Андрей Умин
Мехасфера: Ковчег
Он с трудом произносил слова, будто выбрасывал горячую картошку из рук, – машина прыгала на каждом камне, передавая толчки и вибрацию в непредназначенный для комфортной езды кузов. Рулевой Чарли высунулся из бокового окна:
– Куда едем?
– Подальше отсюда! Давай вокруг горы! Инкам нужно время, чтобы включить турели.
Полковник повернул один из прожекторов назад и попытался ослепить бегущую за ними по пятам когтистую тварь. Острые наросты на ее коже сверкали в ярком потоке света, а рептильные глаза жмурились. Клык смерти выставил перед мордой огромные конечности и закрывался ими от непривычного ему свечения. Машина подлетала на огромных валунах, а хищник прыгал за ней, обуреваемый нестерпимым голодом. Сильный запах еды нарушил его зимнюю спячку, и теперь ему хотелось жрать все подряд.
– Он что-то задумал! – похлопал полковника по плечу Эхо.
– Вижу. Давай постреливай, вдруг попадешь в глаз. Надеюсь, хоть роговицы у него не бронебойные.
Но сержант не успел прицелиться. В тот момент, когда тягач сбавил скорость, клык смерти оттолкнулся от земли и завис над скалами в эффектном прыжке. Он пролетел, как оторвавшийся от горы камень, и с грохотом врезался в корму пикапа. Ослепленный прожектором, он не понимал, где именно находятся люди, а потому схватил мощными челюстями первое в них попавшееся – огромный кусок бампера и край лебедки. Задняя часть тягача со скрежетом надломилась. Эхо стрелял в верхние жвалы чудовища, пытаясь отбросить его от машины. От резкого удара и последовавшего за ним торможения морпехи растянулись в кузове и нервно засучили ногами в каком-то полуметре от хищника, всеми силами пытаясь избавиться от него. Одна из пуль попала в мягкую часть его десны и вызвала нестерпимую боль, возможно, даже задев корень зуба. Клык смерти издал резкий вопль и вместе с бампером оторвался от кузова тягача.
Машина снова разогналась до крейсерской скорости, но в какой-то момент управлявший ею Чарли почувствовал резкий толчок назад, словно взял на буксир скалу. Это крюк лебедки застрял в пасти зверя и тянул его за собой, как пойманную на удочку мегарыбу. Благодаря такой помощи хищник не отставал от машины.
Эхо начал стрелять в натянувшийся трос, но полковник оттолкнул ствол его автомата.
– Лебедка нам нужна для семян! Нельзя ее потерять!
– Но что делать?
– Раскручивай ее до предела. Пусть бежит вдалеке.
Вдвоем они подползли к опасно открывшейся корме тягача и, держась за боковые поручни, травили лебедку, все дальше отпуская пойманного на крючок зверя.
– Что теперь?
– Затянем узел между деревьями и свернем этой твари шею.
Темные залы «Ковчега» таили в себе как спасение для всего человечества, так и смерть для отдельно взятого человека. Пуно отпрянул от решетки – он наконец понял, почему Лима внезапно стала так холодна к нему, почему его спасли и выходили на плоту, хотя могли бросить на растерзание каннибалам, как многих других. Мало кто из людей способен так бесстрастно оставить живого человека на съедение чужакам, но теоретическая возможность бросить Пуно была, а значит, Куско не преминул бы ею воспользоваться, из чего следует вывод – Лима действительно пожертвовала собой ради любимого. Ради Пуно. В одно мгновение к нему вернулась тяга к жизни, ко всему прекрасному, что есть в этом мире. Только вот огонь имел на его счет совершенно другие планы. Он собирался уничтожить попавший в комнату мусор. У Пуно оставалось не больше пяти секунд.
К счастью, разгорающееся пламя достаточно хорошо осветило потолок помещения, и парень заметил люк вентиляции в самом углу. Ну конечно, если есть огонь, то должен быть приток кислорода. Он прыгнул к спасительному отверстию и из последних сил попытался подтянуться к нему. Огонь позади него уже вспыхнул во всю мощь и облизал его тело жалящим языком, но одетый в кожаную броню и шкуру человек мог гореть достаточно долго без критического вреда для здоровья. Пуно повезло, что отверстие в потолке не оказалось вытяжкой, иначе пламя сопровождало бы его на всем протяжении трубы, но оттуда шел чистый воздух, а значит, там было спасение.
