bannerbannerbanner
полная версияСотерия

Яна Бендер
Сотерия

11.09.2006 – понедельник

7.15.

Я проснулась от настойчивого удушья, что сковало моё тело. Мне ужасно не хватало воздуха, и я цеплялась губами за кислород.

– Что с тобой?! – Герман резко сел на постели, встряхнув меня за плечи.

Моё дыхание начало возвращаться к норме, и я смогла сделать свободный вдох

– Что это было?! – испугался он.

– Не знаю, – отдышалась я.

– Что тебе снилось?

– Не помню.

– Странно… Ведь сны – это то, что хранит твоё подсознание: твои страхи, тайные желания…

– По-моему, теперь ты исполняешь все мои тайные желания, – усмехнулась я.

Он ласково улыбнулся и убрал непослушные пряди волос с моего лица.

– Значит, это были страхи, – заключил он.

– Мое безумие прогрессирует… – предположила я.

– Не говори глупостей, – серьезно произнес он и поднялся с кровати.

8.24.

Я сидела в большой аудитории на третьем ряду. Возле меня Женя болтала по телефону с Ваней.

В кабинет вошёл преподаватель. Я встала.

– Ты чего? – удивилась моя подруга, оторвавшись от беседы.

Я устремила взгляд на доску, возле которой никого не было, поправила халат, сделав вид, что ради этого и поднималась, снова села на свое место.

– Ничего, – ответила я.

«Снова видения…» – рассыпалось звоном по моему сознанию.

15.49.

Я забежала в квартиру, бросив ключи на комод в прихожей. Дома никого не было. Я схватила телефон, позвонила Герману. Он сбросил, а через несколько секунд мне пришла смс-ка: «Я на работе. Перезвоню позже».

Я пошла в комнату, легла на диван и закрыла глаза, а после провалилась в сон.

16.08.

– Зачем пришла? – Герман сидел за столом возле сказочного домика.

– Ты стал другим в реальности, – начала я.

– Нет, моя милая, – с ледяной сталью прозвучал его голос, – я не менялся. Ты всего лишь лучше узнала меня. Я бы даже сказал подпустила слишком близко. Теперь я живу не только в твоём сознании, но и в теле.

– Я тебе доверяла, Герман! – устало выдохнула я.

Он отрешенно усмехнулся.

– Я не давал тебе повода… Словом, я не сделал ничего такого, что послужило бы причиной твоего недоверия в отношении меня.

Я села за стол напротив него, закрыла лицо руками.

– Я слишком запуталась, – выдавила я из себя.

Он молча смотрел на меня, ища оправдания всему тому, что происходило между нами. Я чувствовала напряжение, царившее в холодном воздухе.

– Ладно, – сдалась я под натиском тишины, – я пойду.

Встав из-за стола, я направилась по тропинке в сторону старого особняка.

«Остановись! Вернись!» – повторял голос Германа в моей голове.

Я равнодушно шла вперёд, стараясь не замечать его приказов, лишь обливаясь собственными слезами, сдавлявшими моё горло.

Так плохо мне никогда не было. Я пыталась идти, но тело не слушалось меня. Я упала на зелёный мох, свернулась калачиком, прижав колени к груди, и полностью отдалась в объятия отчаяния.

«Непокорная девчонка!» – шипело в моем сознании.

– Я не хочу возвращаться! – крикнула я во весь голос.

Теперь я ощутила лёгкое прикосновение на своем теле. Герман сидел возле меня.

– Пойдем, – холодно произнес он.

Я резко села на земле.

– Я боюсь тебя, – сквозь слезы призналась я.

– Почему? – мягче заговорил он.

– Ты стал зверем!

– Я им и был! Зверь внутри меня. Ты всего лишь всеми силами стараясь не замечать его во мне… Я сам воплощение зверя. Давай! Покажи мне в последний раз путь в темный подземный рай! Утоли голод зверя, что живет во мне!

