Яна Бендер
Холодные рассветы
Картинка сменилась. Теперь перед взором телезрителей появился молодой журналист, за спиной которого находилось панорамное окно, открывавшее вид на посадочные полосы, окутанные полумраком глубокого вечера, но переливавшиеся огнями карет скорой помощи, пожарных и других служб.
За спиной раздался голос Ники, которая пришла навестить подругу в ее гордом одиночестве, но застала ее за просмотром новостей, Лена же не посмела отвлечься на пустую болтовню хозяйки квартиры.
«Да, Евгения, – начал репортёр, – действительно, подсчёты только ведутся, и полиция призывает всех, чьи родственники были в этом самолёте, прибыть в аэропорт Шереметьево. Напомню, что рейс Хабаровск – Москва, совершил аварийную посадку на восьмой полосе. Некоторые пассажиры погибли, но точных данных о числе пострадавших пока нет. Спецслужбы обещали вывесить списки в течение часа, но пока все остаётся в неизвестности».
– Влад! – пересохшие губы Лены с трудом прошептали имя мужа.
– Что? – Ника не оценила масштаба её личной трагедии.
* Скорее поезжай туда! – донесся мамин совет из динамика телефона, пока Ермолаева ещё была способна слышать.
Она схватила свою маленькую сумку, оставленную здесь еще днем, в которой лежали документы и деньги.
– Прости! – наскоро бросила она подруге, но от Ники было не так-то просто отделаться.
Лена выбежала из подъезда, махнула рукой первому попавшемуся такси, села в салон, а следом за ней залезла туда и её однокурсница.
– Что с тобой? – удивилась она.
– В Шереметьево, пожалуйста! И поскорее! – взмолилась её подруга, обратившись к водителю.
– Да что случилось? – Ника никак не могла понять то, что происходит.
Судорожными движениями Лена набирала номер Никольского, но он был недоступен. Слёзы уже наворачивались на глаза, но она всеми силами пыталась держать себя в руках, поглаживая живот, словно успокаивая не только себя, но и ребенка.
Неизвестность душила сильнее, чем мрачные мысли. В груди с силой стучало сердце. Километр за километром они становились всё ближе и ближе к конечному пункту поездки, и вот, наконец, расплатившись с таксистом, Лена выбежала на улицу и со всех ног побежала в главный вестибюль аэропорта.
Охранники преградили им с Никой путь, но Ермолаева заявила, что она жена одного из пассажиров, находившегося на борту самолета, потерпевшего крушение.
– Чья жена? – удивилась её спутница, но девушка не собиралась отвечать на её глупые вопросы.
Их пропустили. Первым делом Лена подбежала к стойке информации.
– Девушка, есть данные о погибших?! – голос дрожал от страха и горя.
– Можно Ваши документы? – встревоженная сотрудница попросила паспорт.
Ермолаева тут же протянула его.
– Никольский Владислав Алексеевич летел рейсом Хабаровск – Москва, – торопливо повторяла Лена, – вот штамп о браке, – она наскоро перевернула страницу в документе, удостоверяющем личность. – Я не меняла фамилию. Прошу, скажите мне, что с ним всё хорошо!
– Лена, ты замужем?! – Ника была шокирована и, открыв рот, удивлённо смотрела на подругу, пока регистратор искала в компьютере сведения о пострадавших.
– Пока нет никаких сведений, – с печальной интонацией сообщила сотрудница аэропорта.
Внутри что-то сломалось, будто выбили шестерёнку из слаженного механизма, в котором все было подобрано и настроено до мелочей. Ермолаева повернулась к стойке спиной и опустилась вниз, на каменный пол, прижимая ладони к животу, больше не в силах сдерживать слезы. Ника села рядом, крепко обняв её.
– Елена? – обратилась к ней девушка.
Та тут же поднялась на ноги, забыв обо всем.
– Выжившие сейчас находятся в соседнем зале. С ними работают медики, – сообщила сотрудница. – Вы можете отправиться туда и сами узнать. Жертв достаточно много, поэтому мы не успеваем фиксировать все данные.
