Яна Бендер
Сотерия
05.08.2006 – суббота
9.45.
Я проснулась, умылась, выпила кофе.
«И в клинику не ехать… Жаль!» – подумала я, глядя в окно на свой город.
Я собрала сумку, спустилась на стоянку, завела машину в надежде забыть о Германе у родителей.
«Нет, не прокатит, – эхом раздалось в моей голове, – мне нужен мамин совет!»
10.20.
Я подъехала к воротам родительского дома. Папа встретил меня и загнал мою машину в гараж, туда, где находилась и его.
Мама стояла у плиты и что-то готовила. Когда я зашла в дом, то почувствовала великолепный аромат ванили, корицы и фруктового чая.
В духовке запекалось мясо в горшочках, а на столе красовался пирог.
– Кушать будешь? – спросила у меня мама.
– Конечно! – воскликнула я и разместилась за столом.
11.00.
После «второго завтрака» я села на диван рядом с мамой. Папе позвонили с работы, и он был вынужден отъехать.
– Как у тебя дела? – беспокоилась мама.
– Неплохо.
– Как там твой пациент?
Я вздрогнула, словно иглой пронзили оголенный нерв, а за окнами тихого дома раздались взрывы снарядов и артобстрел.
– Что такое? – удивилась мама.
– Идет на поправку. Уже разговаривает.
– Меня беспокоит твоё отношение к нему…
– Мам, – я не знала, что должна говорить, поэтому решила полностью ей открыться, – я влюбилась. Всерьез и надолго. Я провожу рядом с ним дни и ночи. Мы всё время вместе: и во сне, и наяву. Я не знаю, как это можно объяснить, но меня тянет к нему, словно к запретному плоду… и его ко мне. Я знаю, осознаю каждой своей клеточкой, что он способен утянуть меня на самое дно черной, беспросветной, греховной бездны, но в то же время, только ему под силу подарить мне белоснежные крылья, которые мне обламывали другие. Он готов сжечь меня в пламени страстей, но в этот же миг ему под властны мои самые глубокие печали, которые он отдаляет от меня одной своей улыбкой. Мы искренне любим друг друга. Он даже переживает за меня больше, чем я за него. Для меня это какая-то неведомая, бесконечная глубокая тьма, в которую, как ни странно, я хочу окунуться с головой, броситься в омут, чтобы наверняка не выплыть из его красочных фантазий. И, предугадывая твои слова, скажу: нет, мама, он не псих. У психов нет чувства сострадания, которое присуще ему. Он – нормальный человек.
– Мне кажется, ты слишком запуталась: то он дает тебе крылья, то сталкивает в черную бездну…
– Нет, наоборот. С каждым днем я всё больше убеждаюсь в том, что без него не смогу. Но…
– Что еще?
– И днём, и ночью приходиться думать лишь об одном – как спасти его из ада, в котором нет котлов, ведь вместо них аминазин и прочие транквилизаторы, а черти носят белые халаты…
– Чем я могу тебе помочь?
– Ничем. Спасибо, что выслушала.
Она обняла меня.
22.30.
День протянулся и казался вечным. Как я могла перестать думать о Германе? Никак.
Наконец-то я отправилась в спальню, чтобы утонуть во сне. Я ужасно по нему соскучилась. Мне нужна была очередная доза его.
22.42.
Он подхватил меня на руки, встав из-за стола и подбежав ко мне.
– Я так соскучился! – прошептал он мне в ключицу.
– Я тоже… – обхватив его шею, призналась я.
– Пойдем, нужно тебя переодеть.
Он внес меня в свой дом, поднял наверх, в спальню, усадил на кровать, распахнул шкаф.
– Что бы тебе подобрать? – задумчиво произнес он.
Рядом со мной на кровати оказалась гора рубашек, футболок…
– Как тебе это? – он показал мне одну из своих маек. Она была явно велика.
Я поёжилась.
– Что не так? – удивился он. – Как платье сойдет.
– Нет. Мне не нравится, – призналась я.
– Ладно, капризулька моя, – он вытянул из кучи одежды белую рубашку. – Закатаем рукава, сделаем пояс.
– Давай дальше.
– Дальше, так дальше, – согласился он.
Герман протянул мне футболку черного цвета, на которой был изображен огромный белый череп.
