– И многих подруг ты развлекаешь подобным искусством?
Соби опустил глаза, и неловкая улыбка коснулась его губ.
– Честно говоря, ты первая, – проговорил он.
– Первая? В каком десятке, во втором или третьем?
Улыбка сползла с губ парня, лицо посерьёзнело, а в направленном на меня взгляде читалось недоумение.
– Милена, я не понимаю, почему ты считаешь меня… как это… бабником? – спросил он. – Каким-то озабоченным типом?
– Да потому что ты такой и есть, – даже не задумываясь, ответила я.
– Но… с чего ты так решила?
– Да всё твоё поведение, все твои слова говорят об этом. Стоит тебе увидеть симпатичную девушку, как тут же загораются твои глазки, сразу кокетничать начинаешь.
Я взяла бутылку и налила себе ещё вина. Что со мной? Зачем я несу этот бред? И вроде ещё не пьяная. Однако давно копившиеся сомнения и недоверия уже нашли пробоину в моей душе и потекли серой жижей. А Соби смотрел на меня и лишь непонимающе хлопал ресницами.
– Прости, но, по-моему, так ведут себя все мужчины, – заметил он.
– Возможно, но не все столь профессионально.
– Несколько неприятный комплимент.
– Почему же? Не хочешь передо мной похвастать своими любовными победами? А ведь в общежитии тебя считают известным сердцеедом. – Подобное сообщение моего собеседника откровенно подивило. – Да, твой дружок так и сказал: «Ты поаккуратнее с ним. Он у нас известный сердцеед».
– Сашка?
– Ну да. Я больше никого из твоих друзей не знаю.
Отведя глаза, Соби на пару секунд ушёл в свои мысли, а потом понимающе покачал головой, и на его лице мелькнула усмешка разочарования.
– Теперь всё ясно. Вот почему ты так старательно держишь меня на расстоянии своих огромных шипов.
Глупый. Какое же это расстояние? Достаточно лишь руку протянуть.
– Сашка-ва урагиримоно!84
– Что? Дружок испортил тебе всю игру?
Соби вскинул на меня резкий взгляд, его язык издал звонкий щелчок.
– Игру? Так ты считаешь, я всего лишь играю? Решил соединить полезное с приятным?
Кажется, Соби расстроился. Или обиделся. На его лице было написано и то, и это. Парень вновь отвёл взгляд в сторону; его спина была ровной, руки упёрты в колени. Нужно немедленно прекратить этот глупый разговор. Немедленно. И обязательно извиниться перед ним! И только я решила это сделать, как Соби начал говорить ровно, спокойно, холодно:
– Даже не знаю, почему он так сказал. Сашка имеет у девушек намного больше успеха, чем я. Ухажёр из меня так себе, корявый, и красивых слов говорить не умею. Мне в основном достаются любопытные глупышки, которые считают, что «иметь парня японца, это так необычно!» А я не люблю быть экзотикой. Начинаются бесконечные вопросы: «А как японцы делают это? А как делают то?» Хвастовство перед подружками: «Его зовут Соби. Представляешь, он из Японии!» Будто с Марса прилетел. Естественно, таким девчонкам я сразу говорю: «Прощай». Да, в академии у меня много подруг. Но мы просто общаемся, вместе ставим танцы, ходим в кафе после занятий. Ничего интимного в наших отношениях нет. Ну, с одной только, изредка. Когда она ругается со своим очередным парнем, то зовёт меня. Мы с ней пьём пиво, я молча выслушиваю её жалобы, а потом остаюсь на ночь, а то и на две.
– Соби, прекрати, – попыталась я остановить странные откровения друга, но Соби, не слушая меня, упрямо продолжал говорить.
– С Таней мы познакомились на вечеринке у наших общих знакомых. Она довольно скучна в общении, зато без комплексов в постели и вполне устраивает меня, как женщина. И я ей честно об этом сказал. Сказал, что ничего серьёзного между нами быть не может, только секс. И если она не согласна, то мы расстанемся. Таня согласилась. Я не знаю, может, она надеялась на что-то…
– Соби, ты не должен оправдываться, – всё же прервала я парня.
