Владимир Андросюк
Запад-Восток
– Тогда, Филипп, – снова обратился к подмастерью посланник, – сколько времени нужно вам на работу?
– Должно хватить и одного дня. Самое большое, два, – ответил, запинаясь, Филипп.
– Договорились! – сказал посланник выпрямляясь и похлопал по бедрам с выражением глубокой печали. – К сожалению, я не прихватил с собой нужной суммы, но слово дворянина: я оплачу все расходы, как обещал. Филипп, можете приниматься за работу хоть сейчас. Идите.
– Фру Элеонора! – обратился он к вдове, отвернувшись от подмастерья. – Разрешите мне выразить мое глубочайшее сочувствие к вашему горю. Я давно знал вашего мужа, и уважал его за честность и мастерство.
Фру Элеонора стояла перед посланником с жалким лицом. Губы ее тряслись, она в попытке сдержать слезы крепко сцепила кисти рук да так, что вены вздулись. Посланник, тем не менее, продолжал:
– Я не хотел бередить вашу рану, но все-таки должен спросить, какова причина смерти вашего мужа? Что сказал лекарь?
– Ах, господин посланник! – горестно покачала головой вдова. – Я, мы… я и сама не понимаю, что случилось! Вы сами видели мужа, когда отдавали ему часы, и он был весел и здоров. Затем он работал несколько дней с подмастерьями и приходил только, чтобы поесть. Говорил, что у него редкий и интересный заказ от вас. Затем он сказал – а это было дня четыре назад – что, наконец, изготовил ключ, и даже выпил на радостях. Но тогда он тоже был здоров. Наутро ему стало плохо. Он еще выходил в мастерскую отдать распоряжения работникам. Затем он вернулся, лег в постель и больше не вставал. Я вызвала лекаря. Он пустил кровь, но бедному Арнольду это не помогло. Он потерял сознание, бредил, повторяя, что его мучает какая-то ведьма. Стонал. Лекарь сказал, что не знает такой болезни. Приходил еще один – все то же самое. Сегодня утром Арнольд очнулся и приказал позвать вас. Написал записку, и мы отправили к вам Филиппа. Ему муж всегда доверял! Он что-то очень хотел вам сказать, по крайней мере, мне так показалось. Еще через полчаса он умер. Спустя некоторое время приехали вы.
– Та-а-ак, – протянул сэр Джон, – а вы не помните точное время?
– Ну как же, господин посланник. Я остановила часы в спальне. Это было 10 часов 16 минут, – вдова разрыдалась. Посланник подошел к открытому сундуку. Стрелка на часах, лежащих с правой стороны, также показывали около четверти одиннадцатого. Холодок прошелся по спине посланника при виде этой мёртвой стрелки. Смутное чувство, которое он испытал, когда слушал рассказ старого Линдгрема, пришло к нему вновь, и это было чувство того, что рядом с ним, как змея, притаилось неведомое, безжалостное, смертельное зло. Сэр Джон покосился на рыдающую женщину и осторожно закрыл крышку сундука.
– А что вы сами думаете об этом, фру Элеонора? – задал он последний вопрос.
Вдова всхлипнула. Потом она вытерла платком слезы с лица и некоторое время сидела молча, уставившись в пол пустыми глазами. Посланник неподвижно стоял у сундука и смотрел на нее, ожидая ответа.
– Вы будете смеяться, господин посланник, но я в это верю. Его околдовали или напустили порчу. Наверное, – в голосе ее появились блеющие жалобные нотки, – кто-то из соседей из зависти наслал на него порчу.
– Ну что же, – Картерет неловко переступил ногами на месте, – ну что же…
Когда сэр Джон вышел из лавки, то увидел подмастерьев, которые, кучкой собравшись около кучера Харри, обсуждали достоинства коней посланника.
– Филипп, подойдите-ка сюда, – позвал Картерет. Юноша направился к нему, откашливаясь, и стеснительно прикрывая рот рукой. «Он скоро умрет, – про себя констатировал Картерет, – вряд ли ему протянуть даже год. Жаль парня».
