Яна Бендер
Сотерия
– Снимай, воображуля, – в шутку хмыкнула я.
– Поможешь? – с намеком улыбнулся он, захватив пальцами верхнюю пуговицу своей белой рубашки и кокетливо прикусил губу.
– Эмм, нет, – растерявшись по началу, но собравшись с последними крошками своего разума, отказалась я.
– Почему? – он сделал шаг вперёд, упёршись руками в боковые стойки примерочной.
Ворот был расстёгнутым, что действовало мне на нервы, но я пыталась держать себя в руках.
– Здесь не принято… баловаться.
– Да ладно тебе, – затягивая меня внутрь раздевалки, усмехнулся он.
– Ты псих, – возмущённо, но со смехом сопротивлялась я.
Он отпустил меня, взяв контроль над своей игрой, и я смогла беспрепятственно выйти наружу. Мериться с ним силами было бесполезно, однако, я могла взывать к доводам его рассудка.
16.59.
Когда покупки были совершены, и моя красавица осталась довольной, мы отправились в продуктовый.
Он уже был одет в «гражданскую» одежду, которая никак не демонстрировала его бурного прошлого в психбольнице: тёмно-синие джинсы и белая рубашка с закатанными до локтя рукавами.
Мы набрали кучу всяких продуктов и, наконец, отправились домой.
17.43.
– Проходи, – бросив ключи в прихожей, произнесла я.
Он занёс пакеты в кухню и поставил на полу возле стола.
– Ты завтра на учебу? – расстроился он.
– Нет, завтра пары не поставили, – подбодрила я его.
– А, что тогда будем завтра делать?
Он обходил моё скромное жилище, рассматривая его закоулки.
– Можем поехать к моим родителям. Настало время познакомить тебя и с мамой.
– Я не против, – согласился он.
18.37.
Мы вместе разобрали пакеты, приготовили ужин и сели смотреть телевизор.
– Тебе придется многое узнать. За последние двадцать лет произошло достаточно событий, – сообщила я.
– Распался Советский Союз? И теперь президент – Путин?
– И это в том числе, – усмехнулась я.
19.23.
Позвонила мама, предложила приехать на выходные. Я сказала, что буду не одна. Она не возражала.
Весь вечер мы с Германом смотрели фильмы и разговаривали.
Ближе к ночи я разложила диван. Сегодня был слишком трудный день, и теперь меня клонило в сон.
02.09.2006 – суббота
2.34.
Я проснулась, открыв глаза и увидев перед собой стенку. Такое иногда бывает, когда по какой-то непонятной причине сон рассыпается на миллионы осколков.
– Что случилось? – почувствовав мои движения, спросил Герман, сам ещё не отойдя от дремоты.
– Всё хорошо, – повернувшись к нему, прошептала я.
Он сильнее обнял меня, и я уткнулась носом в его шею. Вот, что такое счастье!
Конечно, я прекрасно осознавала, что в ближайшем будущем нам придется пройти через ад, сгореть дотла, чтобы потом возродиться из пепла, словно Феникс.
Яна Бендер «Феникс из пепла» (по мотивам «Phönix aus der Asche» Oomph!)
Тебя обвиняли в моём разложении,
Неведомый враг, что увлёк за собой
В растление, похоть и грехопадение,
Но только не знают, что ты не такой.
Всегда осуждали и счастье давили,
Твердя, что ты ложе со мной разделил.
Они только правду, как души губили,
А ты меня честно и чисто любил.
Нет! Ты не враг, а земной мой спаситель.
Ты чувствуешь боль, что скрываю в себе.
От страха и смерти освободитель.
И мне наплевать! Люди врут о тебе!
И рано ли, поздно восстанем из пепла,
Как феникс, однажды сгоревший до тла.
Они говорят, что от страсти ослепла,
Но среди лжи я тебе лишь верна.
Пускай осуждают! Им много не ясно!
Рабы черной зависти и клеветы.
Они повторяют, что ты мне опасен.
Но что же по правде? То знаем лишь мы.
И снова твердят, осквернил мою душу,
Убил чистоту и грязью растлил.
Но кроме тебя мне никто и не нужен,
И, кажется, вечность меня ты любил.
Как прежде из пепла восстанем средь ночи.
Я жар ощущаю в объятиях твоих.
