ЮРИЙ МИХАЙЛОВ
В ожидании августа
И всё-таки ТВ – радио работали, печатались сотни газет и журналов, значит, в правительстве кто-то взял на себя ответственность удержать в самое страшное и смутное время каналы коммуникаций на плаву. Не знаю, был ли этим человеком мой дед? Я не специалист, не задавал себе подобных вопросов, но слышал от очевидцев, переживших то жуткое, на их взгляд, время: как альтернативный вариант финансирования всего ТВ и был создан канал общественного российского телевидения (ОРТ). Бобо тоже считает: Караванов, как член правительства, спас от развала и уничтожения СМИ новой России", – так рассуждая сам с собою, мысленно готовясь к разговору с шефом, я позавтракал, надел свитер и джинсы, посмотрел на лаковые туфли, припасённые, на всякий случай, с вечера, и с лёгким сердцем влез в кроссовки. По мобильнику сообщил водителю: едем в офис, надо успеть к десяти часам.
По дороге к машине вспомнил о фонде матери Терезы, подумал, что Бобо, конечно, не знает о нём да и мне туда рваться раньше срока – значит, выскакивать из штанов, решил: "Всё должно быть на официальном уровне: есть приглашение, есть реакция с ответным письмом и благодарностью и, наконец, есть протокол приёма с верительными грамотами и представлением. А не просто так: из-за спины Кувшиновой-Аранович выскакиваю в лаковых штиблетах, как чёрт из табакерки…"
***
Референт Агриппина, так же мило улыбающаяся китаянка, прошла со мной в бар, сама приготовила капучино, сказала:
– Спрашивал о вас Бобо Константинович. Он – в посольстве Туркмении, там всегда тяжело прощаются, традиции сказываются. В общем, пейте кофе, Саша, вы любите настоящий капучино… Он просил вас подумать о полёте во Владивосток. Он может включить вас в список официальной делегации на экономический форум.
– А я кого буду представлять среди экономистов? – спросил я не без иронии.
– Фонд поддержки социальных программ, разве не понятно… – сказала довольно солидно Агриппина, – и потом – сколько знакомств, встреч. Я бы с большим удовольствием полетела…
– Давай слетаем, развлечёмся, – сказал я, весело глядя на симпатичную хрупкую девушку.
– Только завприёмной может послать меня туда для сопровождения Бобо Константиновича, но там референт – не нужен.
Допили кофе, мило болтая, она совсем разоружила меня, сняла напряжение, волнение от предстоящего разговора потихоньку улетучилось. Я даже подумал: это начальник специально такие психологические приёмчики с разгрузкой устраивает. В арку стенного проёма заглянул референт с косичкой на затылке, сказал:
– Бобо Константинович ждёт вас.
Хозяин улыбался, хорошее настроение излучали все клетки чисто выбритого лица, сказал, крепко пожимая мою руку:
– Люблю к азиатам ходить в гости, очень гостеприимные люди… Когда есть взаимный интерес, конечно. А он появился, мы опять вместе на их газопроводах…
– Что-то новенькое? – не удержался я от вопроса, – по газу не слышал информации…
– Браво, Саша, ты очень наблюдательный, – сказал он, всё также улыбаясь, – мы снова выходим на транспортировку газа, достойно выходим. Ну, ты ведь не зря впервые использовал визитку, которую я дал тебе на похоронах дедушки Коли, так? И я рад, что Агриппина размагнитила тебя, сняла напряжение. Давай, просто поговорим за жизнь… Что тебя волнует накануне официального объявления о создании фонда поддержки социальных программ?
