Виталий Агафонов
Белый танец
Что случилось?
Я очнулся от яркого света. Посмотрел и сразу же зажмурился. В глазах,
остались яркие круги. Две фары, словно горящие зрачки какого-то чудища
слепили, не давали возможность взглянуть. Они, пробивая сумрак, дымящегося
утра, словно раздевали и прожигали меня насквозь. По телу пробежала дрожь.
«Откуда огни? Что там за светом? Что-то угрожающее? Кто мешает спать?
Какая нечисть вторгается в мои покои? Чего надо?»
Сильно болела голова. Она гудела, трещала по всем швам. Ощущение, что
на темень положили пудовую гирю и теперь, она, оказывает давление всем
своим весом, выдавливая затылок. Височные кости, не желая отставать от
макушки, вместе с черепными костями, ближе к ушам, вбивались внутрь мозга.
Я не мог сосредоточиться. Словно внутри головы поселился маленький кузнец,
и неустанно, в унисон с сердцем, колотит по темени, забивая гвоздь к
основанию черепа. Возможно он же, пока я спал, вбил множество маленьких
иголок в шею. Из-за этого невозможно пошевелить головой. Любое движение
даётся с болью.
«Какого чёрта!.." промелькнуло в голове.
Вдруг чётко почувствовал, обжигающую боль на лице. Словно ледяной
панцирь стянулся на щеках, на носу, и теперь бесцеремонно мучает меня.
Захотелось содрать эту маску. Но пальцы наткнулись на что-то неровное и
твёрдое. При прикосновении ощутил более сильную боль.
Стало тяжело дышать. В горле першило. Холодный, влажный воздух,
втягиваемый в полость рта, с трудом проходил во внутрь, вызывая кашель. Там,
натыкаясь на всевозможные препятствия, со свистом, пробирался дальше.
Лёгким не хватало кислорода. Верхняя часть груди была сдавлена, словно,
большим прессом. Я усиленно вдыхал, не сдаваясь тяжёлому грузу. Меня
знобило.
Спутанное сознание требовало ответов. Постоянно задавало вопросы:
«Что происходит вокруг? Кто я? Откуда этот свет? Что я делал?»
Я, как маленький ребёнок, не понимая, что делать, цеплялся за звуки, за
слова, которые улавливал мой слух.
Вдруг словно молнией пролетели в голове картины из жизни, сцены
прошедшего вечера: клуб, дорога, Светка, мотоцикл: «Всё было хорошо. А
теперь? Что же произошло теперь?» Уже стараясь не смотреть на источники
света, медленно открыл глаза. Мысли тут же исчезли, они растворились в
картины августовского предрассветного часа.
За горизонтом простирались сумерки. На небе висели тяжёлые, грозовые
облака. Они, своими, свинцово-серыми массами беспросветно отсекали
необъятную даль, звёзды, солнечные лучи, луну. Самая огромная туча зловеще
зависла над головой. Как будто пиратский корабль, растеряв свои паруса,
получив пробоину в сражении, зацепился за верхушку дерева. Завис над нами и
не может идти дальше. Висит чёрной тенью, медленно под напором веса,
спускается по кронам, к корням дерева. Всё ближе и ближе приближаясь к
земле. Там за ним яркое солнце, голубой простор, небесная ширь, там жизнь. А
мы, находимся на дне, под кораблём, медленно ожидаем своей участи. От такой
картины возникает внутреннее чувство безысходности, беспросветности. Но у
нас есть маленький пятачок прозрачного пространства. У нас ещё есть надежда,
что выживем и увидим яркий свет. Вот только надо что-то сделать. Но что?
Впереди, около метра от меня лежал бетонный столб, направленный по
диагонали слева на право. Серо-белая полоса ни как не вписывалась в это
пространство мрачного подвального интерьера. Видно забытый электриками,
он, доживал свой столбовой век в одиночестве, так и не применённый по
назначению. «А ведь я похож на тебя! – вдруг поймал себя на мысли, – точно так
же валяюсь здесь!»
Я отвёл взгляд и увидел что-то белое. Пригляделся. По левую руку,
невдалеке от меня, валялся искореженный, мотоциклетный шлем. Он смялся,
как вареное яйцо, которое уронили на пол одним боком, и было испещрено
осколками разных калибров. Только ободок на шлеме не давал рассыпаться
растрескавшимся кускам когда-то красивой белой каски. Длинного, большого
козырька, как такого не было, остались лишь заклёпки и обломленные края
пластмассы. Коричневая, кожаная полоса натянутая поверх, теперь выглядела,
как небрежно брошенная скомканная тряпка, лежащая на этих обломках, и
зажатая с двух сторон. Я всегда одевал именно эту каску. Она мне нравилась
своей оригинальностью. Теперь, возможно, спасла жизнь.
