Андрей Умин
Мехасфера: Ковчег
Один покореженный вездеход тащил на себе оставшихся без брони морпехов и еще два закованных в экзоскелеты солдата шли рядом. Альфа и Чарли сохранили полное обмундирование, но подспудно догадывались, что скоро настанет и их черед принести жертву мутантам. Из лошадей выжила лишь половина. Одно животное разорвал на части берлог, второе сломало ноги о корягу при бегстве из того жуткого окружения, а третье просто упало без сил в сотне метров от края леса. Его сердце остановилось раньше, чем голова коснулась земли.
Отряд вышел к серому озеру возле какого-то богом забытого городка. По леденящему кровь совпадению на старом железном знаке алело «Медвежьегорск». Территория чертовых медведей, если верить старой терминологии. Но от него осталось только название да завод у самого берега. Никаких зданий, жителей и даже рейдеров не наблюдалось, одни лишь выжженные фундаменты. Может, местность давно опустела, а может, здесь жили рейдеры, но разбежались при первых звуках стрельбы и теперь наблюдали за странными солдатами с расстояния. Отряд по-прежнему отбивался от идущих по его следу мутантов, и если у людей, лишенных отдыха и пропитания, силы быстро заканчивались, то у дикси с каждым новым экзоскелетом они только множились. Морпехи еле сидели на вездеходе, а инки с трудом передвигали ноги. Губы у всех побелели, а суставы припухли от нагрузки. Лишь с появлением озера к людям вернулся лучик надежды, пугливо летающий по черным дебрям загнанных душ, как средоточие жизни, как единственный шанс на спасение. Его было очень легко спугнуть, поэтому даже грезили люди робко и осторожно. Последние три дня заставили убедиться, что не может все хорошо закончиться, просто не может.
Самой воды никто не видел, но все понимали, что она должна быть, ведь после прибрежного завода пейзаж превращался в ровный слой мусора без единого деревца или покосившегося строения. Только вот типичного водного блеска нигде не наблюдалось. Чуть приглядевшись, инки заметили, как распластавшийся на километры слой пластиковых отходов мерно покачивался на волнах. Чем сильнее из-за спин людей дул северный ветер, тем сильнее вздымался и оседал пестрый узор отходов – так шевелится брюшко животного, когда оно дышит.
– Вода! Под мусором вода! – возрадовался Эхо.
– Не пить ее! – рявкнул Альфа. – Она заражена так же, как все ручьи в лесу.
Один за другим люди валились на землю между шипящим заводом и берегом, не в силах даже ползти. Инки не дожидались, пока лошади остановятся и просто спрыгивали с них на траву. Сами животные были на последнем издыхании, и стоило замедлить ход, как они падали замертво. На ногах остались только закованные в броню Альфа и Чарли. Они же больше всех отстреливались от орд нападавших.
Без дождя лазеры возвращали себе звание самого смертоносного оружия Пустоши, только вот зарядов осталось совсем немного.
– У меня десять процентов аккумулятора, – сообщил полковник, увидев мерцание индикатора возле прицела.
– У меня пять! – озлобился Чарли.
Майор лихорадочно отстреливался от взбесивших его мутантов, которые вываливались из леса рядами, как космические захватчики в аркадной игре тысячелетней давности. Ему открылась самая высокая сложность, доселе никому неизвестная, – ряды тварей появляются бесконечно, а заряд лазера постепенно садится, к тому же у тебя всего одна жизнь.
– С севера идет вторая волна, – доложил Куско.
– С юго-востока тоже, – принес печальную новость Хан.
Основные силы врага наседали с востока и остался только один путь отхода – по озеру на юг. В обратную сторону от «Ковчега».
– Эхо, свяжись с Кораблем, вдруг он сейчас в зоне радиоперехвата, – командовал Альфа. – Дельта, хватай всех и бегом стройте плот, пока мы с Чарли держим этих тварей.