– Пошли за мной, – довольно грубо приказал он.

Он был слишком строг со мной, но выбора у меня не было, и я, поднявшись на ноги, поплелась за ним. Он завел меня в свой дом, растопил камин.

– Пора всё прояснить, – заявил он, сев рядом со мной на диван.

– Как долго я этого ждала.

– Я буду говорить, но ты не перебивай. Всё, что ты знаешь обо мне, правда, но есть одна деталь, которая тебе пока ещё не известна. Этот мир… Да, он действительно был создан мною, но… В детстве, в подростковом возрасте я был довольно категоричен и решил так, что здесь всегда должна быть живая душа. Понимаешь?

– То есть у твоего мира всегда должен быть хозяин?

– Да. Ты меня вернула к нормальной жизни в реальности, но покинуть эту среду обитания я не могу… до тех пор, пока не найду преемника.

– У тебя есть кандидатура? – поинтересовалась я.

– У меня, нет, но есть у этой реальности…

– Кто же это? – выпытывала я.

– Ты, – спокойно ответил Герман.

– Я? – мой голос заметно дрогнул.

– Я пытаюсь всеми своими силами спасти тебя из паутины моего вымышленного мира, но он с каждой секундой всё глубже затягивает тебя.

– Что ты можешь сделать? – тихо и задумчиво произнесла я, не требуя никакой реакции на мои слова.

– Нам было здесь хорошо… – напомнил он.

– Нам? – я подняла на него глаза. – Ты шутишь? Ты создал эту параллельную реальность только с целью получения удовольствия: Ангелина – удовлетворяла твои мужские потребности, Элим – твоё самоутверждение, а остальные – восполняли недостаток в общении. Ты вырастил здесь своё эго до невероятных размеров, возраст которому около двадцати лет.

– Чем тебя не устраивает жизнь в этом мире?! – взорвался он, но потом вернулся в исходное спокойствие.

– Тем, что на деле его не существует! Я хочу чувствовать твои прикосновения в реальности, а не представлять их на своей коже здесь! Я хочу дышать воздухом свободы, а не быть зажатой этим пьяным угаром! Я хочу знать и быть уверенной в том, что за пределами вселенной нет другой – настоящей, а та, в которой обитаю я – единственно реальная!

– Ты мыслишь слишком узко, – безразлично заметил он.

– Передо мной открыты тысячи дорог в мире, принадлежащем миллиардам людей, а твой мир существует только для тебя.

– Это моё убежище от мерзкой реальности! Здесь мне не причинят боли!

– Герман, – я взяла его руку в свои ладони, – в этом ведь и заключается жизнь: разочарования, потери, а потом счастье, разрывающее тебя от восторга и радости. Я же, в свою очередь, клянусь тебе – никогда не причиню боль, страдания, никогда не предам. Доверься мне и выйди вместе со мной из фальшивого рая.

Он пристально смотрел мне в глаза, изучая каждый спектр радужной оболочки.

– Ты ведёшь себя, как змей – искуситель, – смущённо улыбнулся он.

Я коснулась пальцами его колючего подбородка.

– Знаешь, у меня остался лишь один аргумент – в реальности чувства ярче и ощущения совершенно другие… – я коснулась его губ своими, перенесла подушечки пальцев на пуговицы его рубашки.

Он только неслышно простонал, когда мои поцелуи спустились к его шее.

– Зачем ты пытаешься мне что-то доказать? – прошептал он.

– Затем, чтобы ты сам понял все преимущества жизни…

Я толкнула его на спинку дивана, заняв место на его коленях, скользнула рукой по обнаженной груди, коснулась губами кожи там, где пульсирует сонная артерия.

– Ты провоцируешь меня, – усмехнулся он.

– На что? – оторвавшись от его тела, уточнила я.

– На это, – он рывком поднялся, держа меня на руках, быстро двинулся к противоположной стене, прижал меня к ней спиной, обвил моими ногами свой торс.

