bannerbannerbanner
полная версияКазанский треугольник

Александр Леонидович Аввакумов
Казанский треугольник

По окончании свидания он пригласил эту женщину к себе. Было около четырех часов дня, когда в дверь его кабинета постучали, и на пороге кабинета появилась Светлана. Она была в этот вечер необычна красивой и выглядела крайне элегантно. Ее одежда отвечала всем требованиям моды, а макияж только подчеркивал ее безупречную красоту.

Абрамов предложил ей чая. Она без всякого кокетства кивнула, и они приступили к разговору.

– Ты знаешь, Света, я никогда не думал, что увижу тебя в стенах этого заведения. Мне всегда казалось, что ты намного выше этого и вдруг ты здесь, борешься за свободу опасного преступника. Пойми меня правильно, Марков не просто преступник, а настоящий бандит! Неужели, ты об этом не знаешь? Ты, наверняка, прекрасно знала об этом еще, когда он был на свободе. Я знаю, что ты ему помогала, продавала шубы из краденных им мехов и, если бы не твой муж, мы бы встретились с тобой намного раньше, когда тебя задержали работники райотдела. Когда я об этом узнал, я просто не поверил! Во-первых, я думал, что ты по-прежнему живешь и работаешь в Москве, а, во-вторых, шубы и ты, это просто не укладывалось в моей голове! Но, сейчас, я бы хотел задать тебе всего один вопрос, как дорог тебе этот человек, что ты обиваешь пороги министерства? Ты ведь замужем!

Светлана опустила глаза и достала из сумочки носовой платок.

– Абрамов! Почему ты такой жестокий! Неужели, ты думаешь, что я ничего не понимаю? Да, этот человек мне очень дорог, так же, как был дорог ты! Он молод и его еще можно исправить! И я хочу это сделать! Я не знаю, что тобой движет, закон или чувство мести, но я тебе скажу только одно, что в том, что тогда произошло с нами, моей вины нет. Видно, не судьба быть нам с тобой вместе. Я прошу только одно, пусть все идет, как идет. Не вали на него того, чего он не делал. Подави в себе чувство мести ко мне, он ведь в этом не виноват? Что ты от меня хочешь? Я все сделаю!

Она отставила от себя чашку и стала вытирать покрасневшие глаза. Абрамов сидел за столом и не знал, как ему поступить. Его уговоры не действовали на нее. Время шло, а она все сидела и плакала. Наконец Светлана, немного, успокоилась и взглянув на Виктора, улыбнулась.

– Абрамов, а ты помнишь нашу школу? – спросила она его. – Недавно видела математичку, Аллу Борисовну, еле узнала ее. Только тогда я поняла, сколько времени прошло с окончания школы. А, ты кого из наших ребят встречаешь?

–Практически никого. Я целыми днями на работе. Я уже давно не живу в Кировском районе. Ты знаешь, после окончания института, я немного поработал на «Вертолетном заводе», а затем меня призвали на войну. Я прошел через огонь Афганистана и когда вернулся домой, то в какой-то момент понял, что не могу жить мирной жизнью, что организм постоянно требует адреналина, как наркоман дозы. А, потом, словно специально погибает зять. Короче история для кино. Меня вызывают в райком партии, а там бывшая наша директриса школы. Партийную путевку мне в руки и в милицию. Вот так и застрял я здесь. Можно к работе относиться по-разному, хороша она или нет, но мне нравится.

Они еще долго сидели и вспоминали школьных учителей, общих друзей и знакомых. Они на время забыли, кто они, где они и полностью предались юношеским воспоминаниям. Время незаметно перевалило за семь и, если бы не звонок Носова, Виктор так бы и сидел, говорил и говорил. Абрамов попросил Светлану подождать в кабинете, а сам направился к нему. Вернувшись, он предложил ей прогуляться. Погода стояла великолепная и она охотно согласилась. Они медленно шли по улице Карла Маркса в сторону Парка имени Горького. В тот момент Виктору казалось, что не было этих долгих лет разлуки и они, словно в юности были вместе. Каждый, думал о чем-то своем, и лишь на какую-то долю секунды их взгляды встречались, и они мило улыбались друг другу. Им казалось, что они снова вернулись в юность, и у них все еще впереди.

