ЮРИЙ МИХАЙЛОВ
В ожидании августа
«Веселая жизнь, не дай Господи, – думал я о больных, вместо того, чтобы думать о встрече с начальством… – Где-то здесь глазной институт, в который по скорой помощи попал один мой молодой сотрудник: умудрился промыть линзы техническим лосьоном и засунуть их в глаза. Как же ему было плохо, как больно, как он это все выдержал… Зрачки у него были красные, а белки – желто-зеленые. Я не мог на него смотреть, он напоминал мне инопланетянина…
Так, катафалк, люди в черном… Видимо, вот здесь и располагается морг, о котором меня спрашивал разведчик Тужлов. Все до кучи… И какой дурак разместил пиар – подразделение именно в этом месте!? Очень удобное местечко для приема журналистов. Чтобы не забывались, не расхолаживались, помнили о бренности… И всем наплевать, никто не восстал, не прорвался к руководителю, не доказал… А, может, он и не знает, может, и доказывать-то ничего не надо было… Опа, остановка, кажется, подходит троллейбус, хоть одну остановку да проеду, сэкономлю время»…
Илья Михайлович сидел на представительском этаже, если так можно выразиться, только с другой стороны от входа в приемную председателя Комитета. Там тоже была дверь, видимо, ею могли воспользоваться начальники подразделений, чьи кабинеты не имели прямого выхода на приемную руководителя…
Просторная комната, два стола, красивая девушка за одним из них, брюнетка, похожая на диктора первого канала ТВ. В стене – дверь, закрыта, за ней – кабинет нашего начальника.
– Вас как зовут? – спросил я первым сотрудницу приемной.
– А вы – новый…
– Новый, новый… Приглашен на совещание.
– Посидите, вас пригласят… А звать меня – Лена. У нас нет приемной, это такой же кабинет сотрудников управления, как и везде. А за дверью работает наш начальник, Илья Михайлович…
Дверь открылась, наполовину показалось тело моего старого знакомого по ресторану с горилкой. Он высунул голову, кивнул мне и скрылся в глубине кабинета. Я встал и пошел за ним.
– Знакомьтесь. Наш новый начальник пиар – отдела Андрей Юрьевич. А это, – Келин показал рукой на единственного гостя, развалившегося на пол дивана, – хозяин самого известного агентства в стране – Михаил Константинович Школьник…
Он не то, чтобы постарел, он как будто выцвел и поизносился за эти десять лет, что мы с ним не встречались. Одет по моде – в джинсах, мятых, с бахромой, пиджак от «Валентино», но такой жеваный, что на него смотреть было неприятно. Но это – одежда, не главное. Главное, он сильно располнел, стал шире в полтора раза. Глаза ему будто искусственно раскрыли и зафиксировали в этом неудобном для него положении. Темные мешки под глазами, – видимо, есть проблемы с почками. Таким предстал передо мной Миша Школьник, тихой сапой уведший в последний год перестройки информационную ленту с Гостелерадио. Он с парой журналистов стал «наяривать» информацию по всем телефонным факсам контор, кооперативов, офисов нуворишей… Поначалу эта мазня шла бесплатно, но, надо отдать должное, совершенствовалась, потом помощники-секретари приемных стали ее подкладывать в папки к начальству. А через год некоторые начальники сами стали просить информацию. А им говорят:
– Подписка… За информацию теперь надо платить.
И платили, подписывались. В столице тогда, навскидку, несколько тысяч заметных контор держали офисы, более половины – представительства провинциальных компаний. Ничего не скажешь: на хорошую жилу напал Миша.
Был он и у меня в Совмине в самом начале своей лихой карьеры. Просил помочь с помещением, с деньжатами. В общем, не знаю почему, но помощь я ему организовал: получил он и ведро нефти, и ведро угля… И вот сейчас он – один из богатейших людей медиасообщества, как его представляют в кулуарах, владеет коммуникационными каналами, говорят, что участвует на самом верху в выработке информационной политики. Ну, и деньги зарабатывает. Вот, наверное, поэтому и здесь, в комитете, очутился.
– Мы знакомы? – спросил он меня. – Где-то я видел ваше лицо… Хотя, столько тусовок, встреч, столько знакомств мимолетных… Вот только что с Вадиком обедали, невозможно поесть спокойно!
