Виктория Старкина
Эдда. Симфония звезд
Потом я прочла, специально долго искала и нашла! – интервью с Гудрун. Она рассказала, как восемнадцатилетней пришла на работу в астрогородок, как они встретились и познакомились, как расстались перед первым полетом, как она ждала и как они встретились снова… Рассказала, почему он выбрал ее из сотен других, почему вернулся к ней после стольких лет. Вне всякого сомнения, она очень любила его. И она была хорошей женщиной. Хорошей и красивой. Мне нравилась моя Мария-Гудрун. Но если так, куда я лезу? Куда и зачем? Почему думаю, что этот союз, остававшийся устойчивым долгие годы, вдруг рухнет, при моем приближении? Почему я хочу сделать больно другой женщине, которая к тому же мне вполне симпатична?
Но нет, на самом деле, я вовсе не желаю ей зла и не хочу сделать больно. Я вовсе не стремлюсь что-то разрушить, более того, я даже не следую голосу своих желаний. Нет, я всего лишь принимаю судьбу, принимаю со смирением. Я почти вынуждена искать с ним встречи, потому что знаю, что так должно быть. Здесь нет моей воли, это чужая воля и я должна исполнить ее. Можем ли мы, люди, отвечать за свои поступки? Нет, не можем. Даже если актер, исполняющий роль Ромео, не верит в любовь и не готов умирать ради нее, в конце пьесы он все равно умрет. Просто потому, что так было написано Шекспиром. Также и мы играем написанную роль, и не можем нести ответственности за свои действия. Можем ли мы нести ответственность за свои мысли? И здесь я тоже говорю «нет», ведь мысли неподвластны контролю. Мы отвечаем лишь за наши намерения. Намерения – вот то, что может явиться грехом, именно здесь, словно в ящике фокусника возможна подмена добра и зла. Мои намерения были чисты, это я знала твердо. События же неподвластны моей воле. И я последую по указанному пути.
Скажу честно, иногда мне кажется, что я сошла с ума. Мой мозг и мое сердце находятся по разные стороны баррикад. Мозг сообщает, что эти мысли являются иллюзией, плодом больного воображения, перенасыщенного прочитанной в детстве литературой. Моему сердцу больно от его рассуждений, и оно продолжает заунывно твердить: «Так будет, вот увидишь, вот посмотришь, так будет!»
С другой же стороны, моя затея настолько безумна, что из нее может что-то получится… Если посчитать… Сколько человек в мире – более десяти миллиардов… Из них половина женщины, из них, допустим четверть, подходящего возраста. Предположим, что часть не интересуется астронавтикой, другие интересуются пассивно, а еще некоторые отдали свои сердца другим покорителям Вселенной… Ну и поделим на 100 для верности… Итак, мои шансы равны примерно 1 к 200 000. Так я и думала… Но ведь в этом-то и смысл! Пока другие двести тысяч рассуждают о недосягаемости своей цели, я спокойно пройду мимо и возьму то, что мне нужно. То, что мне полагается, хочу заметить. Снова вспоминается незабвенный король Артур с его мечом в камне. Никто кроме короля не мог вытащить меч из скалы… и если это моя дорога – я спокойно должна ее пройти.
Нет, совершенный бред… Наверное, я сошла с ума. Все-таки, со мной что-то не в порядке…
Кстати, о короле Артуре. Как-то, после очередной неудачи я, изрядно выпив коньяку, жаловалась Анне.
– Где же все эти рыцари? Я готова принять самого захудалого из них… Хоть сэра Тристана, хоть сэра Ланселота. Я готова принять и короля Артура, даже в неполной комплектации, в смысле без рыцарей, без круглого стола и даже без Эскалибура… Но и его нет! Ну, где же хоть кто-нибудь!!! Я так устала находить заведомые подделки и потом мучительно их терять!
– Знаешь, – задумчиво произнесла Анна, – раньше время было другое. Людей было мало в мире, вот что. И все знали – кто Беовульф, а кто хрен с горы. Понимаешь?
