Закон о конфискации имущества политики обсуждают уже давно. Вернее, не сам закон, а необходимость его введения. Одни считают, что такой закон необходимо вводить немедленно, тогда и воровать будут меньше, особенно в крупных размерах. Действительно, послушаешь телевизор, голова кругом идет. Какие деньги люди воруют? Или берут взятками за один раз? Простому смертному такое и не снилось. Такие суммы он не то, что в руках никогда не держал, он их за десять жизней не смог бы заработать. Иногда этих воров и взяточников даже судят. Да что толку? Ну отсидит он два или три года, а потом выходит на свободу, и, с чистой совестью, всю оставшуюся жизнь пользуется наворованным. И не только он, этого наворованного зачастую не только его детям, но и внукам хватает. Другие политики и парламентарии считают, что закон о конфискации имущества ни в коем случае вводить нельзя, так как это будет посягательством на частную собственность. А по сути, они просто боятся за свое будущее. Рыльце то ведь у многих в пушку, сами немало наворовали. Зачем же им против себя самих закон вводить? Да никогда они его не введут. С ума ведь они еще не сошли?
А деду Николаю очень хотелось, чтобы такой закон ввели. Тогда миллиарды денег высокопоставленные воры вернули бы в казну. Тогда может и пенсионерам жилось бы полегче. Может быть и ему к пенсии какая ни будь прибавка бы была. А то этой несчастной пенсии ни на что не хватает. Вот сделали монетизацию льгот. Обещали, что теперь пенсионеры будут и жить припеваючи, и по всему свету путешествовать смогут, прямо как пенсионеры за рубежом. Ну и где сейчас эти деньги. Приходят ему за эту компенсацию на книжку какие-то две смешные суммы: пятьдесят семь рублей, и сто два рубля. Он уже даже не помнит, что конкретно тогда ему компенсировали, помнит только, что на момент введения компенсации, это были приличные деньги. Он тогда еще подумал, что если на эти деньги купить дрова, то их на всю зиму хватит. Ну и где они теперь, эти деньги? Все инфляция съела! Вот если бы компенсировали дровами, а не деньгами, тогда все было бы нормально. И не приходилось бы ему теперь с детскими саночками и ножовкой бродить по бору в поисках дров. Бор этот очень старый, еще довоенный, и расположен на окраине города, в так называемой Слободе, где он, собственно говоря, и проживает в небольшом частном домике. Несмотря на всеобщую газификацию, газа в его доме нет, отопление печное, на дровах. Вот и приходится им с бабкой ходить в бор за дровами. На отсутствие здесь дров конечно грех жаловаться. То сильным ветром ветки на соснах обломает, то при сильном и мокром снегопаде столько снега навалит на деревья, что ветки не выдерживают и ломаются. Дед Николай эти упавшие ветки распиливает, грузит на детские саночки или в старую детскую коляску и привозит домой. И себе хорошо, и для людей польза, ведь он убирает из бора валежник, и людям легче ходить по бору, не цепляются за упавшие ветки. Дед Николай даже взял себе за правило, после бури, сначала обходит все тропинки бора, и убирает упавшие ветки с них, а уж потом, подбирает упавшие ветки в тех местах, где люди не ходят. Вот и вчера, опять была сильнейшая буря, некоторые деревья в бору вырвало с корнем. Огромная упавшая сосна, на входе в бор, перегородила сразу две тропинки, по которым люди обычно идут на работу. И обходить ее очень неудобно, только через низину, где снега по пояс. Завтра он сходит к этой сосне, и попытается перепилить ствол, чтобы обеспечить людям проход. Это правда будет нелегко сделать ножовкой, ствол толстоват для ножовки. Была бы его бабка поздоровее, тогда можно было бы вместе с ней двуручной пилой распылить, но у бабки на это сил уже нет. Придется одному с ножовкой ковыряться.
