Виктория Старкина
Эдда. Симфония звезд
Я летел в астрогородок. Я был отчаянным мечтателем, хотел совершить невозможное и частенько мне это удавалось. Я был тщеславен и амбициозен, лишь первенство устраивало меня всегда и во всем. И я готов был без колебаний отдать жизнь за свою мечту. И вот сейчас, я пытаюсь понять, когда, в какой момент переступил ту тонкую грань, за которой мечты превратились в наваждение? Этот магический квадрат мгновенно затянул меня, и, если раньше я обладал амбициями, теперь они владели мной. Я шел, нет, летел, от одного достижения к другому, результат за результатом отмечали вехи моего жизненного пути. Мне встречались люди, милые и дружелюбные, они аплодировали мне, любили меня, они улыбались, хлопали меня по плечу. Я не знал этих людей, но они вошли в мою жизнь и так и остались в ней. И я шел, все дальше и дальше по избранной мною дороге, рассчитывая каждый свой шаг, ни на секунду не теряя из виду цели. Я знал, что многие в глубине души ждут моего поражения. Нам нравится, когда падают сильные, ведь это доказывает, что и они, всего лишь люди. И я старался держаться, ни на секунду не расслабляясь, мое внимание все время было сконцентрировано на словах, что я говорил, на поступках, которые я совершал. И, конечно же, на моей работе, которую я ставил превыше всего. И я бежал, бежал, не позволяя себе ни минуты отдыха. И вот сейчас, спустя почти сто пятьдесят лет, я впервые остановился.
Я остановился и оглянулся по сторонам. Что я вижу? Где я? Что это за странная, пустыня, что это за обгоревшие уродливые постройки окружают меня. Почему я один? Разве сюда я шел? Разве здесь я хотел оказаться? Как я вообще попал сюда?
Все это время я придерживался верного курса. Я не заметил никаких ошибок. Я сделал все правильно, не отклонившись от своего блестящего плана ни на секунду.
Так почему же сейчас меня не покидает ощущение, что я оказался там же, откуда ушел когда-то?
Я видел крошечную точку на теле Вселенной: в ней был маленький мальчик, оплакивающий смерть своих родителей. Он не совершил в своей жизни ничего. Он не знал, куда ему идти. И было в нем лишь глубокое отчаяние, лишь черная безысходность. И видел другую точку: в ней был взрослый мужчина, который прошел длинный путь. Он тоже не знал, куда идти дальше. Он чувствовал то же отчаяние.
И эти две точки – совпадали.
***
Так зачем же я столько лет боролся с собой, совершал сверхусилия и сверхпоступки, зачем же столько раз я пересек Галактику от края до края, если в итоге есть лишь я и пустота?
Я и пустота. Отчаяние и безнадежность. И бескрайние просторы Вселенной, которые все еще ждут меня, сверкая ледяными каплями жестоких звезд.
Мы подлетели к астрогородку. И я попросил немного отклониться от курса. Я решил заехать к Марии.
Она не ждала меня, и, кажется, была удивлена моим появлением.
– Что ты тут делаешь? – изумленно спросила она. – Ты же должен улететь через три дня?
– Должен, – ответил я.
– Ты заехал попрощаться?
– Не совсем. Я заехал кое-что спросить. Пустишь меня?
Она отошла в сторону, и я вошел в дом. Мария закрыла дверь. Мы прошли на кухню.
– Хочешь что-нибудь? – спросила она.
– Нет. Спасибо.
Мы молчали, глядя друг на друга.
– Так спрашивай! – сказала она.
– Я хотел спросить, – мне трудно было подобрать нужные слова, – А если бы я вдруг передумал… Если бы решил остаться… Это бы изменило твое решение? Ты бы осталась со мной или нет?
В ее глазах вспыхнуло удивление, нет, даже какая-то подозрительность мелькнула в этом взгляде.
– Это ты спрашиваешь абстрактно? Гипотетически? – спросила она.
– Нет, я спрашиваю совершенно конкретно. Если я скажу, что остаюсь, ты изменишь свое решение? – твердо спросил я.
