуй с неё ящик пива и расплатись с Заиром.
– Жертву найти легко, аноним сказал, где она живет. Я могу ехать за пивом?
– Свяжись сначала с жертвой и направь туда ближайший патруль. За пивом он едет. Ещё скажи, это жертва на острове Ронго, там как раз бархатный сезон открывается.
– Нет, гораздо ближе, в «Рапсодии». Это гостиница, в центре, на набережной, на скале. Та, в которой…
– Да я знаю, – перебил его Гашек, и, задумавшись, с тревогой спросил: – А имя жертвы?
– Максим Волков.
«Глаза открыты, так что, куда меня привезли, не секрет, – механически думал Максим, – ехали совсем недолго, либо совпадение, либо не имеет значения. Если меня хотят ограбить, то к чему такие сложности? Хотят выкуп? Что за бред! А ведь не очень приятно. И, судя по всему, я в шоке, раз мне ещё не страшно, и я хладнокровно рассуждаю».
Как только автомобиль, в который Максим нырнул, выйдя из клуба, покинул оживленный квартал, и оказался в районе, заставленным зданиями офисного и промышленного назначения, водитель обратился к своему напарнику со словами:
– Что-то стучит сзади, справа. Колесо, похоже. Глянешь?
Автомобиль остановился у обочины, напарник вышел и, направившись к заднему колесу, вдруг резко дернул дверь со стороны Максима, так, что тот ничего не успел сообразить, и врезал ему кулаком в висок. Сознание пропало на каких-то несколько секунд, но за это время Максим был связан по рукам и лишен голоса посредством грубого скотча.
Максима втолкнули в какое-то грязное помещение заброшенного здания, готовящегося, судя по собравшейся вокруг него строительной технике, к реконструкции. Пахло сыростью и гнилой древесиной. Максим упал в угол помещения, ударившись затылком о стену, с которой на него тут же посыпалась штукатурка. Всё было погружено в серый мрак. Уличное освещение не давало погрузиться развалинам здания во тьму, но разглядеть что-либо было невозможно. Поэтому, ни лиц похитителей, ни их одежду Максим не мог видеть. Одна из теней сорвала со рта Максима скотч.
– Подожди, дай я тебе кое-что скажу, – услышал Максим, и две тени, шедшие вслед за ним, остановились и, развернувшись, скрылись за перегородкой.
На колени Максиму упал еще кусок штукатурки. И тут он почувствовал, как его накрывает паника. Зачем отошли тени, раз их итак прекрасно слышно, он не понял, но начал об этом лихорадочно думать. И зачем с него сорвали скотч?
«Так, о чём я думаю? Зачем я здесь? Зачем они отошли? Что они хотят? Почему я не спросил их об этом сразу же? У меня был шок. Шок сменился паникой и страхом. Но я попытаюсь, я… Я… Что это всё значит?»
– Я… – Максим не услышал свой голос. Он прокашлялся. – Я… Зачем…
У Максима не получилось. Что-то глухое вырывалось из горла, глухое и нечленораздельное. Голос не то, чтобы сел, он просто пропал. Он ещё раз прокашлялся и начал глубоко вдыхать воздух. Тошнота подкатывала откуда-то изнутри и сковывала всё его тело. В ушах зашумело и забилось пробкой, как на взлете самолета. Он мог только слышать голоса.
– Мы же обо всём договорились, – говорила первая тень.
– Да, но теперь мы дошли до дела. Ты уверен, что мы делаем всё правильно? – спрашивала вторая тень.
– Абсолютно. Он всё равно не скажет, где она. Но зло нужно уничтожить.
– Как ты можешь быть уверен в том, что он зло, что он тот, о ком ты говоришь?
– Я же тебе всё пояснил.
– Но почему ты им веришь?
– Я привык доверять высшему совету.
– Но это не высший совет.
– Какая разница, сведения исходят оттуда. Что с тобой, Люк? Мы весь день готовились, и ты не сказал ни слова. Мы же с тобой воины. Мы должны исполнять свой долг. Это же наш долг – защищать Город.
– Но нам не поступал приказ. А вдруг это ошибка? Почему мы не получили приказ? Почему они сказали кто он, но не сказали, что с ним делать? И ведь неизвестно, говорили они это или нет. Почему ты ему веришь?
