Владимир Валерьевич Комарьков
Хроники Арли. Книга 2. Кто я?
Нас провожали такими взглядами, что мне все больше представлялись опрометчивость и безрассудность моего поступка. С одной стороны, я чувствовал связь с этой девушкой, которую вели на костер. Пленницу дергали из стороны в сторону за верёвку, как будто ее величественная походка оскорбляет достоинство ее конвоиров. Я ничего не мог поделать со своим ощущением, будто эта связь крепнет с каждой секундой. С другой стороны, моя часть, отвечающая за рассудок, все громче умоляла прийти в себя, опомниться, ибо потом может быть поздно.
Несмотря ни на какие мысли, я продолжал шагать вместе с процессией, затесавшись в задние ряды. Надо же, а я ещё считал себя здравомыслящим человеком. Рисковать ради неизвестного человека? И чем? На кону ведь не деньги, а кое-что более ценное. Тем не менее противиться силе, толкавшей вперёд, я не мог. Ближе! Нужно подобраться ближе!
Тут будто кто-то переключил каналы, и в девушку, словно камни, полетели проклятия. Но и это не лишило ее хладнокровия, она по-прежнему шла дальше, влекомая путами, и сбивала шаг, лишь когда ее конвоирам начинало казаться, что это их ведут на костер.
Мне давно стало страшно. Будь у меня во рту деревяшка, я, наверное, с лёгкостью ее перекусил, а так лишь скрипел зубами. Не знаю, сколько длилась дорога, – мне показалось, что даже вечность для этого слишком мала, – мы очутились на самой вершине. Здесь, вопреки ожиданиям, могло вместиться довольно прилично народу, холм наверху оказался плоским, как будто специально подготовленным для такого рода зрелищ и представлений.
В самом центре стояла странная конструкция, собранная из бревен, одно из которых концом упиралось в небо. И все это ради одного человека?! Да здесь можно сжечь полдеревни! Квадратная площадка была размером с хорошую сцену, на которой без стеснения провела бы концерт любая из известных мне групп. Туда-то ее и вели.
Подталкивая тупыми концами копий, девушку затолкали наверх по лестнице, размер которой не слишком-то подходил для такой площадки. Вдобавок на ней отсутствовали перила, так что подниматься следовало вдвойне осторожно. Впрочем, копейщиков вряд ли интересовала чья-то безопасность, кроме их собственной, а девушка неожиданно грациозно взлетела по крутым ступенькам, как будто поднималась на подножку украшенной золотом кареты, а не на эшафот.
Следом, кряхтя, забрался грузный, пожилой дядька в длинной рясе. Он недовольно зыркал по сторонам, поддерживая полы одежды, за ним полезли те самые ребята с копьями, вот кому опасный подъем оказался совсем нипочём: они улыбались и сыпали шуточками, правда, слов было не разобрать.
На площадке их уже ждали. Такой же человек в рясе, но гораздо моложе и явно ниже по рангу. Может быть в таком селе инквизитор? К стыду своему, я об этом не знал и спросить не успел, да и в другое время вряд ли бы мне пришло в голову об этом поинтересоваться. На кой лишняя информация? Теперь жалеть было поздно, а спрашивать местную публику – значило привлекать излишнее внимание: кто его знает, к чему приведет любопытство?!
Тем временем оба священника повели несчастную к вертикально установленному шесту. Она и не думала сопротивляться, ступая с такой улыбкой, будто ее провожают на бал. Я невольно восхитился выдержкой пленницы, а с другой стороны, что она могла сделать? Вокруг толпа народа, не убежать, не спрятаться. Разве что можно наколдовать что-нибудь убойное напоследок. Она же как-никак ведьма?!
Если это случится, позиция может оказаться небезопасной: я фактически прижат к сцене, благодаря своим усилиям пробившись к самому краю помоста, который оказался мне по шею. Впрочем, мысль мелькнула и исчезла, всем моим вниманием завладело происходящее.
