Пришлось всё же остановиться, и, чтобы всем было видно, поднять пустые руки ладонями вперёд.
Вроде, заценили – угрожающе размахивать своим деревом охотнички перестали, и притихли. Это главный на них прикрикнул. Сам же он, как и положено Вождю, вышел вперёд.
Когда до меня осталось шагов пять, разразился речью. Мать, сходу уловив ключевые моменты и слова, переводит через транслятор в ухе:
– О могучий Охотник, в одиночку убивший… э-э… сьобра! (Не знаю, что это обозначает, но звучит – так!) Скажи, зачем ты пришёл в нашу долину, и мирные ли твои намерения? – тут он ещё пораспространялся, какие они сами – хорошие, и сходу предложил присоединиться к ним, и жить и охотиться вместе, особенно, если я – одиночка, покинувший, или оставивший своё Племя.
Речь его поражала. С одной стороны, она изобиловала примитивными словами, типа «еда», «враг», «охотник», «Племя». А с другой… Глаголы в ней присутствовали. А ещё она содержала и чисто абстрактные понятия – вроде «дружбы», «радушия», «мира».
Значит, ещё не всё подзабыли из прошлой, цивилизованной жизни, эти обросшие волосами оборванцы в грязных и плохо выделанных, и жутко вонявших потом, шкурах.
– Переводи, Мать, – я через ларингофон говорил ей то, что хотел выразить, а она подсказывала картавые и звонкие слова. И я уж озвучивал их, стараясь не коверкать.
– Привет вам, храбрые Охотники! Я пришёл к вам из-за гор. Пришёл с Миром. В знак моих добрых намерений примите в Дар этого… э-э… Сьобра! – я же видел, с каким вожделением они на него…
– Благодарим, о великий Охотник! Мы с благодарностью принимаем твой Дар! – а очень как-то поспешно они закивали, соглашаясь на мой «дар». Не съели бы вместе со сьобром! – И просим разделить с нами очаг и пищу. Наше жилище – твоё жилище!
На это «щедрое» предложение я не нашёлся бы, что ответить, но Мать посоветовала:
– Моя добыча – ваша добыча! – и прокомментировала: «Это – из «Маугли» Киплинга!»
Если бы я ещё знал их – что Киплинга, что Маугли… Но фраза, вроде, оказалась к месту, и понравилась.
Оттащив тушу на ровное утоптанное место, ребята принялись её разделывать. Я так называю их потому, что роста в каждом было не больше пяти-пяти с половиной футов, и мощью мускулов, или там, атлетичностью фигур они обезображены не были.
А, да – забыл сказать. Я, чтобы ничем не выделяться, и не пугать Племя, тоже был перемазан грязью (и Мать постаралась, и сам извозился), и в одной набедренной повязке. Матери пришлось приложить некоторые усилия и большую изобретательность, чтобы сшить, и придать всему натуральный вид. Но всё равно – я смотрелся, как качок среди школьников. Ладно, переживу.
Камеру пришлось спрятать за ухом. Дополнительный микрофон – в волосах. Так что Мать получала и картинку, и звук. И могла мне подсказать, чего опасаться, и что отвечать. Поэтому церемония поедания шашлыка, обжаренного на палочках прямо на костре, пылавшем посреди Пещеры, в обложенном плоскими камнями огромном очаге, прошла нормально.
Если не считать того, что мясо могло бы быть и помягче. И соли мне очень не хватало… Женщины и дети неотрывно пялились на меня во все глаза. Хм. Непривычно чувствовать себя звездой Шоу, но пережил и это. На все каверзные вопросы, из какого я племени, как там у нас, за горами, и почему я один, удалось, и поднапрягши мозги с воображением, и с помощью Матери, вразумительно и вполне правдоподобно ответить.
После окончания священнодействия – то бишь, еды – все мужчины погрузились в приятную полудрёму, предаваясь перевариванию пищи, и только теперь к очагу подпустили остальных обитателей. Судя по тому, как жадно они подбирали остатки трапезы, и спешили поджарить то, что бравые Охотники посчитали несъедобным, ясно стало многое.
Во-первых, женщины, дети и старики здесь – люди второго сорта. То есть, уважения к старшим, и опыта, которым могли бы поделиться для вящего улучшения, что орудий, что быта, ветераны, нет никакого. А, значит, нет и прогресса.