– Потому, что совет будет выбирать достойных солдат, тех, кому они поручат ответственное задание. Пока они будут творить ритуалы и выбирать достойных, зло может натворить… ещё больше зла. Нам выпал шанс! Мы совершенно случайно узнали о том, кто это, и, я думаю, это не случайно. Мы потом всё расскажем, и, поверь, нас простят и воздадут по заслугам. С дьяволом нельзя церемониться.
– Но он же не дьявол!
– Вот мы и узнаем…
– Стой, стой. Ты ведь понимаешь, что убить его просто так нельзя, нужен ритуал, нужно, в конце концов, убедиться, что он тот самый, тот, кто нам нужен. А если попытаться его допросить? Если он расскажет, где она?
– Не говори глупости. Ничего он не расскажет. Он не в том обличии, ты же знаешь эти шутки дьявола. Мы никогда не добьемся от него правды. Но, уничтожив его, мы войдем в историю. Мы будем легендой Ордена. Люк, неужели ты этого не хочешь?..
– Я не хочу допустить ошибку. Если мы ошибёмся, мы войдем в историю совсем по другой причине. Если мы…
– Ты малодушен. Не ожидал от тебя такого. Мы же всё обсудили.
– Как ты будешь осуществлять ритуал, если ты его не знаешь?
– Я уверен, что зло можно уничтожить без какого-либо ритуала.
– Но это неправильно. И может не получиться!
– Поверь, так надо.
Наступила тишина. Максим услышал шарканье, и из-за угла показалась тень. Она медленно подошла к нему и села на корточки. Что-то блестело в руках у тени. «Определенно, это не ложка», – подумал Максим.
– Где она? – дыша Максиму прямо в лицо, спросила тень.
В это же время Максим ощутил, как под подбородок ему врезалась холодная сталь и плашмя сдавила горло.
– Стой! – раздался возглас второй тени.
– Что ты орешь? – Отпрянула от Максима первая тень.
– Кто? – вдруг прорвался голос у Максима.
– Ты прекрасно знаешь, о ком я. – Первая тень метнулась обратно и на этот раз приставила нож острием к горлу.
– Он не понимает, о чём ты, – снова вмешалась вторая тень. – Вдруг он простой человек? Обычный человек. Тогда это будет убийством. Ты опозоришь Орден.
– Кто? – снова спросил Максим, но тут же опять потерял способность издавать звуки и лишь простонал.
– Ты видишь, как он напуган? Разве зло может быть таким слабым? – не унималась вторая тень
– Не вставай сейчас у меня на пути. Уйди, я сделаю всё сам, – сказала первая тень и, немного перевернув нож, вдавила его в горло Максима так, что он не смог дышать.
– Не нужно, – умоляюще произнесла вторая тень.
– Да выйдет с твоей чёрной кровью всё горе, что ты причиняешь людям, да низринешь ты в ад на веки вечные и не покажешь более людям лик свой. И освободится Лебедь, и взойдет принцесса на трон праведный. Да снизойдёт благодать на землю со смертью твоею. Изыди…
В это мгновение тень оттянула руку, готовясь перерезать Максиму горло, и он смог вздохнуть. Зажмурившись, он прошипел:
– Не надо…
– Полиция! Всем оставаться на своих местах! – раздался механический голос.
– Проклятье! – воскликнула вторая тень и бросилась к первой, оттаскивая её от Максима.
– Я не… – начала было первая тень.
– Потом…
Тени бросились из помещения.
– Стоять! Вот они! Стоять! Открываем огонь!
Раздался выстрел. Второй, ещё. Максим услышал топот ног. Не осознавая, что он делает, он пополз из помещения, как червяк. Заползши за угол, он наткнулся на арматуру и тут же, перевернувшись на бок, принялся тереться об неё веревкой, пока та не порвалась. Развязав руки, он всё равно не смог подняться. Он переполз в следующее помещение, заваленное строительным мусором и старой мебелью.
– Давай сюда! – послышался голос одной из теней.
Снова топот ног и кто-то пронёсся совсем рядом.
– Вот они! Стреляй!
В этот момент Максим приподнялся. Снова раздался выстрел, ещё, ещё. Что-то треснуло над ухом Максима и прочирикало, словно миниатюрный воробей, ударившись о стену, смахнув струйки бетонной пыли на его лицо. Пуля. Максим сполз по стене, перевалился и ничком пополз за кучу обломков бетонных стен и старой мебели. Забившись в самый недоступный, как ему показалось угол, он принялся ждать, чем закончится представление. Шум в ушах уже не позволял распознавать происходящее.
