Яна Бендер
Сотерия
29.08.2006 – вторник
6.40.
Я проснулась от будильника, быстро умылась, оделась и спустилась вниз.
Мама приготовила овсяную кашу, строго выполняя предписания врача.
7.30.
Мы ехали через город в противоположную сторону района. Я подгоняла папу, и вот, наконец, он остановился у ворот клиники.
Я выбежала из машины, позвонила охраннику, и он выпустил меня на территорию.
Нетрудно догадаться, куда я пошла первым делом.
7.41.
Герман сидел на стуле за столом возле окна и читал какую-то книгу. Я осторожно открыла дверь и заглянула в палату. Санитара не было.
Мой пациент был так увлечен чтением, что даже не услышал, как я вошла и оказалась сзади него.
Я бережно запустила пальцы в его волосы. Он вздрогнул. Я наклонилась к его уху.
– Соскучился? – шепотом спросила я.
– Безумно… – тихо ответил он и повернулся ко мне.
– Как ты?
– Я – нормально. Ты как?
Он взял мою руку и притянул к себе. Я оказалась на его коленях.
– Осторожно, – напомнила я.
– Извини, – произнес он, обнимая меня
– У нас осталось трое суток… Потом я буду приезжать только во второй половине дня.
– Ещё одна мотивация для меня.
– Я буду очень скучать на лекциях, – я прижалась лбом к его подбородку, – и буду скорее бежать к тебе после занятий.
– Ты однажды уже поторопилась. Хватит.
Я вспомнила о том, что он хотел меня встретить, как абсолютно здоровый человек.
– Как твоё обещание?
– Вставай.
Я поднялась с его колен. Он оперся на стол и… почти уверенно занял вертикальное положение.
Я была в восторге. Он улыбнулся.
– Я ведь обещал, – напомнил он.
Он был великолепен: высокий, сильный. Сегодня, кажется, я влюбилась в него снова.
8.03.
В столовую Герман отправился сам, опираясь на плечо Вани. Я была бесконечно рада тому, что он так стремительно восстанавливался. Такими темпами он должен был начать самостоятельно ходить уже к следующей неделе.
Как только я появилась в столовой, около меня сразу оказались несколько сотрудников. Даже повариха подошла поинтересоваться о моем самочувствии. Я приветливо всем улыбалась, коротко вводила из в курс дела, и на этом наше общение переходило на тему Германа, а точнее его улучшения. Все сразу заметили его новое агрегатное состояние, хвалили меня, хоть я и пыталась сказать, что в этом только его заслуга. Меня никто не слушал.
Повариха позаботилась о моем питании, подала мне, такую необходимую после операции, рисовую кашу. Мне было плевать на всё: на вкус, вид, запах, хоть они и соответствовали требуемым нормам. Я снова была с ним, с тем единственным, ради которого дважды просыпалась в реанимации и старалась поскорее выписаться из больницы.
В его глазах тоже сияло счастье. Я, наконец, была спокойна.
9.13.
Мы вернулись в палату. Ване позвонила Женя, и он радостно выбежал из помещения.
– Герман, – осторожно произнесла я, садясь на край его кровати рядом с ним.
– Что? – расслабленно спросил он.
– У нас… есть небольшие проблемы…
– Какие? – я услышала в его голосе некоторое напряжение.
– В конце сентября организуют комиссию, по результатам которой определят твою дальнейшую судьбу.
– Мне Ваня уже говорил об этом. Кажется, я достаточно адекватен, чтобы удовлетворить интерес всех этих надутых индюков.
– Да, только есть одно «но». На этой комиссии мне будут задавать вопросы касательно твоего лечения и моих методов.
– Так в чем дело? Скажи правду.
– Какую?
– Что тебя, студентку, кинули на борьбу с одним из опаснейших пациентов, ты решила подойти к терапии нестандартно и вот, пожалуйста, все живы, здоровы.
– Если так всё преподнести, то, может быть, получится, но меня обвинят в совершенно антинаучном подходе к решению данной проблемы.
– Для тебя это так важно? – поморщился он. – Ты всё равно не будешь психиатром.
– Герман, мне страшно, – честно призналась я.
Он обнял меня за плечи и прижал к своей груди, в которой ровно и спокойно билось сердце, любящее и любимое.
10.23.