Я лишь безвольно простонала.

– Сама виновата, – прохрипел он.

18.03.

Я проснулась в холодном поту, когда во сне мы оба достигли самой высокой точки блаженстве. В комнате никого не было, а из кухни доносились голоса.

Я поднялась с постели, поправила волосы, одежду, босиком прошла к двери, прислушалась к беседе.

– …получается, активные металлы вытесняют водород из соединений, – говорил Герман.

– Да, все металлы, стоящие до знака водорода в электрохимическом ряду активности, – подтвердил мягкий женский голос.

Я вернулась в комнату, достала лекции, начала учить.

19.22.

Входная дверь захлопнулась, а через несколько секунд в помещении показался Герман.

– Как позанимались? – поинтересовалась я, отложив тетрадь.

– С тобой во сне? – усмехнулся он.

Я засмеялась.

– Нет, химией, – уточнила я.

– Неплохо. Уже заканчиваем неорганику.

– Быстро…

– Ну, я же в школе прошел бóльшую часть.

– Это было двадцать лет назад.

– У меня неплохая память.

Я отправилась на кухню, чтобы приготовить ужин.

20.45.

– Мне удалось доказать тебе преимущества реальности? – спросила я, когда мы, поужинав, сидели в комнате и смотрели какой-то фильм.

Он обнял меня, положив мою голову на свою грудь, гладя мои волосы.

– Той реальности нужен преемник, и, пока я его не нашел, я не могу оставить тот мир полностью.

– Ты способен защитить нас от несуществующей жизни? – подняв на него глаза, вздрогнула я.

– Ещё не уверен. Его слишком много внутри меня. Я одержим им и пока не в силах противостоять его власти…

– В таком случае, кто чей хозяин? Он так сильно владеет тобой!

– Я его создатель, но творения часто «поднимают руки» на своих творцов…

– Быть может… – я не стала договаривать, поскольку идея, мелькнувшая в моей голове, устрашала меня.

– Ты в чем-то права, и, возможно, так и нужно поступить, – он определенно знал то, о чем я подумала. – Только где гарантия того, что после жуткой катастрофы этот мир не окажется просто опустевшим и мертвым, но по-прежнему будет существовать в моем сознании?

– Тогда тебе можно выбрать кого-нибудь из действительно больных людей в психиатрической клинике и впустить его в несуществующую реальность, оставив его вместо себя.

– Боже, какая ты наивная! – воскликнул Герман. – Этому миру нужен совершенно здоровый человек, обладающий фантазией, способной развивать ту чёртову реальность!

– Тогда уничтожь её! – взмолилась я.

– Этой же ночью… – пообещал он.

12.09.2006 – вторник

01.07.

 

– Какой план? – проснувшись на груди Германа в гостиной сказочного домика, поинтересовалась я.

– Существует мнение, что Бог однажды уничтожил бóльшую часть человечества всемирным потопом, а в следующий раз будет пожар. Это куда эффективнее наводнения.

Я быстро поднялась на ноги, вышла из комнаты, взяла на барной стойке свечи, вернулась к камину, зажгла их.

– Ты готов? – улыбнулась я ему.

– Не уверен, – ответил он.

– Держи, – я протянула ему свечу, и мы вышли наружу.

Он взял бутылку вина со стола, что находился возле домика, сделал глоток.

– Будешь? – предложил он мне крепкий напиток.

Я согласилась, поднесла горлышко к губам, и по моей глотке разлилось горькое тепло.

Герман поджёг плющ, укрывавший стены его сказочного убежища. Пламя охватило всю постройку. Он довольно усмехнулся, протянул руку в мою сторону, и я вернула ему бутылку. Он отпил ещё немного, после чего вылил несколько капель алкоголя на лужайку и стол. Огонь похоронил под слоем пепла ещё один участок несуществующей реальности.

