Как-то, ранней весной, мы с женой поехали в деревню Дракино, где жила ее знакомая. Пока женщины разговаривали, я сходил посмотреть на пруд, находящийся буквально за огородом этой знакомой. Пруд оказался узким, всего метров тридцать в ширину, но очень длинным, ни вправо, ни влево, конца его не было видно. В пруду ловили рыбу местные мужики. В руках у них были удилища из орешника, с привязанным к ним куском лески, на конце которой висела большая мормышка с какой-то насадкой. Ловили они методом вертикального блеснения. Они опускали мормышку в воду, несколько раз поднимали и опускали ее, вытаскивали рыбку и клали ее в ведро с водой. Я подошел ближе.
– Здравствуйте! – поздоровался я. – Что здесь ловится?
– Ротан, – ответили мужики.
– И больше ничего? – хотел уточнить я.
– И больше ничего, – подтвердили мужики. – Там, где живет ротан, другая рыба не водится. Он сжирает все, и чужую икру, и чужого малька, и даже своего малька сжирает.
Я заглянул в их ведра. По полведра рыбы там уже было. Были и небольшие рыбки, и довольно крупные, некоторые экземпляры, наверно, и до двухсот грамм доходили. Раньше я видел и ловил ротанов только в пруду парка имени Олега Степанова. Но там рыбки были не больше ладошки, поэтому я их просто ловил и отпускал, а размер здешних ротанов меня удивил.
– И что вы с ними делаете? – поинтересовался я.
– Как, что? – не поняли рыбаки. – Жарим, конечно, и едим.
– А на что ловите? – спросил я, так как не мог сам определить, что висит у них на крючке.
– На мясо креветки, – ответили мужики.
С тех пор прошло несколько лет. Как-то в глухозимье, когда нигде и ничего не клевало, я и вспомнил про пруд в Дракино, каких огромных ротанов там ловили мужики. И я предложил съездить на этот пруд своему старому приятелю, Павлу Ивановичу. Он сразу же согласился. И вот ранним утром мы приехали на этот пруд. Машину оставили метров за триста от пруда, так как дальше дорога не была прочищена, и пешком пошли на пруд. На пруду уже сидели десятка два рыбаков. Мы пробурили лунки поближе к камышу, и тоже стали ловить. Первым свою мормышку оторвал Павел Иванович.
– Да здесь ловить невозможно, – сказал он, – здесь сплошная трава.
А я все еще даже не мог опустить свою мормышку на дно, тоже трава мешала. Мы пробурили лунки подальше от камышей, где уже должна была быть чистая вода. Но и здесь мормышки не опускались, тоже мешала трава. Оказалось, что в этом пруду трава везде, и наши легкие мормышки до дна нигде не опускаются. Я заменил свою мормышку на маленькую блесну, и она достала до дна. Насадил на крючок кусочек креветки и начал ловить, но поклевок не было. Тогда я положил удочку на лед и сходил к Павлу Ивановичу, узнать, как у него дела.
– Да ничего здесь не клюет, – пожаловался Павел Иванович.
– А местные ловят, – возразил я. – Мы, наверно, еще не приспособились.
– У них тяжелые мормышки, которые пробивают траву, – согласился он, – а у нас очень легкие, поэтому ничего и не ловится.
– Я уже заменил мормышку на блесну, – сообщил я, – но пока тоже ничего не ловится.
– А у меня ничего тяжелого нет, – вздохнул Павел Иванович.
– Давайте я Вам блесну принесу, – предложил я, – у меня еще одна есть.
– Принеси, – согласился он.