Дельта кивнул. Вместе с тремя оставшимися солдатами он рванул в открытые ворота завода. Судя по разбросанному вокруг пластику, его губительный конвейер производил тару. В озере плавали бутылки разного размера – от маленьких до самых больших, и наблюдавшая за происходящим Лима поняла, что задумал полковник. Она бросилась к мертвой лошади и попыталась вытащить из-под нее поклажу. У девушки, конечно, ничего не вышло.
– Что ты делаешь? – спросил Куско.
– Нужна клейкая лента и веревки, – прохрипела она, все еще пытаясь сдвинуть животное. – Солдаты будут собирать плот из бутылок.
Теперь до всех дошло. Пустые бутылки имели превосходную плавучесть и, будучи собраны в подобие плота, удержали бы на воде весь отряд.
Куско схватился за тушу животного и вместе с Ханом и Космо приподнял ее, освободив сумку с хозяйственными принадлежностями. Остальные инки принялись рыться в поклаже второй лошади, извлекая на свет божий скотч, веревку и изоленту.
Единственным, кто не мог ничего делать, был Пуно. За минуту до этого он свалился на землю и уже не мог встать. Ноги тряслись от холода, а остальное тело от боли. Губы потрескались и на них проступила кровь. От жара пылали глаза и пенился пот. Вся свободная жидкость в организме закончилась, и через поры выходила какая-то липкая субстанция, перемешиваясь с лесной грязью, уже давно покрывшей весь отряд, словно вторая кожа. Эдакий «загар» избранных, отпечаток пережитого ада. И ведь не отмоешься от него, не зайдешь в озеро ополоснуться. Вся природа хочет тебя убить, даже вода. Выжить сложно даже здоровому человеку, а раненному попросту невозможно.
Пуно едва слышно стонал, но, даже если бы он молчал, его страдания хоть за версту все равно ощущала бы Лима. Она не понимала, как это работает, да и времени не было даже на более важные вещи, типа спасения своей жизни, не говоря уже о самоанализе. Ощущала и ладно, значит, так было надо.
Блестящие на красном дневном свете глинистые тела морпехов показались из ворот завода, на крыше которого смолила труба. С дальней стороны вдоль озера к нему шел нефтепровод, превратившийся теперь в фонтан похожей на шоколад жидкости. Горючая кровь Земли попадала напрямую в озеро, но и заводу чуть доставалось – самому убийственному для экологии углепластиковому заводу с дышащей жаром, словно голова дракона, трубой. Когда-то у самого ее основания работала очистная система, собранная из каких-то особенно навороченных механизмов, но из-за своей сложности они уже давно вышли из строя. Как верно заметил один безымянный обитатель Пустоши, первым гибнет все лучшее, а гадость и нечистоты, подобно сорнякам, невозможно выкорчевать.
Последняя ремонтная бригада проезжала в этих краях пятьсот лет назад, и с тех пор в рабочем состоянии осталась только самая надежная и опасная система создания пластика. Даже у заводов оказалось свое подобие эволюции и естественного отбора. Как в случае с миром природы, из всего разнообразия производств выжили только самые простые, стойкие и разрушительные, своего рода мегамутанты и рад-насекомые от мира машин. Где нормальные фабрики электроскутеров или скоростных катеров, так нужных сейчас беглецам? Там же, где девяносто девять процентов живых существ некогда зеленой планеты, – только в книгах и энциклопедиях марсиан.
Но люди пытались воспользоваться даже тем малым, что дает Пустошь. Из ворот завода полетели двадцатилитровые бутылки. Дельта и один из солдат хватали с конвейера бесхозную тару и энергично швыряли в сторону берега, где их сослуживцы и инки уже приготовились скреплять все воедино.
Альфа и Чарли сжигали остатки батарей, светя лазерами во все стороны и выглядя при этом как живые диско-шары, испускающие лучи на вечеринке по случаю Хэллоуина. Мутанты подошли к событию очень ответственно и нацепили на себя самый омерзительный прикид со времен ужастиков конца двадцатого века, даже заморочились на реалистичный гной и текущую изо рта кровь. Люди же лишь поначалу выглядели достойно в футуристических экзоскелетах, но к концу вечеринки растеряли свой шарм.