– Виктор, расскажи о твоей семье? Я знаю, что ты женат, и что у тебя дочка, – попросила его Света.

Когда он рассказывал ей о своей семье, о маленькой дочери, которую он любил без памяти, Абрамов заметил, как у нее сверкнула на глазах слеза. Наверное, это была слеза несбывшейся мечты.

– Слушай! Ты все такой же, каким я тебя помню. Время над тобой не властно, и, если бы, не седина на висках, как будто и не было этих лет. А, у меня жизнь не сложилась, ни нормальной семьи, ни детей. Видно судьба наказала меня за тебя, за то, что не побежала за тобой, не остановила тогда…. Знаешь, я еще могла это сделать, когда в «Саду Рыбака» ты пел песню, в которой были слова «мне почему-то все равно». Ты помнишь эту песню? И я помню. Я хотела тебя увидеть и попросить прощения за родителей, но не смогла и решила забыть тебя. Может, это и к лучшему? Теперь у тебя есть жена, ребенок, а у меня другой человек, который мне дорог. Вы разные, ты такой весь праведный, ну, а он, ты знаешь какой, лучше меня. И если бы не он, ты все равно бы никогда не вернулся ко мне. А, он, он придет, сколько бы вы ему ни дали десять, пятнадцать лет. Поэтому прошу тебя, прости меня. Прости меня за мою любовь к тебе, за все мои ошибки, за моих родителей, которые невольно и неосознанно обидели тебя, ведь они так хотели мне счастья, а вышло иначе. Прости!

Она обняла Виктора за плечи и нежно поцеловала в губы. Он стоял как вкопанный и не знал, как ему реагировать на то, что услышал. Увидев его замешательство, Светлана улыбнулась и, махнув рукой, побежала к остановившемуся недалеко такси. Машина скрылось за поворотом, а я побрел в сторону своего дома.

«Вот и поговорили, – подумал Абрамов. – Да, жизнь сложная штука, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь».

Забыв о службе и долге, Виктор по-человечески пожалел ее и пожелал ей простого житейского счастья. Она была его вполне достойна.

***

Марков вернулся в камеру после очередного допроса. Вчера вечером его и соседа по камере Фомина отправили в СИ-1, так как по закону держать задержанных, более двух недель в камерах ИВС было запрещено. Это был его первый этап, и все было для него непривычно и необычно. Он впервые проходил по живому коридору из охранников СИЗО, которые ударами дубинок гнали их вперед. Максим пытался было огрызнуться на охранника, который сильно ударил его по спине, но сразу же, оказался сбитым профессиональным ударом дубинки.

Желание к сопротивлению моментально улетучилось. Уже находясь в машине для перевозки арестованных, Марков понял, что он для них никто и в случае малейшего сопротивления, его в лучшем случае искалечат, а в худшем – убьют. И поэтому он решил не испытывать судьбу и выполнять все команды конвоя.

Их всех, кто находился в машине, выгрузили на территории внутреннего тюремного двора. Максим кое-как держался на ногах, так как удар дубинкой по здоровой ноге не прошел бесследно. Его завели в небольшой бокс без окон и, не говоря ни слова, закрыли за ним массивную железную дверь. Камера была пустой, в ней не было привычной «шконки» и параши.

«Значит, ненадолго я в этой камере», – успел подумать Максим.

Открылась дверь, и в камеру вошел сотрудник, на погонах которого было четыре звезды.

– На что жалуетесь? – тихо спросил он Максима. – Что у вас с ногой?

– А вы, кто? – поинтересовался Марков.

– Я медик, тюремный врач, – сухо отрекомендовался капитан.