И я пошел за блесной. За то время, пока я ходил, мою удочку чуть не утащило в лунку, хорошо, что поперек ножек удочки я догадался палку положить. Она и спасла мою удочку. Из лунки я вытащил ротана приличного размера, почти с ладошку. Это был мой первый улов на этом пруду. Отнес Павлу Ивановичу блесну, а когда вернулся, то увидел, что у меня опять поклевка. На этот раз ротан был немного поменьше. Стало понятно, что ротан не хочет брать на игру, а на стоячку он прекрасно берет. Так я дальше и ловил, или на стоячку, или немного шевелил блесной возле дна. И клев пошел. Из каждой лунки я вытаскивал пять или шесть ротанов, после чего клев прекращался, наверно под этой лункой ротаны заканчивались, и я сверлил новую лунку. Практически во всех лунках ротаны клевали. Иногда попадались и экземпляры, размером гораздо больше ладошки. Вдали, там, где не было ни одного рыбака, я увидел растущую на берегу пруда вербу, которая наклонилась в сторону пруда, и ветки которой нависали над самим льдом. Я и решил пробурить лунки под этой вербой. Там на дне должны были лежать листья, упавшие с этой вербы, а в них могла завестись и какая-то живность, которой питается ротан. Первая поклевка не заставила себя долго ждать, и я вытащил огромного ротана, размером в полторы ладошки. В нем, наверняка, не меньше двухсот грамм было. Потом пошли ротаны немного поменьше. Я заметил, что в лунке сначала клюют крупные ротаны, а потом их размер постепенно уменьшается. Я пересел на соседнюю лунку, и опять начали клевать крупные ротаны. У меня под этим деревом были просверлены три лунки, вот по ним я по кругу и перемещался. Самое интересное, что за то время, пока я ловил рыбу под другими лунками, под предыдущими количество рыбы восстанавливалось, и она опять в этих лунках клевала. Так по этим трем лункам можно было ходить до бесконечности.
Но я не знал, как дела у Павла Ивановича, который остался ловить на прежнем месте. Я оставил свой ящик под вербой, чтобы мое место никто не занял, и пошел к нему. Он сидел на своем раскладном стульчике, с пришитым к нему карманом для складывания рыбы, и ничего не ловил.
– Как успехи? – поинтересовался я. – Много наловили?
– Да с килограмм будет, – ответил он, – только они все мелкие какие-то.
– А у меня уже килограмма четыре, – похвастался я, – и много крупных. Пойдемте со мной, там крупных наловите.
– Никуда я уже не хочу, – сказал Павел Иванович. – Я упал, и больно спиной ударился.
– А где Вы упасть умудрились? – поинтересовался я.
– Залез вон на ту горку, а когда спускался обратно, то поскользнулся, и упал.
– А чего Вас туда понесло? – удивился я.
– Да хотел посмотреть, где пруд заканчивается.
– Ну и как? Увидели?
– Нет, не увидел. С горки конца пруда еще не видно, – грустно сказал он.
– А спина сильно болит? Или еще половим? – спросил я.
– Сильно. Поехали лучше домой. Хватит с нас и этой рыбы.
Я сходил за своим ящиком, и мы уехали домой. Дома я почистил рыбу, и сразу отрезал большие головы ротанов, на уху пойдут. Сразу же нажарили две сковородки рыбы. От обычной рыбы жаренные ротаны отличались тем, что они были сладковатыми на вкус, и это нам не очень понравилось. Моя семья предпочитала кушать обычную рыбу, окуней и плотвичек. Долго еще замороженные ротаны лежали у нас в морозилке, и только к концу зимы мы их наконец-то доели. С голов ротанов и уху сварили, но, несмотря на то, что я туда еще и много окуней добавил, в ней также чувствовался их сладковатый привкус, что не позволяло наслаждаться вкусом настоящей ухи. Мы ее конечно съели, но это была немножко другая уха. Больше ловить ротанов я не ездил. Пусть их кушают те, кому они нравятся, а для меня окуней, плотвичек, и подлещиков будет достаточно.
Эту историю рассказал охранникам Николай Иванович, подполковник милиции в отставке, один из руководителей службы безопасности. Сначала он был единственным начальником охраны в фирме. Но потом на фирме появились еще два отставных милицейских полковника. Один из них стал начальником службы безопасности, а второй – его заместителем. Николая Ивановича с его должности как бы никто и не смещал, но при этом он перестал быть первым лицом в охране, в новой иерархии он стал только третьим, над ним теперь было аж два начальника. Но деваться было некуда, деньги как-то нужно было зарабатывать, и он продолжал работать, неся на своих плечах практически всю нагрузку по работе с охранниками. Он и охранников подбирал, и инструктировал их перед заступлением на дежурство, и графики дежурств составлял. Он же доводил до охранников и все распоряжения руководства, иногда очень даже противоречивые. В один день он доводил до охранников, что товар со складов должен выноситься только по накладным, в том числе и начальниками, в другой раз ругал охранника, который задержал товар, выносимый без накладной одним из руководителей фирмы. Своего мнения Николай Иванович никогда не высказывал, он всегда только озвучивал мнение руководства. Было видно, что все это ему чертовски надоело, но что-то изменить он не мог. Как-то, у него, видимо от всего этого, было очень скверно на душе, и сидя в комнате старшего смены, он начал вспоминать прежнее время и свою службу в милиции.