– Держать оборону! – командовал Альфа. – Еще пять минут!
– Хоть десять, если это позволит мне убить больше тварей! – надрывался майор.
Дельта с морпехами и краснокожими мастерил плавсредства у самого берега возле завода. В нескольких метрах от кромки мусора спиной к ним стояли Альфа и Чарли, постепенно оттесняемые каннибалами от края леса. Скорость мутантов росла по мере их приближения к оставшимся у людей источникам концентрированного урана.
Поначалу Дельта хотел собрать один большой плот, но резкий порыв ветра едва не унес груду сбитых друг с другом бутылок, поэтому решили мастерить два плота. Наспех склеенный первый плот рос на глазах, и один его край уже вяло покачивался на волнах мусора, где-то глубоко под которым ощущалась вода.
– Что со связью? – с надеждой спросил полковник.
Ответственный за радиостанцию солдат склонился над торчащим из единственного оставшегося вездехода приемником и нервно крутил переключатель каналов, слыша в ответ пустое шипение на цифровых волнах. Автоматический поиск не дал никаких результатов, и солдат пытался вручную найти частоту Корабля, словно не мог покориться судьбе. Судно в этот момент прореза́ло просторы космоса совсем на другой широте.
– Тишина, – ответил он и сверился с ручным компьютером. – Космолет будет над нами где-то через час.
– У нас нет этого времени, – вздохнул Альфа. – Грузимся на плоты!
Под заградительным огнем двух лазеров морпехи принялись переносить остатки снаряжения и припасов на свой плот, а инки на свой. Краснокожие до последнего пытались спасти лошадей.
Вторая девушка из отряда инков никак не могла смириться с тем, что ее животное не попадет на плот, и побежала к любимому скакуну далеко за линию огня, к тому времени уже почти приблизившуюся к берегу. Девушка склонилась над лежащей на боку лошадью, гладила ее морду и гриву, шептала что-то в точеное ухо, но в ответ ничего. Животное не откликалось. Краснокожая зарыдала и обхватила шею коня.
– Брось его! – кричал Куско, но выстрелы и крики, питаемые паникой, топили в себе любые слова.
Он крепко взял руку Лимы, чтобы она тоже не выкинула подобный фокус. Он пришел сюда ради нее… в том числе ради нее и не хотел потерять главную возможность стать новым вождем.
– Грузите только самое ценное! – продолжил руководить отплытием, когда понял, что до убежавшей уже не достучаться.
Их плот покачивался на волнах, и по высоте торчащих из мусора связанных между собой бутылок было видно, сколько еще груза он сможет принять. Почти все инки уже забрались на шаткую пластиковую конструкцию, и плоские донышки почти скрылись в жиже озера.
Лима воспользовалась моментом, когда Куско забрасывал на плот свое оружие и отпустил ее, – бросилась к лежащему неподалеку Пуно. Ведущие заградительный огонь морпехи уже поравнялись с обессилевшим парнем и продолжали отходить все дальше назад, оставляя огромные экзоследы на береговом песке. Их вездеход остался далеко впереди, но между ним и озером все еще бегал радист, перетаскивая как можно больше полезного груза с вездехода.
– Пуно, – взмолилась Лима.
– Да, все хорошо, – бредил парень.
– Можешь встать? Нам нужно на плот.
– Да, конечно, – пробормотал он, глубоко вздохнул и просто закрыл глаза, обняв себя за плечи, чтобы хоть как-то согреться. Возможно, ему казалось, что он встает и через силу идет к воде.
Лима взяла его под руки и потащила к плоту. Очень медленно, не потому, что боялась нанести ему травму, а потому, что было чертовски трудно. У самой кромки озера ее остановил Куско.
– Никаких раненных, – с нотками торжества в голосе сказал он. Сложно было держаться невозмутимо, когда умирал твой соперник. – Иначе утонем.