Она молчала, раздумывая. Но, должен отметить, что колебалась она недолго.
– Нет, – решительно ответила она. – Не изменю.
Я одновременно ждал и боялся этого ответа.
– Почему? – спросил я.
Это «почему?» включало тысячу вопросов: «потому что я чем-то обидел тебя?», «потому что тебе было плохо со мной?», «потому что нашелся кто-то лучше?», «потому что ты, как и все, считаешь меня бездушной машиной?», «потому что все было ошибкой с самого начала?»
– Почему… – она произнесла она с сомнением, – Не знаю, как и ответить… Я не хочу говорить.
– Я настаиваю. Ты должна мне ответить! – я подошел к ней ближе, несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу, но мне показалось, что это противоборство продлилось бесконечно долго.
Мария взяла хрустальный бокал и с силой бросила его на холодные плитки каменного пола. Я с недоумением смотрел на сверкающие в свете лампы осколки.
– Бокал разбился, мой самый любимый, – сказала она. – Ты можешь собрать их и склеить?
Я покачал головой.
– Это сложно. Да и вряд ли он будет таким, как прежде. Проще купить новый.
Мария нахмурилась и кивнула головой. Потом снова посмотрела на меня.
– Так и с нашими отношениями, Алекс. Проще купить новые.
Что ж. Я пришел сюда с тем, чтобы это услышать. Я лишь хотел удостовериться.
– Прощай, Мария, – сказал я. – Спасибо за все и будь счастлива. Удачной тебе покупки.
– Удачного тебе полета, – ответила она.
У двери она протянула мне руку, я пожал ее. Потом я отпустил ее ладонь и сделал шаг в темный холодный вечер. Сумерки закончились. Снег тускло светился под проявившейся на темной кальке неба серебристо-синей луной. Я покидал дом Марии. Я покидал ее жизнь. Страница была перевернута.
Дверь снова отворилась.
– Алекс! – позвала Мария. Я обернулся. Неужели она решила вернуть меня? Она стояла на пороге и держала клетку, в которой сидел Капитан Флинт.
– Мне кажется, тебе следует забрать его.
– Почему? – спросил я.
– Потому что у меня теперь новая жизнь. К тому же это твой попугай. С ним тебе будет не так одиноко. А я…– она замолчала.
– Надеешься родить ребенка?
Мария кивнула.
– Значит, твой приятель не астронавт? – улыбнулся я.
– Нет.
– А кто он?
– Нормальный человек.
Я взял клетку.
– Ну что ж, удачи вам. Думаю, у вас все получиться. Пошли приятель, – сказал я, обращаясь к Капитану Флинту. – Мы найдем себе новый дом.
Мария кивнула и закрыла дверь. Я вернулся к флаеру. Поставил клетку.
– Куда теперь? – приветливо поинтересовался робот.
– В гостиницу для астронавтов, – ответил я.
– Хочу напомнить, что вы живете в отдельном коттедже на территории астрогородка, предназначенной для особых гостей, – вежливо напомнил робот, полагая, что я запамятовал.
– Я знаю, – улыбнулся я, – В гостиницу, пожалуйста.
Минут за двадцать мы добрались до гостиницы. Я вошел внутрь. Девушка за стойкой подняла глаза и тут же расплылась в улыбке: она не ожидала такого гостя.
– Добро пожаловать! – сказала она, на этом видимо, слова закончились, она не смогла справиться с волнением и замолчала.
– Добрый вечер, – я облокотился на стойку. – Я хотел бы видеть Эвальда Бергмана.
– О, я сейчас посмотрю. Бергман… Кажется он уже вернулся с ужина. Он никогда не сдает ключи, прячет их куда-то… Думаю, он у себя в номере.
– Не возражаете, если я поднимусь? Или позвоните ему.
Девушка снова потеряла дар речи, поэтому я не стал дожидаться и направился к лифту.
Поднявшись на этаж, где жил Бергман, я остановился и огляделся. Как часто в прежние годы я останавливался в этой гостинице! Сколько всего связано с этими коридорами, комнатами, холлами!