На следующий день дед Николай проснулся пораньше, позавтракал чем бог послал, вернее, тем, что бабка приготовила, взял ножовку, саночки, и пошел в бор. Примерил свою ножовку к упавшему дереву возле одной из тропинок. Нет, здесь он ножовкой не распилит, дерево слишком толстое, а вот возле другой тропинки может и получится, там толщина дерева гораздо меньше. По снегу перебрался на другую тропинку. Снег глубокий, пока переходил, уже устал, люди точно не смогут обходить это дерево. Сел на дерево, немного отдохнул, и приступил к работе. Сначала пилил в более тонком месте. Пилить пришлось долго. То ли ножовка тупая, то ли силы уже не те, но, пока пилил, отдыхать пришлось дважды, да и взмок весь. Так и простудиться недолго.
– Далось ему это дерево. Благодетель нашелся, – ругал он себя. – Напилил бы, как обычно, веток. Уже давно бы дома сидел.
Но начатое бросать не хотелось. Не такой уж он и немощный, чтобы это несчастное дерево не осилить. Расстегнул старенькое пальтишко, еще посидел на бревне, в очередной раз отдыхая. Отступил на метр от первого распила, и снова стал пилить. Одного метра для прохода людям будет достаточно. Лучше бы конечно взять подальше, но чем дальше, тем толщина сосны больше, а, следовательно, и пилить дольше придется, а он уже и так сильно устал. На второй распил ушло еще часа полтора. Дед уже не рад был, что решился на эту авантюру. Наконец-то, и второй распил закончен. Бабка небось волнуется, не знает куда он пропал и что с ним случилось, даже к обеду не пришел. Но теперь уже торопиться некуда. Еще с полчаса он отдыхал, сидя на отпиленной колоде. Потом стал грузить колоду на санки. Тяжеловатая зараза, не поднять. Но мастерство, как говорится, не пропьешь, хотя здоровье и можно. Дед положил на санки один конец бревна, потом второй, а потом развернул его вдоль санок, и, придерживая, чтобы оно с санок не скатилось, веревкой привязал его к санкам. На дорожку еще немного посидел, собираясь с силами. Тут на тропинке и показалась какая-то женщина.
– Ну вот и первый человек, который мне спасибо скажет за мой труд, – подумал дед Николай.
– А что это вы здесь делаете? – не здороваясь спросила женщина.
– Да вот проход сделал, чтобы ходить можно было, – объяснил дед.
– А бревно зачем на санки погрузили? – не удовлетворилась ответом женщина.
– Так печку топить буду, у меня газа нет, – добродушно пояснил дед.
– А кто вам позволил государственное имущество разворовывать? – перешла на повышенный тон женщина.
– Вот так «спасибо» получил! – подумал дед Николай. – Плохо, что первой женщина прошла, если бы первым прошел мужик, то все было бы нормально. Не зря считается плохой приметой, если в первый день Старого Нового года, первой в дом женщина заходит. Его соседи в этот день женщин в дом вообще не пускают.
– Вы что, оглохли? Или сказать нечего? – опять заорала на деда женщина.
– Вы чего орете?! – возмутился уже дед Николай. – Я доброе дело сделал, освободил проход по тропинке, а Вы ко мне с претензиями. Вы кто такая, чтобы здесь командовать?
– Я представитель «Русского леса». Вы нам хорошее бревно испортили. Вы знаете, что полагается за незаконную вырубку леса? До трех лет тюрьмы, с конфискацией имущества.
–Да какая же это вырубка леса? Это ведь валежник. Да и конфискация имущества, как я слышал по телевизору, сейчас отменена.
–А вот мы сейчас и посмотрим, что отменено, а что и нет. Я вызываю полицию, – заявила женщина.
Полиция приехала довольно быстро. Буквально через пятнадцать минут два здоровых молодых сержанта погрузили маленького и худенького деда, вместе с его санками и привязанным к ним бревном, в полицейский УАЗик, и отвезли в полицию. Там на деда составили протокол за незаконную порубку леса. Саночки и ножовку, как орудия незаконного промысла, конфисковали, и больше их деду не вернули. Посадить на три года, как обещала женщина из «Русского леса», деда Николая конечно не посадили, но пять тысяч рублей штрафа, ему пришлось заплатить. С тех пор в бору тропинки от валежника дед Николай больше не расчищает, уж больно дорогое это хобби. Знает теперь он и то, что конфискация имущества отменена только для тех, кто ворует много. Для таких как он, конфискацию имущества никто не отменял.