Клеветники, между фраз многоточия.
Пусть этот мир сгорит для двоих.
Теперь, как и прежде пройдем через ад.
Лишь поцелуй, чтоб смелее была
Снова мы вместе, и руки в руках.
Только вдвоём под дождём из огня.
Так давай же сгорим в этом пламени снова,
Позабыв все слова дикой, черной толпы.
Ты меня научил, что такое свобода,
Подарив свежий ветер без этой войны.
Сколько кругов нам предстояло преодолеть, я не догадывалась, но ощущение его сильного плеча, крепких объятий, в которых я чувствовала себя как никогда защищённой, придавали мне уверенности и смелости, заставляя идти вперёд сквозь боль и ночные кошмары, которые по-прежнему контролировались Германом, и он старался не впускать их в моё сознание.
10.12.
Он осторожно поцеловал меня в плечо.
– Просыпайся, – сладко произнес он, опираясь на свой локоть.
Сон рассыпался в прах, догорая прозрачными каплями воспоминаний на подушке.
– Сколько время? – всё ещё прибывая в несознательном состоянии, уточнила я.
– Одиннадцатый час.
– Ммм, – потянувшись, промычала я и отвернулась к стенке.
12.00.
Позавтракав, мы отправились в деревню к моим родителям.
Папа был, конечно, немного шокирован, однако принял Германа удивительно радушно. Маме, кажется, он понравился. Через некоторое время она скажет мне: «Действительно… Мужчина. Настоящий мужчина!».
22.15.
День был насыщенным. Папа решил пожарить шашлыки, а заодно научить этому искусству Германа.
Теперь же мы, порядком устав, разместились в своих отдельных комнатах. Мама постелила моему спутнику в гостевой.
03.09.2006 – воскресенье
01.07.
Я лежала, положив ладони на живот и прислушиваясь к своему пульсу между ребер, стараясь не издавать ни звука.
– Ты спишь? – прошептал осторожно Герман, зайдя в мою спальню.
– Нет, – так же тихо ответила я.
– Я не могу без тебя уснуть, – пожаловался он, – слишком привык к твоему дыханию.
Я откинула одеяло. Свет фонаря с улицы убедил его в верном понимании моего предложения. Он лёг рядом, осторожно поцеловал меня в висок и обнял меня так бережно, словно боялся, что я растаю.
– Если бы у меня была хоть малейшая возможность, я бы всю вечность целовал тебя, а потом тихо бы гасил свет и обещал, что просто буду лежать рядом… – прошептал он, а я лишь улыбнулась в темноте в ответ на его слова.
Bleib bei mir
Der Boden bewegt sich, die Decke stürzt ein
Bleib bei mir
Das Ende ist nah, doch wir schlafen nicht ein
Unter diesem Mond wolln wir nicht schlafen
Die Macht, die in ihm wohnt lässt uns nicht ruhen
Denn in all unsren Träumen verfolgt uns die Angst
Darum machen wir die Augen nicht zu
Unter diesem Mond14
9.13.
Мама заглянула к нам в комнату, обошла кровать и дотронулась до моей руки.
– Дочь, что это такое? – спросила она у меня, указывая на наличие Германа.
– В смысле? – не поняла я спросонья её вопроса.
– Что он здесь делает?
– Спит, – довольно логично ответила я.
– С тобой?
– Как видишь.
– Ясно.
Она спустилась на первый этаж. Я убрала руку Германа со своей талии и пошла за ней, шлепая босыми ногами по деревянному полу.
– А что такого? – удивилась я.
– У вас с ним что-то было? – строго уточнила она.
– Не было ничего.
Она внимательно посмотрела на меня.
– Да не было, не было! – повторила я.
– Смотри у меня!
– А что «смотри»? Мне не пять лет, ты сама говорила!
– Ладно, – сухо бросила она напоследок.
Тема была закрыта. Честно говоря, я думала, что этот разговор состоится нескоро, да и звучать он будет по-другому.
15.00.
Мы с Германом отправились домой, но по пути он попросил меня заехать в автошколу. Там мы узнали, что учиться на мотоцикл всего полтора месяца, да и стоимость оказалась не такой уж внушительной.
Герман загорелся этой идеей. Мы вышли на улицу, чтобы обсудить это, и, когда нам удалось обговорить все детали, он подал документы и внёс предоплату. Через несколько дней у него начнется учёба.