– Тебе понравится, – заключил он.
– О, да… – с восхищением произнесла я.
Он отвернулся, я сбросила порванное платье и натянула предложенную мне одежду. Она была достаточно длинной, что казалось, будто это не футболка вовсе, а туника.
– Ну вот, другое дело, – обрадовался он, увидев меня в новом облике.
Я убрала волосы в заколку, обулась и посмотрела на него.
– И что, мне теперь в этом виде ходить? – уточнила я.
– Знаешь, я своего рода оставил на тебе знак, что ты принадлежишь мне и находишься под моей защитой.
– В общем, теперь все будут думать, что мы с тобой…
– Это уж их проблемы. Пускай думают, что хотят.
Я улыбнулась ему, и мы вместе убрали вещи с кровати.
Когда мы вышли на улицу, вся компания была в сборе. На столе стояли кружки, но Лорд наливал в них вино, а не чай, как это было обычно.
– Что празднуем? – удивилась я, обнимая одной рукой Германа.
– Твое преображение, – ответил мне хозяин этого мира.
– Странный повод, не находишь? – садясь на свое привычное место, отметила я.
– А существование этой вселенной ты странным не считаешь?
– Я к ней уже привыкла.
– Прости, Герман, я немного опоздал! – раздался знакомый голос за моей спиной.
– Вот, моя маленькая, я даже твоего друга пригласил, – обратил творец этих фантазий моё внимание.
Элим прошел и сел наискосок от меня. Герман взял свою кружку.
– Дорогие мои друзья, гости, – он посмотрел на охотника, – и прочие… Вчера моя девочка, единственный лучик солнца в этой ледяной пещере повзрослела. К сожалению, накануне нам не удалось отметить это, поэтому давайте сделаем это сегодня! За мою малышку!
Все эти радостные возгласы Германа меня сейчас мало интересовали. Я смотрела на Ангелину, которая устремила печальный взгляд на своего господина. Как же мне было её жаль! Все веселились, но ей было не до веселья. Она устало смотрела на меня и Германа.
К ночи многие гости были порядком пьяны. Мне надоели все эти нетрезвые лица, и я отправилась в дом. В полумраке мне удалось найти фонарь с фитилем внутри и спички. Огонек бодро засиял под стеклом.
– Почему ты ушла? – спросил меня приятный мужской голос из темноты гостиной.
– Я не могу больше там находиться, – призналась я.
– Тогда побудь со мной, – недвусмысленно предложил мне собеседник.
Из тени мне навстречу вышел Элим. Он подошел так близко, что я едва могла пошевелиться.
– Пожалуй, – произнесла я, – мне придется отказаться от твоей идеи…
– Это был не вопрос, – заметил он и посадил меня на барный стул.
Теперь я была зажата в угол. Слева от меня – газовая плита и столешница кухни, сзади – окно с подоконником, справа – барная стойка, а прямо передо мной тот, кто мог извратить все те светлые воспоминания об этом мире в одну только ночь, проведенную вне реальности, а в бредовом сне Германа.
Его поцелуи обжигали мою шею, ключицу, плечи.
– Тебе не идет его футболка, – огрызнулся он, пытаясь стянуть её с меня, запуская пальцы под её края, скользя вверх по моему телу.
Сопротивляться не было сил. Я уже ждала исхода этого безумия, ждала упреков Германа и своей собственной совести.
– Элим, прошу тебя, не надо… – буквально шептала я, но он не слышал моих уговоров.
Теперь я приготовилась к худшему. Он царапал кожу на моих запястьях и плечах, выпуская наружу кровь, прикусывая плоть на шее. Меня пронзала боль, от которой я выгибалась вперед, но он воспринимал это как желание окончательно слиться двумя душами в единое дыхание.
– Пошел вон, грязное животное! – грозно прозвучал голос Германа. Моего Германа.
Элим огрызнулся. Хозяин дома был один, и настроен он крайне недружелюбно.
– Твой опекун пришел! – усмехнулся в мою сторону охотник.
– Иди сюда, – приказал мне мой спаситель.
Я покорно спрыгнула со стула, проведя рукой по окровавленной коже над ключицей и, взглянув на свои запястья, испачканные алой жидкостью, зашла к нему за спину.
– А тебя, чтоб я больше не видел в этих краях! – проговорил он волку.