Рак,
или
«хождение по мукам»
О такой болезни как «рак», Иван слышал еще в детстве. Но эта болезнь была где-то очень далеко, да и болели ею очень редко. Впервые он услышал о ней в десять лет, тогда раком заболела его родственница, тетка Варя. Она плакала, говорила, что не хочет умирать такой молодой, но все равно умерла. И больше об этой болезни Иван не слышал аж до двадцати лет, пока его невеста не попросила съездить вместе с ней к ее родственнику, дяде Коле, у которого тоже был рак. Дядя уже не вставал с постели, но еще разговаривал, и был при памяти. Он лежал весь высохший, казалось, что на нем остались одни кожа и кости. Полная противоположность тетке Варе, которая за время болезни не сильно похудела. Лет через пять обнаружили рак у тети Мили, родной тетки его жены. Она тоже все время плакала и не хотела умирать. Но медицина была бессильна. После этого про рак он больше десяти лет ничего не слышал. В следующий раз он услышал про него в госпитале, где ему лечили хронический гастрит – результат длительных командировок, в которых приходилось питаться где придется, и как придется. Вместе с ним в палате лежал уже пожилой прапорщик, которого звали Михаилом. Ему сделали операцию по поводу язвы желудка. Обещали скоро выписать, так как операция прошла успешно. На обходе Михаил спросил у лечащего врача, какой режим питания ему нужно будет соблюдать после выписки, и можно ли будет пить спиртное. Врач заверил его, что ему можно кушать и пить абсолютно все уже сейчас, разумеется в разумных дозах, чем очень удивил Ивана. Михаил такому чудесному выздоровлению очень обрадовался, и попросил жену принести ему бутылку коньяка, что та и сделала. В палате тогда лежало четыре человека. Перед ужином они этот коньяк и выпили, за скорейшее выздоровление Михаила, сам Михаил при этом выпил всего одну рюмку. Он рассказывал о планах на будущее, сожалел о том, что не успел подготовить дачу к зиме, но еще надеялся все это наверстать, так как доктор обещал скоро его выписать. Иван, и все остальные, были рады за него, что он так легко отделался, хирург говорил, что совсем немного желудка вырезали. Но, при прогулках по коридору, Иван услышал разговор врачей между собой, и понял, что никакую язву желудка Михаилу не оперировали, сделали разрез, увидели, что там уже четвертая стадия рака, и разрез зашили. Вот почему Михаилу разрешили все и есть и пить. Говорили, что проживет он не больше месяца. По наивности, Иван подумал, что и жена Михаила об этом ничего не знает, и спросил ее об этом при ее очередном посещении. Но она обо всем знала, просто Михаилу решили ничего не говорить, чтобы он спокойно прожил оставшиеся дни. Михаил умер в палате через неделю. Умер легко, всем бы такую смерть. Лег спать и не проснулся. После этого случая, больше двадцати лет Иван с этой болезнью не сталкивался, и даже ничего о ней не слышал. Раком тогда болели не очень часто.
Все изменилось в начале двадцать первого века. Рак посыпался на людей как из рога изобилия, по крайней мере, так показалось Ивану, так как среди его знакомых оказалось много людей, больных раком. Первый звоночек прозвенел правда еще в середине девяностых прошлого века. Тогда друзья позвонили Ивану из Оренбурга и сообщили, что умер его знакомый, Володя Голов. Это был очень здоровый и сильный мужик, казалось, что ему износа не будет. Дочь Володи родилась с пороком сердца, и они с женой делали все от них зависящее, чтобы ее вылечить. К каким только докторам они не обращались, жена с дочерью больше лежала по больницам в Москве, чем была дома, но кардинального улучшения не было. Вся зарплата Володи уходила на то, чтобы его дочь жила, хотя бы так как есть, но жила. И вот Володя неожиданно умер от рака, сгорел буквально за три месяца. Что теперь будет с его дочерью? Даже представить страшно, она ведь теперь обречена.