Во-вторых, до сорока лет тут вряд ли доживают.
И, в-третьих, некоторые члены Племени – явные изгои.
Особенно гнобили одного старичка (весьма, впрочем, противного и злобного на вид), и одну старушку. Ну, вернее, это я вначале принял её за старушку. При более пристальном рассмотрении оказалось, что ей не больше тридцати, но она жутко истощена и печальна. Морщины на лбу и мешки под глазами сказали мне о проблемах с рационом – похоже, они со старичком тянут только на корешках и фруктах… Седые же волосы появились, скорее, не от старости, а от плохого обращения и, возможно, переживаний.
Устроившись с остальными Охотниками в глубине пещеры, на том, что можно было с натяжкой назвать спальным местом (там лежали сухие листья, мох и совсем уж старые шкуры ), я всё же попробовал узнать, что произошло в Далёком Прошлом. И как эти спасшиеся «докатились до жизни такой» – ну, то есть, их версию Случившегося. (Нашу-то Мать мне подготовила.)
Легенду, мирно ковыряя в зубах щепочкой, рассказал сам Вождь. Звали его, кстати, Могучий Леопард. И весил он куда больше сородичей: килограмм под сто. Но в-основном – за счёт живота.
«Когда Кага сотворили Первого Человека, он поселил его в Раю. Но стало скучно человеку, и тогда Бог… (с вашего позволения я пропущу эту часть – она слишком уж напоминает пересказ Библии и аналогичных канонических книг монотеистов!) … и наполнилась Земля злодеяниями от них. И разгневался мудрый Кага, и наслал Дождь. Дождь лил целый год. (…) Но не утонул Гангун с женой, спрятавшийся от Потопа на плоту, и продолжал свои чёрные греховные дела. И снова заселили всю Землю. (…)
Тогда Кага в великом милосердии своём наслал Огонь на Землю. И сгорели леса и луга, и погибло всё живое на поверхности. Но хитрый Рипсей спрятался в огромной Пещере, глубоко под землёй, и взял с собой припасов на три года. (…) Однако через год не понравилось брату Рипсея, как тот делит пищу, и поссорились. Разделились тогда на две семьи, и стали воевать… (Подробности: кто кому какую гадость сделал, или засаду устроил в гигантских катакомбах, я тоже опущу.)
… и остались только двое – Рой и Лана. Теперь пищи им хватало. Вот они и дали начало новому Роду Людскому после Всемирного Пожара. Они долго ждали своего часа, помня наказ Иммануха. И на поверхность вышли только после того, как травы и деревья вновь зазеленели…» И т.д.
Поблагодарив Великого Вождя за столь чудесный рассказ, я сказал, что теперь хочу выйти по своим нуждам. Ну, они поняли меня правильно – даже показали место, где у них можно… Справить свои нужды так, чтобы запах не попадал в Пещеру.
Разумеется, в наступившей темноте я поспешил скрыться, и за каких-то два часа дотопал до челнока.
Кошмар. Неужели всё, что осталось от выживших – вот это жалкое, утратившее абсолютно все «продвинутые» знания, моральные принципы, элементарную совесть, и техническое наследие, Племя?!
Мать поспешила меня уверить, что нет, конечно. Недаром же она гоняла туда-сюда наши зонды и беспилотники… Уж выяснила всё про быт «конкурентов».
Остальные племена живут ещё хуже. И почти утратили даже связную речь. Девяносто девять процентов слов, не означающих конкретные действия, или предметы – попросту забыты.
Так это же вообще – ужасно! Если нечем передавать опыт и накопленные стариками знания, местное человечество так и вымрет! Ну, или пробудет на стадии Пещер неизмеримые тысячелетия. И – пройдёт всё тот же путь, набив всё те же шишки… И никаких выводов из Апокалипсиса не сделав.
Да и ладно: пусть за это социологи-историки переживают. А я – просто «двукратный почётный член» их Академий и Университетов.
– Ладно. – я сдался. – Ты, как всегда, оказалась права. Ни … не дало мне «изучение местного фольклора». Полетели к Бункеру. И, кстати, сделай-ка мне ещё прививок. Уже от аллергии. А то местные москиты и блохи чертовски больно кусают! – действительно, я кое-где расчесал всё до крови.