Когда всё здесь было поглощено пожаром, мы направились по тропинке через лес в сторону старого поместья, заполняя всё вокруг себя пламенем, прошли по поляне мимо одинокого дерева, поднялись по массивной каменной лестнице, полив её вином. Холл провел нас к проходу на второй этаж, мы зашли в комнату с большим старинным зеркалом. Герман подвёл меня к нему.

– Леди вперёд, – галантно произнес он.

Я толкнула пальцем холодную стеклянную гладь, и в ту же секунду преграда между реальностью и придуманным миром рассыпалась вдребезги, а в комнату ворвался свежий ветер.

Огонь уже подбирался к нам, входя в дверной проем из коридора.

– Давай сгорим в этом пожаре, пройдем через ад. Мы ведь с тобой навечно вместе – рука в руке, стоим над пропастью. Поцелуй меня. Сейчас. Под этим огненным дождем! Сгорим?! А потом возродимся из пепла, словно Феникс! – его голос был требовательным, но я желала того же, о чем говорил он.

Я повернулась к Герману, приблизилась к нему, обвила руками его шею, коснулась своими губами его губ.

– Я жду тебя в реальности, – сообщила я и переступила порог зеркала.

07.24.

Я проснулась в пустой постели. Германа рядом не было, а на себе я обнаружила только нижнее белье.

Обмотавшись простынею, я поднялась с кровати. Мне сегодня ко второй паре, поэтому я совсем не торопилась.

На кухне был открыт балкон, а возле ограждения стоял Герман. Я осторожно подкралась к нему сзади, уткнувшись носом между его лопаток.

– Уже проснулась? – тепло отозвался он.

Я согласно промычала. Он повернулся и крепко обнял меня.

– Спасибо тебе за то, что ты для меня сделала! – произнес он.

– Обращайся, – кокетливо ответила я.

Он отстранился от меня, поцеловал в лоб, скользнув руками по моему телу. Я вздрогнула от его прикосновений. Он, заметив это, подхватил меня на руки, занёс на кухню, посадил на стол, стягивая простынь с моей плоти.

– Тебе же ко второй? – прошептал он в мою шею.

– Да… – на неловком выдохе подтвердила я.

– Тогда ближайшие полтора часа ты принадлежишь мне, – твердо решил он.

– Как скажешь, – улыбнулась я и притянула его к себе.

9.15.

Мы лежали в обнимку на полу в кухне поверх расстеленной простыни.

– Мне уже пора собираться, – напомнила я, пробежавшись пальцем по его груди.

– Не думай даже, что я тебя отпущу, – засмеялся он.

– Эй, – притворно вырывалась я из его объятий. – Ты же не хочешь, чтобы мне пришлось потом отрабатывать?

В комнате зазвонил телефон. Я поднялась с пола, босиком прошлепала в гостиную. На экране высветилось «Ваня». Я ответила.

* Ян, привет! – донеслось из аппарата.

– Привет! – отозвалась я.

* Помнишь, на конец сентября была назначена врачебная комиссия по Герману?

– Помню.

* Её перенесли на конец октября из-за того, что председатель уходит в учебный отпуск на месяц.

– Ладно, спасибо, что предупредил.

Я выключила телефон, забросила его в сумку, собранную с вечера на учебу.

– Что там? – требовательно прозвучал голос Германа от двери.

– Комиссию перенесли на месяц, – сообщила я ему.

– Отлично. Я как раз закончу автошколу! – подбодрил он меня.

Я только улыбнулась в ответ, оделась и поехала в институт.

Шло время. Наступил октябрь.

26.10.2006 – четверг

10.08.

Я сидела позади Германа в кожаной куртке, обтягивающих леггинсах и тяжёлых берцах. За моей спиной был небольшой рюкзак. Волосы коротко пострижены, а руки обвивали торс моего жениха. На голове шлем.