– Я привяжу еще несколько бутылок к плоту! – воскликнула девушка.
Парень схватил ее за плечи и крепко сжал, глядя прямо в глаза.
– Когда? Когда, черт подери, ты их привяжешь? – Он повернул ее голову в сторону крадущихся в десяти метрах от них дикси. Счет шел на секунды. – И чем? Лента закончилась, веревки тоже. Да я боюсь, что даже такой плот развалится! Куда его еще увеличивать!
Куско ослабил хватку, и Лима безвольно опустилась на колени возле стонущего от жара Пуно. Гонимые ветром волны озера прибивали к ее ногам органический мусор – детрит, ласкали их чем-то похожим на воду. Прибой намочил волосы парня. Он почти достиг спасения. Почти.
В этот момент оставившую коня краснокожую все-таки схватила за ногу голодная тварь. Инка уже смирилась со смертью животного и повернулась к своим, но не увидела зашедшего с фланга дикси. Лазеры иссякли, и солдаты почти перестали отстреливаться, что открыло большое окно возможностей для мутантов. Альфа и Чарли каждую минуту доставали батарею из магазина и стучали ею по металлу, как делают порой с аккумуляторами, чтобы набить еще немного заряда, но его хватало только на несколько выстрелов.
– О господи, нет! – вскрикнула Лима и закрыла руками лицо, которое оказалось мокрым от слез.
На ее глазах дикси разорвали девушку возле любимой лошади. Один пронзающий воздух хруст, и Лима осталась единственной представительницей прекрасного пола в отряде. Инки уже заняли свои места на плоту, не хватало только ее. Куско склонился с самого края пластиковой платформы и протянул ей руку.
– Прыгай сюда.
Лима подняла на него блестящие, словно залитые морской водой, голубые глаза.
– Может, теперь для него будет место! – Она испугалась своей неуместной радости, но чужая смерть вернула ей почти потерянную надежду.
– Я же сказал, никаких раненых! – рявкнул Куско. Он, раздраженно, смотрел на отходивший от берега второй плот. Морпехи уже отплывали.
Лима стояла на своем. Она не собиралась умирать и рано или поздно запрыгнула бы на плот, но ей хотелось выжать максимум из сложившегося момента. Ее дикий взгляд не позволял угадать, блефует она или нет. Может быть, и вправду останется. Что тогда? Как стать вождем?
– Я прошу! – рычала она, пока Пуно жадно глотал воздух ртом.
Он бредил, и ему казалось, что он уплывает отсюда быстрее любого плота. Он действительно уплывал, но на волнах горячки.
Последняя фраза Лимы вызвала злость у Куско.
– Просишь? Да ты смотреть на меня не хочешь, пока тебе что-то не понадобится. Думаешь, имеешь право о чем-то просить? Нас посватали старейшины племени! Наш брак был предрешен предками! Я всегда рядом, забочусь о тебе, а что делаешь ты? Только плюешь в ответ! Нет, не только. Еще иногда что-то просишь! Это что за подлое отношение?
Лима застыла в беззвучном оцепенении. Она вдруг почувствовала себя на месте Куско и поняла его, действительно поняла. Как бы противно это ни звучало, но они действительно были обручены, и Лима не могла лишь требовать что-то от будущего супруга, она и сама должна была что-то давать. Раньше она не верила в свою уже свершившуюся судьбу, отбрасывала тяжелые мысли, будто так с ними никогда не придется разбираться, и лишь теперь поняла всю неотвратимость своего нежеланного брака. От него нельзя было отмахнуться, он был реален, так же, как это озеро, эти мутанты на берегу и безумные мохнатые берлоги на шести лапах.
– Хорошо, – тихо сказала она. В отсутствие выстрелов шепот казался криком.
– Что? – ощерился Куско.
– Я не буду сопротивляться. Ты мой будущий муж, и я должна с этим смириться. Пока смерть не разлучит нас.
Парень удивленно посмотрел ей в глаза.
