Яна Бендер
Холодные рассветы
Глава 9
Посреди апреля Владислав уехал в Чехию. Лена осталась одна в московской квартире своего мужа, взяв с него обещание, что его день рождения, который они должны были отпраздновать шестнадцатого числа, но, который он проведет в пути обратно в Россию, они обязательно наверстают и устроят уютный праздник на двоих.
Он обещал вернуться через пять дней, но и за это время могло произойти непоправимое, что, собственно, и случилось.
Ермолаева изменилась. Настолько, что заметила это не только Ника, но и все окружающие. Теперь в ней было столько жизни, что ни один человек, пообщавшийся с ней хотя бы минуту, не мог остаться в плохом настроении.
– Просто вопрос – что с тобой случилось? – подруга всё никак не могла привыкнуть к обновленной одногруппнице.
– Да с чего ты взяла? – отшучивалась жена Никольского.
– У тебя кто-то появился? – никак иначе девушка не могла объяснить смену настроения.
– Вечно ты всё к одному сводишь, – уклончиво ответила Лена.
В веселом беспамятстве днем и ледяных объятиях пустой постели ночью прошли первые два дня. А потом среди тихого вечера с куском пиццы перед телевизором раздался телефонный звонок.
* Милая, ты дома? – мама была чем-то взволнована.
– Да… Ужинаю, – не догадываясь о случившемся, произнесла Ермолаева младшая.
* Помнишь Илью Куприна? – от этого имени у Лены что-то оборвалось внутри, словно диафрагму разрезали пополам кинжалом.
– Ну, помню, – предвкушая дальнейшие слова, согласилась девушка.
* Он умер вчера утром.
– Как? – жена Никольского устремила отсутствующий взгляд на экран телевизора.
* Он полгода уже страдал от депрессии и под конец не выдержал.
– Не выдержал чего? Мам, это шутка? – она искренне не верила в случившееся.
* Нет, не шутка. Завтра похороны. Надеюсь, ты приедешь сюда.
– Зачем? – её голос стал ледяным, словно его пронзили тысячи стальных прутьев, а жалость навечно покинула её душу.
* Его мать посчитала, что вы дружили когда-то, и она попросила меня об этом.
– Я не хочу, – твердо отказалась Лена.
* Подумай, каково ей сейчас. Она потеряла сына. Думаю, что она безутешна.
– Как он погиб? – без особого интереса спросила девушка.
* Ехал по ночному шоссе, разогнал автомобиль и врезался в столб. Видеорегистратор доказал, что случилось всё по его воле. Он оставил напоследок послание родителям.
– Отвратительно! – фыркнула она.
* Так ты приедешь? – решила закончить разговор Галина Владимировна.
– Да, приеду, – смирилась Ермолаева. – Потому что, если я этого не сделаю, то стану врагом номер один!
Женщина осталась недовольна беседой, ведь ожидала больше сочувствия и понимания. Видимо, она не до конца осознавала, что произошло между ними когда-то: предательство, ложь, расставание и ненависть. Разве можно было теперь сострадать мальчишке, пустившемуся по обманному пути?
«Мама позвала меня на выходные к себе. Ты не против?» – написала Лена мужу сообщение в соцсети.
«Нет, конечно. Поезжай. В воскресенье я уже прилечу» – ответил он.
Она не стала говорить об истинной причине своей поездки. Меньше знает – крепче спит. Хотя, на самом деле ей ужасно не хотелось объяснять все их сложные взаимоотношения с Ильей. Однажды она рассказала ему немного о прошлом «неудачном» опыте, а потом… Если захочет узнать больше, она обязательно его посвятит во все свои тайны, но не теперь.
Утром она записала длинное видеопоздравление для мужа с его днем рождения, а потом поехала с небольшим рюкзаком на вокзал, села на автобус до своего небольшого городка, где её встретил отец. За час до начала мероприятия, Лена переоделась в доме своих родителей в более подходящую для мрачного торжества одежду. На ней оказалась черная длиною до колена юбка, слегка расклешённая книзу, блузка столь же темного оттенка, а на голове – шарф.
