Виктор Александрович Авдеев
Риданские истории
– Правда?
– Пора в постель, сынок. Время к ночи.
– Да, пап, – со вздохом грусти и радости одновременно, ответил Джейкоб и устало поплелся к себе наверх.
Только наутро Джейкоб смекнул, что прогулка с Пеги переносится в лучшем случае на вечер. Ведь началась новая неделя, а значит, мистер Фостер уже отвез ее в школу на занятия. И почему они оба вчера не подумали о том, что спустя ночь настанет понедельник?
Будильник на тумбочке отзвонил девять часов. Джейкоб откинул с себя одеяло и спустился вниз. На кухонном столе лежала оставленная мамой записка. Он взял в руки бумажный отрывок и прочитал вслух:
– Вернемся после полудня. Будь хорошим мальчиком. Вымой полы в коридоре и кухне.
Последнее предложение он прочел без всякого энтузиазма. Он наскоро умылся, позавтракал свежими овощами и хлебом и, набрав первое ведро воды, сунул туда старую половую тряпку так, словно это был новорожденный, обреченный на утопление котенок.
Провозившись с домашними хлопотами больше часа, Джейкоб отправил ведро и тряпку обратно в чулан, а сам вышел на улицу под лучи распаляющегося солнца. Не очень-то надеясь увидеть Пегги в это утро, он украдкой поглядел на соседский коттедж. Его безмолвный вид сейчас почти ничем не отличался от того заброшенного дома, что пустовал здесь всего-то пару дней назад. Кажется, вся семья Фостеров уехала утром в город.
Оставалось еще достаточно времени прежде, чем вернутся родители, подумал Джейкоб. И тут ему в голову закралась одна щекочущая сознание мысль. А не наведаться ли на болото к Ноа, чтобы узнать его тайну? Без сомнения! С другой стороны, не он ли, Джейкоб, храбрый странник и разведчик, совсем недавно дал стрекоча от домика Ноа?
– И теперь, что бы запятнанное испугом имя Джейкоба – путешественника по болотам было очищено бесстрашием и отвагой, он должен вернуться в логово зверя и дать ему священную клятву! – объявил он сам себе и, не раздумывая больше ни секунды над своим решением, побежал к Ноа.
Дом странного мальчика был объят тем же самым зеленым туманом, как и в прошлый раз. Солнце почти не проникало сквозь густой ельник, и казалось, что уже стоял глубокий вечер.
Джейкоб робко приблизился к жилищу.
– Ноа! – тихонько позвал он. – Это я, Джейкоб! Я пришел один…
– Спускайся в подвал, – через несколько секунд раздался спокойный голос Ноа, будто совсем близко, хотя его самого нигде не было видно.
Джейкоб обошел домик. Двери, ведущие вниз были распахнуты настежь, и внутри виднелся тусклый пляшущий свет. Ноа сидел на полу, глядя янтарными глазами на огонек, облизывающий свечной фитиль.
– Ты передумал? – спросил Ноа не поднимая головы на Джейкоба.
– Я хочу узнать твою тайну.
– Ты кому-нибудь рассказывал обо мне?
– Нет, что ты!
– Хорошо. Тогда садись напротив и внимай мне, – Джейкоб послушался. – Когда пламя коснется твоей ладони и станет жечь твою кожу до невыносимой боли, ты должен произнести следующие слова: клятва на моих устах, сорвавший печать сгинет, огонь не угаснет еще двадцать лет. Запомнил?
– Думаю, что да, – неуверенно прошептал тот.
– Повтори про себя еще несколько раз. Ошибешься – дело плохо.
Джейкоб закрыл глаза, и лишь по шевелящимся губам можно было понять, что он старается изо всех сил запомнить заклинание.
– Теперь дай мне свою ладонь, – властным тоном приказал Ноа, и Джейкоб протянул ему руку. Ноа обхватил ее своими пальцами и задержал дюймах в десяти над огнем так, что Джейкоб пока почувствовал лишь приятное тепло. – Повторяй за мной. Знания, дарованные всемогущей темной старухой…
– Знания, дарованные всемогущей темной старухой, – прилежно повторил он за Ноа точно так же, как бы повторял правила правописания перед своей мамой.
– …будут служить мне и лишь мне, а я буду служить им.