– Но мне ведь и хрен с горы не попадается! – расплакалась я, – Даже рак, который на безрыбье рыба – и тот не попался! Слушай, как думаешь, а тот рак, что на горе свистит и тот, который рыба, это один и тот же рак? Да ладно, не важно…О чем я? Ах, да… А что попадается, так нет для этого слов в моем словаре, нет названий в моем кодексе чести!
– В общем, либо кодекс переписывай, либо ищи дальше, – заключила Анна.
Я решила не заниматься законотворчеством и предпочла искать дальше. Сейчас мне кажутся смешными эти переживания.
Я наконец-то выбралась из бесконечно гладкой пустыни на узкую каменистую тропку, которая вела меня к моему Эвересту. У каждого в жизни должен быть свой Эверест. Обязательно должен быть. Там можно обморозить руки, а можно сложить голову. Там можно погибнуть под лавиной, а можно прийти к вершине… Только я так часто уже погибала, так часто срывалась в пропасть и словно неугомонный феникс возникала снова, что позвольте мне наконец подняться к сияющему пику и посмотреть на мир, лежащий у ног моего совершенного счастья. Мне кажется, я заслужила эти мгновения. Хотя, конечно, не мне судить…
А при одной мысли об астронавтике я чувствую странное ликование – оно есть, оно существует, чудо, созданное специально для меня! Я слышала, что счастье стучится в каждую дверь, но оно так долго шло к моей, что я начала опасаться, что адрес был указан неверно. Но нет, оно пришло вовремя, удивительно вовремя, как раз, когда свет надежды, казалось, погас, когда я почти смирилась с унылой картиной реальности и поняла, что герои исчезли, а боги давно мертвы. И живы лишь мы, люди, самые, наверное, страшные порождения великого творения. Почему-то мне кажется, что Бог никогда не создавал более злобных и невежественных созданий. Как-то обидно, что и я была такой же. Впрочем, возможно, эти мысли приходят в голову лишь от томительного ожидания от того, что я нахожусь в этой бескрайней пустыне дней и все жду оазиса, который должен мелькнуть на горизонте. Еще полтора месяца. Почему же так медленно
идет время?
Ночь длинна,
две ночи длиннее,
как вытерплю три!
Часто казался мне
месяц короче,
чем ночи предбрачные…
Я погрузилась в свои мысли, эта трясина все сильнее затягивала меня, постепенно разрывая и без того непрочную связь с миром внешним. Все вокруг потеряло значение, я жила лишь своими мечтами. Я надеялась, что еще одна вспышка – и сознание прояснится, будущее откроется мне… Но, видимо, мозг был заблокирован желаниями, и грядущее оказалось надежно укрыто этой завесой.
Я заметила, что в те дни, когда моя жизнь бурным потоком несла меня вперед, обрушивая словно лавину одно радостное событие за другим, я так ждала наступления рассвета! Ночь казалась мне временем, потраченным впустую, и я стремилась проснуться как можно скорее, чтобы вновь погрузиться в стремительный водоворот происходящего! В те же дни, когда предстояла неприятная работа, или я вступала в черную полосу, каждый лишний час ночи оттягивал новый трудный день, и, просыпаясь, я с надеждой смотрела на часы. Еще только половина третьего, еще есть время поспать, восход еще нескоро!
Теперь же я перестала различать дни и ночи, все стало безразличным, серым и одинаковым. Я ложилась без энтузиазма и просыпалась без надежды, и каждая моя минута была посвящена лишь тому, чтобы чем-то занять себя, как-то развлечь, чтобы хоть на одно мгновение перестать думать предстоящей встрече и невыносимой разлуке.
За две недели до его возвращения я села в шаттл, направляясь на работу. Я была одна. Я была на грани отчаяния. Ведь даже намеренно выбирая трудный путь, я не смогла бы выбрать дорогу сложнее.
– Что мне делать, что делать? – мысленно спрашивала я. Двери шаттла распахнулись и вошли две женщины. Не обращая на меня внимания, они продолжали свой разговор.