– Вы с Вадимом Ивановичем ездили на обед? Он обычно здесь принимает, в его зале…, – замялся Келин.
– Я ему сделал предложение, от которого он не смог отказаться, ха-ха-хё-х, – засмеялся Школьник, колышась всем телом. – Мы были у моего друга в галерее, у художника Церетели. Полтора часа хохм, воспоминаний, смеха… А вино! Настоящее грузинское. Мы обо всем договорились, он не стал отпускать меня, сказал, чтобы я сразу заехал к тебе, Илья, и порешал все вопросы. Так что большого собрания не стоило сейчас собирать… Все мы обговорили, обо всем договорились, дорогой, как вас?
– Андрей Юрьевич, – торопливо подсказал Келин. – Но мне был звонок от Вадима Ивановича, он предупредил о разговоре с вами, Михаил Константинович, и дал команду на встречу позвать Ермолова, то бишь, Андрея Юрьевича…
– О чем речь, команды шефа надо исполнять, – сказал я и сразу сел в приставное кресло. – Миша торопит события, ему некогда старые годы шевелить… Но сейчас не конец перестройки, не Кравченко на Гостелерадио, да и мы, как и десять лет назад, не частная лавочка…
– Да, да, что-то припоминаю… Но и я, слава Богу, и в администрации поработал, в двух государственных выборных компаниях поучаствовал… Меня в медиамире знают… Меня Блумберг запросто принимает. А с Вадимом Ивановичем мы просто старые друзья… Вы же знаете, Андрей Юрьевич, как это у нас бывает!?
– Знаю, Михаил Константинович… Только давайте послушаем для начала Илью, потом я выскажу свои соображения… А потом вас послушаем, ваши предложения. Вадим Иванович вот с этого молодого человека спросит, – показал я головой на Келина, – если что. А он, запросто, спросит с меня. Это так, на всякий случай, наша страховка. О ней мы не должны забывать. Кстати, если вопрос с нашим руководителем принципиально решен, а вам уже некогда, присылайте своего заместителя, встретимся и все обсудим…
– Вот теперь я, действительно, вспомнил вас… Вы бы позвонили, что ли, зашли бы, обговорили ситуацию… Ну, не начальником же отдела, дорогой Андрей Юрьевич… Ваше положение, да и возраст… Господи, что иногда жизнь делает с людьми!?.. А идея с замом – синхронно пришла нам в голову. Я – в офис сейчас, отдохну после обеда немного… А тебе, Илья, позвонит мой зам, Воскресенский, ты его должен знать. Вот обо всем и договоритесь…
– Хорошо, – постарался опередить меня Келин, – только вы напрасно так, Михаил Константинович… Вадим Иванович просил Андрея Юрьевича принять участие…
– Он, в отличие от некоторых, помнит, что…, – начал я, теряя контроль.
– Все-все, друзья мои… Чао-чао! Пока-пока…, – заторопился Школьник, перебивая меня. – Всё с заместителями. Руководители, в принципе, договорились… Теперь очередь помощников…
Он уже выходил из кабинета, когда я сказал:
– Блумберг начинал не в стоптанных ботинках… Не забывай об этом.
Келин пошел его провожать, слов моих не понял, успел сказать:
– Подождите меня минутку.
Заглянула «дикторша» с первого канала ТВ:
– Вам кофе сделать? Крепкий?
– Да, с коньяком, – пошутил я. Получилось пошло. – Спасибо, Лена…
– Круто вы его… Поставили на место… Какой он жутко неприятный человек!