Моё тело находилось в полулежащем положении на неровной земле. Одно
плечо опиралось обо что-то мягкое, другое об твёрдый бугорок. Это доставляло
мне неудобство, периодически напоминая о себе, давящей болью под лопаткой.
Стараясь не причинять себе лишний раз боль, посмотрел осторожно в
другую сторону. На обочине дороги стояли машины, вокруг суетились люди.
Ближе всех стояла «скорая помощь». Двое доставали носилки. Полноватая
женщина, средних лет, в белом халате, накинув на себя куртку тёмного цвета,
держа в руках медицинскую сумочку, в свете фар, направилась в мою сторону.
Опустив голову, смотрела под ноги. Она шла, ощущение, что меня совсем не
замечает, идёт себе, занятая своими мыслями.
Чуть в сторонке, за её спиной, в метрах пяти от меня, один из
милиционеров, катил, мой мотоцикл к «буханке». Я стал разглядывать свою
технику, но в предутренней мгле, так и не увидел никаких признаков
повреждений. Скорее всего, «Восход» исправен. Куда же он его катит? Задние
двери машины неожиданно, резко отворились в разные стороны. Второй
милиционер, выскочив, пошёл к нему на встречу. Потом, они вместе, стали
загружать вовнутрь.
Рядом с «буханкой», чуть дальше, стоял милицейский УАЗ-ик, с красно-
синим проблесковым маячком. Он вызывающе, грозно мигал освещая
близстоящие кусты. Вид, как на дискотеке, только вот танцующих и музыки не
было. Я усмехнулся.
Два человека в милицейской форме, подойдя откуда-то со стороны,
наклонились, с тревожными лицами, посмотрели на меня. Ближний ко мне
держал в одной руке ватку, в другой пузырёк с прозрачной жидкостью.
Возможно, это нашатырный спирт. Увидев мой взгляд, повернув голову, в
сторону машины скорой помощи, и закричал:
«Он очнулся. Где врач? Идите сюда скорее!»
«Какой врач? Мне не нужно никакого врача! Сейчас встану и сам пойду! –
с такими мыслями, согнув одну ногу в колене, упираясь пяткой и руками об
землю, напрягая мышцы, резко пытаюсь встать. Вытягиваю голову вперёд, меня
пронзает острая боль. Чувствую, как голова опрокидывается назад, руки
сгибаются в локтях, мне становится легко и приятно, исчезает боль, сознание
покидает тело. Только отдаляющийся голос: «Эй, ты куда-а-а?..»
В травматологии
Сначала где-то далеко, потом ближе, ближе, отчётливее просыпаются
незнакомые звуки. Они начинают приобретать какой-то смысл. Сознание
избирательно улавливает близкие источники: чьё-то дыхание, мягкие шаги,
шуршание одежды, стук и лязг крутящихся колёс. Тихонечко, щурясь, открываю
глаза. Снова свет! Этот свет не такой яркий, он приятнее! Коридорные лампы,
выходя из-за головы, светя своими люминесцентными огнями, уходят к ногам и
там исчезают. Они притягивают к себе. Куда меня везут? Где я?
Оглядываюсь по сторонам. Вижу двух медсестёр, одетых в светло-
синие костюмы, на головах невысокие чепчики. Одна, толкает носилки перед
собой, другая, идёт рядышком, держась одной рукой. Надо мной разгорячённые
женские лица. Осматриваю девушку идущую рядом. Интересно, сколько ей лет,
20, может чуть старше? Скорей всего везут на операцию.
Неужели всё так плохо? Что могло произойти? Но мои мысли были
оборваны. Одна из медсестёр, которую я разглядывал, увидев открытые глаза,
улыбнувшись, нежным бархатистым голосом сказала второй:
– Глянь-ка, очнулся!
– Скажите, а где девушка, которая ехала со мной? – вдруг вспомнив,
спросил я, чьим-то, чужим хрипящим, сиплым, голосом.
– Не было никакой девушки! – сказала всё та же медсестра, вскинув
молнией, свои чёрные брови вверх, при этом виновато опустила глаза.