Марков рассказал ему, при каких обстоятельствах повредил ногу. Осмотрев его, капитан вышел из камеры. За ним со скрипом закрылась железная дверь. Часа через два Максима вывели в туалет. Он справил нужду и, заложив руки за спину, в сопровождении надзирателя отправился обратно в камеру. Там на полу валялся грязный матрас, который кто-то занес в его отсутствие. Он лег на матрас и попытался заснуть, но это у него не получалось. Накопленные за день впечатления, не давали ему уснуть. Он закрыл глаза и стал вспоминать прошедший день.

Несмотря на жесткий контроль со стороны сотрудников МВД, Светлана успела передать ему, что ей удалось встретиться со всеми заинтересованными сторонами и договориться о совместных показаниях. Пока Максим поглощал принесенную ею еду, она еле слышно шептала ему в ухо, как ему вести себя дальше. Ее тихое спокойствие вселило в него уверенность в себе и надежду на успех. Они пробыли вместе чуть более часа. Когда его выводили, он впервые за все это время, попросил у нее прощения за все доставленные ей неприятности.

Его разбудил лязг открываемой двери. Максим открыл глаза и увидел знакомые лица сотрудников уголовного розыска.

– Хорош лежать, вставай, поехали в МВД, – сказал один их них. – Врач дал заключение, что содержать тебя в ИВС можно.

Маркову не дали возможности ни умыться, ни привести себя в порядок и под конвоем вывели в уже знакомый тюремный двор, где их ждала машина. Не прошло и пятнадцати минут, как он вновь оказался в знакомой камере ИВС МВД.

***

Алмаз уже более часа находился в кабинете следователя. Его допрашивал следователь и еще несколько сотрудников уголовного розыска. Все они задавали ему вопросы, многие из которых вообще не касались интересующих следствие моментов. Алмаз в первое время пытался отвечать на них, но вопросов было так много, что он начал путаться.

«Это они специально спрашивают, чтобы запутать меня. Наверное, это и есть так называемый «перекрестный допрос»», – предположил Алмаз.

Когда количество задаваемых вопросов стало невыносимым большим, Алмаз почувствовал, что окончательно запутался в вопросах и ответах. Неожиданно, вопросы прекратились и новый следователь Виталий Новиков, еще молодой для столь высокого звания капитан, сделав паузу, произнес:

– Мне кажется, Алмаз, что ты окончательно запутался в своих показаниях. То, ты утверждал, что мужчины, которые воровали с фабрики, тебе незнакомы, сейчас ты говоришь, что ты их раньше видел. Где, правда? Ты этих людей знаешь или нет? Тебе хочется сидеть за них? Если ты сам не воровал, зачем тебе их покрывать? Если ты не скажешь о них сам, то о них расскажет твой друг Марков! Он, наверное, умнее тебя и не захочет сидеть за твоих знакомых, в том числе и за тебя. Если Марков нам это расскажет, то твои показания будут абсолютно не нужны! Пойдешь по делу как простой участник. Думай, думай, Алмаз! У тебя скоро родится ребенок, ты хоть о нем подумай, если не хочешь думать о Лиле. Думай, думай, Алмаз! Мы ведь знаем все и нам, просто, нужны твои показания, кто воровал с фабрики! Нам все равно, ты это делал или твои знакомые. Если бы, ты не знал этих людей, дело одно, но ты, ведь их хорошо знаешь? Вот и получается, что ты, не совершавший этого преступления, сидишь здесь в ИВС, а они с кучей денег на свободе, пьют водку и может, пройдет время и кто-то из них, будет спать с твоей Лилей. Думай, думай, Алмаз! Все в твоих руках, и свобода, и реальный длительный срок.

 

Алмаз молчал, делая вид, что думает над словами следователя. Новиков все настойчивее и настойчивее говорил ему о необходимости сознаться в совершенном преступлении.

– Хватит, давить на меня! – закричал Алмаз. – У меня от вас всех уже болит голова!

Перед допросом он встречался с адвокатом и тот посоветовал ему, как вести себя дальше. Алмаз узнал, что они успели встретиться с адвокатом Максима и договорились о единой линии показаний. Он посмотрел на следователя, а затем перевел свой взгляд на оперативников.