– Они побежали туда!
– Вижу. Всем за ними.
– А как же…
Прошло полчаса. Максим попытался себя найти. Нашёл. Он выбрался из своего убежища и присел на корточки, опершись спиной о стену. Он почувствовал, как ему было неуютно, холодно, мерзко. Особенно холодно было ногам. Максим ощупал их. Джинсы были мокрые. Максим начал лихорадочно смеяться. Смех получился сдавленным, глухим и неестественным. Максим встал на ноги и направился к выходу, но оказался всего лишь в соседнем помещении, дальше у него сил идти не было. Джинсы были тяжелые и отвратительно пахли.
– Хорошо хоть не по полной программе, – глухо прошептал Максим.
Он прислонился к стене и прокрутил в голове произошедшее за последний час. Скотч, лезвие ножа, пуля. На колени набросилась слабость и согнула ноги. Сладкий привкус во рту просигналил о приближении друзей паники. Максим успел упасть на четвереньки и его тут же вырвало. Не успел он отдышаться, как его вырвало снова. С трудом глотая воздух и отплевываясь, он поднялся на ноги и опять прислонившись к стене, сполз на корточки. Он вытер платком рот и, аккуратно сложив его, швырнул в сторону. Выковырнув из пачки сигарету, он с пятой попытки прикурил её. Руки дрожали, колени дрожали, желудок урчал, голова начала раскалываться.
– Обоссанный, облёванный, опущенный. – Максим хихикал. – Да, бабуля, ну ты и юмористка. Рыцарь я, значит. Мужество, отвага… Что там ещё? Итак, храбрый, мужественный, решительный, сильный… Ну, и так далее. Конечно же, это все я, я, я, и я. Какая дама откажется от такого рыцаря?
– Максим Сергеевич! – послышалось сквозь сон.
Укачало. Убаюкало. Тепло. Глаза медленно открылись, непонимающе озираясь по сторонам. Теплый ветер коснулся щёк. Немного трясло. Цокот копыт. Мостовая. Какой чистый и добрый вкус у этого воздуха. И эта пыль, какая она ароматная, сладкая, нежная. А эти лица вокруг. Лица, проплывающие мимо него. Дремота. Сколько он проспал? Устал с дороги. Поезд.
– Максим, – снова раздалось прямо перед ним, – что ты, в самом деле? Мы целый год с тобой не виделись. Нам ещё на прием. Ты не забыл?
– Поезд. Устал с дороги. Сколько я проспал? – Максим расправил плечи.
– Пару минут. Я решил, что ты шутишь. Не успел я отвернуться на последнем слове, как смотрю, а вы, милостивый государь, уже почивать изволите. В поезде не спалось? Что снилось?
– Да я толком не разобрал. Чепуха какая-то. Будто где-то когда-то я потерял силу, честь и достоинство. И всё разом. И, причём потерял так, что и не заметил этого, словно потерял я это всё уже давно, настолько давно, будто и не было у меня никогда ни силы, ни чести, ни достоинства. Но, что именно я видел, не пойму.
– Тьфу ты, господи! Тем не менее, не по-товарищески с вашей стороны. А всё почему? Дисциплины у вас, милый мой, не хватает. А в ваших университетах, надо полагать, всё не столь жестко, как было в училище. Свыклись вы, студент мой вечный, с университетскими стенами.
Максим улыбнулся:
– Святое место! помню я, как сон,
Твои кафедры, залы, коридоры,
Твоих сынов заносчивые споры:
О боге, о вселенной и том,
Как пить: ром с чаем или голый ром…
– Браво! Узнаю, вас, Волков. И на том спасибо, что не изменили себе, и не забили голову свою одной лишь наукой. Сколько тебе ещё прибывать в оковах обученья?
– Что ты, Ваня, бог с тобою! – вскликнул Максим. – Нет чуда более чудесного, чем познание нового и ранее неизвестного. И тем паче, направляющего потуги свои к познаниям дальнейшим. Не виден край непознанного в этом мире. И, пока его не видно, да будет славен прогресс во всех делах на благо мира.
Собеседник Максима, Иван Панин, окинув его строгим взглядом и пригрозив указательным пальцем, произнес:
– Мира, говорите. Вы, я погляжу, не только не избавились от своих безумных идей объединения мира, но и возвели это в ранг неоспоримого будущего? Или это пришлось к слову? Отвечайте немедленно!