Мы почитали вместе книгу, которой он был увлечен, когда я приехала утром. Это был тот самый роман «Узорный покров». Оказывается, он попросил его у своей матери, чтобы, как и я, сравнить литературу и кинематограф.
Теперь же мы отправились в тренажерную комнату.
– Я поклялся себе, – сказал он, – что больше никогда не сяду в это инвалидное кресло.
11.41.
После занятий спортом Ваня проводил его в душ. Я сидела в комнате для персонала, когда зазвонил телефон моего коллеги. Это была Женя. Я не стала ей отвечать, а просто отнесла аппарат в душевую санитару. Он вышел оттуда, оставив меня внутри с открытым краном и раздетым Германом.
– Тебе протереть спинку? – весело предложила я, глядя на его сильные плечи.
– Как тебе не стыдно? – усмехнулся он, стоя под струёй воды, что текла сверху, и упираясь в стены.
– Да ладно тебе…
Я прикрыла входную дверь так, чтобы было слышно, когда кто-нибудь её откроет, растянула ширму и намылила мочалку.
Он повернулся ко мне лицом, а я смотрела ему исключительно в глаза. Одно дело, когда ты видишь обнаженным пациента, которого не воспринимаешь, как особь противоположного пола, а другое – когда перед тобой стоит твой любимый мужчина, и в этот момент тебе нужно отключить все эмоции и забыть про свои гормоны.
– Может хватит? – не выдержал он, когда я пыталась намылить его волосы шампунем.
– Что такое? – удивилась я, не скрывая улыбки.
– Ты меня смущаешь, – признался он.
– Вот как? Чем же? – выпытывала я.
– Ну, допустим, ты начала с головы… Ты будешь до конца спускаться?
Я окинула взглядом его тело. К горлу подступил комок, и я почувствовала, как в груди мощными толчками о рёбра восхищается им сердце. Пульс был слегка учащен, но его сила, с которой он стучал в моих сосудах была слишком велика.
Стараясь не выдать своих мыслей, я уверенно смотрела на Германа, на его сильные плечи, грудь, шею, аккуратную щетину…
– Как пожелаешь… – довольно двусмысленно произнесла я.
– Надеюсь, к этому времени вернётся санитар.
– Нет, не вернётся. Ему позвонила его девушка, и это надолго.
– Тогда я сам справлюсь.
Он попытался отвернуться, но я ухватила его за талию.
Его рука скользнула по моей шее, а губы слились с моими. На меня стекала пена с его волос и вода сверху. Я вся промокла. Да и пусть! Стало невыносимо жарко.
– Твой шов! – вспомнил он.
– Что? – удивилась я.
– Он ведь намокнет.
– Герман, мне давно уже разрешили его мочить.
– Я знаю, что ты вылечишь меня и проведешь через тьму, которая ослепила меня… Я знаю, что ты – начало моей новой жизни, ведь на этот раз я уверен в том, что влюблен… И все же, я жду, когда ты разрушишь мой мир до основания, ведь именно благодаря тебе, всё это, весь этот бред имеет смысл, – в нем трепетал живой огонь, что молил о пощаде.
– Мы близки к финалу, – сообщила я. – Твоя вселенная скоро падёт под натиском реальности.
Мы продолжили наш прерванный поцелуй. Я окончательно вымокла.
– Давай, дальше сам, – я протянула ему мочалку, а сама подошла к шкафчику с полотенцами, взяла оттуда махровую ткань и сняла футболку, оставшись в лифчике и мокрых джинсах.
Надо было просушить шов и волосы.
Когда я закончила, то, обернувшись, увидела внимательный взгляд моего подопечного, скользивший по мне.
– А тебе не стыдно? – заметила я.
– Мне? Нет, – ответил он и выключил воду.
Я подала ему полотенце, и он, закутавшись в него и опираясь на стены, подошёл к кушетке, возле которой я стояла.
– Я соскучился, – произнес он, протянув меня к себе за бедра.
Его пальцы скользнули по моему шву. Я вздрогнула.
– Что такое? – удивился он.
– Теперь это моё слабое место, – призналась я.
– Я же обещал тебе, что никогда не причиню вреда.
Он бережно провел по рубцу.
– Я уродлива? – спросила я.
– Ты прекрасна… – выдохнул он, опустившись на колени, косясь губами моей поврежденной кожи.
Я улыбнулась и прижала его голову к своему животу. Вода с его волос текла по моему телу. За дверью раздались шаги. Мы были за ширмой, поэтому не сразу увидели Ваню, вошедшего в душевую.