– Постарайся вести себя подобающе, – попросила ее мама.
– Конечно, это же его похороны, а не день рождения, – съязвила девушка, сама не ожидав от себя подобного.
Её раздражал тот факт, что в её счастливое настоящее вдруг ворвалось болезненное прошлое, от которого она, казалось, вот-вот избавилась и надеялась больше никогда не сталкиваться, но у судьбы были другие планы.
– Галина! – воскликнула мать Ильи, когда семейство Ермолаевых показалось у входа на кладбище, где собрались и остальные приглашенные. – Я рада, что вы все вместе приехали… – она бросила мимолетный взгляд на дочь своей подруги. – И тебе здравствуй, Елена.
Тон девушке не понравился, ровно, как и вся нелепость сложившейся ситуации.
– Ленка! – Юля, некогда девушка, а теперь невеста Никиты, которая вместе со своим женихом входила в компанию, включавшей и погибшего Дениса, и Илью, подбежала к ней, крепко обняв.
– Привет, – жена Никольского прижала её к груди, гладя по спине, пока та, будучи не в силах успокоиться, рыдала возле подруги.
– Ты как? – заплаканные глаза смотрели прямо на Ермолаеву.
– Я в норме… Но до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что его больше нет с нами, – ответила она, не испытывая в действительности никаких чувств, и даже банального сострадания.
– Тебе, наверное, тяжелее всех… – вздохнула спутница Никиты. – Вы же с ним…вроде как встречались.
– Это было больше трех лет назад, – напомнила Лена.
– Разве такое проходит? – всхлипывая, не унималась Юля.
– Проходит, – заверила её собеседница, поправляя шарф, сдавивший горло.
– Ты что? Замужем? – заметила девушка кольцо на безымянном пальце.
Ермолаева поспешно убрала руку в карман плаща.
– Да, – сухо ответила она на вопрос.
– И кто он? – казалось, будто про Куприна все благополучно забыли, а его безжизненное лицо, еще не прикрытое крышкой гроба, который стоял в кузове небольшой газели, не вызывало такого интереса, как новый статус Лены.
– Как-нибудь в другой раз всё обсудим, – предложила она со снисходительной улыбкой, стараясь избежать разъяснения подробностей своей личной жизни.
– Попрощаешься с ним? – Никита прервал их разговор.
– Я с ним не здоровалась… слишком давно, чтобы теперь прощаться, – довольно жестоко прозвучали её слова.
– Если бы здоровалась, то он бы сейчас был жив… – вздохнул старый знакомый.
Лена поторопилась отойти от друзей, направившись к умершему, возле которого находились его и её родители, но на полпути обернулась с колким замечанием в адрес всех присутствовавших.
– Забавно, что многие так хотели, чтобы я приехала, но при этом, увидев меня здесь, оказались недовольны моим присутствием, – в её голосе скользнул непривычный для неё холодок, полный неистового отвращения к лицемерию, скопившемуся здесь.
Она подошла к гробу. Позади нее послышался шепот – Куприна попросила всех отойти, чтобы дать возможность бывшей девушке её сына проститься с юношей.
– Ну, привет, – Лена положила ладонь на бортик на уровне груди покойника.
Илья был ужасно бледным, холодным и абсолютно безжизненным. Разве можно было обвинять его в том, что когда-то произошло между ними?
– Не думала, что тебя ещё когда-нибудь встречу, а уж тем более при таких обстоятельствах… В последний раз, когда мы с тобой столкнулись в метро… Я была, пожалуй, слишком строга к тебе, но, согласись, ты тоже был не ангелом… В общем, – она тяжело вздохнула, – покойся с миром…
Она покинула его. Его тело скрылось под тяжелой крышкой, которую прибили гвоздями двое парней из похоронного бюро.