Элим подошел ближе и остановился.
– Всё равно тебе не быть для неё первым. Найдутся голодные… Не я, так кто-нибудь другой, – зло прошипел он.
Он вышел из дома и скрылся в неизвестном направлении.
– Теперь мне тебя и на секунду оставить нельзя! – обессиленно воскликнул Герман.
– Прости, – с раскаянием произнесла я.
– Твоей вины в этом нет! Это всё похоть, чужая похоть, жертвой которой можешь стать ты!
Он сел на диван, подозвал меня к себе, посадил на колени. Под его внимательный взгляд упали кровоточащие раны на моей коже, блестевшие в темноте его дома. Он, бережно касаясь губами поврежденной плоти, залечивал ее.
– Запомни, моя девочка, я целую твои раны, делаю маленький глоток тебя. Ты одна принадлежишь лишь мне, до последней капли, ведь все твои раны принадлежат и мне…
Я откинула голову назад, позволяя ему избавить меня от боли, и заплакала. Причиной моих слез была больше слабость, моя беспомощность, которая не позволяла мне бороться, чем обида на Элима или злость.
Герман всмотрелся в мрак, окружавший меня.
– Скажи, ты плачешь от боли или от счастья?
– Я вечно приношу тебе одни неприятности… – простонала я.
– Не говори так! Ты моё седьмое небо, и я нахожу в тебе рай!
06.08.2006 – воскресенье
11.15.
Мама что-то пекла на кухне так, что по дому разносился великолепный аромат. Я надела домашний халат и спустилась вниз. Это были блины с вишневым вареньем.
Позавтракав с родителями, я поехала с ними по строительным магазинам, так как мама затеяла ремонт в спальне.
15.49.
После долгих споров, рассуждений и тщательного отбора мы наконец закупили необходимый материал и приехали домой.
Пообедав, я поехала в свою городскую квартиру.
18.30.
Я просто убивала время, чтобы скорее наступило завтра. Слоняясь от стены к стене, я искала способ отвлечься от ожидания. Я не хотела смотреть ни один фильм. Мне была неприятна музыка и звук идущих часов, висевших над телевизором: «тик-так, тик-так» … Я села на диван и заплакала, осознав, что впервые так сильно завишу от другого человека.
Я решила подумать о хорошем, представив испуганное и удивленное лицо Еремеева, которого завтра будет отчитывать Филин.
С приближением ночи и в ожидании продолжения истории я старалась поскорее уснуть, но как назло у меня ничего не получалось.
07.08.2006 – понедельник
6.43.
К двенадцати часам мне удалось провалиться в сон. Теперь же он исчез, и я уже не могла в него вернуться. Мне ничего не снилось, ну, кроме какой-то лекции по патофизиологии, которая явно не относилась к миру Германа.
7.30.
Я уже летела на всех парах в клинику. Город наполнялся толпами людей, бегущих на работу. В лесу же было всё спокойно и мирно.
Ворота больницы показались среди деревьев. Я выбежала из машины, закрыла её. В руках у меня была сумка с ноутбуком и дисками.
«Я ему обещала!»
В холле было прохладно, несмотря на утреннюю жару. Я поздоровалась с охранником и пошла в палату №8.
7.44.
Германа не было на месте.
«Наверное Валерик повез умываться!» – пронеслось у меня в голове.
Я могла себе представить, как мой подопечный ждал понедельника.
7.52.
Дверь в палату распахнулась, и я увидела санитара, который вез кресло-каталку.
Я встала с уголка кровати, где сидела до сих пор. Сердце моё вдруг забилось с необычайной силой. Что со мной происходило – я не знаю и сейчас, спустя столько времени.
Он поднял на меня свои восхитительные зелено-карие глаза, наполненные тоской и надеждой. Он ждал. Очень ждал.
Как мне показалось, он не сразу поверил тому, что это была я. Потом его губы почти незаметно дрогнули.
– Вы сегодня рано, доктор, – заметил мой подопечный.
Валерик подвез его ко мне и вышел из помещения.
– Я скучал, – шепотом признался Герман и взял меня за руки.
По моим сосудам разлилась обжигающая лава. Я с трудом глотнула.
– Как ты здесь без меня? – наконец, вернувшись в сознание, спросила я.
– Он ужасно назойлив! – возмутился мой собеседник.
