bannerbannerbanner
полная версияСотерия

Яна Бендер
Сотерия

– Я буду рядом до самого конца, только помни о том, что в моих ладонях твоя боль превратится в лед и посветлеет твой самый темный сон. Держи меня за руку, пока не рассеется бесконечный туман, что окутал нас…

– Как же я мог говорить такие мерзости моей девочке? Беги! Не оглядывайся! И до ночи не возвращайся в мой мир!

17.24.

Я проснулась в палате, лежа на боку. Мои колени были согнуты и подтянуты к животу, руки обнимали их, стараясь защититься. На лбу выступил пот. Я посмотрела на своего соседа по кровати. Его не было рядом. Ремни были расстегнуты, и коляску я не нашла взглядом, осмотрев всё помещение.

«Куда он делся?» – вспыхнул вопрос.

Я села на постели, не спуская ноги на пол, подползла к окну у изголовья кровати и увидела Ваню, который сидел на скамье напротив Германа и читал ему книгу.

Я выбежала в сад.

– Почему ты меня не разбудил? – высказала я санитару.

– Я хотел, честно, но Герман меня остановил.

Я удивленно посмотрела на своего подопечного. Зачем он дал мне досмотреть сон? Неужели, чтобы я поняла, что он не причинит мне вреда?

– С тобой все в порядке? – забеспокоился Ваня.

– Да, – ответила я. – Неважно себя чувствую.

– Отправляйся домой. Я тебя прикрою.

– Ладно. Спасибо.

Я забрала сумку из кабинета, пройдя по саду, мельком взглянула на пациента и уехала.

17.49.

Раздался телефонный звонок. Женя предложила провести вечер вместе с веселой, шумной компанией. Я согласилась. Мероприятие будет начинаться около половины седьмого в клубе «Драйв» (единственное более-менее приличное место в нашем городке, где можно «потусить», как говорит сама Женя), а потом она хотела с девчонками посидеть у нее на квартире.

Я заехала домой, чтобы переодеться. Нарядившись в облегающее черное платьице, я отправилась в клуб.

18.27.

Как это обычно бывает, шумная компания прибыла раньше, чем должно. Парни собирались остаться в баре до утра, и я с нетерпением ждала нашего чисто женского отбытия на квартиру Жени.

21.19.

Порядком устав от долгих, утомительных танцев, «Кровавой Мэри» и текилы, мы пошли к моей подруге.

Ввалившись в дверь, мы расползлись по дивану и начали смеяться над всякой чушью. Через полчаса всех клонило в сон. Я и Женька ушли вместе на кухню, налили чай и начали разговаривать. Она делилась со мной новостями из своей жизни, а я из своей.

– Он тебя разрушит, – заключила она, когда я закончила свой рассказ про Германа.

– Ох, если бы ты только знала! Я уже разбита вдребезги, словно хрустальная ваза, – повертев горячую кружку в руках, ответила я на ее замечание.

Так мы просидели, примерно, до двух часов ночи и пошли спать.

02.08.2006 – среда

10.17.

– Я опоздала на работу! – бегала я по квартире Женьки с криком, собирала вещи и старалась не замечать головную боль.

«Это все текила!» – думала я.

Снова этой ночью не было снов, однако моя подруга, с которой мы делили один из двух диванов в гостиной, поскольку на втором спали Лена и Ира, говорила, что я повторяла во сне имя Германа. Что ж… Наверное, я просто не запомнила то, что мне снилось. Одно радует, что я по пьяни отправилась к своему мужику, а не к каким-нибудь левым…

11.03.

После того как я с ругательствами наперевес добежала до машины, оставшейся у клуба, и доехала до клиники, я сразу зашла в палату к своему пациенту. Он сидел в кресле-каталке у окна. Услышав мои шаги и дыхание, он повернулся.

В его взгляде был укор. Он винил меня в опоздании, бесчувственности, беспамятстве и похмелье.

– Ну, прости! – выпалила недовольно я.

Он осмотрел меня, оценил мой внешний вид, платье…

– Где тебя носит?! – раздался голос Вани.

– Вчера с подругами хорошо посидели, вот и проспала.

– Ладно, ничего страшного. Начальства сегодня всё равно не будет. Могла бы совсем не приезжать!

Я села на стул и перевела дыхание.

– Какой повод был? – поинтересовался у меня санитар.

– Да, в общем-то, никакого…

– Как алкаши? Посидели и разошлись?