– Послушайте, Филипп, – тихо произнес сэр Джон – когда часы будут готовы, я заклинаю вас именем господним – не заводите их! – Юноша в недоумении неподвижно стоял перед ним, не произнеся ни слова. – И молчок о вашей работе! – сэр Джон поставил ногу на подножку кареты. – Харри! Поехали!
* * *
Ричард! Дражайший мой Ричард! От тебя пахнет ромом и Лондоном! – так приветствовал своего давнего приятеля и купца Московской компании Ричарда Смита посланник в своем кабинете. Он подошел к двери, выглянул в нее и, убедившись, что за ней никого нет, запер на засов.
– Так надежнее, – сказал сэр Джон, улыбаясь. – Итак, дорогой Ричард, если ты у меня, значит, мое письмо ты прочитал.
Ричард – дородный мужчина средних лет в скромном, но отличного черного сукна кафтане, который невольно придавал ему пасторский вид, тем временем удобно устроился в кресло и преспокойно набивал табаком короткую трубку.
– Джон, раз я прочитал твое письмо, то я не мог не быть здесь, – дым крепчайшего виргинского табака вознесся к высокому, украшенному лепниной потолку кабинета. – Кстати! – Ричард опустил руку в карман и вытащил оттуда небольшой, но увесистый мешочек из черного бархата, – это тебе, сам знаешь, за что. Информация оказалась очень ценной.
Сэр Джон ловким движением открыл ящик стола, и через мгновение мешочек переменил место обитания.
– Значит, все хорошо?
– Значит, все хорошо. Да, вот что: мы все были восхищены, как ловко ты сумел уломать шведов вести войну дальше, Джон! Ты – великий дипломат!
Картерет поскучнел лицом.
– Помнится мне, что царь Македонии Филипп говорил, что осел, груженный золотом, возьмет любую крепость. Мне не стыдно признаться тебе, как старому другу: это не я. Это английское золото продлило войну. И, – сэр Джон торжественно указал пальцем в потолок, – они, все равно скоро сдадутся. Я им даю год, максимум два.
– Да и черт с ними, со шведами! – высказался Смит, как Зевс из-за табачных туч, – Джон, зачем ты вызвал меня сюда? Полагаю, что-то важное? – глаза негоцианта внимательно следили за тем, как сэр Джон, немного ссутулившись и заложив руки за спину, расхаживал по кабинету взад и вперед.
– Да, Ричард. Есть славное дельце, и мы сейчас отправимся к одному человеку. Он купец, зовут его Оскар Линдгрем. Когда-то он торговал с русскими, возил туда медь и сталь. Вероятно, не брезговал и контрабандой вроде мушкетов, свинца и прочего. Но это мелочи. Сейчас война, а цены на внутреннем рынке куда меньше. Старый лис ищет выходы на старые рынки, но ты сам понимаешь, что напрямую это невозможно. Тут я вспомнил тебя и предложил ему невинную схему. Кривые тропинки тоже ведь ведут к правильному месту, не правда ли? – Картерет усмехнулся.
– Идея отличная! – Смит опустил трубку на стол, и глаза его заблестели. – Обезопасимся одновременно от шведских конкурентов и на них же еще дополнительно заработаем! Русским можно будет нашептывать о нашем к ним расположении и помощи, а шведов отвадить от кормушки. Ты настоящий купец, Джон!
– Я дворянин в первую очередь, – с грустью констатировал Картерет, – тебе не понять этого, Ричард. Ты и твои предки были торговцами, и для тебя самая большая похвала есть та, что некто есть ОТЛИЧНЫЙ ТОРГОВЕЦ. Для меня это не похвала. Но! – Картерет устало уселся в кресло напротив Смита: – «Мы – англичане, прежде всего». Я служу короне, как могу, и ты также ей служишь на свой лад. Просто время идет, и ценности в этом мире меняются. Еще лет 200 назад быть дворянином было предметом мечтаний любого человека. Мы были теми, кто вел нацию вперед, и это было почетно. Теперь все изменилось. Любой выскочка может занять любой пост в королевстве. В цене богатство, а не верность долгу и честь. И мы – дворяне, потихоньку становимся торгашами и распродаем потихонечку остатки того, что у нас имеется – имя и остатки чести.