Я дошел до двери Бергмана. Надеюсь, он в номере. Я остановился, не решаясь постучать.
Если я войду, обратной дороги уже не будет. Сейчас я должен принять решение. Сейчас или никогда! Я почувствовал страшное напряжение, не испытанное мною прежде, оно нарастало, становилось сильнее, сердце гулко стучало, казалось, оно сейчас выпрыгнет, я ощутил глухие удары в висках, как тогда, когда жители Аргунна ударяли в свои барабаны. Но сейчас я мог это прекратить. И я постучал в дверь. Ответа не последовало. Я постучал сильнее, еще сильнее. Наконец, за дверью послышались шлепки босых ног, потом дверь распахнулась. На пороге стоял Эвальд. Он явно только вышел из душа. Он обернул полотенце вокруг пояса, но с волос на плечи продолжала стекать вода, а на полу остались мокрые следы.
– Привет, я, наверное, не вовремя, – сказал я.
– Я не ожидал тебя увидеть, ты же должен готовиться к полету! – он явно опешил и не знал, как реагировать на мое появление. Я отодвинул его, вошел и закрыл за собой дверь.
Я посмотрел ему в глаза. Вот он, мой молодой соперник. Новый номер один. Я улыбнулся.
– Нет, друг мой! К полету должен готовиться ты. Если, конечно, не передумал.
Эвальд открыл рот, хотел что-то сказать, но так и не нашел слов. Потом в его взгляде мелькнуло подозрение. Он думал, что я разыгрываю его.
– Что это значит? Почему? Тебя что сняли? – спросил он, наконец.
– Да вот еще. Никто меня снять не может. Я сам себя снимаю. И пришел спросить, хочешь ли ты выручить меня? Готов ли ты заменить меня в этом полете?
– Но как же… А Союз… Они должны бы…
– Союз – мое дело. Не сомневайся, они тебя одобрят. Но ты сам? Ты хочешь? Ты готов к этому?
Его лицо озарилось детской счастливой улыбкой.
– Спрашиваешь! – почти крикнул он.
Я пожал ему руку.
– Тогда удачи, – сказал я. – Готовься и будь достоин своей миссии. Хотя я не сомневаюсь в тебе.
– Алекс, а ты? – спросил он, как-то осторожно. – В чем дело? Почему?
Я не знал, что ему ответить.
– Скажем так – я устал. Устроит тебя такое объяснение?
Он кивнул. И вдруг порывисто обнял меня. Мне показалось, что он сейчас заплачет.
– Ну что ты, прямо, как девочка, – растерянно пробормотал я, – намочишь меня.
Я отодвинул его, хлопнул по плечу и направился к двери. У самой двери мне вдруг пришла в голову мысль. Я снял с шеи цепочку, с висевшим на ней значком. Это была неровная звезда – устаревший символ Союза астронавтов. Никто уже не носил такие, кроме меня.
Я подошел и надел ему цепочку на шею.
– Она много раз приносила мне удачу, я никогда не снимал ее, – сказал я. – Теперь удача понадобится тебе. А мне… У меня все будет хорошо.
И я вышел прежде, чем он успел что-нибудь ответить. Я бегом спустился вниз.
Симпатичная девушка за стойкой с недоумением посмотрела на меня – она никак не могла понять, почему Астронавт № 1 выходит от Эвальда Бергмана совершенно мокрый.
Я коротко кивнул ей, и спустился к флаеру.
– Куда теперь? – спросил робот.
– В центр управления полетами. Думаю, Жан-Батист все еще на работе.
Робот кивнул.
– Вас окатили водой? – поинтересовался он.
– Почти, – ответил я.
Полет до центра управления не был долгим. Но я уже перестал волноваться. Во мне проснулась какая-то странная лихость – я совершал, впервые в жизни, безумные, невозможные поступки и получал от этого колоссальное удовольствие.
Я бегом поднялся по лестнице, пересек коридор, и постучал в дверь кабинета Председателя Союза астронавтики.
– Входите, – раздался голос Жана-Батиста. Я был прав. Он все еще был на работе.