Не дождавшись от меня ответа, Лена удалилась. Я встал, подошел к окну, стал смотреть на внутренний двор: десятки окон, яркая подсветка кабинетов и кабинетиков, люди копошатся, разговаривают друг с другом, как в немом кино. «Ладно, плюнь, не заводись, не бери в голову. Ты сам помогал, тебе команду никто не давал… Сейчас что, завидуешь? Да ты бы мог десяток таких агентств, газет, журналов создать… Что не создавал? Государев человек, хренов… Нет, я бы не выдержал. Ни холуйского поведения на первых порах, когда Школьник и ему подобные, ходили по приемным высоких чиновников и вымаливали «крохи», ни нынешнего их положения с миллионами долларов, когда они опять холуи перед высокопоставленными и хамы с подчиненными. Вот кто истинное быдло, а не народ, обманутый ими. Это все от психологии нуворишей, отсутствия культуры, образованности: быдло даже с миллионами остаётся им…»
– Ваш кофе, – девушка поставила чашку с блюдцем на приставной столик у дивана, помогла мне вернуться в привычную рабочую обстановку. – Вы так серьезны, что просто страшно… А вы знаете, что я числюсь в вашем отделе?
– А вы созданы для нашего отдела-то? Уж больно вы красивая, такие журналистки чаще всего становятся дикторами на ТВ, ведут какие-то программы…
– Спасибо, но я, во–первых, не журналистка, а выпускница инъяза. Во-вторых, действительно, спасибо вам за комплимент. Как приятно общаться со зрелым человеком: все–то он видит, все замечает, понимает…
– Возвращайтесь к нам на выселки, будем вместе работать. Хватит кофе подавать… Я не хочу вас обидеть, хочу разбудить в вас филолога – профессионала.
– Я не обиделась, вы правы… Только с начальником старого отдела невозможно было работать…
– Вы подумайте, – сказал я и отпил глоток крепчайшего, сваренного в машине, напитка. – Боже, какая прелесть! Это вы сами, без буфета?
– Вы сходите в наш буфет, почувствуете разницу… Можно я к вам, как вы сказали, на выселки, буду приходить…
– Вы моя сотрудница?
– Ваша.
– Искренне ваш, Шурик. Помните у Улицкой?
– Помню…
– Как бы всю жизнь не проплыть по поверхности, а, Ленок?
– Только Келину пока не говорите, обидится…
– Мы ему подберем другую, такую девочку, которая подходит для этой роли во всех отношениях. И, думаю, совсем не обязательно ей знать два языка…
– Лена, никого не пускайте ко мне, – это в кабинет стремительно вошел Келин. – Андрей Юрьевич, ну, вы даете… Это же Школьник! Он же может позвонить Вадиму Ивановичу, обольет вас грязью. Что тогда будем делать?
– Ни-че-го… Он не позвонит, его лимит на сегодня и ближайшие дни уже исчерпан. Видели, как он ретировался? Все перевел на зама? Так что, дождемся звонка Воскресенского или кого там он обяжет, будем спокойно работать. А это были «понты», и вы знаете об этом лучше меня. Поскольку я не общаюсь с этой категорией людей уже долгие годы.
– Господи, как вы правы! По дороге я встретил своего товарища, помощника Вадима Ивановича. Вы знаете, что он сказал? – Келин смотрел на меня расширенными зрачками. В глазах были и страх, и озорство. – Он сказал, что они обедали в комнате приемов Вадима Ивановича!
– Еще одно подтверждение о «понтах». Он прекрасно знает, что вам и в голову бы не пришла мысль уточнять, а где, на самом деле, они обедали. А тут я вас спровоцировал задать этот вопрос…
– И правильно сделали… Я специально уточнил у помощника, где был Школьник. Своих партнеров надо знать.
– Вы бы спросили, и я бы вам рассказал его биографию с 90-х годов до наших дней…
– Не знал. А что, на будущее, можно я буду вас спрашивать?
– Милости прошу, дорогой Илья Михайлович…
– Премного вам благодарен, дорогой Андрей Юрьевич… Что Школьник нес про вас… За пять минут – водопад дерьма. Только что вы – не сталинист и не левая рука председателя КПРФ.
– Надо всегда быть осторожнее с людьми, если ты когда-то оказал им помощь…
– Это и мне уже знакомо… Здороваться иной раз забывают… А ведь к Вадиму Ивановичу попали только благодаря мне… Порешали все свои вопросы и чихать на тебя хотели.