Потом от рака умерли двое одноклассников Ивана: Тоня и Николай. После этого умер Николай Андреев. Вернее, не умер, а повесился. И это при том, что он был веселым и жизнерадостным человеком. После увольнения из армии, он два года проработал завхозом в местной гимназии, и все было прекрасно, пока неожиданно не начали болеть ноги. Вроде бы ничего страшного, но обследование показало, что у него четвертая стадия рака. Болезнь развивалась очень быстро, вскоре боли стали такими, что терпеть их было невозможно. И достать обезболивающие было практически невозможно. В поликлинике выписывали рецепт только на одну ампулу, но и эту ампулу купить в тот же день в аптеке не всегда удавалось. Иногда приходилось ее ждать два-три дня, и все это время Коля мучился от страшной боли. При выписке следующего рецепта, нужно было обязательно предъявить использованную ампулу, поэтому каждый день делать уколы не получалось, а боли все усиливались. И Коля не выдержал, когда дома никого не было, он повесился.
Потом умер Коля Еремин, с которым Иван и служил вместе, и потом они вместе работали после увольнения. О его смерти Иван узнал случайно, и сразу в это даже не поверил, ведь буквально месяц назад он его видел и разговаривал с ним. Коля тогда ни на что не жаловался. И вот, буквально через месяц, Коли не стало, опять рак. Какая же это страшная и коварная болезнь, которую, чаще всего, обнаруживают тогда, когда лечить ее уже невозможно. А вскорости стало известно о смерти профессора Акиндинова, который умер от рака простаты. Для Ивана это уже был серьезный звоночек, ведь у него тоже была аденома простаты, которая могла перерасти в злокачественную опухоль. Он твердо решил, что будет следить за состоянием этой аденомы, вовремя сдавать анализы, чтобы, при необходимости, вовремя сделать операцию по ее удалению, и не допустить рака.
А о заболевших раком приходили все новые сообщения. Заболел раком кум Женя, и, в связи с целым букетом других заболеваний, ему даже химиотерапию нельзя было делать. И Женя решил лечиться содой, по методу профессора Неумывакина, вычитанному в интернете. Заболел и друг Ивана, Коля Багмет, у которого сразу два заболевания: рак крови и рак простаты. Буквально через полгода еще одно сообщение, у его однокашника Саши Белякова, тоже рак простаты, и уже сразу четвертая стадия. Он обратился в госпиталь тоже по поводу боли в ногах, а оказалось, что это уже метастазы везде разбросало. До чего же коварная болезнь. Иван решил больше не затягивать, и удалить свою аденому простаты, пока опухоль не переросла в злокачественную.
С аденомой простаты он жил уже семь лет. Началось все очень неожиданно. В тот день он был на зимней рыбалке. Шел небольшой снег с дождем, но плащ спасал куртку от промокания и уходить домой Иван не торопился. Под вечер он обнаружил, что его брюки сзади мокрые, так как крышка рыбацкого ящика, на котором он сидел, от дождя и снега все время намокала, а он садился на эту мокрую крышку. Сидеть в мокрых брюках было холодно и некомфортно, и он ушел домой. А вечером он не смог нормально сходить в туалет по-маленькому. Промежутки между посещениями туалета все сокращались, а количество мочи с каждым разом сливалось все меньше и меньше. Пришлось обращаться в больницу. В урологическое отделение его приняли, но положили в коридоре, так как мест в палатах не было, да и коридор уже почти весь был заставлен койками с больными. Ему сразу поставили капельницу объемом 700 мл. Все это капали больше трех часов, и на просьбы Ивана сделать перерыв и отпустить его в туалет, отвечали отказом, терпи мол, уже не маленький. А после этой капельницы, сходить в туалет Иван вообще не смог, пришлось вызывать дежурного хирурга и ставить катетер. С этим катетером Иван и пролежал в отделении две недели. Не самые приятные ощущения. Некоторые из лежащих здесь больных уже были прооперированы, другие только готовились к операции. Прооперированные выздоравливали довольно быстро, и большинство из них уже через неделю выписывались домой. Был правда один пациент, который после операции лежал здесь уже почти месяц, боли у него были настолько сильными, что штатными обезболивающими уколами они не снимались, и он где-то доставал свое обезболивающее, которое ему и вводили. Тяжело было на все это смотреть, но больше всего Ивана удручал вид готовящихся к операции больных, у которых моча из мочевого пузыря выводилась через прокол в животе. Некоторые в таком состоянии находились уже полгода, и даже больше. У одного из них, буквально накануне операции, резко ухудшились анализы, операцию отменили, а его еще на полгода отправили домой долечиваться. Это ему еще полгода ходить дома с пакетом для мочи! Какой ужас! Такой участи для себя Иван точно не хотел бы, и попросил лечащего врача, чтобы ему побыстрее сделали операцию.
