Владлен Петрович Шинкарев
Река жизни
Город разбитых улиц
Евгений Костров, зав. отделом писем районной газеты «Немеркнущие зори», молодой человек, стоял посреди своего кабинета и любовно поглядывал на клетку с попугаем.
– У, паршивец, молчишь, как рыба! И когда ты заговоришь? – без злости говорил зав. отделом. – Кешка, сколько на тебя я сил потратил, какие методы дрессировки не использовал, а ты до сих пор не единого слова не произнес.
Зав. отделом безнадежно махнул рукой и сел за стол работать. В это время в кабинет заглянул селькор с заметкой о дорогах города «Лицом в грязь». Когда Костров читал рукопись, местный селькор с досадой и злостью то и дело повторял одни и те же слова: «Дураки… Олухи!». Он так проникновенно говорил, что в какой-то момент в углу кабинета зашуршали перья, и хриплый голос буркнул:
– Дур-раки… Олу-хи…
Зав. отделом даже подскочил на стуле от радости, а селькор от испуга на мгновение потерял дар речи.
– Вот тебе и на! – воскликнул Евгений Костров, потирая лоб, – надо же, заговорил!
И обращаясь к селькору, произнес:
– Наверное, ваши слова так запали в душу, что смолчать уже не мог! – с этими словами Костров распрощался с изумленным селькором и углубился в чтение писем. Его раздумья о бедственном положении крестьян прервал главный редактор газеты, который как-то незаметно и неожиданно, как всегда, вошел в кабинет.
– Евгений, что нам делать с критическим материалом по ДРСУ-56? – обратился редактор к автору статьи. – Надо согласовать факты, изложенные в статье, с районным начальством, – заключил редактор. – А то могут быть большие неприятности.
В это время попугай как закричит во все горло:
– Дур-раки… Олу-хи..!
От неожиданности редактор даже оторопел, а потом захохотал и закричал громче попугая:
– Надо же, заговорил!
В кабинет уже заглядывали работники отдела рекламы и объявлений. Им, как всегда, все надо знать первыми.
– А мы думали, что ваш попугай неговорящий. Болтаем при нем всякое-разное! – осторожно заявили они дружно.
Целую неделю всех входящих в отдел писем попугай встречал возгласом:
– Дур-раки… Олу-хи..!
Это стало тревожить не только Евгения Кострова, но и главного редактора:
– Как бы чего не вышло?! И смех бывает сквозь слезы! – рассудил редактор. Решение было принято быстро: попугая сбагрить кому-нибудь из юбиляров! Случай не заставил себя долго ждать. Вскоре редактора пригласили на пятидесятилетие управляющего ДРСУ-56. Праздновали юбилей, как водится, в ресторане, на широкую ногу. Съехались гости со всего края. Когда редактор газеты внес в зал попугая, все притихли. В конце поздравления в стихах паузу перед аплодисментами прервал попугай:
– Дур-раки… Олу-хи..!
Все в зале от смеха так и легли на сервированные столы. Редактор покраснел от смущения, а юбиляр даже уронил рюмку с водкой на пол. Чувство неловкости уступило место ощущению полного веселья и радости. В тот же вечер попугая доставили в кабинет управляющего ДРСУ- 56. Теперь в конце каждой планерки попугай кричал:
– Дур-раки… Олу-хи..!
Через месяц он неожиданно прибавил к уже известным изреченим новое слово:
– Лодыр-ри…!
Управляющий был доволен и, указывая пальцем на попугая, членораздельно добавлял:
– Работать надо лучше!
Все было бы в угоду хозяина кабинета до тех пор, пока попугай вдруг не произнес:
– Взяточники, мошенники, хапуги…!
При этих словах лицо управляющего перекосилось мучительной судорогой, глаза впились в птицу, он подскочил к клетке и заорал:
– Ах, ты дрянь! Я тебя кормлю, а ты на меня клевету возводишь!
Он открыл дверцу и засунул руку внутрь, чтобы потрепать, как следует, попугая. Но попугай не дурак, со всего маху, так вцепился в руку управляющего, что тот резко с криком выдернул ее из клетки. Но управляющий до конца не оценил реакции птицы. Тот со всего маху вцепился в руку и стал трепать хозяина. Когда рука было освобождена от клюва и костей дерзкой птицы, ее обладателю было не до возмутителя спокойствия. Тот вылетел из заточения и летал по кабинету с криком:
– Взяточники, мошенники, хапуги…!