– Нет, должен! – зыркнул на меня Соби. – Я не хочу, чтобы ты считала меня игроком. Может, я поступил с Таней неправильно и цинично, но честно. И с тобой я веду себя честно. Ты мне нравишься. Очень нравишься. Нравится смотреть на тебя, слышать твой голос… Я даже по колючкам твоим успеваю соскучиться. Да, признаю, мне хотелось бы, чтоб наши отношения стали более близкими. Возможно, поэтому я порой веду себя не скромно. И возможно, поэтому ты мне не доверяешь. Я действительно слишком эмоционален, не сдержан. Мама права, мне это очень мешает в жизни. Конечно, чтоб ты смогла поверить мне, я должен измениться… Может быть, уже поздно, но я постараюсь…
– Не надо, – сказала я. – Если изменишься, то станешь неинтересен.
Соби вдруг замолчал. Он смотрел прямо на меня, будто ждал продолжения моей мысли. Но продолжения не последует. Да я и не знала, как отвечать на подобные излияния. Неожиданные излияния. К признаниям в любви я пока была не готова, но и отвергать парня тоже не хотела. Да и не верилось ещё в его искренность. Уж слишком привыкла я принимать его поведение за обычное кокетство. Я опустила взор, предпочтя рассматривать шов на подоле юбки. Только бы Соби не надумал меня расспрашивать о моих чувствах. Однако эти надежды не оправдались.
– Милена-тян, я тебе интересен только как друг? – осторожно спросил Соби.
В моей голове творился сумбур и беспорядок. Получается, что парень, растущую влюблённость к которому я столь старательно уничтожаю, тоже был влюблён в меня? Мне бы порадоваться, но я сидела, словно горем убитая. Я не знала, что и думать. Не знала, что мне теперь делать. Слишком неожиданным оказался поворот событий. Моё тело встало и пересело на диван. Разуму было совершенно безразлично, зачем оно это сделало.
– С-соби… ты… – проблеял мой ослабевший голосок, на который разум тоже не отвлекался. – Ты мне… С-сейчас я…
Парень тоже поднялся, порывисто подошёл ко мне и сел рядом.
– Ты права, Милена-тян, – сказал он, аккуратно взяв меня за руку. – Если ты ещё не определилась с ответом, то сейчас не надо его давать. Присмотрись ко мне получше. Но только помни, что я с тобой не играю. Я не притворяюсь. Я вот такой, какой есть, со всеми моими недостатками. И с надеждой, что ты примешь меня.
Моя рука нежилась в его тёплых ладонях. Как хорошо, что Соби меня понимает. Мне действительно нужно было время, чтобы всё осмыслить, разобраться со своими чувствами. Я робко подняла на парня глаза. Вот если бы он ещё и тему разговора сменил.
– Когда я покажу тебе мою страну, ты в неё тоже влюбишься, – мягко улыбнулся Соби.
«Тоже»? Меня не подивило бы, если б этот хитрый тип в отличие от меня уже давно разобрался с моими чувствами.
– А когда у вас цветёт сакура? – ухватилась я за поворот разговора.
– В апреле.
– Тогда в Японию надо ехать не зимой, а в апреле.
– Ты и в апреле приедешь, – ещё шире улыбнулся Соби.
Никогда не встречала более настырного человека. Спорить с ним было бесполезно, и я лишь тяжко и обречённо вздохнула, чем вызвала лёгкий смех у моего странного собеседника.
И всё-таки его лицо было каким-то необычным сегодня. Каким-то… гладким, что ли. Я присмотрелась к щеке парня. В лучах заходящего солнца кожа казалась матово-бархатной с едва заметной сероватой тенью.
– Почему ты на меня так смотришь? – поинтересовался Соби.
– Не пойму, что у тебя с лицом, – отозвалась я, всматриваясь ещё пристальнее.
Я даже протянула руку и провела пальцами по щеке. Похоже, кожа была покрыта тонким маслянистым слоем. К тому же на подушечках моих пальцев остался и бледный бежевый налёт.
– Это… это тональный крем? – подивилась я.
– Нет, – ответил Соби. – Это грим.
– Грим? – Я ещё больше удивилась.
– Да… Синяки были… слишком заметны…
Соби прикрыл глаза. Теперь понятно, почему эти глаза сегодня казались особенно выразительными. Над ними, да и вообще над красотой всего лица потрудился настоящий художник.