– Да нет… – протянула я. – Сначала потанцевали в клубе, потом поехали к подруге в квартиру… Там переночевали.

– Весело, видимо, на квартире было…

Я посмотрела на Германа, который не сводил с меня упрекающего взгляда.

– Нет. Там одни девчонки были. Ну, в смысле, нас было четверо, и все бабы…

– Голова болит? – сочувственно спросил мой собеседник.

– Немного, – пожаловалась я.

– Кофе будешь?

– Давай.

Ваня вышел из палаты. Чувство осознания вины распирало меня изнутри.

– Злишься на меня? – обратилась я к Герману.

Он отвернулся от меня и уставился в окно.

– Правильно, – сама себе ответила я, – я бы тоже злилась.

Он встряхнул головой и, повернувшись снова ко мне, нахмурился.

– Прости. Я, к слову, не запомнила то, что мне сегодня снилось.

Он беззвучно засмеялся. Я вдруг осознала, что даже будучи во сне, по пьяни натворила какое-то безобразие. А еще меня напугало то, что я ничего не помню, а он смотрит на меня и вспоминает мои поступки.

– Ну, и что я такого сделала? – поняв, что его смех означает, спросила я.

Он прищурился, вглядываясь в мои глаза, и усмехнулся.

– Я к тебе приставала? – догадалась я.

Он поднял руку над подлокотником настолько, насколько позволял ремень, и сделал жест (покрутил кисть с расставленными пальцами, словно держал яблоко), который означал что-то вроде «немного» или «почти», затем мечтательно закатил глаза, откинулся на спинку кресла и снова посмотрел на меня.

– Держи кофе! – поставив передо мной кружку, произнес Ваня.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Кстати, дай мне ключ.

– Какой?

– От ремней.

– Ты хочешь расстегнуть ему ремень? Яна!

Мы оба засмеялись, а Герман лишь слегка улыбнулся. Его с нами словно не было, он о чем-то думал, что-то себе представлял.

– Так ты дашь мне ключ? – вспомнив о пленнике, снова спросила я.

– Ой, да на! – санитар протянул мне связку и вышел из палаты.

Герман протестующе посмотрел на меня.

– Что? – удивилась я.

Он покачал головой.

– Мне тебя не отстегивать?

Он сделал отрицательный жест.

– Но почему?

Мой подопечный тяжело вздохнул, словно разочаровавшись во мне, и отвернулся к окну.

– Ну ладно. Не хочешь – не надо.

Я села напротив, попыталась заглянуть в его глаза, но он их спрятал от меня.

11.47.

Герман дернул руками.

– Отстегнуть? – спросила я.

Он кивнул. Я подошла к нему, вставила ключ в отверстие в металлической части ремня, провернула.

Я остановилась у окна, ощутив на лице прикосновение занавески.

– Молчи, скрывайся и таи

И чувства, и мечты свои.

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне.

Безмолвно, как звезды в ночи.

Любуйся ими и молчи!6

Я почувствовала прикосновение сзади. Мне с силой подкосило колени. Я вскрикнула и обнаружила, что Герман держит меня на руках, сидя в кресле-каталке. Он хищно улыбнулся.

– Ты же не педофил! – удивилась я.

Он усмехнулся, покрутил колеса каталки, усадив меня поудобнее на своих коленях, и показал мне пальцами что-то вроде игры на фортепиано.

– Мне включить музыку? – догадалась я.

Он кивнул. Я достала телефон, пролистала треки и включила песню финской рок-группы Poets of the Fall «Sleep, suger». Это была лирическая, нежная композиция.

Герман на мгновение задумался, но потом начал вращать кресло, будто танцевал со мной. Он опустил мне веки, словно нежно приказал закрыть глаза.

Так хорошо мне никогда не было. Я летала. Я парила над землей. Я не дышала, чтобы не спугнуть это волшебное счастье, чтобы оно не умерло во мне.

Он остановился, прислонился лбом к моей щеке, обнял меня. Я вовсе перестала дышать. Его руки…такие сильные, теплые, добрые. Я так хотела в них растаять. Я хотела в них умереть. Я была бы не очень против, если бы он задушил меня ими в тот момент.

Он придвинул меня ближе, повернул мое лицо к себе, дотронувшись пальцами до моего подбородка.