Странно, но желающих взобраться на помост я больше не видел. С вызовом поглядывающие на толпу парни с копьями остались практически без работы. Они расхаживали по кругу, покрикивая на самых ретивых, иногда с угрозой потрясали оружием, но большего и не требовалось. Народ не то чтобы успокоился, вовсе нет, он замер в зловещем предвкушении. Все внимание толпы обратилось на пленницу. Вряд ли тут жгут женщин каждое воскресенье.
Я пребывал в смятении. Ощущение, что наша встреча отнюдь не случайна, глодало меня все сильнее. Что-то внутри требовало действий, разрушения зловещих замыслов, я был уверен, что должен вступиться за женщину, но все это вместе противоречило нарастающему чувству самосохранения, которое вязало язык и опускало руки. Как быть?! О, Господи, дай мне решимости! Я, наверное, первый раз за всю жизнь обратился за помощью к высшим силам.
Тем временем священники довольно уверенно закрепили пленницу у столба, и по их знаку из толпы, окружающей сцену, вылезли трое и принялись затаскивать наверх приготовленный заранее, связанный в аккуратные вязанки хворост. Вот и дровишки – дело точно идёт к развязке.
Если и предпринимать что-то, то нужно делать это сейчас. Я закрыл глаза: решаться или же отступить?! Жить ей, или мы умрем вместе? У меня еще оставался выход, хоть я и поклялся себе больше не умирать, но все-таки для меня это не фатальная смерть. Пленница же умрёт окончательно, и я ее потеряю. Но вспомнив, к чему приведет смерть, я отогнал эти мысли – повторения пройденного мой разум просто не выдержит.
Ну же!
Я выбросил вверх руку, чтобы привлечь внимание священников, хоть пока и не знал, что говорить. Пусть опять будет экспромт, хоть это и последнее средство, к которому следует прибегать, если речь заходит о жизни и смерти.
В следующий момент мой единственный глаз заметил ЕЕ. Я застыл на месте с распахнутым ртом, так и не успев вытолкнуть из себя ни слова. Она стояла справа, метрах в семи от меня, и спокойно смотрела на эшафот, в ее глазах я не увидел ни капли тех чувств, что творились и изливались вокруг, только спокойствие и уверенность. Неброское платье нисколько не выделялось в толпе, платок, небрежно наброшенный на голову, тем не менее полностью укрывал волосы, собранные на затылке в упругий пучок. Правильное лицо не выдавало волнения, а на губах играла едва заметная глазу улыбка. Она не смотрела по сторонам, ее взгляд был устремлен на несчастную, которая спокойно принимала свою скорую участь, и в точности такая улыбка повторялась на лице девушки, прикованной к жертвенному столбу. Я ещё больше разинул рот, ибо не только улыбка, но и взгляд, и даже глаза – все в ней указывало на общую кровь, как если бы первая приходилась сестрой второй.
Я моргнул: такого точно не может привидеться и во сне! Я видел перед собой двух одинаковых женщин, только одну вот-вот должны передать жаркому пламени, а вторая с улыбкой наблюдает за творимым бесчинством! Как уместить в голове?! Ведь они явно сестры, такое сходство не представлялось мне без родства крови. Как можно отдавать на смерть человека, который тебе всех родней?
Должно быть, от удивления и возмущения я потерял голову и стал проталкиваться прямо к ней. Мысль, не дававшая мне покоя спокойно смотреть за казнью, наконец оформилась в голове: нужно немедленно разобраться, почему лишь одной из них гореть на костре, тогда как вторая с улыбкой будет на это смотреть. Я должен выяснить это прямо сейчас! Чувство неправильности происходящего накрыло и обернулось против меня. Меня, наконец, заметили.
– Колдун! – взвизгнуло рядом.
– Карлик! Урод!
– Я видела, как он колдовал!
Моему отчаянному желанию оказалось не суждено исполниться: я не дошел до цели двух метров. Сначала толпа расступалась, как море отходит в отлив, – страх перед неведомым колдуном на миг сделал то, что не в силах сделать ни одно оцепление. В следующее мгновение пришёл откат: люди качнулись обратно, жажда отомстить за минутную слабость пересилила страх. Задние, как обычно, подзадоривали передних. Я оказался зажат так, что не пошевелиться. Ко мне потянулись руки.
– Держи!
