bannerbannerbanner
полная версияСотерия

Яна Бендер
Сотерия

– Отойди от нее! – приказал моему собеседнику создатель этого мира.

Элим не сопротивлялся и даже слова поперек не вымолвил. Он молча сел напротив меня, и мы продолжили игру. На этот раз не повезло Лорду. В следующем раунде проиграл Франц, а после него Ангелина.

Теперь у всех, кроме волка, были проигрыши. Мне, пока что, тоже везло.

Ещё один раунд. Агния не смогла потратить все карты. Ещё один проигрыш в ее копилку.

– Перерыв! – объявил Герман и, взяв меня за руку, провел за собой в дом.

– Что случилось? – испугалась я.

– Мне нужно продумать, – ответил он и сел на диван.

– О чем?

– Об исходе игры.

– А я тебе зачем была нужна?

– Затем, что мне так спокойнее, и я знаю, что всякие недоживотные к тебе снова не подойдут.

Он замолчал и внимательно посмотрел на меня.

– Почему ты решил от них избавиться?

– Пора возвращаться в реальность. Там им не место.

Мы вернулись за стол. Новая игра. На этот раз к концу тура у меня осталось две карты. Мне бояться было нечего, однако, Герман взял меня за руку, обвел вокруг угла стола и посадил к себе на колени.

– Чтобы ты больше не проигрывала, – пояснил он, проведя ладонью по внутренней стороне моего бедра, слегка зацепив нижний край его футболки, что была надета на мне.

Ещё одна раздача. Снова Агния. Это был её третий проигрыш. Она встала, подошла к Францу, поцеловала его и, покорно улыбнувшись, исчезла.

– А куда они деваются, когда исчезают здесь? – спросила я Германа, пока мои соперники знакомились со своими картами.

– Что-то вроде кремации… Их прах рассеивается над этой долиной. Твой ход.

Я бросила вперёд «шестерку», и начался новый этап. На этот раз последними остался Лорд, за ним Венера и, напоследок, Франц. Теперь на их счету было по два проигрыша.

Новая игра принесла горе Изольде. Старушка долго что-то ворчала себе под нос, затем встала, поклонилась, в ответ на что, Герман приподнял свой цилиндр над головой.

– Мое почтение, – добавил он, и Изольда скрылась от наших глаз.

– Какой смысл в этой игре, если всё равно уйдут все? – во время очередного перерыва пытала я Германа.

– Развлечь тебя.

– Знаешь, то ещё развлечение…

– И немного попрактиковать тебя. В реальности мы не раз сыграем в карты.

– Кстати, хотела спросить! Ты знаешь все карты каждого игрока?

– Да.

– А почему ты не хочешь, чтобы я проигрывала?

– Просто, чтобы не тянуть время.

– Тогда можно было бы просто всех изгнать и не тратить часы на игру.

Он подошёл ко мне, и я ощутила его дыхание.

– Довольствуйся тем, что есть и не возражай.

Новая игра. Настала очередь Венеры получить свой последний проигрыш. Она простилась со своим любимым и скрылась. Из женской половины осталась только Ангелина с одним проигрышем и я с неограниченным количеством.

Потом ушел Франц, а за ним и Лорд. В игре остались трое. Мне ужасно хотелось закончить этот кошмар. Я не могла играть против Ангелины, ведь мне её было бесконечно жаль. Хотя, с другой стороны, это был великолепный шанс избавить её от тех мук, которые ей приносила любовь к Герману.

Перерыва не было, и через два раунда нам пришлось с ней расстаться. Никогда не забуду её отрешенного взгляда и слов, обращённых ко мне и к её любимому: «Берегите друг друга». Она ушла, как и многие до неё. Развеялась над долиной, превратилась в пепел.

Остался Элим, у которого не было ни единого проигрыша.

– Ты будешь раздавать, – сказал мне Герман, спустив меня со своих колен и посадив на свое место.

Сам же он разместился напротив волка и, сняв сюртук и цилиндр, остался в белоснежной рубашке с расстёгнутым воротом.

– На что будем играть? – уточнил Элим.

– У тебя есть варианты? – удивился Герман.

Волк покосился на меня.

– Раз уж сам хозяин удостоил меня чести… Хочу по полной…

– Говори.

– Играем три раза. Кто выигрывает два из них – остаётся здесь. С ней, – предложил он, указав на меня.