Его губы прильнули к моим. Мне стало жарко и холодно в один миг. Меня мучала жажда. Я хотела его выпить. Залпом, чтобы ощутить сладкое, терпкое послевкусие.

Он отстранился, и я смогла наконец заглянуть в его глаза. В них было столько боли, тоски и нежности, что я почувствовала, как защемило сердце где-то в средостении, и дыхание умерло на конце трахеи.

– Убей меня, пожалуйста! – прошептала через силу я.

Он отрицательно покачал головой.

– Пожалуйста, – попросила я.

Он усмехнулся. Я заплакала. Герман вытер мои слезы и прижал к своей груди, словно маленькую девочку, которая не могла уснуть.

12.05.

За дверью раздались шаги. Я попыталась высвободиться, но Герман удержал меня в цепких пальцах.

– Нас сейчас увидят! – запаниковала я.

Он едва шевельнул губами, и я сумела прочитать «Это санитар». Я верила ему. На душе стало спокойно. Дверь распахнулась и в палате показался улыбающийся Ваня.

– Ох, чем вы тут занимаетесь?!

Я снова попыталась подняться с кресла…с Германа, но он сжал меня с неимоверной силой, заставляя остаться на месте. Он повернул нас обоих лицом к двери.

– Ян, тут такое дело…– обратился ко мне Ваня.

– Что случилось? – чувствуя себя крайне неудобно в моральном смысле, уточнила я.

– Тут Филин приехал.

– Ты же говорил, что начальства сегодня не будет, – вспомнила я его слова.

– Ну, вот объявилось. Он тебя вызывает.

 

– Зачем? – испугалась я.

– По поводу лечения…твоего…пациента.

– А могу я отказаться?

– Ну, да, конечно, у тебя тут общество куда интереснее.

Он кивнул на Германа.

– Я зайду к нему через десять минут, – проследив за его взглядом и, остановившись на своем подопечном, ответила я.

– Хорошо.

12.17.

Высвободившись из объятий Германа, я покинула палату, поднялась в кабинет главврача.

– Вызывали, Николай Васильевич?

– Да, присаживайтесь.

Он был чем-то занят, но, отложив свои дела, обратил на меня внимание.

– Будьте добры объяснить мне, почему Вы отменили всю терапию Верскому?

– Я решила предпринять радикальные меры в его лечении.

– Да? И какие же? Книжки ему читаете?

– Нет.

– Что тогда?

– Психологические способы.

– Если Вы не в курсе: психология – наука, изучающая психику здоровых людей. Понимаете? Здоровых! А Вы используете её методы для больного!

– Дайте мне шанс. Вы столько лет лечили его по традициям психиатрии. Осталось всего чуть меньше двух месяцев. Ни Вам, ни ему больше нечего терять. Так почему бы не поступить безрассудно и изменить правила этой игры?!

– Тогда еще один вопрос. Ответите на него?

– Разве я могу поступить иначе?

– Какие у Вас отношения с Вашим подопечным?

– Дружеские, – испугалась я.

– Только ли?

– Позвольте узнать, к чему этот вопрос?

– Младший персонал слухи распускает…

– Ммм…ну, пускай.

– Это неправда?

– Им виднее.

– Ладно. Вы свободны.

Я вышла из кабинета и прижалась к стене.

«Пронесло…» – подумала я.

12.30.

Обед. Герман сидел за столом, а я напротив него. Ваня принес поднос для пациента и оставил нас вдвоем.

Мне есть не хотелось вовсе – похмелье душило разум. Зачем нужно было столько пить?

Мой подопечный с опаской посматривал на меня, словно ждал моего рассказала о том, что произошло в кабинете у Филина.

Он доел суп. Я улыбнулась настолько ласково, как только могла, зажала пальцами салфетку и промокнула левый уголок его рта. В этот момент он осторожно взял меня за запястье. Шансов вырваться не было, к тому же у меня и не возникало такого желания.

Я вдруг осознала все свое преимущество перед другими сотрудниками клиники. Он вряд ли позволил бы им находится так часто, так близко к его телу, касаться его и безнаказанно расстегивать ремни на его конечностях. Они не могли бы входить в его мир, как к себе домой, засыпая каждый раз, что позволено было только мне.

И ещё… он смотрел на меня так, как не смотрел ни на одного человека за всю свою жизнь: властно, ласково, заботливо, нежно, понимающе, с любовью и надеждой.

