Артур Постинин
Смоляной дневник
10/05
Сегодня мои компаньоны отправились гулять в горы, а я остался в прокуренном номере продираться сквозь мрачную чащу записей и чертежей, которыми изобиловала черная книга. Текст мне более не казался непроницаемым. Моих базовых знаний латыни и онлайн-переводчика оказалось достаточно, чтобы разобрать значительную часть текста.
Пока понятно, что некоторые символы и сочетания букв не поддаются расшифровке, и вряд ли поддадутся… Ключ к толкованию скорее всего передавался устно. Однако, кое-какие фрагменты вполне ясны – в них описаны приготовления к некому ритуалу.
Его цель и смысл, к сожалению, скрыты от меня. Но известно, что исполнителю ритуала текст предписывает в течение полного лунного цикла воздерживаться от половых связей и любых излишеств, питаться водой и хлебом, спать не дольше трех часов, отказаться от увеселений, дабы попусту не рассеивать ум и волю. При этом рекомендуется ограничить всякие контакты с людьми, жилище покидать только после заката, а прогулки совершать в пустынных местах, лесах и пещерах. Ум должно занимать методичным повторением молитв.
По сути, подготовка к ритуалу требует от его исполнителя максимальной сенсорной депривации. Более того, необходимо ограничить не только органы чувств, но и разум! Душе предстоит спуститься в подземелья, блуждать по влажным галереям пещер, странствовать по ядовитым пустыням иных планет, плутать во жгучих льдах Антарктиды – в полной изоляции от повседневного опыта, беспорядочных фактов сознания, переживаний, сомнений и метаний. Ее удел – скользить по мирной глади чистого ума, лишенного ряби воспоминаний и теней подводных гадов. Это путешествие духа по открытому миру уютной, бархатистой тьмы, не раствориться, не затеряться в котором помогут лишь блистательные слова молитвы.
Эту практику нужно включить в сценарий! Если игрок выберет путь совершения магического ритуала, он должен будет пройти побочную миссию, которая надлежащим образом подготовит его к нему – поможет разгладить ментальные складки. Лабиринты, затопленные подземелья, пустынные планеты чуждой галактики, мрачные арктические хребты – превосходные выразительные средства для передачи опыта депривации! В ходе выполнения таких миссий персонаж должен будет собрать воедино текст молитвы. Так как эти побочки требуют полного вовлечения игрока, задания и условия не должны повторяться. При каждом следующем прохождении персонаж будет оказываться в новых мирах с иными молитвами. Их нельзя просто заучить и пройти не задумываясь. Эти миссии призваны морально подготовить игрока к совершению ритуала, а не тренировать его моторные навыки.
Важно понимать, что любые эмоции, переживания, образы прошлого или спонтанные психологические реакции способны изменит ход ритуала и привести к серьезным отклонениям, которые в свою очередь могут иметь фатальные последствия. Потеря контроля чревата не только ужасающей гибелью мага, но и потерей его бессмертной души. При самом благополучном исходе подобный ритуал закончится попросту ничем, а негативные последствия будут иметь место лишь в разыгравшемся воображении исполнителя. Подобный холостой ритуал можно сравнить с сеансом психоанализа или принятием галлюциногенов, когда потревоженное бессознательное проскальзывает своими щупальцами сквозь брешь воображения в сознание, и ум оказывается в осаде роящихся вокруг него химер. Возможно, это неплохой способ получить острые ощущения, сыграв трагическую роль в театре собственной психики, однако, цель магии иная – оказать воздействие на реальность! И здесь важно отметить, что под реальностью подразумевается не субъективная психическая реальность, которая в магическом обряде является лишь средством, а та реальность, что лежит за пределами сознания человека – реальность, в которой собственно человек и завелся, которая будет продолжаться после того, как жизнь схлынет с поверхности этой планеты, окончательно сгинув как причудливая форма организации неживой материи. Эта реальность способна по неведомым нам причинам внезапно испепелить наш мир, в долю секунды стереть его вместе с несмышлеными обитателями, не оставив ни следа – будто и не было вовсе.
11/05
Сегодня мы вернулись в Белград. Друзья отправились в город праздновать жизнь. А я снова остался в хостеле.