– Но взамен я прошу забрать Пуно. Он еще может выжить.
– На кой черт он нам!
– Твоя жена тебя просит! – Лима судорожно пыталась придумать доводы. – Поход только начался. А мы уже потеряли троих. Лишняя пара рук нам не помешает! Он еще может выжить… – повторила она.
«Он еще может выжить», – лихорадочно крутилось в ее голове. Только теперь, поклявшись в верности Куско, она поняла, кто ей действительно важен, а кто омерзителен до глубины души. Только дав слово, которое уже не забрать, только переступив черту, она поняла, на что себя обрекла.
– Хорошо, – с довольным видом кивнул будущий муж. – Затащим его на плот.
Двое оставшихся в экзоброне марсиан вылезли из нее и бросились к своим. На оставленные железяки сразу же налетели дикси, но отчаянный радист продолжал сновать между берегом и вездеходом, спасая как можно больше вещей. Он уже перетащил все патроны и, надрываясь, донес до плота четыре батареи для радиостанции, но не успел вытащить сам приемник. Из-за компоновки военного транспорта одна из частей радио находилась в самой глубине багажника. Никто не рассчитывал, что кому-то понадобится унести станцию от вездехода со всеми его двигателями, солнечными панелями и аккумуляторами. На случай потери одной машины можно было воспользоваться сверхмощным приемником в другой. Но, как часто бывает, беда не пришла одна, и все возможные нештатные ситуации случились разом. Радист не был таким беспечным, как краснокожая девушка, и контролировал все пространство вокруг себя. От особенно назойливых дикси он отбился запасом гранат и уже почти вынул ценную радиостанцию, когда краем глаза заметил несущегося на него берлога.
– Бросай радио! – крикнул Дельта. – Беги сюда!
Морпехи на плоту уже отталкивались от берега, но при должной сноровке до них еще можно было допрыгнуть. Они хотели уплыть как можно дальше, пока проклятые мутанты поедают уран из реакторов последних брошенных экзоскелетов.
– Опасность на девять часов! – подсказывал Альфа, но радист и так все видел.
Справа из тени подлеска на него несся шестилапый медведь. Заходящее солнце отбросило слишком длинные тени от стоящих вдалеке сосен и замылило боковое зрение марсианина. Он пережил трое суток изнурительного похода через тайгу и был одним из победителей недавней кровавой битвы в самом конце адского леса. Он постарел на несколько лет и оказался уже достаточно опытен, чтобы понять, что все кончено. Разумеется, он схватил радио и побежал к берегу, потому что человек не может не бороться за жизнь, но разумом отчетливо понимал, что умрет. Это была последняя мысль солдата, от которого не останется никакого следа в истории человечества, если не считать его последних следов на песке. Может, когда-то в будущем археологи найдут окаменелый отпечаток именно его ботинка, но ни имени, ни фамилии, ни истории жизни этого человека они не узнают. Они даже не будут уверены – человека это след или мутанта.
Плоты медленно отходили от берега, прогрызая себе путь через пластик, как ледоколы. Мусороколы. Ветер поднимал на поверхности озера волны из отходов, а те раскачивали плоские суденышки, будто картонные. Испачканный грязью скотч сразу отклеился, но веревки и изолента продолжали стягивать плавучие средства. Далеко на юге в последних лучах заходящего солнца блеснула открытая поверхность воды. Значит, там меньше отходов и легче будет орудовать палками-веслами, надо только доплыть.
Мутанты закончили свою трапезу, отхаркнули наиболее обедненные сгустки урана и продолжили свой нескончаемый путь. Не заметив под мусором воду, они вошли в озеро. Самые пугливые твари сразу же выбежали обратно и принялись отряхивать свои волосатые лапы от жидкости – они так привыкли жить с гнойными корками поверх кожи, что боялись от них избавиться. Более отчаянные мутанты продолжили медленно плыть в воде. Они пытались разогнать пластик перед собой, но место одних истлевших бутылок занимали другие. Наконец они остановились, нервно заметались и в панике бросились обратно к берегу. Две мертвые туши дикси всплыли, пожираемые кровожадными рыбами. Остальные сумели спастись и больше не пытались соваться в озеро.