Меня словно прорвало: всё, что мучило последние месяцы и недели, о чём я размышлял вечер-ночь и утро сегодняшнего дня – вывалил на него. Он слушал внимательно, кивал, помогая словами, которых мне вдруг не хватало, вставлял негромкое: "Понимаю…"
Встал из-за круглого стола, за которым мы сидели в кожаных креслах как два старинных товарища, оставив в стороне огромный кабинетный стол с телефонами, венскими тяжёлыми стульями и бутылками с минеральной водой. Подошёл к окну, сказал:
– Здесь ты можешь говорить всё, прослушки – нет, как юристу, тебе это нужно знать. Итак, главное. С двадцатиоднолетия, заметь, несколько лет назад, согласно всем канонам, я постепенно увеличивал твой пакет акций, и сегодня у нас на двоих – контрольный пакет. Мы вдвоём можем заблокировать или наоборот принять любое решение для всех компаний, входящих в холдинг. И так удобнее вести бизнес, расходы для совладельцев – гораздо менее затратные. Смотри, что в итоге получилось: на твои примерно семь процентов акций – создан фонд с годовым бюджетом в пятьсот миллионов рублей. Ты его хозяин. Но ты и мой партнёр, совладелец холдинга. А главное, Саша, ты – внук своего деда, продолжатель его добрых дел. И неважно, чем знаменит или нет Николай Караванов, ты захотел назвать фонд его именем, это твоё полное право. Лишь бы он нёс людям добро…
Бобо выглядел торжественно, глаза блестели, словно от растворившихся на веках слезинок, продолжил после паузы:
– Пойми, Саша, нас связывают с тобой самые крепкие узы, нас связывает твой дедушка Николай… – Бобо подошёл к большому столу, взял синюю папку, вернулся назад, – я хочу заварить зелёный чай, сам, а ты, вот, почитай одну статью…
Он ушёл в комнату отдыха, я открыл папку, достал газету, буквально "одетую" в тонкую прозрачную плёнку, почти во всю полосу шёл заголовок – "Три жизни директора Доброволина…" Посмотрел на подпись в конце очерка: "Николай Караванов, наш спецкор." Стал читать о далёком забытом богом сибирском селе, о детях из русских, татарских, башкирских, манси – семей, собранных в местной школе, их родителях, живущих по своим старинным обычаям и укладу жизни, о промыслах, о фестивале искусств, где каждая национальность представила свои традиции, об огне в окнах десятилетки, который не гаснет до позднего вечера. В селе нет клуба, поскольку чиновники посчитали: зачем, если в пяти километрах – райцентр со своим Домом культуры. А главный герой очерка – директор школы, депутат райсовета Константин Натанович Доброволин: он и главный воспитатель, и мировой судья, и директор клуба, и тренер сборной команды по лыжам. Вот он-то и проживает каждый день, месяц, год, минимум, по три жизни…
Хороший очерк получился, тёплый, душевный, было приятно, что его автор – мой дед. Мне также стало понятным желание Бобо показать, каким настоящим человеком был его новый отец – Константин Натанович, взявший мальчишку из детдома. "Значит, дедушка Николай, когда готовил материал для газеты, бывал в этой школе, минимум, неделю, а то и больше жил в директорском флигеле, виделся-встречался со многими людьми, даже местные сказки и частушки собрал для статьи", – и всё-таки меня зацепило: почему Бобо показал эту статью.
Поднял голову, впервые увидел, что такой большой начальник несёт на подносе чайник, чашки и вазу с конфетами. Он поставил поднос на стол, посмотрел мне в глаза, понял, что очерк я прочитал, поколебался секунду и сказал почти буднично:
– Ты, Саша, мой племянник, твой папа, Юрий Николаевич – мой родной брат по отцу, младший. Соображаешь?
Я молчал, сражённый новостью, а в голове уже роились мысли: дед тогда ещё не был женат на бабе Тане, во время командировки он вполне мог познакомиться с будущей мамой Бобо, тем более, она работала в школе, не раз пересекалась с ним… Он вернулся в газету, осталось одно воспоминание о флирте, а девушка, пережив позор и страдания, всё же родила здорового сына, а сама умерла. "Господи, – простонал я мысленно, – прямо какая-то Индия, сериал из Болливуда…"
Посмотрев на Бобо, я понял: разливая чай, он наблюдал за мной, глаза добрые, похоже, искренне рад, что снял с себя такой долгий и тяжёлый груз. Спросил:
– Вы давно знали, что мы – родственники?
– Ещё при жизни отца, – тихо сказал Бобо, – но он не знал о моём рождении, не мог знать… Он бы никогда не оставил меня. А я, Саша, поверь, боялся обидеть его неосторожным шагом, подозрением, он для меня был небожителем.