– Ты знаешь, – сказала одна из них, – а ведь цыгане никогда не обращались к врачам. Если в их семье кто-то заболевал, они выходили в поле или к морю и бросали кольцо или другую ценность, принося таким образом жертву какому-то своему Богу. И больной выздоравливал. Это была плата за исполнение желания…
Я прислушалась, чувствуя нарастающее напряжение. Были ли эти слова ответом на мой вопрос? Если так – я готова взять свои драгоценности и бросить их всем Богам, какие только существуют, ради исполнения мечты. Я не говорю, что готова на все, я лишь подтверждаю, что мне ничего не жаль, даже если цена высока… Я не отступлю перед трудностями, я не позволю страхам победить… Я сделаю то, что потребуется.
И если в сценарии моей жизни сказано, что моим мечтам не суждено исполниться, прошу тебя, Боже, перепиши этот сценарий! Я знаю, тебе это по силам!
Норны, делающие записи в книге судьбы, я найду и подарю вам лучший ластик из тех, что создало человечество, так внесите исправления в то, что вы написали и да буду я счастлива. И да будет нам счастье. Расплетите мою нить, расплетите его нить и свяжите их сотней морских узлов, чтобы никто и никогда не сумел их распутать. И пусть цветет белое дерево. И пусть светит солнце. И да будет так, пока смерть не разлучит нас.
А может ли сценарий жизни быть переписан? Решение неожиданно нашла лучшая подруга. Она обнаружила колдунью, способную снять любое проклятье. А что есть проклятье, как не часть твоей судьбы? Ты совершил поступок и был проклят за него. Проклятье можно снять лишь двумя способами: отработать его, то есть нести свой крест до конца или же найти нечто, что снимет проклятье – и станет чудовище принцем, если полюбит его прекрасная девушка и так далее. А колдунья может лишь избавить тебя от него на время, то есть – переписать историю жизни. Но, как несданный вовремя экзамен приходится сдавать перед выпуском из университета, так и нереализованные проклятья придется отрабатывать перед последним судом. Так стоит ли переписывать жизнь сейчас? Не лучше ли пройти своим путем, до последней капли выпить ту чашу, что предназначена только тебе?
Нет, этот вариант мне не подходит… Я говорю о том, что лишь тот, кто написал историю моей жизни мог бы переписать ее … Хотя что это я… Я сдаюсь, не успев подойти к полю битвы… Возможно, что все в порядке, возможно, что мне суждено счастье… Ведь я живу не так как другие, я не ищу широких дорог, ведущих к земным благам, я бреду в тумане, где нет солнца и мою узкую, изрытую ямами тропу освещает лишь огонек моей горящей души. Я сжигаю данное мне время, сжигаю отведенную мне жизнь, я не жалею единственное, что было дано нам Создателем навечно – мою бессмертную душу… Я иду в надежде пройти по горным перевалам и оказаться в занесенной снегом равнине, где стоит одинокий деревянный дом, построенный для меня. Там тепло. Там ждут. Туда ведет меня компас.
Но факел угасает, ему недолго осталось гореть. Когда он погаснет, я выберусь на широкую, ровную дорогу и пойду вместе со всеми…Но, возможно, раньше я успею увидеть цель! Ведь судьба дает мечтателям шанс, наша задача лишь не упустить его… Ради призрачного шанса я иду сейчас этим трудным путем. Мне не нужны колдуньи, я слишком сильно верю своей судьбе… Почему так медленно тянется время? Осталось еще две недели… По крайней мере, ценой невероятных усилий, включавших подделку документов, предоставление ложных сведений, подкуп, и ряд других более-менее серьезных нарушений, я добилась разрешения на встречу с ним. А дальше – поживем, увидим…
Должно быть, солдатам тоже казались бесконечными минуты перед решающим боем…
Амига же снова поссорилась со своим рыцарем… Мне кажется, он не стоит ее внимания… Хотя, впрочем, кто я такая, чтобы судить об этом… Безумная вельва, которая неспособна увидеть своего будущего, вот кем я являлась. Да, я могла видеть чужое. Я видела, что раз поезд их отношений изначально пошел по неверным рельсам, состав уже не вернется на нужные пути. На самом деле, в мире есть момент, когда сходятся звезды, тот самый единственный шанс. Упустишь его – и поезд ушел в неверном направлении.
– Насколько легко его упустить?
– Легко, очень легко… если это не твой поезд.
– А если твой?
– Совершенно невозможно.