– Священники отказались его отпевать… – пожаловать мать умершего. – Сказали, что самоубийц нельзя…
Гроб поднесли к могиле, опустили в землю на веревках. Лена совершенно безэмоционально смотрела на происходящее, стоя рядом со своим отцом. В голове крутились давно забытые слова песни, которая когда-то стала судьбоносной для нее в отношениях с Никольским: «Кто-то ушел на дно, а кому-то всё равно – погрустили, а завтра забыли, будто не были и не любили… Кто-то ушел наверх, то есть ушел навек и следит, улыбаясь за нами, сквозь глаза наших воспоминаний…». Слеза невольно прокатилась по щеке. Она не показывала эмоций, ведь их у нее не было. Всё происходящее не трогало её до глубины души, как это принято, но теперь… На секунду она вспомнила его объятия, взгляд теплых глаз с легкой хитринкой. Он был такой жизнерадостный, словно в нём всегда жил лучик надежды на светлое будущее, а потом… Сгорел. Исчез бесследно в пучине тяжелого психического заболевания. Депрессия не пожалела его и забрала с собой. В ад. Ведь самоубийцы не попадают на небеса, как бы этого не хотелось.
Через мгновение её мысли перенеслись в Чехию. Как там сейчас он? Её муж. Она никогда бы не подумала, что так будет скучать по нему. Влад… Некогда вызывавший у неё лишь уважение и сочувствие из-за того, что он посчитал возможным их нелепый союз, теперь заставлявший её дрожать лишь от одного только звучания его голоса… бархатного, низкого, теплого. Он топил её в своей нежности, своих объятиях… Ей и в голову бы не пришло, что именно ему она сможет отдать всю себя, как в прямом, так и в переносном смысле.
– Это всё из-за тебя! – прошипела Куприна, вернув Ермолаеву в реальность, когда деревянный ящик, в который был замурован её мертвый сын, оказался скрытым под толстым слоем земли.
Девушка удивленно посмотрела на неё, не до конца понимая, что женщина обратилась именно к ней.
– Если бы ты тогда не предала его, он бы не наложил на себя руки! – возмущалась мать Ильи.
– Дорогая, не нужно, – её муж поспешил успокоить супругу.
– Нет! Пусть знает, что она стала причиной гибели моего мальчика! – продолжала она.
– А Вас не смущает тот факт, что с момента нашего с ним расставания прошло почти четыре года, а в депрессию он впал только полгода назад? – Лена решила не сдаваться в этой глупой битве.
– Ещё не известно, почему на самом деле умер Денис! – её оппонентка решила припомнить всё, что происходило среди тех, кто был дружен с Ермолаевой.
– Боже, Вы себя слышите? – возмутилась жена Никольского. – Павлов разбился на мотоцикле в результате несчастного случая, а Илья… Да простит он мне эти слова, но исключительно по своей глупости, и моей вины в этом нет.
– Дрянь! – не унималась женщина.
– Я подожду вас в машине, – сообщила девушка своим родителям, протянув руку отцу, чтобы тот дал ей ключи.
Ступая по мокрой апрельской земле, хлюпавшей под ногами, она покинула кладбище, оставив позади знакомых и бывших друзей. Её больше ничего не связывало с этими людьми, впрочем, как и раньше, но теперь… Всё казалось слишком бессмысленным.
Сев на заднее сиденье автомобиля, она достала смартфон, открыла социальную сеть, затем диалог с Владом.
«Я ужасно соскучилась!» – написала она, но потом стерла это сообщение, так и не отправив его получателю. Ей показалось, что это было бы слишком откровенно. Не желая проявить свою слабость, она выбрала другой текст для послания: «Жду, когда ты вернешься. Надоело быть одной», потом нажала на заветную кнопку «Отправить». В этих словах не было нежности, но Никольский был рад и тому, что пришло к нему в мессенджере. Ей его не хватает – именно такой вывод сделал он, ведь, несмотря на то, что она постаралась избежать тотальной искренности, он разглядел в её сухом сообщении её истинные чувства.
«Я поменял билет. Вылетаю рано утром. Часов в 12 буду в Москве. Могу приехать за тобой»
Она слегка опешила. Он заберет её от родителей? Но это нелегко… После трудного перелета, смены часовых поясов, пусть и незначительной, но всё же… Два часа от столицы, потом обратно по трассе…
«Ты сильно устанешь. Не хочу тебя беспокоить» – отказалась она от его предложения.