Ермолаева отдала Нике сумку и паспорт, снова набрала номер Никольского и побежала туда, где, возможно могла найти его, по крайней мере, ей этого сейчас бы очень хотелось.
Она неслась сломя голову по широкой полосе между рядов сидений. По правую и левую руку от неё находились раненные, но живые люди. Она искала взглядом мужа и, остановившись, оглядела всё огромное помещение, в котором могло поместиться несколько десятков самолётов, но это сейчас было совсем неважно, ведь она пришла сюда не за тем, чтобы восхищаться современной архитектурой.
Глаза щипало от слез, а размытое изображение мешало сосредоточиться. Яркие лампы давали достаточно света, но это не помогало – слишком много людей: медики, пострадавшие, родственники… Вокруг нее была суматоха, шум и чужие лица – кто-то уже нашел близкого человека и радовался тому, что он жив, а кто-то узнал, что больше никогда не сможет увидеть родные глаза, и сейчас полностью погружался в свое горе, сидя на полу в полном одиночестве.
Взор упал на дальний угол, возле которой померещился знакомый силуэт. Толпа мелькала перед глазами, закрывая полноценный обзор. Она присмотрелась, стараясь различить его и вот, когда ей удалось осуществить задуманное, она шёпотом произнесла его имя, а после, зажав телефон в ладони, побежала к нему, лавируя между людьми, преграждавшими ей путь.
Ее движения были рваными и быстрыми, в отличие от остальных, кто наполнял это помещение. Именно поэтому Влад различил ее среди общей размытой массы, которая превратилась для него в серое пятно за последние полчаса пребывания здесь, пока его осматривали медики, хоть ему и не требовалась их помощь – он отделался легкими царапинами. Заметив ее, он поспешил к ней навстречу.
– Влад! – теперь уже в голос кричала она, расправив руки, словно крылья, несясь к нему.
Не останавливаясь, она сходу запрыгнула на него, обхватив бедрами его торс, губы блуждали по его лицу, а слёзы сами потекли из её глаз. Он прижал свою маленькую, но такую сильную девочку к своему телу. Она наполняла его теплом, которое в миг вспыхнуло в ее груди. В висках стучал пульс. Он заглушал общий гул в зале ожидания.
– Господи! Господи! – повторяла она, не смея нарадоваться тому, что он жив. – Боже, любимый мой! – она впервые сказала ему так, словно все, чем она дышала всю их совместную жизнь – был он. – Как же я за тебя испугалась!
В груди бешено колотилось сердце, а в голове помутневший разум начал проясняться, пока Влад держал её на руках. Наконец уста слились в едином поцелуе, который говорил гораздо больше, нежели могли бы они сами произнести вслух. Было тяжело дышать от переизбытка эмоций.
– Я больше никуда тебя не отпущу! – искренне прошептала она, упершись своим лбом в его.
– Я и сам никуда не уеду, – согласился он, благодаря её за то, что она смогла сегодня пережить.
Ника молча ехала на переднем сиденье такси, задумчиво глядя в окно, перебирая в голове мысли, полные осознания того, что ее подруга так долго скрывала от нее правду. Нет, она не злилась, но искренне не понимала, чем заслужила такое недоверие с ее стороны. Хотелось повернуться назад, где Лена, положив голову на грудь Влада, обхватив его одной рукой, плакала от счастья, устроить допрос с пристрастием, но сейчас было не то время. Она обязательно заставит ее все рассказать после последнего экзамена, а пока пусть едут домой, ведь им теперь, явно, не до ее вечеринки.
Через полчаса они вышли возле подъезда Ники, где их уже ждал Виктор. Он довез их до подземной парковки башни «Федерация». Никольский вывел жену наружу, отдав распоряжения водителю. Она держалась за его руку все время, что они ехали в лифте, словно боялась, что снова упустит его из виду.
– Лен, я никуда не денусь, – улыбнулся он, чувствуя, как напряжены ее мышцы под этой клетчатой рубашкой с короткими рукавами. – Не нервируй ребенка.