– Кто?
– Санитар. Я пару раз еле сдержал себя, чтобы не устроить здесь хаос.
– Ты молодец, – заключила я.
8.03.
Валера зашёл за Германом, чтобы отвезти его в столовую. Я отправилась в «сестринскую» за историей своего пациента.
Рыжеволосая медсестра выдала мне его карту, внимательно посмотрела на меня.
– Вам, наверное, очень тяжело с ним? – почему-то спросила она.
– С чего Вы взяли? – удивилась я.
– Ну, как же?! Самый тяжёлый обитатель клиники!
– Справляюсь понемногу.
– Вы молодец! – похвалила она меня.
Я лишь загадочно улыбнулась в ответ. Никто, кроме Вани, не знает, что происходит на самом деле. Да, мне приходится нелегко, но я рада этим трудностям, ведь мой пациент всегда рядом со мной.
8.14.
Я ушла в свой кабинет. Здесь меня не было уже несколько дней. С последнего моего визита в этом помещении абсолютно ничего не изменилось.
Я распахнула настежь окно, чтобы избавиться от духоты и зажатого в тиски воздуха.
– Сегодня сделаю ему УЗИ малого таза… – диктовала я себе, – а завтра – брюшной полости, а то в тот раз как-то не сложилось…
8.27.
Спустившись вниз, я узнала, что врач, который проводит ультразвуковую диагностику, сегодня не работает. Тогда я попросила ключ от этого диагностического кабинета и сказала, что сделаю всё сама.
Когда я вернулась в палату, то обнаружила, что вместо Валериказдесь уже был Ваня. Это меня порадовало, ведь он в курсе наших с Германом отношений, и при нём не нужно разыгрывать сценки «врач и пациент».
9.00.
Мы отвезли Германа в кабинет УЗИ. Санитар помог ему разместиться на кушетке, пока я включала аппарат, затем покинул нас.
Я размазала гель на нижней части живота своего подопечного, начала проводить диагностику.
– Я так рад, что ты приехала, – заметил он.
– Да, я постаралась сегодня пораньше.
– Зачем ты это делаешь? – поинтересовался он, глядя на то, как я вожу датчиком по его телу.
– Хочу тебя обследовать…
– Достаточно было сказать только первые два слова…
– «Хочу тебя»?
Он хитро улыбнулся.
– Наверное, – продолжала я, – ты ещё ни с кем так не откровенничал?
– Ты первая.
– Ну, хоть где-то…
– О чем ты? – удивился он.
– Да так…
– Если об Ангелине, то можешь не беспокоится. Она была только во сне. Телом я чист и невинен.
– Самому не смешно? – уточнила я, прокручивая в голове его слова, слегка улыбнувшись.
Он ничего не ответил. Мне пришлось придвинуться ближе, потому что провод был слишком короток.
– Не бойся, – усмехнулся он, – тебе я разрешаю себя трогать, даже этой штукой, которой ты елозишь по мне в самом интересном месте.
Включив бесполого медика, я перешла ближе к теме.
– Дальше твоей лобковой кости я никуда не залезу.
– Жаль, – заявил он.
Я удивлённо посмотрела на него, подала салфетку и убрала «джойстик».
– Вытирайся.
– Может ты это сделаешь? – протянул он мне ткань.
– Давай сам, – надоели мне его игры.
Я взяла историю болезни, пока он приводил себя в порядок. Нужно было записать результаты исследования.
«УЗИ органов малого таза: предстательная железа – в пределах нормы; мочевой пузырь – умеренно наполнен; выпота в полости малого таза не обнаружено».
– Я готов! – произнес Герман и сел на кушетке.
Чтобы добраться до двери и позвать санитара, мне нужно было пройти мимо моего подопечного. Я встала из-за стола.
– Пойду, схожу за Ваней, – сообщила я и направилась к выходу.
Он остановил меня и притянул к себе.
– Давай не будем никого звать, – предложил он.
– Тогда сам садись в кресло, – настояла я.
– Хорошо, – согласился он. – Я здоров?
– Ты имеешь ввиду то, что я сейчас смотрела?
Он поустойчивее поставил ногу и усадил меня к себе на колено.
– Да, что там… с моими способностями? – приглушенно выпытывал он.