И вот наконец, мой день настал. Такой ожидаемый, такой невероятный. И как я уже упоминала ранее, судьба, конечно же, распорядилась иначе, чем сделала бы я, будь я на ее месте.
Я совершила короткий перелет до космодрома, откуда небольшой космический шаттл должен был снова доставить меня в астрогородок. Лететь недолго. Всего пара часов и я буду на месте. Завтра состоится наша встреча. Что есть завтра в сравнении со всеми бесконечными днями и месяцами, которые я ждала?
А на следующий день в новостях я услышала историю Рика Стоуна. Я видела лицо этого человека, который говорил: «Ну и пусть, в мою честь еще назовут звезды!» И чувствовала, как холод окутывает мое сердце. Я слышала звон в ушах и не понимала, как это могло произойти?! Неужели Ольга была права? Неужели под мой компас подложили топор, и он все это время вел меня неверным курсом?
– Как, как ты могло меня обмануть? – спрашивала я свое сердце. – Но ведь цвело же белое дерево… Оно что тоже может зацвести по ошибке? Как почки, которые вдруг появляются в январе, во время случайной оттепели?
Что же происходит? Неужели же я могла так ошибиться? Значит, его улыбка, и все что было после… Все мои усилия были напрасны? Я приложила столько сил, чтобы пройти этот путь, и что же? Вместо благородного короля я встретила биоробота? Видимо, мои детские мысли были верными, и я не зря недолюбливала его прежде…
Я встала, налила себе кофе и задумалась. Или я неправа? Или женщина должна любить своего избранника независимо от совершаемых им поступков? Так называемая безусловная любовь? Только она и есть истина? Любовь и всепрощение… У меня в жизни случалась безусловная любовь, был человек, которому я могла бы все простить. Но здесь другой случай. Я полюбила Героя с большой буквы. Но если он способен на такие поступки – значит, я просто… обозналась. Да, звучит смешно, особенно если ты потратила на это полгода жизни! Я позвонила в пресс-центр.
– Добрый день, на сегодня у меня было назначено интервью с Астронавтом № 1. Могу ли я заменить его на интервью с Риком Стоуном?
Девушка, которая взяла трубку рассмеялась.
– Вы уже пятый журналист, который попросил об этом сегодня.
Я вздохнула. Значит, его осудили все. В том числе и я. А вот Мария, наверное, поступила бы иначе…
– Так это возможно? – снова спросила я.
– Приходите к часу.
Я повесила трубку и задумалась. Я хочу поговорить со Стоуном, чтобы понять, что произошло.
Ровно в час я была в пресс-центре, мы встретились со Стоуном, который оказался милым, улыбчивым человеком и произвел самое благоприятное впечатление. Что интересно, с каждой минутой его взгляд, обращенный на меня, теплел – не зря я приложила столько усилий в работе над своей внешностью!
– Вот бы мне такую женщину, – говорили его глаза.
– Эх, не для тебя я старалась! – думала я в ту минуту.
– Пожалуйста, расскажите еще раз, что произошло, мне нужна информация, что называется «из первых рук».
Он замялся, словно бы не желая говорить о чем-то неприятном и недостойном. Потом ответил:
– Ничего. Это самая обычная история, такие случаются в космосе на каждом шагу. Более того, я скажу, что оставить меня на базе было правильным решением, оно принято в соответствии с галактическим кодексом. Это абсолютно справедливо.
– Почему произошло возгорание?
Стоун пожал плечами.
– Такое бывает. Это же космос – другая плотность атмосферы, незнакомые вещества. Кто знает, в чем истинная причина. Нас предупреждают об этом, когда становимся на этот путь. Мы понимаем, что должны отдавать свои жизни ради общего дела.
Я кивнула.
– Я хотела спросить про Стоун Блю Энерджи. Так ведь хотели назвать минерал?
– Хотели. Что ж… Мне, конечно, немного обидно, судя по всему, скоро он станет основным источником энергии. Хотелось бы, чтоб он носил мое имя, ведь я открыл его. Но нет – так нет. Я не стану тратить время на пустые споры.
– Почему камню не дали ваше имя?
– Потому что ему дали имя человека более известного, более достойного, наверное.