«И не поделились с тобой, не сработала система отката, – съехидничал я про себя, думая о том, как надо вести себя с этим молодым человеком. – Это хорошо, мой мальчик, что жизнь чему-то и тебя учит. Я приближу тебя, научу брать ответственность на себя, помогу с карьерным ростом. Ты будешь ставить перед высоким начальством большие проблемы. Тебе понравится решать большие вопросы. Но первое – мы попробуем срочно создать хорошую пресс-службу. И ее возглавлю я. Хотя, на первых порах, она будет входить в твою сферу влияния. А там «будем посмотреть»
– Лена, а мне кофе? – Голос обижен, палец сильно давит на кнопку внутренней связи телефона.
В это самое время открывается дверь, и Лена входит с подносом, на котором две чашки, горкой лежит печенье и большая плитка горького шоколада. Я смотрю на нее с недоумением.
– Вам помягче, побольше и со сливками, – говорит Лена только мне. – А вам, Илья Михайлович, как всегда, крепчайший.
Глава – 7.
Три стола накрыли на территории издателей. У них свободного пространства больше, можно усесться всему коллективу управления. Я отдал деньги, все остальное сделали Нинель Иосифовна и женская половина отдела. Красиво, вкусно, даже о консервах «Шпроты» не забыли. А так на столе и икра, и рыба дорогая, и овощи, и соленья, и фрукты, и даже два торта к чаю запасли. Так принято: надо познакомиться с новым сотрудником, тем более, что он, хоть и небольшой, но начальник.
Женщины принарядились, похорошели. Юлия Владимировна – просто роскошной женщиной предстала, так оделась, что, мне тихонько рассказали, ей моя заместительница выговор учинила, мол, ты ставишь в неудобное положение тех, у кого нет такой возможности шиковать. Сама Нинель Иосифовна была в красивом, но рабочем платье, к столу она вышла в накинутой на плечи прекрасного меха горжетке: белый песец выглядел буквально живым, даже коготочки были слегка розовыми.
Предпоследней около шести часов вечера пришла Елена и сразу объявила, что начальник просил начинать без него. Он подойдет чуть позже, как только освободится от совещания у руководителя аппарата комитета. Лена брала своей молодостью, окинула всех смелым взглядом, на Юлии споткнулась, но, видимо, вспомнив, что она моложе её на целых пять лет, успокоилась и пригласила соперницу покурить.
– Ты же знаешь, зараза молодая, что я бросила курить. И все равно меня провоцируешь! Вот полюбуйтесь, Андрей Юрьевич, что молодежь творит? А она, между прочим, ваша сотрудница, за пиар – отделом числится…
– Так, девочки, прекращайте! – Вполне серьезно сказала Нинель Иосифовна. – Что подумает о нас наш непосредственный начальник? Хватит ходить, ждать, времени без пяти минут шесть, думаю, можно рассаживаться. Андрей Юрьевич, у вас замечательный галстук… Проходите к Павлу Александровичу в голову стола. Третий стул там оставим для Ильи Михайловича…
Все стали рассаживаться за составленными буквой «Г» столами. По-другому площадь кабинета не позволяла разместить больше десяти человек. Получилось, что мы с Павлом Саксом оказались в президиуме, только как бы удаленными от всех в правую сторону. Я сказал Павлу, что мне лучше с девчатами сесть, прямо в середину стола. Тот закивал головой, приготовился пересесть на мое место, поближе к народу.
– Нинель Иосифовна, а не позволите ли вы мне пересесть к женщинам, прямо в середину стола?
– То есть вы хотите поменяться со мной местами? – Нинель Иосифовна прямо-таки смутилась, даже слегка покраснела. Румянец ей шел, угловатые черты лица сгладились, она заметно помолодела. – Но это же место начальства?!
– И вы – начальник… Кто будет спорить?
– Правильно, ее в президиум, – зашумели женщины.
– Вот и я не буду как в малиннике, – сказал Сергей Иванович Щеголев, который оказался прямо напротив меня по другую сторону стола. На нем сегодня был костюм стального цвета и темно-серая рубашка с голубоватым галстуком. Ярковато немного, но красиво и празднично он выглядел.