Итак, картина постепенно начинает складываться. Подготовив себя к ритуалу, маг должен собрать определенные предметы, воплощающие в себе стихии, а также силы и царства: ртуть, шкура черного зверя, жидкая кровь, кора сандалового дерева, пыль с перекрестка пяти дорог, роса с кладбищенских венков, болотная жижа, жабий язык, красная нить, жемчуг, череп ворона, гниющие фрукты и свежесрезанные лилии.
Затем он чертит на полу пересекающиеся сферы и раскладывает в каждую из них по одному предмету. После прочтения заклинания, из сакрализованных вещей предстоит собрать своего рода букет, который впоследствии будет служить подношением – жертвой. В помещении должен куриться ладан. Цель этой части ритуала – выстроить определенный микрокосм, создать среду для совершения магического обряда.
Важное условие: ритуал нельзя исполнять с непокрытым лицом. Поэтому неотъемлемый элемент атрибут мага – костяная маска – огромная, слепленная из гипса и инкрустированная фрагментами человеческого черепа. Это некое сверхлицо, скрывающее лик, делающее исполнителя невыразительным, неприметным, любым. Таким образом сущность, являющаяся в результате, всегда созерцает одно и тоже – вялое лицо мертвеца.
Проблема в том, что заклинание, представляет собой записанные латиницей слова другого языка, предположительно, семитского. Поэтому я не имею ни малейшего представления как правильно они произносятся и, следовательно, как они должны будут прозвучать в игре. Исковеркай их персонаж – и они не возымеют должного эффекта. Получится белиберда, абракадабра, бессмысленное сотрясание воздуха. Возможно, это еще один элемент защиты от профанов. Человек, не знающий этого языка, очевидно, не должен смочь провести ритуал. Какая ироничная и в то же время изящная мысль – если ты не способен овладеть мертвым языком, тебе вряд ли под силу тягаться с сущностями, к которым ты взываешь.
Итак, на данный момент понятно, что игроку придется собирать необходимые предметы и рисовать на полу символы. Затем, произнести заклинание и сложить из собранных элементов жертвенное подношение. К превеликому счастью игрока, фрагменты волшебной мозаики возможно разыскать на территории поместья. Ведь заботливый дедушка заранее подсуетился над тем, чтобы внук беспрепятственно исполнил его гнусную волю.
13/05
Наконец-то я дома. Мне удалось полностью перевести описание ритуала. И я собираюсь включить его в диздок. Но прежде, хочу попытаться его воспроизвести. Мне необходимо собственными глазами увидеть, как выглядят эти символы в пространстве и как двигается в нем маг. Для наглядности я начерчу их флуоресцентной краской.
Символы – это границы миров, нанесенные на мертвую материю. Это окна в другие пространства, не подчиняющиеся нашим законам. Символы обрамляют бреши в нашей реальности, очерчивают входы, сквозь которые в нее приходит потустороннее. В случае успешного исполнения предписаний черной книги пространство померкнет, а сквозь его тусклую, вязкую оболочку забрезжит сияние иных форм. Я просто обязан хоть одним глазком на это взглянуть под утробное трепыхание заклинаний.
Изображенные на полу сферы складываются к несимметричную фигуру. Произнося заклинание, маг вступает в первую из них, берет лежащий в ней предмет, делает поклон в сторону востока и спиной вперед перемещается в следующую сферу. Затем снова произносит заклинание, берет в руки предмет и склоняется пред востоком. Движение мага происходит по кривой, зигзагами. Оказавшись в заключительной – самое крупной сфере, он должен сложить из предметов букет и повязать на него красной нитью. За этим следует финальное прочтение заклинание. И маг сжигает подношение. В дыму и пламени должна явиться сущность, обозначенная в книге буквами K A R A Z U.
Сегодня в полночь я спущусь в подвал и попытаюсь воспроизвести ритуал. Конечно, я не верю в его действенность. Тем не менее, мне тревожно…
Вероятно, я делаю это лишь для того, чтобы ощутить особую атмосферу запретного действа, получить дозу адреналина, находясь при этом в полной безопасности. Похожие чувства испытываешь в раннем детстве, слушая жуткие истории или проходя мимо комнаты с выключенным светом. Тогда темнота и скрывающиеся в ней чудовища воспринимались взаправду, более того они выражали собой загадочную реальность, имели ее черты. В момент переживания этого опыта, совершенно явно ощущаешь, что то, с чем ты столкнулся не случайно. Это невозможно придумать, как бы не пытались тебя убедить в обратном взрослые. То что ты воспринимал было абсолютно независимо от скудного детского опыта и простираются далеко за его пределы.
