Виталий Агафонов
Исповедь оборотня
недавний сокамерник с удовольствием мылся, не обращая внимания на свои порезы и воду
под ногами. Помылись, вышли, оделись. Вскоре, поодиночке, развели по камерам. Больше
его не видел.
Пройдя несколько переходов, по этажам, подвели к дверям камеры. За спиной опять
щёлкнул замок. Небольшое помещение на шесть человек. Деревянные нары, крашеный пол
из досок. С правой стороны, за перегородкой, унитаз с компактбачком. Напротив него
фигурная, керамическая раковина, в виде большой ракушки, с огромным зеркалом, который
плохо вписывается в интерьер этой комнаты. Рядышком стоит старинный, ещё с советских
времён холодильник. Одно небольшое окошко на улицу. Примерно, полметра по сторонам и
на полтора метра вглубь камеры, сварная решётка. Всё это крепится на стенку, вокруг
решётчатого окна. Посередине стоит небольшой стол со скамейками с обеих сторон:
– Здравствуйте! Принимайте на постой нового обитателя! – негромко, слегка
улыбнувшись, проговорил я.
– Это кто такой к нам прибыл? – спросил с ехидцей, улыбаясь, сухим подозрительным
голосом, молодой парень, атлетического сложения, примерно 30 лет, с греческими чертами
лица, светлые, кучерявые волосы, аккуратная причёска, лощённый вид.
– Это я! – в тон ответил ему.
– Ну что ж устраивайся земляк! Будем обитать вместе! Статья, наверное, 286-ая?
– Ну да 286-ая!
– Да! Нынче всех под эту статью гребут! Ладно! Пока не заморачивайся! Придёшь в
себя, более-менее оклемаешься, потом расскажешь! Пообщаемся! Сначала обоснуйся! Займи
место надо мной, на втором ярусе! Когда ляжешь, не ворочайся сильно, а то деревяшки
скрипят! И не храпи! Не боись! Могу сказать одно, что тебе крупно повезло! Это самая
крутая хата во всём СИЗО! У нас, здесь нормальные, человеческие отношения! Мы не
придерживаемся воровских законов! Это там, в 124-ой хате творят беспредел!
– Я и не боюсь! Чего мне бояться! Страхи уже за спиной! – озираясь недоверчиво,
ответил ему.
– Ха-ха! – хохотнул мой собеседник, – Ты земляк ошибаешься! У тебя это всё ещё
впереди!
– Понятно! Учту! – с этими словами забрался на второй ярус.
В это камере находились, в основном, офицеры. В процессе ознакомления, узнал.
Рядом лежит щуплый майор, невысокого роста, с усами, как у Тараса Бульбы. Служил в
одной из колонии Перми. Один раз, отмечали праздник с сослуживцем. Во время пьянки
возник спор. Всё это переросло в ссору. В пылу, в угаре, зарубил товарища топором. По
частям понёс в мусорку. Соседи по общежитию, увидев в пакетах торчащие руки, ноги,
вызвали сотрудников милиции. Мы его спрашиваем:
– Почему же ты в открытую понёс части тела своего товарища? Тебя соседи увидели и
тут же вызвали милицию!
– Так никого же не было! Я шёл по коридору один! – удивлялся майор.
– Тогда почему не спрятал?
– Пакетов под руками не оказалось! Аккуратно положил и понёс! Хотел быстрее
избавиться!..
После отрезвления, уже в СИЗО, когда осознал о содеянном преступлении, его начала
мучить совесть. Не понятно в этой трагедии, жалеет больше своего товарища, или самого
себя. Почти ни с кем не разговаривает, находится на стадии помешательства, скрипит зубами
во сне, от которого мурашки по телу и постоянно молится, уверовав в бога, просит прощение
за содеянное. Иногда тихим, робким голосом вступает в разговор с сокамерниками, или
вспоминает про былую службу.
– Как ты думаешь, там, в колонии, есть церковь? – скрестив ноги под себя, на кровати,
робко спросил меня.
– Обязательно есть, иначе верующим негде будет молиться! – ответил ему с
уверенностью.
