Виталий Агафонов
Исповедь оборотня
состоянии. Что это: игра, сон, вымысел? Где-то, должно что-то щёлкнуть и тогда всё
закончится. И друзья будут долго хохотать над этим злым розыгрышем. Ты, действительно
купился. Закрываешь, открываешь глаза, но ничего не щёлкает, всё продолжается. Паника?
Стресс? Шок? Осмысление? Ты не можешь дать этому название! Теперь, официально, судом
признан преступником и тебя надлежит изолировать от общества на три года. Конвой,
освободив заранее путь от посторонних лиц, ведёт по узким коридорам. Посетители здания,
смотрят на тебя, как на преступника, другие с жалостью, третьим страшно, а некоторые с
равнодушием. Они же знают, что их это не касается и вряд ли коснётся когда-нибудь. Хочется
закричать от этой несправедливости. Всё, в тумане. Тебя, как недостойного гражданина
ходить по земле, заводят в подвал. Там, как загнанного, дикого зверя, закрывают в стакане,
помещение шириной примерно с полметра и чуть длиннее в длину. Дверь составляет
решётка на петлях, с большим амбарным замком. Конвойный, зажав в руке ключ, зорко
следит за каждым твоим движением, готовый броситься на тебя. Теперь, ты не
принадлежишь самому себе. С этого момента начинается череда унижений. Медленно
стаптывая в грязь государственных фекалий, наступив на шею придуманным стандартом
необходимости, перекрыв кислород ложью популизма, пытаются смешать в жиже
преступности. Твоё ЭГО протестует, но, лично до тебя теперь никому нет никакого дела. Ты
отработанный материал. Ты – ОСУЖДЕННЫЙ! Это позорное ярмо будет носиться ещё не
один год.
Через некоторое время, заталкивают в автозак, везут не понятно куда. Лампочка
светит очень тускло, практически на видно лиц едущих с тобой. У всех подавленное
состояние. Тот самый милиционер, сидя к тебе лицом, смотрит куда-то в сторону, стараясь
избегать встречного взгляда. Двигатель машины надрывно гудит. Обитые железом стены
нещадно грохочут. Тебе хочется то ли смеяться, то ли плакать. Наконец-то приехали в
Изолятор Временного Содержания. Всех по очереди высаживают из машины. Заводят в
помещение, передача сопроводительных документов, позорный досмотр. Ведут дальше.
Перед камерой требуют снять обувь, остаёшься в носках. За спиной закрываются двери,
защёлкивается замок. Ты в заключении. Оказываешься в помещении один, размером два на
три. Порожек, полоса бетонного пола шириной с полметра от дверей на всю ширину камеры.
Такая же деревянная ступенька и наконец, само помещение камеры. Что это: пол из
деревянного настила, или лавочка, на всю ширину, упирающуюся в противоположную
стенку? Слева параша. Окошко без стекла, находится почти у самого потолка. Реснички на
окне не дают возможности смотреть на улицу, только немного, кусочек света фонаря и всё.
Грязная лампочка без плафона, тускло светит под высоким потолком. Теперь твоё состояние:
одиночество. И самым основным чувством становится слух. Мороз зимнего вечера не даёт
тебе присесть, приходится постоянно ходить, чтоб не замёрзнуть.
Жизнь остановилась, она застыла. Ощущение времени становится острым, где
каждый звук имеет определённую окраску настроения, смысл и отношение к ней. Иногда эти
звуки непонятные. Воображение и сознание пытается, дорисовать, или домыслить
происходящее. Вот послышались шаги, они неторопливые, это милиционер обходит свои
владения и просматривает через глазок каждую камеру. Брякнули ключи, слышны командные
голоса, кого-то выводят из камеры, ведут. Шаркающий шаг и за ним шаги более уверенные.
Прошли мимо. Тишина. Время звенит в ушах. Вот снова шаги, остановились около камеры.
Смотрят в глазок, о чём-то разговаривают в полголоса. Что им от тебя нужно? У них тут что
зоопарк? Никогда не видели заключённого милиционера? Подходит третий к двери, снова
разговор, они открываются. В проёме двери появляется почему-то только один сотрудник.