Морпехи и инки с ужасом наблюдали за пирушкой местных пираний. Испугавшись сюрпризов озера, люди машинально сбились к середине плотов, едва их не развалив, – хлипкие конструкции могли удержаться на поверхности озера только при равномерном распределении веса. Кому-то пришлось подвинуться к краю, ближе к опасной толще воды, но самая главная беда миновала – мутанты остались на берегу, и только их ненасытные, полные крови глаза, провожали отряд на юг, все дальше и дальше от «Ковчега Судного дня».
Глава 5
Лагерь инков гудел от колоссального напряжения человеческих сил. Огромное изваяние бога Ойла перестало быть чем-то сакральным, перешло из объекта поклонения в нечто обычное, осязаемое, в такую же обыденность, как, например, дом, дерево или дорога, в то, что всегда являлось частью единого потока человеческой жизни. В этот мирской поток принесло титаническую ракету, каких давно не видывал мир. Технические работы на идоле инков были для них равнозначны работам на самой тверди неба или же в далеком раю – острове с бесконечными запасами семян, перешедшем, подобно ракете, из мифического разряда в реальный. Это пугало и удивляло. Как бы чувствовали себя древние египтяне, если бы их заставили мыть полы внутри священной пирамиды Хеопса? Или средневековые крестоносцы, позволь им обедать вокруг настоящего Гроба Господня? Одно дело – поклоняться непостижимой для понимания великой святыне, и совсем другое – развеять туман загадочности, сравняться с ней, принять ее как составную часть естественного уклада жизни.
– Перерыв закончился! – управлял лагерем Браво. – Всем за работу!
Подполковник был не из тех суровых начальников, которые стоят на каменной глыбе и заставляют остальных тягать ее вместе с собой. Отдавая приказы, он не злоупотреблял властью, старался сам показывать пример остальным. Пользуясь мощью экзоскелета, выполнял самую трудную работу вроде переноса обломков старых домов и деревьев со стартовой площадки, рубки ближайших сосен. Ради успеха общего дела он давал инкам самые легкие поручения, впрочем, легкость их была относительной. Задач ставилось столько, что инки падали обессиленными даже без рубки леса и разборов древних завалов. За первые дни они очистили от мусора внешний контур ракеты и приступили к внутреннему. Затем от них требовалось соорудить из заготовленных морпехами бревен строительные леса, окружив ими ракету, словно строящуюся из мрамора статую древнего божества. Из четырех ферм-башен осталась только одна, самая главная, державшая на себе всю ракету, а с трех остальных сторон подобраться к огненному идолу было проблематично. Гигантские останки упавших стальных ферм уже наполовину утонули в твердом на первый взгляд грунте, как уносимые временем вглубь земли кости огромных ящеров-динозавров, и кое-где поднимались вверх ребрами жесткости, подобно настоящим окаменелым костям тираннозавров, демонстрируя людям весь ужас и все величие прошлых эпох. По этим стальным останкам ходили инки и марсиане.
– Пора за работу, – поддакивал Юрас. В отличие от Браво, он не утруждал себя тяжелым трудом, а взвалил на свои плечи исключительно обязанности по раздаче команд. Это не вызывало уважения у морпехов, но в конечном счете им было плевать, каким образом инки выполнят приказ. Если Юрасу удастся выжимать из своих подопечных сто десять процентов производительности, то пусть поступает как хочет. Горделивый старик даже состряпал себе из кожи некое подобие пончо, больше похожее, однако, на балахон. Но все равно он смотрелся куда более презентабельно, чем большинство краснокожих в порванных шкурах поверх вылинявших футболок и джинсов.