– Что там произошло? – впервые задала она этот вопрос, подняв на него уставшие от слез и мучений глаза.
– Давай дома расскажу, – предложил он, когда створки разомкнулись, и они вышли на своем этаже.
Ей было сложно разомкнуть их пальцы, когда они оказались внутри квартиры. Влад собирался принять душ, а Лена тем временем разогреть ужин, который она приготовила еще утром.
Ночь давно расцвела за окнами мрачными красками, позволяя фонарям и освещенным окнам разорвать ее на осколки рваной тьмы. В гостиной горел лишь торшер, а в кухне – подсветка под навесными шкафчиками – яркий свет казался излишеством для того, что было пережито сегодня. Он разрушил бы то нелепое чувство, которое выворачивало наизнанку, заставляя несказанные слова хлынуть ледяным потоком горной реки наружу.
Никольский вышел из ванной, завязав полотенце на талии. Капли воды скатывались по его торсу, оставляя на причудливом узоре татуировок влажные дорожки. Он остановился в проеме, ведшем из прихожей в зону столовой, где сидела Лена, крутя в руках вилку, приготовленную для ужина, уже разложенного по тарелкам. Она была слишком далека в своих мыслях, что не услышала, как он вошел.
– Как ты? – его голос разрушил тишину, раскалывавшую ее голову на части.
Она вздрогнула, переведя на него взгляд.
– На секунду… – ее интонация казалась надломленной. – Я поверила, что…тебя больше нет.
Девушка нервно закусила нижнюю губу, сдерживая очередную волну слез. Мужчина едва заметно улыбнулся, с блаженством ощутив то, ради чего он так долго боролся с ней же самой – ради того, чтобы позволить этой любви наполнить их сердца в полной мере, и теперь она боится его потерять, боится, что он исчезнет из ее жизни, и это стало для него истинным наслаждением, когда она так испугалась за него сегодня.
Он приблизился к столу, за которым сидела его жена, опустился на колени рядом с ней, взяв ее руки в свои. Его взгляд выражал глубокое спокойствие, затоплявшее все ее сознание, словно то было самое мощное успокоительное.
– Посмотри на меня, – взмолился он, видя, как она борется с эмоциями. – Прошу, посмотри.
Она повернулась к нему, чувствуя, как ток пробежал по венам, задевая ее душу.
– Что там произошло, Влад? – обратилась она к нему
– Мы уже заходили на посадку, но что-то пошло не по плану. При приземлении был сильный удар, а после… – Никольский тяжело вздохнул, вспоминая ужас минувших часов. – Ощущения не самые приятные.
– Вам хоть что-то сказали? – слегка подавшись вперед от волнения, залепетала Лена.
– Хвостовая часть отвалилась, видимо, не рассчитали со скоростью приземления, была перегрузка. Люди из эконом-класса выпали прямо на бетонные плиты – вот откуда столько погибших. Стойки шасси были сломаны, разрушено левое крыло. Каким-то чудом не возникло пожара.
– Каким-то чудом ты жив, – она обхватила его голову, прижимая к своей груди.
Он крепко обнял ее, слушая, как бьется ее сердце. Казалось, время остановилось, но ровное тиканье часов на стене опровергало это предположение.
Написав после ужина длинное сообщение маме, что у них все в порядке, Лена осталась в кухне мыть посуду – это был единственный шанс на секунду отвлечь себя от мрачных мыслей, но и сейчас они не покидали ее.
– Когда у тебя последний экзамен? – этот его вопрос казался таким глупым и ненужным, что она не сразу смогла переключиться на обычный бытовой разговор.
– Что? – переспросила она, выныривая из черного болота, разрушавшего ее разум. – Послезавтра, – опомнилась Лена.
Он подошел к ней, взял ее ладони, поднося к воде, текшей из крана, смывая мыльную жидкость с ее кожи. Влад насухо вытер ее руки.
– Ложись спать, – настоял он, выключая подсветку в кухне.
– Я боюсь, – неуверенно ответила она.
– Почему?