Почти весь в огне парень забрался в вентиляцию, и свежий ветер быстро затушил на нем пламя. Он прополз несколько метров и вывалился через люк в потолке соседнего коридора. Только кончик его ботинка продолжал медленно тлеть, словно ангел-хранитель не захотел оставлять Пуно в кромешной тьме и позволил ему, как Прометею, унести огонь с собой. Парень быстро снял обувь и, держа ее перед собой, пошел вперед, будто Данко, несущий свет. Пару раз он едва не провалился в метровые щели в полу, но едва не убивший его огонь теперь помог вовремя их заметить и остаться в живых. Пуно переступил через трещины и быстро нашел то злополучное место, где их с Куско пути временно разошлись.
А негодяй тем временем стоял, опершись о парапет бегущей вокруг машинного зала террасы, и любовался видом. Вдруг он услышал шаги и резко обернулся, рефлекторно приняв позу загнанного в угол животного.
– Что? Как ты… – пробормотал он.
– Не время разбираться, – мрачно ответил Пуно. – Надо включить турели – спасать солдат, а потом и всех наших. Когда вернемся, я уйду из племени, даю тебе слово.
– К черту твое слово! – заорал Куско, прекрасно видевший противника через ночное зрение. – Пока ты жив, Лима не сможет быть полностью моей.
– Так ли она тебе нужна? – фыркнул Пуно, понимая, что Куско плевать хотел на нее.
– Это уже не твое дело! Мне нужно все. И племя, и зерно, и девушка. Любая девушка, которую я захочу.
– Или только та, что сделает тебя законным вождем? – усмехнулся Пуно.
Ботинок в его руке медленно гас, но огня еще хватало, чтобы видеть соперника.
– Что? Ты ставишь под сомнение мое право стать вождем? – показно засмеялся Куско. – Мое – сильнейшего воина, лучшего охотника…
– Ну да, лучшего. Все знают, что ты находишь мертвых оленей и приносишь их как добычу. Их же невозможно есть! Ты ни разу в жизни не смог попасть в бегущее животное. – От злости Пуно не мог справиться с эмоциями. Эта, пусть и правдивая, но издевка вынесла смертный приговор, который исполнится здесь и сейчас, прямо в стенах «Ковчега».
– Заткнись, тварь! – только и сумел выдавить из себя Куско.
Взбешенный инк резким ударом ноги выбил тлеющий ботинок из рук противника, оставив его в темноте. Прибор позволял Куско видеть каждое движение Пуно, а тот довольствовался лишь звуками. На бедного парня посыпался град ударов. Он слышал, откуда они летят, но не успевал реагировать. Пропустив несколько чувствительных выпадов, он стал пятиться, все больше осложняя свое положение.
Тягач несся вокруг горы, поднимая колесами волны снега. Фонтан из черной массы безостановочно следовал за машиной, а его гущу, не замечая летящих во все стороны брызг, рассекал кровожадный клык смерти. Зацепившийся за его десну крюк тащил зверя, не позволяя отставать от машины, а снежные буруны лишь дополняли образ лыжника.
– У меня плохие новости! – высунулся из кабины Чарли. – Батарея садится. Она не рассчитана так долго работать на максимуме.
– У нас же есть запасные, – повернулся к сержанту полковник. – Сможем махнуть?
– Не выйдет, – быстро сообразил Эхо. – Даже при идеальном стечении обстоятельств замена батареи займет полминуты. Но я бы брал с запасом. Рассчитывайте где-то на минуту.
Альфа склонился над левой частью крыши, чтобы водитель его услышал:
– На сколько еще хватит?
– Минут на пять максимум.
– Ладно, давай петляй между деревьями. Свяжем нашего попутчика.
– Понял, – коварно ухмыльнулся Чарли, предвкушая расправу невиданного масштаба.