Сэр Джон замолк, и купец, с некоторым недоумением и сочувствием, посматривал на своего так неожиданно разоткровенничавшегося визави. Табак в трубке дотлевал, и легкая струйка дыма, извиваясь, тянулась к потолку.
– Ну что же, идемте, Ричард! – сэр Джон встал. – Простите меня за мои сентиментальные излияния. Устал. Уже 15 лет здесь.
– Тебя скоро назначат руководителем Северного департамента. Так говорят, – поднимаясь с кресла, заметил Смит, – тебе недолго осталось здесь скучать.
– На моей работе особо скучать не приходится, – сказал Картерет, но почему-то припомнил не дипломатические трюки и каверзы, а розоватую, освещенную пламенем свечи, кожу на плече Агнессы, и её маленькую, красную туфельку. – А теперь едем к старику. У меня к нему дело, и он засыпал меня письмами об одном драгоценном для него предмете, который я ему должен вернуть. Заедем за ним по пути. Тебе тоже будет любопытно.
Спустя пятнадцать минут дипломат и негоциант уже ехали в карете на улицу Святого Ангела.
– Харри, останови у часовой мастерской! – крикнул сэр Джон кучеру в приоткрытое окошко. – Затем едем к Линдгрему!
– Слушаюсь, сэр! – был ответ. Копыта цокали по мостовой. Ричард Смит, видимо, изрядно утомленный путешествием, задремал напротив посланника. Спустя некоторое время сон окончательно овладел им, и он не заметил, как остановилась карета, как вышел Картерет, и лишь когда в открывшуюся дверь двое неизвестных втащили два деревянных ящика, он открыл глаза. Вслед за ящиками в карету влез сэр Джон. С ним явно творилось нечто странное. Лицо его было бледным, и он нервно потирал руки и избегал общения с негоциантом. Впрочем, Смиту было все равно. Его больше интересовал другой человек, разговор с которым предстоял в ближайшее время. Тем не менее, Смит не удержался.
– Джон, старина, на тебе просто лица нет! Что-нибудь случилось?
Ответ, а точнее, встречный вопрос прожженного дипломата и реалиста его позабавил.
– Ричард, скажи мне: ты веришь в колдовство? Ну… – Картерет не находил слов. – Ну, ты веришь, что какую-нибудь вещь можно заколдовать?
– Ха-ха-ха! Ай да Картерет – посланник его Величества! Когда ты уломал шведов продолжить войну с русскими, это было колдовство! – рассмеялся Смит и затем уже добавил серьезно: – Но я тебе должен сказать, что на своем веку слышал о многих чудесах. Но ты же знаешь, я человек деловой и до всего стараюсь докопаться сам, трезвым взглядом. Так вот: за каждым чудом никогда не стояло ничего чудесного – только людские измышления. Люди любят верить. Люди будут верить. Отсюда и берутся чудеса. Знаешь – это как мираж в пустыне. Издали видишь оазис, а вблизи это оказывается очередным барханом.
Лицо Картерета приняло свой обычный вид. Но он лишь покачал головой, даже не на слова Смита, а своим потаенным мыслям, и прибавил вслух:
– Дьявол! Я не понимаю, что это? Это уже третий!
Кто был третий и причем тут дьявол, Ричард Смит уже не успел выяснить, потому что они прибыли к дому Линдгремов. Старик был заранее предупрежден о прибытии гостей, и едва экипаж остановился, он появился в дверях, а затем засеменил им навстречу. Англичане вылезли из кареты. Бездельники, как два воробушка, выглядывали с запятков кареты. Харри безразлично позевывал.
– Здравствуйте! Здравствуйте, господа! – знакомый уху посланника сиплый дискант раскатился в тишине.
– Господин Линдгрем, – деловито и даже суховато повел дело Картерет, – к сожалению, у меня очень мало времени. Я хочу вам представить моего друга Ричарда Смита, о котором я вам говорил. Он представитель Московской торговой компании (старик при слове «Московской» невольно заозирался). Поговорите с ним о ваших делах, если у вас есть на то желание. Ричард вполне сносно знает шведский язык.
Смит стоял, скрестив руки на груди, и невозмутимо посматривал то на старика, то на Картерета.