15.47.
Мы приехали в квартиру.
– У тебя завтра трудный день? – спросил он у меня.
– Да, четыре пары.
– Сложные?
Я нашла свою учебную сумку, достала блокнот, пролистала несколько страниц, на которых было написано расписание: «Иммунология, гигиена, фармакология, ФЗК».
– Достаточно, – ответила я.
– Будешь готовиться?
– Нет. Они впервые в этом семестре.
– Понятно.
Он молча прошел на кухню и вскипятил воду. Заварив чай, он позвал меня из ванной комнаты, в которой я стирала свой медицинский халат, что замочила в тазу накануне, поскольку испачкала его в пятницу синими чернилами, в шутку сражаясь с Женей на шариковых ручках.
16.32.
– Как отнеслась ко мне твоя мама? – спросил он у меня, поставив на стол две кружки.
– А как она должна была к тебе отнестись? – мне хотелось услышать его версию, прекрасно понимая, что он, как никто другой, отлично разбирается в человеческой психологии, почти во всех случаях лучше, чем большинство профессионально подготовленных специалистов.
– Ну, понравился я ей или нет?
– Главное, чтобы ты нравился мне, а она отнеслась к тебе нейтрально.
– Даже не знаю – хорошо это или плохо…
– Скорее да, чем нет… – задумчиво ответила я.
Он осторожно взял меня за руку, стараясь заглянуть в самое дно моей души, вглядываясь сквозь зрачки в бездну моего сознания.
– Какая безумная фраза… – заметил он.
– Почему? – слушая, как ускоряется и усиливается мой пульс, поинтересовалась я.
– В ней нет определенного смысла, но, в то же время, он так глубок, что в нём можно утонуть.
– Герман, – с какой-то безграничной надеждой и лаской в голосе произнесла я.
Сегодня я смотрела на него так, будто подчинялась его власти надо мной… Он владеет целым миром, целой вселенной, сокрытыми в его душе, в его сознании. Да, наверное, я немного ему завидовала. В любую секунду он мог вернуться в другую реальность… или… нереальность. Вот только… Теперь ему будет там одиноко, ведь в карточной игре он изгнал всех. Осталась только я, да и та среди серой действительности.
22.15.
Мы терпеливо убивали вечер просмотром фильмов.
– Завтра нужно будет отчитаться перед комиссией за практику, – вспомнила я.
– У тебя всё получится, – заявил Герман, – я в тебя верю.
– Просто… Понимаешь? Я не представляю, что им рассказывать, – призналась я.
– Ничего. Просто отдай справку и скажи, что судьба твоего пациента до сих пор не решена.
– Ну, да, ты прав. Только… другие будут говорить о том, что они делали в хирургии, терапии, как лечили… А как лечила я? Не буду же я им… Рассказывать…
Он обнял меня и поцеловал в макушку.
– Давай так, ты скажешь то, что придет тебе в голову.
– С ума сошел?
– Конечно, я же только что выписался из психушки.
23.17.
Мы легли спать в двенадцатом часу. Я почти сразу уснула. Герман о чем-то думал весь вечер, и я переживала по этому поводу. Его что-то беспокоило.
04.09.2006 – понедельник
7.00.
Когда я проснулась от воплей надоевшего будильника, из кухни расплывался аромат свежего кофе и бархатный голос Германа, который что-то напевал себя под нос.
Я столкнула одеяло, заправила постель и пошла умываться.
7.42.
Мы сели завтракать.
– Выспалась? – поинтересовался он.
– Немного недостаточно, – призналась я, вероятно, выглядя, как ночной совёнок.
– Хорошая сегодня погода, – заметил он.
Я посмотрела в окно. За стеклами действительно сияло осеннее солнце, доносился шум машин и нежный шёпот ещё теплого ветра…
Он взял меня за руку. Я вздрогнула от неожиданности.
– Ты чего? – спросила я, изучая его взглядом.
Теперь я так хорошо знала каждую клеточку его лица, лёгкие морщинки вокруг глаз, все возможные оттенки радужной оболочки: от глубокого зелёного до золотистого карего.
– Может не пойдешь никуда?
– Как это? Ты что?
– Такое воздушное утро… Я не хочу тебя куда-то отпускать.