Мотоцикл, на котором мы с ревом неслись по улицам, был довольно внушительных размеров – Harley Davidson Fat Boy 2003 года выпуска, новое поколение подобных тому, что был в фильме «Терминатор 2».

Герман ловко маневрировал между машинами и пешеходами. Ему вслед бросали фразы, что-то вроде «псих», «самоубийца», а он лишь улыбался в ответ, хоть я этого не видела, поскольку он тоже был в шлеме.

Из динамиков доносилась песня из нового альбома немецкой рок-группы Oomph! «Tanz in den Tod», от чего бабушки, гулявшие по тротуару, нервно крестились.

10.23.

Герман подъехал по изогнутой траектории к воротам психиатрической клиники. Я, перебросив ногу через сиденье, спрыгнула на землю и сняла шлем.

– Готова? – усмехнулся мой спутник, взяв в руку и свой головной убор.

– Шутишь? – с улыбкой ответила я.

– Ты мне так и не сказала, что у тебя в рюкзаке, – отряхнув мою куртку от пыли, что прилипла ко мне по дороге, уточнил он.

– Халат, сменка… – начала перечислять я.

– Эээ…– протянул он. – Хватит! Никаких правил. Послушай, – он прижал меня к себе так, что я оказалась между его коленей, пока он сидел на мотоцикле боком к рулю. – Сегодня здесь мы с тобой главные. Я абсолютно здоров, даже психиатр на медкомиссии для получения прав не задавал вопросов – молча поставил печать.

– Они могут снова запереть тебя в палате, – пролепетала я.

– Выше нос, малышка, – засмеялся он. – Я не собираюсь возвращаться в клинику, особенно после всего того, что было между нами. Поняла?

Он хищно улыбнулся и повел меня к калитке, что пропустила нас на территорию больницы.

В холле нас встретил Ваня, проводил в раздевалку, где я, сняв кожанку, натянула поверх черной водолазки медицинский халат.

– Не будешь переобуваться? – указав на мои берцы, поинтересовался санитар.

– Нет, сегодня мы здесь главные, – повторила я слова Германа.

10.35.

Я зашла в конференц-зал, куда меня проводил Ваня. Внимание врачей – специалистов, что находились там, тут же оказалось прикованным ко мне. Они изучили мой внешний вид: коротко постриженные волосы с почти выбритым правым виском, уложенные в асимметричную прическу; обтягивающие кожаные штаны, заправленные в тяжелые сапоги и белоснежный халат, из-под которого выглядывала мрачная кофта. Все это явно не вызывало у них особого доверия ко мне.

Я разместилась за кафедрой, стоявшей на невысоком подиуме, в то время, как десять пар подозрительных глаз уставились на меня.

– Здравствуйте, милочка, – произнес седовласый дедок.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич, – отозвалась я, демонстрируя свою осведомленность в том, кто есть, кто.

– Нам обещали представить новатора в психиатрии, молодого врача – специалиста. А что мы видим сейчас перед собой? – продолжал пожилой профессор.

– Я так понимаю, – равнодушно говорила я, – Вас удивляет мой внешний вид.

Он попытался что-то ответить, но я не дала ему такой возможности, повысив тон и продолжая.

– Однако, на период лечения моего пациента я выглядела соответствующе своему призванию, и Николай Васильевич, – я посмотрела на Филина, сидевшего прямо передо мной, – может это подтвердить.

Главврач клиники улыбнулся мне, сложив руки перед собой.

– Давайте начнем, – предложила я, поместив на кафедре свою тетрадь с записями.

– А Вы готовы ко всем вопросам? Даже самым провокационным? – спросил седой профессор, который сразу меня невзлюбил.

– Да, Андрей Николаевич, – подтвердила я.

– В таком случае, – начал молодой мужчина в белом халате, являвшийся председателем комиссии, – я возьму слово. И первое, что я хочу узнать – чем Вы руководствовались при постановке диагноза Германа Верского?

