Андрей Умин
Мехасфера: Ковчег
– Выбрасывайте все лишнее, – покачал головой полковник.
После долгого и безуспешного торга со своей жадностью пришлось оставить на берегу сто банок консервов, отсоединить лишние детали от корабля и даже избавиться от цистерны с водой. Ее недельный запас распределили по мелким емкостям и выбросили все лишнее за борт. Ватерлиния поднялась на несколько сантиметров, и мелкие прибрежные волны больше не доставали до палубы. Оставался вопрос с океанскими штормами, но отряд понадеялся на удачу и решил действовать по обстоятельствам.
– Если что, выбросим пару мешков с семенами, – допустил Альфа.
– Нам и так повезло, – рассуждал Эхо. – Вместо десяти человек нас всего пять да еще без экзоскелетов. Лишние полтонны семян.
– Лишних семян не бывает, – возразил полковник. – Чем больше их будет, тем лучше. Каждый килограмм спасет нескольких человек на Марсе. Печально, конечно, из-за наших погибших, но своей жертвой они спасут много жизней.
Корабль отплыл из мрачного порта Шпицбергена и лег на курс до Архангельска. Члены группы вновь оказались один на один с ночным океаном, желавшим затопить их судно. Эхо задумался о последних словах полковника. Дополнительные семена вместо погибших людей, тысячи спасенных жизней. Это наводило на мысли – очевидные, но от того еще более устрашающие. Сержант все чаще смотрел в глаза командира и ловил его ответный проницательный взгляд. «Я понимаю, что ты все понял, – безмолвно отвечал он. – Но мы все в одной лодке. Просто держись меня и ничего не бойся».
Обратный путь занял больше времени, чем вояж на Шпицберген. Как-будто какая-то высшая сила решила усложнить путникам жизнь и загодя, сотни миллионов лет назад, изваяла континент именно такой формы. Все ради лишнего дня пути и, как следствие, страшных переживаний из-за критической нехватки времени. Один чертов день теперь имел ключевое значение и губил миллионы жизней.
Путники безвольно созерцали блестящие в свете полярного сияния барханы мусора, слушали его шорканье о борта и никак не могли повлиять на скорость плавания. Хотелось дать кораблю пинок, придать ускорение, но двигатель не хотел работать быстрее положенного. Густота моря тоже не помогала плыть быстрее, воруя у человечества время из-за трения судна об океанский пластик. Корабль с трудом прорывался сквозь скопления углеводорода во всех его формах.
Нервы марсиан накалялись до предела, даже несмотря на бушующие вокруг ледяные штормы. Корабль подбрасывало на волнах, как маленький беззащитный плот. Вода заливала палубу и попадала в трюм, отчего осадка судна становилась еще больше. Вся пятерка непрерывно откачивала воду насосами, но непосредственно воды там было совсем немного – в основном детрит и крупный пластмассовый мусор, который приходилось выбрасывать за борт руками. В отличие от ватного психоделического круиза к Шпицбергену, на обратном пути скучать не пришлось. В свободное от спасения корабля время морпехи чинили насосы, а Пуно и Лима наслаждались обществом друг друга. К концу плавания они уже и представить себе не могли, что когда-то жили иначе. К хорошему привыкаешь не быстро, а мгновенно. Счастье переписывает ячейки воспоминаний, как паразит заполняет память себе подобными. Казалось, что Пуно и Лима всегда были вместе, не расставаясь ни на минуту. Да, счастье – паразит, но только де-юре. Де-факто это самое восхитительно чувство, ради которого только и стоит жить. Вот это и были самые прекрасные в их жизни дни – посреди ледяного океана и вечной ночи, в шестибалльный шторм, с кружащимися от качки головами и больными желудками, с ноющим от боли телом и сильной усталостью из-за постоянной борьбы за судно. Какая разница, что творится вокруг, если два человека наслаждаются каждым мгновением вместе?