– Хорошо, я согласен дать показания и поэтому прошу пригласить на допрос моего адвоката. Без него я никаких показаний давать не буду! – заявил Алмаз. – А сейчас, если можно дайте мне воды. У меня одно условие. Прошу вас после допроса отправить меня в СИЗО. Я давно не мылся, весь грязный иначе нахватаю вшей. Одежда на мне тоже грязная. Позвоните моей жене Лилии, пусть принесет мне чистую одежду. Пока она не принесет мне одежду, говорить не буду.

Виталий Новиков набрал телефон, оставленный ему адвокатом, и попросил его прибыть в МВД для неотложных следственных действий. Затем он позвонил Лилии и попросил ее срочно привести для Алмаза сменную одежду. Все эти звонки он сделал в присутствии Алмаза.

Пока ждали адвоката, следователь угостил Алмаза чаем, а ребята из уголовного розыска принесли ему горячую пищу, купленную в столовой МВД. Алмаз с удовольствием съел обед, выпил чая и от плотного обеда, его потянуло на сон. Он внимательно наблюдал за следователем, который готовился к допросу. Тот как-то по-особенному, с большой аккуратностью заправлял в пишущую машинку бумагу и убирал лишние вещи с рабочего стола. Прошло не больше четверти часа. В кабинет вошел адвокат.

– Я сегодня уже второй раз у вас в МВД, что, нельзя было отложить допрос на следующий день? – с неподдельным возмущением заявил он. – Фазлеев у меня не один и давайте договариваться о времени, а иначе я не буду приходить по вашим звонкам. Работа есть работа.

Следователь извинился и приступил к оформлению протокола.

– Я хочу сделать официальное заявление о своей, не знаю, как правильно выразиться, противоправной деятельности, – начал Алмаз. – Прошу расценивать эти показания, как мое чистосердечное признание и считать их явкой с повинной.

Следователь кивнул головой, давая ему понять, что все требования будут зафиксированы в протоколе.

– Это было в конце ноября прошлого года. Я поздним вечером проезжал мимо меховой фабрики и случайно увидел, как двое мужчин загружали в багажник своей машины овчинные шкуры. Погрузив их в машину, они поехали в сторону Старо-Татарской слободы. Я решил проследить и поехал вслед за ними. Когда они стали выгружать шкуры, я спрятался за сараем. Когда эти мужики разгрузились и один из них сел в машину, я вышел из укрытия и подошел к ним. Я поинтересовался, что они делают в сарае, принадлежащем моему родственнику? Эти двое растерялись и не знали, что ответить. Один из них, что был моложе, попросил меня не поднимать шума и предложил мне деньги, как он выразился, за аренду сарая. Я отказался и велел на следующий день освободить сарай. О том, что я видел, как они воровали шкуры, я им не сказал. Мы договорились встретиться на этом месте следующим утром. Я приехал к сараю в назначенное время и встретился с молодым парнем. Он представился мне и сказал, что его зовут Андреем, а фамилия его Баринов. Андрей опять предложил мне деньги за пользованием сараем, а когда я вновь отказался, он предложил мне шкуры.

Я решил подумать, и мы решили обговорить этот вопрос в тот же день, вечером. Днем я встретился со своим другом Максимом Марковым и ему рассказал эту историю. Посоветовавшись, мы решили отказаться от денег и взять шкуры. Вечером мы с Марковым приехали в условленное место, где встретились с Андреем. Марков познакомился с Бариновым и предложил ему наладить совместный бизнес. Андрей попросил его объяснить, в чем будет заключаться этот бизнес, и тогда Марков предложил Андрею наладить пошив шуб из этих шкур. О том, что шкуры были крадеными, Марков догадался сам.

После этой встречи мы стали регулярно встречаться с Андреем и несколько раз ездили к нему домой. Он жил в Адмиралтейской слободе. Улицу назвать не могу, но могу в случае необходимости показать ее, а также показать дом, в котором проживал этот Андрей. Он, похоже, был судимым и после освобождения регулярно занимался кражами с меховой фабрики.