– Будут служить мне и лишь мне, а я буду служить им, – голос Джейкоба был словно эхо голоса Ноа. Его ладонь опустилась ниже, пламя стало жарче, а огонь потемнел, приобретая лиловый оттенок.
– Души, сокрытые в зеркалах, станут другом, а зеркало – домом, – продолжал Ноа.
– …а зеркало – домом, – сосредоточенно повторил Джейкоб. Он чувствовал, как огонь жжет кожу все сильнее.
– Живое обратится в мертвое, а мертвое возродится из тлена…
И вновь Джейкоб подхватил слова странного мальчика. Огонь засиял фиолетовым светом. Глаза Ноа засверкали ярче, а полоски зрачков стали совсем узкими. Наконец Джейкоб почувствовал сильную жгучую боль в ладони, но не мог отдернуть руку, сжатую в запястье крепкой хваткой Ноа.
– Клянись! – приказал он.
– Клятва на моих устах… Сорвавший печать сгинет… Огонь не угаснет еще двадцать лет! – Джейкоб чуть ли не кричал от боли, а его лицо исказила гримаса страданий.
Огонь свечи вернул прежние цвета, и в подвале стало светлее. Джейкоб резко отдернул освободившуюся от руки Ноа ладонь и взглянул на нее. Кожа сильно покраснела, и обожженная область покрылась набухшими волдырями, готовыми прорваться. Джейкоб еле сдерживал слезы, но тут же дал себе зарок, ни в коем случае не пролить ни единой капли. Что тогда скажет Ноа? Ты плакса и слабак, которому нельзя доверить ни единого секрета, вот что он скажет. Джейкоб закусил губу и взглянул на мальчика напротив.
Ноа протянул руку в сторону темного предмета, что находился в нескольких футах от него, и резко дернул вниз черную, а может, пурпурную вуаль, которой тот был накрыт. Глазам Джейкоба предстало большое кристально чистое зеркало в темной деревянной оправе на трех раскосых ножках. По-видимому, очень старинное.
– В этом зеркале, – проговорил Ноа, – и спрятан мой секрет. Взгляни на него поближе. Что ты видишь?
Джейкоб переместился к Ноа и уставился на свое отражение.
– Нас.
– Видишь ли ты разницу между нами?
– Она очевидна, – ответил Джейкоб, хотя в его голосе присутствовали ноты сомнения. Таинство разговора и полумрак комнаты заставлял испытывать Джейкоба странное возбуждение и легкий испуг неизвестного.
– Ты сомневаешься. Это правильно. Вскоре ты поймешь, что не такие уж мы и разные, Джейкоб. Именно поэтому я и выбрал тебя.
– Выбрал меня? – повторил за ним Джейкоб. – О чем ты говоришь?
– Когда-то я поддался воле своего предшественника. Так же, как и ты в этот день.
Ноа провел рукой по кругу перед собой, и зеркало стало дрожать и искажаться, подобно волнующемуся морю. Сквозь переливающуюся бликами рябь постепенно формировались какие-то силуэты и очертания чего-то, что еще не было до конца понятным глазу Джейкоба. Лишь когда волны в зеркале унялись, и картинка стала ровной, мальчик увидел темную площадь, вымощенную булыжником. В самом ее центре возвышалась громоздкая черная статуя страшной старухи с вороном на плече и человеческим черепом в костлявой руке. Лунный свет ополаскивал ее фигуру призрачным светом. За ее спиной вдалеке горели оранжевыми пляшущими точками огоньки факелов, висящих на стенах темных зданий.
– Ч-что это? – прошептал Джейкоб.
– Это старая Риданская площадь в момент рождения города пятьсот лет назад, – таким же шепотом ответил Ноа, уставившись в зеркало. – Но кто эта старуха – остается загадкой для меня. Пока. Остается. Загадкой.
– Откуда у тебя это зеркало?
– Не знаю. Оно просто появилось в этом подвале.
– И часто ты наблюдаешь в него?
– Да. Они всегда приглядывают за мной.
– Они?
– Дети из разных времен.
В этот момент, как по мановению слов Ноа, вокруг статуи стали появляться маленькие тени. Одни вырастали прямо из булыжника, другие вылезали из нутра обсидиановой старухи, а третьи – падали с неба. В свете луны они приобретали бело-серые цвета и очертания людей. Мальчиков и девочек, примерно того же возраста, что был Джейкоб или Ноа. Они без выраженной мимики монотонно качали головами из стороны в сторону и махали руками, обступая статую, как моль облепляет старое пальто внутри шкафа для верхней одежды.