Еще пять дней непрерывной битвы за жизнь в копилку к предыдущим восьмидесяти. Когда стало казаться, что путники сбились с курса или что буря поклялась душами всех оставшихся рыб непременно потопить корабль, на горизонте появилась тонкая полоса света. Еще несколько часов, и над волнами вдалеке сверкнул осторожный луч первого за целый месяц дня. Солнце, как лазутчик, высунулось из укрытия и незаметно для бушующей ночи поманило людей к спасению. Такое доброе, такое заботливое. Через несколько дней оно еще скажет свое убийственное слово, но пока что пребывает на светлой стороне собственной биполярной личности.
Десятого января корабль подошел к порту Архангельска. К тому, что пятьсот лет назад было портом, а теперь превратилось в кучу непролазного хлама. Стальные остовы древних зданий высились памятником похороненному здесь крупному городу. Большинство заводов стали засохшими оспинами на теле земли, но некоторые, самые неистовые из них продолжали выпускать не нужную никому в радиусе пятидесяти миллионов километров продукцию. Но вот с расстояния в шестьдесят миллионов километров прилетели марсиане, чтобы ее забрать.
– Надо быть осторожнее, – пригляделся к окрестностям Альфа. – Город каннибалов как-никак.
– Слишком тихо. – Пуно застыл на носу судна и смотрел вдаль. Без всех этих электронных примочек зрение краснокожего давало фору глазам морпехов. – Вспомните, какой хаос создавали мегамутанты.
В памяти путников сразу вспыхнули далекие дни смертельной борьбы с каннибалами. По спинам всех пятерых пробежала холодная дрожь. Они ожидали увидеть в Архангельске орды дикси и берлогов с какими-нибудь изощренными средствами медленного гурманского умерщвления жертв, но ничего такого не наблюдалось. Береговая линия тянулась спящим погостом без намека на какое-либо движение. Солнце застыло чуть выше города – такое чужое, непривычное, инородное на зимнем северном небе.
– День. Мы целый месяц его не видели, – вздохнул Эхо.
Отряд не нашел ничего подозрительного в мертвой пустоте города и поплыл ближе, почти к самому устью впадающей в море Северной Двины.
– Ищите работающий завод, – с тревогой проговорил Альфа. – Я точно знаю, что ракетные приборы еще производятся.
Корабль долго лавировал между торчащими из воды рубками подводных лодок. Словно вершины айсбергов, возвышались эти надстройки, а океанский и речной мусор скрывал под собой туши несметного количества субмарин. Вся береговая линия между Архангельском и Северодвинском пестрела торчащими антеннами и шпилями подводных кораблей, как трезубцами Посейдона, произведенными на фабрике реквизита старых богов.
– Северо… как? – спросила Лима.
– Северодвинск, – ответил сержант.
– Ну и словечки были у наших предков.
– Вижу завод! – Эхо навалился на правый борт корабля. – Вон. Трубы как на архивных фотографиях.
– Хорошо, – кивнул Альфа. – Второй должен быть в десяти километрах на запад.
– Неужели мы это сделаем, сэр?
– А ты сомневаешься? – ухмыльнулся полковник. – Мы уже это сделали. Как только получили приказ от генерала морской пехоты. Осталась только пара формальностей.
В этот момент воздух вокруг них посветлел, как будто с неба ушло плотное облако, но облаков нигде не было. Это начало мерцать солнце.
– Черт бы его побрал! На четыре дня раньше!
Небо то становилось ярче, то опять тускнело, будто кто-то нашел диммер дневного света и, удерживая одной рукой мистеров уже выполнивших приказ морпехов, другой крутил датчик, играя у них на нервах. Долгую минуту путники смотрели в небо, от страха не в силах опустить взгляды – антиподы страусов, прячущих голову в песок.
– А разве небо не должно побелеть? – удивился Чарли.
– Не переживай, побелеет. Когда произойдет настоящая вспышка, – хлопнул его по плечу Эхо. – Это только первый звоночек.
– Бесят меня такие звоночки. – Майор плюнул в воду и энергично зашагал по палубе, словно пытаясь отряхнуться от своего страха.
