Алексей Юрьевич Булатов
Гаремы. Все зло от баб?
Глава 5. Турнир
Первый день турнира начался с рева труб, которые оглашали его начало. Я проснулся от этого, скорее неприятного звука, чем музыки, но мои друзья по казарме были абсолютно счастливыми, так как все они в мыслях были уже в гареме в объятиях своих любимых женщин. Все вечерние разговоры сейчас были только про них:
– Я обязательно найду Эмилию, если она, конечно, будет в доступности! Кто ее тронет, оторву все! – строго и назидательно вещал Хвант. Ему вторили в один голос:
– А моя Энда, а моя Надра, – и т.д., и т.п., ну и воспоминания о прошлых посещениях гарема.
Никто из моих новых друзей ни разу не получал серебряного ярлыка, все получали бронзовый за участие. Победитель прошлого турнира, по слухам, погиб через две недели от полученных ран. Как я и говорил, получение ранения в данном измерении могло оказаться фатальным, даже несмотря на кажущуюся простоту полученной раны. Победить в турнирах и не получить совсем ран получалось очень не у многих, ну а придать всю серьезность полученной ране, когда перед тобой открываются двери гарема, видимо, было непосильной задачей для молодого мужчины. Может быть, и стоит попробовать научить Сафия производству простых антибиотиков, все-таки дать шанс на выживание этим ребятам. Я нашел уже в библиотеке коммуникатора схему производства пенициллина, и теперь думал, как ее передать Сафию. Но это все потом, сейчас был праздник! Турнир! Все-таки, дух праздника тут был даже выше, чем в Родном на Новый год. Народу в городе прибавилось порядочно, кругом были повозки и торговые ларьки. На каждом углу были передвижные харчевни, и отовсюду несло запахом приготовляемой пищи. Арена тоже не составила исключение, все ниши, которые я воспринимал как просто дырки в стенах, превратились в торговые палатки, в которых тоже готовка шла полным ходом. Первые турнирные сражения должны были начаться через пару часов, а через час должно было начаться что-то вроде концертной программы.
Конечно, все это было сугубо мужским, и украшение города, и харчевни, все. Не хватало красок и женской фантазии. Поэтому, несмотря на то, что все старались из-за всех сил, все выглядело серым. Мужики были мужиками, и красивое у большинства местных равнялось чистому. Я вот, по крайней мере, подготовился к празднику именно таким образом, просто повязал поверх своего доспеха белый шарф, который был у меня с собой, предварительно его постирав и бережно высушив. И теперь я, вроде как, тоже выглядел празднично для самого себя. Правда, были, конечно, и павлины, точнее рыцари и кандидаты в рыцари. Эти украшались, как только им хватало фантазии. Но фантазии было не так много, и, в основном, это были раскрашенные природными красителями во все существующие цвета доспехи.
Лучники украшали луки и стрелы, копейщики – копья, мои друзья-мечники украшали эфесы мечей, а я решил, что мне и шарфа достаточно, и вешать на мечи побрякушки я не буду. Еще я заметил, что стало очень много священнослужителей, которые тоже занимали ниши и тоже, видимо, чем-то собирались торговать. Я решил наблюдать за ними издалека, чтобы не попасть в неловкую ситуацию со своими вопросами.