– Я как-то пацаном назвал деда "Астероидом" и признался, что люблю его до космоса…
– Я знаю, как ты его любил, как ты обожал бабу Таню, как переживаешь за отца, маму, сестрёнку. Всему хорошему в нас мы обязаны им, старшим в роду Каравановых. Ты хочешь спросить: а как тест ДНК? Поверь, мне не надо было этой бумажки, о настоящем отце мне сказал, умирая, Константин Натаныч, но он долго молчал, даже намёком не хотел обидеть твоего дедушку. А дальше – ничего нет проще: у нас свой медцентр, спецы провели сравнительный анализ меня с тобой, потом – с твоим отцом. Вот в папке две бумажки, разверни, посмотри. Там одни девятки…
– А у меня никто не брал кровь? – сказал я.
– В поликлинике университета ты сдавал анализы, минимум, раз в два года. Таким же путём спецы нашли и твоего отца перед его поездкой в Таиланд.
– И что теперь будет? – невольно задал я идиотский вопрос.
– Семейный бизнес рода Каравановых. По кровному отцу – я тоже Караванов, ха-ха-ха-хиии, – искренне рассмеялся Бобо, – я давно – один, без семьи, как-нибудь расскажу, что произошло… Твой отец, Саша, приглядит за медиа – бизнесом, тебе – ворочать делами в фонде, пока не подрастёшь мне на замену. Ну, а я – буду заниматься, чем и занимался: нефтью и газом. А то я, честно сказать, немного уставать стал… Видел вас столько лет совсем рядом и не мог обнять, как самых близких и дорогих людей. Это ли не мука, не испытание. Я мусульманин по маме, а они крайне сентиментальные! Так что поднимайся, друг мой, давай крепко обнимемся.
Потом мы пили зелёный чай, небо в высоченных окнах, вдруг потемнело, звуковая изоляция почти не пропускала удары грома, а по стёклам лились водопады воды. Бобо включил торшер со светодиодными лампами, почти голубой свет разлился по кабинету.
– Хороший знак послал всевышний под конец нашего разговора, это к счастью, к успеху, Александр, – сказал мой дядя.
Глава – 8.
Короче, во Владивосток я, конечно, полетел. Куда денешься от такого напора новоиспеченного родственника. Пришлось временно всё заморозить, хозяйственник Демидов, перед прощанием выслушав мои просьбы, осклабился:
– Чтоб добру не пропадать, поживу-ка, я в апартаментах, пока вас нет…
– Вы бы лучше технику поставили к нашему возвращению, может, со специалистом ИТ поможете, кадровики – женщины хрупкие, в этом мало разбираются, – несколько резковато сказал я. И упор сделал специально на словах "к нашему возвращению". Он уловил нюанс, изменился в лице, заговорил, как прилежный мажордом:
– Конечно, всё сделаем, техника будет ждать и вас, и людей… – намекая, что людей у меня нет.
"Молодец, хитро отмахнулся от ИТ, а, заодно, и по морде дал, – подумал я, но злости на него не было, – пусть поживёт, покуролесит, деньги уплачены, что пропадать добру…" – но вслух ничего не сказал, зная, как Бобо категорически не допускает сближения с подчинёнными, тем более, заигрывания с ними.
Меня мучил главный вопрос: как поговорить с отцом, а, может, до нашего возвращения и не стоит, на ходу – на бегу, посвящать его в "наши тайны"? Дядя, к этому слову мне ещё предстоит привыкать и привыкать, сходу разрешил все мои терзания. Я созвонился с отцом, через час мы уже были в дачном посёлке. Это отдельная повесть о том, как отец реагировал на "бомбу" о родном брате да ещё и старшем. Новому родственнику пришлось подключать меня на пересказ очерка, опубликованного в газете, на разъяснение коллизий жизни деда в школьном флигеле и о его встрече с будущей мамой Бобо. О ДНК мы даже не говорили: слова Константина Натановича о том, что он сразу знал, кто настоящий отец мальчика, вызвали слёзы на глазах моего дорогого предка. Он начал искать фужеры, достал коньяк и вино, но я, извинившись, сказал, что скоро улетаем, надо возвращаться в город, дел ещё невпроворот. Договорились, что после Владивостока устроим у него на даче пир горой, пусть готовится на ближайшее воскресенье.