– Теперь о наших делах, – переменил тему сэр Джон, – я возвращаю вам ваши часы в целости и сохранности. В благодарность вам часовщик по моей просьбе изготовил к ним ключ, и как оказалось, часы вполне работоспособны и вреда здоровью никакого не наносят.
– Ээээ, мистер Картерет, подождите! – вскричал петухом купец. – Позвольте взглянуть на вашу копию!
– Ну что же… – Картерет сделал бездельникам знак рукой, и те вынули оба ящика из кареты. – Пожалуйста! – Посланник скинул крышки с обоих ящиков, и Линдгрем поочередно заглянул в оба.
– Отличная работа! – пробормотал старик. – Богом клянусь, отличная работа!
Он добрых десять или пятнадцать минут рассматривал и те и другие часы, что-то бормоча про себя, скреб ногтем корпус, трогал фигурки, то отходил подальше, то смотрел на них искоса, как будто что-то не мог решить для себя. Картерет стоял за его спиной неподвижно, однако лицо его снова стало бледным. «Странная история! – подумал про себя, глядя на эту пантомиму с часами, Смит. – Какое-то театральное действо с этими часами, смысла которого я не пойму. Надо потом порасспросить Джона».
– Ну что же! – наконец махнул рукой старик Линдгрем. – Ваше дело молодое. Торопитесь. Часы я отдам Агнессе, она любит такие вещи…
– Да-да, мастер Линдгрем! – сказал посланник, делая знак бездельникам, чтобы те отнесли ящик с часами назад в карету. – Передайте ей от меня огромный привет. Я очень благодарен ей за эту романтическую историю, и надеюсь, с вашего позволения, увидеть ее опять.
Картерет раскланялся и направился к карете. Два негоцианта – английский и шведский – провожали его глазами. Возле кареты посланник обернулся и, приветственно махнув рукой обоим, крикнул:
– Ричард, жду тебя вечером у себя! У меня к вам будет дело!
Глава 8
На следующий день судно Московской торговой компании «Великий Могол» рассекало волны Балтийского моря. Оно держало курс на Санкт-Петербург, и никто, конечно же, не догадывался, что, кроме обычного груза, которым были набиты его трюмы, в одной из кают лежит коротенькое письмо. На первый взгляд, это было обыкновенное письмо с деловыми выкладками по торговым делам, но его будущий получатель Джеймс Джефрис, недавно назначенный послом в Санкт-Петербург, конечно же, разбирался в делах такого рода. Содержание письма его удивило, и посол долго раздумывал, как ему следует поступить. Как посланник великой страны, он должен был блюсти ее интересы, а автор письма намекал именно на это. Джефрис в раздумьях ходил из угла в угол, меряя шагами свой кабинет, выглядывал в окно, за которым была мутная Нева, корабли, чеканно шагающие по набережной морские офицеры русского флота, редкие экипажи и дом Меншикова на другой стороне. Ответа вид на Неву не давал, оттого сэр Джеймс снова подсел к столу и заново, не торопясь, прочитал его.
«Посланнику его Величества короля Великобритании Георга Первого в Санкт-Петербурге сэру Джеймсу Джефрису
Сэр Джеймс! Дело, которое я должен с вами обсудить, имеет огромную важность для Англии и мира. Нам необходимо встретиться как можно быстрее на нейтральной территории, и не привлекая ничьего внимания. Это важно. Я полагаю, что Гамбург будет лучшим местом для этого. Рассчитайте свой путь так, чтобы прибыть туда к 15 августа. Я прибуду инкогнито, и вас прошу о том же. В порту Гамбурга отыщите таверну с названием «Ганс и Роза» – это на Баварской улице. Хозяин таверны Исаак Зильберштейн – мой человек. Он все вам обеспечит, если я опоздаю. Заклинаю вас отбросить все сомнения. У нас есть шанс, который редко боги даруют людям.
С уважением к вам, Джон Картерет, посланник его Величества в Стокгольме».