Тягач запетлял между редкими деревцами, отчего машину начало заносить. Сидящие в кузове Альфа и Эхо изо всех сил держались за поручни и борта, а Чарли только входил во вкус. Его всегда радовала всякого рода дичь. Для пущего веселья он жал на гудок и радостно вопил. Такое отвязное поведение могло сыграть решающую роль в сражении с монстром и просто всех погубить. Весы жизни и смерти морпехов потеряли всякий баланс.
Клыка смерти тоже начало заносить. Прикованный к своим целям сверхпрочным тросом, он не мог просто следовать за машиной – при каждом повороте его отбрасывало в ту же сторону, хотя проще было бы бежать прямо, срезая путь до выходящего из заноса грузовика. Но зверь вынужденно повторял каждый маневр безумного водителя. Выраставшие на пути деревья разлетались от ударов его кожных наростов, не причиняя ему никакого вреда.
– Надо найти что-то покрепче! – кричал в кабину Альфа. – Он сминает все подряд.
– Хорошо, что тут вообще что-то растет, – бодрился Эхо. – До всех этих радиоактивных бурь на острове вообще не было деревьев.
– Отставить исторический экскурс! Проведешь его потом. Если выживем.
Через минуту в свете фар мелькнуло огромное рад-дерево без ветвей – один толстый ствол с уродливыми язвами. Чарли сразу взял курс на спасительный адский отросток и пустил тягач в дрифт, чтобы проехать по кругу. Бегущего за ними хищника занесло, и он проделал такой же крюк, не заметив, как опоясался тросом.
– Газуй! Газуй! – кричали морпехи водителю.
Тягач продолжал кружить вокруг дерева, опутывая клыка все новыми витками стальной паутины. В какой-то момент животное поняло, что его пытаются обездвижить, и скакнуло в сторону, но потеряло равновесие и, пошатнувшись, поддалось силе троса, тянувшего его к массивному стволу. Управлять тягачом стало легче – он уже по инерции нарезал круги, как на карусели.
Клык смерти превратился из охотника в жертву и припал к дереву, не в состоянии стянуть с себя затянувшиеся петли. Машина наконец замерла, окутанная дымом от раскаленных покрышек. Через этот дым, а также непроглядную ночную тьму не сразу удалось разглядеть пойманного в ловушку зверя. Только когда Альфа повернул в его сторону прожектор, хищная тварь предстала перед людьми во всем своем первозданном уродстве. Сплошная броня и жилистость мощных конечностей – ни одного лишнего килограмма веса. Каждый шип на коже существовал ради убийства, триумфа смерти. Казалось, в этом существе таится безграничная сила. Словно в подтверждение этих мыслей после минутного замешательства хищник приподнялся на задних ногах, развел их в стороны, максимально натянув закрученный вокруг дерева трос, напрягся и, издав оглушительный рев, принялся выкорчевывать ствол. Эхо его голоса вызвало лавину в далеких горах, но не это оказалось самым ужасным. Хуже всего было осознание морпехами своего бессилия перед лицом врага. Самое крепкое дерево на острове не смогло удержать клыка смерти даже на минуту. Одно мгновение, и эбеновый ствол разлетелся в щепки.
– Глазам не верю! – ужаснулся Чарли.
– Гони! Ради всего святого! – то ли скомандовал, то ли взмолился полковник.
Тягач на последних зарядах аккумулятора продолжил свою одиссею вокруг горы, а пойманный им на крючок зверь – погоню. Благодаря усилиям морпехов хищник теперь петлял в десяти метрах от них – остальная длина троса осталась обмотанной вокруг тела твари.
– Хотя бы попытались, – вздохнул Эхо.
– Турели ведь 12,7 миллиметра? – уточнил Альфа. – Бронебойные?
– Даже такого монстра изрешетят.
Полковник вновь склонился над левым краем кабины, чтобы майор услышал его через окно.
– Выжми все из аккумулятора, но дотяни до «Ковчега».
– Дотянем! – ответил тот, а потом неуверенно добавил: – Если гора не окажется слишком большой…
Гора оказалась нужного им размера. Через пару минут самой отчаянной борьбы за жизнь, когда обессилевшие Альфа и Эхо отбивались от хищника уже собственными ногами и прикладами автоматов, впереди показался знакомый абрис ворот.