– Как же тогда хорошо было служить, – с ностальгией вспоминал он, – власть у милиции была практически безграничной.
И он рассказал подтверждающий это случай, который случился в их подразделении.
Случилось это еще в советское время. Трое милиционеров возвращались с дежурства, и, по пути, зашли в пивную попить пива. Обычный такой пивной киоск, перед которым был натянут брезент от дождя, и под которым стояли высокие столики, вокруг которых и располагались желающие попить пива. Несмотря на то, что было еще утро, желающих попить пива здесь уже было достаточно. Почти все столики уже были заняты. Да оно и понятно, это была единственная в ближайшей округе пивная точка, где, по слухам, пиво водой не разбавляли. Поэтому не удивительно, что именно сюда народ и тянулся. Пиво, как и везде, по двадцать четыре копейки за кружку, но здесь еще и вяленную рыбу можно было купить. За умеренную плату, из-под прилавка, продавал ее продавец пива. Может поэтому и пиво не разбавлял, за рыбу он имел навар куда больше. Продавала здесь рыбу еще и какая-то бабка, которая крутилась между столиками, причем продавала дешевле, чем продавец пива. У нее и старались все покупать. Продавец пива ее периодически прогонял, грозился сдать ее в милицию, но она возвращалась снова и снова.
Милиционеры увидели свободный столик, расположенный от дороги, на самом краю навеса. Не самое удобное место, так как придется стоять на виду у всех, но других свободных мест не было. Заняли тот, который был, может позже удастся перебраться за другой, который может со временем освободиться. Николай остался караулить столик, а Ярослав с Михаилом пошли за пивом. Решили взять сразу по три кружки.
– Коля, сходи забери еще одну кружку, у нас рук не хватило, – сказали они товарищу, когда вернулись.
– А зачем так много? – удивился Николай, – мы ведь еще пистолеты не сдали.
– Чтобы второй раз в очереди не стоять, – в свою очередь удивился его непонятливости Ярослав.
Тут же возле столика нарисовалась бабка, и предложила им купить свежую воблу. Вобла действительно была свежайшая, и еще мягкая, наверно не больше недели, как завяленная. Стражи порядка расстелили на столике газетку, и принялись чистить рыбу, обсасывая выдернутые плавники, и запивая это пивом. Вобла действительно оказалась вкусной и жирной, все руки были испачканы этим жиром, и появилась опасность испачкать этим жиром рукава рубашек, так как жир уже начинал течь по рукам к локтям. Пришлось закатать рукава рубашек.
– Вобла наверно волжская, – предположил Николай.
– Да неважно какая, главное, что очень вкусная, – поддержал разговор Михаил.
– Эту бабку посадить бы конечно надо, за спекуляцию, – вставил свое слово и Ярослав, – но где мы тогда будем такую вкусную воблу брать.
– А за что ты ее посадишь? – усомнился Николай. – Как ты докажешь, что она спекулирует? У нее рыба стоит дешевле, чем в магазине. Что это за спекуляция?
– А где ты в магазине вяленную воблу видел? – удивился Михаил. – Во сне, что ли? Ты наверно имел в виду, дешевле чем на рынке?
– Ну да, на рынке, – согласился Николай.
– Так и на рынке воблы нет. Вяленная рыба конечно есть, но это не вобла, – не унимался Михаил.
– Тем более, не сдавался и Николай, – она скажет, что сама наловила и завялила рыбу, а теперь продает.
– Где она ее могла наловить? В Москве-реке, что ли? – возразил Ярослав.