Через час началась программа и прошла жеребьевка первого раунда. Мне выпало сражаться третьим. В первом раунде мы сражались с «Грушами», но уже с боевым оружием. Прохождение первого раунда гарантировало получение бронзового ярлыка. Прохождением для «Груш» считалось выживание, а для нас победа. Второй раунд мы сражались с командой, которая прибыла из другого города. Наградой в этом раунде служило оружие и амуниция побежденной стороны, и потому выйти из этих поединков живым было очень сложно, так как для проигравшего было очень большим позором покинуть арену в подштанниках. Ну и третий раунд был финальным. За победу в финале наградой был серебряный ярлык и шанс сразиться с рыцарем. Для рыцарей мы были первым раундом, то есть мы были грушами. Победа над рыцарем давала шанс получить звание Рыцаря в Большом турнире, и подготовку в рыцари за счет города. Я не хотел знать, с кем и как мне предстоит сражаться, так как мысль о том, что, скорее всего, чтобы выжить, мне опять придётся кого-то убить, вызывала то самое неприятное чувство в солнечном сплетении. И я старался отвлечься от этих мыслей и проникнуться духом праздника. С погодой нам повезло, светило осеннее солнце, было не жарко, но и не холодно. Как бы у нас сказали, «Бабье лето», да и сражение шло за право к этим самым бабам попасть. Скажу честно, мысль о возможности посещения гарема меня грела, загадочный целый городской гарем, где женщины доступны и хотят этого. Фантазия рисовала самые смелые мечты и фантазии того, что могло там происходить, и мотивация получить серебряный ярлык, который, по слухам, вообще был чем-то феерическим, меня подогревала очень хорошо.
Я решил посвятить оставшееся время до сражения своей амуниции и оружию, проверил все подвязки и щитки, протер все специально выданными для этих целей материалами. Мой доспех не выглядел праздничным и красивым, но я бы не променял его ни на один самый продвинутый доспех этого мира. Мой доспех представлял собой тонкий металл, очень высокой прочности, закрытый сверху твердой светло-коричневой кожей. Эльфийская работа вызывала уважение, сколько раз я ни старался разглядеть швы, не мог. Такое впечатление, что эта кожа сама по себе наросла на металле (после посещения дома Элронда, я не удивился бы, если бы так и было.) Сам металл тоже был необычным, он был теплым и легким. Когда я одевал весь доспех на себя, то был похож на японского воина из старых фильмов, и снаружи казалось, что доспех не сильно крепкий и его можно проткнуть стрелой или мечом, но я понимал, что это совсем не так. У моего доспеха двойной или тройной запас прочности. Я бы мог получить ранение по незащищенному месту, например, по внутренней поверхности бедра, но все основные мои жизненно важные органы были под надежной защитой. И даже мои соседи по казарме не знали всей мощи моего доспеха, так как я не допускал того, чтобы он попал к ним в руки. Благо тут к такой моей привычке все относились с пониманием, так как все оружие и доспехи моих собратьев по оружию были с секретными заговорами от каких-то там великих мастеров. И все эти заговоры, естественно, боялись чужой руки, поэтому, когда я чуть не вскрыл брюхо при нашей первой встрече Харту, это было воспринято как совершенно нормальное действие. Несмотря на полное церковное подчинение, суеверие воинов было на максимально возможном уровне, но и церковные обряды типа благословения оружия и молитвы для защиты небесными силами были обязательной традицией. В общем-то, именно это меня и отвлекло от проверки амуниции и протирки с проверкой
– Алексей, там Фартин пришел, он святой! Пойдем, он благословит нас на сражение.
О, Фартин, это здорово, Сафий просил меня к нему на епитимию напроситься. Вот и познакомлюсь. Я быстро проверил по третьему разу, все ли на местах, одел шлем и пошел на выход. Фартин, видимо, очень почитался среди воинов, так как в нашем дворе сейчас было не протолкнуться. Я вышел и встал с краю, решив не проявлять особенного религиозного рвения, в надежде схватить Святого Отца за рукав или поцеловать ему руку, как делали сейчас все во дворе, а спокойно дождаться, когда народу станет поменьше. Как я понял, появление Фартина было редким явлением и, конечно же, величайшим предзнаменованием для воинов нашего города, и они просто светились от счастья. Когда народу стало чуть поменьше, я наконец-то разглядел старца. Он действительно был стар, длинные седые волосы и длинная седая борода, черная одежда. Он что-то шептал каждому воину, который подходил к нему, потом накрывал рукой его голову на секунду, закрывая глаза, и отпускал. После чего воин в святом благоговении пятился назад и уходил с нашего двора. Если бы у Фартина на груди висел бы серебряный крест, и он бы крестил воинов, то я бы сказал, что он точно святой старец из Родного. Но тут кресты были не в ходу, и крестное знамение, видимо, тоже. Еще минут через десять моего ожидания во дворе не осталось никого, последним Фартин благословил Харта, и тот ушел в казарму, и я остался с ним вдвоем во дворе, и он посмотрел на меня очень внимательно.