– Герман, – видя, как ему будет одиноко здесь, ласково говорила я, – мне надо на учебу.
– Да, конечно, я всё понимаю…
Я смогла уловить мрачное расстройство в его взгляде. Мне и самой хотелось остаться дома, но я должна была отправляться в институт.
Ольга Павловна обещала сегодня поговорить с директором школы, чтобы Герман заочно прошел обучение. Я очень переживала по этому поводу.
8.05.
Он проводил меня до машины. Бабки у подъезда детально обсудили наш прощальный поцелуй. Плевать! Пусть смотрят, потом всё равно будут звонить в мою дверь и просит дать совет по медицинским вопросам.
Слушая любимые песни с диска, вставленного в проигрыватель моего автомобиля, я добралась до места отбывания студенческого наказания.
11.50.
Закончилась вторая пара, и всех студентов, которые летом проходили практику, согнали в актовый зал. Через несколько минут после нашего прихода в помещении появились и члены комиссии во главе с ректором.
Всё, как обычно: вступительное слово, а после – эксгумация трупов (почему, что, да как).
Вот дошла очередь и до меня.
Я представилась, сказала, где проходила практику.
– И чему же Вы научились там? – задал вопрос ректор.
– Чему научилась? – повторила я. – Тому, что, даже среди жестокости, насилия, ненависти и безумия, можно и нужно оставаться человеком! Несмотря на все препятствия, которые мне чинили некоторые сотрудники клиники, мне удалось полностью восстановить социальные и физические функции моего пациента.
– Где же он теперь?
– Живёт в социуме и не проявляет ни агрессии, ни злобы… Поскольку его лечение проходило в теплой и дружеской обстановке.
Меня попросили показать справку. Я отдала им документ, подписанный Филином. На этом собрание для меня закончилось.
«Я уж думала, что будет сложнее» – подумала я, выходя из актового зала после того, как комиссия разрешила нам всем вернуться к занятиям.
14.00.
После третьей пары я отправилась домой. От физкультуры у меня было освобождение из-за недавно перенесенной операции, а сидеть на скамейке и смотреть на судорожные движение моих одногруппников не было ни сил, ни желания.
В небольшой квартирке, рядом с центром города, среди шумных улиц, на полу сидел Герман и рассматривал мои детские и подростковые фотографии.
Я тихо подкралась сзади, встала на колени за его спиной и обняла за плечи.
– У тебя же до четырёх занятия, – посмотрев на часы, напомнил он.
– Я не хожу на физкультуру.
– Какая плохая девочка, – усмехнулся он.
– Что делаешь? – поинтересовалась я, бросив взгляд на разложенные перед ним фотокарточки.
– Смотрю в прошлое, – ответил он.
– И как?
– Я тебя такой и представлял в детстве…
– Ммм, – протянула я, касаясь губами его шеи.
Он моментально встал с пола, подошёл к колонкам и включил музыку… Ту самую, под которую мы с ним танцевали первый раз в палате.
– К чему всё это? – спросила я, находясь в сладком забытьи, окутывающем меня плотным туманом.
– Я обещал тебе этот танец… – напомнил он и, обхватив меня за талию, поставил на ноги.
В нём билось горячее сердце… Такой слабой и беззащитной я ещё никогда не была. Сейчас уже я не могу описать в полной мере, что я чувствовала в тот момент. Кто любил по-настоящему, сможет меня понять. То ощущение, когда хочешь полностью раствориться в человеке, укрывшись в его объятиях… Когда утопаешь в его дыхании и посылаешь весь мир к чертям, потому что тебе наплевать на всё человечество, на все самые прекрасные пейзажи, нежный ветер… Когда живёшь этим моментом, этими прикосновениями, этим молчанием, этой страстью…
Я таяла в его руках, как февральский снег под весенним солнцем. Он поцеловал меня в висок, туда, где бережными ритмами бьётся бессильный пульс.
Слова были ни к чему. Наше дыхание, сбивавшееся в темп музыки, всё говорило за нас.
Мы танцевали, переступая через мои детские фотографии, перешагивая через прошлое, двигаясь в будущее.
Мелодия закончилась, но мы ещё не были готовы оборвать эти моменты, словно нить, что так долго была натянута между нами.