– У тебя речь об операции еще не идет, аденома совсем маленькая, всего 32 см3, она еще не созрела для операции. Ты лучше побольше ходи, чтобы, когда снимем катетер, моча сама пошла, иначе придется и тебе живот пробивать, – объяснил врач.
Этого Иван никак не хотел, поэтому все свободное время ходил вверх и вниз по больничным лестницам, наматывая таким образом километры дистанции. Через две недели катетер сняли, и Ивана выписали, слава богу, пробивать живот не пришлось. При выписке, правда, еще не было какого-то анализа на ПСА, но выписали и без него, так как новых больных класть было некуда, теперь уже и в коридоре все койки были заняты. Врач рекомендовал Ивану раз в год делать УЗИ простаты, чтобы контролировать ее объем, и сдавать этот самый анализ на ПСА, что это такое, Иван не понимал, а со временем забыл его название, поэтому делал только УЗИ. Объем простаты увеличивался не сильно, поэтому можно было не беспокоиться.
Через три года Иван опять попал в урологию, на этот раз с почечной коликой. И случилось это за неделю до поездки в санаторий. Ивана опять продержали в отделении две недели, и поездка в санаторий накрылась медным тазом. Он так хотел свозить жену на море, где та была всего один раз, что просил врача выписать его сразу же, как снимут боль, чтобы успеть в санаторий. Но врач сказал, что пока не выйдет камень, он даже под расписку его не выпишет. Боли ему сняли уже на третий день, но ждали пока выйдет камень, а он или вообще не вышел, или Иван его проглядел. Пользуясь моментом, Иван поинтересовался и состоянием своей простаты, не пора ли ее оперировать. Оказалось, что такой необходимости еще нет. Объем простаты был 63 см3, а ПСА – 6,8. Тут уже Иван поинтересовался, что это за ПСА. Оказалось, что это тест на онкологию, пока этот показатель меньше десяти, беспокоиться нечего. В дальнейшем Иван уже контролировал и объем простаты, и ПСА, результаты немного ухудшились, но все было в норме. Простата увеличилась до 75 см3, а ПСА стало 7,8, но это не те показатели, при которых у других делали операции, у них размер простаты был от 120 до 180 см3.
Иван опять стал подумывать об операции, когда от рака простаты умерли еще три его товарища. Уж очень ему не хотелось дождаться перерождения аденомы простаты в злокачественную опухоль. И он пошел на прием к своему лечащему врачу. Тот сказал, что в принципе, операцию уже можно делать, хотя и не обязательно, так как тревожных показателей нет. Но у них в отделении сейчас операцию сделать не получится. Все аппараты, с помощью которых проводится эта операция – сломаны. Есть четыре прекрасных хирурга, но нет ни одного аппарата. Посоветовал обратиться в Оболенск, или в военный госпиталь. Иван обратился в военный госпиталь в декабре, с таким расчетом, чтобы в январе, сразу после каникул, ему и сделали операцию, тогда в начале февраля он уже будет на работе. Но не зря говорят: «если хочешь насмешить Бога, поделись с ним своими планами на будущее». Так получилось и у Ивана.
