Андрей Арсланович Мансуров
Я подобрал это на свалке
Только произошло это много позже. А пока мне было не до этого. Окружающее пространство стало быстро вращаться… Меня куда-то понесло… В глазах почернело, стало подташнивать, и… Словно провалился в вату.
Очнулся от шума: криков и возни.
Открываю глаза. Лежу я, оказывается, на полу. И смотрю прямо в вольер к дразнилкам.
А они не то дерутся, не то… сексом занимаются. Да ещё как орут при этом.
И то, что все они теперь оказались в облике крохотных голых человечков, нисколько меня не удивило.
Плевать мне на это было тогда…
Башка у меня просто разламывалась от дикой боли, и я уже не мог слушать – прямо как ножом по стеклу! Как бы заткнуть их!..
– Мать! – кричу даже не вставая, – Заткни их!
Мать не оплошала.
Тонна холодной воды, вылитой с потолка, угомонит кого угодно. Правда, Мать тут же включила продув тёплым воздухом – чтобы обсохли, значит, и не простудились.
– Что у нас есть от головы? – спрашиваю, а сам потихоньку пытаюсь принять более вертикальное положение. Сам глаз не отрываю от дразнилок. Наконец, держась за прутья, удалось сесть.
– Гильотина. – говорит моя юмористка. А сама подносит снаружи к решётке манипулятор с таблеткой и стаканом воды. – Но вряд ли ты согласишься. Поэтому – вот. Это должно помочь. Разжуй как следует.
Сделал как она говорит. Я почти всегда её слушаюсь. Не верите? Ну и ладно…
Через пару минут и правда, отпустило. Встал я, осмотрел уже себя.
Да нет – ничего страшного, вроде. Мужик как мужик. Только голый – одежду-то я на всякий случай заранее снял. Ощупался со всех сторон. Нет, кожа как кожа. Перья, вроде, не выросли. Живота не намечается – ну ещё бы, столько бегаю! Ноги, конечно, могли бы быть и не такими волосатыми… Да и пускай их: не девушка, чай – замуж не выходить. Так что брить не собираюсь!
– Мать, – говорю, – Почему со мной… ничего не произошло?
– Это просто. Мы же использовали тот аудиоприбор, который возвращает в человеческий облик. А ты и так человек. Но вот побочных эффектов, каюсь, не предвидела. Извини.
– Это каких-таких побочных эффектов? – я насторожился.
– Ну, хвоста, например, на копчике, и гребня на голове.
– Чёрт! – я так и завертелся вьюном, пялясь себе на… и хватаясь за череп. Но там ничего не было!
– Ха-ха. – говорит моя «умница и лапочка». – Извини ещё раз. Не удержалась, чтобы не опробовать твой фирменный стиль юмора. Это была шутка.
Я открыл рот. Потом опять закрыл.
Вот блин. Она права. Юмор у меня и правда, хромает.
– Ладно, юмористка, выпускай меня. Пойду молодёжь развлекать.
Вблизи человечки смотрелись ещё нелепей, чем издали.
Мужчины на тонких ножках, но с огромными лохматыми бородами и отвисшими животами. Впрочем, живот у женщин ничем не уступал, а грудь была… в принципе, неплохая, но почему-то пигментированная у сосков в ярко-оранжевый цвет. Все они были жутко грязные, и, конечно, нечёсаны. Поэтому напоминали несерьёзных детей, надумавших поиграть в пещерных охотников. Им бы ещё каменные топоры в руки…
Поскольку я подошёл к ним неодетым, первыми отреагировали, естественно, женщины.
Они прямо-таки кинулись к передней решётке, и взоры их оказались направлены только на… мои причиндалы. Они громко что-то залопотали, но ни слова, конечно, я не понял. Особо наглые стали даже тянуть руки.
– Мать, о чём они говорят?
– О твоём грандиозном «достоинстве», конечно! Впрочем, говорят – неверная формулировка. Те слова, что удаётся идентифицировать, означают буквально: «Член!», «Большой член!», «Секс!», «Хорошо!».
– И… всё?
– И всё. Глаголов нет. Только существительные – язык крайнен примитивен. А чего ты ждал от птиц в примерно пятисотом поколении?! Скажи спасибо, что у них сохранились хоть какие-то слова!
– То есть, хоть внешне они – люди, мозги у них остались… птичьи?
– Да. Ты очень точно описал ситуацию. Но не стесняйся меня – если кто-то из них привлёк тебя – смелее! Женщинам ты точно – очень понравился!
Говорю же – общение со мной сильно сказалось на Матери.