– А ты не хочешь её спросить? – возмутился Герман.

– Нет, – честно ответил его соперник.

Хозяин отвёл меня в сторону.

– Когда ты будешь раздавать, – учил он меня, – не старайся ощутить что под пальцами. Смотри сердцем сквозь «рубашки». Ты же понимаешь, что зависит от моего… нашего с тобой выигрыша?

– Понимаю, – ответила я и крепко обняла его.

Он осторожно меня поцеловал, и мы вернулись за стол.

Первый раунд. Козырь – крести. Не самый хороший знак. Игра напряжённая. Кажется, я сгрызла все свои ногти на руках. Нет сил ждать конца.

Герман проиграл.

Второй раунд. Козырь – пики. Я старалась не смотреть в сторону играющих. Это заставляло меня нервничать ещё больше. На этот раз проиграл Элим.

Один – один. Теперь всё зависит от случая. Козырь – буби. Проигрыш за Германом.

– Дашь мне с ней проститься? – попросил он.

– Валяй, – разрешил волк и закинул ноги на стол.

Герман подошёл ко мне, крепко прижал к себе, слегка смяв свою футболку на моей спине. Я заплакала. Он меня целовал.

– Выходи из моего мира, – осторожно шептал он, чтобы волк его не услышал, – беги прочь, оставь меня здесь. Верни мне обратно эту боль! Позволь мне снова страдать!

– Я не могу бросить тебя в этом аду!

– Прошу, уходи, – он снова поцеловал меня, словно впитывая в себя каждую клеточку моего тела и моей души.

– Эй, хватит! – воскликнул победитель. – А то мне ничего не достанется!

– Я не хочу, чтобы он был первым, – шептала я Герману. – Давай убежим, ты сделаешь то, что должен, тогда он откажется от меня!

– Не могу. Я слишком тебя люблю.

Я отошла от Германа, и вдруг в голове созрела идея.

– Ещё один раунд! – потребовала я от Элима.

– Нет, малышка, я больше с ним играть не буду! – возразил он мне.

– Не с ним. Со мной.

Волк оживился, сел ровно за столом.

– Давай! Раздаю я!

– Как хочешь.

Я села напротив и приняла шесть карт. Герман занял свое кресло, с грустью глядя на меня и на мои бессильные попытки противостоять зверю, что вырвался из-под его контроля.

Последний раунд. Козырь – черви. У него все шансы на победу.

Карты мне достались не самые лучшие, однако он забирал несколько раз и помногу.

И вот в моих руках козырный туз и семёрка крести. Я отдаю туз. Ему приходится взять его, и тогда я избавлюсь от последней карты. Конец игре.

Герман схватил меня на руки и, когда наша радость отступила, мы поняли, что Элим исчез.

Со всеми жителями волшебного мира грез было покончено!

08.08.2006 – вторник

7.04.

– Яна, просыпайся, – услышала я такой любимый и такой родной голос Германа.

– Сколько время? – всё ещё не открывая глаз, спросила я.

– Около семи. Ваня предоставил мне возможность тебя разбудить.

– Как благородно с его стороны, – сонным голосом бормотала я. – Ты ещё не пил, не ел?

– Нет.

– Тогда поехали на УЗИ.

– Опять?

– Угу, – подтвердила я, слезла с кровати и позвала санитара.

7.23.

Мы завезли Германа в диагностический кабинет. Было ещё слишком рано, поэтому мы никого здесь не увидели.

Я запустила аппарат, а Ваня уложил пациента на кушетку, сам сел на стуле рядом с ним.

– Я никуда не убегу, – заметил мой подопечный, обращаясь к моему коллеге.

– Я знаю, – ответил он.

– Ты можешь идти.

– Если твой лечащий врач скажет, уйду.

Герман с надеждой посмотрел на меня, но я была слишком занята, чтобы разрешить их спор.

Настройка аппарата заняла три минуты. Я снова нанесла гель на тело пациента и приступила к диагностике.

7.52.

Всё было закончено. Ваня помог ему избавиться от остатков бесцветного желе на коже. Мы отправились в палату, потом медсестра принесла мне всё необходимое для забора крови из вены.

– Покачай кулачком, – попросила я Германа после того, как наложила жгут.

– Я смотрю, что ты на все руки от скуки… – заметил он, выполняя мою просьбу.