– Зато теперь мы знаем оставшийся срок. Где-то семьдесят два часа.
Полковник стянул ремень автомата с плеча, взял оружие в руки и проверил патроны в магазине.
– Ну что? – осмотрел он отряд. – Давайте уже за дело.
Три дня – целая вечность, когда речь идет о туристическом путешествии. За это время можно повидать многие красоты природы, отдохнуть, выспаться, снова устать и снова отдохнуть. Но когда речь идет о доставке семян в космос, три дня – критически малый срок. Хотя бы потому, что до космодрома плыть еще триста километров по запруженной мусором Двине, а потом устанавливать на ракету приборы, которые, к слову, еще надо найти.
Морпехи пришвартовали корабль на ближайшем к заводу пирсе. Мутантов в округе не наблюдалось, и это пугало даже сильнее, чем их присутствие.
– Куда, черт возьми, могла пропасть целая армия каннибалов, – сокрушался полковник, к сожалению для себя, уже зная ответ.
– Они ушли к нашему лагерю! – с ужасом проговорила Лима.
Дорога от пирса до завода тянулась по живописной кровавой аллее с натянутой по краям колючей проволокой в десять рядов, которая держалась на украшенных костяными шипами фонарных столбах. Когда-то давно эти фонари давали людям свет, а теперь вселяли ужас. Пропитанная животным жиром брусчатка напоминала дорожку для керлинга – настолько на ней было скользко, а играли здесь, видимо, черепами. Судя по обстановке, дикси не использовали посуду и готовили прямо на земле. Морпехи с отвращением ступали своими санта-клаусовскими красными сапогами по чужой разделочной доске. Казалось, они свинячат на чьей-то кухне.
Чарли и Эхо медленно, полуприседом шли к заводу, пока Альфа, Пуно и Лима ждали их на корабле. В самом конце кишочной аллеи на фонарях висели вонючие мешки с мясом – запасы мутантов на черный день. Из этих суповых наборов торчали кости, шкуры и всякий мусор, циркулирующий по пищевой цепи Пустоши. Кровавый след, похожий на ковровую дорожку, заканчивался на небольшом пятачке прямо перед заводом. Там стояли стулья, скамьи и даже столы – все из костей. Зрелище было не назвать ужасным. Ужасно – это когда кто-то убивает котенка или издевается над инвалидом. Площадка у фабрики и рядом с этим не стояла. Она сводила с ума, вынуждала извилины перекручиваться в попытке поскорее свихнуться и перестать воспринимать окружающую действительность. Город мегамутантов убивал одним своим видом.
– Тут и без дикси жутко, – дрогнувшим голосом сказал Чарли. Даже он похолодел!
– Это похоже на ту историю с орлами, – задумался Эхо. – В ней был такой же момент, как сейчас, – оставшиеся в живых люди выманили на себя армию монстров, чтобы отряд лазутчиков прошмыгнул к роковому заводу. Посмотри кругом. Не уйди каннибалы штурмовать лагерь, мы бы остались без единого шанса. Ракета бы не улетела.
– Опять ты за свои сказки.
Они шли осторожно, чтобы не спугнуть неожиданную удачу. Саперы на минном поле движутся и то быстрее. Обстановка обязывала считаться с величием ужаса, склонять голову перед его эпичностью, уважать его власть над всем неживым. Даже ветер пугался окрестных улиц, бился в вымпелах на столбах и пытался как можно быстрее убраться из этих мест. Город был черной дырой наоборот – не притягивал к себе материю, а заставлял ее в ужасе разлетаться во все стороны света.
С внешней стороны на стенах завода помимо вездесущей колючей проволоки висели гирлянды из человеческих черепов, собранных в ожерелья для какого-то мегамутанта. В отсутствие живых тварей некромантские украшения одиноко качались на ветру, как те же вымпелы. Красное небо особенно сильно багровело над городом, словно кровь смешали с известкой. Коричневый саван лежал на развалинах зданий и давил на рассудок. Небеса в этом месте словно слились с адом в едином воплощении мира древних людей.