– Я просто не могу понять, зачем ему это? Мало славы? Мало признания?
Стоун рассмеялся.
– Нам всем нужно подтверждать свои результаты. Мы хотим постоянного признания наших заслуг. А что до славы – много ее не бывает!
– Но мне кажется, это как-то слишком мелочно… Как вы думаете?
– Мне кажется, это нормально. Возможно, на его месте я поступил бы также.
– А сам он, что говорил по этому вопросу?
– Как обычно – «без комментариев». Это его любимая фраза.
– То есть он считает, что раз уж он прославленный герой – мы должны закрыть глаза на эту небольшую оплошность?
– Что значит эта оплошность в сравнении с его заслугами, – ответил Стоун, и я восхитилась его благородством. – Возможно, будь на моем месте другой человек, он поступил бы иначе. Но я понимаю, там, в космосе, мы живем на пределе возможностей. С каждым может случиться подобное. Поэтому я отношусь к этому спокойно. Нам удалось сохранить прекрасные отношения.
Я поблагодарила Стоуна за интервью. Обратно я возвращалась, поглощенная своими мыслями. Я шла пешком. Вот я и узнала всю правду, которая оказалась горькой. Я много дней шла по ложному следу и сейчас оказалась в тупике. Осталось лишь вернуться домой. И начать жить заново…
Дни бежали, но я никак не могла забыть о случившемся. Я не верила, что сердце могло обмануть меня. И белое дерево… Конечно, я всегда была лишь мечтательницей, самообман был моим любимым развлечением… И все-таки, одна мысль отрезвляла меня. Ни о чем я не мечтала сильнее, чем увидеть восхищение в глазах Эвальда Бергмана. Сколько простора для фантазии и иллюзий! Но ни разу, ни на секунду я не смогла бы вообразить, что оно было, просто потому что этого не было! А значит, я все-таки вижу объективную реальность, пусть и сквозь «тусклое стекло»…
Однажды мы с Амигой сидели в своем кабинете. Она вдруг сказала:
– Слушай, а ты пойдешь в выходные на похороны?
– Куда? – опешила я.
– На похороны. Ну, Стивен Салливан. Он же умирает. Вряд ли он продержится дольше одного дня.
– Кто это? – я с досадой прикусила губу: несмотря ни на что, Амига разбиралась в астронавтике лучше меня! Я вот даже не слышала ни про какого Стивена Салливана! А он умирает!
– Это пилот, он пострадал при пожаре, во время дела Стоуна. Сейчас он в больнице. Говорят, он вряд ли переживет сегодняшний день. Хотя не знаю, почему все так уверены. Станислав говорил, что он в сознании…
Я вскочила.
– Я должна увидеть его! – сказала я.
Я опросила уже всех, кто остался в живых, никто не мог дать мне нужной информации! И вот – оказалось, что есть умирающий Салливан! Вдруг он сможет пролить свет на это загадочное происшествие!!!
– К нему нельзя, – засмеялась Амига.
– Посмотрим. Говорили, что в древнеиндийские гробницы тоже нельзя. И до сих пор, кроме меня никто туда не спускался.
– Ты рассчитываешь залезть сквозь крышу?
– Если понадобится – сквозь стену!
– Но зачем? Это старая история. Об этом не будут больше писать!
– У меня свой непрофессиональный интерес, – ответила я и решительно вышла из редакции.
Я почти вбежала в здание больнице. На рецепции приветливая девушка рассказала мне, где найти Салливана, но подтвердила, что к нему нельзя. Он умирает и не в состоянии принимать представителей прессы. Что ж. Значит, придется действовать иначе.
Я обошла вокруг здания, определяя, где его окна. А потом, как и предположила Амига, спустилась с крыши, распахнула окно (у меня были свои приспособления, чтобы открывать окна), вошла в палату и закрыла дверь.
Лицо Салливана было закрыто маской, но даже сквозь нее было видно, что он получил сильнейшие ожоги.
– Стивен, вы слышите меня? – спросила я. – Я журналист «Гэлакси Интернешнл». Я прошу прощения, что потревожила вас. Я знаю, вам сейчас тяжело. Но я ищу правду. Правду о том пожаре. Я говорила с Риком Стоуном и другими. Но мне кажется, кто-то обманывает меня. А я не люблю, когда меня обманывают. Вы поможете мне?