– Дай-то бог, дай-то бог! Как только приеду в колонию, в первую очередь поставлю
свечку! Подойду к батюшке, попрошусь к нему послушником! Если даст согласие, отбуду
свой срок и пойду дальше по этому пути! Буду монахом в каком-нибудь монастыре! Век буду
молиться, чтоб замолить грехи! Надо при жизни заслужить прощение! – как только
высказался, отпустил голову, о чём-то задумался. Больше ни с кем не разговаривал, Целый
вечер просидел так.
Мой сосед снизу, сразу предупредил: «Ничего такого говорить не буду! Поверь на
слово! Ты спишь с ним рядышком! Будь осторожен, особенно по ночам! Тем более до твоей
головы ему легко добраться! Это чудо, может выкинуть что-нибудь, от которого тебе не
поздоровится! У него с психикой не всё в порядке! Так что если спишь, то спи в пол глаза!»
На другой стороне, на втором ярусе, лежал старший лейтенант, не старше 25-ти лет.
Сын какого-то высокопоставленного начальника из силовых структур. Молодой парень,
работая в наркоконтроле, попался на партии наркотиков. Пользуясь своим служебным
положением, организовал канал доставки наркоты из Средней Азии, под предлогом фруктов.
В момент разгрузки арбузов, при задержании, на складе, оказал вооружённое сопротивление,
ранил нескольких сотрудников. С улыбкой на прыщавом лице, цинично, рассказывал про
свои похождения. Особенно гордился моментом погони с выстрелами, когда он, вырвавшись
из склада, вскочил в первую попавшуюся машину и попытался выехать из города. На
окраине города был задержан сотрудниками ДПС. Сожалел о том, что не туда свернул и
поэтому попался.
Подо мной лежал капитан, сотрудник Отдела по Борьбе с Экономическими
Преступлениями, ГУВД Пермской области. Служил при каком-то начальнике, имел доступ к
секретным материалам и денежным средствам. При проверке, обнаружили пропажу большой
суммы денег. Подозрение пало не него. Ведётся следствие, находится в статусе
подозреваемый, ни как не могут доказать его вину и передать дело в суд. Он, в открытую
ухмыляется, смеётся над тупостью следователей.
Следующий обитатель, бывший курсант военного училища внутренних войск, сын
начальника ГУИН по Пермской области. В увольнении, со своими товарищами, находясь в
состоянии алкогольного опьянения, остановили такси, доехав до окраины города, не захотели
платить. В перепалке убили таксиста, выбросили труп в сугроб под кусты и поехали кататься
на его машине по городу. Были задержаны сотрудниками ДПС. Впоследствии всплыло их
преступление. Он, как обычно, спокойно лежал, мало разговаривал, рисовал открытки, писал
письма и отправлял их на волю. Говорил: «Ни кто не видел, ничего не докажут! Мне не
страшно! Папа не даст меня в обиду! Он начальник ГУИН Пермской области! А это что-то
значит! Я тут задержусь ненадолго! Главное, чтоб суд быстрее прошёл! Мне всё равно, какое
решение примут! Однозначно я буду скоро гулять на свободе!» Иногда вставал с постели и
долгими часами ходил взад-перёд по камере. Его что-то мучало, но об этом он никому не
говорил. Обычно заканчивалось тем, что капитан делал замечание: «Слышь, братан! Не
гоняй пожалуйста, так только себе хуже делаешь!» Тогда, курсант снова ложился в кровати и
приступал к рисованию. Снова был спокоен и молчалив.
Под майором убийцей лежал сотрудник ОМОН, майор милиции, аккуратный,
подтянутый, с некоторым шармом. Попался на торговле оружием со своими товарищами. Так
же замешаны сотрудники патрульно-постовой службы. Были задержаны в момент передачи
оружия. Всегда спокоен, молчалив. В любом разговоре внимателен, вдумчив. Прежде чем
что-то сказать, обдумывает, потом медленно, тихим, спокойным голосом начинает говорить.
Сосед снизу подсказал, что дело тёмное, замешаны очень большие начальники, лучше
ничего не знать и не расспрашивать. Прокуратура пытается доказать. В силу каких-то
причин, тоже не получается. И вряд ли получится. Просто время тянут. Хотели закрыть
дело, но откуда-то нашли свидетелей из числа заключённых, которые были осуждены
раньше. Привезли этапом, обитают, в одной из камер, возможно с бывшими сотрудниками,
возможно отдельно от всех. Пока не знают кто такие. Это всего лишь вопрос времени. Почти
каждый вечер пускают коня с информацией о прибывших стукачах, просят подсказать, пока
безрезультатно. Предполагают, что они находятся всё в той же 124-ой камере. Но так как эта
камера находится в другом корпусе, информация идёт очень долго. Каждый вечер, в
определённое время, соорудив из газет удочку, ловят записку, спущенную на ниточке, через
форточку зарешечённого окна. Тут же посылают свой запрос. Почта работает безотказно.