Лишь сегодня я поняла, насколько я ему близка и важна для него. В этом взгляде… было нечто большее, чем просто привязанность… В нем скрывалась тайна, которая уже не являлась таковой для меня, потому что я знала ответ на самый главный вопрос окружающих «Что между вами?» – гармония.

13.07.

Пока я была с Германом в столовой, Ваня проветрил палату, а уборщица «прошлась» влажной тряпкой по горизонтальным поверхностям.

– Ты опять будешь с ним спать? – спросил у меня санитар, протягивая мне ключи от ремней, пока я придвигала пустую кровать к кровати Германа.

Мой подопечный недовольно взглянул на говорившего.

– Да, – ответила я. – Ты против? Или желаешь присоединиться?

– Ни то, ни другое! Делай, что хочешь! Ты же его врач!

Ваня нас покинул. Я поудобнее забралась на постель, прижалась щекой к груди Германа. Он был не пристегнут, поэтому беспрепятственно обнял меня.

Сон долго не шел, и мы просто лежали и смотрели вперед.

13.49.

Мы сидели вместе за большим столом возле домика Германа и пили вишневый чай.

– Может ты все-таки расскажешь, что я натворила этой ночью? – попросила я.

– Зачем? – удивился он. – Чтобы ты злилась на саму себя?

– Неужели все так плохо?

– Ну, может быть, если бы это происходило в реальности, то выглядело это не так… ужасно, как в моем мире.

– Интригуешь!

– Ладно. Расскажу. Ты была порядком пьяна…

– Это я знаю.

– В реальности это выглядело. Полагаю, как будто взрослая девушка напилась и всё. Здесь же перегаром несло от шестнадцатилетней девчонки. Ты выбежала на обрыв, раскинула руки, пела песни… Распугала всех животных! Я тебя пытался унести оттуда, но ты стойко сопротивлялась. Когда мне всё-таки удалось притащить тебя сюда, ты залезла на этот стол, что-то танцевала. Я порядком устал и сел в кресло. Ты, опустившись на колени и, все еще находясь на столе, поползла ко мне, сняла с меня сюртук, расстегнула рубашку, села на меня… Ну, то есть на мои колени и сказала, что хочешь, чтобы я потанцевал с тобой. «Хочу грязные танцы!» – кричала ты. Слава Богу, мы не успели. Ты проснулась.

– Боже мой! Так вот, почему ты предложил потанцевать в реальности! – догадалась я.

– Потому что мы не сделали этого здесь, а ты очень хотела.

– Судя по твоему рассказу, хотела я не совсем «потанцевать».

– Опустим эту подробность.

Мне так много нужно было ему сказать, что-то у него спросить… В моей голове крутились в бешенном темпе вопросы, которые я не была способна произнести вслух. Он первый прервал неловкое молчание.

– Чувствуешь ли ты в себе жизнь? Ты ведь давно не одинока! Знаешь, моя девочка, я никогда не оставлю тебя, и ничто нас не разлучит!

– Твои слова… – я тяжело вздохнула. – Я ведь могу себе представить, чем закончится наше безумие. Ничем хорошим, ты же и сам это понимаешь. Вот только… Сердце говорит одно, а разум просит меня остановиться, сделать несколько шагов назад, чтобы посмотреть на ситуацию со стороны… Я разрываюсь на куски, между доводами рассудка и собственной души.

– Прекрати сопротивляться и позволь мне просто быть, потому что, хочешь ты этого или нет, я уже никогда не исчезну! А, впрочем, у тебя и выбора-то нет.

Минут десять мы сидели молча и пили чай. Потом он посмотрел на меня.

– Тебе пора познакомиться с моими друзьями, – произнес он. – Они будут с минуты на минуту.

– Среди них есть мужчины? Или у тебя здесь одни… бабы?

– Ревнуешь?

– Нет, просто одна из твоих подруг меня порядком напрягает.

– Она тоже придет. Вы пообщаетесь и подружитесь. Вот увидишь.

– Женской дружбы не бывает! – напомнила я.

– Ну, у тебя же есть подруги.

На тропинке, ведущей из леса, показалась чья-то фигура.

– А вот и первый гость! – воскликнул Герман.

Через несколько мгновений за столом оказался мужчина лет 35, элегантно одетый в строгие черные брюки и белоснежную рубашку. Он придвинулся ближе ко мне, назвал свое имя – Владимир.