– Приветствую тебя, Алексей. Сафий рассказал мне про тебя, ты хочешь моего благословения?
Я внимательно посмотрел на Фартина. Интересно, что именно ему рассказал про меня Сафий? Лучше, наверное, не нарушать местных традиций и все-таки сыграть эту роль до конца.
– Конечно, хочу, Святой Отец. Просто ждал, чтобы не было тут никого. Благословите меня на турнир, дабы оружие мое не подвело меня, – я слышал эти фразы от тех, кто подходил к Фартину ранее.
– Благословляю тебя, чужеземец, на выступление от славного града нашего, во имя пророков и святых. Пусть оружие твое не затупится, а доспех не пропустит удара!
Он положил руку на мою голову, и я терпеливо ждал окончания этого ритуала. Странно, но почему-то я чувствовал в этот раз всю серьезность момента, и мне не было смешно. Может, это было потому, что делал это действительно мудрый старец, слово которого было не просто звуком? Фартин снял руку с моей головы, я выпрямился и одел шлем.
– Да, ты и правда удивителен, и правда опасен. Чую, несешь ты перемены нам, и может и не очень хорошие. Прав Сафий, ох, прав. Ну да ладно, нас уже пора встряхнуть-то по полной, польза все равно будет. Ты приходи ко мне после турнира, у Фатия благословись, а он расскажет, где моя келья, нам есть что обсудить.
– Хорошо, Святой Отец, я обязательно приду.
Все-таки, видимо, в старости действительно есть мудрость. Тут стариков практически не было, и оба старика, которых я встретил, имели крайне высокое социальное значение в обществе. И оба видели во мне то, чего другие не замечали. Хотя оба в один голос твердил про опасность. По мне так опасность пока что угрожала только мне одному и никому больше. Все-таки, это была та самая проблема непонимания старшего поколения младшим и наоборот. В этом мире такой проблемы практически не существует, так как тридцать лет тут, похоже, уже глубокая старость и очень мало людей доживает хотя бы до сорока, чтобы конфликт отцов и детей тут был таким же, как у нас. Да и само понятие отцовства тут размыто, как таковое.
Опять захрипели трубы. Этот странный звук, который разбудил меня утром. Звук из детства, когда я дул отчаянно в трубу от пылесоса, только труба тут была побольше, как и легкие того, кто сейчас дул в эти трубы. Было слышно достаточно далеко. С казармы народ пошел на арену, и я пошел со всеми. Арена была разделена на три зоны, в каждой из которых шли соревнования. Зрители сидели согласно своим интересам и могли перемещаться по рядам. Практически на каждой трибуне была доска с ларьком, назначение которой я понял практически сразу. Тотализатор! Вот еще один из главных двигателей спортивных турниров. Тут был шанс выиграть денег даже на золотой ярлык, и наверняка кто-то выигрывал! Хотя, мне кажется, что в тотализаторе всегда и везде выигрывает устроитель тотализатора, а все остальные обязательно проигрывают. Мой отряд зашел в нишу с правой части арены, напротив, с другой стороны арены была ниша, где готовились Груши. Мы как команда хозяина начинали действие. Всего планировалось двенадцать состязаний в нашей команде столько же в команде противника. В общем-то, правила предельно просты, согласно жребию, мы выходили друг против друга, вступали в схватку и уходили. В схватке также можно было выиграть по очкам, или нанеся противнику смертельное ранение, или если вывести его из игры повергнув в бессознательное состояние. Мой выход был снова третьим. Первыми шли Хумас и Хибарт, потом я, а потом все остальные. Против Хумаса шел тот самый молодой парень, который попался мне на тренировке. Шансов у него против громилы Хумаса было немного, но поединок обещал быть интересным. Хумас, здоровенный мужик, был достаточно медлительным, но опытным соперником. Шансов победить у Груши не было ни единого, а шанс выжить зависел только от милосердия Хумаса и фортуны. Стиль боя крестьянина не изменился, он также уверено поднял меч, выставил вперед щит и, как слон, попер на Хумаса. Хумас, в свою очередь, решил не сразу выводить из строя противника, а поиграть на публику. Он вдарил, что было сил своим щитом, по щиту противника, и сбил того с ног. Тот, ошарашенный, но не поверженный таким ударом, быстро вскочил на ноги и опять встал в стойку и двинулся на Хумаса все с той же уверенностью. Трибуны ревели в восторге и около щитков тотализаторов пошло активное движение. В этот раз Хумас продолжил игру и встретил противника в стойке, грозно двигая щитом. Груша, понимая, что удар по щиту может сбить с ног, уже стал осторожней и пошел по кругу.