Молодой младший сержант, наверное, недавно отслужил в армии. Два остальных прячутся за
дверью. Ты стоишь посреди камеры смотришь сверху вниз. Что ожидать от них? Бесцветный
взгляд, готов ко всему. За это короткое время, ощущение, что ты умер, теперь тебя ничего не
страшит. Он смотрит видом обиженного мальчика, в то же время, улавливаешь соучастие,
нерешительность. Стоит и мнётся:
– Извините! Товарищ капитан! Мне только что рассказали про вас! Мне рассказали
мои товарищи! Они сказали, что вы этого преступления не совершали! У меня, нет
основания не верить им! Так знайте, мы, работники изолятора временного содержания, за
вас! Мы вас поддерживаем! Пока вы здесь, всё будет нормально! Мы, уже, позвонили вашим
начальникам и предупредили о вас! Разрешите пожать вам вашу руку в знак солидарности! –
взволнованный, с этими словами, переступил через порог камеры и схватился за твою руку.
– Спасибо! – спустившись по ступенькам, тоже горячо пожимаешь в ответ.
– Извините! – ещё раз сказал твой собеседник, чувствуя неловкость, развернулся,
вышел и тихонечко закрыл за собой дверь.
Тебе стало намного легче и спокойнее. За то короткое время, проведённое в камере
ИВС, начало бурно развиваться чувство неполноценности. После слов милиционера, пелена
исчезла и вместо него появилась уверенность. Наверное, самое паршивое состояние
человека, когда его забывают, и он, становится, никому не нужен. Снова время сказало о
себе, каждой минутой, секундой. Ты стоишь, словно зомби, в каком-то непонятно
замеревшем состоянии. В голове витают всякого рода мысли с вопросами: «За что?..
Почему?.. Суд не разобрался до конца!.. Можно ли выйти отсюда?.. Что ожидает меня в
дальнейшем?.. Смогу ли я всё это вынести?.. Жена, дети?.. Как они будут жить?.. Работая
вдвоём, кое-как сводили концы с концами!.. Теперь как?.. Как предстану перед родителями?..
Перед братьями и родственниками?.. Перед соседями?.. Позор на меня?.. Кому доказать, что
я этого преступления не совершал?.. Надо ли вообще доказывать!.. Кто мне теперь поверит?..
Это просто нелепая ошибка!.. Судья обязательно вспомнит что-нибудь по этому делу и
назначит пересмотр!.. Так не бывает, чтоб без вины осуждали!.. Так не бывает! Я в это не
верю!..»
Вдруг вспомнились слова песни, написанные Донским М. к кинофильму: «Собака на
сене», снятый режиссёром Яном Фридом по одноимённой комедии Лопе де Вега.
«Бросают леденящий холод!
И в этой пытке, и в этой пытке,
и в этой пытке многократной,
рождается клинок булатный!..»
Рождение клинком ещё предстояло: «Получится ли так? Или же меня сломают, и мне
не придётся больше считать себя человеком чести! Да что там, человеком чести, просто
человеком! И уподобиться не понятно кому! После которого перестанешь уважать самого
себя!»
Время перестаёт существовать. Его нет. Есть камера, есть ты, есть мысли, а времени
нет. Вокруг тебя пустое пространство. Это пространство заполняет всего тебя, всю камеру и
не даёт свободно дышать. Вдруг ты ощутил нехватку воздуха: «Нет! Нет! Есть ещё что-то! А
что есть? Что связывает тебя с тем, что есть там? Какая память осталась о тебе там? Ничего
нет! Зачем это всё? Побег? Куда? Убежать, прийти к ним и разобраться, чтоб был не зря
осужден!..» Но это прошло быстро: «Я не такой как они! Надо действовать по-другому! Но
как?..»
Какой-то разговор. Женский голос, по-твоему, даже знакомый, и несколько мужских,
оборвали твои размышления. Снова послышались быстрые шаги. Таких шагов раньше не
было. Они восторженные, даже радостные. Что случилось? Тот милиционер, который
подходил раньше к тебе, подошёл быстрой походкой к двери, стал торопливо открывать
замок. У него, упали ключи, он их мгновенно поднял, снова, с шумом вставил в замочную
скважину. Наконец-то распахнулись. Ощущение долгой вечности открывания двери. Какой-
то бешенный миг, проскочил на молниеносной скорости – свобода! Ты вопросительно
посмотрел на него.