Он не ответил и не открыл глаза.
Тогда я села на кровать, взяла его за руку и стала говорить. Я рассказала ему о том, как трудно мне было поверить себе, услышать голос сердца, и как мучительно пережила я обман.
– Понимаете, когда тебя предает собственное сердце, это уже потолок? Как вам кажется? Как я могу впредь поверить другому, если не верю даже себе? Как я могу верить Богу, если его проводник лгал мне?
Я замолчала. Салливан высвободил свою руку и сделал жест в сторону шкафа.
– Там, в кармане пиджака, – прошептал он. Мне показалось, что сознание покинуло его.
Я бросилась к шкафу и извлекла из кармана ручку.
– Но это лишь ручка! – сказала я. Салливан не ответил. Я поднесла ручку к свету. В коридоре послышались шаги, кто-то приближался к палате. Но я уже успела понять, что ручка имела встроенную видеокамеру.
– Спасибо, – прошептала я, но умирающий уже не мог меня слышать. Я распахнула окно и в следующее мгновение оказалась на крыше, сжимая свое сокровище. Потом я услышала, как кто-то крикнул:
– Черти что, а не госпиталь! Какой идиот оставил открытым окно?
Я замерла. Окно с грохотом закрыли. В ту минуту Салливан уже был мертв, я успела вовремя.
Дома я подсоединила ручку к компьютеру, и в полной тишине посмотрела запись. Потом спрятала ручку в сейф.
И молвил Тор:
…Неохота мне вброд
брести по заливу
и ношу мочить;
не то проучил бы
тебя, сопляка,
за брань и насмешки,
на берег выйдя…
Я долго сидела на полу, понимая, что мне нужно сделать звонок, но не могла побороть охвативший меня страх. Я чувствовала, как холодеют руки, встала, но дрожавшие ноги не держали. Я выпила горячий чай, потом еще и еще, но теплее не становилось, страх не отпускал. Я чувствовала, что на кону стоит моя мечта, она висит на волоске и в любую минуту может сорваться в бездонную пропасть, исчезнув в потоке времени безвозвратно. Тогда я достала из шкафа бутылку виски, воистину это живая вода, если не использовать ее слишком часто! После пары рюмок, я почувствовала, как кровь прилила к рукам и ногам, ощутила теплое покалывание, а пропасть показалась вдруг вовсе не глубокой. Я взяла трубку и набрала номер пресс-аташе комитета по астронавтике.
– Макс? Добрый вечер. Я работаю на «Гэлакси Интернешнл», помните меня? Я договаривалась об интервью с Астронавтом № 1, а потом отменила его. Так вот, я хотела бы попросить об одолжении. Не могли бы вы снова договориться? Я очень хочу сделать это.
– Вы что издеваетесь? – в голосе Макса слышалось раздражение, – Это вам не игрушки. Вы не можете менять решения, когда вам вздумается!
– Послушайте, я отменила интервью из-за истории со Стоуном. Тогда многие так сделали. Неужели у него не хватит великодушия закрыть на это глаза и согласиться встретиться со мной? Я думала, он выше таких мелочей.
– Причем тут великодушие! Больше всего на свете он не любит безответственность и неисполнительность. Ваш поступок – абсолютная безответственность в его глазах.
– Но может, имеет смысл попробовать?
– Он сказал, что никогда ни с кем из «Гэлакси Интернешнл» встречаться не будет. Это мое последнее слово.
– Хорошо, спасибо. Извините.
Я повесила трубку. Что ж. Раз так – я найду другой способ. Он не знает моего имени, я могу обратиться от лица другого издания. Я позвонила Юлии, моей давней подруге, редактору крупной газеты.
– Мне нужна помощь, – сказала я и кратко описала ситуацию.
– Ну ты даешь! – только и могла сказать Юлия. – Я попробую сделать все, что смогу.