– Да, – протянул Герман, сидя во главе стола по правую руку от меня в полуметре, – но мы зовем его Лордом.

– От чего? – поинтересовалась я.

– Так сложились традиции.

Сделав глоток чая, я обнаружила напротив себя нового гостя. Ему было лет 45 и звали его Франц – вероятно, из-за легкого французского акцента. Его одежда отличалась от той, которую носил хозяин этого мира и Лорд. На нем была черная футболка и синие джинсы.

Следом приехала на какой-то чуднóй трехколесной карете старушка лет семидесяти. На ней было старинное платье, которое оказалось изрядно поедено молью, а еще под юбками скрипели фижмы. Имя её было – Изольда. Она все время ворчала, сидя в глубоком кресле, на мгновение проваливалась в сон, а потом снова жаловалась на погоду, общество и быстро остывающий чай.

Через минуту напротив Лорда показался мальчишка лет 12. Герман называл его «щенком».

– Почему? – спросила я.

– Везде лезет, сует свой нос и скулит по поводу и без повода, – пояснил он.

Я заметила некоторое волнение среди своих новых знакомых, особенно лиц мужского пола. Они нервно начали оглядываться по сторонам.

– Они сегодня опоздают! – успокоил их Герман.

Франц разлил всем новую порцию чая.

– Кто опоздает? – уточнила я у хозяина.

– Увидишь, – ответил он мне и слегка улыбнулся.

– Твои бабы? – догадалась я.

Он не стал обращать внимание ни на меня, ни на мой тон, а спокойно сделал глоток и завел разговор со своими друзьями на какую-то причудливую, даже нелепую, тему: «Что будет, если сжечь воду в ручье?»

Их спор не умолкал, пока мне не надоела эта чушь.

– У вас ничего не выйдет! – заключила я.

– Почему? – удивился Лорд.

– Потому что вода не горит!

– Еще как горит! – возмутился Франц.

– Если в ней нет горючих веществ, например, нефти или бензина, то огонь потухнет! – пыталась доказать я.

Они засмеялись так, будто это я несла бред, а не они.

Герман взял меня за руку.

– Девочка моя, ты в волшебном мире. Здесь воду можно сжечь, а воздух рассыпать. Не старайся «подогнать» всё под логику.

Я встала из-за стола и возмущенно посмотрела на своих собеседников.

– Что за сказки тут у вас… творятся?

Герман взял чашку из-под чая, налил туда чистой воды из кувшина, а Лорд протянул ему спички.

– Смотри, – произнес хозяин.

Перевернув кружку, он начал медленно лить воду на огонь. Пламя в прямом смысле «съело» жидкость и продолжало гореть.

– Что за ерунда? – удивилась я.

Я мельком взглянула на тропинку, ведущую из леса. По ней к нам двигались три изящных фигурки. Одну из них я узнала сразу – Ангелина – любовница Германа. Об остальных догадаться было нетрудно.

Они подошли к нам.

Белокурая красавица в платье до колена, юбка которого имела пышные сборки, села рядом с Лордом (по левую его руку, так как по правую сидела я) и обняла его. Звали ее – Венера.

Рыжеволосая бестия села с Францем, положив руку на его плечо. Имя ей – Агния.

Третья же, та, что выводила меня из состояния покоя, разместилась на правом колене Германа, обвив его шею руками. Её черные длинные волосы спадали с её плеч на слегка приоткрытую белую грудь.

«Забавно» – подумала я и посмотрела на Изольду, которая спала в своем кресле и не возмущалась поведению молодежи.

Мне стало противно. Я отвернулась от парочки, что находилась справа от меня.

– Эй, малец, – обратился Лорд к мальчишке, – иди домой. Тут тебе больше нечего делать!

Щенок убежал.

– Я так понимаю, что и мне пора, – решила я не продолжать мучить своё сердце.

– Нет, останься, – приказал Герман, после чего взял на руки Ангелину и вместе с ней скрылся в своем домике.

Я услышала, как щелкнул замок входной двери.

Лорд и Венера, Франц и Агния тоже разбрелись по своим удаленным укромным местам.

Я осталась наедине с чаем и храпящей Изольдой, сидевшей в паре метрах от меня. Мне на мгновение представилось то, что сейчас происходит за стенами лесного домика Германа. Меня затошнило. Слезы начали подкатывать всё ближе.

Старушка громко вздохнула и проснулась.

– Чего ты плачешь, деточка? – спросила она у меня.