Подошёл-то я на пару шагов, но так, чтобы эти развратницы озабоченные дотянуться всё же не могли. Странно. Три мужика ко мне – такому большому и симпатичному – интереса не проявляли. Впрочем, как и страха. Они оглядывали свою клетку, иногда перебирались из угла в угол, и что-то пытались жевать: кто – подстеленный матрац, кто – край поилки… Иногда тоже что-то бубнили. Нетрудно было догадаться, что есть хотят.
– Мать! Пусть-ка дроид притащит ящик с этими… ну, местными бананами.
Вид дроида не испугал, а бананов – когда я вынул парочку – сильно обрадовал. Выкрики и протянутые руки сразу показали мне, что теперь я точно, «большой» шеф. Ну, я и не оплошал:
– Еда! – говорю. Нет, лопочут по-своему. Я повторяю громче, и вожу бананом у решётки.
Слышу, самый старый мужчина отреагировал. Пытается, но произнести не может – не привык, видать, пользоваться для имитации нормальной-то речи человеческими гортанью и языком. Ну, примерно двадцать шестая его попытка почти получилась. Он смог, наконец, повторить:
– Эддэ! – за что сразу я ему в руку просимое и всунул!
Как все сразу на него накинулись! Ах вот вы, значит, как…
– Мать! Облей-ка всех безбанановых скотов из брандспойта! – Она так и сделала.
Теперь мой «умник» сидел один в углу клетки, и уплетал банан за милую душу. Остальные пытались осмыслить ситуацию. Я уже устал водить следующим фруктом, выговаривая на все лады, что это еда, потом смотрю – сдвинулось дело. Теперь одна, а потом и все остальные самки тоже… стали упражняться в изящной словесности.
Произношение, конечно, оставляло желать… Но каждая по фрукту получила – хотя бы за сообразительность. К счастью оставшиеся два мужчины тоже догадались, как меня ублажить.
Ф-ф-у-у… Теперь хоть одно слово они знали, и соотносили с понятием. Прогресс.
Но если рассуждать логически, я смогу научить их по-своему, а сам-то их язык учить не собираюсь уж точно. (Ещё не хватало мне щёлкать, пищать и булькать!) Значит, если эту планету заселить снова людьми, все будут говорить по-английски?
То-то ксеноисторики удивятся, когда найдут!
Между тем смотрю, самая сообразительная симпатичная (ну, если абстрагироваться от роста, пуза и гнилых зубов) дамочка, доев банан, снова подошла к решётке, и руку тянет к моему… Хм! Бессовестная! И ещё смотрит – то на это, то мне в глаза. И ещё что-то говорит. Одно слово.
Блин. Тут надо выбрать. Или называть эту штуку по-ихнему, или по-английски.
Краснея, в немногих словах объяснил всё же нахалке, что это, и как называется.
После этого я понял, что если словарного запаса у местного электората и не хватает, это с лихвой компенсируется жестами и хитрым подмигиванием. Продолжать урок мне почему-то расхотелось. Пришлось отойти, и натянуть хотя бы брюки. Кстати, мужчины, расправившись с фруктами, только «Эддэ» и просили. А на самок своих даже не глядели. Не могли привыкнуть к их новому виду?.. Пресытились?..
– Мать. Что это они делали, когда я очнулся?
– Дрались. Очнувшись, некоторые кричали, некоторые метались. Потом стали орать, ругаться, и драться.
– А… э-э… что при этом кричали?
– «Чужой»! «Смерть чужой»! И ещё что-то про еду. Возможно о том, что надо убить, а потом съесть!
– Мать! Прекрати. Лучше скажи, можно ли им вернуть… человеческий облик? Ну, в смысле, чтобы они вели себя по-человечески, а не… как пошлые шлюхи, у которых только это на уме, и безмозглые ленивые обжоры?
– Нет. Ответ однозначный. Я уже провела сканирование их мозга. Вот, я тебе покажу, что имею в виду. И способность соотносить предмет и его наименование тебе не поможет. Как и им. Не обольщайся – это рефлексы. С высшей нервной деятельностью ничего общего здесь нет. – Мать вывела на три экрана пульта три мозга. Первый – мой. Второй – «очеловеченного» дразнилки. Третий – его же, но… До этой процедуры.
Различия потрясали.
Вернее, различия с моим мозгом потрясали.
А вот у мозгов дразнилок различий не то, чтоб вообще не было, но они были минимальны.
– Чё-ё-рт! – снова вырвалось у меня, – Ты что же, пытаешься мне сказать, что если мозгами не пользоваться, то они очень быстро… э-э… усыхают? И их хозяева… э-э… тупеют?