Шестым обитателем оказался я. После неоднократных вопросов, кратко рассказал о
себе, где служил и за что был осужден. Они недоверчиво посмотрели на меня. Сосед снизу
засомневался:
– Что-то ты не договариваешь уважаемый! К примеру, меня сюда посадили, из-за того,
что не могут найти деньги, которые пропали и боятся, что начну рассказывать секреты! Я для
них крепкий орешек, и не по зубам! За мной стоят большие начальники! Они меня в обиду не
дадут! Поэтому я нахожусь здесь! Ну и с остальными тоже всё понятно, ты знаешь, я тебе
уже говорил! Майор-убийца, с топором, это отдельный разговор! А тебя за что, сюда
закрыли? Если ты простой сотрудник, ничего глобального не совершил, ценности не
представляешь! У тебя нет крупных сумм денег! За тобой ни кто не стоит! Если ты им не
интересен! Почему в лучшую камеру? Непонятно! Мутишь ты батя! Ну да ладно! Ты же не
на исповеди! Придёт время, сам расскажешь, или расколешься! У тебя другого выхода нет!
Запомни, уважаемый, мутных нигде не любят!
– Эти вопросы решаю не я! Кто их знает, почему именно в эту хату! Может, места не
было, вот и определили! – отговаривался от них.
– Представляешь! Эта камера для очень больших начальников, депутатов,
заинтересованных людей! И вдруг ты, заявляешься, простой, рядовой сотрудник! И
говоришь, что мест не хватило! Ты этого можешь не знать, но они то, хорошо знают! Кто ты,
родной? Колись!.. – не унимался сосед, смотря на меня прищурив глаза.
– Могу только догадываться! Может судья, чувствует свою вину, вот и смягчил моё
положение! – я говорил это, но сам не верил. Такое выражение звучало глупо.
– Ну, ну! – недоверчиво, снова смотрел на меня мой сокамерник, прицениваясь ко мне
и как обычно, приступал своим делам, искоса поглядывая в мою сторону.
Находясь среди них, всё больше и больше замыкался. Не от того, что они смотрели на
меня подозрительно. Тогда, мне, было всё равно, на их отношения и взгляды. Шок от
случившегося потихоньку проходил. Но взамен, подступало что-то непонятное и страшное.
Я, словно падал в бездонную пропасть. На плечи ложился груз, который не смогу поднять
никогда. Чем глубже падал, тем больше увеличивался вес. Холодная тяжесть перекрывала
свет, кислород, появлялось ощущение раздавленности. Не хватало воздуха. Это вопрос
только времени, когда раздавит окончательно. Нужно ли ждать? Может проще покончить с
этим раз и навсегда? Меня постоянно мучило одно и то же: «За что?» Сердце эхом билось,
стучало в виски и напоминало: «За что? За что? За что?..» Как получилось, что я,
блистательный офицер, служивший верой и правдой своей Отчизне, оказался на скамье
подсудимых. Но и этого оказалось мало, был ещё осужден. И тут, осознал несуразность
своего положения. Нас так учили! Стал понимать, свою наивность, думая, что каждый на
месте делает своё дело, как положено. Легко жить не задумываясь. Нет ничего сложного,
утром проснувшись, пойти на работу, выполнять служебные обязанности согласно
функционала и наставлений. Вечером удовлетворённый прожитым днём, проделанной
работой, приходить домой. Это жизнь простого, нормального человека. Если бы все так
выполняли свои обязанности, то было бы великолепно. Но оказывается, не всё так просто.