– Не знаю… Мне кажется… Я проснусь, а тебя нет.
Он шагнул к ней, заключая ее в объятия. Ее руки скользнули под его футболку, которую он успел надеть вместе с домашними брюками после ужина. Прикосновение ее пальцев отозвались в нем тягучей болью. Сегодня, когда мощный удар при посадке неопытным вторым пилотом его самолета уничтожил множество человеческих жизней, он думал лишь о двух – о ее и их ребенка, которого она носит в себе. С ее появлением в его мире он забыл, что могут быть иные ценности, ведь теперь самое дорогое, что было у него, сейчас учащенно дышало в его шею от вновь нахлынувших эмоций.
Не позволяя себе разомкнуть их контакта, обняв ее за плечи, он помог ей добраться до кровати. Ее уставшее выражение лица говорило за нее довольно красноречиво – она была вымотана этим ужасным днем. Едва он сделал шаг в сторону двери, она с силой ухватила его руку.
– Нет, не уходи, – мольба в ее глазах не позволила ему отказать ей.
Пообещав, что он вернется через минуту, выключив свет в гостиной, он покинул спальню на короткое время. Когда он вновь появился в ней, Лена пыталась выпутаться из одеяла, которое никак не хотело расправляться на постели. Он ласково усмехнулся, застав эту картину в самом разгаре войны своей жены и обычного куска ткани. Ему пришлось вмешаться, чтобы Ермолаева точно победила в этой схватке и не покалечила себя.
– Спасибо, – булькнула она, заползая в мякоть кровати.
Никольский лег рядом, позволяя ей выбрать для себя удобную позу, в которой она сможет уснуть. Девушка подползла к нему ближе, обхватывая рукой его тело, уткнулась носом в его шею, и, будучи не в силах противостоять усталости, провалилась в сон, чувствуя ровное дыхание мужчины рядом.
Ее будильник утром не сработал, ведь Влад выключил его, едва проснулся сам, чтобы дать ей возможность поспать подольше. Самого его не было рядом, от чего Лена заметалась по остывшей постели, вспоминая события вчерашнего вечера. Но, обнаружив свой телефон на соседней подушке с приложенной к нему запиской, несколько успокоилась.
«Включи последнюю видеозапись в галерее» – настаивал ее муж в послании.
Она поспешила выполнить его указание. Это было обращение к ней, которое он записал сегодня утром после пробуждения. Он говорил, что все в порядке, и ей не следует беспокоиться, будто ей приснился благополучный исход крушения самолета. Нет, он жив и с ним ничего не случилось. В конце он добавил, чтобы она позавтракала, подогрев то, что он оставил на плите для нее, и не грустила, потому что это плохо скажется на ребенке. С довольной улыбкой она побрела в ванную, а после – на кухню, где ее ждал воздушный омлет с томатами и сладким перчиком, как она любила.
В день, когда экзамен был сдан на отлично, а сессия закрыта, Ника, не слушая отговорок, повела Лену в их кофейню, где учинила допрос, которого Ермолаевой ни за что не удалось бы избежать. Там же ей пришлось сообщить подруге о своей беременности и грядущем академическом отпуске, документы на который она подаст в ближайшее время. Девушка была огорчена, но во всем искала свои плюсы, акцентируя внимание жены Никольского на том, что теперь ей удастся отдохнуть от учебы, хотя заботы о ребенке, наверное, казались ей более сложным занятием.
Двумя неделями позднее Лена вышла из деканата, в который отнесла все бумаги, необходимые для оформления академического отпуска – все справки из женской консультации, заявления и решение медицинской комиссии о предоставлении ей отсрочки в обучении на следующий учебный год. Довольная таким поворотом событий, она вернулась в квартиру, где нужно было собрать вещи, чтобы отправиться к родителям вместе с мужем, ведь на их участке во всю шли строительные работы, за ходом которых присматривал ее отец. Казалось, что жизнь налаживается, вопреки принятым традициям.