– Молодец парень, быстро учится, – сказал Хилт, который был тут на краю арены, около нашей ниши. – Если выживет, возьму его в команду, к следующему турниру нормальный боец будет.
Хумас тоже понял, что долго учить противника ему не с руки, и он решил прекратить этот спектакль. Он сделал ложный выпад, на который крестьянин попался, как и планировалось, и взмахнул мечом, чтобы отбить этот удар. После чего Хумас резко вскинул щит и выбил им меч из руки парня, а затем плашмя ударил мечом по уху. Все-таки, Хумас был милосерден, парень повалился без сознания, но был жив и невредим. Легкое сотрясение мозга и синее ухо, вот и все его потери. Трибуны опять взревели восторженным воем, и у щитков снова возникло движение. Как я понял, ставки были на то, сколько подходов выдержит «Груша». На победу его никто не ставил.
Следующим был Хибарт, он был высокого роста, практически на голову выше всех в нашей команде, и с очень длинными руками, и пользовался он именно этим преимуществом. У него был длинный узкий одноручный меч, почти как рапира. Против него выступал мужчина с шикарными рыжими усами. В отличие от нашей команды, у «Груш» доспех был городским и однообразным, так как выделялся за счет города: кожаный нагрудник, шлем и наручи с наколенниками, короткий меч и круглый деревянный щит, обитый железом. Противник Хибарта вышел из своей ниши и пошел на встречу. Хибарт, выйдя из ниши, распрямился в полный рост и, как только он это сделал, трибуны опять взревели. Рыжеусый, видимо, много тренировался в своей деревне и шел уверенно, без страха. Я не видел его на тренировке и не мог про него ничего сказать. Видимо, Хибарт тоже не видел его и предпочел не рисковать. Когда противники сблизились, Хибарт использовал преимущество своего роста и длины рук, он выставил щит, так что бы меч противника никак не мог до него дотянуться, ударил сверху, над щитом, целясь в горло рыжеусого. Первый же удар достиг своей цели, кровь из горла рыжеусого хлынула фонтаном, заливая песок под его ногами. Он постоял еще с пару секунд на ногах, видимо, осознавая еще, что уже мертв и после этого завалился на спину. Хибарт поднял вверх меч, и, пройдя круг по арене, вернулся в нишу. Интересно, можно ли считать такой поединок подлостью? Где та рыцарская честь, о которой я читал в детстве романы? Тут я понял, что реальность совсем другая. Задача воина – победить любым путем, используя то преимущество, которое у него есть. И потому схватка – короткая и беспощадная. Победителем выходит сильнейший.