Ровно через месяц мои новые документы были готовы. Газета называлась «Полночная звезда». Решительный миг настал. Главным было одно – ошибиться мог кто угодно, кроме сердца, это я знала точно. Мой компас оказался надежен, не подвел в трудную минуту, и долго петлявшая дорога привела к цели. Я наконец-то на месте. Моя партия близится к завершению. Пошел последний отсчет.
Я провела ночь в отеле в астрогородке, я почти не волновалась. Вечером я еще раз посмотрела подготовленные вопросы, проверила свою технику, после чего отправилась в душ. Я посмотрела на себя в зеркало – кажется, мои усилия не пропали даром. Не могу сказать казалась ли я красивой, но однозначно это был максимум, я достигла своей вершины, хотя бы в чем-то.
Потом я легла спать. Очень странно, но я смогла заснуть. Более того – мне приснился сон. Согласно этому сну, я жила в каком-то пансионате или отеле. Что, впрочем, было верно. Настало обеденное время, и я спустилась в столовую, там было людно, очень людно! Отстояв огромную очередь, я все же смогла приобрести еду, и вот теперь, стоя с тяжелым подносом в руках, заметила, что сесть мне негде. Осмотрелась. Мест нет. Придется ждать. И я ждала, ждала, ждала. Потом освободилось несколько столов, но к ним не было стульев. Есть стоя я не захотела и решила подождать еще. Потом люди стали уходить, появилась возможность подсесть за чей-то стол, но я не хотела. А потом – время шло и шло, обед заканчивался, меня окружал добрый десяток пустых чистых столов, но я по-прежнему стояла с подносом в руках. И тут я увидела его. Во сне не было видно лица, я просто поняла, что это был он. Он был не один, видимо в компании родственников – его мать, отец, двоюродные братья и сестры. Они прошли в ВИП-зал и сели за большой овальный стол. Им принесли еду. Одно-единственное место рядом с ним оставалось свободным, и я поняла – сейчас или никогда. Я решительно подошла к столу, приблизилась к нему, наклонилась к самому уху и сказала шепотом: либо я сяду и поем здесь, либо не буду есть вообще.
Он молча отодвинул стул, я села и принялась за еду. И тут заметила, что остальные положили ложки и смотрят на меня. Сначала они просто смотрели: молча и осуждающе. Наконец заговорил отец. Он говорил безлично, что-то о правилах приличий для женщины, остальные согласно кивали. Потом мать взглянула на него и произнесла:
– Неужели ты действительно хочешь сказать, что вот она – мать вытянула подбородок в мою сторону, – и есть та девушка, которая тебе нужна? Это же абсурд!
Все снова согласно закивали. Я молчала. Они не знают меня, успокаивала я себя, вот узнают и изменят свое мнение! Но больше всего меня поразила его реакция: он не возражал, не пытался доказывать истину, он даже не произнес ни слова! Он просто улыбался своей знаменитой улыбкой, такой уверенной и гармоничной, той, по которой я его узнала. Он как будто бы говорил: говорите, говорите, я все равно знаю лучше…
Прозвонил будильник. Я проснулась и забыла свой сон. И вспомнила, когда уже стояла перед зеркалом. Мое такси подъехало. Я могла идти. Я оглядела себя: да, в этот раз я выглядела иначе – блестящие аккуратно причесанные волосы, черное платье, изящно украшенное серебристым поясом, и кольцо-талисман на пальце. Я всегда надевала это кольцо, если требовалась удача. Надеюсь, оно не подведет меня. Я взяла сумку и тут вспомнила сон. В задумчивости я спустилась к такси, в задумчивости ехала до пресс-центра. Что означает этот сон? Мои сны всегда сбывались прежде… Хотя никого из его родных уже не могло быть в живых…
Я открыла дверь и вышла. Морозный воздух окутал меня, на миг стало тяжело дышать. Или это от волнения? Я пересекла площадь, вошла в пресс-центр и показала удостоверение. Милая девушка-блондинка в синей униформе улыбнулась мне.
– Пойдемте, я вас провожу, – сказала она. – Он еще не прибыл.
Я улыбнулась.
– Этого и следовало ожидать, – ответила я вслух, а про себя подумала: Один-один. В тот раз опоздала я. Хотя нет. Два: Один. Еще я отменила встречу.