– Товарищ капитан! – он снова обратился к тебе, таким же видом! – К вам пришли,
пойдёмте!
– Хорошо! Пойдёмте! – немного печально и в то же время взволновано ответил ему.
«Кто мог прийти в такое время. Простых граждан не пропускают. Адвокат, прокурор, судья?..
Или же признали, что в отношении меня нарушили закон?.. Или наоборот, хотят извиниться
за допущенную судебную ошибку!.. И пришли обрадовать с этой вестью!.. Может, хотят
меня выпустить?..»
Ты спокойно вышел, надел ботинки и последовал за ним. Не оборачиваясь,
милиционер быстро шёл по коридору. Ощущение, что ты не осужденный. Перейдя решетку,
тебя заводят в какое-то помещение, рядом с лестничной клеткой. Увидел угрюмое лицо
Натальи Александровны, которая сидела, положив шапку на середину стола. Наташа, с
суровым лицом, вышла из-за стола и крепко пожала тебе кисть обеими руками. Быстро
возникшие надежды сразу же рухнули, улетучились. Её появление, её взгляд, могло говорить
только об одном, что всё произошло на самом деле. Тебя ни кто освобождать не собирается и
не будет.
– Николай Евгеньевич! Здравствуйте! Мы за вас очень обеспокоены! – тревожным,
глухим голосом высказала твоя сослуживица и подтверждая твои самые страшные опасения
сегодняшнего дня.
– Спасибо! – не выдержав, всхлипнул в ответ.
– Мы все: ребята, Юлий Юльевич, Алексей Анатольевич, Александр Николаевич,
Владимир Алексеевич, отдел, УВД, в шоке, от такого решения! Ни кто не ожидал!
Подключены все силы! Постараемся вытащить! Ищем подходящего адвоката, чтоб
разобрался и помог написать кассационную жалобу и выступил с защитой в суде.
– Спасибо! – в мыслях, калённой стрелой, пролетело: «Слишком поздно! Меня уже
осудили! Вытащить будет очень сложно!»
– Ребята решили устроить забастовку из-за этого приговора! Они завтра выйдут на
рабочие места, но выполнять свои обязанности не будут! Карпенко Алексей так и сказал, что
никакой защищённости нет! Все шпыняют милиционеров, как могут, мы теперь боимся
выполнять свои обязанности! Где гарантия того, что какой-нибудь задержанный не напишет
на нас очередную кляузу и нас, вместо защиты, посадят, как Николая! Насчёт жены не
волнуйтесь! Отправили на машине, до самого дома! Её и детей не оставим, поможем чем
сможем! Мы все вместе! Только вам придётся быть одному! Главное держитесь! Ваша
главная задача продержаться! Выйти отсюда живым и здоровым! – она, выпалив почти на
одном дыхании, снова горячо пожала тебе руки! – Я смотрю, вы, держитесь молодцом! Так и
держитесь! Я в вас верю!
– Как она? Как дети? – кое-как выдавил из себя слова, забыв про своё положение.
– Позвоните, сами поговорите, успокойте их! – с этими словами протянула сотовый
телефон.
– Алло! Катя! Катя! Как вы! – сначала спокойно, потом всё громче и громче начал
кричать в трубку.
– Па-па!.. – дочка зарыдала в телефон.
– Катя! Катя! Как вы? Не плачь, всё у нас будет хорошо! Ты мне веришь?
– Да-а-а! – и она ещё сильнее зарыдала, теперь в трубку слышны были только
всхлипы.
– Помогай маме обязательно! Вы, как никогда, должны держаться вместе! – понимая,
что разговора с ней не получится, спросил, – Серёжа рядом?
– Да-а-а! – снова растягивая слово, выговорили она.
– Дай ему трубку!
– Ал-ло! – чувствовалось в его голосе напряжение, что вот-вот и он заплачет.
– Серёжа! Теперь ты остался за мужчину в семье! Пока меня не будет, смотри за
хозяйством! Береги наших девочек!
– Хорошо папа! – чуть слышно сказал сын.
– Я в тебя верю!
– Папа, ты, когда приедешь? Приезжай скорее! Мы тебя очень ждём! – и в трубку
послышались всхлипывания.