Эхо дотронулся до ворот завода, и они раскрылись с пугающим скрипом. Вороны не сорвались с насиженных руин, потому что давно уже были съедены, и только впечатанные в землю черные перья напоминали об умирающем животном мире планеты. Внутри завода гигантской сороконожкой тянулась линия сборки печатных пластин. Тянулась очень далеко и работала очень неспешно, как в замедленной съемке, по несколько сантиметров в минуту. Фиксаторы по бокам миниатюрных платформ походили на конечности насекомых и в очередной раз напоминали о погибающей фауне Пустоши. Но вот что здравствовало и занимало оставшиеся природные ниши – изделия фабрик, бесконечно рождающих все новый и новый хлам. В данном случае имелось исключение, лишь подтверждающее правило. Пара изделий этого завода очень бы пригодилась морпехам.
Эхо забрался на уходившую под потолок линию сборки, пока Чарли осматривал площадь предприятия и угрожал неизбежной расправой любой нечаянно шелохнувшейся вещи. Дрожащий палец его лежал на полунажатом курке.
– Нашел, вот они! – обрадовался Эхо, впервые в этом городе повысив голос.
Он быстро затих, но отголоски его слов совершили еще несколько кругов в стенах высокоточного завода, который не шумел сам и не мешал другим звукам летать по его железной утробе.
Сержант медленно спустился, держа в руках, как святыню, модуль управления – набор из нескольких блоков для размещения в башне ракеты.
– Уходим скорее, – нервничал Чарли. – Мне от этого города не по себе.
Время уже давно не текло привычной рекой, оно неслось быстриной с многочисленными порогами. Если размеренную жизнь можно сравнить с прямой линией графика, то жизнь членов отряда теперь стала бьющейся в конвульсиях стрелкой сейсмоприбора, переплетенной с кардиограммой загнанной собаки с ее тысячами ударов в минуту.
Чарли и Эхо взяли модуль в четыре руки, чтобы не дай бог не разбить его, и понесли по украшенной потрохами дороге. Город лишился своей главной ударной силы – мутантов, но и сам мог прекрасно расправиться с путниками. Он давил на психику, зажимал со всех сторон мясными мешками, черепами и колючей проволокой, а сверху, как крышка на чане с наваристым гуляшом, лежало и разрывало барабанные перепонки своим низким гулом небо. Возможно, гул исходил из-под земли, а может, являлся галлюцинацией напуганных марсиан, но ясно было одно – без единой души, даже злобной и агрессивной, город выглядел намного страшнее. Воображение всегда превосходит даже самый жуткий земной кошмар. Это не требующая доказательства аксиома.
Время било под зад. Чарли и Эхо, спотыкаясь от его толчков, едва не роняя ценные блоки, бежали в сторону пирса. Найти корабль на кладбище субмарин оказалось легко – слишком уж он выделялся. Солдаты взбежали по сходням, аккуратно поставили модуль на палубу и рухнули возле приходить в себя. Полковник уже разворачивал судно в сторону второго завода. Требовалось переплыть весь некрополь подводных лодок, похороненных в бывшем эстуарии Северной Двины, теперь затопленном морем.
Некогда было даже думать. Каждый делал что мог. За вторым устройством тоже пришлось идти сержанту – он один знал, как выглядят модули, и единственный из отряда мог их установить. Следовательно, пока Эхо не передаст ценный груз в руки Оскара на космодроме, умирать ему тоже никак нельзя, поэтому для защиты с ним снова пошел Чарли. Выбитый из колеи и стянутый узлами набухших нервов майор едва сам не укокошил сержанта. Его дрожащий палец несколько раз прожал курок, и пули со свистом пролетели рядом с головой Эхо. В какой-то момент сержант понял, что самой большой опасностью для всего живого теперь является сам майор, а не какие-то гипотетические мутанты, которых и след простыл. За всю вылазку к заводу они увидели только одного пьяного берлога, сонно бродящего по снегу. Этот был неприрученный, а значит, не желал иметь ничего общего с двуногими гостями города и просто прохаживался в поисках весны.