Накануне мы обсудили всё, что я буду говорить на комиссии, изучили научную литературу, и теперь я была готова ко всему.

– Для начала, – отвечала я на вопрос, – я ознакомилась со всеми предыдущими исследованиями, проштудировала все данные, касательно своего подопечного и выявила недостатки всех методов терапии, которые применялись к нему.

– Почему онейроидный синдром? – прервал меня врач. – Что стало причиной того, что Вы остановились именно на делирии?

– Точнее сказать, «грёзоподобный онейроид», – поправила я его. – В процессе общения со своим пациентом я выяснила, что в его жизни имеет место быть параллельный мир, в котором он укрывался от жестокой реальности.

– На протяжении двух десятков лет он ни с кем не контактировал, – продолжал председатель, – как Вам удалось преодолеть этот барьер?

– Я подошла к этой проблеме нестандартно, посредством привлечения его матери в процесс терапии, отменой препаратов и создания дружеской обстановки.

– Сотерия?

– Да.

– Судя по результатам, Ваша методика имеет право на существование, но, насколько я понял, у вас сложились отношения более, чем дружеские.

– Да, это так, – спокойно признала я.

– И теперь вы живёте вместе?

– Именно, – подтвердила я.

– У меня больше нет вопросов, – молодой врач сделал какие-то записи в своем блокноте.

– Тогда продолжу я, – отозвался Филин. – Как теперь проходит адаптация пациента в окружающей среде?

– В данное время он заканчивает курс общего среднего образования, устроился на работу в охранную компанию, прошел обучение в автошколе, получил права.

– А как складываются его отношения с близкими?

– Прекрасно, – улыбнулась я. – Он не проявляет никакой агрессии, ведёт себя адекватно и дружелюбно.

– Больше вопросов не имею, – Филин одобрительно кивнул мне.

– В таком случае, я задам свои, – старый профессор приготовился к немощной атаке. – С какими проблемами Вы столкнулись в процессе лечения?

– Поначалу, определенный барьер представляла собой алалия (отсутствие речи при сохранности слуха и интеллекта), так же были выявлены: аменция (синдром расстроенного сознания), амиостения (мышечная слабость), анергия (снижение способности к активной деятельности), в некоторой степени афразия (утрата речи психогенного происхождения), боваризм (смешение грез с реальностью).

– Хм, – произнес профессор, – а что Вы скажете о сфере лечебного воздействия?

– Социальная. Я старалась оказать пациенту моральную поддержку, принятие, сопереживание, дать ему возможность проявить собственные чувства и не быть осужденным за это.

– Вы вступали в интимную близость с Вашим пациентом?

– До или после выписки?

– В клинике.

– Нет.

– А после его переезда к Вам?

– Мы живём вместе уже два месяца.

– И Вы так быстро отдались мужчине?

– Полагаю, что для комиссии не имеют значения мои моральные убеждения. К тому же, если я скажу Вам, что у нас с ним любовь и серьезные отношения, Вы всё равно не поймёте.

– Грубите мне, милочка?

– Боже, упаси! Констатирую факт.

– По-моему, Вы подошли довольно безрассудно к решению проблемы. Я осуждаю Ваши методы.

– Цель оправдывает средства, тем более, когда результат оказался даже лучше ожидаемого.

– Вы изрядно потрудились, обустраивая свою личную жизнь! – я прекрасно понимала, что у профессора закончились аргументы, и он перешёл на личности.

Дверь в конференц-зал распахнулась, и ко мне уверенными шагами подошёл Герман. В его руках был шлем, а на нем кожаная куртка, черные джинсы и тяжёлые ботинки.

– Довольно! – строго произнес он, обращаясь к комиссии, обняв меня. – Девочка за месяц добилась бóльших результатов, чем все ваши доктора наук за двадцать лет! Я бы на Вашем месте, профессор, поблагодарил её за проделанную работу!