– Приеду! Приеду! Не знаю когда, но приеду обязательно! Приеду назло всем! Ты мне
веришь? – пальцы, держащие телефон побелели от напряжения, у тебя из глаз полились
слёзы.
– Да папа, верю!
– Вот и молодец! Я на тебя очень надеюсь! Только вместе мы сможем всё побороть! А
где мама?
– Мама ушла в магазин совсем недавно, наверное, не скоро вернётся!
– Хорошо! Скажи ей, что я её очень люблю! Не оставляй её одну! Помогай! Я вас
очень люблю и верю в вас!
– Ладно, папа! Обязательно буду помогать! Мы тебя тоже очень сильно любим! – тут,
ты почувствовал, что у сына тоже бегут слёзы. Он тихонько всхлипывал и ты представил, он
вытирал слёзы зажатыми кулаками, как когда-то, когда ещё был совсем маленьким.
– Ну, всё пока! Скоро свидимся! – отдал Наташе телефон. Наверное, у тебя тогда было
самое горькое ощущение от того, что твои дети плачут. Присел на лавочку, словно
окаменевший, только слёзы, которые лились по щекам, выдавали тебя, твоё состояние, то,
что творилось в душе. Наташа, какое-то время, молча, смотрела испуганным видом, стараясь
угадать твои мысли.
– Всё нормально? – с тревогой не выдержав, спросила она.
– Вы уж меня извините, Наталья Александровна! – стараясь, как можно спокойнее
выговорил ты.
– За что? – удивилась она.
– За всё! За свои слёзы! За то, что подвёл всех вас!
– Николай! Коля! Тут вашей вины нет! Главное, держитесь и не падайте духом! Если
не сможем вас отстоять в дальнейшем, так знайте и на зоне, тоже есть люди!
– Спасибо! Спасибо Вам за всё! За жену, за детей! Вы очень хороший человек! –
теперь, ты пожал ей руки, медленно подняв свой взгляд, как будто видел её первый раз.
– Мы пытались оставить вас в ИВС на некоторое время, – смотря куда-то в сторону –
Но, прокуратура взяла на особый контроль и сегодня же, дали указание перевести вас в
СИЗО! Там, мы, не сможем навещать, но через доверенных лиц, можно будет отправлять
письма. Кое-какие, самые необходимые вещи собрали, они находятся у дежурного, когда
будут передавать конвою ГУИН, они вам выдадут! Извините, что не всё смогли! Мне пора
идти! Главное держитесь! На улице стоят ребята и дожидаются меня с вестями о вас! – она
взяла свои вещи, и мы вместе вышли в коридор и уже там попрощались. Милиционер
спокойно стоял и смотрел на нас:
– Прощайте, Наталья Александровна! Мне было приятно служить с вами! И то же
самое скажите ребятам!
– Угу! – она опустила голову, печально посмотрев ещё раз, вышла на лестничную
площадку.
Проходя мимо конвойного тихо сказал: «Спасибо!» Он кивнул в ответ.
Вечером этого же дня вывели из камеры, повели в дежурку. Там передали конвойному
батальону Управления Исполнения Наказаний. Снова поехал в автозаке. Поехал в
неизвестность, во тьму, которая, и пугала, и в то же время было всё равно. Настроение
периодически менялось. Единственное состояние, которое присутствовало постоянно, это
чувство подавленности.
Что значит взять под стражу? Это не только наручники, колючка, камера, решётки,
конвой, который неусыпно стережёт тебя. Твоя изоляция это целая сеть коридоров,
растянувшихся на многие километры, помещения, без дневного света, с постоянно горящими
лампочками и без свежего воздуха. Тебя водят по коридорам-лабиринтам, как по мышиным
норам, без права выхода на улицу. Часто сажают в стаканы, и там ты просиживаешь долгое
время. Единственная отдушина, это прогулки. Проходя по коридорам, в одном месте, на
повороте, через окно видна улица. Каждый раз, проходя мимо, чуть ли не с восхищением
смотришь туда. Кажется, там всё чудесно и красиво. Ежедневно, в одно и то же время, если
позволяет погода, почти на час выводят на прогулку в маленькую клетушку с бетонными
стенами и полом. Над головой арматурная сетка: «небо в клеточку». Ты с наслаждением
смотришь туда в эту бездонность. Для заключённого есть время, чтоб осмыслить и понять
происходящее. И ты, каждый раз, выходя на прогулку, анализируешь всё произошедшее с
тобой за последнее время. Сверху не тебя смотрит работник следственного изолятора. Часто
это превращается в хождение по кругу, или взад и вперёд. Ты лишаешься очень многих
обыденных вещей, на которые до осуждения даже не обращал внимания. Теперь эти вещи
приобретают особый смысл и ценность. Без этих вещей, практически не выживешь.