Мы прошли по ведущей на второй этаж винтовой лестнице, и девушка распахнула передо мной дверь в переговорную комнату. Белые стены, пустота, о Боже, как здесь неуютно!
Я опустилась на стул, сотрудница центра удалилась, и я осталась одна со своими мыслями. Секунды растягивались, словно в предсмертную минуту, я вспомнила всю свою жизнь. И вдруг появилось невыносимо сильное желание – сбежать! Просто сбежать, так и не узнав, что там, в могучем кулаке судьбы – туз или черная метка. Моя жизнь поставлена на карту. И тут произошло озарение – я поняла, что напрасно думала о том, что мне предстоит последний бой. Этот бой означает конец поединка, который закончится лишь, чтобы начался следующий. И не стоит опускать оружие, не стоит сдаваться, нужно открыто и смело взглянуть в глаза судьбе. Пусть так, я не буду прятаться. Тем более, что это бесполезно. Чему быть, того не миновать!
Воинственная Брюнхильда проснулась во мне, она открыла свои дивные глаза, вытащила из ножен меч, проверила копье и поднялась на битву с самим Сигурдом, величайшим героем всех времен. Она шла, чтобы сражаться до победы, заранее зная, что будет побеждена.
Дверь отворилась, он вошел. Я поднялась навстречу. На этот раз уже он был в тельняшке и непричесанный, создавалось впечатление, что он только проснулся. Или это от шапки? Он застыл на секунду, смерив меня изучающим взглядом. Мне показалось, что он не узнал меня. Но тут он улыбнулся и сказал:
– А, это снова вы? Простите мое опоздание.
Я улыбнулась в ответ. Держаться тепло, но уверенно и с достоинством – слепым обожанием его не удивишь, думала я. В этом была моя стратегия, разработанная при полном отсутствии тактики.
– Все в порядке, – ответила я.
Он огляделся.
– Боже, как здесь неуютно! – сказал он вдруг. – Раз уж нам непременно надо сделать это интервью, давайте, что ли, пообедаем. Заодно и поговорим.
– По-что? – спросила я, думая, что ослышалась.
– Пообедаем. Вас как зовут?
– Лара.
– Очень приятно. Идемте, Лара, берите свои вещи, поедем в какое-нибудь более подходящее место.
Словно во сне я проследовала за ним, мы промчались на лифте куда-то вниз, а потом долго ехали по темному тоннелю, пока не оказались у дверей ресторана. Мы вошли, к нам кинулись десятки официантов, он молча остановил их движением руки, показав столик, который хочет занять. Я удивилась этому королевскому жесту, но они повиновались ему, словно дрессированные животные. Мы прошли к столику. Нам принесли меню. Мы сделали заказ, и я приступила к процессу интервьюирования. Сначала задавала вопросы, он отвечал, и я едва успевала поражаться скорости его мыслей и умению облекать их в слова. Он был удивителен.
Потом принесли еду, мы продолжали интервью, а потом вопросы закончились. Я поблагодарила и убрала записывающие звук устройства.
– Можно теперь я задам вопрос? – спросил он.
Я кивнула.
– Вы всегда так мало едите?
Я посмотрела на тарелку с салатом, который остался почти не тронутым. Сок и салат, вот все, что я заказала.
– Да, всегда, когда нахожусь в компании незнакомцев.
– Почему?
Я смутилась.
– Не знаю… Мне кажется, еда – это что-то очень личное… Процесс приема пищи не должен быть публичным.
– А для меня стала публичной вся моя жизнь. Благодаря таким, как вы, – он грустно улыбнулся.
– Простите, – искренне сказала я.
– Ничего. Расскажите о себе.
Я подозревала, что он спрашивает обо мне лишь для того, чтобы не позволить мне задать новые вопросы о нем, он пытается огородить свою личную жизнь от посторонних людей. И мне вдруг захотелось, чтобы мы были на равных, я решила снять доспехи и остаться перед ним беззащитной, это было бы справедливо, ведь я знала о нем все! И я начала рассказывать о себе, о родителях, о работе, о статьях, о том, как ненавидела астронавтику. А потом еда подошла к концу. Кофе был выпит, и значит, настала пора расходиться.