Выпитое пиво уже ударило им в головы, и спор разгорался не на шутку. Ярослав не привык никому уступать в споре, и, даже если был абсолютно не прав, всегда брал противников измором, приводя в споре самые нелепые доводы до тех пор, пока те не прекращали с ним спорить, видя всю бессмысленность такого спора. Но Ярослав оставался доволен таким исходом, ведь последнее слово оставалось за ним.
– Да она просто скажет, что поймала рыбу в Москве-реке, а ты попробуй доказать, что это не так, – поддержал Николая и Михаил.
– Да что тут доказывать, – не унимался Ярослав, такая рыба у нас не ловится.
– Ни у кого не ловится, а она случайно попала на косяк такой рыбы и наловила. Может этот косяк случайно с Волги зашел? – не сдавался Михаил.
– А почему я вообще должен что-то доказывать? – спохватился Ярослав. Мое дело ее обвинить, а она уж пусть сама потом доказывает, что невиновна.
– А о презумпции невиновности ты ничего не слышал? – напомнил ему Николай.
– Да твоя презумпция невиновности существует только на бумаге, – возразил Ярослав. – Я могу посадить любого, просто предъявив ему обвинение, а оправдываться он сам будет, и хрен оправдается. Любого могу посадить, и никакая презумпция невиновности ему не поможет.
– Бахвалишься, как всегда! – попытался урезонить его Михаил.
– А вот и нет! Хотите, докажу? – не унимался Ярослав. – Спорим, на что угодно. Хочешь, на ящик коньяка?
– А давай, – разошелся и Михаил. – Только мы тебе сами укажем, кому ты будешь предъявлять обвинения.
На том и порешили. Николай разбил спорящим руки, и они стали рассматривать людей, проходивших мимо пивной.
– Вот видишь, идет очкарик, маленький такой и тщедушный, при галстуке и с портфелем. Наверняка какой ни будь профессор. Попробуй ему предъявить претензии, – указал Ярославу на пешехода Михаил.
– Хорошо, – согласился Ярослав, и пошел навстречу очкарику.
Не доходя до него, Ярослав вынул из кобуры пистолет и уронил его под ноги очкарику.
– Мужик, – обратился он к очкарику заплетающимся языком, – будь добр, подай мне пистолет, а то я лишку выпил и могу упасть, если наклонюсь.
Не подозревающий подвоха очкарик, поднял пистолет и протянул его Ярославу. Вот тут Ярослав на него и набросился.
– Ах ты гад! Нападение на сотрудника милиции! Граждане, будьте свидетелями, он хотел отобрать у меня пистолет.
Свидетелей было предостаточно, все видели, что очкарик действительно держал в руке пистолет. Очкарика забрал приехавший милицейский патруль, а Ярослав вернулся к столику в пивную.
– Ну что, проиграл? – обратился он к Михаилу.
– Ты его еще не посадил, – резонно ответил Михаил, – проиграю тогда, когда он сядет.
Но Михаил действительно проиграл этот спор. Через некоторое время состоялся суд, и очкарика, за нападение на сотрудника милиции и попытку завладения оружием, посадили на семь лет. Никакая презумпция невиновности ему не помогла, это он должен был доказывать свою невиновность, но ему это не удалось.
– Вот такая раньше была власть у милиции! – с гордостью закончил свой рассказ Николай Иванович.
Охранники, все бывшие военные, молча переглянулись. Они не понимали, чем здесь можно гордиться? Три подонка в милицейских погонах, на спор, подвели под статью ни в чем неповинного человека, и этим гордятся? В головах у военных такое вообще не укладывалось. Им не хотелось верить, что такое вообще могло быть при советской власти.
– Николай Иванович, а этим Николаем были Вы? – осторожно спросил один из охранников.
– Нет, это был мой знакомый.
Николай Иванович ушел, а охранники продолжали обсуждать его рассказ.
– Да не могло такого быть, – все еще не мог поверить в рассказанное старший смены Петр.
– Вполне могло, – не согласился Владимир, охранник с поста на входе в здание. – Я лично был свидетелем, как два пьяных милиционера в троллейбусе, на глазах у всего честного народа, избивали дубинками ни в чем неповинного человека, только за то, что он не хотел уступать им свое место в троллейбусе.