Топливный модуль и система синхронизации двигателей оказались куда тяжелее первого груза, и морпехи едва их доволокли. Помогло бьющее по ягодицам время. Оно, как невидимый поезд-призрак, мчало вперед и волей-неволей любого оказавшегося в этом потоке тоже толкало к цели.
Почти весь день ушел на поиски компонентов ракеты и маневрирование в заливе. Тысячи подлодок, выброшенных из чрева заводов, путались под ногами, но Альфа, как заправский капитан первого ранга, вел судно к цели. После залива началось длинное, очень длинное русло Северной Двины. Руины у реки сменились таежными деревьями – выгоревшими от космической радиации, но не упавшими, оставшимися стоять, как тролли, застигнутые солнцем врасплох. Еще несколько миллионов лет, и они превратятся в отличный поморский уголь. К сожалению, у путников не было столько времени, и они просто плыли мимо окаменевших деревьев.
Течение тормозило корабль, увеличивало расход допотопного топлива, и если на то пошло, проще было бы дождаться превращения леса в уголь, сделать синтетическую солярку и вдарить как следует. По понятным причинам это осталось резервным планом, а основным было – успеть до солнечной вспышки.
– Эта развалюха не может плыть быстрее? – нервничал Чарли. – Мне осточертела эта планета со всей ее грязной природой.
– Ну да, – скривилась Лима. – А кто же сделал ее такой?
– Тише вы, – вмешался полковник. – Нам еще целый день плыть в этой консервной банке. Я не хочу, чтобы вы поубивали друг друга.
Он вел себя нарочито грубо, потому что военный уставной тон уже точно не помогал. Опытный лидер выбрал линию поведения вожака стаи агрессивных подростков, чтобы не дать Чарли сорваться с цепи. Майор стал самой большой опасностью для похода, хотя сам об этом, конечно, не подозревал.
– Долго еще? – спрашивал он дрожащим, как у торчка, голосом.
– Прилично. – Эхо пытался говорить как можно спокойнее, чтобы не разжигать топку безумия Чарли.
– Ты же ученый. Расскажи что-нибудь об этом месте, чтобы не так скучно было.
Майор не понимал, как паршиво выглядит со стороны. Он так долго и так беспечно прятался от своих внутренних страхов и комплексов, к слову, вполне обычных, что привычка избегать негативных отзывов о своем характере овладела им, как мания преследования, ведь неприятных заключений о его натуре со временем становилось больше и больше. Нормальный человек обдумал бы их, сделал выводы и понизил градус кипения своей психики – страхи и комплексы есть у всех, но Чарли отличала одна крохотная черта – нежелание мириться с собой. В итоге это заставит его разругаться со всем миром.
– Ну давай, говори, что это за место?
Он напирал на сержанта всем телом. Пользуясь преимуществом в росте, смотрел на него сверху вниз. Между их лицами оставалось сантиметров десять, не больше. Эхо видел всю партитуру фуги безумия в красных склерах майора.
– Даже не знаю… А, вот интересный факт. Тысячу лет назад русло реки пролегало намного восточнее.
– Продолжай, – требовал Чарли.
И сержант продолжал:
– По старому руслу мы бы ни за что не успели добраться до космодрома.
– Ну вот. Значит, эта разруха имеет и положительные стороны. Благодаря климатической катастрофе мы теперь можем спастись.
Чарли не учел тот факт, что без климатической катастрофы и спасать бы никого не пришлось.
Весь долгий изнуряющий день продолжались психологические атаки майора на экипаж жестяного флагмана спасения человечества. Даже ночью он не мог спать, светил красными от перенапряжения глазами, пытался выстроить всех по струнке и отдавал психоделические приказы.
– Стреляйте по воронам!
Альфа шепнул остальным:
– Мы уже почти на месте. Проще всего просто подыгрывать.
И они делали вид, что стреляют. Ведь главное в приказе не достижение поставленной цели, а демонстрация подчинения.