– Зачем они там? – одними губами промолвил Джейкоб, прикованный взглядом к могущественному колдовству.
– Чтобы встретиться с Ноа, – голос Ноа стал шелестящим, будто не его, а глаза вспыхнули янтарем еще ярче. Он вдруг крепко схватил Джейкоба за плечо и притянул к себе, отчего тот оторопел. – Его оболочка стала слабой и не способной поглощать жизни. Разве ты не знаешь о том, что происходит в городе, Джейкоб? Не слышал о мертвых задушенных детях, которых утром находят родители в их собственных кроватках? – голос Ноа становился угрожающим и набирал силу, становясь все громче. Его рука все крепче сжимала плечо Джейкоба, причиняя ему новую боль. – Это не остановить. Пищ-щ-щаааа! – Ноа стало трудно произносить слова. Огонь в глазах тускнел, а зрачки закатывались под лоб. – Ты – следующщ-щий вы-ыб-бранный!
Джейкоб почувствовал острую резь в груди. Дыхание перехватило, и несколько секунд он пытался поймать воздух ртом. Ноа как подкошенный повалился на бок. Его руки и ноги неестественно вывернулись. Дети, что еще секунду назад застыли без движения у страшной статуи, теперь приближались к зеркальному стеклу с той стороны и приветствовали Джейкоба жестами рук. У их ног перепуганный мальчик заметил еще что-то, живое. Черное и блестящее, похожее на садовый шланг. Но в отличие от резинового шланга, это «нечто» передвигалось точно так же, как какая-нибудь гадюка, только на вид было толще и массивнее. Мальчика парализовал страх. Он в надежде взглянул на Ноа, ища защиты. Но тот бездыханно лежал на полу. «Он мертвый», – промелькнуло в голове Джейкоба.
Раздался чавкающий звук и, словно из покрытой рябью воды, из недр зеркала в подвал выползла живая черная лента. Осторожно двигаясь, она обхватила Ноа за шею и поволокла назад, в молодой Ридан.
Больше Джейкоб смотреть на это не мог. Почувствовав на мгновение, что вновь овладел своим телом, он вскочил на ноги и бросился наутек. Разрезая напополам зеленый туман острыми коленями, он бежал что есть силы в сторону дома. Под ногами хлюпала коварная мокрая земля, готовая в любой момент утянуть Джейкоба в затаившийся под мхом болотный омут, но мальчик сосредоточенно следовал по надежной тропинке, которую успел запомнить, добравшись по ней к домику Ноа уже целых два раза.
Как и в прошлый раз, лишь увидев впереди приветливые солнечные лучи, Джейкоб сбавил темп. В его ноющей груди бешено клокотало сердце. Обожженная рука сильно болела. Мальчик уже сто раз пожалел, что вернулся к Ноа. Джейкоб был готов к любым страшным историям, выдуманным Ноа для того, чтобы похвастать перед ним. Или узнать, где тот прячет свои сокровища – игрушки, фотографии и монетки. Это своего рода «тайны», которые мог преподнести ему странный мальчик. Но то, что увидел Джейкоб, нельзя было назвать фокусом или «тайной». Это ужасное зрелище, наполненное болью, как для него, Джейкоба, так и для Ноа. А эти глаза? Его голос? Внутри Ноа был заключен кто-то иной… Внутри Ноа? Джейкоб растер рукой свою грудь. Почему она так болит?
Джейкоб встряхнул головой. Хватит! Он видел впереди свой дом, освещенный золотистыми лучами. Там мама. Там папа. А еще есть Пеги. Пеги! Вспомнив о ней, у Джейкоба потеплело внутри. Когда он встретится с ней, наверняка забудет все, что произошло этим утром. Как страшный сон. Будто никогда и не было в его жизни сырого подвала и мальчика с лицом змея. А ведь Ноа и правда выглядел как змей. Широкие ноздри, большой рот и глаза с полосками зрачков… Забудь, Джейкоб. Оставь позади болота. Ты живешь среди желто-зеленого кукурузного моря. Над головой синее небо, а впереди целая жизнь, в которой будет масса всего удивительного! Просто проглоти этот комок, а рана на ладони со временем затянется.
– Как считаешь, Эрл, – сказала тихим голосом миссис Хендерсон мужу, – обязаны ли мы были рассказать Фостерам о том, что произошло в их доме?
Близилась ночь, и Джейкоб лежал без сна в своей постели. Он так и не встретился сегодня с Пеги. Ей нужно было разобрать свои вещи после переезда, и она была весь вечер занята, что вызвало глубокое разочарование у Джейкоба.
Плюхнувшись в кровать, он с полчаса вертелся, прокручивая в голове события дня. Сейчас его родители находились в своей спальне через коридор напротив. Двери были прикрыты не плотно, и Джейкоб услышал их шепот. Слова мамы насторожили его, и он почти не дышал, стараясь не упустить ни единой фразы.
– Ты о Томпсонах? – ответил мистер Хендерсон.
– И о Томпсонах тоже.
– Не могу вспомнить, как звали тех, кто жил в доме до Томпсонов?
– Куперы. Энтони и Дебра Купер.
– Точно. И у них тоже был сын, как у нас. Не могу вспомнить имя. Нил? Нор?
– Ноа Купер. Ему было бы около тридцати лет, если бы…
– Если бы в один день он не пропал без следа.
Ноа! Джейкоб не ослышался? Этого мальчика звали Ноа? Но этого не может быть… Если бы этим пропавшим человеком оказался тот Ноа из домика на болоте, он был бы уже взрослым мужчиной. Что это, неведомые чары? Или непростое совпадение?
– Не думаю, что Фостерам нужно знать об этом, – сказал мистер Хендерсон. – В глубинах чащи – болота, ты знаешь. Я уверен, что случилась трагедия. Ведь его тело нигде так и не было найдено, а значит…
– Да, о Куперах как раз-таки все как на ладони, Эрл! – шикнула миссис Хендерсон. – Но ты же прекрасно знаешь, почему Томпсоны съехали из этого места. Городская зараза добралась и до них. Слава Господу, что вот уже целых два года со дня… со дня смерти их маленькой дочери, задушенной кем-то в ее кровати, – она начала тихонько всхлипывать, – наш сын все еще жив! Полиция бессильна прекратить эти жестокие и душераздирающие убийства. Такое ощущение, что они сидят в своих кабинетах и совершенно ничего не предпринимают!
– Дорогая, нет никаких улик. Убийца подобен призраку, не оставляет никаких следов. Единственное, что пока известно – гематомы на шее жертв выглядят так, будто их душили толстой веревкой или скрученным полотенцем, например. Только жирная темная полоса на коже, и больше ровным счетом ничего. Нет мотивов, нет свидетелей, нет отпечатков пальцев. Неуловимый маньяк, терроризирующий город больше десяти лет.
– Это сущий кошмар, Эрл! Мы просто обязаны уберечь Джейкоба от этого. Нет, мы не должны ничего рассказывать Фостерам, иначе об этом узнает наш сын. Пусть все остается, как есть, пока он хотя бы не подрастет.
– Ты права. А теперь давай спать, милая.
– Спокойной ночи, дорогой.
Джейкобу казалось, что он прирос спиной к простыне. Какие ужасные вещи оказывается творятся в городе, а он ни сном ни духом об этом! Ноа не врал, когда поведал ему об убийствах детей. Родители подтвердили слова странного мальчика. Но как же Пеги? Должен ли ОН рассказать ей все, что узнал за прошедший день??? Черт возьми, да за минувшие двенадцать часов он узнал больше, чем за всю свою недолгую жизнь!
В конце концов устав от тяжелых размышлений, мальчик провалился в глубокий сон, наполненный еще более странными видениями. Он испытывал незнакомую легкость в теле. Его даже не смущало то, что каким-то образом у него вдруг исчезли руки и ноги. Зато взгляд стал более острым, а слух – чутким. Джейкоб нырнул сквозь прутья решетки, привинченной к окну собственной комнаты, и шлепнулся на крышу веранды. Свернувшись плотным кольцом, он осмотрелся вокруг. Он увидел колышущееся кукурузное поле и черный лес за ним. А еще дом Фостеров. Внутри уже давно не горел свет, и в темных оконных стеклах отражался белый яркий серп полумесяца, застывший на звездном небе.
Джейкоб расправил свое длинное гладкое тело и свесился вниз головой, касаясь ею почти самой земли. Расслабив мышцы, он мягко спикировал в траву. Лавируя среди камешков и невысоких сорняков, Джейкоб обогнул по кругу свой дом, а затем забрался на водосток. Взбираясь по холодным трубам, Джейкоб стремился вновь оказаться в своей спальне. И что его так повлекло на улицу среди ночи?
Вернувшись наконец в комнату, мальчик случайно бросил взгляд в небольшое зеркало, что стояло на невысокой деревянной тумбочке, и оробел. Он увидел плоский змеиный лоб и горящие огнем глазные щелки, жадно буравящие свое отражение.
– Не забывай о клятве, или мы пожрем Фос-с-с-теров, – коварным шелестящим шепотом произнес змей. Но выглядело все так, будто это сам Джейкоб предупредил себя!
– Что с твоей кроватью, Джейкоб! – мальчика разбудил взволнованный голос миссис Хендерсон. – Ты не помыл перед сном ноги, грязнуля?
Джейкоб стряхнул с себя остатки сна и вопросительно уставился на маму.
– Взгляни на свою простынь, – она указывала пальцем на постельное белье.
Джейкоб сдернул с себя одеяло и увидел грязные разводы на белой ткани. А еще несколько земляных пятен на животе и коленях.
– Ты не принимал ванну вчера, – миссис Хендерсон посетила внезапная догадка. – А нам с отцом наврал, так выходит?
– Вовсе нет, мама, – Джейкоб и сам не понимал, как такое получилось. Он точно помнил, что вымылся с мылом с ног до головы. Или нет? – Я не помню…
– Зато теперь я вижу все, что ты скрыл под одеждой. Боже мой, ты ужинал за столом в таком виде! – она схватилась руками за голову. – Быстро в душ, пока отец не застал тебя в таком виде. Уж он тебе точно уши надерет. А я пока соберу все твое грязное белье и отправлю в корзину. Марш вниз!
Мальчик вскочил, как ошпаренный кипятком, и понесся в ванную комнату. Через десять минут он с виноватым видом вошел в кухню и тихой мышью сел за стол, ожидая свой завтрак. Отец, увлеченный газетой, к счастью, не стал уточнять причину такого скромного поведения. Вскоре он допил свой кофе и, поцеловав миссис Хендерсон в щеку, умчался в город на работу.
– Ешь свой завтрак, Джейкоб, – все еще сердито проговорила мама, – и потом поможешь мне с домашними хлопотами. После обеда – уроки. А вечером, так и быть, разрешу тебе немного погулять.
Джейкоб тяжело вздохнул. Что-что, а такой суровый тон по отношению к нему он ни капельки не заслужил. Слишком много было в нем сомнений по поводу своей вины.
И все же вечер до ужина предрекал Джейкобу больше радости. Они вместе с Пеги сидели в кабине папиного комбайна. Дети вдвоем уместились на единственном сидении среди педалей, рычагов и кнопок. У девочки разбегались глаза при виде такого количества различных функций. Да и вообще, она в первый раз видела своими глазами комбайн изнутри и восхищалась мистером Хендерсоном, который справлялся с работой на такой сложной машине.
– Подумаешь! – фыркнул Джейкоб. – Папа и меня научил водить комбайн.
– Ой, не смеши! – отмахнулась от него Пеги. – Тебе не хватит роста даже до педалей дотянуться ногами. Так еще и рычаги нужно знать и всякое такое…
– Не веришь, – с легким ехидством проговорил мальчик. Честно говоря, он так и думал, что Пеги не поверит ему на слово. – А ты хотела бы немного прокатиться?
– Спрашиваешь тоже! – с восторгом воскликнула Пеги. – Только мистер Хендерсон вряд ли станет тратить свое время на такую ерунду, Джейкоб!
– Погляди! Ключи в замке зажигания. Папа никогда их не вынимает. Боится случайно потерять после того раза, когда мы их искали целый день по всей округе, а они преспокойно лежали на резиновом коврике, вот здесь, под ногами, – он указал под сидение. – Папа обронил их, когда вылезал из кабины.
– И что? Не хочешь ли ты сказать, что собрался сам завести мотор?
– Не переживай, я уже сто раз это делал. И к тому же, папа уже разрешил воспользоваться комбайном. Ненадолго.
– Врешь ты все.
– А вот и нет, – сказал Джейкоб и повернул ключ.
Двигатель громко зарычал, закашлялся черным дымом из выхлопной трубы, а затем равномерно затарахтел. С ближайшего дерева в испуге вспорхнула маленькая птичка и взметнулась в небо. Джейкоб победно взглянул на Пеги, у которой на лице была четко выражена фраза: «ну и получит же сейчас кто-то ремня!» Джейкоб сразу вычислил ее коварные мысли.
– А вот и нет, – повторил он и дернул за один из рычагов.
Огромная машина слегка дернулась и потихоньку стала продвигаться вперед по проселочной наезженной ею же дорожке вдоль забора в сторону кукурузных полей.
Пеги обернулась назад и увидела возле веранды миссис Хендерсон. Она лишь покачала головой, глядя им вслед, и скрылась в доме.
– Тебе и правда разрешили угнать целый комбайн! – сейчас в глазах Пеги читалось лишь восхищение, и Джейкобу это было очень лестно и приятно. – Если мои родители увидят меня…
– Тогда придется им признаться, что вместе с комбайном я похитил и тебя, Пеги! – подхватил ее слова Джейкоб, не дав ей закончить фразу про угрызения совести. И сам был шокирован своей смелостью.
Пеги не ответила, но мальчик заметил на ее щеках легкий румянец от смущения.
Четверть часа Джейкоб катал Пеги вдоль высоких стеблей, и когда они в очередной раз повернули к дому, Джейкоб вдруг почувствовал слабое недомогание. Комбайн вильнул в сторону, но мальчик тут же выровнял колеса.
– Что с тобой, Джейкоб, – увидав, как побледнело лицо друга, встревоженно спросила Пеги.
– Не знаю, что-то мне не хорошо.
Новый приступ неясной хвори выразился, что называется искрами из глаз. Перед ним всплывал и исчезал резкий и яркий силуэт черной гадюки из ночного сна. Казалось, он то прятался, то вновь показывался среди кукурузных листьев и початков. У Джейкоба заболели глазные яблоки, а во рту появился неприятный ядовитый привкус. Он машинально нажал на тормоз, и комбайн заглох посреди дороги. Мальчик вертел головой в разные стороны, закрыв веки, пытаясь избавиться от странных видений.
– Эй, ну ты что? – Пеги была серьезно взволнованна и хотела уже было бежать за взрослыми, но Джейкоб остановил ее.
– Мне уже лучше. Просто жара, наверное. Голову напекло и все.
– Может попросить твоего папу, что бы загнал на место комбайн? Я уже не хочу кататься.
– Да, пожалуй, так будет лучше всего. Я скажу ему об этом…
– Тогда до завтра?
– Да, пока, Пеги.
– Пока, Джейкоб.
Они расстались у калитки, и мальчик поплелся в дом. Ужинать ему расхотелось, и он сразу пошел к себе наверх. Родители проводили его тревожными взглядами, но приставать с расспросами не стали. Лишь переглянулись, подумав о том, не поссорились ли Джейкоб и Пеги?
Джейкоб рухнул на кровать и уставился в потолок. Головокружение уже прошло, но внезапная усталость навалилась на него такой тяжестью, что мальчик не в силах был подняться на ноги, чтобы приоткрыть пошире окно на ночь и выветрить духоту из комнаты. Через полчаса он уснул. И проснулся среди ночи. Силы вернулись к нему, и Джейкоб ощущал в себе прилив бодрости. А еще он был очень голоден, ведь из-за недомогания пришлось пропустить ужин.
В доме не было слышно ни звука. Родители спали в своей спальне. Джейкоб взглянул на часы. Два часа ночи. Не самое лучшее время для перекуса, но живот просто выворачивало от голода. Он спустился с кровати и ползком выбрался на лестницу. Оказавшись в кухне, он с досадой отметил, что не может открыть холодильник. Он пытался тянуть свои пальцы к ручке дверцы, но их как будто не было вовсе. Тогда он проскользнул сквозь щелку незапертой входной двери и почувствовал кожей прохладный ветер. Он высунул язык, чтобы потрогать его свежесть на вкус.
Джейкоб поймал себя на мысли о том, что он почему-то снова глядел на погруженный во тьму дом Фостеров. Он не думал в этот момент о Пеги. Он просто. Наблюдал. За домом. И чего его только так манило внутрь уже вторую ночь подряд? Не пора ли проверить, что это?
Слабое шуршание травы в нескольких футах перед ним, заставило его на секунду забыть о Фостерах. Он всматривался в тени перед собой, которые рождались в свете лунного полумесяца. Вот снова раздался звук, и верхушки ближайших травинок зашевелились. Джейкоб бесшумно протянул вперед свою длинную блестящую шею и, вложив свои силы в один мощный выпад, схватил острыми зубами маленькую полевую мышь. Джейкоб стал медленно смыкать челюсти, проникая в кровоточащую плоть своей жертвы. Мышь успела пискнуть пару раз и затихла, повиснув бездушной окровавленной тряпицей в пасти Джейкоба. Мальчик вновь наблюдал за темными окнами Фостеров.
– Постой, Джейкоб? Ты ночью таскал джем из холодильника? – спросила миссис Хендерсон на следующее утро у сына, остановив его у двери, ведущей в ванную.
– С чего ты взяла?
– У тебя весь рот в бордовых разводах. Должно быть это клубничный джем.
– Я не люблю клубнику, ты же знаешь.
– Уж не знаю, чем ты занимаешься по ночам, Джейкоб, но ты стал сам на себя не похож. В прошлый раз ты измазал грязью свою постель, а в этот раз – свой рот. Чтобы через пять минут выглядел, как подобает, иначе я все расскажу твоему отцу. Он быстро в тебе воспитает утерянные качества приличного ребенка ремнем, – миссис Хендерсон была вне себя от злости, хоть и сдерживалась от искуса накричать как следует на Джейкоба за его внезапно появившуюся чрезмерную неряшливость. – Быстро умываться!
Мальчик в полном недоумении закрылся в ванной и взглянул в маленькое настенное зеркальце. На его губах были отчетливо видны красные подтеки и мелкие брызги на левой щеке и подбородке.
– Но я не ел клубничный джем! – оправдывался он перед своим отражением.
Вымыв с мылом лицо, он еще раз оглядел себя. Его губы выглядели слегка припухшими и раздраженными. Он раскрыл рот так широко, как только мог, затем закрыл. Никакого дискомфорта. Хотя, странное першение в горле все же заставило мальчика нахмурить брови. Он покашлял. Ощущение не исчезло, напротив, глотку стало драть еще сильнее. Он снова стал кашлять, пока кашель не перешел в новую стадию – рвоты. В конце концов Джейкоба вырвало в унитаз чем-то отвратительным на вкус. Он вытер подступившие от приложенных усилий слезы и взглянул вниз. Стенки унитаза были заляпаны кровяными брызгами, а в самом центре сливного канала кружился на воде кусочек тонкого мышиного хвоста.
Джейкоб в ужасе отпрянул к стенке, привалившись к ней спиной. Он услышал торопливые шаги, а затем голос мамы за дверью:
– Джейкоб, да что с тобой такое? Ты в порядке? Открой!
– Все, все нормально. Просто меня немного мутит, – через силу проговорил Джейкоб.
Он поднялся на ноги и поспешил смыть без остатка следы мышиного фарша, чтобы их не обнаружили родители. «Я что, лунатик? – с испугом подумал мальчик, представив на мгновение, что в таком случае недолго залезть, к примеру, на крышу, а потом спрыгнуть вниз и переломать все кости. – И этой ночью выходил на улицу для того, чтобы съесть полевку? Это уже перебор!»
Ему вновь стало дурно. Перед глазами стояла ночная прогулка, а во рту ощущался кислый вкус крови вперемешку с желудочным соком.
– Джейкоб, выходи из ванны. Мы должны показаться врачу! – продолжала настаивать миссис Хендерсон.
– Не нужен мне никакой доктор, честно-честно, – капризно протянул Джейкоб. Ему вдруг стало еще и страшно. Что-что, а ехать в больницу ему сейчас совсем не хотелось. К тому же на него вновь навалилась слабость, и мальчик подумывал о постели. – Я поднимусь наверх и посплю еще немного.
– Но ведь ты мог подхватить какую-нибудь инфекцию, Джейкоб! – не сдавалась мама по ту стороны двери. – Нельзя быть таким безрассудным, тем более в двенадцать лет, когда организм еще не способен постоять за себя в полную силу!
– Если мне не полегчает после сна, я не стану противиться, мама, – предпринял еще одну попытку соскочить с поездки Джейкоб.