– И где это было? – опять не поверил Петр.
– В Оренбурге, на маршруте четвертого номера троллейбуса, который ходил в наш военный городок, – уточнил Владимир. – Подонков везде полно, и в милицейской форме, и без нее. Были и раньше, есть и теперь. Теперь, правда, их побольше будет.
Рассказ Николая Ивановича испортил им настроение до конца смены. И все же, в рассказанное начальником, им не хотелось верить.
Зима в том году длилась очень долго. Успели порыбачить и на Оке, и в Затоне, и на Долгом. На Оке я тогда впервые поймал плотву весом в четыреста пятьдесят грамм. Более крупной плотвы я не ловил зимой никогда. В тот год в основном ловили на Оке, так как там был отменный клев. Потом Ока вскрылась, и рыбаки перешли рыбачить в Затон. Днем светило солнышко, и сидеть на льду было тепло и комфортно, а по ночам был небольшой мороз, в результате чего на водоемах держался крепкий и безопасный лед. До конца марта мы ходили на рыбалку в Затон. На полях снег уже давно везде растаял, а в Затоне и на Долгом держался прекрасный лед. Рыбакам это был подарок природы. Видя рыбаков, идущих с буром на зимнюю рыбалку, люди удивлялись.
– А куда это вы? – спрашивали их все встречные. – А разве лед еще не растаял?
Рыбаки счастливо улыбались.
– На рыбалку, – говорили они, – лед еще очень толстый, при такой погоде его еще на месяц хватит.
Но на месяц льда не хватило. Пришла Орловская вода. Уровень воды в Оке, а соответственно и в Затоне, повысился, и на лед в Затоне стало невозможно зайти даже по уложенным бревнам. Но до Долгого пришедшая вода еще не добралась, так как перепад высот между Долгим и Затоном больше трех метров. И все рыбаки переместились на Долгое. Здесь лед еще даже от берега не отошел. Еще почти две недели рыбаки здесь и рыбачили. Рыбка здесь конечно мелкая, не то, что в Затоне или Оке, но выбирать уже было не из чего. Но, со временем, пришедшая вода добралась и до Долгого. По канаве, соединяющей Долгое с Нарой, вода пошла в обратную сторону, и лед на Долгом начал отходить от берега.
В очередной раз мы с Мишей пришли рыбачить на Долгое четырнадцатого апреля. На льду, вдали от нашего берега, сидели полтора десятка рыбаков. А от дамбы, разделяющей озеро Долгое и Купалку, заход был не очень хороший. Вода в озере поднялась метра на полтора, а лед отошел от дамбы метра на два. Для перехода на лед лежали два не очень толстых бревнышка, но никакого шеста, на который можно было бы опираться при переходе, поблизости не было.
– Как же они переходили? – не понял Миша. – Здесь и искупаться можно.
– Еще хорошо, что спуск сухой, а то можно было бы сразу в воду улететь, – не добавил оптимизма и я.
От воды до верха дамбы осталось еще порядка полутора метров высоты, и этот склон уложен бетонными плитами, которые в тот день были сухими. Мы спустились к воде. Я встал на бревна, возле берега они лежали прочно, и не прогибались. Можно попробовать переходить. У нас с Мишей есть свои палки с металлическими наконечниками на конце, на которые мы опираемся при ходьбе. Они незаменимы при передвижении по скользкому льду, такому, как сейчас на озере. До дна озера они конечно не достанут, но на них можно будет опираться, если ставить их на бревна. Какая-никакая, а опора. Я потихоньку двинулся вперед. Сначала все было нормально, но чем ближе к середине бревен я подходил, тем больше они шатались. Я с трудом удерживал равновесие. Было бы гораздо проще и безопасней, если был бы шест, которым можно опираться сбоку. Но его не было. Поэтому упираюсь палкой в бревно впереди себя, потом переношу тяжесть тела на одну ногу. При этом бревно под ней сильно прогибается. Медленно поднимаю другую ногу и аккуратно переставляю ее на полступни вперед. Так же медленно становлюсь на две ноги. Переставляю палку вперед и делаю следующий шаг. И так при каждом шаге. Наконец-то добираюсь до льда. Пробую палкой крепость льда за бревнами. Вроде бы лед там крепкий. Медленно и аккуратно перехожу на лед. Держит! Потом на лед переходит Миша.