Я остановилась, прижавшись лбом к его груди.
– Тшш… – прошептала я. – Чувствуешь?
– Что? – на неловком выдохе спросил он.
– Счастье… – ответила я.
Он обхватил руками мою голову, целуя в макушку и вдыхая запах моих волос. Такой сильный, мощный… был таким слабым и нежным в этот момент. Убийца двоих человек и ещё, Бог знает скольки… Он мог с лёгкостью свернуть мне шею… Но нет. Он слишком был счастлив теперь.
16.23.
Ему позвонили. Это была Ольга Павловна. Она сообщила нам, что договорилась с директором школы об индивидуальных занятиях и сдачи выпускных экзаменов досрочно.
– Куда пойдешь после школы? – как-то глупо прозвучал мой вопрос после того, как он отложил телефон.
– Не знаю. Какие институты есть в нашем городе?
– Кроме медицинского? Есть ещё педагогический и… какой-то… В общем там на инженеров учат, физиков, химиков…
– Может в педагоги податься? – усмехнулся он.
– И что будешь преподавать? – удивилась я.
– Можно историю, языки…
– А какие языки тебе больше нравятся?
– Немецкий, но я и английский перевариваю.
– В принципе, можно подумать над этим вопросом.
– Малышка, прекрати фантазировать. Меня не допустят к детям.
– Почему?
– Я двадцать лет провел в психиатрических клиниках! Кто возьмёт психа в школу преподавать?
– Директор нашей гимназии.
– У него пока ещё нет маразма!
– Я организую тебе комиссию. Никто не узнает, где ты провел два последних десятилетия.
– Не надо.
– Ладно. Давай это потом обсудим. Я лично схожу к директору школы.
– Как пожелаешь, – сдался он, не намереваясь продолжать этот спор.
Я видела, что он расстроен. Как-нибудь отправлюсь в гимназию, пока он будет в автошколе.
Через некоторое время я села за лекции и начала готовиться к завтрашней учебе.
20.00.
С подготовкой было покончено.
– Кстати, – опомнилась я, – тебе ещё надо будет пройти медосмотр для вождения.
– Я разговаривал с Ваней на этот счёт сегодня. Он сказал, что достаточно будет переписать все результаты из моей карты.
– Ага, а карта из психиатрической клиники!
– Нет. Моя обычная. Амбулаторная… Или как там она называется? Медсестра туда всё написала.
– В таком случае, это даже лучше.
22.15.
Мы посмотрели телевизор и легли спать. Нам обоим завтра предстоял тяжёлый день.
05.09.2006 – вторник
8.03.
Утро окутало теплой шалью комнату, пробившись осенним солнцем сквозь шторы.
– Я проспала! – бегая по квартире, кричала я.
Герман стоял, облокотившись на шкаф, сложив руки на груди, и отрешенно смотрел на меня.
– Так, когда у тебя занятия? – между делом, застёгивая джинсы и параллельно засовывая в рюкзак учебник, спросила я.
– Не знаю. Мама должна позвонить и сказать.
Я быстро его поцеловала и выбежала на лестничную клетку.
8.49.
– Почему вы опоздали? – гладя на меня, застёгивавшую халат и стоящую в дверях, поинтересовался профессор.
– Так сложились обстоятельства… – виновато пояснила я.
– Ладно, проходите.
Я пулей взлетела на последний ряд и, разложив тетради и учебники, выдохнула.
– Ну, допустим, – прозвучал голос Жени, сидевшей рядом, – «так сложились обстоятельства» и, конечно, препод не стал вдаваться в подробности, чего не скажешь обо мне…
– Я проспала, – честно призналась я.
– Чем вы таким громким занимались, что не услышали будильника?
– Я забыла его поставить.
– Ммм, – двусмысленно протянула моя подруга.
– Не начинай! – прервала я её фантазии.
– Даже не думала, – улыбнулась она.
15.37.
– Тебя подбросить? – предложила я Жене, когда мы вышли из института и покинули его территорию.
– Нет, спасибо, – она кивнула в сторону Вани, ждавшего её возле своей машины.
Я помахала ему рукой, поцеловала Женю в щеку и поехала домой.
15.54.
– Тише, – встретила меня в коридоре Ольга Павловна.
– Здравствуйте, – немного растерянно прошептала я, – а что происходит?