Понятно, что из-за этих условий, совершенно другие правила отношений и подходов к
жизни. Они совершенно не зависят от работников этих служб, которые находятся рядом с
тобой, только по ту сторону решётки. Они на много жёстче и действенней, выработанное
вековым укладом жизни заключённых. Конечно, ты эти правила можешь не соблюдать и
стараться жить, как обычно, своей привычной жизнью. Это у тебя вряд ли получится. Этим,
противопоставишь себя всем остальным обитателям, живущим по зековские законам. Не
имея друзей и помощников, твоя жизнь и здоровье, всегда будут в опасности. Живя на зоне,
каждый живёт сам по себе, и в то же время подчиняется этим законам. Очень важную роль
играют человеческие качества. Главное не терять присутствие духа. Потеряешь дух,
потеряешь себя. У многих, которые оказываются в таком положении, ломается психика. У
кого-то больше, у кого-то меньше, но это есть. Понимая сложность положения
замурованности, ограниченности, многие заключённые, стремятся быстрее отправиться из
ИВС, СИЗО, тюрем в исправительные учреждения. Там, жизнь проще и свободнее. Там, ты
себя, будешь чувствовать более-менее человеком. Там, ты выходишь из этой замурованности
и коридорности.
СИЗО
Новая среда обитания требует от каждого человека особенных качеств, присущие
только к этим условиям выживания. Но в любых случаях, всегда проверяются человеческие
качества на крепость и живучесть. Если это мужчина, то, однозначно бойцовские
характеристики. Непонятный, пугающий жёсткими законами сосуществования, и в то же
время, в какой-то степени манящий мир, будоражит воображение любого человека.
Вспомните слова М.Ю. Лермонтова, из поэмы: «Мцыри»:
Минуту битвы; сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови… да, рука судьбы
Меня вела иным путем…
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов…
Мой бой, ещё впереди. Он заставляет быть внимательным, осторожным,
предусмотрительным, готовым к любым неожиданностям. Если раньше, никогда не
интересовался тюремной жизнью, бытом, особенностями, зековскими законами, то теперь,
как маленький ребёнок начал впитывать, уяснять и осваивать всё, что происходит со мной и
вокруг меня. Стал обращать внимание на мельчайшие подробности, старался запоминать и
осмысливать. Особое внимание на интонации, жесты, как это преподносилось друг другу.
Люди всегда остаются людьми, что на воле, что в заключении. Им свойственно
существовать, вести себя в соответствии жизненных интересов и особенностей черт
характера. Отличие только в том, что на всех оставляет отпечаток решётка, которая разделяет
одних от других, что заключённых, что работников. Каждый идёт по тонкой грани бытия, с
намерением продвигаться вперёд, главное не ошибиться и выйти победителем. Один
неверный шаг может обернуться серьезными последствиями. Поэтому внимательность, ещё
раз внимательность. Нерадивые ученики здесь не выживают. Не обязательно иметь семь
пядей во лбу, или не дюжие физические данные. Нужно осознать и осмыслить своё
соответствующее положение. Ни кто особо не цепляется без повода к своим братьям по
несчастью, но и спуску за ошибки тоже не дают. Жить незамеченным, когда находишься все
двадцать четыре часа в замкнутом пространстве, среди таких же, как ты, не получается и не
получится никогда. Любое, неугодное качество, всплывшее в процессе обитания, может
обернуться, только против тебя самого. В этом отношении надо быть предусмотрительным,
расчётливым и продуманным, чтоб любой случай перевести в свою пользу.