Старик похлопывал по плечам особенно сильных инков, вызывая у них подобие стокгольмского синдрома. Некоторым людям достаточно намекнуть, что им больше к лицу трудовой подвиг, нежели позор уклонения от обязанностей, и вот они, сами того не осознавая, поддерживают твою власть над собой. Другим подходили угрозы, поддерживаемые реальной властью морпехов и молчаливым большинством, которому Юрас не мешал жить. Делал вид, что не мешает. Убедил их в этой разрушительной мысли. Куда было деваться? Хотели инки или нет – ракету требовалось готовить к старту.
Позавтракав остатками гнилой картошки, краснокожие поплелись к стартовому комплексу. Впереди их ждало шесть часов изнурительного труда, потом получасовой перерыв на обед – если кто сумеет раздобыть себе еду – и еще шесть наполненных слезами и стонами часов каторги, вернувшейся в эти края спустя тысячу сто лет забвенья.
Все вкалывали, как рабы, и Юрас иногда хотел им помочь, ведь даже Браво всегда помогал, но ничтожная человеческая роль, доставшаяся инку при рождении, возможно, даже против его собственной воли, диктовала свои условия. Нельзя опускаться до уровня остальных и таким образом терять свой авторитет. Перекладывай всю работу на других и, главное, во всем соглашайся с начальством, даже когда видишь промахи и хочешь дать какой-то совет. Ни в коем случае не раскрывай рот, ведь старшие любят сговорчивых и со всем согласных, ведь таких любишь и ты, и когда-нибудь ты сам станешь старшим, и круг замкнется. Он уже замкнут в любой точке колеса времени.
Юрасу бы так и держать Матфея подальше от человеческих глаз, в темноте самого тесного домика за непреодолимой решеткой, но дикий таежный коктейль из гордости, заносчивости и высокомерия возбудил его кровь, заставив освободить опасного соперника из заточения. Старик знал, что Матфей его недолюбливал и никогда не поддержал бы его кандидатуру на пост вождя, а после того, как Юрас воспользовался ситуацией и провозгласил себя главным распорядителем жизней инков, они с ним стали необъявленными врагами. Но зачем хитрому человеку ждать объявления войны? Ведь войну можно и проиграть. Нет, надо избавляться от противника раньше. Матфея надо было сломить.
В иной ситуации гниение в карцере было бы наилучшим вариантом, но теперь, когда отсидка не позволяла гнуть спину на благо пришельцев, она стала казаться отдыхом в санатории. А такого своему врагу Юрас позволить не мог.
– Слушай сюда, – со спесью говорил он. – Наши люди горбатятся на ремонте ракеты, пока ты отсиживаешься в клетке. Неужели ты и дальше готов прятаться за их спинами?
Типичный для любой манипуляции разговор ставил Матфея в тупик. Он либо должен был умолять отправить его на работы, либо становился трусом и врагом всякого честного человека. Опускался и тот факт, что горбатиться на захватчиков вовсе не обязательно. Это выходило за рамки плана Юраса, а значит, скрывалось его хитрой манипуляцией. В ситуации, когда весь лагерь батрачит на марсиан, для него все складывалось наилучшим образом. Не будь в лагере захватчиков, вождь Инка остался бы на свободе и не погибли бы многие храбрые воины, большинство из которых косо смотрели на Куско и его отца. Конечно, у сложившейся ситуации имелись и недостатки – сам Куско вынужден был уйти в опасный поход. Но главная гарантия его будущего величия, Лима, была с ним, как скипетр и держава в одном лице, как символ его будущей власти. Не Юрас начал эту игру, но он все поставил на карту. В конечном счете теперь он сам исполнял функции вождя племени. Все складывалось как нельзя лучше, и только по ночам в являющихся из самых глубоких колодцев подсознания кошмарных снах он волновался за Куско, испытывал то, что испытывать просто не мог. Кошмаром были не крадущиеся в тени сновидений хищники или мутанты, нет, до них лукавому, расчетливому человеку дела не было, кошмаром были чувства, которые он испытывал в этот момент. То самое чувство любви, благодаря которому он мог так запросто манипулировать остальными, но такое предательское и коварное, если испытывать его самому. Поэтому он и закрыл все хорошее в себе глубоко внутри самого темного шкафа души и выбросил ключ. Но иногда эта жуткая тайна вырывалась из темницы сознания и страшно пугала, ведь жизнь сына находилась в опасности. Однако Юрас отбрасывал ее, будто ненужный хлам из увесистого багажа на долгой и изнурительной пешей дороге жизни.