Технические работники утащили тело поверженного и быстро засыпали арену свежим песком. И наступила моя очередь. В ушах шумело, я не боялся и понимал, что справлюсь с «Грушей» достаточно легко. Но все равно адреналин шел в кровь полным потоком. Я вышел из ниши и пошел навстречу своему противнику. Адреналин сделал свое дело, время для меня замедлилось, я видел каждую деталь своего соперника. Это был мой ровесник, с темными волосами, ничем не примечательный. Он как-то по-особому решил взять меч и держал его на щите, острием вниз, двигаясь навстречу мне. Судя по всему, он просто выпендривался, и владение мечом было у него крайне слабым, так как рука его, державшая меч, была вывернута и не защищена щитом или эфесом меча. Ну, раз он открывает для меня эту слабость, то ей и воспользуемся. Я ударил левой, коротким взмахом, так, чтобы плоскость меча ударила прямо по кисти противника. Мой оппонент выронил меч в песок и отскочил, махая ударенной рукой в воздухе. Трибуны взревели в очередной раз, и ко мне подошел Хилт.
– Что будем делать?
– А что нужно делать? – я не сообразил, что за вопрос, и почему я на него должен ответить.
– Ты его обезоружил, в целом, победа за тобой, но ты можешь дать ему второй шанс или забрать меч и остановить сражение.
Второй шанс? Да боюсь, что этому «бойцу» второго шанса не пережить. Я подцепил меч противника концом своего меча и удалился в нишу. Трибуны разочарованно взвыли, они хотели крови. Но я ее не хотел. Мой противник, униженно двинулся с щитом в сторону своей ниши. Но потом до него дошло, что все-таки он выжил, и это для него хорошо, он пошел уже радостно.
– А я бы не дал ему такого шанса, как ты. Убил бы, – сказал мне Хилт.
– Да, пусть живет.
– Он бы тебя не пожалел.
– Ну и да Бог с ним.
Я вернулся в нишу, и тут меня начало отпускать после выброса адреналина. Смотреть дальше за поединками не хотелось, и я спросил Хилта:
– Можно мне в казарму идти?
– Да, конечно.
Я вышел из ниши и пошел к выходу с арены, где встретил Сафия, который стоял около входа.
– Приветствую, Алексей, видел тебя в деле, молодец, силы бережешь до завтра?
– Ну, пусть будет «силы берегу», просто молодого бычка резать не захотел. А где Мазур?
– Да вон, в своей ложе.
Я посмотрел, куда мне показал Сафий, прямо над нами была ложа, где сидели видимо ВИП-персоны. Мазур был, как и раньше, серого цвета, в отдалении от всех. Судя по выражениям лиц других ВИП-персон, которые были в этой ложе, я без труда догадался, что пахло от Мазура очень дурно, и потому вокруг него на два ряда никто не садился. Сафий наклонился ко мне с заговорщицким видом и сказал:
– У него под рубахой кусок гнилого мяса подвешен. Аж мухи слетаются на запашок. Все только и спорят, дотянет он до третьего дня игр или помрет. Липин-то вон светится весь от уверенности в собственной победе, сейчас тоже молится, чтобы Мазур дожил до схватки с ним.
Да, сценарий был правильным. У меня возникла мысль, а не заработать ли мне завтра, поставив на Мазура, когда все будут ставить на Липина. И я спросил про это Сафия. На что он категорично ответил:
– Не вздумай! Ты сразу себе приговор подпишешь! Я тебя не смогу защитить, ты был на исповеди и не рассказал Святому Отцу, что Мазур жив и здоров, а тут еще и денег заработал. Тебя в лучшем случае оскопят и в гарем отправят, а в худшем – костер! Тебе сейчас зачем деньги-то?
– Да, я так просто, мысль родилась, что завтра ведь все на Липина ставить будут.
– Ну да, ставить будут, но ты не смей, я все организую сам. Если нужны деньги, я тебе выдам.
– Да не особенно, так-то у меня тут все есть.
– Ну, вот и славно.
Сафий был неожиданно строг, эти категоричность и жесткий тон не оставляли мыслей о неподчинении. Меня аж мороз по коже пробил. Я решил ретироваться, и, попрощавшись, ушел в казарму. Когда я выходил, то услышал очередной вой с нашей части трибун, видать, следующий поединок закончился. Я вошел в казарму, тут уже был Хумас.
– О, Алексей, пойдем, может быть в баню?
– А что, баня уже разогрета?