Естественно, зная Аранович намного лучше меня, Бобо категорически не велел входить с ней в лишний контакт: себе дороже, всё кончится пьянкой и пустым трёпом. А мне так хотелось увидеть Алёну, я просто умирал по её прекрасному телу. Но парадом командовал не я, пришлось смириться и слушать телефонный разговор Бобо с исполнительным директором, которого ещё никто никуда не назначал. Прямую речь упущу, перескажу коротко: когда ещё ничего нет, говорил Бобо, не стоит торговать информацией, тем более, такому жулику, как депутат Алексеев. О его жене Хилтунен – развесьте лапшу на чьи-нибудь другие уши, это только Саша, и то по молодости, мог поверить её байкам. К нашему приезду, закончил строгий начальник, прошу представить концепцию идеологической и рекламной составляющих работы фонда. Видимо, Аранович пыталась что-то возражать, поделиться опытом, но Бобо был неумолим, отключил мобильник. Мне сказал:
– Сопрёт у кого-нибудь из своих подружек, а запросит двадцать тысяч долларов за исполнение… Будь строг с ней, дай не больше трёх. Кстати, она сказала, что с фондом матери Терезы встречалась сама Хозяйка. Можно бы и нам поучаствовать, но нет ничего хуже, чем чувствовать себя бедным родственником…
Рейс был ночной, прилетали во Владивосток рано утром, а – с обеда, по программе, уже планировалось открытие экономического форума. Бобо отправил меня домой, на старую квартиру я приехал, чтобы поспать пару-тройку часов перед самолётом и собрать чемодан. Вот и пригодились костюм, шёлковая рубашка и лаковые туфли. Много вещей решил не брать, в конце концов, рубашку-вторую можно купить и там, а вот трико с кроссовками засунул в чемодан на колёсиках.
***
Самолёт был старенький, хотя и принадлежал авиаотряду руководителя страны, состоял из трёх салонов: в среднем располагался первый вице-премьер правительства, проходя мимо, я успел разглядеть обычный стол, несколько узких кресел, по-моему, лежанку, заправленную, как солдатская койка. В первом салоне разместились помощники – советники и аппаратчики из совмина, человек десять, не меньше. Туда же, видимо, по большому блату и по старой дружбе, попал Бобо Константинович. Такой чести были удостоены только руководители госкорпораций по нефти и газу, атомной энергии и внешним связям, 4-5 банкиров и герой – полярник, которого часто вижу по телевизору. Министры, не знаю их, не буду врать, вроде бы трое, тоже разместились в этом салоне на первых креслах. Я попал в третий салон, довольно вместительный, человек на 30. Пассажиры – разномастные, но на их лицах лежала печать принадлежности к высшему сановницкому клану. Все остальные участники форума, включая и губернаторов, летели обычными рейсами, но были и чартерные, Бобо сказал ещё в аэропорту, что с десяток владельцев компаний, по-моему, назвал металлурга, алмазника, винодела, не помню, кого ещё, полетели своими самолётами.