Управляющий, как всякий начальник, дорожил репутацией. Он быстро открыл окно и выпустил птицу на улицу. Попугай не стал куролесить по городу в поисках приключений на свою голову, а полетел прямо к зданию родной редакции. Костров, завидев за стеклом родного Кешку, поспешил открыть окно. Птица стремительно влетела в кабинет. Евгений же помчался на рынок за новой клеткой. Не успел попугай освоиться на новом месте, как в кабинет вошел редактор. Напуганный попугай молча сидел в клетке. Он вопросительно смотрел на главного редактора, а тот, обращаясь к Кострову, произнес:
– Что, нового попугая купил?
– Да нет, это старый друг! Вот прилетел домой какой-то взъерошенный, – осторожно ответил зав. отделом.
Еще не успела закрыться за главным редактором дверь, как послышался скрипучий голос попугая:
– Кр-ризис… Мошенники, взяточники, хапуги…
Ругался он по-прежнему неожиданно, но уж очень невпопад в данном случае.
– О-О-О! – вытянулось лицо у главного редактора.
Евгений Костров понимал, что значит, когда у главного редактора меняется выражение лица.
– Наживем на свою голову неприятностей от этого попугая! Срочно надо избавиться! – таков был вердикт редактора.
Помог счастливый случай: у районного прокурора юбилей: десять лет службы на одном месте. Во время… и общего любопытства, стесняясь, главный редактор газеты, преподнес прокурору презент: попугая.
На следующий день в кабинете главного редактора зазвонил телефон. Прокурор района поблагодарил за забавный подарок, и между прочим поинтересовался, где попугай жил все это время. Редактор то ли с испуга, то ли в угоду прокурору решил все выложить как на духу. Через месяц следственный комитет начал расследовать громкое дело местного масштаба, а прокурор вместе с попугаем переехал на новое место службы. Не бросишь же такого наблюдательного и умного попугая без дела. Ну, а главный редактор только после суда смог опубликовать критическую статью о коммерческой деятельности управляющего ДРСУ-56.
Синичкина
Я ещё не знаю, где нахожусь, но рядом милое лицо моей Люси. Я её крепко обнимаю, целую, и по всему телу разливается жар необузданных волнений и непонятной истомы. Таких прекрасных чувств в своей жизни я ещё не испытывал, ведь это была первая встреча с девушкой, в которую я влюбился с первого взгляда на первом курсе института. Любовь в это время всегда отрицательно отражается на учёбе. Я стал замечать за собой иной раз нытьё и разные туманные чувства, сердце сделалось каким-то ранимым и добрым, что совершенно излишне в студенческие годы, как показал мой жизненный опыт…
Надвигалась в моей жизни первая студенческая сессия. Как из рога изобилия в декабре посыпались зачёты по химии, истории, математике…
Мы с другом договорились, что, готовясь к зачётам, я аккуратно и разборчиво пишу шпаргалки по математике, а он – по химии.
За день до сдачи математического анализа ничто не предвещало опасности. Искупавшись, заварил крепкий чай и уселся строчить шпаргалку. Я писал её так убедительно, каждую формулу выводил аккуратно с подробными объяснениями, чтобы и дурак мог в них разобраться.
Как только начинали смыкаться глаза, брался за чай – и снова за работу.
Всё шло по плану, пока за столом не заснул. И сразу же перед глазами всплыло лицо Люси Воробьёвой, моей однокурсницы, в которую я уже успел влюбиться по уши.
На моё счастье она даже оказалась в нашей группе, и я её мог лицезреть каждый божий день.
Мы плывём на теплоходе по реке Кубань, я крепко обнимаю Люси за талию и упоительно нежно шепчу ей на ушко: «Всё будет хорошо», – а сам про себя думаю, какой смелый стал, раньше боялся и слово вымолвить в её присутствии, а сейчас лезу целоваться.
В этот момент слышу сигнал тревоги. На палубе, где мы стоим, какая-то суматоха начинается. Люди куда-то бегут, все хватают спасательные жилеты и прыгают в воду. Взяв одной рукой жилет, а другой – Люси, вываливаюсь с ней за борт теплохода. Кругом страшная темнота и бурлящая вода. Вынырнув, оглядываюсь, смотрю, а моя любовь из последних сил, захлёбываясь, старается ещё держаться на воде. Я отдаю ей свой жилет, который чудом удержал в руках, и изо-всех сил стараюсь его одеть на её непослушное тело. В тревожной обстановке вовремя сообразил, что надо плыть к берегу, где виднеются огни большого города.