– А откуда у тебя грим? – продолжала я расспросы.
– С собой привёз.
– Настоящий актёрский грим?
– Да. Мы пользуемся им, когда ставим спектакли.
– Интересно… И кто его тебе наносил?
– А кто же ещё, кроме меня самого?
– Ну да. Просто… очень аккуратно нанесено…
– В японской школе нас специально этому обучали.
Я продолжала рассматривать лицо парня. И тут мне в голову пришла идея. Я придумала, как отвлечь и себя, и его от внезапного нашествия лирических чувств.
– Соби, а загримируй меня, – попросила я.
Теперь наступила очередь парня удивляться.
– Тебя? Но зачем?
– Просто так. Интересно.
– И под кого?
– Ну… Я не знаю… А! Сделай из меня гейшу.
– Гейшу? – Соби аж глаза округлил. – А ты представляешь, какой у неё макияж?
– Ну да. Белое лицо, красные губы, щёки… Причёска такая… красивая причёска. Я смотрела про гейш передачу. А ещё видела фильм «Дневник гейши».
– Со да на85… Значит, ты имеешь представление, кто это такие.
– Я знаю, что гейши – очень умные и образованные женщины, – твёрдо ответила я на вопрос учителя. – Они изучают историю, литературу, психологию, музыку, танцы… Они служат украшением любого мужского общества. Мужчина рядом с такой женщиной может отдохнуть как морально, так и физически.
– Смотри-ка, будто специально подготовилась. Ёши. Давай попробуем сотворить из тебя гейшу, – согласился Соби. – Только тебе придётся умыться, снять макияж.
– Ага! Я сейчас, быстро! – Я тут же вскочила с дивана и побежала в ванную комнату.
Новая забава увлекла меня. Хотя я ничего особенного и не делала. Просто сидела перед Соби и терпеливо ожидала окончания его работы. А работал парень на совесть. Трудился над моим лицом с видом создающего шедевр художника. Перед ним лежала большая палитра, несколько различных кисточек. На какое-то время я перестала быть для него женщиной, а превратилась в холст для картины. Нанеся несколько мазков или штрихов, Соби слегка отводил голову и оценивающе осматривал получившееся.
– А ты вообще хорошо рисуешь? – спросила я.
– Нет, не очень, – ответил Соби, не отвлекаясь от дела.
– Среди твоих родных ещё кто-нибудь имеет таланты в сфере искусств?
– Только муж тёти, фотограф.
– Но он же тебе не кровный родственник.
– Тогда не знаю. Закрой глаза.
За работой Соби был крайне неразговорчив и на вопросы отвечал почти односложно. Пришлось и мне замолчать. Над моими глазами художник работал долго. А когда я наконец их открыла, то встретилась с хмурым взглядом.
– Что-то не так? – поинтересовалась я.
– Риппа-ни86, – подвёл черту Соби.
– Мне можно взглянуть в зеркало?
– Ийе.
Художник повернулся к кисточкам, выбрал одну из тонких и направил её к красной палитре.
– Ну Соби, мне же любопытно, – закапризничала я.
– Нет. Закрой рот и не шевели губами.
Работа над моим ртом заняла меньше времени. Затем раскрашиванию подверглись щёки и подбородок. Но и после этого художник не позволил мне посмотреть в зеркало.
– Сначала причёска, – заявил он. – У тебя есть шпильки?
– Есть. В ящике туалетного столика.
Сейчас пойду за ними и взгляну в зеркало. Но не тут-то было. Соби сам отправился за шпильками. И нашёл их очень быстро, я даже не успела достать из ридикюля пудреницу.
С причёской Соби возился тоже долго. Укладывал каждую прядь, смазывая её каким-то гелем. Парень молчал. Я не видела его лица, он стоял за моей спиной, однако не сомневалась, что на нём лежала печать вселенской заботы. Я тоже молчала, полностью доверившись рукам мастера, и под тихие звуки музыки окунулась в мысли о далёкой, очень далёкой стране, из которой прибыл ко мне мой странный принц. Мой принц. Как-то слишком быстро сердце приняло Соби за принца из моих мечтаний. Кажется, у него и сомнений-то в этом больше не оставалось.