– Устала, – ответила я и вытерла слезу.

– Разве от усталости плачут?

– Плачут.

– А где все остальные? – оглядываясь по сторонам, уточнила она.

– Ушли.

– Куда?

– Придаваться грезам любви…

– А ты чего?

Я только больше заплакала.

Изольда посидела со мной еще немного, а потом уехала на своей карете в глубь леса.

Я легла на скамью и уснула.

– Малышка! Малышка! Проснись! – раздавался знакомый голос, так нежно звучавший рядом.

Я открыла глаза и увидела перед собой Германа, сидевшего на краю огромной кровати и, державшего меня за руку. За его спиной стояла Ангелина с растрепанными волосами, укутавшаяся в одеяло.

– Где я? – как-то чуждо раздался мой голос.

– В моей спальне. На моей кровати, – ответил он.

– Что случилось?

– Ты отключила сознание…– осторожно булькнула девушка.

– Ясно, – ответила я и села, прижавшись спиной к изголовью. – И ты принес меня на ваше ложе плотских утех! Пожалел меня?!

Герман, полностью утонув в удивлении, смотрел на меня широко открытыми глазами

– Начнем с того, что, то самое ложе, о котором ты говоришь, находится на первом этаже в гостиной. Это диван. Потому что, даже самой прекрасной обитательнице здешних мест, не позволено осквернять своим телом эту постель.

– А я здесь лежу лишь потому, что я не отсюда?

Он внимательно посмотрел на меня, затем повернулся к Ангелине.

– Выйди! – приказал он ей.

– Но… – возразила она.

– Я сказал, выйди!

Девушка покорно удалилась и закрыла за собой дверь.

– Видишь ли, – с бесконечной заботой в голосе заговорил он, – тебе позволено здесь быть, потому что я так хочу.

– Пусть твои шалавы выполняют твои прихоти. Я не стану!

– Да, они – шалавы, поэтому их территория – диван в гостиной. Тебя не должен удивлять тот факт, что тебе позволено намного больше, чем им.

 

– Больше? Это даже не смешно!

– Ты хочешь со мной переспать? Это предел твоих мечтаний?

Я вздрогнула, а сердце почему-то забилось сильнее.

– Да не хочу я с тобою спать! По крайней мере, не сейчас. Просто прошу тебя, не нужно демонстративно играть с Ангелиной!

– Ревнуешь?

– Допустим… Даже нет! Не допустим! Да! Ревную!

– Санитар рассказывал, что персонал и некоторые пациенты ходят в тренажерную комнату, которая находится на первом этаже клиники…

– И что?

– Мне нужно восстанавливать мышцы.

– Ладно. Попрошу главврача.

Он прошел по спальне, а потом снова сел рядом, но на этот раз куда ближе.

– Если тебя что-то не устраивает, ты говори это в тот же миг. Мы связаны с тобой. И, если тебе плохо, то я тоже чувствую душевный дискомфорт.

– А что с Ангелиной?

– Деловые отношения. Никаких обязательств.

– Как пошло!

– Я скрыл от тебя подробности.

– Премного благодарна!

Я тяжело вздохнула, вспомнив его в объятиях девушки.

– Что-то не так? – забеспокоился он.

– Поцелуй меня, – желая, то ли утвердить на него свои права, то ли просто развеять боль, попросила я.

Его губы коснулись моих. Стало безумно тепло и сладко. Захотелось жить! Плевать на Ангелину! Всё проходит, и это пройдет!

16.07.

Сон расплылся серой паутинкой по палате. Герман ровно дышал совсем рядом. Я прислушалась к его сердцебиению. Оно было таким осторожным, что мне показалось, будто он стучит в закрытую дверь моего сознания.

16.22.

Еще 15 минут беззаботности в его объятиях… Надо вставать, а то о нас с ним и так много болтают.

16.30.

Он проснулся, прижал меня сильнее к своей груди. Нет. Я никуда не уйду. Эту ночь, определенно, я проведу в клинике.

– Прогуляемся? – предложила я, сев на кровати.

Герман кивнул мне в ответ и улыбнулся.

16.49.

Ваня вывез его в сад на кресле-каталке и уже собирался уйти, но я его остановила.

– Можно задать тебе пару вопросов?

– Конечно! – с радостью отозвался он.

– У вас здесь есть тренажерный зал? Где он находится? И можем ли мы начать возить туда пациента с завтрашнего дня?