А молодец она у меня. Даже не стала тыкать в нос фразами вроде «Я же говорила, что они всё позабывали…» и «Нельзя туда идти в одной шкурке, да и то – искусственной!»
Спасибо, что хоть не съели… Впрочем, поручиться за то, что ночью не треснули бы дубиной по голове, и не использовали, как чёртова сьобра, не могу. Уж больно заговорчески этот «Могучий Леопард» со «Злобной гиеной» между собой переглядывались, облизываясь и хитро подмигивая друг другу…
Бункер, в принципе, ничем от сотен других, излазанных мной, не отличался.
Правда, пришлось довольно долго рыть образовавшиеся за эти годы холмы, чтоб добраться до собственно бетонного перекрытия. Обрушившаяся шахта входа меня почему-то не прельщала – не люблю обвалов и приключений на …! (Ага – вот и Мать говорит – «Ха-ха! Чего же тогда опять прёшься?!»)
Длинные тёмные коридоры, пустые склады, заплесневелые стены с выкрошившимися кучками бетона, вездесущие крысы и тараканы. Почти всё, что я нашёл стоящего, брать не имело смысла. Как в и Колониях: всё слишком похоже на наше, земное… Никто не поверит в то, что это – «инопланетный артефакт с полуторатысячелетней историей».
Командный Пункт вообще разочаровал. Начинка компьютеров полностью рассыпалась от влажности и времени, а бумага превратилась в труху. Так что ничего такого, что могло бы поведать о подлинной истории и причинах «Великой Войны», и чем всё это дело закончилось, не нашёл.
Но всё равно – по традиции, чтобы не уходить совсем уж с пустыми руками, взял в месте, похожем на ясли, (Там стояли крохотные кроватки. Правда, сделаны были из хромированной стали, а не дерева, как принято у нас…) Игрушку.
Пятидюймовый стеклянный шар с кукольным домиком… И снежинками, падавшими на него мирным, словно в замедленном кино, неспешным, снегопадом – если перевернуть.
Такой же я мечтал иметь в детстве. А мать (в смысле, биологическая!) так и не купила. Ни на одно Рождество. Предпочитала всегда очередную бутылку виски…
Э-э, чего там ворошить Прошлое. Вот: я достал себе наконец то, что хотел.
Не прошло и шестидесяти лет. Только…
Почему-то особой радости не испытываю.
Может, потому, что всему – своё время?..
На осмотр всех десяти Уровней ушло два дня. Я не торопился, ходил везде с положенной скрапперу добросовестностью. Наконец, в одной из самых нижних запертых комнат, нашёл, чего искал. Как чувствовал – именно эту дверь надо вскрыть!
Прямо на стене кто-то вывел чёрным (а сейчас – еле заметным серым цветом) маркером:
«Это – последнее послание к Потомкам! Знайте: мы сражались с врагом до последнего! И если ему удалось загнать нас под землю, то только потому, что ядерные мины-роботы действуют сами, рассчитывая удар в самом уязвимом месте своими изощрёнными электронными мозгами.
Одно только утешает: их осталось немного, заправить их уже некому, и через пять лет удары прекратятся. Столько дети, наверное, продержатся. После Восстания, здесь, в Катакомбах, выживших осталось пятеро. Но трое – и я в том числе – дряхлые непродуктивные старики. Так что, думаю, мы оставим наш Мир в руках потомков Роя и Лары. А сами уйдём, чтобы не переводить продукты зря. Сказать хотелось бы многое. Но что? Ведь я испытываю мучительный стыд за и себя, и за других людей.
С какой стороны ни посмотри – наш Народ уничтожил сам себя! Ни болезни, ни голод, ни Пришельцы из Космоса – а только глупые мелочные амбиции и жажда власти подвели черту нашей Цивилизации. Написал бы, что, значит, недостойны выйти к Звёздам, и вступить в Контакт, или в какую-нибудь Межзвёздную Лигу Наций, но – стыдно.
Что мы могли бы предложить собратьям по Разуму, если сами как раз им-то и не обладаем?! Как назвать расу, убившую себя саму?! Идиотами? Эгоистами? Жадными недальновидными придурками?