Глава 11
Владислав переложил стопку документов на край стола, завершив очередной этап подготовки к приезду налогового инспектора на следующей неделе. Утром он сообщил Лене, что купил билеты для поездки в Чехию, чтобы наконец познакомить ее с родителями. Она упросила его позволить ей отправиться в магазин, купить что-то для первой встречи с ними. Он настаивал на том, чтобы Виктор отвез ее на машине, но Ермолаева была слишком убедительна, заявив, что хочет прогуляться по воздуху, может быть, посидеть в парке.
Телефон нервно зазвонил. На экране высветился городской номер.
– Слушаю, – ответил он.
* Никольский Владислав Алексеевич? – спросил женский голос.
– Да, верно.
* Вас беспокоят из экстренной гинекологии института Склифосовского.
Мужчина вскочил на ноги, оттолкнув офисное кресло позади себя так, что оно врезалось в стену.
– Что случилось? – его интонация заметно дрогнула, предвкушая самые печальные исходы этого разговора.
* Вы не могли бы подъехать к нам? Ваша жена сейчас находится в нашем отделении.
– Что с ней? Она в порядке? Что с ребенком?
* Я не имею права сообщать Вам это по телефону. Она жива. С ней все хорошо, но необходимо Ваше присутствие.
– Еду, – без лишних слов подытожил он.
Виктор довез его в объезд пробок за двадцать минут. Никольский вбежал в приемное отделение. Его встретила медсестра.
– Она уже в палате, состояние стабильное, – подводя его к двери одной из комнат, заверила она. – Нам пришлось купировать паническую атаку препаратами, и… Ей требуется Ваша поддержка.
Пропустив его вперед, женщина зашла следом. Перед ними на узкой кровати лежала бледная Лена. В синюю вену был вставлен катетер и установлена капельница. Она молча повернула к нему голову.
– Если что, зовите, – напомнила медсестра и оставила их наедине.
– Маленькая моя, что случилось? – он опустился на колени возле нее, бережно взяв ее ладонь в свои.
– Влад… – простонала она не в силах сдержать эмоции.
Слезы хлынули из глаз, и ей пришлось свободной рукой прикрыть лицо.
В палате снова кто-то появился. Мужчина обернулся, заметив человека в белом халате.
– Добрый день, – произнес нежданный гость, – я лечащий врач Вашей жены. Мы можем поговорить?
Никольский поднялся во весь рост, осторожно коснувшись губами ледяного лба девушки.
– Я сейчас вернусь, хорошо? – прошептал он в надежде, что это хоть немного успокоит ее.
Они оба покинули помещение, выйдя в коридор, остановились возле окна, опершись на подоконник. Медик скептически оглядел узор татуировок, выглядывавший из-под рукавов белой футболки мужа его пациентки, и начал говорить.
– Она вызвала скорую в торговый центр, обнаружив кровотечение. Бригада диагностировала патологию, привезла сюда. В ходе ряда манипуляций мы выявили замершую беременность. Было проведено выскабливание матки с удалением плода. Нам придется подержать ее еще пару дней здесь. Крови она потеряла немного, но ее психическое состояние беспокоит нас больше.
– Что вызвало это состояние? – уточнил Никольский.
– Мы обнаружили патологию плода, несовместимую с жизнью. Скажем так, мутацию. К тому же, возможно, были провоцирующие факторы. Мертвый ребенок находился в матке около недели, возможно, чуть больше. Не припомните, что могло случиться в тот период?
Влад тяжело вздохнул.
– Крушение самолета в Шереметьево, – ответил он. – Я был на борту. Сильный стресс мог повлиять?
– Сейчас трудно сказать, но это была одна из причин.
– Каков риск повтора подобной ситуации?
– Еще одной замершей? Примерно двадцать процентов. У всех по-разному.
– И что нам делать сейчас? После выписки? Проходить реабилитацию? Или лечение дополнительное?
– Нет, ситуация стабильная, поэтому не требует никаких дополнительных мер. Планировать следующую беременность можно будет не ранее, чем через полгода, но обязательно пройти предварительное обследование.
– Вы сказали, что беспокоитесь о ее психическом здоровье. Быть может, будет лучше, если я заберу ее домой?