– Это он? Пациент? – раздался удивленный шепот врачей.

– Да, это я! – подтвердил Герман. – С неё хватит допросов! Пошли!

– Прошу прощения, – бросила я напоследок, пока он вел меня за руку к выходу.

Мы зашли в раздевалку, я сняла халат, забрала свои вещи. Ваня пообещал позвонить после того, как узнает заключение комиссии.

Герман сел за руль мотоцикла. Я, как и он, надела шлем, а после обхватила руками торс своего спутника, перекинула ногу через сидение. Он, запустив мотор и включив музыку, помчал по лесу в сторону города.

 

15.47.

Я взяла со стола телефон, который звонил уже несколько секунд. Это был Ваня.

– Ну, что там? – спросила я у него.

* Они были шокированы его поведением, но признали его абсолютно здоровым.

– Ну, хоть так! – радостно воскликнула я.

* Я передам тебе через Женю их заключение.

– Спасибо!

Я вернула телефон на стол.

– Что он сказал? – Герман оперся на дверной косяк.

– Хм, – протянула я, повернувшись к нему, – тебя признали дееспособным.

– Они даже не представляют, на что я способен, – двусмысленно с усмешкой произнес он, подходя ближе ко мне.

– Видимо, это знаю только я, – проведя ладонью от его груди к животу, прошептала я.

– Я совершенствуюсь, – продолжил он, прикасаясь губами к моей шее и слегка прикусывая кожу.

Я засмеялась.

– Могу продемонстрировать, – настаивал он, прижав меня поясницей к столешнице кухонных шкафов.

– Неужели ты думаешь, что я откажусь?

– Не думаю.

Он резко нагнулся, подхватив одной рукой меня за ноги, а второй придерживая спину, занёс в гостиную, и снова по нашим телам разлилась опьяняющая страсть, ведь внутри нас опять горело бешеное пламя, что делало нас живым и бессмертными.

***

Меня не привязывали ремнями к кровати, так как я не считалась буйной или агрессивной. Я могла спокойно передвигаться по палате.

Когда-то я думала, что это просто учебное задание, в котором не будет никакого подводного течения, однако мне пришлось многократно тонуть, чтобы потом подниматься и снова умирать под толщей воды, смыкавшейся над моей головой… И самое главное, причиной моей внутренней гибели было, казалось, то, что часто остаётся незамеченным – взгляд. Ох, как много могут сказать глаза, даже, если это глаза человека, проведшего последние двадцать лет в смирительной рубашке.

Теперь я погружалась в мир, некогда созданный Германом. Когда я пришла сюда, всё было выжжено, ведь в наш последний визит мы уничтожили всю несуществующую реальность до основания. Однако, сейчас, спустя несколько лет моего господства здесь, вселенная наших грез снова обрела яркие краски.

Всё было в порядке. До определенного момента… До этого дня.

Я немного задремала, лежа на кровати в послеобеденное время. Сквозь это легкое забытье до меня донесся звук открывающейся двери. Я посчитала, что это зашел санитар, но нет…

Я проснулась и увидела рядом с моей постелью его… Германа.

– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? – залепетала я.

– Лучше спроси меня, почему ты здесь.

– И почему же?

Он привычно осмотрел меня с ног до головы и улыбнулся.

– Что тебе снится, девочка? – вдруг поинтересовался он.

– Мне? Я…

– Тебе снится мир, созданный мною?

Я замолчала. Он был прав. Мне снится то, что когда-то я видела, будучи его лечащим врачом. Что изменилось теперь? Мы поменялись местами. Сейчас он на свободе, а я в заточении… здесь… среди этих стен.

– Откуда ты знаешь? – выдавила наконец я.

– Видишь ли, когда я заключал негласный договор со своей вселенной, одним из условий было – наличие хранителя. Я тебе уже говорил об этом. Помнишь? Того, кто будет присматривать за ней…

Он улыбнулся, проведя рукой по своему подбородку и щекам, заросшим длинной густой щетиной.