Ничего больше завещать не буду – разбирайтесь сами, о Далёкие Потомки! Может, был смысл в нашей генерации. А может – и не было. Не знаю. Прощайте.»
Под этим завещанием лежали три контура – Мать подтвердила, что это рассыпавшиеся в труху скелеты и одежда. Но вот от чего, и как погибли эти люди, не выяснила даже она.
Ну и ладно. Это место и так навело на меня тоску и печаль. А ведь мы видали столько погибших или погубленных планет и Цивилизаций, что и не счесть… («восемьдесят девять» – некстати сообщила моя Хозяйка. Но больше ничего не сказала – чуяла моё подавленное состояние.)
Утром, поработав на тренажёрах, и поев, я решил навестить ещё раз своих «друзей» из Племени. Пусть они ничего и не помнят из Прошлого, зато – живые. Более чем.
Чтобы завалить большого буйвола, пришлось побегать (Вот резвая скотина попалась – еле догнал и проткнул! за ним… А потом – и протащить на волокуше из веток три мили до Пещеры. Зато уж Подарок смотрелся (Да и весил!) от души: должен понравиться моим вечноголодным и не слишком-то умелым троглодитам-охотничкам.
Однако подходя к пещере, заметил я странную активность.
Племя дико орало, расположившись более-менее правильным кругом, подпрыгивая, толкаясь и мешая друг другу, и кидая в кого-то камнями. На том самом месте, где в прошлый раз свежевали сьобра. Я тоже заорал, так как сердце почему-то сжалось, в предчувствии самого плохого.
Сразу же прыжки прекратились, а вопли – усилились (Ещё бы! Не слепые же!).
Все побежали ко мне, уже с радостными выкриками, поскольку тушу, которую я волочил, не заценил бы по достоинству только слепой. Ну, или очень старый и беззубый.
Приветствия и даже объятия прошли весьма бурно. Но учитывая гору свежего мяса, особых упрёков за уход в ночь я не услышал. (Как раз собирался, если бы спросили – отбрехаться именно тем, что ходил, якобы, на охоту!)
Совместными усилиями мы быстро доставили быка куда следовало.
Я оказался прав – там происходило свинство. Картина, открывшаяся мне, поразила до глубины души.
На земле лежала, истекая кровью, моя давешняя знакомая – измождённая не то женщина, не то – старушка. Жертва. Без сознания. Да и вряд ли вообще жива…
Мне бы, дураку старому, так всё и оставить, и не вмешиваться в Жизнь Племени… Однако я же – добрый идиот-гуманист, как частенько мне тычет в нос Мать.
Я пощупал пульс, и понял, что бедняжка ещё борется. Хотя дыхание уже почти не заметно.
Ага – мне, само-собой, захотелось выяснить, какого … здесь происходит.
Ух ты – они ещё, оказывается, и верят в «колдовство», и «дурной глаз»! Одна из жён Вождя посчитала, что «ведьма» навела порчу на её младшего отпрыска: того прошиб понос. А ещё бы не прошиб: кто же кормит грудного малыша полусырым мясом! Пусть даже уже полупережёванным. Пусть и из филейной части чёртова сьобра…
Словом, я вступился за «ведьму», на что мне было указано, чтобы я, как не разбирающийся во внутренних делах Племени чужак, не лез не в свои дела.
Ну а я такой спокойный и терпеливый – меня вообще очень трудно вывести из себя.
Пререкался и скандалил с ними целых полторы минуты. (Говорю же: я – убеждённый конформист и пацифист! Правда, не всегда последовательный…)
Так что, конечно, потом дошло и до кулаков.
Ну, что могу сказать. Ясно, что против каратэ и боевого самбо эти задохлики сделать ничего не могли. Но когда они ринулись (Те, кто смог встать и двигать ногами!) за копьями и луками, я предпочёл не искушать судьбу, а взвалить «даму» на плечо, и «отступить» со всей возможной скоростью к челноку.
И должен вам сказать, весил этот мешок с костями не больше сорока кило.
Не догнали.
В тамбуре Мать разворчалась, что приходится применять двойную дозу всяких там дезинсектантов и антибактериальных средств… Я помалкивал – знал, что главный разговор ещё впереди.