В декабре он на четыре дня лег в госпиталь, и у него взяли биопсию, если все будет в норме, то после десятого января можно будет ложиться на операцию. Вместе с ним в палате лежал его сверстник, Николай, которому месяц назад сделали операцию по удалению аденомы простаты. Операция вроде бы прошла успешно, но у Николая до сих пор осталось недержание мочи, и он до сих пор не мог ходить на работу. Этот факт Ивана сильно напряг, до сих пор он еще ни от кого не слышал, чтобы недержание мочи продолжалось так долго. По тем сведениям, которыми он располагал, это длилось четыре, максимум семь дней, но никак не месяц. Грешным делом, Иван уже начал сомневаться, а следует ли ему делать такую операцию в госпитале. Может договориться в Оболенске? Хотя еще неизвестно, как там делают. Плохо, что в своей больнице сейчас такие операции не делают, там ведь у всех все нормально было, и на недержание мочи вообще никто не жаловался. Восьмого января он поехал за анализами. Такого результата биопсии он никак не ожидал, у него обнаружена вторая стадия рака. Вот это поворот! На такое Иван никак не рассчитывал. Операция отменялась, нужно было становиться на учет к онкологу и дальше уже действовать по его указанию. Здесь же в очереди сидел и его сосед по гаражу, Леонид, ему повезло немного больше – у него обнаружена первая стадия рака. Биопсию ему делали как раз в Оболенске, и операцию в госпитале он не хотел делать. У него были какие-то связи, и он хотел ими воспользоваться.
А у Ивана начались «хождения по мукам». Пока человек здоров и работает, ему кажется, что жизнь прекрасна, и все у нас в стране хорошо, живи и радуйся. Истинная картина открывается только тогда, когда человек сталкивается с какой-то проблемой, пусть даже не с проблемой, а маленькой такой, почти пустяковой проблемкой. И тут он понимает, что никому он со своими проблемами не нужен, и никому нет до него дела, его даже выслушать толком никто не хочет. И начинает он барахтаться в этом болоте, стараясь выплыть и не утонуть. Хорошо, если в это время ему встретиться нормальный человек, который посочувствует и поможет, а если нет, то пиши пропало. Поначалу сложно пришлось и Ивану. Когда он пришел в регистратуру поликлиники и попросил дать ему талон к онкологу, то ему сказали, что к нему он может попасть только через полтора месяца, ближе свободного времени у онколога нет. Иван был в шоке. Ему предлагают подождать с началом лечения полтора месяца. Для него это было неслыханно. Неужели такое возможно в нашей медицине? Его знакомый, Коля Еремин, за месяц помер. Может он тоже не смог попасть на прием к врачу из-за большой очереди?
– Послушайте, а если я к этому времени помру? – спросил он у регистраторши.
– Ну, если у Вас все так серьезно, то возьмите талон на любую дату, а на прем идите сегодня, – посоветовала регистраторша. – Дождетесь, пока пройдут все по сегодняшним талонам, а потом попросите врача Вас принять, она добрая, не должна отказать.
Иван так и сделал. То, что он увидел возле кабинета врача, поразило его еще больше. В узеньком коридорчике возле кабинета врача, на маленькой скамейке сидели три старушки, всего же приема ожидали человек сорок, они плотной толпой стояли и в коридорчике, из-за чего медработники не могли протиснуться в свои кабинеты, такая же толпа стояла и в соседнем коридорчике, и на лестнице, аж до первого этажа. Неужели у нас столько раковых больных? В поликлинике четыре онколога, и принимают они по четыре дня в неделю, а очередь на полтора месяца. Несложный расчет показывал, что только в этой поликлинике около тридцати тысяч больных раком. Сколько же больных раком в городе? Ведь в городе три поликлиники. Что случилось? Почему так много больных раком? Ведь раньше такого не было. Или он был очень далек от всего этого и просто ничего не видел? В этой очереди стояли и несколько человек, которые были ему знакомы, а он даже не догадывался, что у них рак. Среди них были и два Владимира, которые жили буквально в соседних домах. Оказалось, что оба уже прооперированы. У одного, ровесника Ивана, был рак горла, а у второго, Владимира Александровича, постарше Ивана, рак простаты, и у него недавно была такая же операция, какая предстояла Ивану. Тут сам Бог велел узнать у него про эту операцию.