Когда все расселись по своим местам, Павел встал и сказал:
– Налейте, пожалуйста, себе, кто что любит. Есть вино на любой вкус. – Он выждал паузу и продолжил:
– Мы сегодня принимаем в свою, если можно так выразиться, семью нового для нас человека. Но не для журналистского корпуса, не для наших чиновников… Потому что Андрей Юрьевич известный во многих кругах человек. Я его статью в «Комсомолке» о шабашниках читал еще будучи студентом. Блестящий материал, говорю без подхалимажа. И детектив, и экономика, и демография, и трудовая занятость – все проблемы в одной публикации. Не оторваться. Ремарка: надо бы о сборнике подумать, да-да собственном, Андрей Юрьевич. Для нас вы та планка, которую нам теперь предстоит преодолевать, в профессиональном смысле. Но это и замечательно, что ж на середнячка-то равняться. Я выражу, наверное, общее мнение, если скажу: милости просим. Мы рады пополнению. Как-то спокойнее начинаешь себя чувствовать, когда появляются такие люди.
Павел пригубил фужер с грузинским домашним вином, которое принесла его сотрудница Тамара, та самая приветливая грузинка, угостившая нас чаем. Все стали чокаться со мной, у всех были фужеры с домашним вином. Кроме Юлии: она протянула ко мне коньячную рюмку, хитровато улыбалась, проговорила:
– Поддержу союз мужчин, а то Сергей Иванович и вы неуютно себя чувствуете в бабском коллективе…
– А мне так хотелось попробовать домашнего грузинского вина, – сказал я.
– Это мы еще успеем в конце мероприятия. Как говорится, отполируем употребленное…
– Юля-Юля, я все вижу и слышу, – сказала, не глядя на нее, Нинель Иосифовна. Она смотрела на меня, глаза выражали извинение за непутевую сотрудницу. – Девочки, давайте помнить по какому поводу мы здесь…
– А что повод не позволяет познакомиться поближе со зрелым и интересным мужчиной? – Юля продолжала эпатировать публику. Все засмеялись, смотрели на меня, ждали реакции.
– Спасибо Юлия Владимировна, за комплимент… «Зрелый» давайте поправим на… «несколько перезрелый». А за «интересного», спасибо, постараюсь оправдать ваши ожидания…
«Господи, прости, что я буровлю здесь? – подумал я. – Они все годятся мне в дочери и сыновья. Пятьдесят лет скоро, дураку, стукнет, пять-де-сят…». Мне вдруг стало так невыносимо грустно и тоскливо, так захотелось, чтобы меня кто-то пожалел, приласкал… Чтобы скрыть свое состояние, я налил, кроме стоящего возле меня фужера с вином, еще и рюмку водки. Чокнулся персонально с Юлей и залпом выпил «Смирновской», упакованной в красивую бутылку с ручкой. Ел долго, с аппетитом, пряча в свою пластмассовую тарелку и грусть, и тоску, и смутивший вдруг меня комплимент, сказанный молодой и красивой женщиной.
«Так недолго и пропасть, – я снова приобрел функцию думать. Водка разлилась теплом по всему телу, немного затуманила мозг, разгладила черты лица. Захотелось улыбаться, нравиться женщинам, говорить что-то новое, умное. Но я не был тамадой и не мог эту обязанность отнять у Павла. Здесь тамаду не назначали и не выбирали, им становился старший по должности. – Интересно, как выкрутится в этой ситуации Павел? Он же меня не знает, как будет делать подводки под тосты?»
– Вы все знаете Нинель Иосифовну: почти ветеран, почти с основания нашего подразделения работает. – Павел говорил, уже сидя за столом, не вставая. Голос у него был тихим, доверительным. Все замолчали, перестали шептаться, закусывать, жевать. Слушали продолжение:
– …И все время заместителем, то есть, простите, рабочей лошадью. Но ей повезло, что начальники у нее не менялись, как перчатки. Надо отдать должное: ушедший на пенсию начальник – был профессионал. Просто он был плохой администратор и организатор. Одно слово – журналист… Но хороший. – Все заулыбались, кто-то засмеялся, вспоминая ушедшее время и прошедшие мероприятия. Павел утихомирил стол и продолжил:
– Вам предстоит сегодня работать, дорогая Нинель Иосифовна, не только с хорошим журналистом, но и крупным администратором. Работу пресс-центров международных мероприятий с участием Президента и Премьер – министра страны, которую организовывал Андрей Юрьевич, я видел всего один раз, в Хаммеровском центре. Это был уровень, я вам скажу. Конечно, у нас этого ничего не надо делать, просто смешно даже о таком уровне мечтать. Но опять же, планка есть и на нее надо равняться. Вот в такой обстановке вам предстоит не только работать, но и произносить тосты, дорогая Нинель Иосифовна. Вам слово.