У Андрея с его слов были там знакомые, и он вместе с ними начал вывозить шкуры. Кто эти люди, я не знаю, Андрей мне о них никогда не рассказывал. Он нам с Марковым как-то предлагал принять участие в краже, но мы отказались.

Последний раз я встречался с Бариновым в первых числах апреля. Мы были вместе с Максимом, и Андрей предложил нам принять участие в акции. Мы спросили, что за акция, и он нам рассказал, что разработал настоящую операцию по налету на машину, которая должна была перевозить меха. Мы отказались, потому что знали, что в случае задержания за это светит большой срок. Максим предложил Андрею услуги по реализации мехов, мол, у него есть знакомые, которые могут купить эти меха. Андрей заявил, что у него есть уже оптовый покупатель.

Я готов понести заслуженное наказание за то, что принимал участие в реализации овчины, так как догадывался об их происхождении. Но, больше я никаких преступлений не совершал. Маркова я не видел с десятого апреля. Что с ним, если честно, не знаю, но судя по тому, что я здесь услышал, он тоже задержан.

Задав несколько уточняющих вопросов, следователь передал Алмазу протокол допроса. Алмаз прочитал и подписал в местах, указанных следователем. Подобную процедуру совершил и его адвокат. Алмаз встал, и конвой вывел его из кабинета.

«Теперь очередь за Максимом, – подумал Алмаз. – Тогда им ничего не останется, как снять все подозрения в налете на контейнеровоз. Пусть покойный Андрей простит им это».

*****

Максим лежал на своем топчане, когда в камеру ввели его старого знакомого – Фомина. Они встретились, пожали друг другу руки и крепко обнялись. Фомин тут же стал расспрашивать Максима, что тот делал в СИЗО, в какой камере и с кем ночевал. Он не стал ничего скрывать, и рассказал все, что происходило в изоляторе.

– Все ясно, значит, ночевал в карантинной камере. Они не захотели тебя поднять в нормальную. По всей вероятности, боялись, что ты можешь запустить оттуда «маляву» на волю и поэтому решили тебя изолировать, – рассудил Фомин. – Значит, они тебе до сих пор не верят и на это у них, наверное, есть основания. Их не обманешь! Я и сам тебе не верю, вижу, что ты что-то крутишь, но что, пока не пойму.

Он внимательно посмотрел на Максима. Его взгляд был до того пристальный и колючий, что он почувствовал, что тот готов был просверлить его насквозь.

– То, что ты побил ментов машиной, это я допускаю, это возможно. Но за это, мне кажется, отсидел бы ты здесь трое суток самое большее и домой под подписку о невыезде. А, ты сколько сидишь? Чуть ли не месяц! Сначала ты мне рассказывал одну историю, потом другую. Темный ты, Максим, трудно будет тебе дальше жить. Верить надо людям, правда, не всем, – поучал Фомин. – Ты думаешь, мне нужна твоя тайна? Не нужна она мне, у меня своих много, на два полных срока потянут. Я человек с арестантским опытом и реально мог бы тебе помочь, но ты видно не хочешь этого, а я настаивать не буду. Живи парень, как хочешь, это твое личное дело.

Максим сидел на «шконке» и внимательно слушал монолог об арестантском братстве, думая о своем.

– Знаешь, чего я боюсь Фомин? – спросил он. – Я боюсь не тебя, а своего товарища Алмаза. Не знаю, что он говорит там наверху. Понимаешь, это он познакомил меня с парнем. Так, вот этот Андрей и занимался кражами с меховой фабрики. До этого момента, я никогда не видел этого парня. Ну, предложил я ему шить из этих шкур шубы и продавать их. Это лучший вариант, чем толкать эти шкуры. Я ведь этого не скрываю! Да, это моя идея! Я знал, что Андрей готовит налет на машину, может, мне и надо было сообщить в ментовку об этом, но я промолчал. Но, другого я ничего не делал, и больше ничего не знаю. Не знаю, куда Андрей девал эти меха, кто их купил. Там знаешь, какие большие деньги, очень большие и за мое любопытство могли бы просто пришить.