«Не так сильно, чтобы я не поехал за своим сокровищем на край света» – уговаривал он её.
«Ты сказал своим родителям обо мне?» – сменила она тему.
«Да»
«И? Как они отреагировали?»
«Знаешь, мне кажется, что они вполне спокойно к этому отнеслись. Более того, хотят, чтобы мы с тобой приехали к ним летом на пару недель. Конечно, после того, как ты сдашь сессию»
«Ого, какое заманчивое предложение» – оживилась Лена.
«И ещё, на счет моего завтрашнего визита к тебе. У меня есть небольшой сюрприз, который нужно обсудить с тобой именно там, поэтому, пообещай мне, что не станешь возвращаться в Москву без меня»
«Ладно, а что за сюрприз?»
«Узнаешь»
На улице раздались голоса. Ермолаева посмотрела в окно машины и увидела всех участников траурной церемонии. Ей стало немного не по себе.
Отец сел за руль, мать, попрощавшись с Куприной, заняла переднее пассажирское сидение.
– Ты как? – обратилась она к дочери.
– Нормально, – с неохотой ответила девушка.
– Пойми, ей сейчас нелегко… – попытка женщины оправдать свою подругу не увенчалась успехом.
– Всем сейчас нелегко, – твердо отрезала Лена.
– Милая, ну прости ты её… У неё сын умер.
– Знаешь, мам, он для меня умер еще четыре года назад, не стану же я об этом говорить ей. А то, что я не рыдала на похоронах… Извините, я не была с ним так близка, чтобы так бурно реагировать на событие, – она пыталась защититься от этих жутких просьб о взаимопонимании, а точнее о сострадании к той, которая несколько минут назад обвинила её почти во всех смертных грехах. – Здорово! – возмутилась Ермолаева младшая. – Я не собиралась приезжать на выходных сюда, но ты меня уговорила. И что я получила взамен? Тонну негатива, который на меня вылила та, что не сумела воспитать своего сына порядочным и честным человеком. Если бы он не был таким, то всего этого могло бы и не случиться.
Телефон уже три раза прогудел, высвечивая на экране сообщения от Влада.
– Кто тебе там всё пишет? – недовольно заметил Роман Сергеевич.
– Муж, – фыркнула Лена и, взяв в руки смартфон, прочитала послания, а после начала отвечать на них.
«Оксана тут решила тебе купить небольшой подарок, – писал Никольский. – Не буду говорить, какой именно. Пусть останется сюрпризом»
В следующем сообщении он спросил, удобно ли ей сейчас говорить с ним, а потом, не получив ответа, прислал короткую, но многоговорящую фразу: «Не скучай. Люблю тебя. Спишемся позже тогда».
Она послала ему лишь: «Я тебя тоже», когда он уже вышел из соцсети.
– Почему ты не поехала с ним? – Галина Владимировна решила сменить тему их беседы, продолжая при этом разговор, но гораздо мягче, чем прежде.
– У меня была непростая учебная неделя… Как раз на пятницу пришелся коллоквиум… – пояснила Лена. – На самом деле, очень хотела полететь… – она сделала небольшую паузу. – С ним, – добавила в конце.
– А знаете, что? – начала мама. – Давайте поедем домой, я напеку пирожков, устроим посиделки, поговорим о наболевшем или просто о какой-нибудь ерунде? Как вам идея? – в её голосе был задор, который тут же поднял настроение.
– Я за! – тут же согласилась её дочь, и они обе устремили взгляд на главу семьи.
– А что вы на меня смотрите? – усмехнулся он. – Я на всё готов ради своих девчонок. Даже набрать пару лишних килограммов.
– Вот и отлично.
Вечер прошел в теплой обстановке с горячим сладким чаем и свежей выпечкой. Около полуночи Роман Сергеевич отправился спать на второй этаж их загородного дома. Лена с мамой остались вдвоем в гостиной. Женщина решила вывести девушку на откровенный разговор.
В комнате горел торшер, по телевизору показывали какую-то комедию, но звук был выключен, поэтому беседе ничего не мешало. Хозяйка налила в кружки новую порцию чая, нарезала в него яблоки и подала на журнальный столик.