– Я бы хотел, чтобы она ночь провела здесь. Мы последим за ее состоянием. Утром сможете приехать за ней.
– Спасибо, – сдался Влад, и врач уже собирался уйти, но он окликнул его. – Доктор, кто это был?
– Мальчик, – с легким оттенком грусти отозвался медик, после чего удалился.
Никольский нервно взъерошил волосы на голове и вернулся в палату. Сев на край постели, он вновь взял руку Лены, но теперь она безучастно смотрела в потолок, даже не взглянув на него.
– Мне сказали, что завтра тебя выпишут, – начал мужчина. – Поедем домой…
Девушка никак не отреагировала на его слова, продолжая рассматривать пустоту.
– Твой отец мне утром прислал фотографию со стройки. Сегодня уже начинают стропильную систему возводить. Каркас стен уже готов, добрались теперь до крыши.
Он замолчал, прекрасно понимая, что сейчас ей абсолютно все равно на их дом, на день выписки и прочие мелочи, которыми он пытается ее отвлечь от свершившегося горя. Ему тоже нелегко, но он осознавал, что ей гораздо тяжелее. Она только смирилась с тем фактом, что станет матерью. Получив документы на академический отпуск, начала водить мужа по магазинам детской одежды, рассматривая витрины с игрушками и прочими приятными деталями грядущего события. Все оборвалось в один миг.
Вчера она была еще счастлива, листая каталог с колясками для будущего малыша, который уже был мертв.
– Милая, прости меня, – наклонившись к ее бледной ладони, касаясь ее кожи губами, прошептал он.
Она медленно повернулась к нему.
– За что? – почти беззвучно спросила она, будто ее голос покинул плоть.
– За то, что не смог защитить, как обещал, ни тебя, ни ребенка. За то, что оставил одну и подверг переживаниям. За то…
– Остановись, – из последних сил выдавила она. – Ты ни в чем не виноват. Мне сказали, что при наличии патологии плода был лишь вопрос времени. Исход был ясен с самого начала. Он был зачат с изъяном, что уж говорить….
– О чем ты? – последние ее слова обладали куда более глубоким смыслом, чем она произнесла вслух.
– Наша любовь, Влад, – устало вздохнула она, будто объясняла ему простые истины. – Она с самого начала была обречена, и мы не заслуживаем счастливого финала. У таких, как мы его просто не может быть.
Он испуганно посмотрел на нее, но нашел в себе силы подняться и подойти к окну, чтобы не видеть, как она вновь пытается доказать ему то, что было известно с первого дня.
– Ты права, – согласился он, заталкивая руки в карман джинсов. – Тысячу раз права. Безумный старик возомнил себя Господом-Богом, заставив невинное создание сдаться ему, а в итоге испортил ей жизнь.
Лена отвернулась к стенке, не в силах спорить с ним, что делать, впрочем, ей не очень-то и хотелось, поскольку доля истины в его словах, определенно, была.
Влад прошелся по палате, остановился возле кровати.
– Если бы я знал, через что тебе предстоит пройти, я бы не посмел и думать о твоем завоевании. Для меня до сих пор остается загадкой истинная причина твоего согласия на брак со мной.
Ее молчание убивало больше, чем мысли, роившиеся в его голове. Хотелось заставить ее говорить, но он был не в силах сделать это.
– Как бы ты не хотела от меня избавиться, я не оставлю тебя сейчас одну. Не заставляй меня проклинать себя еще и за эту ошибку, – взмолился он, снова опускаясь рядом с ней на колени. – И, когда ты вернешься к жизни, которую я у тебя отнял, тогда и примешь решение – исчезнуть мне в небытие или позволишь мне быть рядом.
– Той жизни уже не вернуть, – едва слышно отозвалась она, по-прежнему глядя в стену.
Он провел в ее палате бóльшую часть дня и покинул больницу лишь тогда, когда персонал настоял на этом.