– Он находится на первом этаже. Пациенты его посещают, но обязательно под присмотром.

– Второй вопрос – кто сегодня ночью дежурит, а то я хочу остаться тут.

– Кому еще, кроме меня дежурить? Нет, есть, конечно, варианты… Но сегодня – я.

– Хорошо. Спасибо.

Он удалился, оставив нас в саду вдвоем. Я села на скамью и посмотрела на своего подопечного.

– Ничего не хочешь мне сказать?

Он заглянул мне в глаза и бесшумно зашевелил губами.

«Спасибо» – прочитала я

– За что?

«Ты столько делаешь для меня в реальности… А я не способен сделать тебя счастливой даже в своем мире…»

– Тебе достаточно быть рядом.

«Разве тебе этого хватает?»

– Ты можешь предложить нечто большее?

«Пока сижу в этом кресле… и не имею способности разговаривать вслух… Нет. Не могу».

– Тогда закроем эту тему. Какие у тебя планы на завтра?

«Я – мясо» – засмеялся он.

– Что это значит?

«Со мною, что хотят, то и делают».

– Заманчивое предложение.

«Маленькая развратница!» – прочитала я на ухмыляющихся губах.

– И все же?

«Завтра в четыре вечера обычно пациенты принимают душ».

– Понятно.

«Ты… Остаешься на ночь?»

– Ты против?

«Зачем?»

– Чего ты боишься?

«У меня могут быть приступы».

– О чем ты?

«Ночью у меня начинаются приступы безумия… Придется пристегивать к кровати».

– Не придется.

«Ты смелая что ли?»

– Ну, что-то вроде того.

«Или бессмертная?»

– Я тебе доверяю.

Он улыбнулся и замолчал.

17.41.

Мы все еще сидели в саду.

– Почему именно Ангелина?

«Что же она тебе покоя не дает?»

– Просто интересно.

«Выполняешь мою просьбу?»

– О чем ты?

«Лжешь мне».

– Нет. Говорю правду. Почему именно она? Венера и Агния куда красивее ее.

«Я так захотел. Дал ей преимущество перед остальными».

– И в чем же оно заключается?

«Она спит с тем, кто выдумал всех их. Я, своего рода, творец».

– Сделал из нее «элитную шлюху»?

«Малышка, что опять не так? Я, кажется, все тебе объяснил. Чего ты еще от меня хочешь?»

– Прости.

«Тебе не за что извиняться. Это я во всем виноват. Ты – девушка, и твоя ревность естественна».

– Зачем ты делаешь мне больно? – я не смогла сдержаться и заплакала.

Герман подался вперед, дотронулся до моих коленей. Я не смотрела на него – веки были опущены, но я чувствовала на себе его ласковый взгляд, теплые прикосновения.

Он слегка ущипнул меня за кожу чуть выше сустава, и я открыла глаза.

«Ты чего, маленькая моя?»

– Ты называешь меня «своей», а сам не принадлежишь мне…

«Тебя только это беспокоит?»

– Разве этого недостаточно?

Он тяжело вздохнул и отвернулся, размышляя о чем-то.

«Неужели твои гормоны – наиболее сильный аргумент против моего к тебе отношения?»

– При чем здесь гормоны?

«Ты же в медицинском учишься. Знаешь, наверное, что у человека, помимо сознания, есть подсознание и физиология. Так вот… Твое тело хочет нечто большее, чем невинные объятия и поцелуи. Разум же отвергает такую возможность. Ты же знаешь, я не против удовлетворить твои потребности… Но ты сама не будешь ли жалеть потом и винить себя в безрассудстве?»

– Буду.

«Тогда терпи» – улыбнулся он и отодвинулся от меня.

Я не хотела его как мужчину… По крайней мере, сейчас. Я прекрасно все осознавала. Мне просто было нужно знать, что он мой, что он не принадлежит никакой Ангелине, и она ему не нужна. Меня душил чисто-женский эгоизм.

– Сидят, – послышался голос санитара, – и даже не думают идти на ужин.

18.14.

Мы приехали в столовую. Ваня поставил поднос перед Германом и сел рядом со мной. На тарелке был рассыпан рис, и чернела котлета. В стакане был вскипяченный чай с жутким запахом имбиря.

– Тебе чего-нибудь принести? – спросил у меня санитар.