Я помню, как оставаясь один в квартире, отчетливо ощущал на себе чей-то пристальный взгляд – пустой и безмолвный. С возрастом эти чувства растерялись, но они запечатлелись в моей памяти. Я помню, каково это ощущать то, чего нет, – то, против чьего существования свидетельствуют органы чувств. Но свидетельствуют неубедительно.
Впоследствии, мы переучиваемся воспринимать мир, полагаемся на ум глаз и ушей. Привыкаем удовлетворять потребности своих органов, становимся ими одержимы. Сам язык внушает нам пиетет перед головой, мозгом и его нервными отростками, воспринимающими и обрабатывающими повторяющиеся сигналы. Эта, безусловно, выигрышная с точки зрения эволюции стратегия все же лишает нас целой гаммы эмоций. Подчас ужасных, но оттого не менее ярких, насыщенных и странно притягательных. Сейчас же мне кажется, что я окончательно потерял возможность видеть цвета или ощущать запахи детства.
14/05
Моя жизнь стремительно меняется. Ко мне вернулись силы и вдохновение, и я готов продолжить работы над сценарием. Чрезмерная сложность вызывала во мне парализующий ужас, я боялся запутаться в хитросплетениях сюжетных линий, страх увязнуть и пропасть буквально душил меня. Но теперь он испарился, выветрился и потерял надо мной власть. Во мне нет больше места для тревог, я не могу позволить ментальным паразитам кишеть во мне, пировать за счет моих слабостей, процветать, пожирая радость.
Кажется, мир наконец протянул мне руку. Каждый день я встречаю людей, которые улыбаются мне, приветственно кивают, смотрят с одобрением и даже каким-то восхищением. Как будто они знают, кто я и чем занимаюсь. Будто во времени произошел сбой, сдвиг, и я сам того не зная внезапно перенесся в тот момент, где я уже успешен, богат и знаменит.
Я внутренностями ощущаю, что это неизбежно произойдет. Мой демон поддерживает меня, он диктует мне тексты, сообщает о том, чему должно случиться. Будто будущее заранее предопределено, записано, и проигрывается в режиме реального времени. Вещи встают на свои места в момент, когда перестаешь сопротивляться реальности. Фрагменты складываются в цельную картину и появляется то, чему суждено.
Настоящее – лишь преобразователь, приспособление для перевода будущего в прошлое. Это игла проигрывателя, вонзенная в бороздку вращающейся пластинки времени. Она позволяет нам здесь и сейчас слушать записи судьбы. Лишь только мы проникаемся мелодией, как она необратимо растворяется в тишине. И вместо одного мотива звучит другой.
Мой внутренний демон знает эти композиции наизусть, он может насвистеть любую из них. И мне кажется, что часть меня уже когда-то проживала это, будто все повторяется снова и снова, претерпевая лишь незначительные декоративные изменения. Возможно, какой-то другой я уже придумывал эти сюжеты, но вместо игрового сценария, он писал рассказ, или сочинял эпос или даже миф, или черной как смоль ночью, сидя у костра, рассказывал своим соплеменникам страшную историю. Возможно, мы обречены снова и снова пересказывать одно и то же. Но в этом нет ничего плохого! Наш вид от других отличается тем, что мы беспрерывно воспроизводим истории, используя фантазию и воображение мы ткем из языка рассказы. Мы пересказываем будущему прошлое, как бы пытаясь не забыть, что услышали. И боимся остановиться, потерять контроль и отдаться музыке судьбы.
Видеоигра по сути своей – кино, а игрок – режиссер. В заданных сюжетом обстоятельствах он разыгрывает предпочтительные ему линии развития. Игровой персонаж – это главный актер, покорно следующий предписаниям режиссера. Игрок – контролер, суперэго, персонаж – деятель, агент, эго, мир игры – упрямая среда, реальность, фундаментальное первичное начало, в которое погружен персонаж. В мире игры он действует, сражается, гибнет, воскресает под чутким надзором своего руководителя.