– Он бежит!
Множество пальцев вцепились в мою одежду, словно щупальца безумного чудища. Да это и было то самое чудище – толпа, не знающая ни жалости, ни раскаяния. Меня скрутили меня по рукам, я понял, что влип, а вокруг разразилась самая настоящая буря.
В глазах потемнело от боли – люди вокруг не отличались манерами, меня довольно бесцеремонно выбросили на сцену, словно огромный великан пожевал и выплюнул свою жертву. По-моему, краткий миг пребывания в толпе не прошёл даром: мне успели пересчитать ребра, жаром наливалось лицо, и раскалывался от чьей-то крепкой руки затылок. Заодно пострадала моя защита от наведенных эмоций – толпа практически разорвала одну из сфер.
Итогом полета оказалась повязка, сорванная с головы, и толпе открылась пустая глазница во всей ее красоте. Мир вокруг ахнул множеством голосов.
– Одноглазый колдун!
– Видно, его уже жгли, да не дожгли!
– Так мы сейчас!
– Давай его!
– На костер!
– Он пришёл за своей ведьмой, вот пусть ее и получит!
Дело принимало совсем скверный оборот, запахло жареным. Я сцапал повязку, которую толпа выплюнула следом за мной, и, не обращая на боль в груди, вернул ее на прежнее место.
– Зачем ты пришёл, колдун?! – прозвучал сзади хриплый голос, и я немедленно развернулся.
Мне в лицо уставилось несколько копий. Лица людей выражали не только испуг, но и решимость. Вот теперь я вляпался по-настоящему. Кроме копейщиков, на меня с настороженным ожиданием взирал пожилой священник, в глазах которого не было ни капли страха, в отличие от его подчиненного, который поглядывал из-за плеча старшего с опаской.
– Ты пришел за своей слугой?! – нехорошо улыбнулся священник. – Если так, меня изумляет твоя самонадеянность!
– Я не колдун! – ответил я и сам понял, что голосу не хватает твердости. Что для семнадцати лет вполне объяснимо, но для того, чтобы вывернуться из ситуации, может и не хватить аргументов. – Я приехал в деревню вместе с главным инквизитором Полем.
Священник склонил голову набок и изобразил удивление.
– Я не замечал тебя среди Чистых Братьев.
– Должно быть, мне стало плохо на подъезде к деревне. Я совсем не помню последнюю часть пути. Очнулся в каком-то сарае и решил найти своих.
– Так их здесь нет, они уехали.
Вот же гадство!
Значит, не дождались, сделал неутешительный вывод я. Но ведь должны были остаться Оррик с эльфом! Они-то не могли никуда деться! Я был уверен, что они где-то в этой толпе. Инквизитор должен меня заметить и, ругаясь на чем стоит свет, вскоре окажется здесь, чтобы в очередной раз вытащить из беды своего непутевого командира.
– Мои спутники, инквизитор Оррик и принц Аридил, могут подтвердить все, что я только что произнёс.
– Так что же они не сопровождают такого важного человека, как ты? – изобразил удивление монах, позади него кто-то заржал в голос.
– Я не знаю, но хочу это выяснить.
– Мы это обязательно выясним, – пообещал священник. – Прямо сейчас.
– Как же мы это сделаем без них? – я затравленно огляделся, но помощи ждать было неоткуда.
– Очень просто, – улыбнулся священник. – Ты сам нам расскажешь правду, мерзкий колдун.
Словах священника в первых рядах собравшихся вызвали одобрительный ропот.
– Позовите моих друзей, они подтвердят все, что я сказал.
– Они собрались рано утром и уехали, ни слова не говоря.
Меня словно ударили током. Я растерянно огляделся в поисках поддержки, но в ответ получил такие же взгляды, как и несчастная девушка до меня. Только на этот раз мужские внушали не только страх, но и презрение. Меня словно окунули в грязь, разорвали на части. Сквозь туман сознания я догадался, что внешняя защитная аура развалилась, слишком уж концентрированным оказалось внимание, и чересчур напряжённый акцент на моей персоне. Если так пойдет дальше, то совсем скоро я буду безвольной куклой, пускающей слюни. Что со мной сотворит эта масса людей своей ненавистью и кровожадностью? Боюсь, до костра может и не дойти. Я невольно содрогнулся, и священник воспринял этот жест за проявление слабости.