– Послушайте, Адам, – обратился Джефрис к секретарю посольства Адаму Дженкинсу, который давным-давно, чуть ли не со времени царя Алексея Михайловича, обосновался в России, – послушайте, Адам, вы человек опытный, и я вам доверяю, как знающему человеку. Что мне с этим делать? – и протянул тому расшифрованное письмо. Дженкинс, вздев очки, читал медленно, правая бровь его порой приподнималась, губы шевелились.
– Что могу вам сказать, милорд, – ответил он, закончив чтение. – Езжайте: вот вам мой совет. Вы здесь человек новый, и если на некоторое время исчезнете, то особо вас не хватятся. – Дженкинс вздохнул. – А я сочиню русским какую-нибудь сказку, впрочем, и это незачем. Вы уехали по делам, и уехали.
Сэр Джеймс внимательно слушал его. Идея на короткий срок уехать, чтобы снова подышать европейским воздухом, а не общаться с напыщенным и разношерстным русским двором его весьма прельщала. Он решился.
Вечером Джефрис вызвал Адама Дженкинса и поручил тому снять каюту на судне, которое должно было сделать остановку в Гамбурге в середине августа. Адам изрядно попотел, так как при всём богатстве выбора большинство вариантов было отброшено, а из оставшихся вариантов был выбран казавшийся посланнику самым надежным – быстроходный двухмачтовый барк «Святая Гледиция» под голландским флагом. Шестого августа 1719 года Джефрис поднялся на борт «Святой Гледиции». Дженкинс остался временно заведовать делами посольства.
«ГАНС и РОЗА»
С самого утра над славным городом Гамбургом бушевала гроза. Джефриса это обстоятельство особо не волновало. Он прекрасно обустроился по указанному в письме адресу, и уличные приключения его не привлекали. Сэр Джеймс был, по натуре своей, человеком замкнутым и предпочитал добрую книгу человеческому общению. Несмотря на это, все знавшие Джефриса отдавали должное его уму, наблюдательности и блестящим способностям к анализу, и именно потому ему был доверен важный пост в Санкт-Петербурге. Вытянув длинные костлявые ноги поближе к очагу камина, где весело похрустывали еловые поленья, Джефрис перелистывал прихваченный с собой труд Гуго Гроция[25] и совсем позабыл о цели своего приезда. Плотный обед располагал более ко сну, чем к ученым трудам, так что сэр Джеймс потихоньку начал клевать носом. Энергический стук в дверь вырвал его из блаженного состояния. Кто бы это мог быть? Хозяин таверны – тихий, вкрадчивый еврей Исаак Зильберштейн – стучался в дверь по-другому.
– Входите! – с неудовольствием пробормотал Джефрис.
В комнату влетел, размахивая полами промокшего насквозь плаща, молодой еще человек, в одно мгновение кольнувший оценивающим взглядом сэра Джеймса. Сэр Джеймс, в свою очередь, также скользнул глазами по пришельцу, и отвел взгляд в сторону – уже флегматичный, и даже скучающий.
«Экий нахал!» – подумал про себя Джефрис. «Нахал» скинул плащ прямо на пол у самой двери и дернул шнур для вызова прислуги. Через мгновение в дверь просунулась физиономия самого хозяина – Исаака.
– Уберите и просушите его, Исаак! – произнес «нахал». – Никого не пускайте!
Еврей подобрал плащ и исчез за дверью. «Нахал» обернулся к Джефрису.
– Вы звали меня, мистер Картерет, – сухо и без приветствия пробормотал со своего кресла Джефрис. – Я приехал. Что вам от меня угодно?
– Я хочу убить царя Петра, – негромким, но деловитым тоном произнес Картерет, подходя к камину и протягивая к огню мокрые ладони. За окном прогремел гром. Дождь застучал по окну с новой силой. На несколько секунд Джефрис оторопел.
– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! – Его вдруг словно прорвало. – Ха-Х-ха! Ца-аря! У-убить! Ха-ха-ха! – От истерического припадка смеха на глазах его выступили слезы, которые он, забыв про платок, вытирал руками. – Ох! Ну и насмешили вы меня, мистер Картерет!
Картерет наблюдал за Джефрисом поначалу с недоумением, и даже с некоторым опасением.
– Я не понимаю, милорд, что здесь смешного? – под конец улыбнулся он.