Игра – это вещь в себе. Единственный навык, который приобретает игрок – умение эффективно оперировать персонажем в рамках сюжета и сообразно законам мира. Впоследствии, этот навык никак игроку не пригодится, а вещь в себе останется пылиться на полке. Но в нем останется тоска по временам, когда он, вопреки телесным потребностям и социальным нормам, одной лишь волей посредством игрового персонажа менял реальность фантазийного мира.
Видеоигра, пожалуй, ближе к жизни, чем литература. Она более органична для человека, чем поэзия. В персонаже мы видим отражение себя – свое я и окружающий его мир. Игрок – та надчеловеческая функция, которая была до нас и будет после, которая ведет нас сквозь мир полный опасностей, в котором есть все, что только можно себе вообразить – все сюжеты всех жанров. И мы гибнем в нем, и вместо нас появляется другой, который, как и мы будет биться, разгадывать загадки, скрываться, ковать планы и сочинять стратегии, участвовать в гонках, убивать, флиртовать и в конце концов умирать, чтобы воскреснуть в другом. По крайней мере, мне спокойнее от этой мысли, потому что выходит, я не один, а всё в своей целостности и совокупности кем-то или чем-то управляется.
29/05
Сегодня со мной произошло нечто замечательное. Я решил было перестать вести дневник, и даже стереть его, но случившееся, пожалуй, опишу напоследок.
Один из друзей пригласил меня в бар на вечер стендапа. Я, признаться, терпеть не могу стендап, но все же согласился. Мне необходимо было проветриться и сменить обстановку, так как в последние дни я не покидал квартиры, стараясь как можно скорее закончить и подготовить к подаче диздок. Я сильно увяз в документе и вышел далеко за его рамки, так как описывая уровни, чрезмерно углубился в детали. Даже сейчас я не могу остановиться, и словно одержимый продолжаю наматывать все новые сюжетные линии на без того сложные хитросплетения, с каждым новым витком все туже и туже. Они вьются в моей голове, прорастают насквозь и завязываются в узлы. Их оцифровка, перенос на виртуальный лист, сокрытый в чреве сервера, приносит временное облегчение. Однако, ненадолго… Вдохновение есть форма проклятия по силе разрушительности сопоставимая с его полным отсутствием.
Итак, жарким весенним вечером бар был набит под завязку ликующей публикой, на террасе перед столиками одиноко торчала микрофонная стойка, подсвеченная испепеляющим лучом прожектора. Играла музыка, люди оживленно беседовали, пили коктейли и громко смеялись. В круге света то и время возникали остряки, которые, ехидно щурясь, рассказывали заранее заготовленные шутки и демонстрировали трюки общения с публикой. Это напоминало выступление жонглеров и фокусников, оперирующих не предметами, а словами. За всем этим юмором проглядывались стандартная формула, четкие правила, сообразно которым, комики конструировали свои шуточный приспособления.
В пик бродящего веселья, когда публика наслаждалась бурлением, торжественно кричала, млела от зноя, мякла и сползала с кости, на сцене возник невзрачный мужчина средних лет, невысокого роста, полноватый, с курчавыми ржаными волосами. Он неторопливо шагал к микрофону, таща за собой белый пластиковый стул. Оказавшись в свете прожектора, мужчина поставил стул и тут же рухнул на него. Утомленный и бессильный он развалился, окончательно потеряв форму. Вытерев ладонь о штанину, он лениво протянул руку в стойке, небрежно выдернул из держателя микрофон и медленно поднес его к равнодушному рыхлому рту. Его кривые, тонкие губы расползлись в стороны и, звучно выдохнув, мужчина начал свой монолог.
Низкий голос артиста звучал монотонно, в его интонациях доминировали разочарование и скука. Я не могу дословно привести текст выступления, но сказанное им сильно потрясло меня… И не только меня – кажется, оно поразило всех присутствующих.
Смотря желейными глазами сквозь публику, выступающий безэмоционально проговаривал вещи поразительно грязные, оскорбительные и даже кощунственные. Артист откровенно глумился над публикой. Обращаясь к собирательному образу пришедшего на вечер любителя стендапа, он унижал сидящих на террасе молодых людей и их спутниц. Безучастно ровняя слушателя с землей, он отстраненно возил их лицом по полу привокзального туалета, каждое слово перемежая смачными ругательствами. Он хулил их ценности, осквернял представления о себе, душил, давил, обнажал и наотмашь хлестал самооценку. При это делал это без какого-либо энтузиазма или садистского сладострастия. Так, будто должен, обязан был до них это донести.