– Точно. И не только резко тупеют, если считать это научным термином, но и накапливают некоторые необратимые изменения. Вот, смотри, – она стала на изображении модифицировать и выделять отдельные участки разными цветами. – Это – в мозгу главное. Кора. Она отвечает за самые сложные функции и навыки. Высшую нервную деятельность, проще говоря.
Видишь – у них практически нет складок, если сравнивать с тобой. Но если сравнивать с обычной птицей, – она включила ещё экран, и не забыла подписать изображение: «курица земная», – всё же несколько получше… Вот здесь – зона, отвечающая за зрение. Больше даже твоей. А вот – обоняние. То есть, практически отсутствует. – А это – не хочу никого обижать – творческое мышление.
Испытав порыв вполне понятной гордости за своё «творческое мышление», я надулся как индюк.
– А вот так эта зона выглядит у так называемых творческих людей: писателей, учёных, инженеров. – моя гордость сразу как-то сдулась. Ещё бы – оказывается, у них эта фигня раза в полтора больше, «изрезанней», активней и функциональней, как не без ехидства пояснила моя «умница».
Но суть я всё равно схватил:
– Значит мозг – как мускулы? Если не тренировать и не пользоваться им… м-м… изо всех сил, то – отмирает?
– Ну… можно и так это сформулировать. Да. Но не отмирает совсем, а, скорее, сильно уменьшается в объёме, чтобы не мешать тем зонам, что отвечают за жизненные потребности, которые в данный момент используются больше всего.
– Обратимы ли такие изменения? Ну, в смысле, смогут ли дразнилки со временем снова стать нормальными людьми?
– В-принципе, кое-какие обратимы. Людьми в том смысле, который ты подразумеваешь, эти птички, конечно, стать могут… Теоретически. Лет этак через пару миллионов. Но будут ли они от этого счастливей?
– Ты это о чём?!
– Об их жизни. Вот смотри: сейчас они беззаботны. Веселы. Все интересы, – она снова покрутила мне на экране их мозг с цветными зонами, – сводятся к еде, сну и всё тому же сексу.
Всё это сейчас полностью в их распоряжении. Плодов вокруг полно. На планете – сам видел! – вечное лето. Яйца высиживать не надо – достаточно отложить их в тёплый песок пляжей. Естественных врагов у птиц здесь практически нет. Да и с сексом у них всё в порядке. Поэтому…
Пытаюсь, как ни глупо звучит, вразумить тебя. Если даже ты обратишь их всех снова в людскую форму, они уже в Человека Разумного здесь не превратятся! Вероятность – ниже четырёх процентов…
– ЧТО?!!! Как это – не превратятся? Почему?!
– Очень просто. Нет стимула.
– ?!
– Ну вспомни ты хоть немного историю. Человеческую историю. Пока не настал Ледниковый период, и не возникла потребность приспосабливаться к новым условиям: ну, там, находить пещеры, охотиться (а не собирать плоды), одеться, чтобы защитить голое тело от морозов, изготовить, наконец, орудия для охоты, защиты от хищников, и пещерного быта… Ну и всё прочее такое – обезьяны и не чесались!
Я имею в виду, пока здесь вечное лето, нет врагов, и еда под боком, у местных обитателей нет никакой реальной причины развивать свои мозги!
– И… что прикажешь делать?!
– Ничего. Мы же не сможем вернуть сюда смену сезонов года. Для этого пришлось бы сместить обратно ось вращения всей планеты! Судя по геомагнитным аномалиям именно это и было здесь сделано.
– У-у-у… – вырвалось как-то само у меня, и ещё несколько сочных слов, которые дразнилки-самцы (Чёрт! Не поворачивается язык назвать их мужчинами – с такими-то животами.) попытались за мной повторить, очевидно инстинктивно почуяв что-то родное… Всё это время самки продолжали тянуть ко мне руки в тщетных призывах, а самцы всё ещё обшаривали пол – очевидно, в поисках остатков пищи.
Подумав, я приказал дроиду кинуть им ещё фруктов – теперь все, в том числе и смущавшие меня (чисто на уровне рефлексов!) дамы, были при деле.
– Знаешь, Мать, ты права. Наклонять обратно планетарную ось я не собираюсь. Кстати – а что, сохранились машины… которыми они всё это сделали?
– Нет. Они разобраны. А одна из них, кстати, находилась на горячо тобой любимом южном Полюсе. Как раз у большой пещеры. Посетим?
Иногда её юмор уж слишком… Напоминает мой. А я от своего юмора не в… Хм-м.
– Нет. – я ещё сердился. – Давай лучше подумаем, как быть с… этими! – я кивнул на клетку.