– Это я, – сказал я, входя.
Жан-Батист сидел за столом. В кабинете было темно, лишь свет настольной лампы и тусклое свечение монитора освещало рабочее пространство Жана-Батиста.
– А это ты? – спросил он. – Что ты тут делаешь? Нервничаешь перед полетом? Ну, присаживайся, я быстро тебя успокою! Он засмеялся скрипучим старческим смехом.
Я опустился на стул. Свет лампы упал на меня, и на лице Председателя Союза отразилось удивление.
– Чем тебя облили? – спросил он.
– Пустяки, – я махнул рукой. – Пустяки в сравнении с тем, что я пришел Вам сказать.
– Я слушаю, – спокойно ответил он.
Я помолчал. Как сказать этому человеку, который верил в меня столько лет, то, что я собирался ему сказать? Но был лишь один способ. Я должен был сказать правду, но не знал, как следует начать.
– Сними ты свою кофту, – сказал вдруг он. – Положи ее на стул, пусть подсохнет!
Это был дельный совет, и он давал мне возможность подумать. Я снял свитер, а потом снова сел напротив Жана-Батиста.
– А где твой амулет? – спросил он вдруг. – Неужто, потерял? Это дурной знак перед полетом… Хоть я и не верю в знаки и подобную чепуху!
Все стало вдруг легко и просто.
– Он у Эвальда Бергмана, – ответил я. – Я отдал амулет ему.
– Зачем же?
– Ему он нужнее, – я выдержал артистическую паузу, – Эвальд летит вместо меня.
Жан-Батист усмехнулся, потом смысл сказанного начал доходить до него, улыбке сбежала с его лица, брови стянулись в одну линию, и он сурово взглянул на меня.
– Что это значит? – спросил он мрачно. – Если это шутка, то она очень неудачна.
– Это значит, что я ухожу. И это не шутка. Я оставляю службу.
– Ты не можешь! – Жан-Батист вдруг оглушительно хлопнул по столу кулаком, – Ты не можешь подвести меня!
– Я и не подвожу, – я был готов к подобной реакции, – Эвальд давно уже не хуже меня, а может быть в чем-то лучше. Он молод и силен. Он справится, я не сомневаюсь.
– Но ты подписал контракт! Ты не можешь уйти! У тебя нет оснований! Я не отпускаю тебя! – кричал Жан-Батист.
– Основания есть всегда, – заметил я. – Я ухожу по статье 318.
Жан-Батист изумленно уставился на меня.
– Ах ты, мерзавец, – прошептал он, – ты же говорил, что никогда ею не воспользуешься!
– Никогда не говори никогда, – ответил я.
Жан-Батист опустился на стул и закрыл лицо руками. Мне внезапно стало жаль его. Передо мной сидел не бесстрашный суровый руководитель Союза, а дряхлый старик, которого, казалось, оставили последние силы. Мы долго сидели молча.
– Уходи, – сказал он, наконец, не открывая лица. – Уходи.
Я поднялся и направился к двери.
– А знаешь, Алекс, что я о тебе думаю? – крикнул он мне вслед. – Что ты дурак! Такой же дурак, как и Лайонес Веллингтон, вот что я думаю!
Я улыбнулся. Даже самому себе я не смог бы ответить, правильно ли Жан-Батист угадал причину моего ухода.
– А знаете, что я думаю о вас? – спросил я. – Однажды меня спросили, кто самый близкий человек для меня. Ваше имя первым пришло мне в голову. Я потерял отца, когда мне было десять. И снова обрел его, когда мне исполнилось восемнадцать. Ближе вас у меня никого нет. Простите, если я оказался плохим сыном.
Он опустил руки, поднял на меня морщинистое лицо, на котором по-прежнему ярко светились серо-голубые глаза. Он встал, опираясь на стол. Видно было, что ноги почти не держат его.
– Подойди, – сказал он. Я подошел ближе.
– Подойди и обними меня.
Я в одно мгновение оказался рядом с ним, обнял старика, и почувствовал, как задрожали его плечи.