«Как же так? Куда она могла деться? Она же была со мной!» – подумал я.
– Её зовут Алимова Света! – сказал вслух, вглядываясь с надеждой в лицо
брюнетки.
– Да! Припоминаю! Девушка с такой фамилией поступила к нам, но ещё в
полночь, с ушибом колена. С ней всё нормально! Не волнуйтесь! – снова, как бы
вспоминая, смешно морща лоб, и поддакивая мне, ответила та же медсестра,
при этом смущённо улыбнулась.
– Значит с ней всё в порядке!.. – проговорил я, сделав глубокий выдох.
Снова лёгкая воздушная волна, подхватив, подняла меня куда-то. Слабое
сознание, удовлетворённое таким ответом, покинуло тело, словно вышло вместе
с воздухом наружу…
Потом, как в туманной дымке, где-то там далеко, слышались лязг
медицинских инструментов, разговоры людей, которые что-то делали вокруг
меня, поворачивали тело, казалось, это никогда не кончится. Далее снова
пропасть…
Сознание медленно приходит ко мне.
«Как долго я лежу? Кто я? Что это белое надо мной? Потолок? Сколько
времени? Где я? Почему один? Мне пора ехать в училище!»
Сначала долго смотрю вверх, не шевелясь, не понимая. Пытаюсь
подняться с постели, но почему-то голова оказывается очень тяжёлой, что даже
не могу оторвать от подушки. Такое положение меня не устраивает.
«Надо кого-то позвать!» – подумал я,
«Кто здесь! Люди!» – сказал, не слыша себя.
«Наверно онемели губы!»
Пытаюсь шевелить губами. С горем пополам, что-то, начинает получаться.
Чувствую на лице маску. Поднимаю руку, но рука не поднимается.
«Где мои руки?»
С опаской смотрю на них. Они спокойно лежат вдоль туловища. Пытаюсь
поднять, но они не поднимаются.
«Такого не может быть! Если они на месте, значится должны работать!»
Пытаюсь подчинить себе свои руки. Не знаю, сколько пошло времени:
минута, час, сутки – для меня время не имеет никакого значения.
«Нужно подчинить себе руки! Мне нужны мои руки!»
Всеми силами стараюсь выполнить эту задачу. Бесполезные попытки
сильно утомляют. В какое-то мгновение забываюсь, возможно, засыпаю, может
даже, теряю сознание. Всё кажется очень отдалённым, правда не понимаю, что
скрывается за этой далью. Очнувшись, снова и снова повторяю свои попытки.
Вскоре руки, мои ватные, немеющие руки, подчиняются мне. Перебарывая боль
воткнутых маленьких иголок, которые мешают моим движениям, всё же
начинаю двигаться. Медленно, одолевая боль, подняв сначала левую, потом
правую руку, ощущаю некоторое облегчение. Схватившись, рука об руку
разминаю пальцы, кисти, суставы. Кажется, что я один во всей вселенной,
вокруг никого нет, только потолок и руки. Не успеваю насладиться своей
победой, как будто из засады, выждав подходящий момент, на меня, бросаются
другие грани этой боли.
Ноющая боль от основания черепа уходит вовнутрь головы. В висках
стучат молотобойцы, передразниваясь с животом. Лицо горит. Я окончательно
просыпаюсь.
Тихонечко, стараясь не причинять себе боль, начинаю осматриваться. Я
лежу на кровати. Ночь. В палате горит дежурное освещение. Вокруг спят люди.
Кто-то стонет, на нескольких койках лежат люди в гипсе: один с перевязанной
рукой, два человека с перевязанными ногами. За ними мужчина, примерно лет
тридцати, без бинтов. У лежащего около меня нет левой ноги, чуть выше стопы.
Перевязанная голень высовывается из-под смятого одеяла. На том месте, где
стопа соединяется с голенью, белеют бинты. Наверное, ему недавно сделали
операцию, через белую марлю просочилось немного крови. Около его кроватки
стоят костыли, упёршись об тумбочку, тихонечко ждут своего хозяина. Костыли
с отлетевшими в некоторых местах краской и перевязанными бинтами на
поручнях выглядят пугающе. Да, в прошлом, наверное, много людей опиралось
об эти железные ногозаменители. А вот теперь будут помогать ему. Кто они, эти
первые хозяева, живы ли? Этот мужчина спит на спине, на половину лысая
голова опрокинута назад, так, что маленькая подушка придавлена шеей.