С каждой новой излучиной река становилась мельче. Тайга на обоих берегах тянулась к самой себе, пытаясь соприкоснуться ветвями мертвых деревьев. Корабль то и дело цеплял камни и всякий мусор на дне. Наконец спустя двести с лишним километров борьбы с течением судно окончательно село на мель. Капитан провел его по совершенно немыслимому курсу, по самому мелководью, и оно застряло в настолько неглубоком месте, что там не смогла бы пробежать даже водомерка.
– Все, приплыли, – констатировал он.
Судовым краном они спустили на берег тягач, загрузили его важнейшими компонентами ракет и провизией. Не считая срыва всех сроков и скорой вспышки на Солнце, все шло по плану. Семена решили доставить вторым и третьим рейсом грузовика.
Альфа рулил по тайге, а Чарли и Эхо получали французский массаж перилами кузова. От остатков природы уже тошнило и скорее хотелось блевать, чем любоваться постылыми видами. Первую за долгое время радость вызвал шпиль торчащей над лесом ракеты, которую члены отряда оставили черт знает сколько невыносимо долгих недель назад. Путешествие на три тысячи километров закончилось. Путешествие на сто тридцать миллионов километров пока продолжалось. Если мерить космическими масштабами, марсиане все еще пребывали на середине пути, но понимали, что все относительно, что ближайшие сутки станут решающими, а потом будет… Впрочем, пока было рано загадывать.
Лагерь встретил путешественников без салютов и фейерверков. Понурые инки едва передвигали ногами, таскали что-то вокруг блестевшей на солнце ракеты, а ослабленные без экзоброни морпехи делали вид, что контролируют ситуацию. По крайней мере они еще сохранили военную форму, чего нельзя было сказать о наряженных в рейдерскую броню и шкуры возвращенцах.
Разделенный отряд воссоединился и теперь состоял из десяти человек. Все по правилам войны – когда две дивизии несут потери и перестают оправдывать свои названия, их объединяют в одну тактическую единицу и снова бросают в бой.
– Глазам своим не верю, – пытался радоваться Дельта, но сил на это не осталось. – Как вы, черт возьми, прошли через Пустошь? Нам даже носу отсюда высунуть не дали. И что это на вас надето?
– Долгая история, – кривился Альфа. Сил у него осталось еще меньше, но некоторые мышцы лица пока слушались. – Расскажу, если переживем вспышку.
Никто не понял смысла последней фразы.
– Долго придется рассказывать, – подхватил Эхо, словно все неприятности остались далеко позади.
– Ну ладно, потом об этом, – махнул рукой Альфа. – Что тут у вас?
– Погибло трое солдат и около тридцати краснокожих. Это какой-то кошмар. Никто уже не понимает, что происходит.
В их разговор вмешался проныра Юрас.
– А где остальные? Где мой сын?
Альфа и Эхо переглянулись.
– Инки остались сторожить семена. За два рейса на тягаче их привезут сюда, – объявил полковник, не сумевший рассказать старику о смерти его сына.
Желая скорее сменить тему разговора, он отвел Браво в сторону и передал ему свои опасения по поводу самочувствия Чарли: майор постепенно сходил с ума, стал несдержанным и агрессивным, но дело свое знал и в случае нападения каннибалов мог выпроводить из земного ада большое число супостатов. Альфа оставил его под надзором братьев по оружию и отправился в обратный путь к кораблю. Компанию ему составил Фокстрот.
Эхо тем временем объединился с ученым Оскаром, и вместе они поднялись в ракету – устанавливать и проверять новое оборудование. За оставшиеся для перевозки семян часы они, не зная сна и отдыха, должны были справиться с данной задачей, каких бы умственных и физических трудов это ни стоило. Даже смерть в этой ситуации не считалась бы оправданием. Судьба человечества от чего только не зависела в эти три месяца, а теперь она держалась на их хрупких плечах.