– А, откуда этот Андрей? – спросил Фомин. – Может, я его знаю?

– Все может быть. Фамилия его Баринов. Живет в Адмиралтейской слободе, по-моему, на улице Мало-Московской, рядом с заводом «Сантехприбор». Вообще, он фартовый парень, смелый, решительный. На такое дело пойдет не каждый. У него был трофейный немецкий нож. Он редко ходил без ножа и пистолета. Для него убить человека было все равно, что перейти улицу. Вот я и молчу, потому что жить хочу. Молчу наверху, когда мне предъявляют этот разбой, молчу и в камере. Андрей не простит мне, если я начну что-то говорить. Деньги пилят не только сталь, но и языки ментов. Так, что лучше быть немым, но живым, чем болтливым и мертвым.

Сергей достал из кармана пачку сигарет «Прима», закурил и на время замолчал.

– Фомин, откуда у тебя сигареты? Разве тебя эти дубари не шмонали? – хотел спросить его Максим, но вовремя сдержал себя.

Он внимательно посмотрел на Фомина. Тот был сосредоточен, как никогда ранее. Оснований не верить Максиму у него не было, и он вновь принялся за расспросы:

– Слушай, а ты сам видел друзей Андрея? Сколько их? Двое, трое? Ты думаешь, куда они могли толкнуть эти меха?

– Я несколько раз встречал Андрея с какими-то мужиками, но он мне их никогда не представлял. Друзья они или нет, я не знаю. Я знаю только одно, что у него был какой-то оптовый покупатель, а иначе бы он не пошел на это дело. Я думаю, что меха могли уйти куда-нибудь на Кавказ. Только там, у людей могут быть такие деньги, чтобы они сразу могли рассчитаться. Андрей насколько я его знаю, не из тех, кто в долг живет, и в долг дает. Просто так без денег, он товар не отдал бы. Меха нужно искать там, среди цеховиков, кто занимается шубами. В Казани, наверняка, таких нет, кто бы мог купить меха оптом. Я бы на месте ментов искал их на Кавказе. Зачем он нас звал на дело не понимаю? Думаю, что на тот момент, когда он нам предлагал это дело, людей у него явно не было.

Фомин в душе был безмерно доволен, что наконец-то ему удалось разговорить Маркова. Теперь ему было ясно все.

– Слушай Фомин, может Андрей меха спрятал где-нибудь на улице Кирова? Там ведь дополна сараев и пустых домов? Мы с Алмазом два раза ездили туда с ним и минут по сорок ждали его. Он постоянно обходил эти дворы, что-то искал, рассматривал дома – решил с импровизировать Марков.

«Если Фомин – ментовский стукач, то его рано или поздно спросят об этом оперативники, и тогда все встанет на свои места. Теперь надо только ждать», – подумал Максим.

О том, что тот работает на милицию, он уже не сомневался, но, тем не менее, ему вдруг очень захотелось проверить свою наблюдательность и логику.

***

Утром Максима привели в кабинет следователя. Минут через десять после начала допроса, в кабинет следователя подошел и Абрамов. Ему, было интересно, сумеет ли этот новый следователь развалить Маркова. С утра Виктору доложили весь разговор Маркова с Фоминым, в котором последний рассказал ему об интересующих их преступлениях. Абрамов, по-прежнему, не верил, что Марков и Фазлеев не причастны к разбою и поэтому с нетерпением ждал развязки. Глядя на то, как ведет себя Максим, на его спокойное и надменное лицо, он не мог поверить, что тот готов к диалогу со следователем. Виктор был на сто процентов уверен, что сейчас начнется очередной спектакль. Он по-прежнему не верил в его искренность, и считал его самым опасным преступником из этой группы, так как он был человеком с холодным и расчетливым умом, великолепной логикой и другими достоинствами умных и изворотливых людей.

«Очевидно, ему сейчас проще признаться в менее тяжком преступлении, чем вообще отказываться от всего, что мы здесь ему предъявляли», – подумал Абрамов и вновь стал следить за лицом допрашиваемого.