Всех доставленных построили в коридоре первого этажа, в одну шеренгу:
– Вас привезли в следственный изолятор города Перми! Достаём содержимое из сумок
и баулов, складываем рядышком! Произведём досмотр и опись вашего имущества! – дал
команду один из сотрудников, выйдя из общей массы, проходя мимо, осматривая
прибывших.
Как только закончили с вещами, поступила новая команда:
– Сотрудникам СИЗО приступить к приёму!
Началась процедура описи. Капитан, мужчина средних лет, не высокого роста,
коренастый, неспешно подошёл ко мне, смотря внимательно бесцветными глазами, указывая
подбородком, спросил:
– Вы, Светлов?
Рядом стоящий сопровождающий, тут же подтвердил, просматривая документы.
Капитан бросил недовольный взгляд в сторону сослуживца:
– Светлов Николай Евгеньевич! Осужден по статье!.. – приступил к докладу.
Он перебил, махнув ладошкой:
– Хорошо! Я вас понял! Вещи сложить! Следуем за мной! – громко, в приказном тоне
проговорил, повернулся, не оборачиваясь, пошёл по коридору.
Я быстренько закидал то, что мне передали ребята, обратно в баул, часть схватил в
охапку, последовал за ним. «Что не так? Куда меня ведут? Другая служба, другой подход,
другие законы!» Ничего хорошего от этого не ожидал. Чувствовал себя неуютно. Мой
сопроводитель, молча, подошёл к крайней двери в конце коридора, открыл ключом, зайдя,
пригласил за собой. Жестом руки предложил присесть. Достал из бокового кармана
утеплённой куртки сигареты, положил на середину стола, тут же рядом бросил
находившиеся в руках документы:
– Закуривайте! – у него изменилось лицо, маска каменности спала. Мягким,
спокойным голосом, с грустинкой в интонации, предложил, указывая на пачку.
– Спасибо! – аккуратно вытянул одну сигарету, смотря на него недоумённо,
сомневаясь можно ли воспользоваться его предложением. Может это какой-то подвох? Что
ещё они придумали против меня?
Не успел преподнести к губам, он чиркнул зажигалкой, дал прикурить. Я кивнул в
ответ. Дождался моей первой затяжки, так же достал сигарету, прикурил сам. Снял верхнюю
одежду шапку, повесил на вешалку, показывая жёлтые, как сноп, маслянистые волосы.
Только после этого отодвинув стул, сел за стол. Какое-то время был молчалив, неподвижен, о
чём-то раздумывая, смотрел на документы. Только клубы дыма, окутывая лицо, медленно
поднимались верх, теряясь в темноте потолка. Положив зажигалку на крышку основания
настольной лампы внимательно, посмотрел на меня:
– Пока вы находитесь у меня в кабинете, можете расслабиться! Я составлю опись!
Отдохните немножко! Нам сообщили о вас! – очередной раз затянулся, держа сигарету
между указательным и средним пальцами, кисть в зажатом кулаке. Другой рукой, приступил
к записи моего имущества, – Нас, это известие, задело глубоко! Скажу большее, мы болеем
за вас! Все возмущены действиями со стороны прокуратуры и суда! Нам оскорбительно, за
такое отношение к сотрудникам правоохранительных органов! Вот так вот, не считаясь ни с
чем, поступают с нашим братом, невзирая на заслуги, на чины и звания! Сегодня вы, завтра
на вашем месте может оказаться любой из нас! Это, в первую очередь удар по нашей
социальной защищённости! Держитесь! Многие сотрудники СИЗО за вас! Хочу
предупредить, что в нашей среде, есть и те, которые выступают против! Будьте внимательны!
Не доверяйте никому! – он снова глубоко затянулся, выпустил струю дыма изо рта.
– Благодарю! Передайте, огромное спасибо за поддержку! Мне, ваша вера, придаёт
уверенность! Ваша солидарность придаёт силы!