– Я не доверю твои вены медсестрам.

Я внимательно осмотрела его руку, на которой проступила сеть синих сосудов. Это поистине было великолепно.

– Нравится? – спросил он, изучая меня взглядом, словно желая почитать каждую мою эмоцию.

– Конечно. Не надо вену искать. Ты – просто мечта любого медика.

– И твоя? – не унимался он.

Я протёрла спиртом место пункции и ввела иглу. В пробке показалась кровь: темная, вишнёвая, горячая…

Du blütest nicht genug für mich

Küss mich noch ein letztes Mal…10

За первой пробиркой последовала вторая, после – третья.

Он молчал и внимательно смотрел на меня. Нет, не за моими действиями, ему не было до них никакого дела, а прямо в глаза, следил за каждым оттенком чувств.

Я расстегнула жгут, приложила ватку и извлекла иглу.

– Не больно? – поинтересовалась я.

Он отрицательно покачал головой и закрыл глаза.

Я отнесла пробирки в лабораторию, написала направления. В углу бланка подчеркнула красной ручкой «Cito!11». Девушка – лаборант приняла у меня всё это и внимательно прочитала список гормонов, которые меня интересовали.

 

– Зачем столько? – удивилась она.

– Меня интересует его полная диагностика.

Она улыбнулась, и я ушла.

8.15.

Герман и Ваня уже были в столовой.

– Всё в порядке? – поинтересовался у меня мой подопечный.

– Да, – ответила я и села за стол.

Санитар оставил нас вдвоем.

– Мне надо будет отъехать ненадолго, – признался я.

– Куда? – забеспокоился он.

– Домой. Приму душ, захвачу пару свежих футболок…

– Яна… – услышала я напряжённый голос Вани.

– Что?

– Можно тебя на минутку?

Мы вышли из столовой и остановились в холле.

– Что случилось? – беспокоилась я.

– Только что Филин сказал… Еремеев покончил с собой в ночь с воскресенья на понедельник.

– Как?! – в ужасе воскликнула я.

– Его сожительница сообщила, что он, не просыпаясь ночью, вышел из спальни, разговаривая с кем-то во сне, а потом она услышала крик и грохот. Когда она забежала в ванную, он сидел по пояс в воде, а в его руках был фен, включенный в розетку.

– Самоубийство? – решила я.

– Не думаю, – ответил он и посмотрел в сторону столовой.

– Думаешь это был Герман? – догадалась я.

– Да уж, без него не обошлось. Только, чем ему насолил Еремеев?

– Я это выясню, – твердо произнесла я и направилась к своему подопечному.

– Погуляем после завтрака? – как ни в чем не бывало, предложила я ему.

– Конечно, – согласился он.

8.54.

Я вывезла его в сад. Мы свернули на тропинку и ушли за клинику, где стояла одинокая скамья. Я села на неё.

– Знаешь новость? – начала я.

– Какую?

– Про Еремеева.

– Нет, а что с ним?

– Умер.

Он злорадно усмехнулся.

– Ты ему приснился и заставил его сделать это?

– Не вынуждай меня говорить тебе правду… – тяжело вздохнул мой собеседник.

– Ты не впустил меня в свой мир в ту ночь, потому что был занят им? Так?

– Так.

– За что ты его… убил?

– За что? А разве мало за что? Опущу тот факт, что он вечно чинил нам с тобой препятствия. Я разговаривал с ним! Он хотел тебя… обесчестить. Ему было плевать на всё. Он привык добиваться того, что он хочет. Он мог бы проснуться в понедельник, если бы откровенно не признался мне в своих планах!

– Господи, зачем?!

– Пойми, другого выхода не было.

– Был! – заплакала я.

– Какой?! Ждать реализации его грязных планов, а потом писать на него заявление в милицию? Нет уж!

Я легла на скамье и сжалась в комочек. Слезы сами текли из глаз. Самое страшное было в том, что Герман был прав, и другого выхода нет, даже быть не могло. Я была с ним согласна. Я была ему благодарна, но совесть теперь сжигала меня изнутри, ведь я приручила зверя, который способен на всё.

Он подъехал ближе ко мне и начал гладить мои волосы. Мне было всё равно. Я вдруг подумала, что после моего появления здесь изменилось и даже сломалось слишком много судеб. И всё это только ради одной – Германа.

Я повернулась на спину и вгляделась в голубое свежее небо.