Вначале публика испуганно замерла, затем послышалось сдавленное возмущение, но кое-где все же начал прорезаться редкий смешок. Кажется, слушатели наконец распробовали изрыгаемые в её адрес нечистоты и даже стали получать от этого странное удовольствие. Несмотря на запредельную эксцентричность, образ артиста был харизматичным, а текст – невероятно остроумным. Поразительным образом слушатель отождествлял себя именно с говорящим, а не с жертвой изгалений. Они желали видеть в нем себя – острыми, безжалостными, неистово фонтанирующими грязью в калейдоскопе самой смрадной брани, способными с легкостью уничтожить своих оппонентов липкими шлепками словес.
Спустя мгновение публика уже самозабвенно заливалась звонким смехом, смакуя потоки вербальных зловоний.
После выступления я увидел этого артиста стоящим у барной стойки. Казалось, он был погружен в свои мысли и, напряженно вглядываясь в пустоту перед собой, большими глотками пил пиво из пластикового стакана. То и дело, проходящие мимо парни заливались неискренним смехом и хлопали его по плечу, неуклюже выражая таким образом высшую степень одобрения и сопричастность. Но юморист не обращал на них ни малейшего внимания. Он будто прибыл сюда из параллельного – колеблющегося в миллиметре от нашего – мира, явился из зловещей долины, где обитают похожие на людей существа. Но с едва уловимым отличием, и оно сводит с ума, вызывает приступы тревоги и беспокойства. Эта капля разливается морем, под мертвой гладью которого беснуются течения. В нём захлебываются случайные путники и навсегда пропадают предметы. Это первая капля всемирного потопа, намекающая на скорую и неизбежную гибель. Меня всегда привлекали необычные люди, но от этой особи я не мог отвести глаз – смотрел словно завороженный, отчаянно пытаясь разглядеть трансцендентные приметы, считать черты лежащих за пределами нашего мира реальностей.
– Ты что – влюбился, – озорно прокричал мне в ухо друг, с трудом прорываясь сквозь оглушительную музыку. – Хочешь познакомлю?
– А ты с ним знаком? – спросил я с наивность внезапно пробудившегося человека.
– Нет, но это не проблема, – заговорчески улыбнулся мой товарищ. – Я смотрю, ты глаз с него не сводишь. Я знаю, тебе тяжело дается общение с кем-либо сложнее черепахи. Но на то мы и друзья, чтобы я продавал твою унылую рожу случайным жертвам. А потом не принимал ее обратно по гарантии, когда они надумают сбежать, не вынеся твоего напряженного молчания.
– Ты прав как никогда, ни на что другое ты, действительно, не годишься, – парировал я.
Я встал из-за столика, положил руку на плечо спутника и сказал: “веди меня”.
Мы подошли к угрюмому артисту, который уже допивал последний стакан бесплатного пива и собирался уходить. Мой болтливый приятель отрезал ему путь отступления, преградив своим туловищем проход мимо барной стойки. Всю свою сознательную жизнь этот парень работает в продажах, отчего у него развилась способность впаривать даже испорченный товар, вроде меня.
– Привет! – сказал спекулянт отношениями. – Нормальный стендап, друг, довольно сносный.
– Это не стендап, – без малейшего интереса ответил ему артист. – Это ситдаун.
– Ха-ха, остроумно, – не унимался сводник. – Слушай, я понимаю, тебе это, наверное, говорят каждые пять минут, но мне действительно понравилось представление. Это глоток свежего воздуха в затхлой комнате стендапа…
– Это не стендап, – перебил его кислый юморист. – Мне пора.
– Да, да, не стендап… – поспешил согласиться мой торгаш. – И это только совпадение, что ты выступал на вечере стендапа. Прости, черт попутал… Твой номер по сравнению со стендапом, это как БДСМ и дружеский поцелуй в щечку.
Я прочитал в глазах моего напористого друга, что теперь для него это стало делом принципа.
– Не пойми меня неправильно, – продолжал он. – От поцелуя в щечку, я, конечно, тоже никогда не откажусь… Хотя френдзона…
– Не сомневаюсь, – перебил его артист ситдауна, отворачиваясь.