– Неужели дотянули? – осторожно произнес сержант.
Не испытывающий преждевременной радости Альфа прильнул к рации:
– Куско, Пуно! Вы слышите? Срочно включайте турели! Как слышно? Прием!
В ответ тишина.
– На орудиях красные лампочки, – пригляделся Эхо. – А должны быть зеленые! Еще двести метров.
Альфа продолжал неистово орать:
– Вы слышите меня? Скорее включайте турели!
Куско плевать хотел на свое племя и тем более на марсиан. Он бил соперника, ослепленного темнотой. В приборе ночного видения противник сиял магическим зеленым светом, словно в какой-то матрице. Для Куско все вокруг было зеленым. Пуно же полагался только на свои инстинкты и опыт игр в битлу. Соревнуясь много раз с завязанными глазами, он часто выходил победителем, слыша и ощущая шестым чувством, как двигается противник. В обычной игре, правда, можно было получить сколько угодно ударов безобидным древком, щедро обернутым мягкой тканью. Теперь же каждый пропущенный выпад причинял парню невыносимую боль – Куско приспособил какую-то железяку в качестве кастета. Но Пуно уворачивался гораздо чаще, чем того хотел бы враг.
– Чертов битлист! – с пеной у рта рычал инк. – Думаешь, ты лучше меня? Ну уж нет! Я покажу тебе, кто тут настоящий чемпион. В справедливом бою.
– Какой же он справедливый? – спрашивал запыхавшийся Пуно. Он еле дышал и не смог проговорить больше четырех слов за раз.
– Такой, что у меня нет твоего нечестного чутья, которым ты слышишь все в темноте. Зато есть особые очки, что уравнивает наши шансы.
– Ты всю жизнь плутовал.
Куско заткнул своего противника метким ударом в челюсть. Железный шатун в его руке выбил пару зубов, и мягкий цокот, с которым они упали на пол, вызвал у Куско неподдельное счастье, он уже не так внимательно бил своего жалкого, почти поверженного врага. Он налился азартом вместо положенного в такой ситуации ледяного расчета. Единственное, что портило его триумф и еще сильнее заливало мысли злобой, – это крики из висящей на поясе рации.
– Куско, Пуно! Вы слышите? Срочно включайте турели! —раздавалось на весь «Ковчег».
– Они в опасности! – просил Пуно.
– Думаешь провести меня? – выпалил Куско. – Нет уж. Сначала закончу с тобой.
– Вы слышите меня? Скорее включайте турели!
Озлобленный инк швырнул рацию к лестнице и ринулся в последнюю атаку. Он схватил противника за грудки и, рванув его в сторону парапета, перегнул через перила на большой высоте. Попытался перевалить парня через них и сбросить на конвейер, но тот отчаянно сопротивлялся. Куско уже не думал о тактике боя и просто пытался добить почти поверженного врага. Пуно же к этому моменту совладал с ситуацией и сумел ухватить нерв игры, почти ничем не отличавшейся от тех, что он выигрывал каждый год. Он выскользнул из рук Куско, не дав тому сбросить себя с парапета, и принял защитную стойку. Последовал град неразборчивых ударов, от которых Пуно успешно увернулся, заставив противника потерять силы из-за собственных тщетных усилий, потом пришло время для аккуратной и рассчитанной контратаки. Парень присел и с разворота ударил ногой прямо в колено Куско, срубив того, как сук. Противник сразу вскочил, но даже с прибором ночного видения стал терять ориентацию в пространстве. Сложно разобраться в зеленом свечении, когда кругом все мелькает. Пуно же, наоборот, знал, что делает. Он провел несколько сокрушительных апперкотов, попадая в крепление шлема, отчего тот сорвался с головы врага и покатился по полу.