– Всё в порядке, – ответила я и собралась встать.
Силы были нервы, поэтому мне даже не удалось подняться.
– Чего ты сейчас добиваешься? – наконец спросила я.
– Мне нравится ощущать тепло твоего тела…
– Тебя морозит?
– Нет, просто мурашки по коже.
– Почему?
– Глупенькая, глупенькая девочка, неужели ты ничего не понимаешь?
– А что я должна понимать?
– То, что каждый персонаж в моём мире – это часть меня самого. Даже Элим – это одна из моих сторон.
– Но ты же его ненавидишь?!
– Потому что он хочет… тебя, а я изо всех сил его сдерживаю, чтобы он не натворил глупостей. Но мои личные желания во сне всё чаще совпадают с его… В один прекрасный, но ужасный для тебя момент, я сорвусь.
– Но это же только во сне, а там не страшно… – я немного наклонилась, откинув назад его голову, и поцеловала.
Он облокотил меня на свою правую руку и начал медленно опускаться на кушетку, нависая надо мной. На какое-то время я совсем забыла, что это не сон, и последствия здесь – куда страшнее, чем в мире Германа.
Я шептала его имя, прислушиваясь к тишине коридора, ведь кабинет УЗИ находился в самом дальнем углу клиники. Сюда редко кто-то заглядывал.
Сейчас мне было плевать на всё, только бы находиться рядом с ним, ведь я так соскучилась за эти два дня.
Когда он расстегнул уже четвертую пуговицу на моей рубашке, я опомнилась.
– Стой, – пробормотала я.
– Что? – шепотом спросил он.
– Я не готова… – опершись локтями на кушетку, выговорила я.
– Хорошо, – спокойно согласился он, снова сел, дотянулся до кресла-коляски и с трудом перебрался в неё.
Я встала на ноги, застегнула рубашку, вывезла его в коридор и закрыла дверь, забрав со стола историю болезни.
– Прости, – извинилась я, наклонившись к его уху.
– Всё в порядке, – оправдал он меня.
10.12.
– Чего-то вы долго, – удивился Ваня, когда я ввезла пациента в палату.
Его замечание осталось без комментария. Врать мне не хотелось, ровно как и говорить правду.
– Отведешь его в спортивную комнату? – обратилась я к санитару.
– Конечно, – согласился мой коллега.
Они удалились, а я, сняв ботинки, легла на пустую кровать.
Я мысленно задыхалась. Мне хотелось убежать подальше отсюда. Через лес… Куда-нибудь, лишь бы только заглушить голос своей совести.
10.23.
Я зашла в тренажерку, подключила наушники к телефону, села на скамью.
– Ты будешь тут? – спросил Ваня.
– Да, посижу немного, – ответила я и, включив музыку, прикрыла глаза.
Заиграла великолепная композиция нового, на тот момент, альбома немецкой группы Oomph! – «Weißt du wie viel Sternen stehen?». Я вдруг вздрогнула. Для меня пел будто сам Герман.
«Нет, – подумала я, – просто голос похож!»
Эта песня разбудила во мне нечто, что раньше дремало и находилось на задворках моего сознания. Она разбудила во мне женщину, которая безумно хотела любить и быть любимой.
Я посмотрела на Германа, который усиленно тренировался, чтобы снова начать ходить. Я увидела в нем безграничное желание, стремление встать на ноги и обрести весь этот черно-белый реальный мир, к которому принадлежу я.
11.15.
Я вернулась в палату, а Ваня повез Германа в душ. Ко мне заглянула мама моего подопечного.
– Яна, здравствуй, – произнесла она, зайдя внутрь комнаты №8.
– Здравствуйте, Ольга Павловна. Он сейчас вернется.
– Хорошо.
Она села напротив меня за стол.
– Как он себя чувствует? – беспокоилась она за сына.
– Неплохо. Сегодня делали УЗИ малого таза.
– И как?
– С уверенностью могу сказать, что, когда он выйдет из стен этого заведения, он сможет жениться, и Вы будете бабушкой.
– Жениться? На ком?
– Найдет себе достойную девушку… А что Вас смущает?
– Кто же пойдет замуж за человека, который двадцать лет провел в психиатрических больницах?
– Девушки разные бывают… Вон… Замуж и за инвалидов выходят. А Герман Ваш по всем показателям не псих даже.