– Да, она сегодня целый день будет горячей, сегодня и камни греют, и воду целый день носят. И там столы с едой для нас, так что пошли.
Баня – это хорошая идея, я скинул доспехи и убрал мечи. Мы пошли с Хумасом. Он не обманул, баня была в полной готовности, видимо, день у банщиков начался еще вчера, а мы были их героями. Я занял один из теплых столов и с наслаждением лег на него. Это был гранитный стол, под которым внизу была печь. Печь топили, и стол был горячим, на него капала вода из специально вмонтированного в потолок крана. Вода была холодной, а стол горячим, и на нем было приятно лежать, как на печке. Рядом лег Хумас, а через какое-то время подтянулся и Хибарт. Через десять минут пришел Хамлет, он был явно раздражен и раздосадован.
– Блин, ну как же я так, ну как же! Ну, на ровном месте!
Он показывал руку, на которой была большая рваная рана, и сильно переживал. Поединок Хамлет выиграл, но вначале допустил ошибку и выставил вперед руку, по которой и саданул груша. Рана была несерьезной, сухожилия и кость не задеты. Но, как я и говорил раньше, любая рана могла стать смертельной. Я понял смысл работающей парной во время всех поединков. Именно тут и лечили гладиаторы свои раны, после сражения. Тут были горячая вода и помощь товарища. И если и был шанс нормально вылечить рану, то именно в это время. Хамлет жалостливо посмотрел на нас и спросил:
– Кто меня заштопает?
– Давай я! – мне было жалко его, ну и была мысль все-таки воспользоваться своей волшебной терапией незаметно для всех. Я взял иголку и нитку из конского волоса, которые тут специально для этого лежали в нишах, обработал все кипятком, чем вызвал вопрос Хумаса:
– Зачем ты это моешь? И так же все чисто.
– Тут чистота лишней не бывает, все должно быть максимально стерильным. А есть вино?
– Вина нам тут не положено, до четвертого дня, будет только в гареме.
– Да я понимаю, но нужно, чтобы рана не загнила, ее обработать вином.
Я все больше и больше вызывал удивление, такой простой вещи, как обработка раны вином тут не знали. Понятно, почему процент выживания был настолько низким.
– Я принесу сейчас, у меня есть бутылочка Стрелецкой, я припас до праздника, – сказал Хибарт и ушел, в чем мать родила, в казарму. Когда он вернулся, я налил вино в кружку, дал выпить один глоток Хамлету, и зашил ему руку. Он мужественно терпел и смотрел на меня с надеждой.
– Ты думаешь, мухи смерти не прилетят?
– Держи рану в чистоте, и не прилетят. Рана фигня, сейчас перевяжем сверху, и следи, чтобы повязка чистой была. Раз в день меняй на чистую, а эту стирай хорошо!
Мухи смерти, как точно называли тут этих насекомых. Муха – переносчик гнилостных и не только бактерий, и стоит ей попасть на рану, и шансы на выживание тут сокращаются на порядок.
– Если проживу две, недели я твой должник, – сказал Хамлет.
Пока я проводил медицинские процедуры, вся наша команда оказалась в бане. Наши противники находились на другой стороне арены, и сейчас было время их сражений с грушами. Так бы, конечно, было бы правильно посмотреть за противником и оценить его, но этого делать не хотелось, хотелось просто наслаждаться теплом и хорошей едой. Но, посовещавшись, мы отправили Хила и Хупа на разведку, а сами остались нежиться на камнях. Через два часа они вернулись, и рассказали, что команда, в общем-то, ненамного сильнее «Груш», есть пара серьезных противников, остальные так себе. Потом пришел Хилт и привел с собой трех из «Груш» со словами, что это теперь наши соседи. Одним из трех был мой синеухий противник. Я удивился, что Хилт выбрал его, но, видимо, он знал, что делал. Новеньких приняли с радостью, несмотря на то, что час назад это были враги, и весь вечер мы провели вместе, потом пошли в казарму, где ребята начали располагаться. Это были уже молодые бойцы-мечники, которые могут выступать на следующем соревновании, но при этом Хилт жаловался:
– Мало в этом году толковых-то, ох, мало, не наберем мы команды сильной на следующий турнир.