Куско окончательно потерял преимущество и, озверев от попыток рассудка достучаться до его сознания, не желая признаваться самому себе в поражении, что было силы рванул к Пуно, вложив всю свою злобу в удар. Конечно, он промахнулся. Парень воспользовался его же инерцией и ушел в сторону, ловким движением усилив фатальный рывок злого инка. Куско пролетел несколько метров по галерее, причинив вред только себе. Боясь осознать свою обреченность, он быстро вскочил и метнулся обратно, сжимая в кулаке последний аргумент – шатун, но не успел сделать и шага, как нога соскользнула в расщелину – Куско провалился в оставленный землетрясениями пролом. Только его рука успела машинально ухватиться за выступ.
Пуно понял, что противник угодил в ловушку собственной ярости, но ничего толком не видел. Он поводил руками по полу, нашел прибор и надел его. Впервые машинный зал «Ковчега» предстал перед его глазами во всей своей первозданной красе. Три яруса растянувшегося на рельсах конвейера огибали огромное помещение выше и ниже уровня террасы с невысоким парапетом, отделяющим Пуно от механизмов. В нескольких местах проход галереи прерывалась трещинами. В одной из них и висел Куско, отчаянно подтягиваясь на руках, пытаясь выбраться и соскальзывая обратно – влажные от долгого боя ладони подводили, а нужные для спасения силы оказались потрачены на тщетные попытки разделаться с Пуно. Тот как раз пробежал мимо жалкого, перебирающего руками противника, чтобы включить турели. Ударом трофейного шатуна он снес железный щиток и принялся нажимать на кнопки в надежде, что интуиция выведет его на нужный раздел.
На экране промелькнул щит, что походило на раздел безопасности, потом показался рисунок кегли, очень похожей на турель, и вопросительный знак. Пуно сделал все правильно, и панель загорелась ярким зеленым светом. Впервые за долго время он облегченно вздохнул. Мерный шум «Ковчега» нарушали только выбивающиеся из общего ритма стоны Куско – он продолжал висеть на краю расщелины, лишаясь последних сил.
Пуно подошел к нему и долго смотрел, раздумывая, стоит ли давать человеку третий шанс. Злой инк услышал шаги и без малейшего заигрывания, означавшего бы его поражение, заговорил в пустоту:
– Она все равно никогда не станет твоей. Она дала клятву.
– Дала, – спокойно произнес Пуно. – Пока смерть не разлучит вас.
Куско в ужасе замер. Он понял, что Лима нарочно придумала эту лазейку, зная о его вспыльчивом нраве. Она поклялась в любви до гроба, будучи убежденной, что это ненадолго. Она хладнокровно все рассчитала, по сути, сама толкнула Куско на смерть… Он больше не смог сопротивляться силе тяжести и полетел в темноту машинного зала.
Тягач на всех парах мчался в открытый ангар. Аккумулятор окончательно сел, но Чарли сумел отключить трансмиссию, и набранная за долгий спуск с горного откоса инерция продолжала нести машину на гребне гравитационной волны. Альфа бросил в морду зверя прожектор, и тот слегка отстал – насколько позволяла длина запутавшегося троса.
С грохотом искрящих по полу обломков заднего бампера тягач влетел в зал и пронесся мимо турелей. В этот момент красные огни на них сменились зелеными, а по бокам зашумели ленты с патронами. В следующую секунду из сдвоенных пулеметов посыпался град отстреленных гильз. Возможно, пули бы и не пробили толстую кожу клыка смерти с расстояния в сотню метров, но хищник оказался прямо между орудиями, буквально в паре шагов. Бронебойные пули с хлюпающим звуком вонзались в его мясо. Тягач шел юзом вглубь зала, увлекая туда же привязанное тросом животное, а турели продолжали в него стрелять.
Клык смерти ревел от боли и пытался защититься от жалящих пуль. Он настиг тягач, но не для того, чтобы съесть сидящих в нем людей, а чтобы оказаться как можно дальше от разрывающих его плоть механизмов. Наконец он замолчал, содрогнулся всем телом и безвольно свалился в кузов, загородив морпехов от дружеского огня турелей.
Движение прекратилось, и орудия стихли. Погоня закончилась. Туша самого свирепого зверя Пустоши застыла навсегда. Последняя преграда на пути к богатствам «Ковчега» была преодолена.