Закончив с причёской, Соби встал передо мной и с видом критика принялся рассматривать своё творение. Слева, справа, подправил что-то в причёске.
– Ну как? – спросила я.
– Надо что-нибудь придумать с нарядом, – сказал Соби. – Твоё платье совсем не подходит этому образу.
– Но у меня нет кимоно, – отозвалась я.
– Сингай да.87
– А может, шею шарфиком задрапировать? – предложила я. – У меня есть красивый шифоновый палантин.
– Какого цвета?
– Нежно-красного такого…
– И где он лежит?
– В гардеробе. Но я надеюсь, в мой шкаф ты не полезешь?
– У меня нет к тебе доверия, – ответил на это Соби и направился в спальню. – Ты же сразу к зеркалу побежишь, а я не хочу, чтоб ты видела картину незаконченной. На какой полке искать?
– Не помню. На второй или третьей.
В этот раз у меня было больше времени, чтобы достать пудреницу. Однако я не стала этого делать. Ладно, пусть художник закончит свою «картину», уж не буду обижать его нетерпением. Соби вернулся с палантином и с моим атласным розовым халатом.
– А зачем халат? – поинтересовалась я.
– Попробую сделать из него кимоно. Переодевайся. Только с причёской аккуратнее.
Пока я переодевалась, Соби с моего разрешения залез в тумбочку и извлёк из неё мой фотоаппарат, проверил его готовность к работе. В этот вечер я чувствовала себя настоящей моделью: сложный макияж, причёска, платье, теперь вот предстоит фотосессия. Стараниями Соби из моего халата перетянутого в талии широким палантином получилось вполне достойное кимоно. И вот наконец художник, оставшись довольным своим шедевром, позволил мне подойти к зеркалу.
Я прошла к туалетному столику и взглянула на моё отражение. Из зазеркалья на меня глядела самая настоящая азиатская девушка с немного раскосыми глазами, с высокими скулами, с тёмными волосами, прибранными в затейливую причёску и украшенными распущенным алым бутоном розы. У лица бело-розовый оттенок, у губ – цвет клубники, на щеках лежал приятный румянец, в уголках глаз – хитрые стрелочки. Конечно, что-то общее со мной у этой девушки имелось, но это что-то было совсем незначительным. Сзади подошёл Соби и, не отрывая взгляд от моего отражения, раскрыл передо мной небольшой ярко-голубой бумажный веер.
– Последний штрих, – сказал художник.
Я молча взяла веер в руку и приложила его к груди. Моё превращение в японку поразило меня. Да и слова все куда-то растерялись. Я смотрела в зеркало и всё меньше и меньше себя узнавала. Под влиянием нового облика даже внутри что-то менялось: хотелось двигаться по иному, по-иному говорить.
– Что скажешь, Милена-тян? – негромко спросил Соби.
– Юмэмитаи88, – только и смогла выдохнуть я.
Стоявший позади японский парень смотрел на меня ласково, будто на нежное сказочное существо, и голос его, пропитанный теплом, отогревал мою душу, словно светом летнего солнца.
– «Има кими-но кокоро га угоита
Котоба томэтэ ката о ёсэтэ.
Боку-ва васуренаи коно хи во
Кими во даре-ни мо ватасанаи».89
Вырывать любовь из сердца уже бесполезно. Она пустила огромные корни и взрастила дерево, которое теперь под нежную мелодию незнакомых слов набирало цвет. Несомненно, в стихах говорилось о любви, и перевода я не потребовала. Такие чувства понятны на любом языке.
– Такой я тебе больше нравлюсь? – спросила я у отражения Соби.
– Ты мне нравишься всякой. В любом наряде, в любом настроении.
Я улыбнулась. До чего же приятно быть для кого-то самой лучшей.
– Опять ты льстишь, – шутливо упрекнула я.
– А ты опять не веришь, – вздохнув, покачал головой Соби. – Пойдём фотографироваться.
Да, фотографироваться. Это я люблю. Соби устроил мне настоящую фотосессию на фоне моего прекрасного букета: с веером, с цветами, грустная, с улыбкой, в фас, в профиль. Фотографий получилось много. И рассматривая их на ноутбуке, я никак не могла выбрать лучшую – мне нравились все. Я даже устала от столь тяжкого труда.