Но, как я понял, переживать за команду и было его основной работой. Я, в свою очередь, подошел к своему противнику, он был мне кем-то вроде крестника, и спросил:
– А ты что так меч-то выставил?
Он обиженно насупился, и сказал:
– Да это мой особенный финт такой, я в деревне всех им делал. Я за борт щита рычагом щит противника вышибаю, и потом ногой в грудь. В деревне никто справиться со мной не мог. А у тебя вот щита-то не оказалось, и ты разом так по руке больно долбанул. Я-то и не думал, что кисть-то слабое место.
– Ну, извини, сражение есть сражение, да я и не сильно тебя, вон рука здоровая. Ну, а ухо-то пройдет.
– Ну, все равно стыдно как-то, как маленького уделал.
– Не как маленького, а как «Грушу», ты ведь «Груша» и есть. Ну, ничего, будешь тренироваться, может свой коронный-то и отшлифуешь, чтобы он стал серьезным приемом.
Он посмотрел на меня и протянул руку для рукопожатия:
– Земал, но это имя теперь ненадолго, нам же теперь в церковь, завтра новые имена дадут, мы же теперь мечники.
– Алексей, – пожал я протянутую руку и еще раз понял, что слишком мало тут еще знаю. Но, в целом, система с именами мне становилась понятной. У крестьян были имена на «З», у ремесленников на «А», у мечников на «Х», у лучников на «Л». Рыцарь имел право поменять имя по своему усмотрению или оставить свое. Липин был рыцарем из бывших лучников и сохранил свое имя. Так понятно, что имена давали церковники в школе и вели строгий учет по людям. Ни один новый человек не мог появиться, не отметившись в церкви, и не мог умереть, не выйдя через нее. Система была чисто мужской, логической, почти программной. Сменил профессию, сменил имя. Мне как иноземцу было проще, так как у нас могут быть свои буквы и свой алфавит. Но, тем не менее, учет по мне тоже велся, хоть я и нарушил незыблемое правило и сразу встал на учет на арене, а не в церкви. Хилт переживал за нас, ходил и бубнил под нос:
– Ну, вот бы мне бы за жребий отвечать, я бы ни одного нашего не потерял, блин, а так завтра-то на все воля Божия, ух, потеряем мы ребят.
Он за нас переживал, как истинный отец-командир. Тут он обратился к нам и сказал:
– Ребята завтра, после жеребьевки, всем быть. Я вам про каждого противника все расскажу, вы тут халявили сегодня и очень зря! Будет это нам завтра жизней лишних стоить!
– А, Бог не выдаст, свинья не съест, – сказал Харт. Все-таки, молодость есть молодость.
Откуда взяться опыту, когда до опыта никто не доживает? Я вот тоже ленился, может и зря. Но мне не грозило умереть тут от мелкой раны, а смертельную я надеялся не получить. У меня была фора, и я на нее рассчитывал. Хилт пожал плечами, понимая, что он ничего изменить не может, и мы пошли в казарму отдыхать. Хриплые трубы объявили отбой и конец первого дня турнира. На арене планировались концерт и гуляние, но воинам туда вход был закрыт, так как нам нужно было беречь силы. И мы их берегли, повалившись на свои места и провалившись в сон.
Утро следующего дня опять началось с пения хриплых труб. Слава Богу, что эта традиция тут была только во время турнира. Я уже всеми фибрами души ненавидел эти трубы и тех, кто в них дует. Я давно понял одну простую истину, что если самую любимую мелодию поставить в будильник, то через две-три недели, максимум, эта мелодия становится ненавистной, как бы она тебе до этого не нравилась. Поэтому я прекратил ставить эти мелодии и стал обходиться стандартным набором звуков, типа колокольчика или чего-то, на него похожего. Но тут эти самые трубы, этот хриплый звук, так напоминающий звук исторгающихся газов из организма, он бесил жестко и с самого первого дня. Поборов чувство неприязни, я встал и пошел с ребятами умываться. Второй день был более насыщенный, хотя число сражений было меньшим, но теперь Арена была единым полем, с последовательным сражением. Первыми выступали лучники, потом мы, а потом копейщики. Я хотел посмотреть, как же выступают лучники, насколько я знал стрельбу из лука, это был один из красивейших, но очень скучных видов спорта. Бить по мишеням, набивая очки и выходя в полуфиналы и финалы. Жеребьевка проводилась непосредственно перед началом соревнования, поэтому я пошел в ложу, которая была отведена для нас.