Через два часа после взлёта стюардессы принесли ужин, поскольку была ночь, наверное, так можно назвать поднос с курятиной, овощами, сервелатами. К каждому пассажиру наклонилась милая мордашка, чтобы спросить: "Что хотите выпить?" Большинство просили водку и чтобы не мудрить с посудой, девушки принесли на наши шесть кресел две бутылки холодной водки. Но немногие – всё же просили коньяку, вина и даже виски, которого не оказалось на борту. Я тоже присоединился к "водочникам", познакомился: сосед справа – замминистра экономики, мой тёзка, Саша Дискин. Я не утрирую, именно так – Саша, Костя, Веня… они себя называли. Слева от меня разместился замхозяина всего имущества страны – Боря Маломед. На двоих им наберётся чуть больше шестидесяти лет, подумал: "Как это они так рано сумели стать такими важными людьми? И что мне в мои двадцать четыре светит в ближайшем будущем?" Мои размышления прервал Бобо, подошедший по проходу незаметно и сказавший на ухо:
– Извинись перед ребятами, скажи, что тебя пригласил первый вице-премьер…
Я так и сделал, сказал, увидел реакцию на их вытянутых лицах, пошёл к закрытому салону, Бобо шествовал впереди. Какое величие чувствовалось в его спине, в плечах, о голове, которую он нёс высоко и гордо, я умолчу. За столом, у иллюминатора, сидел худощавый, видимо, высокий человек, поскольку его колени подпирали стол. Меня поразили глаза: полное равнодушие ко всему, что происходит рядом с ними, какую-то унылую скуку выражали они, тёмно-коричневые, расположенные близко к носу. Бобо полуобнял меня за плечи, сказал:
– Михаил Михалыч, спасибо, что мы рядом с вами, ваше расположение дорогого стоит…
– Да уж, Боб, не дёшево, поверь… – он то ли хихикнул, то ли хрюкнул, – потом расскажи, на досуге, как на Каспий слетал?
– Вам просил передать привет Ознобишин Валера…
– Он всё ещё там, курилка, вот присосался, не оторвёшь…
– Шпарит по-туркменски, по-казахски, вице-премьер правительства то тут, то там, поочередно, – сказал Бобо и рассмеялся не очень приятным смехом, – а я бы хотел представить вам внука Николая Иваныча Караванова – Александра… Кстати, он мой племянник и напарник по бизнесу, владеет фондом поддержки социальных программ с оборотом в полмиллиарда рублей в год…
– Боже мой, у покойного Николая Иваныча уже такой внук? Похож на деда, очень, светлая ему память… Замечательный был человек, твой дед, Саша, его помнит целое поколение, взращённое в лихие девяностые. Я тогда замминистра был, по морде получал, и от него тоже, через день да каждый день. Но это надо было пройти, это школа жизни, он, тем самым, уберегал нас, молодых, от, мягко говоря, непредсказуемых тогдашних руководителей страны. Боб, я не ослышался, ты сказал: "Мой племянник?"
– Да, Миша, Николай Иваныч – мой отец, но он до самой смерти не знал об этом…
– Постой- постой, ты же мусульманин, усыновлённый евреем? Саша, уточни: у твоего деда ведь был один сын, по-моему, журналист?
– Да, мой отец – писатель. А недавно мы узнали, что у дедушки есть ещё один сын, Бобо Константинович, но он не мог сказать ему об этом… Так уж получилось. Хотя есть анализ ДНК, рассказ директора школы Доброволина, усыновившего его позже… В общем, вот такая история.
– И что, Боб, ты теперь растишь наследника?
– Пока совладельца. Но, у Саши – всё впереди, а мы, увы, все смертны и я в том числе…
– Да, ребята, дела. Ради такой новости надо выпить по рюмке водки…
Тут же на столе появились стограммовые узкие фужеры, вазочки с орешками, открытая упаковка финского сервелата, вместе с нами к столу придвинулись ещё двое мужчин. Хозяин салона сказал:
– Вот, Саша, думал ли ты, что у тебя объявится дядя с миллиардом долларов, готовый сделать тебя наследником, а? Ха-ха-ха-ха-хиии, – он громко, заливисто рассмеялся, – за будущего миллиардера!
Через пять минут интерес к нам погас, Бобо незаметно прошёл со мной в первый салон. К нему на шею бросился старовато выглядевший, видимо, чиновник с седыми неопрятными волосами, закричал:
– Какие люди в Голливуде! Боб, дорогой, рад тебя видеть…
– Леонид Леонтьевич, мы виделись в конце той недели, а по тебе судить, так я годы отсутствовал, – Бобо состроил недовольную гримасу, уже тише добавил, – на Сочи я не смогу перевести, всё под контролем, ищи варианты сам… Кстати, познакомься, – показал на меня рукой, – мой племянник, Александр Караванов.