– У тебя совсем ничего не дрогнуло, когда ты его увидела сегодня? – спросила она у жены Никольского.
– Ты об Илье? – хмыкнула её собеседница. – Нет… – в её голосе было слишком много безразличия. – Он искал себя и, видимо, нашел, – она замолчала на секунду, сделав глоток янтарного напитка. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. Как в колледже дела? Студенты хорошо себя ведут?
– Да, с ними проблем почти нет. Есть правда один… Слишком любознательный. Всё никак не поймет, что я – психолог, а не психиатр, вот и задает вопросы о различных патологиях… А в целом, – Галина Владимировна ласково улыбнулась, – всё по-старому. Расскажи лучше о себе, Владиславе… Как у вас складывается семейная жизнь? Мы так давно с тобой не говорили в подобной обстановке… С того периода прошло уже слишком много времени.
– Знаешь, когда я выходила за него замуж, думала, что он не способен сделать меня счастливой, заставить любить его… Приручить, – она улыбнулась уголком рта, поймав себя на мысли, что он улыбается порой точно так же. – Сейчас же… О Боже, мама, его нет три с половиной дня, а я уже безумно скучаю… Дело не в постели, близости, хотя это тоже теперь неотъемлемая часть нашей жизни, которую я так когда-то боялась… Дело в нем. Я просто иссыхаю без его взгляда, объятий… Слишком много слов, но мало в них смысла, чтобы описать мои истинные чувства.
– Рядом с ним ты дома? – направила её по верному пути мама.
– Да, пожалуй, так, – согласилась девушка. – Он для меня – нерушимая стена, за которой мне ничего не грозит…
– Наслаждайся этим временем, пока никто лишний не знает, что вы женаты. Потом начнутся осуждения, упреки, сплетни, слухи… Постарайтесь подольше сохранить свой брак в тайне.
– Рано или поздно всё равно все узнают. В последние дни всё сложнее скрывать это от Ники. Она так и норовит заглянуть в мой телефон. Удалять переписки с ним я не хочу… Мы же не школьники, чтобы прятаться за гаражами.
– Тогда вам придется принимать на себя удары общества.
– Ты до сих пор не приняла его как должно? – догадалась Лена, увидев оттенок сомнения в глазах матери.
– Мне следует его уважать только за то, что ты с ним счастлива, что он заботится о тебе, порой даже больше, чем некогда мы с отцом. Он – неплохой человек, как я это увидела из личного общения с ним, но на большее ему рассчитывать не нужно.
– Он приедет за мной завтра после обеда, – сообщила Ермолаева младшая.
– Что ж… Будем рады встречи с ним.
– Знаешь, я сейчас вдруг подумала, в какой момент я осознала, что не хочу ничего менять и быть только с ним… Это было в Брауншвайге… В тот день мы сильно устали, но это не помешало мне вновь решиться на близость с ним. До сих пор помню, как колотилось тогда моё сердце…
– А во все последующие разы? Не так сильно? – улыбнулась хозяйка дома.
– Тогда как-то по-особенному, словно хотело достучаться до него и, кажется, ему удалось это сделать.
– Чего вы еще не спите? – Роман Сергеевич спустился со второго этажа, чтобы попить воды.
– Уже идем, – ответила его жена.
Лена поторопилась допить остатки чая, помогла маме убрать со стола, а после отправилась в свою комнату.
Постель была пуста. Холодная простынь, одеяло… Здесь даже не было его запаха – белье оказалось совсем новым и имело аромат стирального порошка.
Она сняла халат, надела свою домашнюю футболку, легла в кровать, крепко обняв подушку, прижав её к своему хрупкому телу.
– Как бы я хотела, чтобы сейчас вместо тебя был он… – тихонько прошептала она, обратившись к смятой ткани, оказавшейся в её руках.
На электронных часах печально переливались синеватые цифры «1:29».
«Он уже, наверно, спит…– подумала Лена, остановив взгляд на светящихся значках. – Сколько сейчас в Чехии? Половина первого?»