Заехав на студию, он передал все документы своему заместителю и взял бессрочный отпуск за свой счет. В ближайшие пару месяцев он не появится здесь. В квартире ему пришлось прятать все, что могло напоминать о нерожденном ребенке – книги, энциклопедии, снимки ультразвукового исследования.
Посыпать голову пеплом казалось бесполезным занятием, но ему не удалось избежать этого. Чувствуя на себе вину за все, что происходило с Леной, он раз за разом анализировал свои поступки и ошибки, придя в конечном итоге к выводу, что главной проблемой, которая встала на пути этой маленькой, но сильной девочки был он сам.
Утром вместе с Виктором Никольский отправился в больницу, чтобы забрать жену домой. Она равнодушно встретила его в палате. Мужчина забрал небольшую сумку с вещами, которые у нее были при себе во время госпитализации.
В дороге она молчала, совершенно бессмысленно глядя в окно на мелькавшие городские пейзажи.
– Если ты позволишь, я помогу тебе принять душ, – предложил Влад, когда они оказались в квартире.
– Нет, спасибо, – отказалась она, отправляясь в ванную.
Прогреваться ей было нельзя, поэтому Лена постаралась минимизировать время, проведенное в воде. Врач рассказал ей об особенностях реабилитации, но, кажется, она не все запомнила. Впрочем, медики объяснили и ее мужу, как ухаживать за ней в послеоперационном периоде, но ее теперь это волновало в последнюю очередь. Сильнейшая эмоциональная боль разрывала ее изнутри. Хотелось кричать во все горло, но вместо этого она молча выносила всю тяжесть свалившегося на нее горя, время от времени колко отвечая на вопросы Влада. Она прекрасно понимала, что его вины ни в чем нет. И все эти едкие комментарии она озвучивает лишь потому, что ей самой ужасно тяжело. Глубоко в душе она корила себя за такое отношение к нему, но при этом ничего не могла сделать с самою собой.
Единственное, что она четко запомнила из рекомендаций по восстановлению, так это воздержание от близости в течение минимум двух недель. Уж в этом она была уверена – воспоминания о последствиях их связи вызывали легкую судорогу гнева в ее теле. Смотреть в сторону Никольского ей было тошно, хоть теперь она и была так сильно зависима от его помощи.
– Тебе удобно? – положив ей подушку под голову на диване, укрывая легким покрывалом, чтобы не простыла от кондиционера, спросил мужчина.
– Да, – равнодушно отозвалась она, глядя в стену перед собой, на которой висел телевизор.
– Включить что-нибудь? – предложил он, взяв пульт с журнального столика.
– Нет, – односложно отвечала она.
– Что хочешь на обед?
– Я не голодна, – она повернулась на бок, подкладывая пальцы под щеку, закрыла глаза.
– Лен, – Влад опустился на край дивана рядом с ней, дерзнув положить ладонь на ее спину, осторожно поглаживая, – тебе нужно нормально есть. Все-таки кровопотеря имела место быть… Силы не возьмутся из пустоты.
– Не трогай меня, пожалуйста, – едва слышно, прошептала она.
Он резко отдернул руку, осознав свою ошибку – слишком рано попытался наладить тактильный контакт, слишком рано прибегнул к этим способам возвращения к нормальной жизни.
Он оставил ее наедине со своими мыслями и попытками понять – почему ее жизнь за такое короткое время превратилась в ад? Сам он отправился в кухню, где, вопреки ее отказу от еды, принялся готовить – этот процесс его успокаивал, да и получалось это у него в разы лучше, чем пытаться ее утешить, не имея при этом достаточно мощных рычагов воздействия, кроме своего сердца и любви, которые он мог ей предложить, если бы она смогла сейчас принять все это. Теперь забота о ней превратилась в его образ жизни, хоть это и непросто – вытащить человека из зыбучих песков, когда сам он сопротивляется помощи, стараясь всеми силами умереть в этой ловушке судьбы.