– Никак Кольки Караванова внук, что ли? Ни себе хрена! Как время-то летит. А я – в недавнем прошлом – помощник премьера Винокуров Леонид, из Ленинграда… – он заговорщически приставил палец к губам, – из колыбели революции мы теперь все… Второй раз пришли, увидели и победили. Боб, дай мне его на час? Расскажу Александру, кто есть кто на нашем долбанном небосводе…
– Хорошо, Леонид Леонтьевич, на полчаса, мне нужно срочно переговорить, но только без водки и мата сапожного, уповаю на ваш возраст, – посмотрел на меня, улыбнулся, – воспринимай с юмором, но он вытащил сюда всех приватизаторов, молодых, голодных волков, которые рвали и метали всё и всех клыками. Послушай, тебе будет полезно. Я скоро буду… – и он пошёл к первому ряду кресел, там выпивали четверо мужчин, зрелого возраста. По-моему, это о них он говорил, называя министрами.
– Человек я старый, Александр, – заговорил Винокуров, усаживаясь на крайнее в последнем ряду кресло и открывая приставной столик, – присаживайся, это место помощника премьера Чубукина, но он уже пошёл по рукам, перелил свою чашу. Рассказать о твоём будущем на ближайшие десять лет? Щас, выпьем за знакомство, ибо я, как никто дружил с твоим дедом. В 98-м, после цирка с дефолтом, о котором я не знал, но который устроили мои волки (в скобках замечу: в знак благодарности мне), он спас от голодной смерти мою семью, правда, пришлось временно вернуться в Ленинград. Крупнейшая сетевая компания по поставкам "ножек Буша" имела в портовых городах большие представительства. Замглавы фирмы, полковник ФСБ в отставке, оказался его армейским другом, он-то и засунул меня в представительство замом. Тихо, мирно, без шума и пыли я продолжал растить своих детей и внуков. И мне даже понравилась такая размеренная крайне обеспеченная жизнь: я уже и не предполагал, что через год премьера-коммуниста скинут, следственные дела по организаторам умышленного дефолта закроют, а гонение начнётся уже на пострадавших от финансово-экономического краха – вице-премьеров, министров, губернаторов "красного пояса", небольшого количества депутатов… Почему небольшого? Удивителен наш народ: чем хуже живётся ему, тем сильнее он поддерживает своих гонителей. В тот период только что был переизбран президент, сами знаете, каков он был, а депутаты – на две трети представляли "либеральный сектор" и тд., и тп., – он понял, что заговорил меня, налил в пластмассовые стаканчики водки из бутылки, спрятанной в карман сиденья, достал откуда-то большое красное яблоко и вручил его мне, – давай Александр, за наше знакомство, за твоего деда, которого я уважал…
К нам подошёл интеллигентного вида человек в массивных очках и в домашней мехом наружу телогрейке, спросил, заметно заплетаясь языком на согласных звуках:
– Лёня – это наш-ше гнез-здо или нет?
– Наше, Чубукин, наше… Щас мы допьём , и я засуну тебя к окну, понял, что ты созрел…
– Да? Уж, замуж, невтерпёж, – он улыбнулся себе, – видишь, выговариваю. Взял у соседа пластмассовый стаканчик, выпил водку, наклонил мою руку и откусил яблоко, – какие молодые сотрудники пошли. И всё – дети, внуки, зятья и кумовья. Эх, Лёня, стыдно живём, всё-то у нас во лжи…
Винокуров поднялся, помог встать с сиденья мне, буквально затолкнул к окну Чубукина и тот через минуту спал сном младенца.