– Ты славно служил, мой мальчик. Для меня ты всегда будешь номером один, – сказал он. – Такого, как ты, не было и не будет. Ты сделал для нас все, что мог. Теперь иди. И будь счастлив! Ну же! Уходи!
Он плакал.
– Я не могу оставить вас в таком состоянии. Может быть, позвать кого-нибудь? Или отвезти вас домой? У меня тут флаер.
– Не стоит. Всю свою жизнь, сколько себя помню, я провел в этом здании. Что плохого может случиться со мной здесь?
– Хорошо. Я уйду. Но буду часто приходить, – сказал я. Я отпустил его, он снова сел, а я надел свитер и направился к выходу. У самой двери Жан-Батист окликнул меня.
– Алекс!
Я обернулся.
– Как ее зовут? – спросил он и хитро улыбнулся.
– Не понимаю, о ком вы, – ответил я.
Он махнул рукой.
– Знаешь, а я так и не обзавелся семьей. Всю жизнь посвятил работе. И вот теперь, в старости одиноко сижу в этом кабинете. Я прожил хорошую жизнь, я не жалуюсь, пойми меня правильно. Но иногда я думаю, а стоило ли?
Я покачал головой.
– Вы все неправильно поняли, – сказал я. – Я просто не хочу больше летать. Просто устал.
Я вышел и закрыл дверь. В эти секунды я был уверен, что сказал правду. Я вышел из здания. Мой свитер почти высох, и уже не было так неприятно.
– Куда теперь? – спросил робот.
И в этот момент я увидел незнакомую женщину, она пересекала улицу. Женщина вела за руку маленькую девочку. Им было холодно и неуютно на этой улице. Не представляю, как они вообще попали сюда!
– Думаю, надо подобрать этих потерпевших, – ответил я.
Мы остановили флаер.
– Подвезти вас? – спросил я.
Женщина чуть удивленно взглянула на меня, потом вдруг узнала, заулыбалась.
– Ну что вы, так неудобно, – сказала она.
– Ничего неудобного. Садитесь.
Я подал руку девочке, она вцепилась в нее, и я поднял ее в кабину. Женщина последовала за ней. Мы взлетели.
– Нам недалеко, – сказала женщина и принялась объяснять роботу маршрут.
– Мам, мам! – сказала вдруг девочка, – это же Астронавт № 1
– Да, дорогая, конечно, – сказала женщина. – Попроси у него автограф, пока мы летим.
Девочка вопросительно посмотрела на меня. Я достал открытку, которые у меня всегда были с собой, написал пожелания девочке и женщине.
– Спасибо, – ответила девочка.
Всю дорогу она щебетала о чем-то, смешно морщила свой курносый носик, рассказывала мне обо всем, что знала. Я не выдержал и погладил ее светлые кудрявые волосы, похожие на легкий пушок. Она засмеялась, а потом вдруг порывисто обняла меня. От неожиданности, я замер, прижимая к себе ее теплое маленькое тельце. Я почувствовал странную горечь, которая вдруг зашипела в моей крови, казалось, она побежит сейчас через край, как взболтанное шампанское. Я понимал, что в моей жизни никогда не будет такого теплого пушистого чуда. В эту минуту я знал одно – эта девочка оказалась теплее холодного света звезд.
Мы довезли их до дома, женщина сбивчиво поблагодарила меня, а девочка помахала рукой. Я улыбнулся и отдал ей честь. Они скрылись в доме. Робот снова обернулся ко мне.
– Ну что, куда теперь? – спросил он.
– Как здорово иметь водителя, который никогда не устает, – ответил я. – Теперь, пожалуй, домой. Я сделал все, что должен был.
– Во всех смыслах, – добавил я после паузы. Робот не ответил. Мы полетели к дому.
Мы летели, а я продолжал размышлять. Мне казалось, что я что-то сделал неправильно. Я всю жизнь все делал неправильно. Я сбился с курса. Это произошло когда-то давно. Сегодня я изменил маршрут, изменил радикально. И вот, я лечу домой. Почему же мне снова кажется, что я иду в неверном направлении?