Глава 12
Лима сидела на пирсе у корабля и водила палкой по земле, рисовала незатейливые узоры. Уже несколько часов прошло с тех пор, как по острову пронеслись приглушенные звуки стрельбы, и с тех пор волнение забрало у нее все силы, их больше ни на что не осталось. Переживания выжали все без остатка. Девушка чувствовала себя выброшенной на берег медузой, из которой выветрилась вся влага. Кульминация многомесячного похода высосала из нее и последние человеческие эмоции. Она знала, что кто-то умер – Пуно или отец, а может, и оба. Глумливое небо издевательски смеялось мерцающим на большой высоте оскалом северного сияния. Оно было сильнее всех людей вместе взятых и ненавидело их яростнее, чем самый отъявленный каннибал. Что с него взять? Чем на это ответить? Силы человека небезграничны. Лима не могла больше терпеть и отделилась от своих эмоций, от ощущений. Теперь она наблюдала за собой со стороны, не в силах почувствовать что-либо с большого расстояния. Она парила между жизнью и смертью. И смерть ей казалась теперь не такой страшной. Какой смысл становиться рабыней Куско в мире без двух самых дорогих ее сердцу людей?
Лима мысленно смирилась с концом и просто доживала свои последние часы. Будучи не в силах перестать жить, она просто парила, как просветлившаяся душа, познавшая всю мудрость жизни. Она выводила узоры, разглядеть которые мешала темная ночь. Наверное, они были красивыми. Хотя что такое красота? Любой, кто знает ответ, заблуждается. Красное сияние не освещало землю, оно даже не освещало небо. Просто плыло себе над головой, мимикрировало под миллионы сбившихся в стаю летающих светлячков. Оно переживет всех людей, и черт с ним. Может, рано или поздно подавится чьей-то смертью и сгинет навеки.
От размышлений о воздействии на нее полярного сияния Лиму отвлек звук шуршащих по неровной поверхности шин. Электродвигатель не издавал шума, зато армейские колеса довольно громко пропахивали изрезанный руинами порт. Вдалеке мелькнул свет, а потом из-за груды развалин вывернул грузовик. Прожектор светил Лиме прямо в лицо и слепил ее. Кошмар возвращался. Несколько часов свободы закончились, и теперь она снова вспомнит, что значит кому-то принадлежать, что значит жить в полном зла мире без единой родной души. Ее тело поднялось на ноги и очень медленно, чтобы не умереть от голода и усталости, двинулось на свет, как мотылек-самоубийца.
Нагруженный до верха тягач медленно подъехал к берегу, чтобы не дай бог не выкатиться в воду – тормоза почти не работали и могли подвести в самый неподходящий момент. Альфа догадался выключить прожектор, и постепенно слепота непривычной к яркому свету девушки начала уходить. Тусклых фар теперь было достаточно. Лима сделала еще пару шагов, стараясь не наткнуться на особенно крупный обломок старого мира. Кузов грузовика ломился от мешков с семенами и коробок с консервами, но у вышедших из него мужчин вид был не очень подобающий ситуации. Они нашли «Ковчег», вдоволь наелись, но лежал на них некий отпечаток грусти, омрачившей триумф. Сердце Лимы замерло.
Навстречу ей пошел Альфа, потом показался Чарли, за ним Эхо, и позади него, как тень отца Гамлета, – Пуно.
Лима посмотрела на полковника, но тот лишь покачал головой. Тогда девушка шагнула к Пуно.
– Где Куско? – спросила она с окаменевшим сердцем, которое застыло раньше времени, не дожидаясь, пока глаза встретят судьбу.
Пуно смотрел под ноги.
– Погиб.
Девушка, за которой наблюдала Лима, повернулась к морпехам.
– Это правда? – спросила она.
– Не выжил, – вздохнул Эхо, представляя, как тяжело, должно быть, красавице потерять жениха. – «Ковчег» забрал его душу.
Это прозвучало куда поэтичнее, чем предполагал сержант. Чтобы не нагнетать обстановку, он повернулся к тягачу и стал проверять крепления на кузове. Альфа и Чарли последовали его примеру.