– Хрен старый, – ворчал Леонид Леонтьевич, – секретами нашпигован, как кассетная бомба, а пьёт, как лошадь… Но ведь молчит, нем, как рыба. Школа, этот опыт советский – не пропьёшь. Нет, Александр, не дадут нам поговорить. Прилетай ко мне в Сочи, я теперь там живу, председатель совета директоров туриндустрии. Обещаю, от души поговорим, вспомним твоего деда и отдохнёшь, заодно. Не хочу видеть тебя в проходе, провожу до твоего места. А по дороге вот что хочу сказать: Бобо держится, пока нужны Западу наши показатели по частным нефтегазовым компаниям. Его фирмами прикрывают наш голый зад: "Вот, мол, и у нас есть частные нефтяники и газовики, транспортировщики сырья… Но как только интерес к этим показателям пропадёт, его, Бобо Константиновича, тут же схарчуют госкорпорации. Так что мой тебе совет: копи и переводи всё в офшоры. Ты молод, у тебя всё впереди. И не повтори ошибок своего деда. А теперь пойдём, провожу тебя, мне всё равно начальству надо показаться…
***
Всех участников форума, кроме чиновников высокого ранга, разместили в оздоровительном комплексе "Океан". Бухта шикарная, такого песка на пляже я не видел даже на Чёрном море, а здесь-то – океан. Вода тёплая, мягкая, даже какая-то шелковистая. Только успели ополоснуть ноги, как меня потащил к машине Бобо, сказал, что едем на размещение в резиденцию губернатора. Я молчу, первый раз, ничего не знаю, ни порядков, ни правил, учусь всё познавать на собственном опыте. В огромном холле не менее огромного строения кучковались люди, стояли группами. Бобо Константинович, прошёл на ресепшен, вернулся с двумя ключами, сказал:
– Не бог весть что, но хоть одноместные. Вон, помощников по двое в номере селят. Зачем столько народа согнали, непонятно, детям в "Океане" смену сократили, чтобы потусоваться тыщёнке народа… Ладно, пойдём размещаться, Саша. Ничего не меняется: как было при советской власти, так и осталось.
Почти в середине холла неожиданно столкнулись со "сладкой парочкой": депутатом Алексеевым и журналисткой Хилтунен. Сколько радости выражали их лица, а Бобо был мрачен, особенно депутата он почему-то не жаловал. Они отошли к диванам, стоящим у окон, размером со стену, мы остались вдвоём с Милой.
– Вижу ключи, вы уже размещаетесь? – спросила она, а по глазам было видно, думает о чём-то своём, – какой у вас номер, вдруг понадобится… Кстати, можешь поздравить Алексеева, его избрали первым зампредкомитета госдумы, он теперь – всесилен.
– Да, дали два одноместных номера, не знаю пока где, на каком из трёх этажей…
– Первый вице-премьер решил здесь же разместиться, а это, значит, и все министры и их замы – тоже будут здесь. В общем, если бы Алексеев не стал начальником, чёрта с два мы бы попали сюда, – она говорила, а сама смотрела таблички на ключах, которые я держал в руках, – похоже, вы на галёрке, на третьем этаже. Кстати, финская баня в цоколе, там же пивной бар и не только пиво раздают… Морские деликатесы, овощи и фрукты. Так, что вечером – милости просим, говорю, потому что ты здесь – первый раз, вот я и выступаю в роли гида или гостеприимной хозяйки.
Мужчины вернулись, лица их были спокойны, значит, обо всё договорились, подумал я, но о чём можно договариваться с депутатом, кроме, как о лоббировании и деньгах. Бобо посмотрел на Милу, в глазах его блеснул огонёк, так мне показалось. Надо сказать, что она была очень мила: возраст зрелой женщины делал её домашней, тёплой, ласковой. Она прекрасно понимала, какую роль ей надо играть: в командировках мужчины вспоминают о семьях, начинают скучать по детям, домашнему теплу и уюту. А вот вам тут, как тут, милая, красивая, семейная, тёплая и всё понимающая женщина. И свободная, ничем не обременённая: ни семьи, как таковой, ни детей, ни последующих обязательств.
Так я думал, а может, и не так, потому что с той встречи в холле прошла ночь, в широкое окно номера в резиденции пробивались робкие солнечные лучи, а я лежал на краю кровати и смотрел на прекрасное тело спящей Милы, прикрытое до бёдер шёлковым покрывалом. Как так получилось, что она сама пришла ко мне, не знаю. Да, мы были в бане, кстати, немного желающих набралось: в холле и ресторане с открытыми настежь дверями были накрыты столы, ломящиеся от закусок и выпивки, поэтому люди не больно хотели идти в номер, переодеваться, топать в цоколь, чтобы там получить удовольствие от пара. Но я пошёл, Бобо меня не отговаривал: любишь баню, на здоровье, только попросил: "Не надувайся пивом, завтра день работы секций, это интересно для знакомств и адресов будущих контактов". На этом и договорились. И он ушёл на банкет в ресторан, получил приглашение от начальника разместиться рядом с ним.