Она смутилась, хотя знала, что именно ей, как присутствующему здесь начальнику, придется говорить речь. Наверное, она даже подготовила какую-то болванку на этот случай. Но она также понимала, что банальностью уже не отделаешься. Даже Павел сегодня был в ударе: ему нравилось вместо Ильи вести стол, говорить с людьми неформально и, в то же время, не нарушая традиции чиновничьего застолья…
Щеки ее опять зарумянились, глаза загорелись, и, помедлив, она встала, сняла горжетку и аккуратно положила на спинку стула. Заговорила несколько сипловатым голосом:
– Спасибо, Павел Александрович, за теплые слова, сказанные в мой адрес. Я понимаю, что я-то здесь ни при чем! Что сегодня мы просто все становимся лучше в лучах такого человека, как Андрей Юрьевич… Как вы сюда попали, простите? Что вы тут забыли? – Присутствующие сжались. Кто-то наклонил голову к тарелке, кто-то полез за водой, чтобы промочить горло. – …Но так, видимо, предначертано судьбой, чтобы вы, Андрей Юрьевич, какое-то время поработали с нами, помогли нам почувствовать себя выше, значительнее, авторитетнее… Видите, сколько надежд мы возлагаем на вас?… – Она перевела дух и продолжила:
– Хотя мы неплохо работаем. На последнем мероприятии Юле удалось более полусотни журналистов аккредитовать: пять телевизионных камер российских, две – иностранные, четыре – региональные, десятки газет рассказали о нас, все информационные агентства два дня цитировали нашего руководителя. Но главная наша ценность – это наш коллектив. Он уважает себя, он понимает, где работает, с кем, на каком острие находится. Это – патриоты не только комитета, но и именно нашего подразделения. И мы все рады встрече с вами. За вас, за ваше здоровье, за вашу семью, за ваше творческое и человеческое долголетие!
Нинель Иосифовна красиво, не спеша, пила рубинового цвета вино. Фужер поставила на стол, поклонилась в сторону Андрея Юрьевича, давая понять, как она уважает и этот коллектив, и нового человека, пришедшего к ним на работу. Сотрудники не удержались, раздались хлопки, потом – аплодисменты. Люди присоединились к словам и женщины, и руководителя, сумевшей так сжато и емко выразить их мысли и чувства. Павел подал реплику:
– Я так понимаю, что застолье можно заканчивать… Вот вы всегда так, мудрая Нинель Иосифовна. В следующий раз я буду давать вам слово последней или предпоследней, перед заключительным словом виновника торжества.
Снова все заулыбались, по-доброму, искренне, так показалось мне. Я с удовольствием выпил полный фужер Тамариного вина, посмотрел в ее сторону, поднял большой палец, кивнул в знак благодарности. Тамара тоже заулыбалась и тоже легким кивком головы ответила мне. «Боже, какая красивая женщина… Я только сейчас сумел разглядеть ее, – думал я, все еще чувствуя смущение от тоста своего заместителя. – Если так пойдет дело, то я обречен хорошо работать здесь… Но, но… Не спеши… А то надерешься».