Пуно и Лима в эти решающие для Марса часы продолжали охранять корабль с семенами и слушали белый шум в рации на случай, если заблудившиеся морпехи начнут звать на помощь. В однообразной тайге легко заплутать любому, кто не прожил в ней эдак миллион лет, – необходимый срок, чтобы запомнить расположение и внешний вид сосен в радиусе нескольких километров, а ведь до лагеря их было все сорок. Так что инки держали ухо востро.
Лима устроилась на крыше капитанской рубки и с нежностью смотрела на Пуно, защищающего ее от лесных насекомых. Она блаженно улыбалась, и все вокруг виделось ей в розовом цвете. Ядовитые тараканы размером с кулак и огромные кислотные муравьи казались плюшевыми злодеями, созданными лишь для того, чтобы храбрый рыцарь из девичьих грез хладнокровно с ними расправился. Они добровольно бежали на смерть, подстегиваемые ее фантазией. Ах, этот прекрасный герой! Ее герой и ничей больше.
Это было не очень похоже на суровую Лиму, которая убивала цепных псов на Арене. Она потрогала лоб – так и есть, у нее дикий жар. Но кому сейчас хорошо? К тому моменту каждый морпех или инк волею судьбы балансировал на краю пропасти, избавляющей от всех бед. Некоторые бросились в нее, оставив после себя лишь память, а другие продолжали бороться. Лима крепилась и пыталась хоть как-то охладить голову, прикладывая ко лбу снег.
Пуно любовался ею после каждого отбитого нападения и, стоя на размазанных по палубе насекомых, вдохновенно смотрел на ее затуманенные лихорадкой глаза. Он улыбался, она изо всех сил улыбалась в ответ, и он снова брался защищать свою женщину. Ту самую.
От любовной романтики их отвлек вернувшийся армейский тягач. Альфа с Фокстротом быстро взбежали на борт корабля и начали перетаскивать краном мешки с семенами. Один из них немного порвался и, оказавшись в самой высокой точке между судном и тягачом, окончательно разорвался и усыпал берег семенами.
– Вот на что сбегаются насекомые, – сообразил Пуно. – Они чувствуют размякшую в воде пищу.
– Тогда у меня плохие новости. Теперь их набежит еще больше. – Альфа пытался спасаться юмором от тревоги. – Умеешь обращаться с мини-лазером?
Полковник попросил у Фокстрота его ручной бластер, какие выдали всем морпехам как раз для таких случаев.
– Мутанта им не убить, зато рад-насекомое поджарится на раз-два.
– На них же ДНК-защита, – напомнил солдат.
– Не проблема. Сейчас быстро перенастроим, – ответил полковник и перевел взгляд на парня. – Давай сюда руку.
Пуно с некоторой опаской протянул ему руку, но через пару мгновений крохотный лазер уже лежал в ней как влитой.
– Защищай оставшиеся семена. Осталось еще два рейса.
Тягач взвизгнул шинами и, скользя по заледенелой земле, пошел юзом в направлении космодрома. Через минуту он скрылся из вида. Пуно продолжил отстреливать насекомых величиной чуть ли не с себя самого. Некоторые особи доставали ему до пояса, но размер накладывал ограничения – они медленнее двигались, имели в клыках меньше яда и вообще были эдакими имбецилами в мире членистоногих, не отличаясь умом и сообразительностью. Лима тем временем перестала отличать Пуно от жуков-пауков и боролась с закрывающимися глазами, стараясь не дать себе потерять сознание и провалиться в долгий, чарующий сон, такой прекрасный и сладостный.
Когда тягач в последний раз вернулся к кораблю, уставших инков наконец забрали домой. Пуно трясло после постоянного отстрела гадов, казалось, что кузов и все пространство вокруг него копошится, состоит из букашек, желающих откусить ему голову. Лима по понятным причинам не видела даже этого.
– Как там в лагере? – лишь спросила она. – Как отец?
– Просто отдыхайте, – сказал Альфа – он никогда не умел сообщать плохие новости. – Мы все очень устали.
Поездка через тайгу растворилась в небытии.