– Значит, я проделал весь этот путь, чтобы услышать от вас признание в намерениях убийства русского царя! – давясь от сдерживаемого смеха, ответил Джефрис. – Позвольте, я упомяну этот анекдот в своих мемуарах! – И уже серьезно закончил: Не сейчас! Через десяток лет!
– Сэр, вы знаете, кто я?
– Да, знаю, мистер Картерет! – сказал, поднимаясь с кресла, Джефрис. – Вы – один из самых выдающихся дипломатов нашего времени. То, как вы смогли уговорить шведов продолжать войну, было просто великолепно! Это чудо! Мы читали донесения с Аландского конгресса и не верили своим глазам! Нам казалось, что все кончено для шведов. Нет, это просто потрясающе! Да, кстати, – добавил он, – я хорошо знаю вашего отца. Он может вами гордиться! Но, знаете, убить царя…
– Спасибо, сэр Джеймс. Но ближе к делу. Мы с вами – англичане.
Голубые, холодные глаза Джефриса иронично сверкнули.
– Мы с вами англичане… Однако же с вами тяжело бежать вровень. То вы начинаете с экстравагантного: «Убить Петра!», то вы снисходите до банальностей: «Мы с вами англичане», – он постучал костяшками пальцев по спинке кресла. – Мы с вами дипломаты! Богом в мире установлено, что каждый должен делать свое дело. Наше дело – это создавать условия, так сказать, прояснять горизонты! А не стрелять из пушек. Или подливать яд!
– Прошу вас садиться! – не обращая внимания на сетования Джефриса, указал на кресло сер Джон. – Итак, мы с вами англичане. Скажите мне, сэр Джеймс, выгодна ли для Англии смерть царя Петра?
Джефрис устроился в кресле и сложил руки на животе. Спина его была пряма, как столб.
– Англии? Хм-м-м, Англии выгодно ослабление России и усиление Швеции. Равновесие в северной Европе и на Балтике. Эрго, Англии выгодна смерть Петра.
– Шведский лев на последнем издыхании. Вы знаете, сколько английского золота стоило мне, чтобы они продолжили войну? – спросил своего визави сэр Джон и сам же ответил: Нет, не знаете! Много. Так вот: царь уже сейчас катается в Ботническом заливе, как у себя в Финском. Через несколько лет он станет господином Северного моря, и ключи от него будут в его кармане. И вся эта мелочь – немцы, голландцы, шведы, датчане – будут плясать под его дудку. А еще немного, и он начнет душить нас. Его ресурсы неограниченны! У нас мало времени, сэр Джеймс! Очень мало!
– Царь часто болеет. Мне говорили, что он долго не протянет, – одервеневшим голосом возражал Джефрис, – у него нет наследника. Его ближайшие или страшные воры, или иностранцы, или те, кто втайне мечтает вернуться к тихой патриархальной жизни. Как только он умрет, флот исчезнет, Петербург зарастет мхом, а Московия заснет еще лет на двести. Или все может закончиться гражданской войной, как это случилось после смерти царя Ивана Грозного.
– Вы правы, – задумчиво произнес сэр Джон. – Царь – это единственное, что держит все в кулаке. Но, как знать? Если он переживет капитуляцию шведов, то все примут новые условия. И станут их волей-неволей поддерживать. – Картерет отошел к окну и выглянул на улицу. Дождь продолжал лить. По узким мощеным улицам неслись потоки воды, черепичные красные крыши тускло поблескивали под низким свинцовым небом. – Этого нельзя допустить. Он должен умереть раньше. Только в таком случае удастся загнать медведя назад в берлогу. Мы поддержим царицу Екатерину – она недалекая женщина. И поддержим Меншикова – он самый могущественный человек в государстве. Дадим ему денег. Или нет! – он резко обернулся к Джефрису. – Нет! Он же держит всё, что наворовал в нашем Английском банке! Ему только стоит намекнуть… И пусть они отдыхают от трудов и от своего беспокойного государя. Даже Петербург можно им оставить. Слишком сильные шведы нам тоже не нужны. А Петербург – весьма удобный порт для английской торговли.