Есть те, которые паразитируют на этом. Я от этого не предостерёгся! За последние годы, мир
изменился и отнюдь не в лучшую сторону. Кто-то сыграл на моей наивности злую шутку,
воспользовался этим. Нужно что-то делать, но что? Почему так со мной обошлись? Кому я
сделал плохо, чтоб заслужить такое наказание? Во всей цепи непонятных переплетений, в
нашем мире, в этот период времени, добропорядочные, честные работники были просто не
нужны. Они при определённых условиях начинают мешать. Потому что начальники сами
воруют и преследуют корыстные цели. Как сказал один из них: «Если не хочешь с нами, то
будешь с теми, которые действительно воруют!» Вот и выживали мешающих, из своей
среды, разными способами.
Под разным предлогом, чуть ли не каждый день, меня выводили из камеры и отводили
в кабинет врача. Такой факт вызывал, ещё большее подозрение у сокамерников. В медпункте
работал бывший фельдшер медвытрезвителя, он всячески меня поддерживал. Рассказывал
новости: про работников СИЗО, про ребят из вытрезвителя, как они держатся, что нового
придумали начальники, чтоб прекратилась забастовка. Через него передавал письма на волю.
Но вскоре, и это не утешало. Всё больше понимал, что меня отсюда никогда не выведут и не
оправдают. Надежды таяли, как весенний снег. У власти, нет свойства, признавать свои
ошибки. Они готовы на многое, но не на признание. На данный момент, совершенно никого
не интересует, совершал я этого преступления в действительности, или нет. Такое действие
со мной, для них была всего лишь служебная необходимость, прикрывающая свою
бездеятельность. Что они успешно и сделали. Я понимал, нужно что-то предпринять, хотя бы
в поддержку ребят.
Не выдержав, пошёл на крайний шаг. Даже не пошёл, получилось само собой. Есть
совсем не хотелось. Если раньше иногда кушал, то теперь полностью прекратил приём пищи,
перестал курить, и даже пить воду. На третьи сутки лежания в кровати, сокамерники
обратили на меня внимание. На вопросы не отвечал. Вообще прекратил общение. По
большому счёту, стало совершено наплевать на всех и на вся. Они встревожились не на
шутку. Перестав вставать с постели, впал в дремоту. Хотелось постоянно спать и спать. Если
бы подошли, стали что-то со мной делать, я бы наверное, даже не пошевелился. В какой-то
момент почувствовал, что душа умерла. Тот человек, который жил во мне, его не стало.
Только дух теплился в теле не находя выхода наружу, чтоб навсегда оставить бренное тело
среди этой мерзости решёток и бетонных стен. Появилось какое-то злорадство от того, что
они всё равно не смогут меня, или не успеют отправить в исправительное учреждение.
Вместе слабостью, появилась лёгкость. Помнил мутно, урывками, как нижний сосед по
нарам, капитан, встал из постели, посмотрел на меня внимательно, ничего не говоря,
подошёл к двери. Стал стучать по ней. Как только дверь открылась, он что-то начал быстро
говорить. Тот испугано посмотрел на меня, бегом побежал по коридору, оставив двери
открытыми. Сколько времени прошло, не знаю. Крепкие руки сняли меня с постели и унесли
к доктору. Только потолок своими лампочками бежал к моим ногам. Было как во сне, реально
в этой жизни, меня уже не существовало. Знакомый фельдшер, что-то наговаривая, то ли про
себя, то ли вслух, поставил укол. Через некоторое время, пришёл в себя, сознание стало
яснее. Я лежал на топчане и смотрел в потолок. Единственное что хотелось, так это видеть
голубое, бездонное, сквозящее небо. Чтоб исчезли стены потолок, решётки. Чтоб никого
рядом не было, и меня ни кто не трогал. Незаметно открылась дверь, в помещение вошёл не
высокого роста, худощавый сотрудник изолятора. После короткого разговора с фельдшером,
наклонился надо мной:
– Николай Евгеньевич! Разрешите к вам обратится?
– Да! Конечно! – вяло, смутно понимая, ответил я, не обращая на него никакого
внимания. И даже сейчас, вспоминая этот сюжет, не могу представить, как он выглядел в
подробностях.
– Если вы позволите, то мы с вами пройдёмте ко мне в кабинет и там продолжим наш
разговор! Вы сможете идти? Или ещё немножко подождать?
– Да, смогу! – что бы это всё быстрее закончилось, я встал, шатаясь, придерживаясь за
стенку, побрёл за ним, не понимая, что ещё от меня хотят.