– Что ты чувствуешь, когда убиваешь? – спросила я у него.

– Ничего. Я не убиваю, а настоятельно рекомендую им сделать это самим.

– Доведение до самоубийства…

– Этого никто не докажет. Даже самый лучший прокурор.

– Ты считаешь, что поступаешь благородно?

– Если ты ищешь ответ на все, что тебя мучает, то знай, люди рождены, чтобы умереть. И никак иначе.

– Смерть – итог всему, но…

– Ты сможешь меня простить?

– Мне не за что тебя прощать. Ты сделал так, как посчитал нужным.

– Единственное, в чем могу тебе поклясться, это в том, что тебя я никогда не смогу убить или же причинить боль…

9.48.

Мы вернулись в палату. Я дала указание Ване отвезти Германа около одиннадцати в тренажерную комнату и предупредила, что может заехать Ольга Павловна. Попрощавшись со своим пациентом, я собралась уходить.

– Останься, – попросил он.

– Мне надо побыть одной.

– У меня плохое предчувствие. Не уезжай.

– Да, что со мной случится? – махнула я рукой и, схватив свои вещи, выбежала из клиники.

10.37.

Я приехала домой, бросила в стирку грязную одежду, собрала новый рюкзак. После того, как приняла душ, высушила волосы, оделась и спустилась к машине.

Город мелькал за окнами. Светофор радостного горел зелёным огоньком. Я ехала прямо, не ожидая трагедии. На красный свет в правый бок моей машины влетел внедорожник.

Последнее, что я помню, прежде чем потеряла сознание – перевернутый вверх ногами мир, лицо какого-то мужчины и его голос, вызывавший скорую.

12.20.

– Наконец-то очнулась, – произнес кто-то мягко и заботливо.

Я открыла глаза и обнаружила, что нахожусь в реанимации. Белые стены, пикающий аппарат в унисон с моим пульсом, трубка, торчащая из моего носа – мягкая, почти неощутимая.

– Что случилось? – сухими губами попыталась спросить я.

Через мгновение ко мне подбежал врач. Он посветил мне фонариком в глаза, поверил реакцию зрачков, затем проводил пальцем перед моим носом и сообщил, что всё в порядке.

Это был мужчина лет тридцати, больше бы я ему не дала. Кожа достаточно бледная. Блондин. Пальцы холодные, но очень нежные.

– Вы попали в аварию. Мы уже сообщили Вашим родителям. Скоро они приедут сюда.

– Мне нужно позвонить, – вспомнила я и попыталась подняться.

– Я Вам дам Ваш телефон, только давайте без движений, – слегка надавил врач мне на правое плечо.

Я успокоилась и положила голову на подушку. В моей руке оказался телефон. Я набрала номер Вани, но он не отвечал. Пришлось звонить Жене, чтобы она поехала в клинику и предупредила санитара, а тот, в свою очередь, Германа.

Подруга с радостью согласилась и пообещала приехать ко мне, чтобы сообщить о результатах и заодно навестить меня.

13.00.

Время тянулось убийственно долго. Я молча лежала и смотрела в потолок. В коридоре раздался тихий голос мамы и доктора. Они показались вместе в дверном проеме.

Врач улыбнулся как-то по-доброму и оставил нас вдвоем.

– Как ты себя чувствуешь? – беспокоилась мама.

– Пока не знаю. Они, скорее всего, вкололи мне обезболивающее, и я ничего не ощущаю.

– Доченька…

– Что с машиной?

– Не волнуйся. Папа разберётся.

– Вам пора, – заметил врач, войдя в палату.

Мама ушла. Медсестра сделала мне какую-то инъекцию.

– Ну вот, завтра переведем Вас в отделение.

Я с трудом улыбнулась. Меня клонило в сон.

– Поспите, – настоятельно рекомендовал мне врач.

Я закрыла глаза и провалилась во мрак.

14.17.

– Как ты? – раздался голос Германа позади меня.

– Никак. Прости, что я тебя не послушала.

– Я тебе обещаю, что, когда ты вернёшься, я встречу тебя, стоя на ногах у ворот клиники.

– Ты занимался сегодня в тренажерке?

– Да. Потом приезжала мама.

– Как ты узнал, что со мной что-то случилось?

– Мне в грудь словно кинжал вонзили.

– Больно?