Лима не могла поверить своим ушам и потратила несколько секунд, чтобы вернуться в тело и еще раз удостовериться, не почудилась ли ей последняя сцена, не явилась ли плодом воображения? Но нет. Это было правдой. Лима захотела упасть на землю, но вместо этого бросилась к Пуно. Она захотела закричать от радости, но вместо этого крепко обняла парня, едва не задушив его в объятьях. Резервы организма – настолько непостижимая вещь, что никогда точно не знаешь, осталось ли что-то еще. Можно хоть целый месяц бродить по пустыне, ссохнуться, как мумия, и умереть, но внутри тебя бравые исследователи из будущего обязательно найдут несколько капель спасительной влаги, сохраненной телом «на всякий случай» – вдруг пришлось бы прожить на день дольше. Вот и теперь смертельно изголодавшаяся Лима нашла в себе силы жить дальше и плакать. Она не показывала большой радости, но все поняли, что это были слезы именно радости. Пуно обнял ее в ответ и поклялся всем жалким богам больше никогда ее не отпускать.
– Вот оно как, – удивился Эхо.
Альфа, давно понявший всю подноготную отношений любовного треугольника инков, просто похлопал сержанта по плечу.
– Все было не тем, чем казалось, – улыбнулся он.
Конечно, смерть – это всегда ужасно, но в обстановке постоянных смертей перестаешь остро реагировать на очередной труп. Несмотря на требуемое человечностью хорошее отношение к Куско, все понимали, какой занозой он был, и не особенно вникали в детали его безвременной кончины в недрах «Ковчега». Умер и умер. Никто не допытывался об этом у Пуно. Для приличия отряд устроит однодневный траур, но очень быстро все забудут о нем, погрузившись в дела насущные, необходимые для спасения миллионов ни в чем не повинных людей.
Лима еще долго не могла разомкнуть собственные объятия и медленно, с осторожностью дикой кошки подпускала к себе свое счастье. Последние два месяца она только и делала, что оставляла надежду когда-либо прикоснуться к любимому да с ностальгией вспоминала прошлые годы в племени, когда они с Пуно жили бок о бок. Он постоянно находился рядом, такой доступный, такой верный, влюбленный в нее, но какая-то гадкая часть человеческой натуры заставляла Лиму отвергать его, устраивать ему все новые и новые испытания, размышлять: «Люблю – не люблю», – хотя подсознательно она знала все с самого начала и только потом окончательно поняла. Поняла, когда стало слишком поздно. Но жизнь – штука хитрая и дала второй шанс.
Лима залила шею парня слезами и, лаская его лицо, почувствовала, что он тоже плачет. Инки слились воедино и провели так целую вечность по меркам этого путешествия. То есть примерно десять минут.
Первым опомнился Пуно. Ему пришлось совершить самое трудное во всей его жизни – разжать объятия Лимы. Чтобы дать ей еды.
– Тебе надо поесть. У нас консервов теперь на целый месяц вперед.
Через десять минут она уже улыбалась и пробовала приготовленное по всем романтическим правилам Пустоши угощение – фасоль в томатном соусе из консервной банки, сервированную настоящей ложкой. Блюдо оказалось даже немного теплым, что уносило девушку на седьмое небо. Пуно еще что-то говорил, но она не хотела делать усилие, вслушиваться в его слова, а просто улыбалась и наслаждалась моментом. Она не проронила ни слова, зачем? Слова не нужны, все в этом мире лишнее, все, кроме единения двух любящих душ.
Спустя время Лима осознала, что замерзшие пальцы с трудом держат ложку, поэтому Пуно взял дело в свои руки и сам накормил ее. Это было так мило, что в теле девушки спрятались в коконы все гадкие гусеницы скованности и гордости, а вылупились прекрасные бабочки. Вылупились и запорхали в ее животе. Чертово предубеждение со всей этой дикой, испытывающей натурой, которая только и делает, что тратит лучшие годы на сомнения, на пытки себя и любимого, заставляет терять драгоценное время – самое лучшее время жизни. Лима ненавидела жизнь так же сильно, как любила Пуно и отца. Все вокруг – проклятый театр марионеток, влачащих жалкое, бессмысленное существование. Но теперь у Лимы хотя бы есть смысл жизни. У нее и у Пуно.