– Владимир Александрович, – обратился к нему Иван, – расскажите про операцию, а то я еще ничего не знаю. Насколько она сложная? Какие последствия?
– Да мне буквально перед Новым годом в госпитале операцию сделали, – начал рассказывать Владимир Александрович. – Там и свое 80-летие отмечал. Операция длилась три часа, под общим наркозом, потом сутки в реанимации, а через четыре дня я уже мог вставать.
– А почему так долго операция шла? – поинтересовался Иван.
– Да это не долго, – возразил Владимир Александрович, – такие операции иногда и по четыре часа идут.
– А потом все нормально было? – поинтересовался Иван.
– Не совсем. Когда убрали катетер, и я пошел помочиться, то чуть на стенку не полез от боли. Там что-то еще не зажило, и у меня еще неделю при каждом походе в туалет были жуткие боли. А потом прошло.
– А как с недержанием мочи, долго было? – задал еще один вопрос Иван.
– Да вот как боли прошли, так и с мочой все нормализовалось. Еще с месяц с бутылочкой в кармане поездил, так, на всякий случай, и все.
Этот разговор Ивана успокоил, оказывается, не так все и страшно. А то ему наговорили, и с постели неделю не разрешают вставать, и моча потом больше месяца не держится. Лучше больше никого не слушать. Он на десять лет моложе Владимира Александровича, значит у него должно быть не хуже.
Иван добросовестно отстоял в коридоре более четырех часов, пока врач не приняла всех записанных на этот день больных. Время приближалось уже к девятнадцати часам, хотя официально проем должен был продолжаться только до восемнадцати, когда он, наконец-то, попал в кабинет к врачу. Врач, Людмила Викторовна, поставила его на учет как онкобольного, и выписала направление на медицинскую онкологическую комиссию в Подольск. Оказалось, что самостоятельно назначать лечение онкобольным она не имеет права, все решает эта комиссия, которая работает два дня в неделю, но предварительно на прием нужно записаться или по телефону, или съездить туда лично, и записаться. Записываться по телефону можно также два дня в неделю, накануне проемных дней работы комиссии, с семнадцати до восемнадцати часов. Все очень просто, как сказала Людмила Викторовна. А потом, с заключением этой комиссии, нужно опять прийти к ней.
– Но к Вам запись только на полтора месяца вперед, – заметил Иван.
– Записывайтесь на любой день, а приходите, когда будут на руках документы, я Вас всегда приму, – успокоила его Людмила Викторовна.