Моя кровать стоит у самых дверей. Что со мной? Почему я лежу среди
них? Внимательно исследую своё тело. Ноги целы. Пощупав лицо руками,
обнаруживаю следы запёкшейся крови. Царапины на носу, на щеках, на
подбородке. Так же на животе полосы сверху вниз, как будто меня прокатили по
утыканной дощечке, торчащими из него гвоздями. Кроме царапин всё остальное
на месте. Это самое главное.
Что же было?
Пролежав некоторое время, перед глазами начинают всплывать образы из
жизни. И чем дольше лежу, тем отчётливее становятся картины,
выстраивающиеся с обратной хронологией. С чего же всё началось?
Училище
Отслужив срочную службу полтора года, в боевых частях, после
собеседования с командиром подразделения, тебя рекомендуют в военное
училище. Наконец-то сбывается мечта, пожелания и напутствие твоего отца.
Сдаёшь вступительные экзамены, едешь в училище через всю страну. Тебя
оформляют и вот ты курсант.
На плечах погоны сержанта, должность старшины курса. За это время, из
простого сержанта превращаешься командира, на совести которого сто тридцать
семь курсантов. С первых дней назначения на должность, берёшься за работу по
укреплению воинской дисциплины, решаешь вопросы по взаимоотношениям
друг с другом, борешься за успеваемость. Ты знаешь, что такое служба и
можешь научить любого. А они, всего лишь, вчерашние школьники, которые
начитались книжек и наполнены романтикой армейской жизни. Ты, такой же
курсант, такой же слушатель, как и они, тебе тоже надо постигать науку ведения
боя, как и им. Но на твоих плечах, по мимо этого, ответственность, за порядок и
дисциплину в подразделении, и самое главное за взаимоотношение.
Самое трудное это взаимоотношения на курсе. В первое полугодие
происходит притирка, складываются взаимосвязь с каждым. Первым делом
создаёшь для себя костяк, на который в дальнейшем можно будет положиться.
Это нормальные ребята, понимающие и поддерживающие тебя. И они с
радостью принимают твоё предложение. Теперь начинается работа. В
дальнейшем, исходя из ситуации, подбадриваешь неуверенных, чтобы они
чувствовали себя уверено. Осекаешь наглых, считающих себя лучше тебя.
Ставишь на место особо зарвавшихся, которые, будучи военнослужащими,
поступили в училище, как и ты. Ихняя неуравновешенность, самоуверенность,
демонстрация своей опытности, перед поступившими со школьной скамьи,
могут привести к плачевным результатам. Это тебе хорошо знакомо. Проводишь
работу с сержантами, которые пытаются своевольничать. Так же приходится
регулировать некоторые вопросы с начальниками, пытающиеся как-то
принизить заслуги курса. Вместе с сержантами курса, строишь отношения с
преподавателями. В этом, главном, тебе удаётся выполнить задачу. Притирку,
курс проходит успешно.
И при выпуске, когда вы обменивались своими фото, к тебе подойдет ещё
не один бывший подчинённый с благодарностью. И подарив свою фотокарточку
на память, подпишет: «Лучшему другу и командиру от…». Не это ли знак
высшей благодарности для командира от своих подчинённых.
Но это буде потом. А пока за спиной полгода учёбы со всей своей
разносторонностью жизненных ситуаций. Чтобы зря не терять время у
билетных касс, вам централизованно, заранее купили билеты на самолёт. Сдав
экзамены первого семестра, после сессии, вас отпускают, на каникулы, на две
недели домой. Первый раз, выходя через КПП, с маленьким чёрным
чемоданчиком, один, не отвечая ни за кого, проходишь к остановке. Входишь в
распахнутые двери автобуса, и он медленно начинает ползти в аэропорт. После
часового ожидания, наконец-то, садишься в самолёт и в буквальном смысле
летишь на Родину.
Домой
Прилетев до пункта назначения, с аэропорта, сразу же едешь на
железнодорожный вокзал, берёшь билет на первый проходящий поезд. И вот,
снова мчишься всё ближе и ближе к родным краям. Колёса, будто разгадав
мысли, в унисон с твоим сердцем, отстукивают об стыки рельсов: «До-мой! До-
мой! До-мой, До-мой!» Непреодолимая сила тянет тебя в родные пенаты, где
проходило детство, где живут твои близкие, родные.