– Развратники! – усмехнулся он, обнаружив перед собой такую картину.
– Здесь есть фен? – поинтересовалась я у санитара, отходя от Германа.
– Есть, а зачем тебе? – глядя на мои мокрые волосы и руки, прикрывающие верхнюю часть туловища, уточнил он.
– Рубашку высушить.
– Повесь на солнышке. Я тебе дам другую.
12.29.
Он принес мне чистую белую футболку.
– Держи, это Германа, – произнес он.
Я надела её, утонув в белоснежной ткани.
– Великовато, – заметила я.
– Сойдёт, – улыбнулся мне мой подопечный.
Я тяжело вздохнула, и мы втроём отправились в столовую, когда Герман оделся.
Пока они обедали, я прополоскала от мыла свою одежду и повесила сушиться на верёвке с обратной стороны клиники.
13.17.
– Странно, мама сегодня не приезжала, – вспомнил Герман, садясь на кровать.
– Может быть, она приедет вечером, – подбодрила я его.
– Возможно.
– Что будем делать?
– Спать…
– Ты устал?
– Да. А ты нет?
– Я тоже.
Обнявшись, мы крепко уснули. В его мир мы больше не возвращались. Какой теперь в этом был смысл, если нам и в реальности хорошо вдвоем?
15.47.
Мы проснулись и отправились на прогулку. В саду было прохладно.
– Прости меня, – произнес Герман, сидя на скамье рядом со мной.
– За что? – удивилась я.
– За то, что ты попала в больницу.
– О чем ты? Тебе не за что извиняться. Ты ни в чем не виноват.
– Виноват, – признался он.
– Объясни, – попросила я.
– Еремеев умер из-за меня, поэтому, в качестве мести, меня хотели лишить самого дорогого… Тебя.
– Не придумывай.
– Я всего лишь рассуждаю логически.
– Нет. От Еремеева ты защитил меня. В этом нет… ничего такого, за что меня могли бы убить. Всё в порядке, как бы жутко это не звучало.
– Я чувствую себя виновником всех твоих бед…
– Герман, это паранойя.
– Зря я вернулся к этой теме.
16.08.
Мы услышали скрип ворот и голос Ольги Павловны.
– Встретишь маму? – предложила я.
– Как? Вани нет, а на тебя я опираться на стану.
– Почему это?
– Ты после операции.
– Тогда не опирайся, а обними и вперёд!
Он недоверчиво улыбнулся. Я встала со скамьи и подошла ближе. Он бережно обхватил мою талию и поднялся на ноги. Я чувствовала только лёгкое прикосновение. Он старался идти самостоятельно, чтобы не причинить мне вреда – ещё одно доказательство того, что он не псих. У умалишённых нет чувства жалости и сострадания.
Когда мы вышли из-за угла, мама моего подопечного остановилась и чуть не расплакалась, увидев нас.
– Боже, – повторяла она, – Боже, сынок!
Он подошёл к ней и обнял. По её щекам потекли слезы.
– Яна, ты выздоровела? – уточнила она, выглядывая из его объятий.
– Да, Ольга Павловна, всё в порядке, – ответила я и направилась в клинику.
Обнаружив Ваню, я попросила его помочь Герману добраться до палаты. Через несколько минут они втроём показались в холле.
16.23.
Мы с санитаром оставили мать и сына, а сами отправились в комнату для персонала.
– Чай будешь? – предложил мне мой коллега.
– Давай, – согласилась я.
Он подал мне горячую кружку с фруктовым ароматом и сел рядом.
– Как у вас с Женей дела? – поинтересовалась я.
– Отлично. Всё воскресенье провели вместе… Она такая…
– Да знаю я! И не один год! – не смогла я сдержать улыбку. – О чем вы час могли болтать?
– Обо всем на свете. Я безумно влюблен в её голос, в её дыхание…
– О, да ты можешь начинать писать для неё стихи!
– Могу… Наверное… А вы чем с Германом занимались, пока меня не было?
– Где? – сделала я вид, что не понимаю, о чем он говорит.
– В душевой.
– Ну, ты ушел на целый час… А он, что? Должен был под водой стоять всё это время!
– И ты решила ему помочь?
– А чего ты переживаешь? – усмехнулась я.
– Пациента мне тут растлеваешь!
– Он не против.