Войдя в узкий кабинет, с низким наклонным потолком, он предложил курить, я
отказался.
– Я, старший лейтенант Царёв Дмитрий Васильевич, оперативный сотрудник!
Отвечаю за это крыло!..
– Извините меня, Дмитрий Васильевич, мне это не интересно! И не вижу смысла в
нашем с вами разговоре! Лучше вам оставить меня в покое! – упавшим голосом возразил я.
– Я вас понимаю!
– Нет, вы меня не понимаете! Вы не оказывались в таком положении, если бы
оказались, то не сидели бы сейчас напротив меня!
– И всё же, позвольте мне сказать то, что я думаю! А потом решайте, что будете
делать! Хорошо?
– Слушаю вас! Всё равно, у меня другого выхода нет, как только слушать вас! –
равнодушно высказался я.
– Для начала! Вот вам письмо от вашей жены! Вот ручка, листочек! Можете спокойно
почитать! Если есть желание, сразу же написать ответ! Нет желания, напишете в камере,
завтра примерно в это же время вас выведут снова. И вы передадите мне! А я, передам
вашим сослуживцам!
Я медленно взял письмо, не смотря на конверт, аккуратно положил в карман. Он
удивлённо вытаращил глаза:
– Вы что не будете читать?
– Почитаю потом! Мы же здесь не ради этого!
– И ради этого тоже! Не забывайте, что на воле, вы нужны вашей жене и детям! Они
вас ждут! – он положил локти на стол и упёрся лбом об большие пальцы. Я с равнодушием
подумал о жене, о детях. Они казались так далеко и так недосягаемы, что в этом нет никакого
смысла. Он, просидев какое-то время, снова посмотрел на меня, указывая кистью на стол, –
Передо мной лежит ваша карточка! Эта карточка будет сопровождать вас везде! Мне не
представляет сложности, начертить полоску по диагонали, и тогда вы будете на особом
учёте. Что-либо с собой сделать, здесь, вам не дадут. А вот биографию свою вы испортите
сильно, болезнь какую-нибудь заработаете, это точно! К примеру, язва желудка! И кому вы
такой больной, будете нужны! Чтоб не портить, я ни чего рисовать не буду! Вы поймите
одно: тут многие сотрудники солидарны с вами! Бросьте затею голодовки! Кушайте,
занимайтесь спортом, читайте нужную литературу, вникайте, боритесь! Они специально
добиваются этого! Не доставляйте им такой радости! Накажите этих негодяев! Мы, все,
только спасибо скажем! А пока, напишите, что вам надо! Нужна литература? Принесу!
Помогу чем смогу! Ну, вот, я всё сказал, что хотел! Теперь сами решайте, как быть! – он
смотрел на меня, ожидая решения.
– Хорошо! Я вас понял! – ответил ему.
Вдруг во мне что-то щёлкнуло. Словно кто-то в голове включил свет, осветив всё
происходящее вокруг. Я отчётливо увидел себя. Как будто раскрылись глаза. Во мне закипела
злость. Захотелось мести, справедливости. Захотелось, чтоб они тоже почувствовали то, что
переживаю я.
– Разрешите, я пойду в свою камеру и ещё раз осмыслю ваши слова и своё положение?
– совершенно другим голосом обратился своему собеседнику.
– Да, конечно! – недоумённо смотря на меня, ответил старший лейтенант.
Я, встал и вышел из помещения. Зашагал к своей камере. Возможно, мне кто-то что-то
говорил, даже пытался догнать, но я никого больше не слышал, да и не хотел слышать. С
каждым шагом возрастала уверенность. Контролёр, увидев меня, удивлённо посмотрел, ни
слова не говоря, открыл двери. Зайдя в камеру, первым делом выпил большую кружку воды.
Сел на лавочку, стал обдумывать план своих действий.
Сосед, какое-то время смотрел молча:
– Зря ты голодовку объявлял! Теперь тебя точно переведут в какую-нибудь камеру!
Чего тебе здесь не жилось?
– Может ещё оставят? – не оборачиваясь, ответил ему.
– Нет, исключено! Сюда попасть большая очередь стоит! Подошёл бы ко мне,
поговорили бы по душам! Говорил же я тебе, колись! Я бы помог! Да и ребята тоже бы не
отказались, подсказали что-нибудь! Я же юрист по образованию! Кое-что в этом соображаю!