Девушка задумалась. Что-то в ее мыслях заставило обратить на себя внимание. Что-то очень важное. Инка, отец. Час назад она явственно увидела смерть близкого ей человека – одного из двух – и теперь в объятиях Пуно пыталась отбросить от себя этот ужас. Она не хотела верить в смерть отца, но видения еще никогда не обманывали ее.
– Отец. – Она подняла большие, блестевшие от слез глаза. – Его нет?
Парень лишь погладил ее по спине. Он-то вообще не знал своих родителей.
«Дура. Лезу тут со своими страхами», – укорила себя Лима.
Влюбленные приходили в себя и начинали участвовать в жизни отряда – выгружали на пирс семена и готовили тягач к новому рейсу. Наевшись до отвала, они сделали то, что сделал бы на их месте любой, – снова наелись. Когда много дней живешь без еды, начинаешь видеть в ней фетиш, испытываешь настоящее чувственное влечение.
Когда пришла пора вновь разделиться на два отряда, Пуно захотел остаться на корабле с Лимой, чтобы не разлучаться больше никогда, но Альфа деликатно им отказал. Ничего личного, но оставлять инков с четырьмя тоннами семян на корабле, а самим уходить за новой партией в «Ковчег» было для марсиан слишком опасно. Их просто могли бросить в краю вечного холода, ведь уже имеющихся на судне запасов краснокожим хватит на несколько поколений. Чтобы исключить любой риск, Альфа сам остался на корабле с Лимой, а Чарли, Эхо и Пуно отправились за новой партией.
Полковник орудовал подъемным краном, а девушка держала тросы и направляла груз ровно в ахтерлюк. Время не просто поджимало, а закончилось давным-давно, и только слепая человеческая надежда толкала отряд вперед. Так выживали их предки последний миллиард лет – не сдаваясь и не останавливаясь ни перед чем, даже перед очевидным поражением. В девяносто девяти случаях из ста предки погибали, но иногда кому-то везло. Каждый раз выживал какой-нибудь долбанутый на голову безумец, упрямо идущий к цели. Еще и еще, триллион раз подряд. Неудивительно, что теперь в каждом человеке бушевал этот вскормленный эволюцией убойный заряд уверенности в успехе. Он-то и двигал отряд вперед.
За три рейса все необходимые семена доставили в порт. Эхо прикинул осадку судна, объем трюма и вес тягача, чтобы увезти максимум возможного.
– А что станет с «Ковчегом»? – Пуно обернулся на ставшую ему родной темноту, где под защитой мифов покоилась реально существующая гора.
– Закроем, – рассудил Альфа. – Мы забрали процентов двадцать. И одна линия до сих пор производит еду. Пусть еще постоит.
Пока оставшиеся мешки погружали на судно, Эхо и Чарли вернулись в недра горы, прибрались там немного, закрыли двери, активировали защиту с задержкой, чтобы успеть закрыть главный вход. Попутно они взяли еще еды. Девать ее было уже некуда, но пережившие смертельный голод люди вновь и вновь запасались излишками, как хомяки. Они нашли армейские сумки на аэродроме и наполнили их до предела. Корабельная рубка тоже ломилась от жестяных банок, и даже бардачок тягача распухал от запасов.
– Так, теперь погружаем машину, – приказал Альфа, когда Эхо и Чарли вернулись.
Лима и Пуно не ожидали, что тяжеловесный транспорт поплывет с ними.
– Без транспорта нам не доставить семена к ракете, – объяснил Эхо.
Осадка рыбацкого судна уже колебалась на уровне ватерлинии, и стало очевидно, что вместе с грузовиком оно опустится на предельно возможный уровень.
– Надеюсь, с плавучестью у этой пташки все хорошо, – хмурился Чарли.
Тягач зацепили судовым краном и очень медленно, чтобы не перевернуть корабль, стали перемещать на расчищенный участок на носу. Трюм тянулся под всей нижней палубой, но из-за особенностей конструкции основной его объем находился ближе к корме, поэтому транспорт закрепили спереди. Судно равномерно осело почти до самых шпигатов. Волны начали забрызгивать верхнюю палубу.