Смотришь на часы, смеряешься с расписанием, который висит у
проводницы, прикидывая в уме, не опаздывает ли поезд. Как хочется поскорее
оказаться дома. Но время, не обращая внимания на твоё нетерпение, идёт
ровным шагом. Главное идёт!
Вот, остаётся совсем немного до прибытия. Уже на подходе
просматриваешь даль, на то место, где должны появиться очертания родного
города. И, увидев, вглядываешься в линии домов, стараешься найти что-то новое
среди этих строений. Увидев знакомые корпуса, обуревают воспоминания,
моменты из прошлой жизни. Осматривая внешний вид, наслаждаешься, словно
разглядываешь самое прекрасное полотно, созданное гениальным художником,
и в какой-то степени это действительно так.
Боже мой! Тебя не было дома почти два года, как это кажется долго, как
много может измениться за это время. И самое главное то, что очень сильно
изменился ты сам. Как там живут родители? Поезд медленно останавливается
на перроне вокзала. Проводница открывает двери после полной остановки,
улыбаясь, провожает тебя взглядом.
И вот этот волнующий момент: выходишь из вагона пассажирского поезда
и вступаешь на родную землю.
Перрон – это узел, связывающий длинные ленты полосатых путей. Это
место, откуда начинаются странствия, или завершаются дороги. Этот место, где
пассажиры исчезают в утробе поездов, похожих на зелённых змей. И возможно
никогда больше не появятся здесь. Или же наоборот, счастливчики, появляются
с сумками и чемоданами, спеша покинуть это место. Проходя вдоль путей,
ныряют внутрь вокзала.
У вокзалов своя, особая жизнь, отличительная от всех других строений.
Внутри всё по-другому. Это место ожидания. Одни ожидают свой поезд, чтоб
уехать, или встретить. Другие стоят в бесконечных очередях. Третьи изучают
расписание. Четвёртым просто нравится встречать и провожать поезда. И как
исключение, есть и те, кто, не останавливаясь, проходит через проходные
вокзала. Любой вокзал является ещё границей, воротами, где начинается город.
Проходя через неё, попадаешь совершенно в другой мир.
Ты, со всеми вместе, так же проходишь, спустившись по лестнице.
Остановившись на минутку, жадно вдыхаешь воздух, улавливая ароматы
присущие только этому городу. Не знаю почему, но у каждого города есть свой
индивидуальный запах, и этот запах несравним, ни с каким другим городом.
Есть у всех и одно обобщающее свойство: для каждого свой город пахнет
Родиной. Выйдя на улицу, озираешься вокруг в надежде увидеть знакомое лицо.
Это твой город, который живёт своей жизнью, жил без тебя. Теперь ты тут.
Замечаешь, что эти лица, снующие перед тобой, совершенно другие, не такие,
какие ты видишь там, где учишься, они роднее. Идёшь на автовокзал, берёшь
билет. Некоторое время, подождав, садишься в автобус, едешь по родным
местам.
Вы, с пассажирами, выезжаете из города и утопаете в гуще белого леса.
Словно в сказке вокруг белым бело, не видно ни одной, даже маленькой чёрной
точки. Деревья сонно встречают проходящие машины и даже не знают, что ты
едешь на Родину. Мотор, ровно урчит, вырабатывая тепло в кабину. Колёса
скрипят по гладкому, утоптанному снегу. Стёкла застыли красивыми узорами от
мороза. ПАЗ-ик бодренько проходит луга и поля, спускается под уклон,
поднимается на холмы, проезжает равнинные места, заезжает в знакомые
деревни и останавливается на остановках. Открываются двери, выходят
пассажиры, заходят новые попутчики, с разрумяненными лицами от мороза.
Кого-то узнаёшь, кого-то нет, радуешься знакомым лицам, перекидываешься
несколькими словами, рассказывая о себе, спрашиваешь новости. Но это не
самое главное. Главное то, что ты на Родине и этим сказано всё.
Ждёт ли тебя здесь кто-нибудь? Конечно же, уже давно ждут. Престарелые
родители, каждый раз, выходят, или выглядывают в окно, при подъезде автобуса
к остановке, в надежде, что появишься ты и издалека помашешь рукой. Но тебя
нет и нет. Они, молча, отворачиваются, возвращаются к своим обыденным
делам. Или же, мама скажет что-нибудь про тебя отцу и задумчиво начнёт
выполнять свою работу. Ожидание родителей наконец-то оправдается, будет
именно так, как ты мечтал.