– О, у тебя здесь есть ещё фото, – заметил любопытный Соби. – Можно я посмотрю?
– Смотри, – позволила я.
– Это кто тебя снимал?
– Анжела. Мы с ней летом в парке гуляли.
– А, вот и она.
Я заметила, что Соби рассматривает фото Анжелы столь же неспешно и внимательно, как и мои. И змея ревности вновь зашевелилась в сердце.
– Анжела решила серьёзно взяться за изучение японского языка, – сказала я, наблюдая за тем, как парень разглядывает фотографии. – И вскоре начнёт работать в азиатском направлении. А конкретно в Японии. Поедет в Токио. – Соби никак не реагировал; казалось, он вообще меня не слушал. – А знаешь, почему она всё это делает?
Помолчав ещё немного, Соби повернулся ко мне.
– Как бы я был рад, если б вот это всё ты сказала о себе, – вполне серьёзно произнёс он. – Что ты учишь язык, чтобы поехать ко мне в Токио. И уж тем более был бы счастлив, если б у тебя на то имелась та же самая причина.
Я невольно опустила глаза. Ну вот, он снова за своё, снова смущает меня намёками. Как бы узнать, насколько честны его чувства? Погадать что ли?
– Можно я отошлю друзьям твоё фото? – вдруг спросил Соби.
Это хорошо, что разговор ушёл в другую сторону. Я вновь взглянула на собеседника, который вернулся к просмотру фотографий.
– А ты разве рассказывал про меня своим друзьям?
– Китто.90 И им хочется на тебя посмотреть.
– Не сомневаюсь. И что же ты обо мне им наговорил?
– Ничего особенного, – ответил Соби. – Просто сказал, что ты моя девушка.
Я аж ахнула от негодования.
– Очень интересно! А разве я тебе позволяла так меня называть?
– Пока нет.
– Смотри-ка, какой самонадеянный! А я вот возьму и вообще откажу тебе.
Но на это Соби лишь послал мне добрую улыбку, да успокаивающе погладил меня по руке – будто с капризным ребёнком разговаривал.
– Так я скопирую вот это фото и вот это? – ткнул он в экран ноутбука. – А ещё вот это из серии «гейша». И мне понравилось вот это…
– Эй, эй! – остановила я. – Ты там выставку моих портретов решил устроить? И пары фото хватит.
На это Соби недовольно скривился и нахмурился.
– Для гейши ты слишком грубо разговариваешь, – сделал он замечание.
– А ты хоть раз бывал в обществе гейши?
– Ни разу. Но знаю, что она всегда мило улыбается и говорит: «Как пожелаете, господин». Она ублажает слух приятной беседой и песнями, взгляд – красотой танца, а тело – нежными ласками…
– Так и думала, что ты скажешь нечто подобное.
– Но ты же доставишь мне минуты удовольствия, правда?
– Нет. Приятных разговоров я не знаю, пою фальшиво, танцевать японские танцы не умею.
– Значит, остаются ласки.
Соби скоренько убрал ноутбук со своих колен и развернулся ко мне всем телом.
– Даже не думай, – предупредила я его и отодвинулась.
– Разве шедевр откажет в поцелуе своему создателю? – Соби придвинулся ко мне почти вплотную.
Я снова отодвинулась – Соби упрямо следовал за мной. Кажется, он был настроен решительно. Я не боялась парня, однако напористость его приводила в смятение. Дальше отступать уже некуда, мешал подлокотник дивана. И тогда коварный соблазнитель положил руку мне на талию, а его лицо уверенно приближалось к моему. Поцелуя не избежать, и не было гарантии, что он окажется скромным. Нет-нет-нет! Буквально в последний момент я успела раскрыть перед Соби веер и укрыться за ним. Губы парня угодили в препятствие, а после за веером раздался очень тяжёлый вздох.
– Плохая из тебя гейша, – прозвучал вывод, и мужская рука соскользнула с моей талии.
Я робко выглянула из-за веера. Отсев от меня, Соби вернулся к общению с ноутбуком. Казалось, ко мне он потерял всякий интерес. Подумаешь. А на что он рассчитывал? Что после пылких признаний я тут же брошусь в его объятия?
– Что ж, раз настолько плохо играю роль, то, пожалуй, мне пора выйти из образа, – высказала я. – Пойду умоюсь, расчешусь и переоденусь.