– Вот видишь, колдун, тебе не обмануть слугу богов.
В толпе одобрительно зашумели. Я понял, что проигрываю, и есть риск прямо тут явить миру нового правильного Убийцу. Если меня сожгут, через пару минут я вернусь к жизни, воскресну, и тут уж мне ничто не поможет – за меня возьмутся всерьез, окончательно разрушая мечты на нормальную жизнь. Для превращения мне придётся всего лишь дважды сдохнуть перед толпой, а этим развлечением меня с удовольствием обеспечат.
– Послушайте, – сжав зубы, чтобы не допустить ноток отчаяния в голосе, промолвил я. – Вы не понимаете, я личный представитель епископа Тука. Мы с моими друзьями едем в Алату.
На лице священника при имени инквизитора отразились сомнения. Он явно знал епископа ну или хотя бы слышал о нем. Я почувствовал, что весы качнулись в мою сторону.
– Я должен доставить в столицу важные сведения, – принялся я ковать железо, пока горячо. Одно дело – сжечь колдуна и совсем другое – по ошибке спалить личного посланника всемогущего инквизитора.
Внутренне я торжествовал: по лицу священника можно было догадаться, что мне удалось заронить в нем семя сомнения, и теперь перспектива попасть под очищающее пламя слегка отодвинулась. Следует избавиться от нее окончательно.
– Мы двигались по дороге с моими спутниками, когда на нас неожиданно напали разбойники. Мы вступили с ними в бой, к счастью, мои друзья оказались не по зубам этому сброду, а там к нам на помощь подоспел отряд главного инквизитора, и участь бандитов была решена, – я предложил священнику слегка видоизмененную историю событий, но не думаю, что это играет какую-то роль. – Тогда-то отец Поль и предложил нам следовать вместе. К сожалению, я не слишком приспособлен для скорых переходов, поэтому, едва мы добрались до вашей деревни, упал без сил. Сегодня я проснулся и, отправившись на поиски своих спутников, обнаружил, что остался один, – я обвел толпу жестом. – При всем при этом я довольно молод и ни разу не видел казни. Влекомый любопытством, последовал за толпой.
В продолжении моей речи священник с улыбкой кивал, посматривая по сторонам, из чего я сделал вывод, что моя история воспринята благосклонно. Публика вокруг эшафота помалкивала, почуяв, что происходит нечто странное. Меня это более чем устраивало: давление на мою ауру снизилось, что едва не вызвало облегчённый вздох.
– Кстати, за что вы ее? – я как можно небрежнее кивнул в сторону пленницы.
Священник вздохнул.
– Эта заблудшая душа своими действиями сгубила многих жителей этой доброй деревни. Мы, служители церкви, всегда стоим на страже людских законов и готовы прийти на помощь людям, особенно когда дело касается черного колдовства.
Значит, все-таки черное колдовство. Себя я, допустим, отмазал, но что делать с колдуньей? Был бы здесь Оррик, я уж как-нибудь смог его убедить отсрочить казнь, но инквизитора рядом не было, а моего слова, боюсь, окажется недостаточно, чтобы выпроводить отсюда всю эту прорву народа со священником во главе. Внутреннее чувство все увереннее указывало на то, что встреча с этой магичкой отнюдь не случайна, однако выхода пока я не видел. Что ж, в очередной раз положимся на случай, он, в отличие от планирования, меня не раз выручал.
Я взглянул на священника, который в этот момент разглядывал что-то за моей спиной.
– Как жаль, что главный инквизитор уехал отсюда и не может подтвердить ваши слова, юноша. – Он с сожалением посмотрел мне в лицо, и у меня екнуло под ложечкой. – Откуда, говорите, вы держите путь?
– Мы выехали из Рогона и едем в Алату.
– И вы говорите, что с вами срочное послание от епископа Тука? – выражая озабоченность на лице, поинтересовался священник.
– Да, – подтвердил я, почувствовав какой-то подвох, но не понимая, в чем он заключается.