Лучники выглядели достаточно странно, у всех у них на спине был щит, а впереди доспеха не было. На левой руке был щиток в виде краги. Назначение щита я понял только в момент начала соревнования. Никакой стрельбы по мишеням в соревновании лучников не было, а была самая настоящая дуэль, лучники вставали друг напротив друга и по гонгу брали стрелу и стреляли. Стрелу им подавал оруженосец сразу после удара в гонг. Лучник брал стрелу, целился, стрелял и после выстрела поворачивался спиной. Система подсчета очков была тоже понятной, если стрела попадала в щит или в тело, но не убивала противника, это было очко. Если стрела пролетала в молоко, то очка не засчитывалась. Ну а если противник умирал, то это была сразу победа. Если стрела попадала в плечо, и соперник не мог больше натянуть тетиву, тоже. Нервы у лучников должны были быть железными, чтобы хладнокровно натянуть тетиву, прицелиться и выстрелить, и после этого быстро повернуться. Я бы точно так не смог. В первый же тур лучник нашего города пустил стрелу в голову противника, а противник дернулся, его стрела улетела в молоко. Через мгновение он упал на арену мешком. Попасть в голову из лука, при этом целясь на скорость, было делом очень непростым, но, видимо, лучники реально тренировались много и усердно. Следующая пара оказалась равной по стрельбе, они воткнули по три стрелы в щиты друг другу, без ран. После этого им дали по четвертой стреле. Я так понял, тут дальше было как по буллитам, до первого промаха. Они воткнули по четвертой стреле, а на пятой лучник из нашего города дал осечку, дернув рукой в последний момент, стрела чиркнула по щиту и не воткнулась. Было засчитано поражение. Он был явно в ярости, но что поделать, спорить тут смысла не было. Хотя, как по мне, остался живой и невредимый – уже великая победа. В следующем раунде, была стопроцентная ничья! Игроки сработали мгновенно и красиво, воткнув стрелы друг другу в шеи. И тут недалеко от моей ложи вдруг завопил радостный парень! Он прямо светился от счастья. Я посмотрел с недоумением и даже неодобрением в его сторону, но вдруг обратил внимания что Хилт, который сидел рядом со мной, смотрел на него с неприкрытой завистью.
– Интересно, сколько он поставил?
– Ну, судя по крику, не меньше золотого!
– Это сколько же он выиграл?
– Ну, думаю не меньше, чем пятьдесят, на двойное поражение обычно меньше чем 1 к 50 не принимают.
– Пятьдесят золотых, вот блин свезло! Это он и золотой ярлык себе купит, и еще и останется.
– Ага, блин, нужно будет тоже поставить. Правда у меня и нет нифига, что-то все потратил к турниру. Ну, надеюсь может к следующему что сберегу.
– Не стоит, Коплан, вот увидишь, у этого парня к концу турнира ни грошика не останется. Все спустит, хорошо, если догадается сразу ярлык купить после получения выигрыша, тогда хоть к бабам сходит, и то если его не поставит.
Хилт разговаривал с каким-то другим человеком, который сидели со мной в ложе. Как я понял из разговора, парню неслыханно повезло, он сделал ставку и сорвал джек-пот. Слова Хилта остудили и мое желание найти денег и тоже сделать ставки, о которых я еще вчера мечтал, хоть Сафий мне строго запретил вообще думать о них. Я решил задать вопрос Хилту:
