Виктория Старкина
Эдда. Симфония звезд
Мне помог Ник. Он был старше и опытнее меня. Как-то раз, когда мы были одни, я рассказал ему о своих опасениях.
– Твоя неуверенность – наша смерть, – заметил он. – Ты должен верить, ты должен хотеть и должен знать. Знать на все сто процентов, что другого исхода быть не может. Тогда ты без напряжения пройдешь этот маршрут. Ты столько раз делал это в испытательных полетах, этот полет ничем не отличается от них. Ты сможешь, я верю в тебя, поверь и ты!
– У тебя нет сомнений? – спросил я.
– Ни малейших, – ответил Ник.
Если бы в ту минуту я услышал хотя бы намек на колебания, думаю, мой страх вырос бы многократно. Но Ник сказал это просто и уверенно.
– Насколько ты уверен? – снова спросил я.
– Как в том, что сейчас пойду и съем два печенья, – ответил Ник.
Самое важное, что сразу после нашего разговора он действительно пошел и на моих глазах съел два печенья. И я поверил ему.
Я как сейчас помню ту минуту, когда сел за штурвал корабля. Я думал о своей жизни, вспомнил родителей и сестру Викторию, вспомнил своих товарищей. Я думал о будущих днях, которые могли не наступить. Я думал о Боге, о том, знает ли он, где мы сейчас, следит ли его Всевидящее око за нашим передвижением среди остывших звезд?
Но едва мои руки коснулись штурвала, я забыл обо всем. Я не волновался и ни о чем не думал, а просто повторил те действия, которые делал сотни, нет, тысячи раз. Я был сейчас тем самым автопилотом, который управляет современными кораблями. Мои руки выполняли знакомые движения, я вносил в компьютер координаты, которые знал наизусть. Думаю, что в эти минуты я действительно не был человеком, я сумел выключить тревожные сигналы мозга, сомнений, страхов, колебаний не существовало для меня. Как не существовало и эмоций, надежд, желаний. Я не стремился пройти мимо черных дыр живым, а просто делал свою работу.
Я не помню момента, когда мы достигли Саркири. Как в тумане я слышал крики радости, поздравления, и единственное, что смог сказать:
– Подождите, нам еще надо вернуться обратно!
Но никто не слышал меня. Видимо, они так слабо верили в успех, что теперь воспринимали случившееся как чудо.
– Парень, ты великий астронавт и настоящий герой, – обнимая меня, сказал Ник, – второго такого нет и не будет!
Я почувствовал, как волна радости заполняет меня. Наверное, ради таких слов я жил, я почувствовал абсолютное счастье человека, стоящего на вершине покоренной горы. Оно длилось несколько мгновений. Потому что там я узнал, что есть другие горы, выше этой, там круче склоны и опаснее тропы, путь туда долог и идти трудно, но с тех пиков видно больше, чем я видел сейчас. Там мир, лежащий у твоих ног, кажется меньше. Туда звало меня сердце.
Но мы приближались к Саркири.
Через несколько часов мы опустились на поверхность планеты. В этот день мы устроили небольшую вечеринку на борту, мы не хотели покидать корабль. Хотя, в наше задание входил беглый осмотр планеты и нанесение на карту примерного местонахождения будущих тюрем.
Ночью я спал крепким, беспробудным сном. А наутро мы отправились исследовать планету. Океан занимал почти всю ее поверхность, на расстоянии тысяч километров друг от друга находились лишь небольшие островки, на которых планировалось возвести тюремные постройки.
Мы плыли по желтоватой поверхности океана, которая переливалась всеми оттенками рыжего, красного, коричневого и казалась расплавленным золотом, с примесями другой руды. Но, тем не менее, наше состояние становилось все более угнетенным, а вскоре мы перестали замечать красоту сверкающей водной пустыни.
– Ник, ты чувствуешь, здесь словно что-то не так? – спросил я.
– У меня мурашки по коже, – признался Ник. – Никогда прежде я не видел более отвратительного места.
– Интересно в чем дело?
– Понятия не имею. Атмосфера и гравитация здесь такие же, как на Земле. Климат нам подходит. Плотность воздуха нормальная.
– Может быть какие-то волны? Колебания, которых мы не можем почувствовать, но которые улавливает наш мозг?
– Я включил все имеющиеся приборы. Никаких волн, никаких излучений не зафиксировано. Нет, здесь что-то другое. Но я не могу понять, в чем дело.
Я постарался прислушаться к своим ощущениям.
– Такое чувство, что все застыло. Нет никакого движения, – сказал я.
Он не ответил и лишь рукой показал на движущиеся, словно ползущие змеи, гребни волн.
– Тогда не знаю.
Вскоре на горизонте показался остров, самый большой из имеющихся на планете. Мы нанесли его на карту. А потом я решил высадиться. Тайна этой планеты притягивала меня. Я должен был разобраться в происходящем!
Мы высадились на острове, взяли с собой все необходимое и направились вглубь тенистого, казавшегося непроходимым леса. Мы шли, раздвигая палками золотые листья растений, воздух струился вокруг нас легко, словно крылья бабочек, неслышно порхавших в тишине. Нас окружала странная умиротворенная красота. И в ней таилась немыслимая угроза, мы шли напряженные, прислушиваясь к каждому шороху, хотя ни движения, ни жизни не было зафиксировано нигде поблизости.
Я смотрел на мрачные лица товарищей и чувствовал, как уверенность покидает их, на самом дне их глаз застыли кристаллики страха. Каждый новый шаг давался им с трудом. Я решил сделать привал. Мы опустились на холодную золотистую землю.
– Алекс, прошу тебя, давай вернемся на корабль, – сказал Леонид, мой лучший друг, сопровождавший меня во всех сложных полетах. Это был самый надежный, отважный и честный человек из всех, кто встретился на моем пути. Для меня было честью считать его другом. И то, что сейчас я услышал эти слова, означало одно – нам угрожала реальная опасность. Но я не мог найти объективной угрозы, я чувствовал лишь, как где-то в самом центре моего тела, на уровне солнечного сплетения зародилась тревога. Это была безнадежность, я чувствовал, что все закончилось, что надежды нет. Тот несгибаемый стрежень, что был внутри меня, то чувство гармонии, которое я ощущал в каждом полете, которое подсказывало мне, что я на правильном пути – вдруг незаметно, в одну секунду исчезло. Но я не привык отступать.
– Леонид, возвращайтесь. Ты остаешься за главного в мое отсутствие.
– А ты?
– Я немного пройдусь.
Я встал, Леонид схватил меня за руку.
– Ты разве не видишь? – и я услышал ужас в его голосе.
– Чего я должен видеть? Здесь нет никого и ничего кроме нас. Скорее всего, то, что мы чувствуем – влияние близости черных дыр. Эта планета безопасна. Идите, я скоро вернусь.
Ему было нечего мне возразить. Я пошел вперед. Каждый шаг был преодолением себя, все во мне словно кричало: нет, не надо, поверни назад!
Я не хотел идти, знал, что не хочу, но продолжал путь. Так я дошел до небольшой реки. Рядом с ней находилось живописное плато, и я подумал, что лучшего места для тюрьмы не сыскать. Я остановился лишь на минуту, чтобы нанести его на карту, но не смог сделать больше не шагу. Я не хотел идти дальше и не знал, как бороться с этим ощущением. Но и назад возвращаться я не стремился. Я опустился на землю и стал смотреть за бегущей водой. И в это время один из приборов на моей руке тревожно запищал – где-то совсем близко была зафиксирована жизнь! Более того, это было мыслящее существо! Неужели Леонид все-таки пошел за мной!
Я вскочил.
– Лео! Лео! – позвал я. – Где ты? Выходи!
Никто не отозвался.
– Это не смешно! – крикнул я. Снова нет ответа.
– Тебе не надоело прятаться? – спросил я уже тише. Человек приближался ко мне, судя по светящейся точке на приборе. Приближался слева. Я обернулся. И чуть не вскрикнул от неожиданности.
Прямо мимо меня по реке в узком каноэ плыл незнакомый старик. Увидев меня, он опешил ничуть не меньше.
– Здравствуйте! – крикнул я на межгалактическом официальном диалекте, его должны были знать все жители ближайших галактик, – Я пришел к вам с миром. Пожалуйста, остановитесь!
Но мои слова были не нужны. Старик и так останавливал свою лодку. Он медленно подплыл к берегу и теперь не мигая, смотрел на меня.
– Кто ты? – спросил он, наконец. Его голос был хриплым и казался простуженным.
– Я астронавт и прилетел с Земли, – ответил я.
– Вижу, что астронавт и прилетел с Земли, – сказал он. – Но что тебе тут понадобилось, и как ты попал сюда?
– У меня есть задание от Союза астронавтов. Я прилетел на корабле. Прошел мимо черных дыр, если вы знаете, что это.
Следующие его слова удивили меня еще больше.
– Союз еще существует? – задумчиво спросил он, опираясь на весло, – Эти старые черти еще не допрыгались?
От изумления я не нашел что ответить. Кто этот странный старик, позволивший назвать моих почти «священных коров» старыми чертями?
– Ты говоришь, пролетел мимо черных дыр? Я всегда знал, что найдется такой умелец. Наверное, ты хотел быть лучшим?
– С чего вы взяли? – спросил я.
Он не ответил.
– Кто вы? – спросил я, – Здесь есть другие жители?
Он отрицательно покачал головой.
– Здесь я один.
– Как вы сюда попали? – снова спросил я.
– Пролетел мимо черных дыр, если ты знаешь, что это, – съязвил он. – А как сюда еще можно попасть?
– Кто вы? – настойчиво повторил я.
– Мое имя Ли. Ли Дрейфус, так меня звали когда-то.
Я почувствовал, как дрожь пробежала по моему телу. Ли Дрейфус был лучшим среди первых астронавтов, на заре эпохи покорения космоса он участвовал в межгалактической войне. Он был героем, чьими портретами была завешена моя маленькая комнатка в колледже. Считалось, что он погиб.
– Этого не может быть, – произнес я.
– Не веришь? Думаешь, есть кто-то еще, кто смог бы пролететь сюда?
– Но зачем? – не понимал я.
Он снова не ответил.
– Вы были моим кумиром, – сказал я, наконец.
– Вот поэтому. Мне страшно надоело быть кумиром. Поверь, однажды тебя ждет тот же исход, если не успеешь раньше свернуть с этой кривой дорожки.
– Вы хотели удалиться от мира? – спросил я.
– Я хотел удалиться от себя.
– От себя не убежишь.
– Я знаю.
Несколько минут мы молчали.
– Я хотел бы быть вашим гостем, – сказал я.
Он сделал пригласительный жест рукой, и я спустился в его лодку. Мы заскользили по течению желтоватой реки.
– Ну и что же за дело у Союза к планете Саркири? – спросил он.
И я рассказал о нашей экспедиции. Ли Дрейфус был моим идолом, я не мог обмануть его.
Он злобно рассмеялся и плюнул в воду.
– Я же говорил, старые черти! В их головы приходят идеи одна глупее другой!
– Почему? Мы хотим всего лишь обезопасить мирных жителей Земли. Что здесь плохого?
– Вы не знаете, что такое эта планета.
Я хотела спросить его, но не успел. Мы остановились у деревянного причала, он привязал лодку, и я проследовал за ним в небольшой дом, стоявший на деревянных сваях у самого берега.
– Здесь хорошая древесина, не гниет и тверда как камень. Ничем, кроме лазера, ее и не разрежешь, – заметил он.
Я согласно кивнул. Мы прошли в небольшую комнату. Он сел за стол, я опустился напротив него на широкую скамью у стены. Мы помолчали. Потом он налил какой-то странный напиток в две кружки, произнес приветственный тост, и мы выпили.
– Что это? – спросил я.
– Не бойся, вам астронавтам это можно, – ответил он. – Вот так я и живу.
Мы снова помолчали.
– Так что же такое планета Саркири? – спросил я.
– А ты сам не чувствуешь?
– Я чувствую нечто странное. Беспокойство, граничащее с паникой. Мы думали, это объясняется близостью черных дыр. И странную безысходность. Как если бы находился в каменном мешке, откуда нельзя выбраться.
Он усмехнулся.
– Да, здесь именно так. Ты не выберешься отсюда. И черные дыры здесь не причем.
– И еще кажется, что здесь все застыло. Хотя это не так – здесь текут реки, бегут волны, дует ветер.
– Здесь остановилось время, – ответил Ли Дрейфус. – Планета не вращается ни вокруг своей оси, ни вокруг других планет. Здесь нет дня и ночи, нет сезонов, нет часов и минут. Здесь живет вечность.
Я, пораженный, слушал его.
– Поэтому мы ощущаем страх? – спросил я, наконец.
– Нет, не поэтому. Есть еще кое-что. Я не знаю, слышал ли ты о том, что планеты и звезды есть крупные живые организмы. У планеты есть душа. В каждом камне, в каждой песчинке есть искра Божья, есть живой нерв. Здесь этого нет. Это – мертвая планета. Она как труп, зависший в космосе среди черных дыр.
– Я слышал, что звезды рождаются, но чтобы они умирали… – с сомнением сказал я.
– И тем не менее. Эта планета мертва. И жизнь здесь невозможна. И надо обладать дьявольским умом членов Союза, чтобы додуматься отправлять сюда живых людей, пусть даже преступников. Вы хотя бы понимаете, что они будут обречены на вечные мучения?
– В аду они тоже будут обречены на вечные мучения.
– Но у вас нет права направлять в ад! Вы не боги! Ваша справедливость относительна, – он горько усмехнулся, – Что же получается, одни преступники будут направлять на вечные муки других? Тебе не кажется, что это абсурд?
Вспомнив о Лайонесе Веллингтоне, я не смог ему возразить.
– А как же вы живете здесь? – поинтересовался я.
– Я не живу, молодой человек. Я уже давно мертвец, разве ты не видишь?
Я смотрел в его безжизненные глаза и понимал, что тот говорил правду.
– Почему вы не улетели? У вас сломался корабль?
– Мой корабль в прекрасном состоянии. Я не улетел лишь потому, что не хотел улетать.
– Почему?
– Я не хотел жить и не хотел умирать. Я мог бы попросить заморозить меня, но тогда меня превратили бы в мумию – люди приходили бы поклониться моему телу. Кроме того, я хотел бы сохранить ясность мысли. Вечную ясность мысли. Здесь это возможно – все живое в тебе умирает, остается лишь мозг, чистый, ничем не замутненный разум. Чувства мешают мозгу, с этим-то ты согласен?
– Это несомненно, – кивнул я.
– И как, ты дружишь с чувствами? – поинтересовался он.
– Не очень пока, – честно ответил я.
– И вряд ли подружишься, – заметил он. – Прилетишь сюда в старости. Станешь надзирателем в своих тюрьмах. Послушай меня, лети на Землю, скажи Союзу, чтобы оставили эту затею. Она греховна и жестока.
Я не ответил. Он продолжал убеждать меня.
– За годы, проведенные здесь, я понял многое, очень многое! Я мог бы тебе рассказать, но нам не хватит времени. Я стар и мудр, моим советам стоит последовать.
– И что вы поняли?
– Я понял, что такое жизнь. Я понял, почему все происходит именно так.
– И почему?
Он не ответил и вышел из дома. Я пошел за ним. Он спустился в небольшой огород, у самого дома, выкопал несколько странных корнеплодов, окраской напоминавших морковь и вернулся назад. Он тщательно вымыл и почистил овощи, все это он проделал молча, а потом открыл дверцу шкафа. За ней оказалась странной формы овощерезка, а может быть это была мясорубка. Он поднес к ней корнеплод, железный диск закрутился, перемолов овощ, а Ли Дрейфус быстренько слепил из полученной массы котлету.
– Зубы уже не те, могу есть только протертое, – сказал он и поднес второй корнеплод к железному диску.
– Овощи – это мы. Такие, какими приходим в этот мир. Котлеты – это продукт, который требуется на выходе. Эта мясорубка – наша жизнь. Пройдя сквозь нее, мы меняемся. В зависимости от твердости плода я меняю насадки и скорость вращения диска. Каждому нужно пройти свое, чтобы стать котлетой.
Он пожарил котлеты, они оказались весьма безвкусными.
– На мертвой планете не могут расти живые овощи, – сказал он. – На такую жизнь ты хочешь обречь тех несчастных?
– Что еще вы поняли за годы проживания на этой планете? – перевел я тему, не желая отвечать на его вопрос.
Он задумался.
– Знаешь, я долго бился над проблемой алхимиков, пытался превращать свинец в золото. На Саркири много и того и другого. Вы могли бы заставить ваших заключенных добывать золото, но у вас не получится. На Саркири невозможно заставить что-то делать. Ты сильнейший из людей, если смог дойти до берега реки.
– И что, преуспели?
– В чем? – не понял он.
– В превращении свинца в золото?
– Кажется да. Говорили, что лишь тот из алхимиков сможет достичь этого умения, кто полностью избежит жажды наживы, кого не будет привлекать богатство. Этим путем я и пошел.
– Покажете? – заинтересовался я.
– Боюсь, ты не сможешь понять этого, ты слишком молод.
– Я попробую.
– Что ж, – вздохнул старик, – я исходил из свойств золота. Оно такой же металл, как и остальные. Чуть более прочный. Чуть более редкий. Но есть металлы прочнее. Есть более редкие. Так в чем же отличие золота?
– В том значении, которое придали ему люди, – ответил я.
– Правильно. В сознании людей золото стало единицей платежа, трансформировавшись в символ богатства. Но никому не нужно богатство в чистом виде. Это значит, что в подсознании людей золото связано с возможностями, с покоем, и даже с счастьем.
Я согласно кивнул.
– И лишь это отличает его от свинца, – он встал и сделал мне шаг следовать за ним.
Мы спустились по деревянной лестнице, он открыл дверь в просторную кладовую, и я застыл на пороге от неожиданности: груды золота лежали на полу, в правом углу комнаты. В левом лежали такие же груды свинца.
– Я разрешаю тебе взять любой слиток из любой кучки, если конечно хочешь, – сказал он.
Я растерянно обернулся к нему, не зная, что делать.
– Ты выберешь свинец или золото? – спросил он.
– Золото, – не раздумывая, ответил я.
– Почему?
– Как почему? Потому что это золото. Любой выберет золото.
Он с усмешкой посмотрел на меня.
– Поэтому свинец в золото не превратится.
Я подошел поближе, рассматривая лежащие на полу слитки.
– Зачем оно тебе? – спросил Ли Дрейфус.
– Да в общем-то, и незачем, – ответил я. – Просто глупо его оставлять, это ценный металл, может быть, он пригодится кому-нибудь. Он засмеялся.
– Так как превратить свинец в золото? – спросил я.
– Представь себе, что ты подходишь сюда. Я спрашиваю, какой из слитков ты заберешь с собой. И ты не знаешь, что ответить, потому что для тебя между ними нет никакой разницы. Тебе не нужно ничего из того, что может дать золото. И ты не сможешь ответить на мой вопрос, потому что для тебя они равнозначны и одинаково безразличны, и одинаково не нужны. И станет свинец золотом, а золото свинцом, ибо знак равенства будет между ними.
Я посмотрел на него с недоумением. Ли Дрейфус положил руку мне на плечо.
– Если тебе предложат весь мир, всю Вселенную, не раздумывая, отказывайся. И не будет ничего, что не принадлежало бы тебе. Ведь ты отказался, значит, все это тебе не нужно, а значит потенциально уже твое.
– В Ваших словах есть доля истины, – не мог не согласиться я. – Но в жизни, в реальной жизни, все многократно проще и многократно сложнее.
– Возможно. Но я уже мертв, так что проблемы жизни мне не интересны.
Он закрыл дверь. Я так и не взял с собой ни одного слитка. Мы поднялись наверх, посидели еще немного.
– Что ж, наверное, мне пора, – сказал я. – Я бы с удовольствием остался с вами дольше, мне редко удается с кем-то так хорошо поговорить. Вы отличный собеседник. Но мои астронавты уже наверняка ищут меня.
– Не надейся, – заметил он. – Скорее всего, они сидят там же, где ты их оставил, в лучшем случае они закрылись на корабле. Поверь, они бы давно улетели и бросили тебя, если бы могли миновать черные дыры.
– Вы не знаете моих друзей, – возразил я.
– Я знаю Саркири. Идем, я отвезу тебя к месту нашей встречи. Оттуда ты доберешься до корабля.
Мы покинули дом Ли Дрейфуса и вновь заскользили по золотистой поверхности реки. Старик был прав – ночь так и не наступила. Время оставалось недвижимым.
– Не говори никому, что я жив. Не говори никому, что встретил меня, – попросил он.
– А ваши близкие? Они считают вас умершим! Они должны узнать правду!
– У меня нет близких. Я бы сказал, что они умерли, но и это будет ложью. Их просто нет и никогда не было. Я выбрал космос, как и ты. Я не тратил время на человеческие отношения. Я прожил жизнь без друзей, без любви, без родных.
– Я не такой.
– Да? – тихо спросил он, – И кто твой самый близкий человек?
– Ну…
– Кто первым пришел тебе в голову?
Я не ответил. Первым на ум мне пришел Жан-Батист Бутон, руководитель Союза астронавтов. И я постеснялся произнести это вслух, но видимо Дрейфус понял меня без слов и засмеялся.
Вскоре мы причалили к берегу, где сколько-то часов назад – можно ли говорить о часах в стране остановившегося времени – встретились впервые.
– Прошу тебя, скажи им, что сюда нельзя. Ты же видел, что это за планета, – сказал Ли Дрейфус и мольба послышалась в его голосе.
Если бы когда-то, много лет назад, мне сказали, что мой кумир, Ли Дрейфус, обратится ко мне с просьбой, я бы навряд ли поверил. Тем более, я бы не поверил, если бы мне сказали, что я сумею ему отказать. Но жизнь прекрасна своей непредсказуемостью.
И я ответил:
– Подумаю. До встречи.
Он покачал головой.
– Вряд ли мы встретимся. Даже если ты вдруг вернешься, меня ты здесь не найдешь. Все эти острова дрейфуют по поверхности океана. Остров может оказаться где угодно.
От изумления я ничего не ответил. Он молча кивнул.
Мы простились, и я пошел к кораблю. Мне казалось, я дошел быстро – обратный путь всегда короче. Удивило другое – мне пришлось долго барабанить по обшивке корабля, чтобы меня пустили на борт.
– Эй! Парни, это же я! Откройте, или вы решили не пустить своего капитана! Трусы, вы совсем помешались от страха! И ты Леонид туда же! Открывайте немедленно! – я продолжал стучать и стучать, пока, наконец, дверь не поползла вверх и навстречу мне буквально выкатился Леонид. Если бы я не поймал его, он бы рухнул с трапа.
– Это ты? – изумленно спросил он, глядя на меня невидящими глазами.
– А вы кого ждали? – я втолкнул его внутрь и закрыл дверь.
Вскоре я понял, что мои астронавты отныне мне не помощники. Они пластом лежали, кто на своих полках, кто прямо на полу, безучастные ко всему. Я начинал осознавать, что в словах Ли Дрейфуса были зачатки истины. Так же я понимал, что корабль мне придется вести одному, не рассчитывая более на чью-либо поддержку.
Я придал неподвижное положение телам моих друзей, тех, кого бил озноб накрыл одеялом. Когда я проходил мимо Ника он сжал мою руку.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Везу тебя домой, – ответил я.
Он закрыл глаза и пробормотал что-то типа:
– Да когда же ты, наконец, уймешься…
Я вернулся в кабину управления, постарался сосредоточиться. Мы достигли цели, теперь нам нужно было вернуться. Люди, направившие нас сюда, ждали моего возвращения.
Я запустил двигатель, мы стартовали. Я автоматически выполнил свою задачу, мы миновали черные дыры, корабль перешел на сверхсветовую скорость. Я снова ощутил приятное покалывание во всем теле, которым сопровождался каждый переход. Скорость выровнялась. Теперь я мог отдохнуть. И только сейчас я вдруг заметил непривычную дрожь в руках. Я поднес руку к лицу, она подрагивала.
– Зато я не хирург, и уже это радует, – я поднялся, но ноги меня не слушались. Сказалось пережитое напряжение.
Держась за стену, я добрался до каюты, служившей нам столовой и открыл банку с кофе, а потом опустился на диван, глядя в огромный иллюминатор на проплывающие мимо космические тела. Вдалеке я увидел вспышку. Где-то родилась новая звезда. Звезды и планеты рождались. Неужели, они умирали? Не может быть, чтобы слова Ли Дрейфуса были правдой. Но если это так, имею ли я право привозить туда людей, обрекая их на жизнь посреди просторов мертвого океана? Ясно одно – я не имею права решать. Я всего лишь астронавт. За моими плечами стоит Федерация. Эти люди дали мне денег на полет. Эти люди определяют мои задачи. И только они могут принимать ответственные решения. Я же только хороший пилот и ничего больше. Мое дело – управлять кораблем. Мне сказали найти дорогу на Саркири – я выполнил это. Солдат не должен обсуждать приказы.
Я продолжал смотреть на чернеющий океан неба, наполненный сверкающим звездным планктоном, мы проплывали сквозь мириады светящихся тел, они казались невесомыми, микроскопическими, почти незаметными, но каждая из этих крохотных мерцающих точек была в тысячи раз больше Саркири… стоит ли думать о незначительном?
Я постарался прогнать тревожные мысли, закрыл глаза и погрузился в сон. Меня разбудили крики товарищей – они пытались встать, но оказались прикованными к постелям. Я протер глаза и отправился вызволять своих астронавтов. Через некоторое время мы вернулись на Землю. Нас встречали как героев.
И именно в это время появилась статья журналиста Филлипа Рота, в которой меня впервые назвали Астронавтом № 1. Это прозвище закрепилось за мной. Постепенно оно заменило мне имя.
Разумеется, Союз принял решение продолжать проект. Первых преступников направили на планету Саркири для возведения тюрем. Я не стал высказывать свою позицию. Да у меня ее и не было.
Удивило другое – Лайонес Веллингтон не встретил меня в астрогородке. Не пришел он ни на следующий день, не было его и на совете.
– А где Веллингтон? – спросил я Жана-Батиста.
Тот безнадежно махнул рукой и похлопал меня по плечу. Я продолжал вопросительно смотреть на него.
– Уволился, – ответил тот.
– Как уволился? Он больше не эксперт?
– Не эксперт, не член совета.
– И кто же он теперь?
– Теперь он дурак, – несколько зло ответил мне Жан-Батист. В этот момент ему позвонили, и он покинул меня.
На следующий день мы с моими приятелями отмечали возвращение на Землю, сидя в гостиной одного из предоставленных нам домов. Это была просторная комната с уютными диванами, светлыми стенами и большими окнами – отсюда не хотелось уходить.
– А слышали про Веллингтона? – сказал вдруг майор Ротт, один из старейших астронавтов, он потерял на войне правую руку, но не оставил службу. Сейчас он работал в астрогородке, но оставался на Земле в центре управления полетами.
– Он уволился, – ответил я, – только не пойму, в чем дело.
– В жизни не угадаешь! – Ротт хитро прищурился.
– Что-то со здоровьем? С психикой?
– Вовсе нет!
– Решил стать святым мучеником?
– Куда хуже! Он влюбился!
– Что-что? – я не поверил собственным ушам. Веллингтон, пожилой делец, хитрый и коварный, построивший свое состояние на интригах и распрях, меньше всего напоминал мне безумно влюбленного!
– Да если бы ты знал в кого! Девица из бедного квартала, танцевала в баре. Глупа, невежественна, своенравна и даже не красива. Ее зовут Белла Блю. По крайней мере, под этим именем она выступает, говорят, что прескверно. Малышка Белла Блю.
– Малышка Белла Блю… – с сомнением повторил я. – Что за чушь?
– Это было бы полной ерундой, мой друг, – скорбно заметил Ротт, – если бы не было правдой.
Астронавты начали перешучиваться. Я понимал, что отныне Лайонес Веллингтон станет предметом всеобщих шуток, а со временем героем анекдотических историй.
– Я совершенно не представляю, как подобное возможно, – задумчиво произнес я.
– Смотри, будь осторожен, никогда не знаешь, что может произойти с тобой! – заметил один из моих приятелей.
Я улыбнулся и не ответил. Со мной такого произойти не могло. Через некоторое время я встретил Марию. Мне стали припоминать мои слова. Я ничего не говорил и не пытался возражать. Я знал, что в моей жизни ничего не изменилось. Мария есть и это хорошо. Она украсила мои дни на Земле, но я бы никогда не повторил поступок Веллингтона.
А однажды я пошел в тот самый бар. Малышка Белла Блю не бросила своего занятия, несмотря на деньги Веллингтона, она продолжала танцевать. Я смотрел на маленькую стройную брюнетку с короткой стрижкой и пытался понять: что в ней было такого, что могло изменить Веллингтона? Она была обычной девушкой, она не отличалась от остальных. В общем, я был чертовски разочарован.
Долго, очень долго я вспоминал потом эту историю… Лайонес Веллингтон шел к своей цели трудно и медленно. Он обманывал любивших его женщин, предавал друзей, впутывался в сомнительные аферы, просчитывал каждый шаг, чтобы не дай Бог не упустить возможную выгоду. И для чего все это? Для того чтобы положить свое многомиллионное состояние к ногам глупой капризной девчонки из бара? Чего стоили его цели и достижения? Почему столь сложный путь не привел к вершине? Видимо, он не успел заметить бездны, которая разверзлась у его ног. Он сделал шаг и сорвался вниз. Возможно, это было предопределено, возможно, он сам совершил ошибку. Ясно одно – когда он копил деньги, он не ожидал, каким будет финал.
Как знать, может быть, теперь и он поставил бы знак равенства между свинцом и золотом?
Мне было интересно, что заставило Лайонеса увлечься Малышкой Блю. Но если быть честным…куда важнее мне было другое… Что заставило меня, занятого человека, которого в жизни интересовали лишь звездные дороги, пойти в бар, чтобы взглянуть на эту девушку? Зачем мне это? Ради чего?
Я попал на Саркири много лет спустя, это был короткий полет. История с Риком Стоуном несколько выбила меня из колеи. Я хотел найти собеседника и не мог. Я не хотел рассказывать о произошедшем Жану-Батисту и Леониду, а Мария не сумела бы дать мне хоть сколько-нибудь ценный совет. И я решил встретиться с Ли Дрейфусом. Старый мудрец был единственным человеком во Вселенной, который разделял мои мысли. Возможно, он ненавидит меня за то, что я ослушался его советов. Посмотрим. Отцы всегда прощали вернувшихся блудных детей.
Я вылетел на Саркири, теперь, благодаря автопилотам, добраться туда было достаточно просто. Сложнее было вылететь обратно, это мог сделать только пилот моего класса, а таких было немного.
Вопреки предсказаниям старого астронавта, мне удалось найти остров. Правда пришлось облететь планету несколько раз. Настойчивость часть нашей профессии, так же, как и любовь к поискам. И вот я опустился на знакомую поляну. Здесь ничего не изменилось, здесь не было времени.
Я постучал в дверь и вошел. Дрейфус сидел за столом и толок в ступе какие-то семена.
Он поднял голову.
– А, это опять ты? – сказал он, снова опуская ее. – А ты изменился…
– Я был там, где есть время, – ответил я.
– Зачем ты снова прилетел?
– Хотел поговорить с вами.
– Почему?
– Мне больше не с кем поговорить.
Ли отложил ступу и посмотрел на меня злыми зеленоватыми, как у хищника, глазами.
– А вот я не желаю с тобой разговаривать, – ответил он.
Я вздохнул, потом подошел и сел рядом.
– Я знаю, я не послушался вас. Но не я принимал решение. Это решал Совет.
– Там заседает команда выродков, разве ты не понял? – спросил он. – А ведь я просил тебя, не рассказывать им ничего, не открывать сюда дороги!
– Вы бы видели, как преобразилась наша Земля!
Ли Дрейфус решительно поднялся.
– Может быть, ты хочешь увидеть, как преобразилась Саркири?
Достаточно быстро он довез меня на своей лодке до здания тюрьмы. Мы дошли до стальных прутьев, которые ограждали ее территорию.
– Зачем нужны эти прутья, ума не приложу, – заметил старик.
Ворота тюрьмы оказались не заперты, и мы вошли внутрь.
– Почему ворота не заперты? – спросил я.
– А от кого их запирать?