Но он не спал. В гостевой комнате, одной из двух, что находились в доме его родителей, построенном в сорока километрах от Праги, заложив руки за голову, бесцельно глядя в темный потолок, он думал лишь о том, что меньше, чем через сутки, наконец сможет обнять её… Такую маленькую и беззащитную. До вылета оставалось семь часов, потом три часа уйдет на сам перелет… Он уже представлял, как, забросив в квартиру вещи, сядет в свою машину и поедет в Подмосковье. По дороге обязательно нужно будет созвониться с риелтором, с которым он уже договорился о сделке. Вот только останется показать участок жене.
Оксана сегодня сказала ему, что он растлил наивную девочку, которая осмелилась поверить ему, позволить войти в свою жизнь. Он долго сидел с сестрой в беседке возле дома. Ей наконец удалось поговорить с ним по душам. Впервые за последние несколько лет. Она упрекнула его в её разложении, словно подговорил к бунту против чести и совести, а потом разделил с ней ложе. Младшая дочь Никольских… Что она понимает в чувствах брата? Он пытался объяснить ей, что только так смог уберечь её от жестокого мира, который намеревался причинить ей лишь страдания и ничего, кроме них, но женщина не верила родственнику.
«Признайся честно, – с усмешкой попросила она, – ты просто решил кому-то что-то доказать. Скажем, что ты ещё о-го-го».
Он не стал отвечать ей на эту колкость. Во-первых, она была женщиной, поэтому вряд ли смогла бы его понять, а, во-вторых, значительно моложе, к тому же, ещё и замужем… Слишком много обстоятельств отделяло их друг от друга. Теперь они говорили совершенно на разных языках, будто и не были родными братом и сестрой. В её жизни всё было просто – работа, семья, работа; в его всё только начало налаживаться, и отказываться от хрупкого счастья, что пульсировало в его сердце он не желал, впрочем, как и та, что разделила эту жизнь с ним и, как и он, не спала в эту холодную, но звездную апрельскую ночь.
– Милая, просыпайся, – мамин голос бережно будил Лену в десять часов утра.
– Влад ещё не приехал? – даже не открыв глаза, спросила она.
– Нет. Ты же говорила, что он будет только после обеда.
– Ну мало ли… – промычала она.
– Давай, вставай. Завтракать будем, – поторопила Галина Владимировна.
Укутавшись в плед, допивая чай с блинчиками и медом, девушка сидела в гостиной. По телевизору шел боевик, и Роман Сергеевич увлеченно следил за сюжетом, впрочем, как и его супруга. Их дочь же, лишь изредка поглядывая на экран, почти всё время наблюдала за молчащим телефоном. Внезапно он зазвонил, высветилось имя мужа.
– Алло, – нетерпеливо ответила она, словно после длительного кислородного голодания, смогла схватить сухими губами глоток свежего воздуха.
* Буду через двадцать минут, – его голос разлился горячей шоколадной патокой по её артериям, что пульсировали в такт участившемуся дыханию.
– Что? Уже подъезжает? – усмехнулся отец Лены, увидев её реакцию.
– Да, – поторопилась ответить она и побежала на второй этаж одеваться.
Она стояла возле окна в своей комнате, натянув уютный свитер с круглым вырезом поверх рубашки, предвкушая грядущую встречу. Вдалеке показался свет знакомых фар. Сердце забилось чаще.
Ермолаева спустилась вниз, когда глава семейства открыл входную дверь перед своим зятем. Они обменялись рукопожатием, и Никольский был приглашен внутрь.
– Влад, – она остановилась на последней ступеньке лестницы, ведшей со второго этажа, его имя само соскользнуло с её губ.
– Лена, – он устремил взгляд на свою жену: расстегнутая верхняя пуговица, приоткрывавшая нежную кожу шеи над вязаной каймой свитера, облегающие леггинсы, глаза, полные недосказанных слов, насыщенных искренностью и тоской.
Преодолев расстояние в несколько шагов за пару секунд, он подошел к ней, обхватив сильными руками за талию, стащив со ступени, приподнимая над полом. Она обняла его за шею, словно нависая над его лицом.
– Я скучал, – прошептал он, немного опустив её так, что их губы соприкоснулись, одновременно поставив обратно на лестницу, но она не отстранилась от него.