– И что теперь? – впадая в сладкие воспоминания о близости наших тел, прошептала я.

– У тебя есть целая вселенная! Это то, что ты всегда хотела! Ты выгнала меня из моего мира, заставила… хоть я и не сопротивлялся, а даже помогал тебе в этом. Теперь я – нормальный человек, а ты– хранитель этой реальности. Ты заняла моё место. Обратного пути нет.

– Ты можешь меня спасти?

– Даже не знаю… – с каким-то намеком ответил он.

– Чего ты хочешь?

– Знаешь, за все эти долгие годы моего заточения в собственном же мире, я понял только одну вещь – всё, что есть во сне, не дает мне счастья, которое можно ощутить только в реальности, а после моего возвращения к жизни вне клиники, ты с успехом мне это доказала.

– Теперь я вынуждена это осознать?

– Хочешь вернуть полноценное счастье?

– Оно было у меня одно время.

– Иди со мной, – позвал он меня.

Я вышла за ним на крыльцо психиатрической лечебницы. За воротами стоял его мотоцикл.

– Ваня мне рассказал, что хотят с тобой сделать, если ты не перестанешь галлюцинировать.

– Что же?

– То же, что и мне, когда-то.

– Лоботомию?

– Ну, что-то в этом роде.

– Что предложишь ты?

Он подошел вплотную ко мне. Я почувствовала его дыхание на своем лице и обжигающий взгляд зелено-карих глаз.

– Я украду тебя. Сейчас, – прошептал он с каким-то животным, зверским огнем.

Я отшатнулась от него. В его голосе было что-то такое, что напугало меня. Я боялась продолжать идти с ним. Куда? Зачем? Что он хочет на самом деле? И не было ответа ни на один вопрос. Что будет, если я сейчас поеду с ним? Ничего. Мрак. Пустота. Злоба. Разврат. Боль. Страдания. Желание умереть.

– Лучше лоботомия, – отреклась от него я.

Он громко засмеялся.

– Ты думала, что я тебя люблю и дорожу тобой? Я никогда не оберегал тебя и не лил по тебе слезы! Ты полагала, что существуешь лишь ты? Ты так больна и отвратительна! Я не жил для тебя?! Ты считала, что освобождаешь меня? Ты полагала, я верю в тебя? Ты думала, что я не лгу? Я ненавижу тебя и презираю!

Боже, я так его любила! Я ждала его все эти годы, пока он был на воле, а я в этой белой тюрьме. Я перенесла множество методов терапии. Что мне только не кололи! Я вынесла издевательства медсестры Виктории, которую я однажды застукала с Валерой в подсобке… Я боролась до конца, до самого края этой сумасшедшей черной всепожирающей бездны. Сегодня только я поняла, что всё это было бессмысленно.

Он силой поцеловал меня, прокусив клыками мою нижнюю губу так, что к подбородку стекло несколько капель крови, злобно улыбнулся и уехал прочь.

Сейчас мне тридцать четыре, Герману – сорок восемь.

Завтра мне сделают лоботомию. Моя жизнь кардинально изменится.

Вечером я отнесу мои дневники Ване, чтобы он передал их Жене, с которой они женаты уже десять лет и у них двое замечательных детей.

Я села за стол, взяла ручку и записала в этот дневник последние слова:

«Мама и папа, я очень вас люблю. Теперь, когда вы придете ко мне, я вас не узнаю, потому что после удаления лобной доли, я потеряю способность распознавать лица, помнить имена и вообще разговаривать. Я буду молча сидеть в кресле-каталке и смотреть перед собой. Этой записью я заканчиваю историю.

Я очень надеюсь, что все, кто любил меня будут счастливы. Все. Кроме Германа».

***

Рейтинг@Mail.ru