– Хочу ли я лететь домой? – спросил я себя.
– Нет, не хочу, – ответил я себе же.
– Так, где бы я хотел сейчас оказаться? Что мне делать? Мария выгнала меня. Службу я оставил. Мои друзья сейчас ужинают со своими семьями. Неужели во всей Вселенной не найдется места для меня? Неужели, прав был Ли Дрейфус, когда говорил, что моя дорога ведет на Саркири?
Я горько засмеялся. Меня называли покорителем Вселенной, а теперь для меня не нашлось даже угла. Может быть, стоит вернуться в родительский дом? Пусть все закончится там же, где начиналось… Я ведь уже стар. Мне сто пятьдесят лет. Какая разница, где доживать свои дни? Но я не хотел возвращаться туда. И я не верил, что я уже стар. Я все еще полон сил. Моя жизнь не закончена. И как знать, может быть, я даже знаю, где мое место! Внезапно я ощутил это совершенно отчетливо. Я был хорошим астронавтом, полеты были моим миром, звезды – моим божеством. Но я устал. Да, слова, сказанные Эвальду Бергману, были правдой, я действительно устал. Силы, данные мне природой, были невероятны, но и они истощились. Я кончился как астронавт, и стены моего мира уже шатались, а еще недавно столь прочные опоры удерживали готовое рухнуть небо. И скоро я окажусь под обломками. А значит, мне остается лишь уйти строить новый мир и нужен стимул, которым может стать лишь то, что было доступно всем людям и чего был лишен я, ведь мир, в котором я жил, был ограничен до предела. Но теперь я знаю, где мое место, знаю, что мне нужно!
Новая мысль так поразила меня, что я схватил робота за плечо. Если бы роботы умели пугаться, он бы испугался.
– Разворачиваемся! – крикнул я. – Мы не полетим домой. Мы улетаем из астрогородка. Нам предстоит продолжительный полет, так что готовься!
Робот согласно кивнул, резко развернул флаер, так что меня откинуло на сидение. Я позвонил одному из знакомых, который работал в Службе Галактической безопасности. Эти люди знали все обо всех.
– Выручай друг, – сказал я, – мне нужно найти один адрес.
Надо заметить, это не составило проблем. Я назвал водителю точный адрес и закрыл глаза.
– Много раз в течение жизни, представлял, каким будет мой последний полет, – сказал я, обращаясь то ли к себе, то ли к Капитану Флинту. – Не в смысле, самый последний, а тот, последний – который приведет меня в точку, куда долгие годы я стремился попасть. Ведь каждый корабль стремится в свою гавань. Каждый человек мечтает попасть домой. Я представлял полеты через Галактику, за штурвалом межзвездных лайнеров, на скоростях многократно превосходящих световую.
Но я никогда не думал, что в последний полет отправлюсь на неказистом флаере, с исполнительным роботом-водителем, и не думал, что это полет будет таким коротким. Мы ничего не знаем о своей жизни. Мы никогда ничего не поймем.
Мои мысли смешались, и я уснул. Когда я открыл глаза, было уже утро. Мы прибывали в место назначения.
На этот раз я потрудился причесаться.
***
Флаер остановился. Я поблагодарил робота и отпустил его. Хотя как знать, вдруг меня не примут в этом доме? Куда мне идти тогда? Но я не хотел думать о поражении.
Робот улетел, а я поднялся на крыльцо, держа в руках клетку с Капитаном Флинтом, которая показалась мне вдруг невероятно тяжелой, и позвонил. Никто не ответил. И я испугался, а вдруг здесь никого нет? Вдруг я прилетел напрасно? А может быть, меня здесь никто не ждет… Может быть, мой прилет никому не доставит радости. И я почувствовал страх, такой, какого не испытывал ни пролетая мимо черных дыр на планету Саркири, ни во время межгалактической войны. Словно сейчас передо мной открылась гигантская черная дыра, которая постепенно поглощала меня. Я поднял глаза к небу.
– Я причинил много зла, не спорю, – сказал я неведомому собеседнику, к которому обращался лишь в самые трудные моменты своей жизни, – но это было ненамеренно. Я хотел, как лучше. Почему же ты наказываешь меня?