Несколько секунд тишины, а в голове уже вспыхивали образы ночного буйства черно-белых красок, сплетение тел, обрывавшееся дыхание на половине вздоха… А сейчас он был в кожаной куртке, из-под которой выглядывала футболка с изображением мотоцикла, заставляя ее дорисовывать в воображении то, что скрывалось под ней.
– Ну что? – произнес он, сделав шаг назад, подав ей руку, чтобы она спустилась. – Поехали?
– Прямо сейчас? – удивилась она, посмотрев на родителей, показавшихся в холле.
– У нас есть ещё одно дело, – пояснил он.
Она не сразу поняла о чем речь, точнее, не поняла вовсе и, попрощавшись с отцом и матерью, отдав дорожную сумку Владиславу, послушно проследовала за ним в машину.
– Так куда мы едем? – сидя на переднем машине его автомобиля, пока он выезжал из поселка на трассу, спросила она.
– Знаешь, я решил украсть тебя, увести в Сербию на загородную виллу и провести остаток своих дней только с тобой, – с улыбкой ответил он.
– Здорово, – усмехнулась она, – вот только не пойму: это угроза или предложение?
– Констатация факта, – озвучил он третий вариант. – На самом деле везу тебя за город, но не в Сербию, а здесь недалеко… Километрах в десяти от дома твоих родителей.
– И что там? – её любопытство не давало ей покоя.
– Приедем, узнаешь. Потерпи, – мягко попросил он, включив радио.
Заиграла старая песня, романс… Лена вслушалась в слова, подперев рукой голову, облокотившись на дверцу машины.
«Не взыщи, мои признанья грубы, ведь они под стать моей судьбе. У меня пересыхают губы от одной лишь мысли о тебе…». Девушка задумалась, ведь она правда скупа на искренность. Ей так часто хочется проявить свои эмоции, но в последнюю минуту она принимает совершенно другое решение. Когда она увидела, что Влад уже едет по дороге к дому её родителей, она хотела выбежать ему навстречу… И каждый день писать сообщения со словами, которые ей на самом деле хотелось сказать мужу: «Я ужасно соскучилась!». И нет, ни один восклицательный знак, а сотни, тысячи! Почему она боится признаться в своей слабости? В самом начале их отношений она не верила в то, что сможет полюбить его, а теперь… Что теперь? Его не было четыре дня, а она уже волком выла на неполную луну.
– Слышишь меня? – голос мужа оторвал её от собственных размышлений.
– Ай, – откликнулась она.
– Не выспалась? – заботливо прозвучал его вопрос.
– Нет, просто… задумалась, – оправдалась она. – О чем ты говорил?
– Оксана пока что осталась в Чехии, но к концу следующей неделе собирается вернуть в Россию. Не против, если она к нам заедет?
– Нет, конечно. Буду рада её видеть, – в её интонации проскользнул скорее банальный этикет, а не честность.
– Что-то не так? – он отвлекся от дороги и посмотрел на спутницу.
– Давай включим что-нибудь другое? Это слишком тоскливо… – вздохнула она.
– В бардачке диски, – улыбнулся он. – Найдешь?
Она тут же открыла небольшой ящичек, нашла что-то вроде альбома, где были вложены диски. На одном из них она прочитала название немецкой группы, которую она обсуждала с Никольским несколько месяцев назад. Это был их альбом от 2015-го года.
Вставив в проигрыватель пластинку, девушка нажала «пуск». По машине разлилась тяжелая музыка. Ермолаева откинулась на спинку кресла, облегченно выдохнула.
– Ты как будто камень с души сбросила, – заметил Влад.
Она промолчала в ответ, наслаждаясь мелодией, прикрыв глаза. Потом композиция сменилась. Теперь солист пел о безграничной любви, которая заставляет его целовать все раны той, которую он боготворит, поскольку все её шрамы принадлежат и ему.
– Останови машину, пожалуйста, – почувствовав приторный комок в горле, как в тумане произнесла она, когда они ехали по загородному шоссе мимо лесных массивов.