Он улыбнулся.

– А тебе?

Я промолчала. Конечно, что я могла ему ответить?

– Я все эти дни буду с тобой, – шептал он мне в шею. – Слышишь?

– Да.

20.13.

Я проснулась, посмотрела вокруг. Никого не было. Вдруг я почувствовала боль и тихо застонала.

– Обезболивающее перестало действовать? – заботливо спросил врач, показавшись в помещении.

– Да… – через боль выдохнула я.

Он набрал какой-то препарат в шприц и ввел в катетер на моей руке.

– Сейчас всё пройдёт, – успокоил он. – Кстати, Вы не против, что мы списали Ваши данные из паспорта, который мы нашли в рюкзаке?

– Нет, не против.

– Вот только, там не написано, где Вы учитесь или работаете…

– Третий курс медицинского.

– О, так мы с Вами коллеги! – обаятельно улыбнулся он и, поставив стул, сел около мой кровати, видимо рассчитывая на разговор.

– Куда же Вы так торопились?

– В психиатрическую клинику.

– Хм, зачем?

– Практику там прохожу.

– Интересно, наверное…

– Очень.

– Будете психиатром?

– Нет, эндокринологом.

– Вы не думайте, что я словоохотлив, просто мне нужно видеть реакцию Вашего организма на препарат.

– Я понимаю.

Он замолчал и посмотрел на пульсовую волну, мелькавшую на экране.

Я не заметила, как заснула.

09.08.2006 – среда

6.15.

В палату сквозь закрытые жалюзи проглядывало ранее солнце. Здесь была медсестра. Она заполняла документацию, сидя за небольшим столом в углу помещения.

– Доброе утро, – весело произнес врач, войдя в палату.

Я с трудом улыбнулась.

– Как Вы себя чувствуете? – регулируя капельницу, спросил он.

– Немного лучше.

– Боюсь, придется Вас ещё подержать здесь. Но есть и хорошие новости. Пока Вы были вчера без сознания, мы сделали рентген. Все кости целы. Вы быстро поправитесь.

– Пить хочется, – призналась я.

Он взял ватный тампон, налил в стакан воды из кувшина и, захватив стерильный материал пинцетом, смочил в прохладной жидкости. Врач промокнул мне губы.

– Пить нельзя, – уточнил он. – Это всё, чем я могу помочь.

Я поблагодарила, а потом сознание начало меркнуть. Сквозь сон я услышала монотонный писк аппарата, голос врача, дававший указания медсестре.

Я проснулась в домике Германа в его мире. Он сидел на краю кровати и обеспокоенно смотрел на меня.

– Что со мной? – спросила я.

– Это расплата мне за смерть Еремеева! – воскликнул он, словно не слышал моего вопроса.

– Какова цена?

– Твоя жизнь! Жизнь человека, который мне дороже всех!

Я чувствовала, что медики пытаются вернуть меня к жизни.

– Ну же! – крикнул наконец врач.

Я открыла глаза. Он с облегчением вздохнул.

– Вы однозначно останетесь в реанимации до завтра.

Так я пережила клиническую смерть.

Он не отходил от меня ни на минуту. Всё время был рядом, даже когда я спала.

«Неужели ему больше нечем заняться, как сидеть тут со мной?» – думала я.

Потом мне сказали, в реанимации, кроме меня, никого не было. Мне одной повезло так.

10.08.2006 – четверг

7.24.

Я находилась здесь уже третий день, безумно скучая по Герману. Даже красивый врач, которому не хватало только крыльев, чтобы окончательно казаться ангелом, не мог отвлечь меня от мыслей о моем пациенте.

В глазах доктора я видела искреннюю обеспокоенность моим состоянием. Я поняла, что сегодня перевода в общую палату не будет. Ещё один день, вычеркнутый из жизни.

18.30

Вечером привезли девушку лет семнадцати. Она наглоталась таблеток из-за того, что её бросил молодой человек. Сильнейшая интоксикация. Обычный подростковый бред.

23.40.

Девчонку откачали, перевели в общую палату. Я снова осталась одна.

11.08.2006 – пятница

6.35.

– Сегодня, думаю, – сказал мне врач, – переведем Вас. Состояние стабильное. Всё у Вас хорошо.

Я улыбнулась ему и поблагодарила за заботу.

12.40.