Небо ответило молчанием. И тут я услышал шаги. Кто-то приближался к двери. Мое сердце остановилось. Остановилась жизнь. Остановилось время.
– Кто там? – спросил встревоженный женский голос.
– Это я, Алекс, – ответил я, почти шепотом.
Дверь распахнулась. Лара стояла на пороге. Она была в белом халате, ее волосы были растрепаны, очевидно, я разбудил ее. Она стояла и смотрела на меня, в ее взгляде читалось непонимание, недоверие и испуг.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – У тебя же полет.
Я почувствовал, что голос вернулся ко мне.
– Нет, я отменил полет.
Она смотрела на меня. Мы долго-долго стояли в дверях и просто молчали.
– Почему? – спросила она.
– Я выбираю смертную жизнь с тобой, – ответил я.
Лара сделала шаг назад. Я вошел и запер дверь.
– Не надо так шутить, – сказала она. – Я же живой человек, зачем ты так со мной?
– Так не шутят, – я подошел ближе, протягивая вперед клетку с попугаем, словно доказательство серьезности моих намерений, – Это правда. Я оставил службу и передал свой полет другому. Я хочу остаться на Земле. Хочу остаться с тобой. Если ты позволишь, конечно. Кстати, знакомься – это Капитан Флинт. Он не говорит, но, возможно, ты сможешь его научить.
Лара отказывалась верить. Она улыбалась, ее глаза светились от счастья, но она все еще не доверяла, все еще не могла принять столь внезапное исполнение своей мечты.
– Но куда мы пойдем? – растерянно спросила она.
– В старый дом, он совсем заброшен. Мое родовое гнездо. Мы пойдем туда. Там нас никто не побеспокоит. Там мы будем одни.
Лара продолжала молчать.
– Я принес тебе подарок, не знал, что еще могу подарить, – я поставил клетку на пол достал сертификат собственности на звезду «Лунный камень» и протянул ей. Тысячи золотых солнц вспыхнули в ее холодных глазах.
– Звезда из лунного камня, – тихо сказала Лара. – Все как должно было быть… Добро пожаловать, Алекс. Добро пожаловать, Капитан Флинт.
И она заплакала, уткнувшись лицом мне в плечо. Я обнял ее, провел рукой по спутанным волосам.
– Ну зачем ты так, свитер только-только высох, – сказал я. – Какой-то он незадачливый… А я всю жизнь ненавидел ходить в мокрой одежде или обуви… Страшный дискомфорт…
Она засмеялась сквозь слезы.
– Так сними его, – сказала она.
И я не мог не согласиться, что это была действительно блестящая идея.
***
– Я бы хотел, чтобы у нас была самая настоящая обычная семья, – сказал я ей уже ближе к вечеру. – Самая-самая обычная. Но, к сожалению, это невозможно.
– Почему? – усомнилась Лара.
– По многим причинам. Во-первых, потому что мы оба не совсем обычные люди. Во-вторых, потому что моя популярность очень скоро испортит тебе жизнь, видишь, я предупреждаю заранее и у тебя еще есть шанс отказаться.
– Мы можем уехать туда, в горы. Ты оставил работу. Я могу сделать тоже самое. Не думаю, что мы заскучаем. Уверена, мы будем счастливы. И там нас никто не найдет. По крайней мере, мы сможем скрываться от мира долгое время.
– Посмотрим, – я не думал, что все окажется так просто. – И потом, дети. Ты знаешь, что для астронавтов это невозможно. А для меня тем более.
– Ты уверен? – напряженно спросила она, нахмурившись.
– Совершенно. Те скорости, на которых я подходил к планете Данаида, думаю, ты знаешь эту историю, полностью исключают подобную возможность. Не говоря уже о полете к Дальним Галактикам. Мне жаль, дорогая, но это так.
Лара откинулась назад и долго-долго сверлила глазами потолок.