А пока пришлось бедняжку, которая, на своё счастье, ещё не пришла в себя, раздеть, чтобы уж точно наша химия поработала от души.
Чёрт. Всякие блохи-вши с неё так и посыпались… Ничего – дроид потом выметет их веником.
Внутри я в первую очередь спихнул обнажённую и дурно пахнущую пациентку на руки Автодоктору. (парень он непривередливый, и носа от работы не воротит)
Челнок взлетел. Автодоктор включил все сканнеры и анализаторы, отобрал все нужные пробы, и не прошло и трёх минут, вкатил в тощую руку антидот – чтобы, значит, она не подцепила ничего из моих болячек и микробиков, к которым у неё иммунитета ну никак быть не могло.
Мне тоже досталось – уже чтобы я чем-нибудь от неё не заразился…
Я так и наматывал круги по медотсеку, пыхтя и потея. Наконец вспомнил – отлепил от горла чёртов ларингофон – старинное, но чертовски действенное устройство связи, позволяющее говорить, даже не открывая рта. Сразу стало легче. Вытирать пот.
Наконец Мать, напрямую подключённая к Доктору (Или – наоборот, что вернее!) фыркнула:
– Не знаю, чего ты так волнуешься. У этой дикарки ничего серьёзного: ссадины, гематомы, пара рёбер (ну ладно – пять) сломаны, небольшое (ну ладно – большое) сотрясение мозга. Потеря крови несущественна. Но, конечно, сильное истощение. Делов – раз плюнуть. Подлатаем за пару дней. Пошёл бы поел пока.
Я так и сделал. Но – не обольщался.
Говорю же – Мать всегда снимает мою энцефалограмму. Так что мои новые чувства, откуда ни возьмись прорезавшиеся к нашей подопечной, от неё не скрыть… А Мать у меня, должен вам сказать – тот ещё подарок. Говорю же: ревновала даже к Иве.
Но – порядочная. Искусственный Интеллект, всё-таки.
Сердиться будет, а сказать – сама не скажет…
После обеда началось. Ну, вернее, я первым и начал – кто-то же должен принять ответственность за ситуацию:
– Мать, – говорю, – ты сердишься?
– Вот ещё! – отвечает, а сама, чую, дуется, – У тебя так всегда: сначала делаешь, а потом – думаешь! Так что всё как обычно – ты залез в осинник, я разгоняю ос. Или травлю.
– Нет, ну зачем же так круто. Не надо убивать всех этих дикарей. Они не виноваты, что такие тупые и злобные…
– Убивать я их и не собиралась. А вот ты, похоже, не осознаёшь, в какую передрягу нас втравил!
– Ладно, ты у нас умная и прозорливая. Вот ты и просвети. – я предостерегающе поднял руку, – Только пожалуйста, без этих научных вывертов. Простыми словами.
– Да пожалуйста. Вернуть «даму» назад ты не сможешь – её тут же убьют. Подкинуть её другому племени ещё более опасно – съедят. С вероятностью более девяноста четырёх про… – я скривился, она сразу двинулась дальше, – Оставить её на «Несокрушимом» под присмотром тамошних роботов нереально – они не рассчитаны на такое… Да и сама она там мирно спятит.
Значит, тебе придётся везти эту «девушку» в Содружество, отвалить кучу наших кровных бабок, чтобы выправить ей документы, и обучить языку и какой-нибудь профессии. Чтоб опять-таки не умерла с голоду.
Чем дольше она говорила, тем противней на душе у меня становилось. Именно потому, что она права во всём. Не могу я теперь эту тощую «старушку» бросить на произвол судьбы.
Стыдно.
– Ну а если я, к примеру, пригрожу «нашему» Племени, что поубиваю их всех – если тронут…
– Очень смешно. Уж если надумал убить эту даму, скажи мне – я выберу способ попроще. И не такой болезненный. Сам знаешь: то, что ты поколотил этих несчастных малышей, вовсе не сделало тебя Авторитетом в племени. Ну, или говоря понятней: тебе придётся всегда жить с ними, и взять на себя роль Вождя. Только при этом условии эта «ведьма» сможет остаться цела. Устраивает?
Я промолчал. Мать говорит:
– Нечего сопеть и чесать затылок. Знал, на что идёшь.