– Пока не за что! Считайте, что вы находитесь на передовой, мы за вами! Вам
сложнее! Спасибо скажете тогда, когда всё решится наилучшим образом! Сможете
преодолеть все препятствия, доказать свою невиновность! И то, наверное, спасибо скажем
мы вам, а не вы нам! А пока! Я смотрю, вас определили в 124 камеру! Видать, чем-то вы им
сильно насолили! Обычно они так не поступают! Но, это не страшно! Мы переиграем и
сделаем по-своему! Это в нашей власти! Пусть считают, что вы находитесь там! На самом
деле направим в 86-ую! Это самая лучшая, со всеми удобствами камера! Об этом никому,
ничего не надо говорить! Если будут спрашивать, вы ничего не знаете! Определили и
определили! Будет кто-нибудь из заключённых допытываться, тогда вы спросите его: «Вы
случайно не мусор?» Сразу отстанут! Это выражение срабатывает безотказно! – не дав
открыть мне рта, продолжил, – Это, то, малое, что мы можем сделать для вас! Чтоб хоть как-
то облегчить ваше положение! Хотя вы вообще не должны находиться здесь! Это место,
здание, построено для преступников! – закончив с бумагами, положил ручку на стол, пожал
мне руку, – Теперь идите, встаньте на своё место, ни с кем не разговаривайте! Вы находитесь
в общей толпе заключённых! Среди них есть всякие! Старайтесь не показывать, что вы
бывший сотрудник милиции! Здесь, братва таких, не особо любит! Конечно, они
придираться не будут! Если встретите знакомого из их числа, последствия могут быть
непредсказуемые! Так что, на всякий случай, как только заметили, что вас кто-нибудь из них
узнал, лучше сразу обращайтесь к работнику СИЗО! Этим вы спасёте своё здоровье и жизнь!
Вот вам опись имущества! Положите её в баул, постарайтесь не потерять! Когда будут
отсюда выводить, эта опись вам может пригодиться!
Ещё раз пожал руку, и повёл меня на прежнее место. На душе стало легче. Было
приятно, что нахожусь не один. Незнакомые люди, которые видят меня первый раз, даже те,
которые никогда не видели, понимают и поддерживают, верят в меня. Всё же хороших людей
больше. Это укрепляет морально. После приёма и проверки, всех нас, по очереди развели в
разные места. Меня повели в подвал. После щелчка замка входной двери за спиной, оказался
один в просторной камере. В нос ударил резкий, фекальный запах. Бетонный пол залит водой
примерно на десять сантиметров. Свет не выключается, снова холодно. Перепрыгнув с
порожка на скамеечку, забрался на второй ярус кровати. Надев на себя всю одежду, какая
была, положил под голову свой баул. Лёг на железные пластины, заменявшие пружины, так
как ни матрацев, ни одеял, ни подушек не было. После всего пережитого, попытался заснуть.
Через некоторое время, проснулся от сковывающего холода. Спасть не получалось.
Железные полоски нар, вытягивали остатки тепла. Пришлось всю ночь, стоять, чтоб не
замёрзнуть. Ночь показалась нескончаемой, очень длинной. Утром, брякание ключей,
открывание двери, вызвало ликование, это было, как спасение для погибающего. Около 8:00,
подняли на первый этаж, закрыли в стакане, рядом с лестницей. Помещение, примерно
полметра на метр с неширокой лавочкой на всю длину. Неровные, бугристые стены, скорей
всего специально сделаны так, покрашены в белый цвет. Обычно они все серые. Лампочка,
замурованная в нишу, под самым потолком, закрыта металлической пластиной с
отверстиями. Тут тепло. Осмотрев новое помещение, присел. Уже засыпал, как отворились
двери, завели молодого парня, примерно 20 лет. Высокий, худощавый, брюнет, с озорными
глазами. Его лицо, шея, особенно руки, сильно исцарапаны:
– Привет зёма! Что отдыхаем? – с задором обратился ко мне.
– Привет, коль не шутишь! Есть немножко, загораю! – в тон ответил ему.
Он хохотнул. Мы познакомились без рукопожатий. Любое рукопожатие, тоже может
обернуться против вас. Нужно знать, кому подавать руку. Подняв рукава, показал на обеих
руках глубокие порезы с запёкшейся кровью:
– Это следы от егозы! Егоза, мощная вещь, может разодрать всё мясо до костей!
Колючка по сравнению с ним, мелочь, оставляет лишь царапины! На себе испытал! Говорю с
твёрдой уверенностью! – продолжал улыбаться мой собеседник.
– Где же ты так с егозой встретился? – удивился я.