– Конечно, он обеими руками за! Ты только представь, мужику тридцать шесть лет, а у него ещё ни разу не было женщины.
– Можно подумать, что у тебя была! – фыркнула я.
– Была, – выпалил он.
– Одна?
– Две… даже три!
– Да чего уж там? Говори сразу «двадцать».
– Ну, не двадцать, а три точно было.
– Так ты «бэушный»? Надо Женьку предупредить…
– Так! Не надо! Я сам!
– Ладно, ладно…
– Хочешь сказать, что ты чистая?
– Ага, – ответила я, сделав глоток чая.
– Да ладно? – оживился он.
– Представь себе…
– Ни с кем? Никогда?
– Ни с кем. Никогда.
– С ума сойти!
– Сходи. Тут тебя и положат, полечат, – засмеялась я.
– Да, блин! А Женя?
– Это уж ты сам спрашивай.
– Ну хоть намекни, – взмолился он.
– Нет. Все вопросы к ней.
– Ладно, – протянул он.
– Вот и отлично.
– Ян?
– Ну что?
– У тебя даже с Германом ничего не было?
– Даже с ним.
– Вы же так часто остаётесь наедине…
– Вань, усмири свою фантазию.
– Ладно, ладно.
Мы допили чай в тишине и отправились в палату.
17.00.
Я остановилась у двери и прислушалась.
– Тебе родители не говорили, что это некультурно? – шепотом спросил у меня санитар.
– Что некультурно? – так же тихо уточнила я.
– Подслушивать чужие разговоры.
Я не стала отвечать ему, а только обострила свой слух.
– Ты же понимаешь, что я стараюсь и борюсь изо всех сил больше для нее, чем для себя? – раздался осторожный голос Германа.
– Я тебя ни в чем не осуждаю, даже наоборот… Ты – большой молодец, и я тобой бесконечно горжусь… Ты у меня самый замечательный сын, – ответил женский голос.
Я постучала и приоткрыла дверь.
– А вот и Яночка пришла… – заметила Ольга Павловна. – Я, наверное, пойду.
Она вышла из палаты и попросила меня проводить её.
– Как он? Есть прогресс? – поинтересовалась она, выведя меня на улицу.
– Вы же сами видите. Он теперь может самостоятельно ходить. Сегодня даже принял душ без помощи санитара.
– Да, я знаю. Он мне сказал.
– Всё хорошо. Он идёт на поправку.
– Господи, Яна! – с тоской воскликнула она.
– Что такое?
– Я так хочу, чтобы вы были счастливы вместе!
– Давайте не будем торопить события.
– Просто пообещай мне, что не предашь его. Второй раз в жизни он этого не вынесет.
– А кто его предал в первый раз?
– Ты знаешь, почему он оказался в психиатрической больнице?
– Да, он мне рассказывал.
– Тогда, ты должна знать, что в первый раз его предала я. Я не поверила ему и не защитила. Результат – двадцать один год в смертельной рубашке под транквилизаторами. Ты бы простила за такое?
– Не знаю, – честно ответила я.
– А он простил.
Наступило молчание. Она замерла и всмотрелась в одну точку.
– Извини меня, я пойду.
Она вышла за ворота и направилась в сторону автобусной остановки, которая находилась в пятистах метрах от клиники.
Я вернулась в палату.
17.49.
За мной приехал папа.
– Прости, я не смогу проводить тебя на ужин, – обнимая Германа, говорила я ему.
– Отправляйся домой. У тебя сегодня был трудный день, – заботливо произнес он.
Я поцеловала его и ушла.
Дома мама поинтересовалась, как прошел мой день, накормила, и теперь мы вместе смотрели кино по телевизору. В половину десятого я отправилась спать.
30.08.2006 – среда
7.00.
Будильник сонно запищал мне в ухо. Так не хотелось никуда идти… Но я себя заставила.
Умывшись, одевшись и позавтракав, я села в машину, и папа повез меня в клинику.
7.45.
Герман ждал меня, глядя в окно своей палаты. Я вошла на территорию и помахала ему рукой, в ответ на что он улыбнулся.
Вани в комнате №8 не было.
– Тебя отец привёз? – спросил у меня мой подопечный.
– Да, а что?
– Ничего. Постепенно начинаю знакомиться с твоим родителями.
– Не стоит.
– Почему?
– Давай, ты сначала выпишешься отсюда…
– Тебе стыдно за меня?