– Тогда вы не сочтёте за труд продемонстрировать мне какое-нибудь доказательство ваших слов, ибо подобный маршрут для личного курьера епископа, который должен доставить срочное послание, немного странно, – он выделил сарказмом слово «срочно» и уставился на меня с издевательской насмешкой. – Или и его случайно прихватили с собой ваши друзья?
Естественно, никаких доказательств у меня не было. Да я вообще не в курсе, что может предъявить в качестве доказательства курьер инквизиции. И что может быть странного в нашем маршруте?! Оррик как-то обмолвился, что это самая короткая дорога. Все эти вопросы промелькнули перед глазами, а в воображении возникло и резко приблизилось ощущение горящих поленьев под ногами.
– Я так и думал, – священник огорченно вздохнул. – Нам не стоило терять столько времени на сказки. Это все мое сердце, не люблю, когда страдают невинные.
Он пригладил жидкие волосы на лысеющей голове и уже с совсем другим выражением жестко бросил своим подчиненным:
– Привяжите его рядом с ведьмой, сегодня нам нужно поработать вдвойне: мы очистим мир не от одного колдуна, а от двух!
Я не верил своим ушам! Попытки сопротивления ничего не дали: меня скрутили в мгновение ока. Мне оставалось только увещевать его словесами, что я и делал.
– Придурок! Упырь! Сука ты старая! А ну отпустил меня! Да я тебя…
Хватило двух человек, чтобы мгновенно оказаться рядом с той, связь с которой я так жаждал вдруг сохранить. Нечего сказать, сохранил в лучшем виде. Потом мне вставили кляп, но я укусил одного из своих пленителей за палец, и пока тот отчаянно им размахивал, продолжил в прежнем ключе.
– Это ошибка, священник! – я понимал, что кричать, в общем-то, поздно, но у меня все ещё оставалась надежда, что мои вопли услышат друзья. – Ты пожалеешь об этом! Оррик! Аридил!
По всему телу прошла дрожь. Да, меня долго пытали, и я три месяца наслаждался дымом паленого мяса, вкушал аромат своей собственной крови, словно мне каждый день ставили блюдо, источающее этот притягательный и вместе с тем вызывающий отвращение аромат. Боль грызла меня, отдаваясь в самой последней клеточке тела, заставляя ненавидеть тюремщиков, жаждать вцепиться палачу в глотку и давать самые страшные клятвы. Но любая темница примечательна тем, что узник лелеет надежду из нее улизнуть, а как можно выжить после пылающего под ногами костра?
Как передать эти чувства? Меня бросало то в жар, то в холод. Понимание чудовищной ошибки и знание неотвратимости смерти жгло сильнее жара самого сильного огня, хотя он еще и не начинал свой опаляющий танец.
– Священник, ты не понимаешь, что творишь!
Он обернулся с кроткой улыбкой.
– О, не волнуйся, колдун, огонь ещё никогда не мешал вашему племени. Твоя очищенная от скверны душа зазвенит от счастья.
– Сука, – я скрипнул зубами от бессилия, – у тебя потом кое-что другое зазвенит от счастья, козел!
Священник воздел вверх руки, обращаясь лицом к толпе. Люди взревели от восторга и предвкушения. Когда нам под ноги стали укладывать хворост, сила криков возросла многократно. Я почувствовал, что защита опять затрещала. Это было страшно, потому что я представил, как ее раздавит окончательно, и я буду биться в путах от радости и восторга, когда огонь начнет гладить своими ладонями мою кожу. Я буду вопить от счастья, «звенеть», как сказал это поп, а пламя – глодать мою плоть.
В этом островке безумия я вдруг увидел ту самую девушку. Она стояла в том же месте, где я увидел ее впервые, и ее глаза были распахнуты так, будто она узрела сейчас привидение. Наши взгляды соединились, будто столкнулись два потока заряженной плазмы, и с неслышимым грохотом разбились друг о друга. И в ту же секунду из тела незнакомки, туго привязанной рядом со мной, исчезла всякая жизнь. Она безвольной куклой повисла на опутывающих ее веревках, чем привела в негодование старшего священника. А я увидел, как в воздухе разорвалась тончайшая нить, похожая на луч солнца на закате, только с расстояния в локоть я смог ее разглядеть. Она соединяла обеих девушек.