Тут многим уже помог! А теперь, непонятно куда переведут! Скорей всего, ни кто не сможет
помочь! Зря ты это затеял, зря! Что сделано, то сделано, обратно не вернуть! – качая головой,
цокал языком мой собеседник. Сокамерники закивали в поддержку.
Вечером открылась дверь:
– Светлов, с вещами, через 20 минут на выход!
– Ну вот! Допрыгался! Что я тебе говорил? – снова высказал своё замечание мой сосед
по нижнему ярусу.
Меня вывели, снова повели кругами, переходами. Каждый раз, где это было видно,
смотрел на улицы укрытые снегом. Там кипела, бурлила свободная жизнь своим обычным
чередом. Живущие там, наверное, представления не имели, о том, что здесь мечтают о
свободе. Хотелось птицей вылететь в окно, воспарив над заборами, опустится в белый,
мягкий сугроб. Там, стоя среди снегов, ощутить морозность, колкость белого покрывала,
свою свободу. Почувствовать щекотание маленьких снежинок по лицу и счастливо
улыбнуться. Иногда так мало надо для счастья. Но такая свобода теперь не нужна. С такой
свободой я бы не смог жить. Любой человек, которого окунули в грязь, в первую очередь,
очищается от неё. Я шёл со своими мыслями среди этих невольничьих троп. Остановились
около 124 камеры. С тревогой в душе, с замиранием в сердце, ожидал худшего варианта. Мне
совсем не хотелось попадать туда, именно сейчас. Настроенный на борьбу, скорей всего, мне
бы не дали нормально подготовится к суду второй инстанции. К моей радости, заводить не
стали. Оттуда вышел черноволосый, коренастый, молодой человек, примерно 30 лет, с тремя
баулами и с сумкой. Он, красный, с опущенной головой, взмокшим лбом, пытаться взять всё
это в свои руки. У него ни как не получалось. Недолго думая, я взял один из его баулов. Он и
контролёры удивлённо посмотрели на меня.
– Всего лишь помощь! – ответил я и зашагал вперёд.
– Спасибо брат! – тихо сказал молодой человек и тоже побрёл за мной.
– Пока вместе, помогу!
– Разговоры прекратить! – крикнул недовольный сотрудник.
Пройдя лабиринты, оказались на первом этаже. Мы остановились около дверей с
торца, который выходил во дворик.
– Положить вещи на пол! Лицом к стене! Руки за спину! – скомандовал наш
сопровождающий.
– Куда их? – спросил контролёр, который только что подошёл.
– Это снова к вам!
– Тубики что ли?
– Нет, это «БСники!» Их стало много! Было указание утром сформировать ещё одну
камеру!
Не успел он договорить, привели ещё две группы! Их так же выстроили и стали
поодиночке заводить в камеру №1. Когда дошла очередь до меня, один из сотрудников СИЗО
коснулся моего плеча:
– Вы! Положите вещи! Лицом к стене! – прозвучал зычный голос.
Когда всех завели и закрыли двери:
– Товарищ капитан! Вы меня не помните! – обратился полушёпотом.
Мельком посмотрел на него, покачал отрицательно.
– Я один и тех лейтенантов, которые хотели, мечтали служить в вашем подразделении!
К сожалению, меня тогда не взяли! Я за вас! Тут многие за вас!
– Спасибо! – я крепко пожал ему руку.
– Я ваш контролёр! В случае чего, буду на чеку! Хотя афишировать это не надо, что
мы знакомы! – с этими словами он открыл двери, уже жёстким, металлическим голосом, –
Берём вещи! Заходим!
Я вошёл внутрь. Спустился несколько ступенек вниз. Эта камера по размерам
оказалась в два – три раза больше. Рассчитана на четырнадцать человек. Пол бетонный,
уходил в землю примерно на метр. Окна светились на уровне земли. Шконки полностью
железные, залитые в пол. Тускло светили лампочки. От окон примерно на расстоянии один
метр, на всю длину, от стены к стене, тянулась решётка. Слева, в углу параша. Дальше, такой
же загаженный умывальник, с нечищеным краном из жёлтого металла. За ним, вдоль стенки,
две двухъярусные шконки. Справа от них общаг. Далее, вдоль решётки, снова две шконки.