– А, было дело! Я находился в Губахинском ИВСе! Там что-то у меня с попкарями не
заладилось! Один раз, нас вывели на прогулку! Вертухай, особо никогда за нами не
наблюдал! Пока он мохал, занимался своими делами, я быстренько вскочил на забор и только
тогда меня увидели! Начал суетиться и в спешке порезался! Это было круто! Представляешь,
на воле пробежал метров триста по сугробам! Я бегу, кровь хлещет! За мной, на снегу,
кровавый след остаётся! И мусора гонятся! Потом догнали, и вот я здесь! Теперь бояться там
держать! Да и мне не нравилось! Не ИВС, а гадюшник какой-то! Никаких условий для
жизни! – ухмыляясь, показывая ряд красивых, ровных зубов, проговорил он.
– Ничего себе! Не испугался? Ты же всё равно бы не убежал! А пристрелить запросто
могли!
– Конечно бы не убежал! Тем более ИВС находится на отшибе! Пристрелить не знаю!
Но за то, им показал, что могу убежать! Я им раньше говорил, что если они будут ко мне
цепляться я побегу! Не верили! Работу свою надо честно выполнять, а не заниматься
посторонними делами! Так всех зеков можно растерять! Наверное, его наказали! Так ему и
надо уроду! Слишком высокого мнения был о себе! Впредь наука!..
– Ладно, сам знаешь! Так поступил, наверное, была такая необходимость! Уважуха! Не
каждый решится на рискованный шаг! Ты решительный пацан! – мне стало грустно от этого.
Захотелось на волю, но не таким способом, как он. Если бы передо мной открыли двери и
сказали: «Иди, мы тебя отпускаем!» Я бы, наверное, не пошёл. Уткнулся бы в углу камеры и
ждал правильных действий. Такая свобода не нужна. Судья, сначала обязательно должен
исправить свою ошибку, реабилитировать, только после этого можно предпринимать какие-
то шаги.
– Спасибо, что поддержал! А то с пациками поговорили, они начали насмехаться надо
мной! У тебя первая ходка? – поинтересовался он.
– Да!
– У меня уже вторая! В первый раз, ещё по малолетке угодил! За разбой!
– Второй раз, наверное, проще, легче?
– Как сказать! Наверное, да! Уже все знаешь! Нас тут продержат около часа, потом в
баню! Баня, это здорово! В этом плане в ИВС хуже! – от радости закатились глаза, он
заулыбался, – После бани поднимут по хатам! Меня поведут в больничку, обработают рану,
может даже перебинтуют! Тут сестрички классные! Они офигенно бинтуют! Озорные такие!
В СИЗО, только сначала кажется тяжело! Потом привыкнешь! Нормально будет! Я вижу, ты
нормальный пацик, с нормальными пацанами подружишься, знакомство поведёшь! Уважать
будут! Житуха, что надо! Главное чтоб подогрев был с воли, для полного счастья!
– Поживём, увидим!
– Конечно! Да, зёма, а у тебя курить есть?
– К сожалению, нет!
– Жалко! А у меня подогрева пока нет! Моим надо сначала, ещё приехать сюда! Я же
не местный! Даже не знаю, когда будет! – он задумался, – Придётся последнюю заначку,
бычок выкурить! Уже не могу стерпеть! А спички, или зажигалка есть?
– Тоже нет!
– Жаль! Ладно! – махнул кровавой рукой, – Будем делать как обычно! Ты слышал
выражение: «Вату катать?»
– Да, слышал, но только не знаю, откуда оно появилось и с что это значит!
– Зёма, я расскажу и покажу! Тебе это может пригодиться в будущем! Точно так же,
меня, в своё время учили опытные штрибаны! – он оторвал с подкладка куртки кусок ваты,
начал скатывать в трубочку, – Самая классная одежда, когда есть вот такой подклад! Твоя
куртка не катит! Смотри, это выражение появилось у зеков! У них не было спичек и так же,
как и я отрывали кусок ваты и катали её, потом прикладывали к лампочке! – с этими
словами, взобрался на лавочку, легко оторвал железную пластину и через некоторое время
прикурил от дымящей ваты…
Действительно, через час вывели, повели в баню, которая находилась там же, в
подвале. Раздевшись, вошёл в моечную. На полу примерно по щиколотку стояла вода. Мой