– Знаешь, – сказала она. – Я женщина, я люблю, и я хочу этого ребенка. И не может быть, чтобы у Вселенной не нашлось крошечного комочка энергии, чтобы подарить его мне. Я так хочу – и так будет. И мне плевать на твою Данаиду и на твои скорости.
Я удивленно посмотрел на нее, ожидая продолжения.
– Я все сказала, – ответила Лара. – Так будет.
Она закрыла глаза, а я принялся оглядывать комнату. На стене напротив висела картина – удивительно красочный букет цветов, в вазе из аквамаринового стекла, они казались нереальными, фантастически яркими, совсем как закаты и рассветы на далеких планетах, на Земле я не встречал таких красок.
– Кто это рисовал?
– Я, – ответила Лара. – Я рисую иногда. Нравится?
– Да.
– И чем же? Я считала ее не очень удачной…
– Цветами цветов, – на мгновение задумавшись, ответил я.
Лара улыбнулась.
– Мой редактор послал бы меня подальше с такими фразами!
Я засмеялся.
Моя девушка из лабиринта была удивительной. Она смотрела на меня своими холодными глазами, напоминавшими синюю сталь. В них была вся бесконечность Вселенной, они были далекими и близкими. Совсем как звезды. Когда-то они казались мне недостижимыми. Но оказалось, что они куда ближе. Теперь они вновь ускользнули из моих рук. Я не жалел об этом. Видимо там, в зеркале Алефа, нам с Ларой удалось, подобно жителям планеты Аргунн, соединить сознания, и я был рад, что секрет серо-голубых обитателей далекой планеты не будет утрачен с их исчезновением.
Порой люди видят одинаковые сны, порой с ними происходит то же, что случилось с нами.
Я посмотрел на часы. Уже утро. Через пару часов Эвальд Бергман отправится в полет. Возможно, в прессе уже знают об этом. Еще немного и они начнут на меня охоту. Но у меня есть несколько спокойных минут, чтобы выпить кофе.
Я умылся и прошел на кухню. Лара еще спала. Я не очень-то люблю хозяйничать на чужих кухнях, я вообще не очень люблю хозяйничать. Капитан Флинт, увидев меня, отчаянно захлопал крыльями, и я выпустил его из клетки.
– Скажи «Лара», «Ла-ра», – несколько раз повторил я ему. Попугай опустился мне на плечо, царапая кожу когтистыми лапками.
Я открыл по очереди все дверцы шкафов, отыскал кофе, включил кофеварку и смотрел на темную горячую жидкость, стекавшую в чашку. Крепкий аромат наполнил кухню.
Впервые в жизни я был спокоен и никуда больше не спешил.
Я стоял и думал о тех трех днях, что видел в Алефе, о днях, которые мы провели с Ларой в доме моих родителей. Почему я решил бросить все, что было мне дорого, все, чему отдал долгие годы своей жизни, ради того, чтобы быть с ней? Ведь я мечтал лишь о полетах, лишь в космосе видел смысл существования и жил ради того, чтобы быть первым, Астронавтом №1! Что же было в том зеркале? Что могло меня изменить?
Более ста лет я совершал подвиги во имя человечества, но делал это лишь для себя. В те три дня я забыл о себе. Я отдавал другому существу, Ларе, все, что был способен отдать.
Эти три дня, увиденные в зеркале Алефа, были самыми счастливыми в моей прежней, бессмертной, жизни.
***
Прошел год, и старые рекламные плакаты на улицах были заменены другими, они сверкали надписями: «Эвальд Бергман – Астронавт № 1». Его именем называли вновь открытые звезды и планеты, он стал героем новостей и слухов, и сотни тысяч людей теряли покой, лишь взглянув на изображения молодого полубога.
И позабылись прежние кумиры, как забыты нынче древние боги, бывшие в давние времена хозяевами Земли. Бессмертные небожители превратились в обычных людей, подвластных могучему течению времени. Они больше не были лучшими, они больше не были первыми, их заслонил мишурный блеск несуществующих историй.
И лишь немногие помнят теперь последнюю песню подлинной космической Эдды – Об Александре и Ларе.
Которые, надо сказать, жили счастливо.