– Ладно, – сдалась миссис Хендерсон. – Все равно твой папа уже уехал в город на машине. Но не думай, что если я уступила тебе сию минуту, то ты сможешь пользоваться моей слабостью все время. Как миленький покажешься доктору!
– Хорошо, мама…
Проснувшись через несколько часов от ярких солнечных лучей, бьющих ему прямо в глаза, он с облегчением отметил про себя, что недомогание улетучилось, поэтому поездка к врачу, к счастью, откладывалась на потом.
Всю неделю до самого воскресенья Джейкоб корпел над уроками, работал в поле с отцом, а вечерами гулял с Пеги. Она уже успела прочитать книгу о приключениях Билли «Быстрохода» и была просто в восторге от нее. Мама Джейкоба пару раз заходила в гости к миссис Фостер, чтобы полюбоваться ее свежими взглядами на модный дизайн различных одежд. В один из таких визитов миссис Фостер продемонстрировала свой талант к игре на пианино. Что до мистера Фостера, то он показывался на глаза крайне редко, соответствуя образу жизни делового человека.
Лишь одно обстоятельство омрачало жизнь Джейкоба. Его сновидения, которые приходили к нему каждую ночь. Их нельзя было контролировать. В них Джейкоб выступал в роли зрителя, заключенного в дикую оболочку безжалостного змея. Один из снов показал Джейкобу мертвого ребенка в колыбели. Другой – статую старухи, у подножия которой Джейкоб увидел сухой скелет человека, обтянутый кожей. В третьем сне Джейкоб оказался у входной двери завалившегося набок мрачного дома. Рядом в покосившемся от времени стуле со спинкой застыл недвижимой скульптурой мертвый пожилой мужчина. Но самый страшный сон был накануне ночью. Джейкоб находился в чьей-то спальне, склонившись над кроваткой незнакомой девочки лет шести или семи. Она крепко спала, зажав под мышкой веселого тряпичного клоуна. Джейкоб почувствовал сильный голод, но еще больше его мучило безудержное желание дотронуться до нее.
В следующую минуту Джейкоб уже обвил своим телом шею девочки, сжимаясь вокруг нее плотным кольцом так, что та почти перестала дышать. Еле слышные хрипы вылетали из ее рта и тут же угасали, растворяясь во мраке комнаты. Ее глаза широко раскрылись, и в них, бездонных, словно глубокая морская бездна, отпечаталась испуганная беспомощность и кукольное безмолвие. Но лишь до тех пор, пока раскрасневшееся личико не стало выражать покой и умиротворение, как и ее взгляд. Джейкоб ослабил хватку. Долго глядел в мертвые глаза. Потом с трудом просыпался в своей комнате. И всю неделю он скрывал от мамы грязь на своей простыне, что с каждым днем все больше и больше раскрашивала белую ткань в бурые цвета.
Воскресным утром сразу же после завтрака Джейкоб встретился с Пеги. Она играла с Арьей в куклы на газоне у крыльца дома. На них были надеты легкие платьица и модные ажурные шляпки, что бы солнце не напекло головы.
– Привет, Пеги! Привет, Арья! – сказал Джейкоб, присев рядом с ними на траву. – Во что играете?
– Как всегда, в Полли и Холли, – со вздохом ответила Пеги. – И как ей не надоедают одни и те же игрушки, ума не приложу.
– Ну, просто они красивые, – пожал плечами Джейкоб, глядя на нарядных тряпичных кукол. Ему почему-то вспомнился клоун той девочки из сна. В груди кольнуло и тут же утихло. – Кстати, когда надоест играться с ними, мы могли бы сходить в лес.
– А что там в лесу? – оживилась Пеги и, усмехнувшись, добавила: – Твои склизкие бардовые лягушки и всякие ящерицы?
– И дом. На болоте, – сказал Джейкоб, сам не понимая зачем он это сделал.
– Какой такой дом?
– Ну, старый. Маленький.
– Ты построил собственный дом? – пришла в восторг Пеги.
– Н-нет, – ответил Джейкоб, жалея, что у него слетела с языка частичка тайны Ноа. Но отступать было уже поздно, и Джейкоб решился открыть тайну Пеги. Как-никак она его друг, и Ноа вряд ли стал бы ругать его за это. – В общем, в этом домике на болоте живет один знакомый мальчик. Правда я не уверен, что он сейчас там…