Стратегической ошибкой приятеля была слишком отчаянная, и оттого неуклюжая попытка шутить с шутником. Этот парень такими “юмористами” перекусывает перед сном прямо из холодильника, а затем сладко засыпает, выковыривая из зубов фрагменты мышечных волокон.
– Ладно, ладно, я понял тебе пора бежать – писать новую программу, – не унимался продажник, пытаясь размассировать окоченевшую плоть. – Так сказать, резать правду матку о нас – ничтожествах. Но перед тем, как ты совершишь фатальную ошибку и покинешь нас, позволь представить тебе моего друга. Он тоже автор, писатель в своём роде…
Он больно ткнул меня острым пальцем в грудь:
– Уверен, вам будет о чем помолчать, голубки. Мой друг, кажется, в тебя влюбился, и ты разобьешь ему печень, если не дашь шанс наскучить тебе. А в награду, он купит тебе еще стакан пива.
Юморист посмотрел на меня. Казалось, он не понимал, что происходит, и этот напор доставлял ему дискомфорт. Я покраснел от неловкости.
– Э-э-э, да… – начал я сдавленным, направленным внутрь голосом. – Я действительно, хотел… Не знаю, пообщаться.
– Поздравляю, – засмеялся мой так называемый друг. – Это была самая невнятный спич, что я слышал. Думаю, мы только что его потеряли. Все пропало, нас обманули – расходимся.
В этот момент я ощущал себя персонажем нелепой игры, начав которую, ты отчаянно пытаешься разобраться с правилами, кажущимися невероятно сложными. Но затем приходит осознание, что на самом деле просто сюжет и геймплей кривые. Мне показалось, что все это было огромной ошибкой, и я уже жалел, что вообще согласился на ход, который по логике игры неизбежно приведет к поражению. Однако, извращенная логика разработчиков пошла вразрез со здравым смыслом.
– Хорошо, пожалуй, я выпью стакан с тобой, – сказал он мне. – Но тебе придется незаметно отшить этого болтуна. Окей?
Артист говорил это нарочито громко, и на слове “окей” многозначительно посмотрел на моего приятеля и подмигнул ему.
– Тебе стоит отречься от него, пока не поздно, – продолжил мрачный шутник, – с достойными людьми он тебя вряд познакомит. Разве что, со старухами с рынка, на котором торгует. Пойдем!
– На ходу будет трудно пить, – неуклюже отшутился я. – Давай, я закажу напитки.
– Ладно, голубки, с вами было уныло, – сказал мой друг демонстративно зевая. – Схожу проверю, не сожгли ли мой ларек конкуренты.
Конечно же, мой друг пришел сюда не ради стендапа, и в глубине души он был рад, что ему удалось от меня избавиться. Все, что его здесь интересовало – это студентки, которых легко соблазнить, даже не прикладывая особых усилий. Мой друг веровал в статистику и полагал, что, если предложить секс большому количеству нетрезвых молодых женщин, хоть одна, да согласиться.
– Так, ты и вправду писатель? – взял на себя инициативу юморист.
– Я, да, но сейчас я работаю над игрой, – говорил я от волнения сбивчиво.
– Какой игрой? – заинтересовался артист.
– Да, видеоигрой, – сказал я, часто отпивая из стакана, чтобы скрыть смущение. – Но она пока что на начальной стадии… Особо нечем похвалиться… Я только придумал идею, описал локации, персонажей и основную концепцию. Если компания примет ее на разработку, я буду работать над сюжетом. Я пока не готов делиться деталями. Ты уж извини, если проекту дадут ход, мне будет запрещено их разглашать.
– Понимаю, это конкурентный бизнес, – ухмыльнулся мой собеседник. – Не то что, юмор. Тут ты, наоборот, спешишь как можно быстрее рассказать всем свои шутки, причем в нескольких местах одновременно. Наверное, нелегко хранить в себе идеи, которыми нельзя ни с кем делиться… Хотя определенный шарм, наверное, в этом есть – когда ты знаешь нечто, чего не знаю другие. Ты придумал это, это храниться в твоей голове, а мимо ходят люди, которые ни о чем и не догадываются.
– С одной стороны, это действительно так, – согласился я охотно. – Но проблема в том, что ты и сам не понимаешь, что в себе носишь – серебро или алюминий. Вы в юморе постоянно апробируете шутки, проверяете их на живых экземплярах.