– Что-то не так? – забеспокоился он.
– Останови, прошу, – повторила она просьбу.
Он сбросил скорость, съехал на обочину, припарковался, тревожно глядя на девушку.
– Лен, тебе плохо? – его взор затопила безграничная нежность.
– Нет, просто хочу на воздух, – она открыла дверцу, вышла на улицу.
Мимо проносились автомобили. Ветер свистел в ушах от их скорости. Влад покинул салон, подошел к жене, осторожно положил ладонь между её лопатками, потом она сама повернулась к нему, приблизившись до того расстояния, когда слова уже бесполезны, а биение сердец говорит гораздо красноречивее. Она уткнулась в его шею, вдыхая запах его кожи.
Аромат старого тела. Оно может быть бесконечно ухоженным, чистым, но… Это чувство, которое возникает, когда пропускаешь через себя тяжёлый воздух, чувство прикосновения к древности, ветхости, словно к книгам в библиотеке, напечатанным в 1970-х годах. Так было и с Леной, ведь их разница в двадцать с небольшим лет была видна с первого взгляда. Ее мысли сосредоточились на этом, хоть она и осознавала их абсурдность. От него пахло мятой и вишней, смешанными с дорогим парфюмом, чем-то таким родным, но напоминающем о боли.
Она вдруг поняла, как ненавидит его. Никольский. Он взял её из родительского дома, привел в свою квартиру, подчинил её своей власти, растлил, осквернил, обесчестил, и неважно, что они были не просто зарегистрированы в ЗАГСе, а венчаны. Всё это оказалось куда более мерзким, чем она думала в ту ночь… первую ночь с мужчиной в её жизни.
Она тихо плакала. Слезы сами катились по щекам, не подчиняясь голосу рассудка. Всё, что она себе внушала три месяца подряд, вдруг рухнуло на её глазах. Пелена, в которую она добровольно закутывалась, сгнила, превратившись в прах. Больше не было никаких ценностей – они оказались утраченными. К чему теперь слова, если мир был сожжён? Она была готова, пожалуй, ко всему. Ко всему, кроме этого.
Его попытки узнать, что с ней происходит, и кто стал причиной подобной истерики, что бесшумно изливалась на его футболку, ни к чему не привели. Он так и остался в неведении. Боль, которая сейчас пронзала ее тело и душу принадлежала только ей, и, даже, если бы она сейчас смогла в ярких красках расписать ему свои переживания, вряд ли бы он смог их разделить.
Самообладание… как бы ей сейчас хотелось, чтобы оно взяло верх над её измождённым разумом, но, как только она делала шаг навстречу рассудку, он словно отступал снова и снова. Всё это давно утратило свой первоначальный смысл, но только Влад был способен сейчас вывести её из этой чёрной комы.
Он бережно отстранил её от себя, взяв её голову в свои ладони. В нем было столько тепла и нежности, что она невольно всхлипнула, как это обычно делают дети, когда их обида на себя и весь мир потихоньку начинает покидать сознание. Темно-болотный оттенок любящих глаз утопил её грусть, сосредоточив внимание на себе. Как сложно ей было любить и ненавидеть в один миг одного и того же человека!
– Я не знаю, что случилось, – баритон, сравнимый с горячим шоколадом, разлился по её венам, словно он был единственным лекарством в эту трудную минуту, – но уверен, что ты сможешь преодолеть всё, а вместе мы несокрушимы, – мягкая улыбка, ласковый взгляд… всё это заставило её успокоиться.
Она больше не плакала, пытаясь растворить осадок ушедшего приступа паники в своей груди, но это, казалось, невозможным. Она слишком много себе придумала, чтобы сейчас так просто избавиться от тяжёлых фантазий, засоривших её разум.
Они вернулись в машину и оставшийся путь провели в молчании, слушая лишь тяжёлый немецкий рок, заполнявший пустоту между ними, и, как бы странно это не звучало, приводивший нервы в полный порядок.
Объехав небольшой городок, в районе которого жили Ермолаевы, с Юго-Восточной стороны, Никольский остановил автомобиль на трассе посреди леса в паре километрах от самого населенного пункта.