– Да знал… Но если бы я… Меня бы совесть мучила до самой смерти.
– Небось, когда отстреливался от амазонок Кинары-8, не думал о совести… – этак ворчливо комментирует моя Хозяйка. Затем говорит совсем другим тоном, – Ладно. Знаю, что мучила бы. Ты хоть и пытаешься казаться хуже, чем есть, в душе очень чуткий и ранимый. Кроме того, врождённо-приобретённая порядочность не позволяет тебе равнодушно…
– Мать! Замолчи сейчас же!
Ненавижу, когда она так говорит. Никогда не мог понять – то ли серьёзно, то ли издевается.
– Ну и пожалуйста – могу и замолчать.
– Э-э… Мать. Извини. Погорячился. Просто в такой ситуации мы – ну, вернее, я! – ещё не был. Да и на кого мне рассчитывать, как не на тебя?! Что посоветуешь?
– Пока – ничего. – чувствую, ещё дуется. – Пусть очнётся. Может, сама что-нибудь придумает, или подскажет… Ладно, отдыхай – я приведу её в чувство не раньше завтрашнего утра.
И… Твои очередные извинения приняты.
Утром, после завтрака, который почему-то не лез в глотку, и тренажёров, которые оказались жутко сложными (А робо-ли меня ещё и побил!), я заставил себя пройти в медотсек.
А что? Встречал же я раньше опасность лицом к лицу? Ну и вперёд!..
Хоть я и старался не шуметь, эта «девушка» услышала шаги.
Открыла оказавшиеся почему-то невероятно огромными, глаза, повернула заплаканное лицо ко мне.
Меня как ножом по сердцу резануло. Более несчастного и беззащитного создания отродясь не видал. А глаза-то у неё… Вовсе не старушечьи. Голубые. И – светятся.
Я замер, словно кусок чёртова свиного студня, не дойдя до кровати пару шагов.
Однако это ничего не остановило и не исправило.
Две тоненькие, полупрозрачные от недоедания ручки протянулись ко мне, и я услышал слабый голос. Мать перевела:
– Пожалуйста… Подойди!
Ну, подошёл, конечно – куда ж деваться.
Когда приблизился вплотную, мои ноги оказались в кольце объятий, а на бёдра выплеснулся поток горючих и чертовски мокрых слёз. Затылком чуял кривую усмешку Матери.
Так что мне пришлось встать на колени, и принять всё это безобразие на «могучую» грудь.
А то уж больно глупо я себя чувствовал – с охваченными чреслами-то…
«Девушка» моя между тем вовсе не молчала, а изливала поток слов, не то чтобы совсем бессвязных… Но жутко пугающих.
– Я полюбила тебя сразу! Как только увидала – сразу поняла! Ты – мой мужчина! Только ты!.. Я хочу принадлежать только тебе! И я хочу детей от тебя! Ты – такой красивый! Храбрый! Добрый! Великий Охотник!.. Возьми же меня хоть младшей Женой! Или возьми меня просто так – я буду носить твоё копьё и стирать твою шкуру! Я буду твоей собакой, лишь бы принадлежать тебе!..
О-ох… А я-то сдуру думал, что теперь всё будет лучше…
А оно вон как повернулось!
Блинн, как говорит Мать. Впрочем – нет, она так не говорит. Это – я нуждаюсь в успокаивающих душу словах космослэнга.
И больше всего я злился именно на Мать – она-то уж наверняка всё знала. Эта зараза как пить дать снимает теперь не только мою энцефалограмму!..
И даже не предупредила! Коза бессовестная.
Если можно так сказать про машину, которая спасала мою жизнь десятки (если не сотни!) раз.
Спрашиваю поэтому вполне вежливо через всё тот же ларингофон:
– Мать! Всё это… Правда?
– До последнего слова! Я сама удивлена, что тебя, вредную, глупую, и самовлюблённую скотину, кто-то ещё может настолько сильно любить!
Я… проглотил комок в горле и заткнулся.
Обдумать предстояло многое. Но – чуть позже.
Выплакавшись и выговорившись «всласть», дикарка прижалась ко мне, и только гладила мою спину ладошками, и сопела – весьма, впрочем, умиротворённо.
Чёрт. Пора, как я сам сдуру брякнул, «принять ответственность».