А я почему-то сошёлся с интеллигентным на вид Чубукиным, который, помня, как надрался в самолёте, перешёл на пивко с крабами и пресноводными раками. Меня это вполне устраивало: я тоже пил только пиво. Мы уже выходили из парилки после второго захода, когда дверь с улицы открылась и зашла Мила, одна, в мини-бикини. Мы замерли на месте с открытыми ртами, не зная, что нам делать, что говорить и куда бежать. А она, как ни в чём не бывало, сказала:
– Простыни надо брать с собой, – и прошла в парилку.
– Что это было? Кто это? Какая фигура, что за прелесть… – забормотал Чубукин.
Все пятеро, столько нас парилось в ту минуту, начали надевать плавки, обмываться в душе, двое мужчин с седыми головами, которым было явно за шестьдесят, быстро оделись и ушли. Я завернулся в простыню, спросил напарника:
– Мы тоже "утекём"? Это журналистка, Людмила Хилтунен, приехала с мужем-депутатом освещать форум. Я слышал, что она собиралась в парилку, но не поверил её словам.
– Да, Саша, мне этот орешек не по зубам, буду собираться, – сказал помощник, – а ты останься, хотя бы для того, чтобы завтра рассказать мне об этом прекрасном видении…
– Нет, – тихо сказал я, чтобы двое, оставшиеся в бане, не слышали, – мы знакомы с её мужем, это неприлично. Тоже пойду с вами.
Заглянув в зал ресторана, я увидел Бобо, помахал ему рукой, он ответил, очень по-доброму посмотрел на меня, ну, точно был похож на моего близкого родственника. Я показал на часы, палец поднял вверх, мол, скоро пойду в номер, спать. Он понял, кивнул, и мы пошли с Чубукиным в холл, где толпился народ, стали пить вино, захотелось после раков поесть фруктов. Через полчаса помощник сказал, что надо ещё раз посмотреть выступление начальника, который прилетает завтра, и пошёл к лестнице. Я по инерции побрёл за ним. Простились у моего номера, я открыл минибар, ни вина, ни водки пить не хотелось. Включил телевизор, стал смотреть япошек: мультики те научились делать классно, жаль языка не знал.
В дверь постучали, но так тихо, что я еле расслышал. Открыл замок, обомлел, увидев Милу. Она сказала, даже не смущаясь:
– Не нашла тебя на банкете, удивилась, не думала, что ты такой же скрытный, как Бобо Константинович в молодости.... А у меня предложение: давай на берегу океана запишем первое в твоей жизни интервью. Я сделаю побольше метража, потом, может, ещё пригодиться, а сейчас – ты выступишь, как участник форума, расскажешь о своих планах, о соцпрограммах, в которых фонд примет участие уже совсем скоро.
Она наступала на меня, я уже дошёл до кровати, ещё шаг и – завалюсь на ложе. Вывернулся, начал отступать к единственному окну в моём номере. Формально – она ждала ответа, но что я скажу без Бобо. И ведь Мила прекрасно знала, что я не отвечу на этот вопрос. Глаза её смеялись, она издевалась надо мной, не давая выскочить из угла, в который загнала. Я разозлился, она по глазам поняла: сейчас дам отпор…
Целовала губы, глаза, шептала, какой молодостью и свежестью я пахну, какое у меня прекрасное тело, что там, в бане, она смотрела только на меня и так жалела, что я сбежал, не остался с ней. А я молчал, сломленный горячим штурмом, обрушившимся на меня, её телом с бархатной смуглой кожей, белыми небольшими грудями, мощными бёдрами и стройными ногами. Сказал, почти задохнувшись от волнения:
– Надо закрыть дверь номера…
– Он мне не муж, так, совместный житель, вдобавок, не пойму: то ли гей с гигантским животом, то ли импотент по случаю диабета, – после этих слов Мила стала снимать с меня одежду. Потом, каждые полчаса, кто-то из нас вставал, открывал минибар и приносил бутылочки с напитками, коробки с печеньем и конфетами, пакеты с соком. И мы опять проваливались в безумие ночи…