– Вот тварь, вздумала потерять сознание! – Он выругался. – Воды принесите!
– Так не загорится, – попытался возразить один из тех, кто носил к кострищу хворост.
– Ну так лейте на нее, а не на дрова! – рявкнул священник. – А ты не вздумай закатить глазки, – это он уже мне, – а то я напоследок попотчую тебя гвоздями!
Я замотал головой, показывая, что буду вести себя смирно, а внутри меня сотрясала дрожь: в глазах и памяти, будоража кровь и заставляя дребезжать от натуги сердце, полыхало яркое пламя, втягивающееся в лицо девушки, скрывающей под тяжёлым платком пепельно-серые волосы. Выходит, так похожих друг на друга девушек связывало колдовство, и сейчас я оказался свидетелем, как оно по каким-то причинам иссякло. Что это было? Зачем?
На моих глазах один из помощников пожилого священника притащил ведёрко воды и, испуганно оглядываясь на своего начальника, аккуратно плеснул пленнице в лицо, вода была ледяной, я понял это, потому что несколько капель угодило и на меня. Без толку, холодный душ не подействовал, она по-прежнему безжизненно висела на своих путах.
Священник, видя, что верное средство не действует, несколько раз ударил ее по щекам, но и это тоже нисколько не помогло. Он выругался сквозь зубы, затем вцепился ей в шею и с надеждой во что-то вслушивался, мусоля зубами губы.
– Сдохла, тварь! – наконец выплюнул он с бессильной яростью.
Его помощники съежились от страха; несомненно, такая скорая смерть ведьмы не укладывалась в планы их предводителя. Священник яростно огляделся, словно искал, кого бы посадить на ее место, при этом все присутствующие попятились, видно, им был известен этот пылающий ненавистью взгляд. Наконец он остановил свой бешеный взор на мне.
– Не радуйся, колдун, тебе не удастся меня обмануть! – Он, казалось, выплевывал каждое слово. – Ты будешь гореть слишком медленно и успеешь вспомнить о каждом своем грехе!
Я смотрел на своего палача и думал совсем не о том. Как так получилось, что этих двух связывало колдовство? Почему одна дала умереть другой? С какой стати они так похожи? Почему у одной отсутствовали эмоции, тогда как другую переполняют? И к моему удивлению, в них нет злобы, ненависти и страха, лишь досада и изумление. Может, передо мной тот случай, когда сестра уничтожает сестру, но с такими ли чувствами это делается?! И вообще, почему мои мысли сейчас о других, когда я вижу человека с горящим факелом над головой? Меня ждёт лютая смерть, а в голове ни одной мысли к спасению.
Что-то Оррик запаздывает… Неужто он не успеет на этот раз?
Факел приблизился: вот оно, пламя, в котором сгорят мои мысли. Вряд ли теперь мне суждено стать Врагом, о котором нет ни слуха в легендах, мне предстоит продолжить проклятую цепочку. Можно забыть о планах, тихой и безмятежной жизни, впереди меня теперь только огонь и смерть.
– Поджигай, чего ждёшь, – рявкнул священник. – А то из-за вас, того и гляди, и этот сдохнет со скуки!
Факел поспешно сунули под ноги, толпа взревела, я рискнул поднять голову и увидел гигантскую воронку прямо над головой, мне почудился гул, словно работает тысяча генераторов. Протяжное у-у-у впивалось в душу, так что я не чувствовал жара у ног, а между тем костер разгорался, и первые его языки уже пробовали ботинки на вкус. Черт, без них опять буду уткой, с сожалением усмехнулся я. Страх, как ни странно, уполз, словно змея в свою тёмную нору, оставив лишь весёлую злость. И эта злость со звоном столкнулась с воронкой, отчаянно заскрежетала, заискрила, забилась и выстояла… «Хоть умру не слюнявым дебилом», – мелькнула злорадная мысль.
В этот момент все потонуло в ослепительной вспышке.