Мы плывём вместе, но радость спасения мне почему-то не придаёт сил, а только тяжёлым грузом тянет на дно. И в это время я касаюсь спасительного песчаного дна.
С трудом выбираемся на крутой берег. Я жду от Люси благодарности, а ей не до этого. В мою душу проникает и разливается по всему телу необъяснимый страх, который не оставляет места для любви и наслаждения. Появляется мысль: «Хочу жить! Жить! Жить!»
Эти слова проникают в каждую клеточку моего тела. И, говоря языком поэтических сравнений, моя душа готова вырваться наружу и кричать от радости.
Я вскакиваю на ноги и, стоя в воде по колени, кричу во все лёгкие:
– Люси, мы спасены!
Она медленно поднимается, крепко обнимает меня и тащит в грязную воду, по которой плывут какие-то вещи, доски, всякий мусор. Держа мою голову двумя руками, постоянно шепчет мне непонятные слова, и я вместе с ней падаю в Кубань.
Нас снова несёт течение, я стараюсь вырваться из её объятий, но одна мысль меня останавливает: как же она одна останется – пропадёт же?!
Слышу снова тревожный звук сирены, вскакиваю из-за стола на ноги с криком: «Мы живы!»
Будильник звонит громко, занудно, не переставая. Я стою босой в воде около письменного стола и никак сообразить не могу, где я и что со мной происходит.
Ещё находясь во власти только что приснившегося кошмара, трясущимися руками лихорадочно с трудом нахожу на столе будильник и с наслаждением его отключаю.
Я никак не могу вспомнить, зачем поставил его на восемь часов утра. Бегу в ванную, вижу, как из крана бурлит вода. Перекрываю его, хватаю тряпку, ведро и начинаю везде убирать воду.
Одна мысль меня беспокоит: как бы жильцы нижнего этажа не припёрлись с претензиями. Прислушиваюсь – тихо, значит, на работе.
На часах уже без пятнадцати минут девять. Я сажусь на стул, в руках держу мокрую тряпку, и в мою маленькую комнатку наконец врываются тишина и приятные воспоминания.
Я её увидел в первых числах сентября, когда все первокурсники собрались в актовом зале на встречу с ректором института. На вступительных экзаменах почему-то её не заметил, а здесь под влиянием свежих чувств и новых переживаний глаза мои заблестели от красоты Люси.
Но когда эта белокурая, длинноногая принцесса с обворожительной улыбкой появилась в нашей группе и все ребята бросились за ней ухаживать, кадрить, я сразу же сник и стал свои чувства скрывать от посторонних глаз, даже от друга. Ослеплённый её красотой, боялся не то что рядом слово молвить, но и подойти к ней. А она со всеми шутила и свою обворожительную улыбку раздаривала налево и направо, не выделяя никого. Этим она заставляла меня так страдать, что во мне всё кипело и взрывалось негодованием. Казалось, что у неё никогда не бывает плохого настроения.
Множество неизвестных чувств и переживаний обрушилось на мою ещё тогда молодую неокрепшую голову. Мне хотелось её видеть постоянно, любоваться и восторгаться ею.
Студенческая жизнь способствует сближению молодых людей. Но почему-то в наших отношениях присутствовала какая-то неопределённость. Она порхала, как птичка, которую невозможно было не только поймать для разговора, а даже глазами за ней уследить, чтобы насладиться этими внезапными волнениями.
В моей голове рождались всё новые и новые фантазии, а с ними и желания, связанные с её личностью, с её красотой и её внутренним миром, о котором я тогда ничего не знал, но стремился его познать. Хотелось сделать для этого человека что-то необычное, сверхъестественное.
Мои сладкие раздумья прерывает звонок:
– Ты где, Влад?
Вместо «привет» хриплый и возмущённый голос друга.
– Я уже битый час тебя жду на кафедре.
– Какая кафедра? – Я никак понять не могу, мысли путаются в голове: «Причём здесь кафедра?»
– Ты, друг, что, очумел?! Сегодня же зачёт по математическому анализу.
Я с трудом стал приходить в чувства, переспрашиваю:
– Зачёт сегодня?
– Да! Да! – Сколько можно повторять, врубился в тему!
– Чуваков много?
– Полгруппы, ласты в руки – и на крыльях быстрей лети.