– Ну как – как быть? Превратим их обратно в птичек, да продадим. Тогда цель их жизни – сытная еда и… всё остальное, будет гарантирована. Ксеноленд уж позаботится.
– И… что? Нет ни малейших шансов, что они… в смысле вот в таком виде – разовьются до Цивилизованности? Даже если мы… подбросим им на планету, скажем… Врагов каких?
– Полагаю, что нет. Шансы – я тебе уже сказала. И дело не только в мозге. Посмотри на их размеры.
Видишь – они не выше двух футов. Я думаю, они так измельчали от всё того же безделья! Мне кажется, ни орудия, ни пещеры, ни враги им уже не помогут – я даже опасаюсь, как бы их попросту не съели! Ну, как австралийских дронтов. То есть, деградация и умственная и физическая, зашла настолько далеко, что стала необратимой.
Мрачно разглядывая этих несчастных придурков, причём почти добровольных, я всё не мог решить, что же мне с ними делать.
И так и так получалось плохо.
Всё же… Раз мне нужен совет эксперта, лучше воспользоваться самым надёжным! Собой.
– Мать! Давай следующую дудку. В-смысле, первую. Превратим обратно: этих в птичек, и меня туда же!
Молодец она всё-таки у меня. Даже не спорила. Буркнула только сердито так:
– Лезь обратно в клетку. – и дверцу за мной заперла. Перестраховщица ворчливая.
О-о-ох!.. Нет, больно на этот раз не было, но снова провалялся я без сознания часа три.
А когда очнулся, было это… НЕЧТО!
Вам бы тоже так показалось, побывай вы в шкуре (вернее – перьях!) птицы!
Мать у меня умная – догадалась прямо к прутьям принести большое зеркало. Правда, поставила так, чтобы я не мог дотянуться… Говорю же – умная.
Ну и я не подкачал: как стал орать и беситься, слюной брызгать, глаза закатывать. Даже по полу покатался на спине, дрыгая чешуйчатыми лапами. Тогда она говорит:
– Кого ты собираешься надуть? Я же снимаю твою энцефалограмму. Там чётко видно, какой ты зловредный идиот, опять пытающийся разыграть меня.
Вот так всегда с ней. Подстраховалась. Впрочем – молодец. Заботится.
Открыл я рот, чтобы извиниться, и…
Чёрт! Слова застряли. Вылетает только что-то вроде свиста, рёва и клёкота!
Попробовал ещё. Ага, уже лучше. Даром, что дразнилки могут воспроизводить любую речь.
– Эзвыны, Аат! – говорю, – Даваэ абрадна!
– Ну уж нет, – говорит, – Если сейчас я подую куда положено, все они тоже – снова превратятся в человечков!
Об этом я не подумал. Вернее – подумал, но… Забыл. Вот, значит, как происходит оглупление! Чёрт! Чёрт! Впрочем, я недолго расстраивался – переключился на зеркало.
– Сто зэ дэлат?! – спрашиваю, а сам всё на себя любуюсь. Хвост-то, хвост – какой шикарный! И оперение – яркое, цветное! Прямо радужно переливается! Хорош! Призовой петух! А где мой курятник-гарем?! (шутка.)
Потом думаю – не дай Бог, кто случайно увидит, если Мать, как обычно, делает запись на все двенадцать камер… Нет, кое-кто, конечно, и сейчас увидел – вон, все семь идиотов. Вылупились, как на пряник медовый.
Особенно самки! Только что слюни не пускают…
– Ну, что делать, мы решили давно. Надо подуть в дудочку там, где будешь только ты и она, а эти чтобы её не слышали. Поэтому вылезай-ка, – она отщёлкнула замок клетки, – и иди в челнок. Придётся отвести его на пару сотен миль от «Лебедя». Через вакуум звук уж точно не распространяется.
Потопал я (если полупьяное заплетание можно так назвать) на своих новых ногах-лапах к челноку. Проклятье. Чтобы влезть, пришлось протискиваться – пузо торчало, и крылья мешались! Даже пару перьев потерял – больно!..
Заодно обнаружилось, что когда где-то чешется – фиг почешешь! Или надо садиться, как идиоту, на пол, и ногой (!!!) чесать, например, за ухом. Нет – вы как хотите, а я – за руки!.. Даёшь обратно любимые верхние конечности!
Но вот, наконец, я в челноке. Мать отвела его на пару сотен миль (я, конечно, не удержался при ускорении – опять грохнулся на пятую точку. Хорошо хоть, падать невысоко, да и перья. Мягко.)
Дальше всё прошло как по нотам. Три часа блаженного забытья, и вот я – снова я!
Ох!..