– Нет.
– А что тогда?
– Родители не поймут.
– Хорошо, давай сначала разберемся с существующими проблемами.
– С какими?
– Ну, например, мне срочно нужны твои объятия.
Я улыбнулась, подошла к нему и обвила руки вокруг его торса.
– После того, что вчера было в душе, – проговорил он, – я просто обязан на тебе жениться.
Я замерла. Жениться? Что? Не слишком ли он быстро запрягает? Я пока что просто на просто не готова к семейной жизни.
– Не будем с этим спешить, – наконец, ответила я.
– Девочка моя, – он слегка встряхнул меня за плечи, – мне уже 36. Мне нужна семья, дети…
– Давай ты сначала закончишь вечернюю школу, а там разберемся.
– Долго её заканчивать?
– Тебе? Два года. Хотя, может быть, получится экстерном. Потом ты сможешь пойти в институт. Тогда и поговорим об остальном.
Он сел на кровать.
– Я потерял двадцать лет жизни!
– Во всем есть свои плюсы…
– Да, я встретил тебя.
Мой телефон зазвонил. Это была Настя Макеева. Я вышла из палаты, оставив дверь приоткрытой.
– Да, Настя, – ответила я ей.
* Почему ты мне не сказала, что Ваня теперь встречается с Женей? – возмущалась она.
– Ты меня об этом не спрашивала. К тому же, какая разница?
* Большая! Он мне нравился!
– Тебе много, кто нравился…
* Ладно. Пока. Я обиделась.
Я лишь усмехнулась и выключила телефон. Она на самом деле думала, что мне важен её комментарий?
Ко мне подошёл один из пациентов клиники – мужчина лет 45.
– Ты кто? – спросил он у меня.
– Студентка, – ответила я.
– Такая молоденькая… – мечтательно произнес он.
В его глазах что-то вспыхнуло, и он начал надвигаться на меня. Страх сковал моё тело, и я не могла пошевелиться. Он протянул руки к моей шее.
Вдруг дверь, рядом с которой я стояла, распахнулась, и из палаты на него набросился Герман. Он оттолкнул его со всей силы так, что тот упал на пол. Мой подопечный подошёл уверенно ко мне, прижал к себе и внимательно осмотрел холл, в который из всех углов клиники начали сбегать санитары, пациенты и прочие обитатели.
Я стояла испуганная, заключены в крепость объятий Германа, защищавших меня от всего мира.
– Что здесь произошло?! – прорвался через толпу Филин.
Я не могла произнести ни слова.
– Он набросился на неё! – ответил за меня Герман, кивнув в сторону мужчины.
– Почему? – главврач обратился к своему пациенту.
Тот пожал плечами.
– Шесть кубиков аминазина! – приказал Филин санитарам, и те утащили «пострадавшего» в неизвестном направлении.
– А Вас, мой дорогая, поздравляю, – с сарказмом выпалил он, – Вы приручили волка! Теперь усмиряйте его сами!
Я вздрогнула, но, почувствовав тепло Германа, успокоилась.
Толпа начала рассеиваться, а мой подопечный завел уверенными шагами меня в палату.
– Что это было? – спросила я у него.
– Приступ психоза. Он хотел тебя задушить.
Я вдруг вспомнила, что случилось с Еремеевым, когда тот хотел причинить мне вред.
– Пообещай мне, что не станешь его убивать, – испугалась я.
– И не думал. Те, кто умерли во сне, были здоровыми людьми. Этот же – псих.
Я успокоилась и села за стол. Прокрутив в сознании все эти события, я поняла, что Герман самостоятельно встал, без опоры дошел до двери, потом уверенно оттолкнул того пациента, а затем твердым шагом приблизился ко мне. Кажется, теперь он действительно здоров. По сути, моя миссия на этом была выполнена. Вот только, кто теперь вылечит меня? Кто сможет спасти меня от этой зависимости?
8.07.
Мы отправились на завтрак. Герман шел немного впереди, тяня меня за руку и прикрывая своим телом.
«Терминатор» – подумала я.
Он сел за стол, всё ещё не отпуская меня, и огляделся.
Мне, наконец, удалось высвободиться из его хватки, и я отправилась на кухню.
Через пять минут я поставила перед ним поднос, а себе взяла клюквенный морс.
– Мне сегодня надо будет отъехать ненадолго…
– Куда? – забеспокоился он.