Как только замолчал телефон, я и подумал: «Надо постараться поскорее вычеркнуть из памяти этот проклятый сон, который с утра меня прессует». Но, чем я больше думал об этом, тем обречённее осознавал: этот сон, наверное, и пришёл ко мне под самое утро, чтобы навсегда разрушить хрупкий, тонкий и такой до боли сладкий миф моей студенческой любви…
Я быстро умылся, оделся и полетел в институт на такси, как советовал мой друг.
Математика мне давалась без особых усилий, и так как я имел солидную базу знаний, то все однокурсники обращались ко мне за помощью.
На этот раз я писал шпаргалку в основном для друга, а так как это был любимый предмет, то находил удовольствие в этом деле, пусть изнурительном, но приятном.
Поэтому о зачёте я мало думал, голова была забита сладким и одновременно страшным сном.
Ещё издалека заметил, как на ступеньках института нервно прыгает мой друг, дожидаясь палочки-выручалочки. Только поравнявшись с ним, в первую очередь услышал:
– Шпоры готовы?
– Да ты вначале поздоровайся хотя бы для приличия, – ответил я.
– Давай, я их быстро перелистаю, чтобы в дебрях не потеряться.
– Знаешь, Бык, мне сегодня плохой сон снился. Я во второй пятёрке пойду за Воробьёвой, выйду – тебе их передам.
Мы стукнули по рукам и помчались на кафедру.
Когда первый однокурсник вышел с вверх поднятой зачёткой, что означало: «Зачёт сдан», – к двери ринулась Люси, а за ней и я, предчувствуя – помощь нужна.
Выбрав на столе первый попавшийся на глаза билет, уселся непосредственно за Воробьёвой.
И только осмотрелся кругом, как слышу звук:
– Буль-буль-буль…
Поднимаю глаза, смотрю на Циркуля, доцента кафедры, а он медленно в стакан наливает газированную воду. У меня от страха глаза расширились, вижу, моя любовь машет головой – ни черта не знаю!
Я вспоминаю крушение теплохода, и ко мне приходит страх за неё.
Она аккуратно передаёт назад мне записку, в которой: «Ничего не знаю!» И здесь же лёгкая задача, которую она не способна решить.
Задачу я быстро щёлкаю и вместе с ней передаю шпаргалку – ответы на вопросы. У меня аж пот выступил на лбу от желания быстро ей помочь. В эти минуты я меньше всего думал о себе.
Я безмерно был счастлив, что успел вовремя провести нужную операцию по спасению утопающего в море знаний.
Теперь надо браться за свой билет. Прежде всего взялся за решение задачи. Сколько я с ней возился, не помню, но только слышу опять:
– Буль-буль-буль…
Под этот звук я тихо за спиной любимой произношу торопливо:
– Люси, шпоры! А сам тихо стучу по её спине.
Она в суматохе собирает их в гармошку и протягивает мне за спиной. И в это время слышу на весь кабинет:
– Синичкина, что вы там всё время шепчетесь?
Циркуль резко встаёт из-за своего стола и быстро направляется к нам. Я и глазом не успел моргнуть, как Люси, уронив шпаргалки на пол, невозмутимо уткнулась в свой билет и делает вид, будто ничего не слышит.
Преподаватель подходит к нам вплотную и спрашивает:
– Чья шпаргалка?
Я вскочил с места и закричал:
– Это моя шпаргалка!
– Шинкарёв, вы что так кричите, я вас прекрасно слышу и вижу. Вы свободны. Придёте в следующий раз сдавать зачёт, только без шпаргалки, она вам не нужна.
Я опустил голову и вышел из кабинета. Ко мне сразу подлетел друг со словами:
– Давай шпоры.
– Циркуль забрал.
– Как забрал?!
Надо было видеть выражение лица моего друга. Он надолго замолчал, а потом, уже перед входом в кабинет, промолвил:
– Сон в руку, сон в руку…
Через двадцать минут вышла сияющая Люси Синичкина, как её окрестил Циркуль, с криками:
– Ура! Сдала!
Попав в окружение нашей золотой молодёжи, она пошла отмечать свою первую победу. А я так и остался стоять у светлого окна коридора, находясь в изумлении от того, что мне даже спасибо не сказали, даже улыбку доброжелательную не подарили.
На глаза навернулись слёзы. Друг подошёл ко мне и стал успокаивать:
– Да не волнуйся – полгруппы не сдали, свирепствовал сегодня как никогда.
Конечно, через несколько дней я этот зачёт сдал успешно, а экзамен – на «отлично».