Первые несколько дней прошли под флагом принудительного лечения здоровой пищей, свежим воздухом и чаем. Никольский читал вслух «Портрет Дориана Грея», заставляя Лену немного забыться в звучании его бархатного голоса и причудливых фраз классической литературы. Но вскоре ему пришлось отправиться на студию, чтобы встретиться с налоговым инспектором, не пожелавшем беседовать с его заместителем. Звонок Оксане с просьбой побыть пару часов с его женой ничего не дал, поскольку его сестра находилась на работе и не могла оставить маленьких пациентов на попечительство медсестер.
Оставлять девушку одну – казалось глупостью, но выхода не было. Ее родители находились далеко и помочь не могли. Он уже сто раз пожалел, что не отвез ее к ним сразу после выписки, побоявшись, что долгая дорога будет для нее трудной. Теперь нужно было что-то придумать, чтобы присматривать за ней дистанционно, но заполонить квартиру камерами наблюдения у него не было времени. Ситуация была безвыходной.
– Я не маленькая. Справлюсь, – заметив его метания, объявила Лена, сидя на диване, поджав колени к животу, глядя, как он не находит себе места.
Ей было трудно не испытывать ничего к нему, к тому, кто каждую минуту своего существования отныне и вовек посвящал ей одной, но и чувствовать благодарность или нечто иное ей не хватало сил.
– Умоляю только, просто отдыхай, – взмолился он, видя, как она с трудом пытается делать вид, будто все хорошо, и как у нее это плохо получается. – Я скоро вернусь. Если что, звони.
Она равнодушно кивнула. Мужчина поспешил собраться и покинуть квартиру, пока она держала себя в руках, и ничто не предвещало беды. Виктор довольно быстро доставил его на студию, где должна была пройти встреча.
Лена поднялась на ноги – тело ломило от движений после долгого бездействия. Она прошлась по гостиной, добралась до кухни, налила воды в кружку. Взгляд метнулся по шкафам, заметив маленький клочок бумажки, торчащий из-под одной верхней дверцы. Не поленившись, Ермолаева придвинула стул, забралась на него, вынула находку, с горечью осознавая, что держит в руках УЗИ-снимок ее погибшего сына.
– Зачем же ты так далеко его запрятал? – с безумной глубиной всей своей боли спросила она пустоту, обращаясь к Владиславу.
Пальцы прижали маленькое изображение к груди, пока она вновь спускалась на пол. В глотке зародился комок, который поднявшись кверху, заставил эмоции перелиться через край, выпуская наружу годовой запас ее слез. Она сползла по кухонной мебели на колени, ощущая, как голову охватил сильный спазм.
– Господи, за что?! – прохрипела Лена, сжимая черно-белую картинку.
Руки сами потянулись к кухонному ножу, лежавшему на краю столешницы. Она долго не решалась совершить это, но, вновь взглянув на крохотный силуэт мертвого ребенка, позволила холодному лезвию рассечь кожу над синей веной запястья. Физическая боль пронзила тело, заставляя забыть об эмоциональной. Это принесло облегчение, но ненадолго. Алые капли, пачкавшие белую мраморную плитку, завораживали своим видом, растекаясь по светлой поверхности. Еще один надрез – вновь мука, вопреки логике, приносит спокойствие.
Входная дверь распахнулась, и Никольский, не разуваясь, вбежал в гостиную, чтобы проверить, как себя чувствует его жена. Картина, обнаруженная им, повергала в шок: молодая девушка сидела на полу, испачканном ее собственной кровью, наслаждаясь болью, которую причиняла себе сама. Несколько ран на ее теле заставили его броситься к аптечке за бинтом.
– Нет, Влад! – воскликнула она, когда он схватил ее запястье, туго заматывая на нем белую ткань. – Оставь меня!
– Что ты творишь?! – впервые повысил он голос на нее. – Зачем ты это делаешь?!
– Мне так легче! Ты не понимаешь!
– Это иллюзия, Лена!
– Ты меня спрашивал – почему я вышла за тебя? – вспомнила она их недавний разговор. – Так потому, что мне нравится причинять себе боль. Сначала моральную, а теперь и физическую, чтобы хоть как-то заглушить воспоминания. Прости, что разочаровала тебя, но я такая, какая есть.