– Если только воды… – протянула я, не желая вкусить даже самые восхитительные блюда мира.

– Там еще яблоки есть.

– Нет, спасибо.

Через минуту передо мной стоял стакан с водой.

«Ты так совсем исхудаешь!» – заметил Герман.

Я улыбнулась.

– Ты чего? – удивился Ваня.

Я не стала отвечать ему, но обратилась к своему подопечному.

– Может я отъеду на полчаса?

«Зачем?»

– Ну, заеду домой, переоденусь, возьму пижаму… Закажу пиццу, и мы вместе нормально поужинаем…

«Если ты так хочешь…»

– Ты сама с собой разговариваешь? – испугался санитар. – Или на самом деле понимаешь его?

«Скажи, что умеешь видеть то, чего ему не дано» – подсказывал мне Герман.

– Я умею читать по губам, – перефразировала я.

– Полезный навык! – заметил Ваня.

18.42.

После того, как мы отвезли пациента в палату, я, взяв свой рюкзачок, села в машину и направилась в город.

В пиццерии было много народу. Я оплатила заказ на «Маргариту» и сказала, что заеду за ней через 20 минут.

18.50.

Я забежала домой, нашла в шкафу шорты и большую футболку, чтобы спать в этом ночью. Затем сняла платье и надела другое – более удобное.

Заварив вкусный фруктовый чай, я залила его в термос, выключила газ, свет, схватила пакет с одеждой и, закрыв входную дверь на ключ, спустилась к машине.

Через несколько минут я заехала в пиццерию, забрала заказ и направилась за город.

19.12.

Солнце еще не село, но уже прохлада завладевала землей. Ветер играл с деревьями, словно с бумажными куклами.

Я прошла за ворота, поднялась по лестнице. Герман сидел у кона в кресле-каталке. Ваня расправлял простынь на кровати.

Я прошла к столу, положила на него большую картонную коробку с пиццей, поставила термос.

– Вань, присоединяйся! – предложила я санитару. – Только найди еще пару кружек.

Человек в синем костюме вышел из палаты. Я села напротив своего подопечного. Он устремил на меня свой внимательный взгляд.

– Что-то не так? – раскрывая коробку и, раскручивая термос, спросила я.

«Мне до сих пор не верится, что ты решила провести ночь здесь».

– Всё когда-нибудь случается в первый раз.

«Главное, чтобы потом не было больно».

– Ничего страшного. У меня высокий порог чувствительности.

Ваня снова показался в помещении. Я разлила чай по кружкам и раздала всем по куску пиццы.

20.03.

Поздний ужин был окончен. Через час по расписанию планировался отбой.

– Как с Настей дела? – поинтересовалась я у санитара, когда тот мыл кружки в комнате для персонала.

– Вы с ней хорошие подруги?

– Не так, чтобы очень…

– Ты с ней, наверное, очень редко общаешься…

– Почему ты так думаешь?

– Ян, давай начистоту? – предложил он, выключив воду.

– Давай, – согласилась я.

– Она… как бы это помягче сказать?

– Говори, как есть.

– Недалекая, что ли…

– То есть тупая?

– Ну, можно и так…

– Не могу не согласиться.

– Она же ничего не знает! Абсолютно! С ней говорить не о чем! Она считает, что «гильотина» – это блюдо итальянской кухни.

– Хах, итальянцы, конечно, извращенцы, но не до такой степени!

– Я знаю. Она учится так же?

– Ну… Когда ее спрашивают, что делать при желудочном кровотечении, она весело и смело отвечает, что надо положить горячую грелку.

– Бог ты мой! Она же – потенциальный убийца!

– Но может она еще изменится?

– Не знаю. Думаешь, стоит подождать?

Я пожала плечами.

20.21.

Я зашла в палату, улыбнулась Герману, взяла пакет с одеждой и направилась в санузел, чтобы переодеться.

Через пару минут я вернулась, но ни Германа, ни Вани не было в помещении.

20.32.

Санитар вернул пациента на кресле в палату.

– Где вы были? – поинтересовалась я.

– Умывались, – ответил Ваня, подвез мужчину к кровати, помог ему переместиться на нее.

– Не пристегивай, – попросила я.

– Опять смелую из себя строишь?

– Немного, – улыбнулась я, подошла к кровати, поправила подушку.

«Пойдем со мной!» – прочитала я по губам.

6Тютчев «Silentium»
Рейтинг@Mail.ru