– Поеду с Женей в магазин за тетрадями, ручками… Послезавтра уже на учебу.
– Получается, у нас завтра последний день вместе?
Я опустила взгляд на стакан, который держала в руках.
– Получается, так, – грустно подтвердила я. – Только я всё равно буду приезжать к тебе… Часа в четыре… После пар…
– А учить ты как будешь?
– Первое время задавать не будут, а потом, я и здесь смогу.
– Ты думаешь, что рядом со мной у тебя получится что-то запомнить? – улыбнулся он.
– Ну, если ты не будешь мне мешать… – кокетливо ответила я.
9.00.
После завтрака мы вышли на улицу. Всё казалось таким обычным, но, в то же время, я твердо осознавала новизну событий.
Я так быстро влюбилась в психа, что теперь не представляла свою жизнь без него.
Мы прогулялись по саду, разговаривая о будущем и придумывая ответы на вопросы комиссии.
9.37.
После мы отправились в тренажерную комнату. Вани здесь не было. Герман снял футболку и направился к «шведской стенке». Я села на лавку слева от двери. Он начал занятия. Каждую секунду я влюбилась в него всё больше и больше.
– Не смотри на меня так… – попросил он.
– Как? – очнулась от сладкого забытья я.
– Так, – он отпустил турник и твердо встал на матах.
Приблизившись ко мне, он опустился на колени и обнял мои ноги.
– Что с тобой? – удивилась я его поведению.
– Ничего особенного… Просто теперь я, как никогда раньше, боюсь потерять то, что люблю.
В его взгляде была сила, мощь, энергия, власть, но, в то же время, бесконечная преданность и покорность.
Филин был прав: я приручила волка, дикого зверя. Теперь только мне удастся с ним справиться.
10.15.
– В душ? – улыбнулся он мне, когда закончил упражнения.
– Опять? – удивилась я.
– Как вчера, – напомнил он и направился в сторону санузла.
– О, Боже! – вздохнула я и поплелась за ним.
10.22.
Я закрыла дверь, растянула ширму.
– Давай, раздевайся, – устало пробормотала я.
– Сударыня, как Вы нетерпеливы! – заметил он.
– Ой, – выдала с усмешкой я, – да кому ты нужен?!
Он вплотную подошёл ко мне, обнажив только своё туловище.
– Тебе, – гладя меня по плечам, прошептал он.
– Ну, допустим, – согласилась я. – Ты мне только скажи, чего я там не видела?
Я махнула рукой в сторону его ног. Он опустил свой взгляд и улыбнулся.
– Не знаю… – протянул он. – А вдруг я тебя удивлю?
– Сомневаюсь, – ответила я и включила воду.
– А где и у кого ты всё это видела? – уточнил он.
– Герман, я после училища уже ничему не удивляюсь. Я там многого насмотрелась. Пациенты всякие были.
– Да ты у нас опытная? – не унимался он.
– Да, а ещё я знаю места, куда надо бить, поэтому лезь в душ без лишних разговоров!
Он разделся, взял мочалку и пошел под воду.
Я запрыгнула на кушетку, открыла свой телефон и, найдя игру «змейку», начала убивать время, так как по инструкции сотрудники не имеют права оставлять пациентов одних в душевой.
10.47.
Он выключил воду и, замотавшись полотенцем, подошёл ко мне. Я уже давно отложила телефон и молча смотрела перед собой, погрузившись в свои размышления.
Герман сел рядом на краю.
– О чем задумалась? – спросил он, положив руку на моё колено.
– Да так… – ответила я.
– Говори, – настоял он.
– Просто я не могу представить, что мне нужно делать, чтобы вытащить тебя отсюда…
– Ты сделала достаточно. Теперь закончить начатое могу только я. Но теперь, я не сдамся, даже если у тебя больше не останется надежды. Я не сдамся, даже когда ты больше не будешь видеть выхода.
– Я успокоюсь только тогда, когда ты выйдешь за ворота клиники, сядешь в мою машину, и мы вместе поедем прочь из этого ужасного места.
– Бедная моя девочка, как же ты намучилась со мной!
– Я рада этому, – вставая с кушетки, отползая от него, произнесла я.
Он схватил меня за талию, и я не удержалась на ногах, упав к нему на колени.
– Куда ты так торопишься? – улыбнулся он.
– Пойдём, а то нас, наверное, потеряли, – обнимая его за шею, сказала я.