Причём – по-полной.
Я отлепил тонюсенькие слабые ручки от своих плеч, отодвинул женщину от себя. Глянул ей прямо в глаза. Мать подсказала в ушной динамик слова чужого языка:
– Я беру тебя в Жёны.
Про себя же добавил – «И да поможет мне Бог!»
Никогда ещё я не чувствовал такой огромной нужды в его поддержке и помощи!
Позже, когда мы обедали в камбузе, и я показывал, как пользоваться ложкой, Мать не удержалась. Хорошо, что слышно её через вживлённый в ухо динамик только мне:
– Хочешь, назову Космооперу, сцену из которой ты сейчас разыгрываешь?
– Только попробуй! Больше не дам ни конфет, ни варенья!
Тут этот роман кончается.
Потому что одним романом историю о наших дальнейших с Анной взаимоотношениях не передать.
Здесь понадобятся три-четыре толстенных тома, и мастерство какого-нибудь Шекспира. Ну, или Льва Толстого с Достоевским напару – а я не знаток «тонкостей человеческих душ»…
А уж описывать эмоции – благодарю покорно! Для этого есть Поэты. И драматурги. Вот пусть и работают.
А вообще-то я доволен, что не побоялся преодолеть свой самый жуткий страх – взять на себя ответственность за жизнь любимой (А что куда важней: и любящей!) девушки…
И не только потому, что когда мы с Матерью отмыли и откормили Анну как следует, она оказалась настоящей красавицей. (Нет, конечно Рэчел Уэлш, что играла в древнем фильме «Миллион лет до нашей эры», ростом повыше. Зато Анна – явно покрепче. И – умница!) И не потому, что завести совместных детей мне никто до неё не предлагал.
А, скорей всего, из-за того укола прямо в сердце, который я почуял, только взглянув на неё, лохматую и тощую, там, ещё в первый приход к Племени…
Ну так вот: со временем это дело не утихло, и теперь полыхает, словно степной пожар.
И я не жалею, что встретил её так поздно. Ради такого стоило пролететь биллионы световых лет, и сорок лет скрапперствовать…
И ещё я твёрдо решил: никто и никогда про её родную планету не узнает.
Потрачу я ещё некоторую часть наших денег, уплачу положенные налоги, комиссионные сборы, подарю подарки ещё каким-нибудь высокопоставленным чиновникам, и… Отпишу на себя ещё один кусочек пространства необъятного Космоса. Для официальности.
И, конечно, пусть грозный и добросовестный «Непобедимый» так и охраняет её от всяких «неофициальных» врагов, и расхитителей вроде моих «коллег». Современного оружия у него на борту теперь достаточно. Да и имя моё кое-что значит – достаточно упомянуть, чтобы «коллеги» предпочли убраться подобру-поздорову! А найдут планету наши флотские ребята (впрочем, насколько я знаю планы Командования и Колониальной Администрации – раньше, чем через триста лет до этого Сектора Вселенной не доберутся!) – так и на здоровье! А я там никогда и не бывал!
Документы я Анне уже выправил. Мы зарегистрировали брак. Всё как положено. Живём на Вендисе-3, в моём трёхэтажном особняке-вилле на лазурном побережьи самого тёплого и ласкового моря… Английский моя «ведьмочка» освоила, как родной.
Сам я, наконец, «выкроил время» все свои более-менее приличные (Нет, не в том смысле, что я в остальных занимался сексом направо-налево, жрал спиртное, как свинья во всех кабаках Вселенной, и бил морды всем встречным инопланетянам!.. (О таких, с позволения сказать, банальностях, достаточно понаписано и без меня!) А в том, что обычным читателям будет действительно – непривычно узнать о нас, скрапперах!) приключения занести в компьютер – как рассказы. Так и родился этот Цикл…
Может, и опубликую когда.
Беспокоят меня только две вещи.
Из Матери действительно получилась отвратительная Свекровь.
А глядя на звёзды по ночам, и сжимая титановые кулаки, я всё ещё ощущаю…
Да и «Лебедь» ждёт на орбите.
Но теперь если и полетим – то только вдвоём!
Ну, или вчетвером – считая Мать и дроида. (Ну, а куда же – без него-то!..)