– Ну да… – она грустно смотрела на меня. – А то, что ты мне говорила…
– Что я Вам говорила?
– То, что любишь его…
– Я не отказываюсь от своих слов.
– Так почему бы… Впрочем, я не стану лезть в твою жизнь.
– Нет уж, договаривайте, – заинтересовалась я.
– Почему бы тебе не стать матерью моих внуков?
Я немного опешила.
– Простите? – переспросила я.
– Я зря, наверное, затеяла этот разговор…
– Нет, давайте договорим, – предложила я.
– Видишь ли, – начала она, – я очень долго ничего не знала о судьбе сына. Теперь я хочу, чтобы он стал самым счастливым мужчиной на свете. Я вижу, как он улыбается, когда ты рядом. Я вижу, что он ищет твоего взгляда, ждёт твоего прикосновения. Я вижу, что с тобой он оживает.
Она замолчала и тяжело вздохнула.
– У нас с ним состоялся диалог в пятницу… Мы говорили о тебе. Он сказал, что влюблен.
Я улыбнулась, ведь тогда я слышала их беседу. Но моя собеседница, вероятно, подумала, что моя улыбка вызвана тем, что она сейчас сообщила.
– Извини меня, – говорила она, – но я не понимаю, почему два любящих человека не могут быть вместе.
– Давайте сначала поставим его на ноги.
11.37.
В палату вернулся Герман и Ваня. Я, схватив санитара за руку, оставила мать и сына вдвоем. Им было, о чем поговорить.
Когда мы с Ваней вернулись через час в палату, то увидели угрюмого пациента и его собеседницу в слезах.
Он посмотрел на меня.
– Ты знала? – спросил он.
– Что именно? – удивилась я.
– Про моего отца.
– Да, знала, – подтвердила я.
– Почему ты мне не сказала? – начинал злиться он.
– Я не знала, как тебе это сообщить, – оправдалась я.
– Не знала? – он развернул коляску и подъехал ко мне. – Ты ходила, весело улыбалась, устраивала мне здесь сплошные праздники и не думала о том, что на самом деле я потерял отца!
– Прости, – не смогла я выдержать его упрёков.
– Ладно, извини меня, – он взял меня за руку, а я расплакалась, вырвалась и ушла в свой кабинет.
Закрыв дверь изнутри, я села на пол у стенки и громко ревела. Я сама была в этом виновата! Вымаливать прощения у самой себя – дело неблагодарное. Оставалось только надеяться, что Герман сможет заглушить голос моей совести.
12.30.
За дверью послышались шаги.
– Ян, открой, – просил Ваня.
– Зачем? – всхлипнула я.
– Пойдем на обед.
– Мне надо побыть одной!
Он послушно оставил меня. Я легла на полу, обняла колени и продолжила самобичевание.
13.17.
Я боялась спуститься вниз, но продолжать гнобить себя и обвинять во всех смертных грехах – сил уже не было.
В коридорах было пустынно. Я прокралась в кухню и попросила стакан воды. Повариха, с которой мы теперь общались довольно дружелюбно, подала мне его и узнала, что со мной случилось.
– С пациентом проблемы… – выпивая залпом воду, пожаловалась я.
– Так плачут только из-за мужиков… Влюбилась что ль? – догадалась она.
Я только кивнула в ответ. Она по-матерински обняла меня.
– Господи, из-за этих уродов ещё плакать! Не стоит он твоих слёз!
13.26.
Я поблагодарила повариху и направилась в палату. Глаза и щеки у меня всё еще были мокрыми.
Вани в помещении не было. Он ушел в комнату для персонала.
Я прошла к окну и села за стол, стараясь не смотреть на Германа, взгляд которого я чувствовала на себе.
– Прости меня, – раздался его голос, – ты не виновата.
Я с трудом изображала обиду, но потом не выдержала и переместилась на пустую кровать рядом с ним.
– Ты пообедал? – заботливо спросила я.
– Нет. Компот выпил и всё.
– Почему?
– Кусок в горло не лезет… Ты плакала? – заметил он, слегка подавшись вперёд.
Я отвернулась.
– Нет, – ответила я.
– Врешь.
– Вру.
Я села рядом и обняла его.
– Будем смотреть кино? – спросила я.
– Включай.