Виктор не исключал того, что пока Марков и Фазлеев находились в ИВС МВД, их адвокаты скооперировались и выработали единый подход в даче показаний. Он не хотел мешать допросу и не задавал никаких вопросов. Адвокат Маркова – Гуревич Игорь Семенович внимательно следил за процедурой допроса. Иногда он просил подзащитного не отвечать на поставленный следователем вопрос, мотивируя свои требования статьями уголовно-процессуального кодекса.

 

– Я хотел бы вас ознакомить с показаниями вашего товарища, вы можете их прокомментировать? – спросил следователь и зачитал несколько предложений из допроса Алмаза.

Марков, словно ждал этого момента, он моментально понял, что Алмаз вошел в игру, предложенную адвокатами. Сейчас, наступил и его его черед. Он должен поддержать Алмаза, а иначе, им никто не поверит. Максим сделал удивленное лицо и попросил еще раз зачитать строки из протокола. Следователь вновь зачитал. На лице Максима ничего не читалось, оно было совершенно безучастно.

– Покажите мне его подписи, – попросил он.

Следователь протянул ему последний лист протокола и Максим внимательно изучил подписи лиц, в одной из которых узнал руку своего друга. Наконец, на лице Максима появилось гримаса, которую можно было принять за удивление. Он попросил воды. Следователь выполнил его просьбу. Сделав два глотка, он отодвинул недопитый стакан, и как артист, выдержав паузу, произнес:

– Вы знаете, я ранее не хотел оговаривать своего товарища, так как не хотел говорить за него до тех пор, пока он сам об этом не скажет. Теперь я вижу собственными глазами, что он первый дал эти показания, и я сейчас решил, что он полностью развязал мне руки. Пишите! Алмаза я знаю давно, со школы. Мы учились с ним в параллельных классах. После окончания школы мы неожиданно сдружились. Где-то в конце прошлого года, ко мне домой приехал Алмаз и рассказал историю со шкурами и попросил съездить с ним на встречу с этими ребятами, так как боялся ехать один. На этой встрече он познакомил меня с Бариновым Андреем. Из их разговоров я понял, что Андрей с друзьями занимается кражами с меховой фабрики, у них скопилось большое количество овчинных шкур, и они ищут устойчивый канал сбыта. Я предложил Андрею не продавать шкуры, а продавать уже готовые шубы, так как это намного выгоднее и безопаснее во всех отношениях.

Когда мы лучше узнали друг друга, Баринов стал предлагать нам с Алмазом принять участие в кражах, но мы отказывались. Я в это время познакомился с одной девушкой, закройщицей в ателье мод на улице Горького, и она согласилась шить шубы у себя на дому. О том, что шкуры краденые, она не знала. Мы с Алмазом говорили ей, что покупаем их в Башкирии. Где сейчас Баринов, я не знаю. Последний раз его видел в начале апреля. Почему я пытался скрыться от работников милиции, тоже могу пояснить. О том, что это работники милиции, я не знал, так как думал, что за мной наблюдают друзья Андрея. Баринов в начале апреля предложил нам с Алмазом принять участие в одной акции, при этом обещал очень большие деньги, но мы опять отказались и поэтому я посчитал, что Андрей мог попросить своих друзей или знакомых проследить за нами. Когда мы отказались от участия в этой акции, Андрей предупредил, что подобные вещи он не прощает. И пригрозил, что разберется с нами.

Максим закончил говорить. На какой-то момент в кабинете повисла тишина, стучала лишь одна пишущая машинка следователя.

Переведя взгляд с Максима на следователя, Абрамов, увидел, с каким настроением последний печатает текст – он, просто, светился от гордости, что ему удалось расколоть преступников. Виктор хотел задать несколько вопросов Маркову, но следователь, словно испугавшись этого, запретил ему контактировать с подследственным. Его отказ вызвал у Абрамова настоящую ярость! И чтобы не сорваться, он вышел из его кабинета и направился к себе.

***

Немного успокоившись, Виктор направился к начальнику Управления уголовного розыска, где доложил ему о результатах допросов Маркова и Фазлеева. Одновременно, положил ему на стол письменный доклад агента.