Через два дня Иван начал звонить в комиссию, чтобы записаться на прием. В течение часа телефон был непрерывно занят, а после восемнадцати часов, на звонки перестали отвечать. Такая же картина получилась и в следующий раз, когда можно было записываться на прием. Понимая, что так может продолжаться вечно, Иван решил в следующий раз съездить в Подольск лично, далековато конечно, но иначе на прем не запишешься. Здание, и кабинет, где принимает комиссия, Иван нашел быстро, но кабинет был закрыт, правда еще не было семнадцати часов, когда начинается запись на прем. Возле кабинета был большой холл, в котором стояло пять или шесть диванчиков, на одном из которых и расположился Иван, и стал ждать. Было немного странно, что кроме него никого не было. Но это наверно даже хорошо, он будет первым. В семнадцать часов кабинет не открылся, наверно работник, принимающий заявки на прием, опаздывал. Не открылся он и через пятнадцать минут, и Иван начал понимать, что тут что-то не так. У проходивших мимо медработников он начал интересоваться, где принимают заявки на онкологическую комиссию, но этого никто не знал. Все знали, что именно в этом кабинете два раза в неделю заседает эта комиссия, а вот где принимают заявки – никто не знал. Так ни с чем Иван оттуда и уехал. Оставался только один выход, каким-то образом дозвониться по телефону. После этого еще трижды Иван безуспешно пытался дозвониться, и только на четвертый раз ему повезло, ему, наконец-то ответили, и он записался на прием. Тому, что прием будет только через месяц, Иван даже не удивился, теперь он уже знал, как это обойти: он приедет в ближайший приемный день, и пройдет в конце очереди. Но видимо таких хитрых уже было много, так как голос в трубке его предупредил: «И не вздумайте приехать в другой день. В другие дни Вас не примут». Вот те раз! Полмесяца уже прошло, и еще месяц ждать, пока назначат лечение. А когда лечить будут? Видно не зря больные раком мрут как мухи. Вот это медицина! Вот это отношение к больным! Если бы Иван всего этого не видел своими глазами, а ему об этом просто рассказали, он бы никогда в жизни не поверил, как в свое время не верил рассказам про то, как украинские ДАИшники, обирают российских автомобилистов, выдвигая против них ложные обвинения, пока сам с этим не столкнулся.
На заседание комиссии Иван приехал за три часа до начала ее работы, чтобы пораньше занять очередь, а еще лучше быть одним из первых. Его надежды не оправдались, весь холл перед кабинетом уже был забит народом. Иван занял очередь и решил посчитать, сколько же здесь народа. Досчитал он до пятидесяти и сбился, народ ведь на месте не стоял, некоторые занимали очередь и куда-то уходили, другие приходили. В десять часов прием не начался, так как не все врачи собрались, начали работать в половине одиннадцатого, так и не дождавшись двух членов комиссии. Иван попал в кабинет около пятнадцати часов. В комиссии посмотрели его документы и спросили, давно ли у него стоит стен. Иван вопрос не понял, так как не знал, что такое «стен». Оказалось, что врач госпиталя, который делал биопсию, ошибочно сделал запись и про какой-то стен. Решение комиссии было однозначным – кардинальная резекция простаты. А перед этим, в течение трех месяцев подготовка к операции – три специальных укола, и пить какие-то таблетки. Выйдя из кабинета, Иван еще рез осмотрел холл. Хотя до конца работы комиссии оставалось всего два часа, народа здесь не убавилось. Значит они каждый раз принимают человек по восемьдесят, а то и больше. Да у них просто времени нет вникать в проблемы каждого больного. Неужели нельзя этой комиссии заседать чаще? Неужели этого безобразия никто не видит? А самим больным наверно не до того, чтобы жаловаться на такое отношение к себе.
С полученным решением Иван и вернулся к Людмиле Викторовне. Как и обещала, она приняла его с талоном на более позднюю дату, выписала и укол, и таблетки, которые Иван здесь же в аптеке бесплатно и получил. Оказывается, укол был не простой, а со специальным шприцом, с помощью которого Ивану и загнали в живот какую-то капсулу, которая будет там постепенно рассасываться. Через три недели процедуру нужно было повторить. Через указанное время Иван опять посетил Людмилу Викторовну. Она опять выписала укол и таблетки, но, на этот раз, ни укола, ни таблеток, в нужной дозировке, в аптеке больницы не было, не было их и в других аптеках города. Вернее, они были, но за плату, нигде не было бесплатных лекарств. Оказалось, что за плату, все есть и в аптеке больницы. Что за фигня? Почему за деньги они есть, а бесплатно их нет? Опять забота о населении? Деваться было некуда, так как курс лечения прерывать нельзя, и Иван решил купить все за деньги. Названная аптекаршей сумма его ошеломила – больше семи тысяч рублей, один этот укол стоит больше шести тысяч. Когда подошло время для третьего укола, в бесплатном виде в аптеках города его опять не оказалось, и Иван поехал в госпиталь узнать, а можно ли делать операцию без третьего укола. Там сказали, что можно, и Иван решил ложиться на операцию, и так слишком много времени потеряно.