Житейские истории
Соловей мой
Дело было в мае, вечером. Кругом цвели сады и пели птицы.
В это время года сердце и душа поют по-особому.
У моей жены выпускной четвёртый класс, она педагог, а у дочери в музыкальном училище экзамены по сольфеджио.
Уставшая жена, придя с работы, прилегла в спальне отдохнуть, а дочь села за пианино и с вдохновением стала исполнять романс Алябьева «Соловей мой».
Обычно, когда дочь занимается музыкой, наша комнатная собачка из породы пинчер послушно ложится у её ног и внимательно слушает музыку.
В это время, я блаженно, растянувшись на диване, сладко засыпаю.
На этот раз события стали разворачиваться по неизвестному нам сценарию. Как только дочь запела:
– «Соловей мой, соловей, голосистый соловей», собачка незамедлительно уселась возле пианино и стала подпевать моей дочери.
У меня куда и сон делся. я закрыл дверь в спальню, где отдыхала жена, и стал, как прилежный слушатель, вникать в гармонию их дуэтного пения.
Когда дочь переходила на фальцет, мне показалось, что и собачка имитировала этот звук своим голосом.
Раньше, когда дочь разучивала другую партитуру этого романса Глинки, собака такого рвения к пению не проявляла.
А здесь начала проявлять такую прыть. что остановить её было невозможно.
Дочь иногда позволяла себе делать отдых, собачка лаяла и требовала продолжения концерта. Она не обращала никакого внимания на то, что мы закатывались от смеха. Становилась на задние лапы и, подняв мордочку вверх серьёзно, наверно, требовала подать ей микрофон. Дебют нашей собачки превзошёл все ожидания: из спальни вышла жена, разбуженная нашими голосами. Она то и дело стала повторять:
– Невозможно поверить! Чудо, да и всё тут!
Жена открыла в сад окно и попросила пение повторить. Дочь сделала вступление – проигрыш и запела:
– «Соловей мой, соловей, голосистый соловей».
И здесь я услышал одобрительный голос жены:
– Прямо как Мирошниченко поёт.
Я опрометчиво, не подумав и вымолвил, вздыхая:
– До Мирошниченко, правда, далеко, но в принципе не плохо.
В это время запела собачка. Она старалась изо всех сил так выть, что жена закрыла уши и в приказном тоне велела собачку выпустить во двор.
Я возмутился, но меня никто уже не слушал.
Когда жена выставила собачку за дверь, она настойчиво начала тарабанить в дверь лапками, заглушая аккорды песни.
В это время вдруг из окна полилась трель соловья. Мы с женой к окну, чтобы насладиться не только пением соловья, но и увиденным. В нашем саду мы уже давно не встречали певчих птиц, а здесь такое счастье, на голос дочери сам соловей прилетел.
Как мы не рассматривали деревья в нашем саду, однако наш жаждущий взгляд никакого соловья не встретил. Только на высокой ели рядом со скворечником восседали два скворца: Он и Она!
Когда дочь залилась соловьём, скворцы неожиданно начали по очереди повторять все её ноты. Да так копировать, что не отличишь от настоящего соловьиного пения. Их свистовые звуки зачаровали нас. Нашему восторгу не было предела.
Потом последовало щёлканье типичное для соловья.
Мы и забыли о своей собачке, да и она перестала барабанить по двери.
Я-то знал, что соловьи по-разному свистят и щёлкают.
Что-что, но это я запомнил ещё с юношеских лет, когда с гулянок возвращался под утро домой.
Песня соловья может состоять из 24-х колен, а иногда и больше, включающие свистовые, щёлкающие и рокочущие звуки. Для каждого коленца существует своё название. Но это присуще только соловьям, но откуда такое пение у обычного скворца? Помог ноутбук!
Оказывается, соловья часто называют пересмешник за способность подражать звукам других птиц. Нашему восторгу не было предела. Значит, и среди скворцов есть талантливые пересмешники. Всю весну в тот год влюблённая чета услаждала наш слух, доставляя радость не только нам, но и гостям. Когда у талантливой парочки появились детки, пение взрослых скворцов прекратилось. Забот и хлопот хватило им и так на всё лето.
Спустя несколько лет после этого случая в одной из газет нашёл объяснение этим способностям. Оказывается, пернатые вундеркинды блестяще имитируют различные звуки: сигнал полицейских и пожарных машин, сирену скорой помощи и т. д. Интересно, что их побуждает так поступать, любовь к своей избраннице или желание доказать своё превосходство над другими соперниками?