– Публика для меня не имеет значение, – сказал он устало улыбаясь. – Я не пытаюсь заигрывать с ней. Я говорю, что хочу, а их дело – принять и приспособиться.
– Да, я это заметил, – усмехнулся я. – Твои тексты достаточно бескомпромиссные. Я не был уверен, что люди готовы слышать о себе такое, да еще и в жесткой форме. А они будто не могли поверить, что это происходит на самом деле. Стендаперы пытаются найти общее с публикой, воззвать к схожему опыту или образу мысли. Но ты идешь от обратного.
– Приятно встретить человека, знающего толк в юморе, – мне показалось, я услышал в его словах лукавство, поэтому не мог воспринять их всерьез.
Тем не менее, я продолжил общаться с ним искренне.
– Мне показалось, – отметил я. – Они сами смешили себя, будучи неспособными принять противоречивость происходящего. Смех выделяется из человека каждый раз, когда сознание встречается с немыслимым.
– Тут я, пожалуй, соглашусь с тобой, – гаркнул он, отпив большой глоток. – Я вижу суть юмора в тонкой игре парадоксами, в слиянии разнородного. Мозг испытывает облегчение и радость каждый раз, когда происходит синтез противоположностей, когда снимается конфликт и испаряется возможность опасного столкновения. Поэтому у человека слезятся глаза, он вздрагивает и задыхается.
Мой собеседник заглотил еще порцию, вытер пену с губ и продолжил:
– По правде говоря, я не ставлю перед собой цель рассмешить слушателей. Все, что я делаю – говорю им в лицо правду.
– Парресия, – перебил я.
Я часто грешу тем, что невпопад формулирую мысли за собеседника или заключаю сказанное им, так будто понимаю лучше него.
– В каком-то смысле – да – парресия, – лениво подтвердил он, не обращая внимание мое вмешательство. – Говорить правду людям, народу – значит говорить правду власти, ведь в современном обществе принято считать, что власть рассеяна среди людей. Поэтому быть шутом сегодня, значит развлекать правдой народ, а не короля.
– Да, но зачем? – удивился я. – Для чего ты это делаешь? Они ведь думают, что это шутки.
– Я делаю это только для себя, ведь говорить правду приятно, – усмехнулся он. – Говорить правду – полезно и необходимо для собственного благополучия. Никакого другого смысла в этом нет. Мой организм поощряет меня за правдивость чувством удовлетворения. А когда противоречие и есть правда – юмор становится исповедью.
– Пожалуй, так, – сказал я, наслаждаясь хмельной беседой. – Однако, юмор подразумевает скрытность, неочевидность, двойное дно. Юморист никогда не говорит открытым текстом, не раскрывает свои карты.
– В этом и проблема стендапа, – подхватил мой собутыльник. – Во время выступления, шутки не просто разжевываются и кладутся в рот слушателю… Слушателя готовят к шутке! Его открыто предупреждают, что сейчас надо будет смеяться. Слушатель всегда точно знает, когда будет панчлайн. Это как с собаками Павлова: сигнал-корм-выделение желудочного сока, сигнал – выделение желудочного сока. Ты, возможно, наблюдал как люди входят в раж и ржут над каждым словом. Это чистой воды внушение. Именно поэтому я и дистанцируюсь от стендапа. Я не манипулирую эмоциями, я подаю правду под видом шутки, но лишь для того, чтобы она была воспринята, а затем постепенно растворилась в организме и оказала воздействие.
– Но сокрытие своих намерений – тоже манипуляция, – запротестовал я.
– В конце концов, не моя вина в том, что правда звучит как шутка, – он замолчал, окунув губы в пиво.
Только в этот момент я осознал, что мы даже не представились друг другу.
– Меня зовут Том, – сказал я, протягивая ему руку.
– Приятно, Том, меня зовут Мартин, – представился он, нелепо тряся моей рукой. – Послушай, мне действительно пора бежать. Но я чувствую, что нам с тобой предстоит встретиться еще раз. Давай я запишу твой номер и позвоню на неделе.
– Да, конечно, записывай, – и я продиктовал Мартину номер телефона. – Был рад знакомству!
– И я, – подмигнул мне Мартин, залпом осушил стакан и растворился в мерцающей толпе.