Я спрыгнула с кровати, открыла ноутбук, запустила фильм. Задернув шторы, я поставила компьютер в изножье и вернулась в изначальное положение.
«Разрисованная вуаль…»
Спать днем мы сегодня не будем.
15.40.
– Тебе понравился фильм? – спросила я, когда на экране засверкало слово «Конец».
– Тяжелый. Предательство, измена, потеря…
– Я всегда осуждала главную героиню… Знаешь, в книге написано лучше.
– Ты читала?
– Да.
20.54.
День прошел как обычно. Мы погуляли в саду, потом поужинали. Признаться, мне с трудом удалось его уговорить.
Вечером он погрузился в воспоминания о своем отце. Я с интересом слушала его рассказы о моментах, которые они проводили вместе.
Мне казалось, что сейчас самое время спросить его о том, что терзало меня уже больше недели. О его детстве и о том, что же произошло на самом деле тогда, двадцать лет назад, опуская подробности школьных фантазий моих одноклассников, которые рассказывали ужасы о мальчике, что сошел с ума.
– Зачем тебе это знать? – без особых эмоций уточнил он.
– Мне это нужно, – призналась я.
– Ладно, – согласился он, – слушай.
Я поудобнее села на кровати, внимательно глядя на своего собеседника.
– Когда мне было пятнадцать, я учился в школе… науки мне давались нетрудно. У нас была преподавательница, в которую все поголовно влюблялись. Она была чуть старше тебя, но довольно строга и даже жестока. Я её ненавидел, несмотря на окружающие меня «ахи и вздохи». Мои друзья вечно отвешивали ей нелепые комплементы, на которые она реагировала довольно равнодушно, но после уроков оставляла малолетнего кавалера «для беседы о его поведении», а за спиной они обсуждали детали близости с ней, которую они представляли себе в своих самых запретных фантазиях. В моем классе учился мой… друг, правильнее сказать, а еще девчонка. Она была отличницей и очень расстраивалась из-за плохих оценок, потому что родители ее били.
Он посмотрел на меня.
– Что? – не выдержала я его пристального взгляда.
– Ты действительно хочешь знать всё?
– Конечно.
– Не для твоих невинных ушей эта история.
– Герман, я учусь в медицинском.
– Что ж… – согласился он и продолжил. – Это был пасмурный день. Я пошел в учительскую за журналом, но остановился у двери и подслушал разговор учительницы с нашей отличницей. Она говорила, что за всё нужно платить, и даром свои оценки она не заработает, иначе преподавательница отправится к её родителям и расскажет небылицы о плохой учебе их дочери. Тогда я понял, что отличница доносит ей какие-то подробности о наших разговорах, о том, как парни из моего класса обсуждают её за спиной, проще говоря, «стучит» на своих знакомых. Конечно, как порядочный человек, я должен был сообщить об этом своим друзьям, но, посчитав, что они сами виноваты, я решил не вмешиваться. Через пару месяцев я уже и думать забыл про тот случай. Если бы не новые обстоятельства… Я со своим другом остался в классе убираться после уроков. Когда мы помыли полы, я пошел выливать воду из ведра и проходил мимо открытой двери учительской. Оттуда доносились странный звуки. Я заглянул внутрь, а там мой знакомый, который учился в параллельном классе… Как бы это помягче выразить? Ублажал эту молодую учительницу. Я был замечен. Началась погоня. Я забежал обратно в класс, схватил своего друга, и мы вместе выпрыгнули в окно. Благо был первый этаж. Однако, была зима, и мы в школьной обуви побежали по улице. В этот же день я всё рассказал маме. Она подняла этот вопрос на собрании, но её убедили в том, что этого не было, а то, что я видел – всего лишь мои фантазии. Меня отправили к психиатру. Когда разбирались в этом деле, то у моего друга спросили – видел ли он лично то, что рассказывал я. Он сказал «нет». Меня признали психически больным, и с тех пор… я нахожусь в клиниках.
– А что произошло потом со всеми участниками истории?
– С ними…всё было как обычно. Одного меня вычеркнули из жизни, отрезали, как ненужный орган.
– Позволь задать ещё один вопрос…
– Тебе недостаточно всего того, что ты узнала сегодня?
– Последний, честно.
– Хорошо, – сдался он.