Давненько я не был так счастлив! Мать права – я любитель. Экстрима и острых ощущений. Но сильно нервный. Поэтому первое, что я сделал, вернувшись на корабль, проконтролировал наши запасы рома. Порядок. Полторы бутылки там ещё осталось.
Ну, в смысле, потом, после того, как «проконтролировал». И «полечился».
Мать даже слова не сказала – видела, что я на взводе. А на кого мне злиться, как не на самого себя?! Сам дурак. Скраппер чёртов. Я так Матери и сказал, когда вторую бутылку ополовинивал. На что она поспешила заверить меня, что и пьяного… и трезвого… и даже в перьях – она меня уважает.
Вот и умница. Я даже чмокнул её в центральную консоль. И пошёл спать.
Похмельный синдром отлично сняла очередная таблетка из нашей весьма богатой аптечки.
Захожу в большой грузовой трюм, где мы ставили «социально-бодиформационные» эксперименты. Ага, Мать уже всех пленников снова разъединила по клеткам, и позаботилась покормить. Но видок у них… Странный.
– Ну, как они тут?
– Неплохо. Я рассадила их, чтобы не дрались.
– А что, им опять что-то не понравилось друг в друге?
– Да. Ты будешь смеяться, но, похоже, после знакомства с тобой самок перестало устраивать… мужское достоинство этих несчастных самцов. Они требовали чего-то… Большего!
У меня не хватило сил даже ругаться с этой юмористкой. Настолько я был, как говориться, по горло сыт дразнилками и их планетой с чёртовыми дудочками.
– Рассчитай-ка, – говорю,– курс домой.
– Мы… возвращаемся?
– Да. Этот рейс закончен.
– А что… с дудками? Мы их берём с собой? И разве ты не собираешься проверять третью в действии?
– Собираюсь. Но – позже. Помнишь планету Эррикаторов?
– Это где тебе наваляли по полной, а меня с «Лебедем» чуть не сбили?
– Ну, если потерю левой руки, и пробоину в броневом корпусе так называть… То – да. У меня ещё тогда была смутная мыслишка, что когда-нибудь я вернусь… Да и то сказать – если они выйдут в космос, и будут столь же агрессивны… Человечеству не поздоровится! А я сейчас запросто могу им устроить Иерихонские трубы!
И вот я, «Ужас, летящий на крыльях Ночи, я, пучок волос, забивший ваш унитаз!…»
– Хватит цитировать дурацкий мультик! (Стоит мне упомянуть мультик «Черный плащ», Мать прямо сатанеет – ну вот не нравится ей тамошний неназойливый юмор…) Ты что, серьёзно намерен сделать это?!
– Шучу, конечно. Хотя… Не продавать же ТАКОЕ нашим – что воякам, что учёным?! Сама представляешь – через пару лет камня на камне не останется, и даже ось, может, выпрямят – особенно, если рассказать, как всё было. Да и вообще, у меня, по-моему, начинается аллергия на всякие глобальные «улучшители Жизни». Я имею в виду чёртовы Овеществители, и их хозяев…
– Я могу рассчитать…
– Да, я знаю, что ты рассчитаешь вероятность! И будешь тысячу раз права. Я просто не хочу везти на землю такие игрушки! Пусть я алчный и вредный скраппер, но люди – это люди. Они мне ничего настолько плохого не сделали!
– Чёрт. – это она (!!!) говорит! – Тогда получается, что мы опять столь ценное инопланетное д…мо спалим на чьём-то солнце?
– Ну уж нет! Спрячь-ка его подальше, за реакторами, и пусть пока побудет на нашем корабле. Я бы сказал, что эти штуки пострашнее, чем наши ядерные фугасы и противометеоритные пушки. А мы по дороге сделаем крюк, и спрячем их от греха подальше на Астероиде Квимби Лысого. – ну, поскольку хозяина давно нет в живых, а про астероид знаю только я, спрятать там можно не то что дудочки, а и весь Космофлот! (Как-нибудь потом расскажу, как я обезвредил – говоря проще – пристрелил! – очередного претендента на должность «Властелина Мира»! И не ту версию, что вижу обычно во сне, особенно после очередного «контроля» запасов рома, а правду – она ничуть не скучнее!)
– Теперь-то я найду способ посетить и гранахов, и перрисов! Небольшая (не дольше, чем на пару недель) трансформация, пожалуй, позволит нам собрать с их планет всё, что мы тогда так и не отвоевали… И собрать абсолютно мирно!
– Ох, ка-а-акой ты оказывается, жадный, коварный, и мстительный!
Я только посмотрел на её центральную консоль.
Больше шутить не буду. А то Мать учится похлеще дразнилок…