– Видишь, как все хорошо получается! Люди дают показания! Пусть не те, которые бы ты хотел, но дают. Что у нас с тобой получается? Сбыт заведомо краденого! Значит, меха это дело Баринова, а эти оба – сбытчики. Видишь, вот и раскрыли мы кражи с фабрики! Единственное, что нам неизвестно, это лица, с которыми Баринов совершал хищения. Я не исключаю, что это были Максим с Алмазом. Если мы сейчас начнем их долбить, то они могут вообще отказаться от показаний и тогда преступления останутся нераскрытыми. Этого нам с тобой не простят! Ты Виктор, не переживай. Можешь, с ними работать и в местах лишения свободы. Тебе ведь этого никто не запрещал! Они расслабятся, а ты тут, как тут! – закончил начальник.

Показания, полученные в последние дни, давали им повод думать, что организовать подобную группу с надежными каналами сбыта мехов Баринов один не мог. Но кто стоял за ним, они узнать уже не могли. Этот секрет он забрал с собой в могилу.

«Кем был этот Андрей? – думал Виктор. – Простым исполнителем, вором, не больше. Кто был организатором преступной группы, кто мог спрятать эти меха, а самое главное, где?»

Марков, которого Абрамов считал организатором разбойного нападения, и его товарищ Фазлеев, по их показаниям, оказались самыми простыми сбытчиками краденого имущества, решившими погреть руки на легкой добыче. Виктор, по-прежнему, считал Маркова самым опасным членом этой группы и с каждым днем только убеждался в этом. Ему в тот момент казалось, что он стал зрителем хорошо разыгранного спектакля с хорошими артистами, которым удалось внушить им, что задержанные – только второстепенные персонажи. Тогда Абрамов не догадывался, что главным режиссером спектакля была его первая школьная любовь – Светлана. Как ей удалось сплотить вокруг себя этих людей, договориться с ними, сколько денег стоило организовать этот спектакль – Абрамов мог только догадываться. Начальник Управления, да и многие сотрудники были довольны, что им, по крайней мере, удалось получить показания о кражах с предприятия и связать эти преступления.

Они сидели вдвоем в кабинете и рассуждали о проблемах розыска. Виктор высказал свои соображения по этим преступлениям. Начальник слушал его очень внимательно и когда он закончил, согласился с ним.

– Пойми меня правильно. Я не могу бросить все силы на эти преступления. Поверь, убийства более опасны, там жизнь людей, а здесь имущество. Сколько бы оно ни стоило, все равно не стоит жизни и здоровья человека. Ты, наверное, читал последнюю сводку, что в Набережных Челнах почти каждый день воруют «КамАЗы»? Там тоже действует группа, однако они до сих пор не могут выйти на нее. Почему? То ли плохо работают, то ли имеют какой-то свой интерес. Я бы хотел, чтобы ты занялся этим. Я думаю, до конца месяца вы закрепите все показания Маркова и Фазлеева, ну а там – в Челны.

Виктор вышел из кабинета и направился к себе. До конца месяца было еще две недели и, если больше не расширять это дело, то времени вполне достаточно, чтобы закрепить его выходами на места преступлений. Вечером Абрамов связался с начальником уголовного розыска УВД Челнов и попросил его направить материалы, связанные с кражами «КамАЗов». Он обещал прислать ему в течение трех дней.

Часы показывали начало седьмого вечера. Виктор стал собираться на заслушивание по нераскрытым преступлениям, которое проводила прокуратура в Московском РОВД Казани.

***

Сергей Иванович Ермишкин был очень доволен докладом заместителя министра внутренних дел и не скрывал этого. Преступления, которые находились на контроле Обкома партии, были раскрыты. Организатором был некто Баринов Андрей, ранее неоднократно судимый. Он сколотил преступную группу и стал регулярно совершать кражи с меховой фабрики. Работникам МВД удалось найти и вернуть предприятию основную массу похищенной продукции

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28 
Рейтинг@Mail.ru