– Пускай… – выдохнул он мне в ключицу.
– Я прошу тебя лишь об одном… Стань моей стеной, за которой я смогу бороться до конца, – я была разбита в душе, но по-прежнему искала способ спасти его из глубочайшей бездны безумия.
– Верь мне, девочка. Я буду с тобой до конца. Ведь тебе приходится много рисковать, постоянно держать себя под контролем, поэтому ты сохраняешь равновесие, хладнокровие, но это не сможет длиться вечно…
За ширмой раздался шорох.
– Герман здесь? – послышался голос Вани.
– Здесь, – встав на ноги, ответила я.
Санитар вышел из-за перегородки.
– Одевайся, мама пришла.
11.00.
В палате сидела Ольга Павловна. Она рассматривала новую книгу, а точнее роман Гастона Леру «Призрак оперы», который я привезла сегодня.
Мы вошли в комнату №8.
– Какую ты интересную литературу читаешь… – заметила она, обратившись к сыну.
– Да, меня приучают к культуре, – посмотрел он на меня.
Она проследила за его взглядом и улыбнулась. Я оставила их.
11.13.
Я поднялась на второй этаж. Проходя мимо подсобного помещения, я услышала странные звуки. Когда я открыла дверь, то увидела довольно непристойную картину. Там был Валерик и медсестра Вика.
– Вы хотя бы закрылись, – отведя от них взгляд, упрекнула я.
Она слеза со стола и застегнула халат.
– А что такое?! – возмутилась медсестра. – У тебя с этим проблемы?
– У меня, как раз, нет с этим проблем, – улыбнулась я.
– Конечно, ты с пациентами развлекаешься! – не унималась моя оппонентка.
– А что Вы мне хамите?
– Ты этого заслуживаешь!
– А, ясно. Просто ты находишься в состоянии психомоторного возбуждения в результате прерванного полового акта. Это нормально. Все животные так реагируют.
Я закрыла за собой дверь и отправилась в свой кабинет, где я осмотрела стеллажи и разобрала книги.
12.20.
Я вернулась в палату. Ольга Павловна уже собиралась уходить. Попрощавшись с сыном и со мной, она покинула клинику.
Мы отправились в столовую.
– Ты сейчас уедешь? – беспокоился Герман.
– Всего на пару часов, – утешила я его.
Мы вместе пообедали. Я проводила его до комнаты №8.
Мне позвонила Женя.
* Я жду тебя у ворот в машине, – сообщила она.
Я поцеловала Германа, забрала свою сумку и вышла к подруге.
– Чего так долго? – удивилась она.
– Меня не отпускали, – оправдалась я.
– Он?
– Он, – улыбнулась я и села на переднее сидение.
13.15.
Мы поехали за канцтоварами. Начался штурм магазинов. Здесь было очень много школьников со всеми своими родственниками. Продавцы выкладывали краски, карандаши, альбомы, папки для изобразительного искусства, пеналы, всевозможные ручки, ластики, линейки, тетрадки… От всего этого разнообразия кружилась голова. Я вспомнила свои школьные годы, когда мы с родителями покупали все эти «самые необходимые» школьные принадлежности.
В магазине всё было таким аккуратным, но к концу года всё оказывалось измазано красками, зарисовано карандашами.
Две несчастные студентки мединститута стояли в очереди из первоклассников. Когда настал наш черед, мы подошли к продавцу.
В результате нашей покупки, у нас в пакетах было несколько тетрадей – блоков, ручки, маркеры, скоросшиватели и скрепки.
15.07.
– У вас с ним всё серьёзно? – спросила Женя, когда мы вернулись в машину.
– А у вас с Ваней? – уточнила я.
– Я не знаю. Может быть. Ты не уходи от ответа.
– Так я тоже не знаю, – призналась я.
Она открыла окно и закурила.
– Ты не против? – опомнилась она.
– Нет. Я уже привыкла.
– Герман не заругает? – пошутила моя подруга.
– Он знает, что ты куришь.
– Ты ему теперь всё рассказываешь?
– Почти, – улыбнулась я.
– Понятно всё с вами…
Я хотела поделиться с ней новостью, что он собирался познакомиться с моими родителями, намекая на свадьбу, создание семьи, но нет. Я не смогла начать эту тему. Слова комом застряли где-то посреди трахеи, не желая доноситься до её ушей. Это было слишком личное, и, быть может, нечто неосуществимое.