Рядышком с ними, торцом, ещё три. С правой стороны все места заняты, я поселился с левой
стороны, на первом ярусе. Со мной рядом лежал мужчина примерно пятидесяти лет. Шёл
этапом в Подмосковье, для пересмотра дела, в связи появлением новых обстоятельств. Он
радовался, как ребёнок тому, что его адвокаты нашли неоспоримые улики, доказывающие его
невиновность. Забегая вперёд, скажу, что его не оправдали, удручённый неудачей, он
вернулся на зону, в свой отряд. Приговор оставили без изменения.
Как только все более-менее обустроились, к общагу вышел молодой парень лет 28-и.
Высокого роста: метр девяносто, крепкого телосложения мужчина, злыми, колючими
глазами, внимательно осмотрел присутствующих:
– Всем слышно? Я, Дятлов Игорь Сергеевич, первым заехал в эту хату! На этих
правах, буду смотрящим! Чалю срок в колонии строгого режима, за убийство! Которое не
совершал! Меня привезли сюда для дачи свидетельских показаний! Больше вас знаю, что
такое СИЗО и зона, знаю его законы! Нужно распределиться по семейкам! Этим и займёмся!
Я создаю первую семейку, со мной, будет Саид, мы с ним проходим по одному делу! Так же
Коля, который скоро поедет по этапу, знаю его давно! – он указал на молодого парня,
который безучастно лежал рядом с его шконкой, – Вторая семейка: ты, ты, ты!.. Они здесь не
первый день! – стал указывать на тех, кто лежал по правую сторону от общага. В их число
попал тот парень, которому я помог донести сумки, – А вот ты, ты и ты!.. Вас не знаю,
обитаете здесь недавно! – указывая, на крайние шконки, на меня, – Третья семейка! Ваша
задача, поддержание порядка! Будете делать то, что вам скажут! Сначала кушает первая
семейка, потом вторая и в конце третья! Как покушали последние, вытирают общаг, моют
всю посуду и убирают за всеми, наводят порядок! Пока не перейдёте во вторую, или первую
семейку! Всем понятно!? – он вопросительно и грозно посмотрел на всех.
– Это кто так решил? – возразил я, не согласный с таким решением.
– Это решили все, по тюремным законам! Ты что против? – повернувшись ко мне,
вопросительно посмотрел на меня, зыркая колючими глазами
– Все это кто? Ты один? Говори только за себя! Я пока других не слышал! – снова
спокойным тоном парировал я.
– Ты кто такой?
– Я, капитан! А ты кто?
– Я, сержант внутренних войск!
– И что с этого?
– Вот я и говорю что с этого! Забудь про то, кем ты был на воле! Это было там! Ещё
раз тебя спрашиваю, ты кто, чтоб диктовать мне условия? – саркастично спросил Дятлов.
– В первую очередь, я, человек! И условия не диктую, а высказываю своё мнение! Что
это запрещено?
– Слушай, сюда, человек, высказывающий своё мнение! По-моему, ты ещё не понял,
не осознал куда попал! Это СИЗО! Ты за решёткой! Ты «ЗК», очнись! – и тут он щёлкнул
несколько раз пальцами, – Здесь совсем другие законы! Не такие, как на воле! На воле, ты
можешь делать всё, что захочешь! Всё, воли нет! И ты этим законам должен подчиняться!
Иначе, не выжить! Это тебе мой настоятельный совет!
– Так вот боец, или как там тебя, советчик! – снова, спокойным тоном, обратился к
нему, – Это ты слушай сюда! Говори только за себя! Говоришь, был на зоне! И тебя привезли
для дачи свидетельских показаний? Это ещё вопрос, для каких показаний, и против кого! Кто
ты по жизни! И что ты за птица! – кто-то хохотнул, – То, что здесь СИЗО, я и без тебя знаю!
Теперь на счёт законов! Законы будут такие, какие мы сами установим для себя! Чтобы
выжить! – добавил я.
– Я, смотрю, ты ничего не понял! Что, один решил пойти против законов? Не
надорвёшься, нет?
– Это ты ничего не понял!
– Что, предъява?!
– Это констатация фактов! – спокойно, смотря прямо в глаза, ответил я.