Все ели, от холодных закусок перешли к цыплятам – табака, правда, тоже холодноватым, но от этого не менее вкусным. Тем более, что и время ужина подобралось к биологическим часам почти всех чиновников, живущим от 9 до 18 с перерывом на обед. Время было – домашнего ужина. Вино стали пить без тостов, под хорошую закуску, для того, чтобы запить мясо или овощи с фруктами. Две трехлитровые бутыли с вином быстро опустели. Я посмотрел в сторону Нинель Иосифовны. Она моментально перехватила мой взгляд, поняла, что меня забеспокоило, кивнула, заулыбалась. Поднятая ладонь говорила, что все в порядке, запас есть не только на столах…
Входная дверь открылась, осторожно вошел Сергей Сергеевич. Сразу сказал:
– Я – на минуту… Сейчас заедет машина, с «биг боссом» уезжаю на презентацию книги одного очень большого автора. Знаю, что вы, Андрей Юрьевич, проставляетесь, выпить пока не могу, но хочу засвидетельствовать вам свое почтение и полное к вам уважение. Обращаю внимание всех: его очень хорошо знает наш «биг босс»…
– Сергей Сергеевич, дорогой, сядь, поешь, еще есть пара минут до твоей машины, – это Юля подвинула к себе свободный стул и буквально усадила Тужлова за стол. – А так как ты все равно едешь на фуршет, то никакого греха не будет, если ты осчастливишься фужером замечательного вина нашей царицы Тамары. Из ее собственных подвалов…
Она налила в чистый фужер остатки вина из последней домашней бутылки, передала Тужлову со словами:
– Если с начальником будешь так бегать от нас, то, неровен час, вообще останешься не только без вина, но и без коллектива…
– Критику принимаю и признаю….
– Еще бы!
– Но и вы должны понять…
– Сергей Сергеевич, только без «понтов» о своей занятости и т.д. Времени – скоро семь часов. К семье пора, к внучке…
– Ничего не скажешь, – признался в своем поражении Тужлов. – Люблю таких смелых и справедливых. Тогда буквально два слова, – он встал в стойку оратора, заговорил каким-то лекторским голосом:
– Друзья, я сегодня поплотнее познакомился с новым сотрудником нашего подразделения. Он достоин того, чтобы работать у нас. Со всей нашей спецификой, невзирая на то, что он – сугубо гражданский человек среди бывших и действующих военных, которые заполонили комитет… Что делать, берешь того, с кем работал или служил… С ним мы не служили, но он – наш! Потому что мы все сейчас в новом положении, в великом классе чиновников. А здесь, Андрей, (можно в кампании вас, а лучше тебя, так называть?) – профессионал. Легкого тебе вхождения в коллектив, дорогой, любви и признания коллег, поскольку у нас в управлении восемьдесят процентов сотрудников – женщины! За тебя.
– Сергей Сергеевич, слов нет! Особенно про любовь! Можно с этого места поподробнее? – Юля смеялась, причем делала это совершенно искренне. Рот у нее был прекрасен, зубы – настолько ослепительно белые, что даже казалось невероятным, как можно достичь такой белизны. Я невольно сглотнул слюну, и этот жест она заметила, поняла мое состояние, увидела, наверное, восхищение в глазах, наклонилась и только для меня сказала:
– Пойдемте, втихаря, покурим, но выходим по одному…
И, встав из-за стола, пошла, успев что-то шепнуть соседке Тамаре.
Я почувствовал дискомфорт, мысли полезли нехорошие о том, что все – на виду, что, выйди я сейчас, и все поймут, что зарождается интрижка. «Может, с Тужловом выйти, под видом его проводов, уточнения какой-то непонятной позиции», – подумал я. Но разведчик, похоже, пока не собирался заканчивать застолье: он налил себе коньяку, положил на хлеб несколько шпротин и два кусочка лимона. Выпил медленно, красиво, заел виноградом, и уже только потом стал с аппетитом поедать рыбный сэндвич.
Из-за стола поднялась Тамара, вынула из сумочки сигареты и стала пробираться к выходу. «Ох, какая умница, Юлька… И здесь все предусмотрела, – я невольно заулыбался, восхищенный ею, – я могу попросить у Тамары сигарету, выйти вместе с ней. Но насколько это опасно лично для меня? Справлюсь ли я с этой молодой, избалованной, богатой и своенравной кобылицей? А, будь что будет, в конце концов, я иду с Тамарой, и Юлии с нами нет».
В коридор мы вышли вместе с красивой грузинкой. Она тряхнула густыми смоляными волосами, улыбнулась, протянула мне пачку сигарет, сказала с легким акцентом:
– Не можете бросить курить?
– Что вы, Тамара, я курю только в кампаниях. Потом – все, ни похмелий, ни сигарет не должно быть.
– И никогда?
– Никогда! До обеда следующего дня – никогда! Железное правило, еще с журналистской работы принято. Иначе подведешь людей, о которых собираешься писать. Знаете, сколько случаев я могу рассказать, когда застолье оборачивалось скандалом на страницах газеты.