– Полдела сделано, – говорит он, – на лед забрались. Теперь еще нужно будет обратно выбраться.
– Да без проблем выберемся, – успокаиваю я его. – Запас бревен по полметра с каждой стороны, на сегодня нам этого хватит.
Пробуриваем лунки неподалеку от перехода, и пробуем ловить, но поклевок нет.
– А давай левее попробуем, – предлагает Миша, – там, где свежая вода поступает.
– Давай, – соглашаюсь я.
Мы идем влево. А здесь даже бурить не нужно, лед треснул и образовалась щель шириной сантиметров в пятнадцать. В этой щели и пробуем ловить. Сразу же клюет плотвичка, довольно крупная, грамм на сто пятьдесят. Явно неместная, таких здесь практически нет. Значит вместе с водой в озеро зашла и рыба. Если так пойдет и дальше, то сегодня мы будем с уловом. Но наше счастье длилось не долго. Вытащили по три или четыре плотвички, и клев в этом месте прекратился. Видимо под этой щелью проходила стайка плотвичек, и мы успели несколько из них поймать. Пришлось идти дальше, по пути буря лунки и ища рыбу. Не прошло и часа, как мы ее нашли. Рыба здесь клевала разная, и мелкая местная плотвичка, и более крупная, зашедшая с Оки.
– Наверно течение в озере образовалось, – сказал Миша, – у меня мормышку как на Оке сносит.
– И у меня, – подтвердил я. – Я уже несколько раз леску отпускал, а дно периодически пропадает.
Но, поскольку лунки мы периодически меняли, то так и не поняли, что происходит. Клев был хороший, а на разные мелочи нам некогда было отвлекаться, нужно было ловить рыбу, пока она клюет.
– Миша, все рыбаки почему-то ушли, – сообщил я, оглянувшись по сторонам. Одни мы с тобой на льду остались.
– Значит у них клевать перестало, – не задумываясь ответил Миша.
– Может и нам уже пора домой? – неуверенно предложил я. – Килограмма по два мы уже наловили.
– Давай еще с часик посидим, – не согласился Миша, – скоро начнет темнеть, и тогда может лещ начнет клевать.
В принципе, от такого клева и мне не хотелось уходить, и мы продолжили ловить дальше.
– Миша, смотри. Какой-то военный бегает по дамбе и не может зайти на лед, – отвлек я Мишу от рыбалки.
Миша посмотрел в сторону дамбы, до которой от нас было метров четыреста.
– Да у него палки нет, вот и боится переходить по шатким бревнышкам, – объяснил Миша поведение военного.
А военный куда-то сбегал, притащил две длинные доски, по которым и зашел на лед. К нам он не подходил, а прошел сразу на то место, где иногда клевал лещ. Мы только обратили внимание на то, что он был в ботинках. Теперь стало понятно, почему он не смог перейти на лед по бревнышкам.
Мы посидели еще часа два, но лещ клевать так и не начал, а ловить плотвичку нам уже недоело, та и темнеть начало быстро. Мы свернули удочки и пошли домой. Когда подошли к дамбе, мы не поверили своим глазам. Вся дамба уже была под водой. Следовательно, за то время, пока мы сидели на льду, вода в озере поднялась метра на полтора. Так вот прочему нам все время приходилось отпускать леску, чтобы достать мормышкой до дна. Наверно и другие рыбаки поэтому рано ушли. Только мы с Мишей не поняли, что вода резко поднимается. Бревнышки, по которым мы заходили на лед, плавали под берегом метрах в десяти от перехода. Доски, которые притащил военный, еще лежали на месте. Это были пятидесятки, по шесть метров длиной. Один конец их еще лежал на льду, а другой уже плавал в воде, и находился над бетонными блоками, стоящими на краю дамбы.
– Как же нам повезло, что на рыбалку пришел этот военный, и притащил доски, – подумал я.
– Еще бы полчаса, и доски бы уплыли, – заметил Миша. – Ну что, попробуем перебираться?