– Почему ты проявлял агрессию, находясь в клиниках, ведь если бы ты этого не делал, тебя бы давно уже выписали?
– Ты представляешь, что значит «быть пациентом психбольницы»? Это, когда каждое твое слово расценивают, как приступ бреда. Когда ты пытаешься рассказать правду – в каждой букве видят ложь. От безысходности, в надежде вырваться ты бросаешься на сотрудников, чтобы хоть как-то избежать участи умалишенного. Вот только здесь эти трюки не проходят, а я понял это слишком поздно. Это такое же состояние, когда тебя привязывают к операционному столу, утверждают, что развилась гангрена и собираются отрезать конечность, доказывая с пеной у рта, что, если этого не сделать, ты умрешь уже завтра от заражения крови. Вот, что такое безысходность!
22.03.
Мы легли спать. Завтра утром нам предстояло пройти УЗИ брюшной полости, а еще сдать кровь на гормоны.
Я не знаю, кто ты, человек, читающий этот дневник, но хочу немного… объяснить, наверное… я готовила почву для нашего будущего. Конечно, меня волновало и его общее состояние, но в особенности… его способность к воспроизведению себе подобных.
22.50.
Сны снились красочные, яркие, насыщенные.
Мы с Щенком играли в прятки в доме Германа, а сам он сидел в гостиной и что-то читал. Когда мне надоела эта бесцельная беготня, мой соперник убежал, а я села рядом с хозяином дома и заглянула в книгу.
– Что читаешь? – поинтересовалась я.
– «Узорный покров» Сомерсета Моэма.
– Это тот, по которому был снят фильм?
– Да.
– И как тебе книга?
– Ты была права. Она куда лучше актерской игры.
Я улыбнулась, а он отложил литературу.
– Сегодня опять соберутся гости? – спросила я.
– Если ты этого захочешь, – ответил он.
– Какой в них толк?
– Сегодня можем поиграть в карты, если ты не против.
– Тогда зови их.
В этот раз Изольда пришла пешком, введя на поводке огромного пса.
На конях примчались Франц и Лорд.
Когда все, включая прекрасную половину местного населения, были в сборе, Герман взял бокал вина и встал из-за стола.
– Сегодня мы начнем ужасную игру, которая приведет к сокращению числа местных обитателей.
– Как это? – удивился Лорд.
– Будем играть в карты. Я буду судьей. Для моей девочки это просто игра, и условия её не касаются. Для остальных же они таковы: трижды проигравший навсегда покидает этот мир.
Я с ужасом посмотрела на Германа. Он зло улыбнулся, хотя это было больше похоже на оскал.
– Неужели ты готов от всех них отказаться? – спросила я.
– Зачем они теперь нужны, если у меня в реальности всё неплохо складывается?
– Но реальность для тебя… чёрно-белая.
– Уже нет.
– Как это?
– Она постепенно приобретает цвет.
Мы сели за стол. В последнюю секунду примчался Элим и сел напротив меня.
– Ты же запретил ему здесь появляться… – обратилась я к Герману.
– Теперь и у него есть все шансы, чтобы уйти отсюда.
Он раздал нам карты. Козырь – червы.
Игра была напряжённой, но быстрой из-за количества участников. Проигрыш остался за Щенком.
Следующий раунд. Козырь – пики. В «дураках» осталась Венера.
Третий раунд. Козырь – крести. Проигрыш снова за Щенком.
Герман зло усмехнулся.
Четвертый раунд. Пики. Снова проиграл Щенок.
– Пошел вон! – прикрикнул на него Герман.
Мальчишка послушно встал и исчез.
Я в страхе посмотрела на остальных – неужели он готов отказаться от них ради меня?
Новая игра. Проиграла Изольда, затем Агния и снова Изольда.
– Сделаем перерыв! – воскликнул Герман и ушел в дом.
Элим подошёл ко мне.
– Что тебе нужно? – раздражённо спросила я.
– Я хочу извиниться. В ту ночь я был пьян, а ты – слишком соблазнительна.
– Чего ты теперь добиваешься? – решила напрямую узнать я.
– Герман затеял игру – не на жизнь, а на смерть. Не знаю, сколько ещё мне осталось раундов. Просто хочу уйти достойно, не вызывая плохих воспоминаний.
– Тебе удалось их вызвать… – заметила я.