– Я вижу, вы все основательно продумали! – ядовито произнес Джефрис, выглядывая из своего уютного уголка как паук. – И как же вы собираетесь убить царя? Сами? Или хотите, чтобы я подкупил его повара? Или нанял какого-нибудь каторжника? Увольте… – он тяжело вздохнул. – Я дипломат.
– Милорд! – воскликнул Картерет. – Ваши руки, как и мои, останутся чисты! Ваша задача лишь подарить Петру часы!
– Часы? – недоверчиво взглянул на него сэр Джеймс. – Какие часы? Вы хорошо чувствуете себя?
– Я вам все покажу! – воскликнул Картерет и, подойдя к двери, дернул за шнур.
– Несите! – приказал он просунувшейся через минуту физиономии Исаака. – Побыстрей!
– Часы красивые! – долго рассматривал лежащие в большой дорожной сумке часы сэр Джеймс. Он осторожно прикоснулся пальцем к фигурке кающегося Адама. Как бы нам – Аристогитону и Гармодию[26] – не пришлось каяться, подобно бедному, согрешившему Адаму! Надеюсь, – он поднял глаза на Картерета – Вам не пришло в голову начинить их порохом?
– Нет, ну что вы… – ответил медленно сэр Джон. – Я понимаю, что вы пока ничего пока не понимаете и подозреваете меня в душевном расстройстве. Нет, нет! – он предостерегающе вытянул навстречу колыхнувшемуся в кресле Джефрису. – Я подозревал бы на вашем месте то же самое. Я вам все расскажу. Так вот…
Джефрис слушал рассказ посланника затаив дыхание. Он, этот рассказ сэра Джона его поразил и привел в замешательство своей невероятностью.
…Я оставил его в карете, а сам пошел в мастерскую за часами. Представьте себе мой ужас, когда мне сказали, что беднягу нашли накануне мертвым. Он закончил очистку часов и умер. Ключ был вставлен в отверстие, часы стояли. Он не послушал моего преодостережения, и, видимо, не выдержал соблазна. Я не знаю. Думаю, что он завел их на очень короткое время, минут на десять-пятнадцать. Просто из интереса. Тут же ему стало плохо. Впрочем, он страдал чахоткой, и никого смерть его не удивила. Только я знал, в чем дело.
– И все же, – вмешался, наконец, Джефрис, – все это сомнительно. Смерть судьи. Хмм, мы о ней толком ничего не знаем. Часовщик Арнольд. Тоже неясный случай.
– Они остановились в момент его смерти. Я видел положение стрелок на часах в спальне Арнольда и положение стрелки на этих собственными глазами.
– Ну-ну. Этот парень, возможно, умер от чахотки. Вы ведь сами сказали. Ничего твердо доказывающего влияния часов. Уж простите за мой скептицизм.
– Была еще одна смерть, – глухо произнес Картерет.
– И кто это был? – поинтересовался Джефрис. – Продолжайте, мистер Картерет.
– Это был мой старый слуга Оливер, – твердо произнес сэр Джон. – Я приказал ему завести их и повесить в моем кабинете. Через четверо суток он скончался. Лекарь так и не смог выяснить причину смерти.
– Как! – в изумлении воздел руки сэр Джеймс. – Вы вы отправили на верную смерть своего старого слугу? Вы же были уверены, что эти часы – убийца! Вы решили еще раз апробировать их на нем? У вас положительно железное сердце!
– Сердце у меня обычное. Однажды я вернулся в свой кабинет и увидел, что секретные письма, которые я написал ночью, немного сдвинуты. Я всегда подмечаю всякую мелочь. Я нашел, что некоторые из них были вскрыты. Затем я провел небольшое тайное расследование и пришел к выводу, что сделать это мог только один-единственный человек – и это Оливер. После его смерти в его вещах нашли и дубликаты ключей от моего кабинета. Отправить его в Англию было бы слишком просто. Иуду следовало наказать. А тут представился такой случай! – Картерет заложил руки за спину и прошелся по комнате. – Не спорю, – вздохнул он, – все равно совесть моя не совсем спокойна. Но, между нами, сэр Джеймс, слуги научаются этому ремеслу от нас. Соблазн слишком велик! Бедняга Оливер хотел просто подзаработать. Могу предположить, что он передавал копии писем французам. Или датчанам. Так что не верьте никому! – он обернулся к сэру Джеймсу. – Никому не верьте! Таким образом, я убедился, что часы действительно несут смерть каждому, кто их заведет. Почему это так, я не знаю. В этой истории есть какая-то страшная тайна. Может быть эта женщина, которую сожгли век назад, была и вправду ведьмой. Или… Или проклятие невинной жертвы иногда равно божественному проклятию?