15.26.
– Мы с папой вечером к тебе заедем, заберём пакет, – предупредила я подругу и вышла из машины.
Я забежала в клинику.
– Тшш, он спит, – поймав меня за руку в холле, сообщил Ваня.
– Ладно.
Он провел меня в комнату для персонала.
– Как съездили? – поинтересовался он.
– Мы, без преувеличения, час простояли в очереди в магазине.
– Да, послезавтра же учеба начинается, как никак первое сентября. Сейчас все первоклассники будут банты покупать, готовиться к первому звонку… И на ближайшие одиннадцать лет. Как за особо тяжкое преступление.
– Или на девять, смотря, кто куда пойдёт потом.
– Это да.
– А вечерняя школа – тоже наказание? – раздался голос из-за моей спины.
Я обернулась и увидела Германа, сложившего руки на груди и стоявшего, опираясь плечом на дверной проём.
– Нет, не наказание, а необходимость, – ответила я.
– Понятно. То есть мне в моем возрасте придется ходить на уроки.
– Герман, тебе 36 лет, а ты боишься учителей? Конечно, можно организовать занятия на дому. Думаю, что Ольга Павловна может нам с этим помочь.
– Нам? – удивился он. – То есть ты меня не оставишь после выписки?
– Так, я чего-то не поняла… Это хорошо или плохо?
– Это замечательно! Ты будешь со мной?
– Боже, ты такой несамостоятельный. Куда ж я от тебя денусь?
16.00.
На улице было тепло, но уже чувствовалась надвигающаяся осень. Мы сидели на скамье возле клиники, и я рассказывала о приключениях меня и Жени в магазине.
Он искренне смеялся над моими историями. Потом я начала повествование о других весёлых случаях…
Время летело незаметно, и холодный ветерок начал подбираться к саду.
– Ты курила? – вдруг спросил он, почувствовав запах сигарет на моих волосах.
– Нет, – честно ответила я, – это Женя, пока мы ехали сюда.
– Почему, если она не бережёт своё здоровье, то портит его и тебе? – возмутился он.
Я промолчала. Пусть думает, что хочет.
17.00.
Он обнял меня.
– Замёрзла? – заботливо спросил он.
– Немного.
Я вспомнила о предстоящей конференции. Что я буду говорить? Чем объясню новый диагноз?
– О чем задумалась?
– Всё о том же…
– Прорвёмся.
– Понимаешь, я написала тебе такой диагноз, который должен иметь серьезную причину.
– О чем ты?
– Видишь ли, судя по твоему поведению, я всё решила верно: сновидения, отрешённость от реальности, дереализация, двойная ложная ориентировка… Причины нет.
– Как это нет?
– Должно было быть сотрясении мозга, алкогольная или наркотическая интоксикация. У тебя этого не было.
– В конце концов, мы можем соврать.
– О чем?
– Скажем, что было сотрясение.
– Они могут провести диагностику.
– Они слишком ленивы для этого. Им плевать на всё. Можешь даже не переживать по этому поводу.
– И при каких обстоятельствах ты ее получил?
– Когда с другом выпрыгивал их окна…
– Мне интересно, что бы было, если бы тебя тогда поймали?
– Не знаю. Не задумывался над этим.
17.23.
Мы зашли в палату. Здесь было светло и прохладно. Так дышать было легко!
– Прекрати думать об этом! – запретил он мне. – Всё будет хорошо!
– С чего ты взял?
– Доверься мне.
У меня не было выбора, да и продолжать спор казалось бессмысленным. Он так был убежден, что мы справимся, поэтому у меня даже не оставалось шанса на сомнение.
18.00.
– Тебе пора домой, – заботливо заметил он, когда Ваня позвал его на ужин. – Ты сегодня устала. Отдыхай…
Я выглянула в окно и увидела папину машину.
– Проводишь меня до ворот? – попросила я.
Он с радостью откликнулся на мое предложение.
Мы подошли к калитке. Герман стоял спиной к улице, и, когда я его обняла, увидела, как папа с упрёком покачал головой.
– Я пойду? – робко спросила я.
– Да, конечно, – замешкался он, уступая мне дорогу.
Я дотронулась до ворот, он схватил меня за руку, притянул к себе, коснувшись пальцами моего подбородка, запрокинул мою голову немного назад и поцеловал.