– Иди сюда! Я тебя живо научу уважать тюремные законы! – он ближе подошёл к
общагу, наливаясь злостью, принял боевую стойку, нанося удару в воздухе невидимому
сопернику, как молотом и уходя от ударов.
– Ну, что ж давай! Попробуй, сломи меня, боевого офицера! Если получится! – я сел
на край шконки, пододвинувшись поближе к общагу, указывая большими пальцами на себя.
Видя, что ему не получилось запугать, он повернулся к парню, которому я помог с
баулом:
– Это же беспредел! Коля, пойдём, научим его уважать законы!
Коля, внимательно слушал нас, сидя на шконке, рядом с общагом, во время всей
перепалки, положив руки на бёдра, слегка наклонив голову вперёд. Прищурив глаза, снизу
вверх посмотрел на Саида, потом на него с презрительным видом и сказал:
– Я полностью согласен с ним! И поддерживаю его! Скорее пойду за него, чем за тебя!
Так что Дятел успокойся и сядь на своё место!
– Коль! Ты чего? Я же за порядок! – удивлённо посмотрел Дятлов на него.
– А вот так вот! Мне решать с кем быть и как поступать! А не тебе! Ты меня знаешь! –
он развёл руками.
– Сам-то ты ни как не можешь со мной разобраться? Что ж ты к другим обращаешься?
Боишься что ли меня? – обратился я к своему сопернику. Для себя решил, это скорей всего,
те самые свидетели, которых искала 86-ая камера.
Дятлов снова повернулся ко мне и выпалил:
– Ладно! Этот разговор ещё не закончен, мы продолжим потом! У нас есть другие,
важные вопросы! В хате, все по очереди, из третей семейки, будут наводить порядок!
Сегодня убираешься, наводишь ты! – при этом ткнул в мою сторону пальцем, – Нужно везде
здесь протереть пыль, помыть пол с мылом, очистить парашу, раковину! Всё, приступай! –
замахал тыльной стороной ладошки.
Я не пошевелился, спокойно сидел на своём месте, смотрел на него. Обитатели
наблюдали за нами.
– Ну что? Ты что тупишь! Приступай сейчас же! Не понял что ли? Или собираешься в
грязи жить? Ну, давай, давай быстрее! – он замахал снова руками.
– Ты крыльями не маши! Всё равно не взлетишь! А если и взлетишь, то решётки не
дадут улететь! Перья переломаешь! Это раз! Во-вторых, не нукай, я не твоя лошадка! В-
третьих, я, за не понял, три года получил, и то не понял! – парировал в спокойном тоне. Кто-
то снова хохотнул.
– Слушай! Не выводи меня из себя! – с раздражением выпалил он, уставившись на
меня.
– А ты не выходи, так живи! Правильным будет, если все будут по очереди убирать
хату! Независимо от семейного положения!
– Я поддерживаю его! – посмотрев на Дятлова, сказал Коля из второй семейки.
– И!.. Что дальше? – возмутился он.
– Кто заехал первым в хату? – спросил я у всех.
– Допустим я с Саидом! А что? – ответил Дятлов.
– Вот видишь, получается, что убирать хату надо тебе! Ты сюда заехал и ждёшь, когда
тебе тут наведут порядок? А если бы нас сюда не поселили? Так бы и жил в грязи? Я тебе,
что удобный случай?
– Ты не оборзел, нет? Я смотрящий этой хаты! Тебе чё, непонятно! Я, назначаю
уборщиков! И отвечаю за порядок тоже я! Но, ни как не ты! Ты тут без году неделя, не
знаешь никаких законов, а туда же лезешь в начальники! Всё, забудь! На воле, может быть,
ты был начальником, а здесь ты ни кто!
– Ну! Ну! Отвечаешь? Отвечай! Только сначала покажи пример! Научи! – я лёг на
свою шконку, взял в руки книгу.
Началось противостояние. Я игнорировал его требования. Дятлов боялся применить
против меня силу. Периодически происходила словесная перепалка, в которой выигрывал я.
Он пытался поговорить со всеми, у него это получалось плохо. Основной контингент
сокамерников держал нейтралитет. В случае потасовки, неизвестно, на чью сторону они
могут перейти. Коля, из второй семейки, симпатизировал мне. Он, находясь, долгое время в
СИЗО, заработал авторитет. Будучи частным предпринимателем, был, упаковал полностью, и