Меня привезли в общую палату. Здесь уже ждала мама. Она принесла одежду, еду. Мне разрешили по-немногу садиться на кровати и осторожно вставать. Из питания мне был позволен куриный бульон, кефир и прочие лёгкие продукты.

20.00.

Мама уехала, оставив мне плеер с музыкой, наушники и книги, чтобы я не умерла со скуки.

Со мной в одной палате лежала женщина лет тридцати. Ее звали Леной. Мы немного пообщались и узнали друг друга получше. В конце концов, мы проведем вместе ещё недели две.

12.08.2006 – суббота

6.15.

Принесли градусники. Дежурный врач забежал в палату, быстро опросил нас о состоянии, что-то пробормотал и ушел.

«Теперь я побуду пациентом» – подумала я.

10.40.

Приехала Женя.

– Ты как? – беспокоилась она.

– Нормально, – я села на кровати и улыбнулась. – Ты съездила в клинику?

– Да… – загадочно произнесла моя подруга.

– Расскажешь? – заинтересовалась я.

– Нашла я твоего санитара…

– И?

– У тебя с ним ничего нет?

– Нет. Ты же знаешь.

– Ах, да! Ты же с этим психом!

– Он не псих!

– Да, я просто так его называю.

– Тебе Ваня понравился?

– Ну, есть такое…

– Поздравляю, – обрадовалась я.

Она замолчала. Я видела, что она мне хочет ещё что-то сказать, но не могла.

– Жень, что случилось?

– Я не совсем точно выполнила твою просьбу. Я поехала в клинику только на следующий день после твоего звонка.

– Герман уже всё знал. А за осведомленность Вани я не переживала. Всё в порядке.

 

– Это хорошо. Вот только откуда он всё знал?

– Жень, давай я не буду ничего объяснять?

– Ладно.

В палату постучали, дверь открылась и вошёл Ваня.

– Привет, – обрадовалась я.

– Привет, – ответил он и подошёл ближе. – Как дела?

– Всё хорошо.

Он сел рядом с Женей.

– Как там Герман? – спросила я у своего коллеги.

– Озверел, – задумчиво произнес собеседник.

– В каком смысле?

– По два раза в день просится на тренажеры. Кажется, он к твоему выздоровлению решил встать на ноги.

Я улыбнулась и промолчала.

– Он скучает по тебе, – признался Ваня. – Кроме своей матери ни с кем не разговаривает.

– Не позволяй ему молчать, иначе мы снова вернёмся к началу.

– Ну, он же разговаривает…

22.00.

Вечером приехала мама, посидела со мной, потом, оставив мне всяких вкусностей, отправилась домой.

Дежурный врач зашёл к нам, спросил о самочувствии. Теперь же мы в готовились ко сну.

– Ян, извини, я краем уха слышала твой разговор с друзьями утром, – начала моя соседка по палате.

– Ничего страшного, – оправдала я ее любопытство.

– Ты проходишь практику в психиатрии?

– Да.

– У тебя какие-то проблемы?

– Да, есть… небольшие.

– Тебе не нужна помощь юриста?

– Ты юрист?

– Да.

– Вообще-то… Консультация бы не помешала.

– Я тебя слушаю.

– Знаю, со стороны это выглядит глупо, но… Что говорится в законе, если медработник влюбляется в пациента психиатрической клиники?

– Кажется, в законе нет никаких четких условий таких взаимоотношений. Разве что, со стороны этики. Ещё, помнится, браки между здоровым человеком и психбольным не регистрируют…

Она посмотрела в мою сторону и вздохнула.

– Что, всё настолько серьезно?

– Видишь ли, по всем показателям он абсолютно здоров…

– Что же он тогда делает в психушке?

– Вопрос, конечно, логичный, но… Кто туда попал, обратно не возвращается.

– Ты считаешь его нормальным?

– Более чем. Он даже адекватнее многих людей, которые никогда не обращались к психиатру.

– Я не медик. Всех этих тонкостей не знаю. Скажу тебе только как женщина – если сердце любит, люби и наплюй на мнение общества.

10Oomph! – Sex hat keine Macht (нем. Секс не имеет силы) – альбом «Wahrheit oder Pflicht» 2004 года (нем.) «Ты истекаешь кровью недостаточно сильно для меня. Поцелуй меня снова, в последний раз».
11(лат.) Срочно, быстро!
Рейтинг@Mail.ru