– А куда деваться, – грустно ответил я. – Будем пробовать, только они будут шататься под ногами намного сильнее бревнышек, а могут и лопнуть.
Миша пошел первым. Доски сильно пружинили, и прогибались под ногами сантиметров на десять. Было видно, что идти ему очень неудобно, и в любой момент он может потерять равновесие и свалиться в воду. Только минут через пять он достиг дамбы.
– Давай, переходи, – сказал он мне. – Я постою на этом конце досок, чтобы они не всплывали. Тебе будет легче переходить чем мне.
Еще через пять минут на бетонных блоках стоял и я. Палкой замерил глубину воды на дамбе, и приложил палку к своей ноге. Выше колена будет. Хорошо, что мы с Мишей в армейских сапогах-чулках, из комплекта ОЗК. Откатили ранее закатанные голенища сапог, привязали их специальными завязками к поясному ремню, и спустились с блоков на дамбу. Вода действительно была выше колен. Вот это дорыбачились. А на льду ведь еще оставался один рыбак, который, в принципе, нас спас от холодного купания. Ведь если бы не он, то пришлось бы нам переправляться с льдины на дамбу вплавь.
А до рыбака от дамбы было примерно полкилометра. Мы кричали ему сколько было сил, но на наши крики он никак не реагировал. Махали ему руками, чтобы он возвращался, но он нас не понял. Оставалось надеяться, что он не будет там долго сидеть, и успеет выйти на берег. И мы ушли домой. Выходить пришлось через училище, так как нижняя дорога уже была затоплена.
Прошло несколько лет. Я в очередной раз рыбачил в Затоне, и рассказал рыбакам эту историю.
– Так это был я, – сказал один из рыбаков, и рассказал, что было дальше.
Оказалось, что он видел двух рыбаков на дамбе, которые ему что-то кричали, но решил, что это вновь прибывшие рыбаки, которые не знают, как попасть на лед. Ну не будет же он за полкилометра бежать к ним и объяснять, что там он положил доски, по которым и можно спокойно зайти на лед. Осмотрятся, и сами увидят. Но они не зашли на лед, видимо побоялись. Домой он пошел только тогда, когда уже совсем стемнело. Просидел зря, поклевок леща он так и не дождался. А когда подошел к дамбе, то своих досок он не увидел. Их куда-то унесло ветром. Да и дамбы больше не было, везде стояла сплошная вода. И вокруг ни души. Ему стало страшно, и он принял решение переночевать на льду, а уже утром разбираться, что делать дальше. Может на берегу кто появится и окажет помощь, а может направление ветра изменится, и льдину пригонит ближе к дамбе. Ночью, в своих ботиночках, он жутко замерз. Когда рассвело, он осмотрелся. Картина была неутешительная, водой залило даже дорогу на полигоне училища, на которой курсанты отрабатывали навыки вождения. Следовательно, над дамбой воды не меньше метра, и на рыбалку больше никто не придет. Значит помощи он не дождется. И ветер, по-прежнему, дует от дамбы, и льдина, кажется, отошла от нее еще дальше. Придется выбираться вплавь, другого выхода он не видел. Он снял ватный бушлат, чтобы он не утащил его на дно, когда намокнет, и положил его на рыбацкий ящик. Все это придется оставить здесь, на льдине. Но потом передумал, ящик все-таки жалко, ведь там все зимние рыбацкие снасти. К тому-же, в нем много воздуха. А вдруг он будет как поплавок? С ящиком он и поплыл к дамбе. Сначала ящик действительно служил поплавком, но потом в него набралась вода, и он пошел ко дну. С ящиком пришлось расстаться. Он наверно и сейчас лежит на дне озера, метрах в десяти от дамбы. А рыбак добрался до дамбы, где воды ему было по грудь, выбрался на берег и побежал к машине, которая стояла у него за воротами училища. Вытащил из кармана брелок, и попытался открыть машину. Замокший брелок не срабатывал, и машина не открывалась. Пришлось бедняге в мокрой одежде, бегом бежать домой в поселок Большевик. Через бор это примерно два километра, для тренированного военного сущий пустяк. Вот так, оказывается, закончилась тогда эта экстремальная рыбалка.