– Людям нужна вода, Матфей, – прищурившись говорил он. – Иначе они умрут.
– Так принеси ее им, – отвечал все еще закованный в кандалы Матфей.
Взаимная злоба нарастала.
– У всех есть работа. Марсиане разделили между нами обязанности, и теперь результат зависит от усилий каждого человека. Не справится один – погибнут все.
– А с чего ты взял, что все инки в любом случае не погибнут? – прорычал измученный темнотой Матфей. – Запустят эти солдаты ракету и улетят к себе домой, а нас бросят на растерзание хищников и мутантов. Как нам защищаться? Еды нет, сильнейшие воины убиты, горючее все потрачено, и в самые холодные месяцы даже нечем будет согреться. Да они уже пустили нас в расход! Благодаря тебе инки продолжают прогибаться под чужаков вместо того, чтобы заботиться о себе.
Та самая необъявленная война между ними проступала гневным узором крови на белках глаз.
– Ты видишь ситуацию в черном цвете, мой друг, – сказал Юрас спокойно, слишком спокойно, чем только взбесил своего прямолинейного оппонента.
Вокруг сновали морпехи и краснокожие, увлеченные работой по возведению деревянных лесов. Кто-то брал инструменты, кто-то тащил из хранилища гвозди и молотки. Пара женщин несла последние мясные запасы, чтобы поджарить их к ужину на костре. Каждый занимался делом, стараясь не околачиваться возле нового вожака инков. Даже морпехи считали, что Юрас занят административным трудом на благо лагеря, и не вмешивались в его разговор с заключенным. Грубо говоря, он этим и занимался, только на благо себя. Матфея тошнило от его хитрого спокойного взгляда.
– Ты чертов плут! Строишь себе карьеру на трупах и на чужой боли! И после этого я вижу все в черном цвете?
– Я смотрю, заточение повредило твой разум, друг, – продолжал ехидничать Юрас. – Поэтому и хочу вытащить тебя. Сначала тебя. Для Инки я работу еще не придумал. Но мы о нем обязательно позаботимся. Когда придет время.
– Знаю я, как ты о нем позаботишься. Уже бы давно «позаботился», не будь с ним меня.
– Думаешь, я хочу его убить? – Старик изумился очень наигранно. – Вы же теперь сидите в разных камерах. Инка в здании напротив один-одинешенек и все еще жив. Хотел бы – убил.
– Не так просто. У тебя более тонкая игра. Ты все делаешь исподтишка.
– Не понимаю, о чем ты, – теперь Юрасу хотелось отмахнуться от него, как от грязной мухи, словно вся гнусность сидела именно в словах Матфея, а не в том, кого они обличали. – Инкам нужна вода, и это не обсуждается. Это приказ.
Старик протянул Матфею ключ от кандалов, но тот никак на это не реагировал. С убийственной для себя прямотой он скалился в лицо своему самому опасному врагу во всей Пустоши.
– Ну хорошо. Не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому. – Юрас позвал морпеха. – Этот краснокожий отказывается выполнять приказ командира Браво, который я передал.
Солдат не стал разбираться и огрел Матфея плетью, которой раньше наказывали провинившихся инков. Несмотря на запекшуюся кровь на концах плетки, уже многие годы такое наказание не применялось. Племя жило как большая семья и мирно улаживало конфликты, а преступления среди этих людей были так же редки, как богатство и излишки еды. Но в семье не без Юраса.
– Людям нужна вода! – рычал он в паузах между ударами плетью. – Неужели у тебя нет совести? Ты готов принять на себя все эти жертвы?