Наконец-то последние члены отряда вернулись в начальную точку путешествия, вернулись домой. Пуно и Лима представляли свое возвращение как некое торжественное событие, когда все инки высыпятся им навстречу, восторженными криками и песнями встречая добытчиков вожделенных семян. Действительность же оказалась не такой радужной. Лагерь встретил их запустением. Многие дома были разрушены, а уцелевшие стали частью защитной стены, проломленной уже в нескольких местах. Вместо десятков счастливых инков вернувшихся встретило всего несколько обросших и исхудалых призраков. Они устало смотрели на таких же замученных – но уже походом – людей и совсем не рвались устраивать торжество. Самая большая группа инков и марсиан толпилась вокруг ракеты, окруженной строительными лесами и подъемными механизмами для доставки семян в грузовой отсек.
Единственными людьми, проявившими интерес к возвращенцам, оказались Матфей и Юрас. Первый просто радовался, что кто-то из его сородичей выжил, а второй пытался найти своего сына.
– Где Куско? – волновался он.
– Не выжил, – прямо ответил Пуно.
У Юраса волосы встали дыбом. Подсознательно он давно смирился с потерей сына, но все равно до последнего надеялся, что тот вернется и хоть как-то поможет отцу. Хотя с ним и пришлось бы делить место вождя.
– Убийцы! – прошипел он. – Не уберегли!.. О горе!
Ощетинившись, он обвел взглядом собравшихся вокруг. В каждом из них уже давно зрело недоверие к старику. Оно было взаимным. Юрас медленно, чтобы никого не спугнуть, двинулся по дуге мимо враждебной группы, чтобы оказаться ближе к своим многочисленным верным последователям. На договор с марсианами он уже не рассчитывал, поэтому решил действовать жестко. Альфа, Лима и Пуно потеряли бдительность, увидев, как он уходит. За подлым стариком следил только Матфей, но он находился дальше всех от своего заклятого врага, поэтому не успел предотвратить атаку на Лиму. По соображениям старика, девушка обязана была сделать его сына вождем, принадлежала ему полностью, как вещь, а поэтому жизнью отвечала за благополучие Куско. Коварный вождь набросился на беззащитную Лиму и попытался снести ей голову ударом своей новой трости. Матфей не помешал его первому, несильному удару, зато сумел предотвратить второй, убойный замах. Трость пролетела мимо, и в следующую секунду негодяя оттолкнул уже Пуно. На защиту старика сбежались верные ему люди. Началась потасовка.
– Они убили Куско! Будущего вождя! Негодяи! Они нарушили договор!
Он не уточнил, что договор этот подразумевал оставление инков на произвол судьбы, бегство морпехов без семян и целый арсенал оружия для Юраса, с помощью которого он поработил бы не только инков, но и вообще добрую половину Великой пустоши.
Не все краснокожие встали на его сторону – последовал жаркий спор. Отовсюду летели ругательства, лился поток давно копившихся претензий. Лима пыталась разыскать в этом гаме отца, звала его по имени, спрашивала, где он. Из-за этих вопросов шарахались и отворачивались от девушки как от прокаженной. Наконец Матфей схватил ее за пылающую жаром руку, отвел подальше от толпы и сообщил страшную весть. Инку убил не кто иной, как доморощенный злодей Юрас, чтобы окончательно стать вождем.
Последние силы, державшие Лиму в сознании, иссякли. Она услышала сказанное ей, но не могла реагировать на это. В тот самый момент, когда ее ушей коснулась новость о смерти отца, она перестала контролировать свое тело и даже мысли. Говоря точнее, она даже не поняла, что́ услышала. Мозг на каком-то подсознательном уровне уловил ужасное и активировал безопасный режим с целью спасения остатков жизни. Сигналы от нейронов блокировались, тело сковали группы быстрого реагирования, чтобы ни один импульс не прошел между синапсами без сертификата безопасности, гарантирующего сохранность психики. Короче, Лима стала терять сознание. Пуно подхватил обмякшую девушку и отнес еще за угол ближайшего дома. Матфей не смог последовать за ними, так как являлся идейным вдохновителем той небольшой группы, что бросила вызов Юрасу.