– Ну, хорошо, сэр Джон. А чем я-то могу вам помочь? – отозвался эхом Джефрис. – Как я понимаю, я должен доставить их в Петербург и, хмм, преподнести, например, царю в дар. Их повесят у него в кабинете. Часы заведет некий камергер, и через некоторое время он умрет. И что?
– Вот это и есть самое сложное! – живо откликнулся Картерет. – Самое сложное это! И мы должны найти с вами выход. Как? Как сделать так, чтобы царь их завел сам? Что мы знаем о нем? Я его не видел. Говорят, он чудак и оригинал. Куёт. Плотничает!
– Да, его Величество знает множество ремёсел. Очень любознателен. Подвижен. Любит путешествовать. Питает слабость к мореплаванию. Что еще… Весьма злоупотребляет. Ха! Дружен с Бахусом. Или, как говорят сами русские, ведет бой с Ивашкою Хмельницким. Не то. А не выпить ли нам?
Через часа два оба посла уже были изрядно пьяны.
– Вот помните древнюю историю, Джон? А?
– Я помню древнюю историю, Джеймс. А что?
– Вы помните, как совещались персы? Как они решали важные государственные дела? Да?
– Я вам скажу, как они решали государственные дела. Они проводили свои совещания во время попоек, ну, как мы с вами. Наутро они вспоминали вчерашнее, и если возражений не было, то брали решение, принятое по пьяной лавочке за основу.
– Поэтому персидская держава и рухнула, Джон! Ха-ха!
– Нет, Джеймс. Она рухнула, потому что греки во время советов пили больше. Ха-ха! Все державы когда-нибудь да рухнут!
– Вы говорите страшные вещи, Джон! Знаете, сколько пьет царь Петр во время своих праздников! По вашей логике, он должен выйти победителем? Ох! Мне плохо!
– А знаете, – задумчиво прервал его Картерет. – Вино, кажется, и впрямь отличный советчик! Я знаю, как решить наш ребус. Начала силы вмещают в себя и начала слабости. Во-первых, время вручения подарка надо приискать тогда, когда царь отправится в путешествие на море, то есть, чтобы он был на судне, где число занятий невелико. Часы надо будет сломать, но сломать так, чтобы починить их не составляло труда. Царь обязательно займется этим сам.
– Верно! А русские, зная, что подарок предназначен для царя, ни за что без его приказа не прикоснутся к нему и чинить уж точно не станут. Не осмелятся!
– А уж если он их сам починит, то обязательно их сам же и заведет. Круг замкнулся, дорогой Джефрис!
– Круг замкнулся, дорогой Джон! Ну и светлая у вас голова, Картерет! Недаром вас пророчат на пост секретаря Северного департамента!
– Рано праздновать, сэр Джеймс. Все дело за вами. Сегодня же выезжайте! Плывите морем. По суше это долго и опасно. Все побережье кишит русскими войсками, и Бог знает, что может случиться. Я буду молиться за вас. Вы представляете, если план сработает? Мы изменим весь мир – я и вы! И да здравствует Англия!
– Да здравствует Англия!
– Если все получится, или нет… В любом случае, если слухи о моем назначении верны, то я сочту моим долгом исполнить ваше, Джеймс, желание, которое в силах буду исполнить. Что мне сделать для вас?
– О! Вытащите меня из проклятого Санкт-Петербурга, Джон!
– Договорились!
Они обнялись. Дождь прекратился, и на улицы Гамбурга уже хлынула веселая толпа торговцев, моряков, грузчиков, извозчиков и прочего люда. Вечернее солнце калёным ядром катилось по чистому, голубому небу. Колокол звонил одиноко.