– Да, я представляю, сама работала в газете, но маленькой, городской.
– Значит, мы коллеги? А если…
– Андрей Юрьевич, будьте любезны, достаньте мне сигарету… Может, вы все-таки дойдете до курительной комнаты, – это уже капризный голос Юлии. Она стояла у открытой двери в тупичке коридора.
Тамара протянула мне пачку сигарет и зажигалку, кивнула в сторону двери, где, видимо, располагался и туалет, и курилка. Сказала, не глядя на меня:
– Надо подождать Сергея Сергеевича, согласовать с ним один вопрос, конфиденциальный… Вы идите, я вас догоню. Здесь строго: в коридоре, на лестницах – курить категорически запрещено. Так что, только в курилке.
Я пошел, чувствуя, как ноги становятся слегка ватными. «Ну, что ты запсиховал, – лихорадочно забилось в моей голове, – ведь ничего же еще не происходит. Ты знаешь ее пять минут. Ну, познакомишься поближе, об отце поговорите. Все, пока, трус… Должен родиться «мачо»! И курилка уже рядом».
Открыл дверь, зашел в приличный вестибюль на 5-6 человек: две раковины с зеркалами и модной сантехникой, две хромированные металлические круглые урны, приспособленные для сбора окурков, еще две внутренних двери, ведущие, видимо, непосредственно в туалет. Юля смотрела в зеркало, стояла спиной ко мне. Не оборачиваясь:
– Вас посылать только за смертью!
– Я, честно говоря, никаких команд не получал…
– Мы же договорились, что выйдем покурить?
– Да, помню, виноват, перехватили люди, популярность вскружила голову…
– Андрей. Не дурачься. Я очень хочу познакомиться с тобой поближе…
– Юля, ты и я… Отец и дочь.
– Ты о чем? У меня все нормально, дорогой. У меня прекрасный муж, банкир. Козел, конечно, тупой. Но есть прекрасный сын, скоро пойдем в школу. Я о другом, – она оттолкнулась от зеркала, развернулась и сделала несколько шагов ко мне. Гигантские каблуки на туфлях делали ее немного выше меня. Платье каскадом спадало с плеч к коленям, закручиваясь по спирали вокруг ее тела. Что за фасон, непонятно, но красивый. Она так сильно пахла женщиной, что у меня закружилась голова. Мне ничего не оставалось, как протянуть руки и обнять ее. Она нервно облизала мои губы, будто ей не терпелось почувствовать их влажность, языком прошла сквозь зубы и стала буквально всасывать мой язык себе в рот. Господи, какое счастье, что у меня никогда не было особых проблем с зубами!
Я, кажется, терял сознание: так давно не чувствовал такой страсти, такой силы, такой податливости всего женского тела. Проходили минута, вторая, мы не могли оторваться друг от друга. Я руками нащупал ее груди, большие, твердые, не зажатые лифчиком или корсетом. «Боже, прости меня, я не виноват, – взмолился я про себя, – я не хотел, но это испытание – выше моих сил. Так, спустимся ниже… Так и знал: она без трусиков, – мысли скакали, как взбесившиеся рысаки, – что делать? Остановиться? Глупо, сил не хватит на такую подлость по отношению и к ней, и к себе… Но сюда в любую минуту могут войти».
Она буквально оторвала свои губы от моих, глубоко и прерывисто дыша, сказала:
– Тамара… Она знает, что у нас личный разговор. Мне тоже не хочется здесь. И мы это сделаем в шикарной постели, позже. А сейчас… Нет! Я не могу остановиться, – и она открыла одну из дверей туалета, – господь простит нас… Мы ни в чем не виноваты, это природа. Мы даже не можем изменить своим родным.
Я, по-моему, сделал это, как в лучшие свои годы, не молодые, именно, в зрелые, когда уже точно знал, как ублажить женщину. Юлия, по моим ощущениям, просто умерла, стала тихой, нежной и женственной. Куда делась та необузданная капризная кобылица? Она выпроводила меня из туалета, сказав на прощанье, что я – второй мужчина, который создан для нее.