– Занимаются… – она указала на дверь, ведущую в комнату.
Мы ушли на кухню, где я поставила чайник.
– Знаешь, – обратилась ко мне мама Германа, – он говорил сегодня со мной на одну тему…
Я видела, что ей неловко начинать беседу и посвящать меня в тайны её сына.
– Давай, то, что я тебе открою, останется строго между нами?
– Конечно, – заверила её я, сев напротив неё через стол.
– Видишь ли, Герман очень плохо себя чувствует…
– В каком смысле?
– В моральном.
Я постепенно начинала впадать в искренне недоумение, вызванное её странной фразой.
– Он хочет пойти работать, поскольку считает, что мужчина должен трудиться.
Я откинулась на спинку стула. Его мучали угрызения совести? Боже мой, кто бы мог подумать?!
– И какие варианты он рассматривает? – поинтересовалась я.
– Он сказал, что в какой-то фирме требуется охранник…
– Я смотрю, он уже всё узнал.
– Только, пожалуйста, не говори ему, что я тебе рассказала.
– Не скажу, конечно.
– Он сегодня ездил туда, узнавал… Может быть он тебе потом сообщит?
– Рано или поздно ему придется во всем признаться. Вопрос времени.
– Я только прошу, будь поделикатнее в этом плане.
– Разумеется.
Я налила нам чай, и мы продолжили обсуждать учебу Германа и планы на будущее. Так же я поделилась с ней своими соображениями на счёт педагогического института и карьеры лингвиста для её сына. Она ласково улыбалась на мои реплики, вероятно, полагая, что такого исхода быть не может. Герман – учитель. Что за глупость?!
17.00.
Герман зашёл на кухню.
– Ну, как там? – я кивнула в сторону выхода.
– Прошли сразу несколько тем по алгебре и геометрии…
– Несколько? – я удивилась, поскольку мне трудно давались точные науки.
– Я – взрослый человек, – напомнил он, – со мной проще, чем с детьми.
– Я знаю, – двусмысленно прозвучал мой комментарий.
17.13.
Ольга Павловна ушла вместе с учителем математики. Мы остались в квартире только вдвоем. Я молча сидела за столом, а Герман занял место своей матери.
Я крутила кружку с горячим чаем. Во мне загорелся огонек, а комок подкатил к горлу. Дыхание сбилось и стало неровным, словно мандраж перед экзаменом.
– Что с тобой? – сидя напротив меня, взяв мою руку в свои тёплые ладони, спросил он.
– Ничего… – протянула я, прислушиваясь к своим странным ощущениям.
Волнение, накрывшее меня, не имело никаких оснований. Я искренне не понимала, что со мной происходит.
– Я… – с лёгкой дрожью прозвучал мой сбитый голос.
– Что? – беспокойство в его глазах выдавало испуг за меня.
– Я хочу… – я схватила за хвост слово, чуть не сорвавшееся с языка, «тебя».
Резким движением я поднялась из-за стола, выбежала на балкон. Герман схватил меня за талию, когда мои пальцы коснулись парапета.
Его тепло разлилась по моему телу, но меня продолжала бить крупная дрожь. Я жадно хватала воздух пересохшими губами, стараясь избавиться от настойчивого чувства.
– Да что с тобой?! – сильно встряхнув меня, крикнул Герман.
Я пыталась вырваться из его крепких объятий, но силы были слишком неравны.
– Я не могу! Отпусти меня! – жалобно простонала я.
Он разжал кулаки, и я отошла назад, упершись поясницей в ограждение балкона. Я задыхалась, схватившись пальцами за край своей футболки и положив ладонь на грудину.
Он подошёл чуть ближе, притянул меня к себе за плечи и уткнул носом в свою грудь.
– Я знаю, что ты хотела мне сказать… – заявил он, гладя мои волосы.
Волна желания оставила меня, и теперь я могла вернутся в бескрайние просторы равнодушия.
– Откуда? – холодно произнесла я.
– Ты забыла? Мы связаны с тобой!
– Я не забыла…
20.00.
Когда каждый из нас закончил выполнение домашнего задания, мы сели смотреть кино. Выбор пал на «Чарли и шоколадная фабрика».
Через какое-то время я мирно уснула на его плече, а он, как мне показалось, бесцельно переключал каналы.