– Постой, – вдруг подал голос мой дружок. – Я сам тебя умою.
Ишь чего придумал! Может, он и переодеть меня вызовется? Я с шумом сложила веер.
– Ну уж с макияжем я как-нибудь справлюсь сама.
– Нет, это не обычный макияж, – повернулся ко мне Соби, отставив в сторону ноутбук. – У меня есть специальный лосьон для него.
Без лишних слов парень встал, прошёл к своей сумке, в которой, видимо, находилось почти всё на свете, и, вернулся с большим флаконом розоватой жидкости.
– У тебя ватные диски найдутся?
Ватные диски у меня нашлись. Мастер сел на диван напротив меня, щедро смочил лосьоном один из них и принялся за аккуратное уничтожение своей почти двухчасовой кропотливой работы.
– Не жалко? – спросила я. – Столько трудов вложено в мой образ.
– Не жалко. Эти труды не прошли даром, мы сделали отличные фотографии, – спокойно отозвался Соби. – И я уже соскучился по моей Милене.
Я молча наблюдала за неспешной работой парня. Лицо его вновь было серьёзно. Лицо, которое уже стало для меня родным. И что я буду делать, когда Соби уедет? Умру от тоски, не иначе.
Грим на лице парня немного стёрся, и синяки стали более заметны. Как же стыдно за свою злость, за свою несдержанность. И особенно сейчас, после такого прекрасного вечера, который устроил мне обиженный униженный мною парень. Парень, которому я, оказывается, нравлюсь, который хотел быть со мной без всяких условий.
– Ты больше не держишь на меня обиду за вчерашнее? – вдруг спросил Соби.
Эта фраза меня подивила. Ведь я его обидела не меньше, а может, даже и больше.
– Я ещё вчера простила тебя, – ответила я.
– Спасибо, Милена-тян, – мягко улыбнулся мой друг. – Я постараюсь больше не обижать тебя.
Я бы тоже дала такое обещание, вот только мой колючий характер вряд ли позволит мне его сдержать. Поэтому я промолчала.
– Почему ты вчера не ушёл? – спросила я после паузы.
– Я просто разозлился, – ответил Соби. – С ним ты ласкова, а меня гонишь прочь. Я ревную.
– Но ты в моей жизни ничего не изменишь. И прошу тебя, даже не пытаться этого делать.
Прервав работу, Соби посмотрел мне в глаза, а я и не отводила их от него. Пусть смотрит, пусть прочтёт в них, что я глупая женщина, что, несмотря на ноющее сердце, я всё-таки выбираю синицу в руке, а не журавля в небе. Соби первый отвёл взгляд, и его губ коснулась лёгкая усмешка, значение которой я не поняла. Смочив очередной ватный диск лосьоном, парень возобновил прерванное занятие, а на его лицо вернулось прежнее выражение большого усердия.
– Тебе бы силу упрямства направить в изучение японского языка, – заметил он.
– Ты хочешь сегодня провести урок? – подхватила я поворот разговора.
– Да хотелось бы уделить ему часок.
– Но уже поздно, Соби. Давай лучше серию фильма посмотрим.
– Намакэмоно91, – буркнул недовольный учитель.
– Ну правда. Я сегодня и так много работала. Я устала.
– Соннара сорэ-дэ ии дэс.92 Уступлю тебе, – сдался Соби. – Но в последний раз.
12 ДЕНЬ
Соби ещё в прошлый раз обещал, что больше не поддастся моим капризам. Однако поддался, и после того, как я приняла душ, смыв с себя остатки образа гейши, несмотря на поздний час, мы посмотрели не одну, а две серии весёлой дорамы. И утром я еле-еле заставила себя вылезти из постели. Ни чашка крепкого кофе, ни ворчание Соби настроение моё никак не взбодрили, и всё такая же вялая я отправилась на работу.
Ну, разве можно в таком состоянии работать? Конечно, нет. Я и не работала. Едва усевшись в своё офисное кресло, я включила ноутбук, созвала коллег и продемонстрировала им мои новые фотографии, на которых я изображала гейшу. Естественно, раздалось много восторгов, и естественно, возникли вопросы «что?», «где?» да «как?». Я небрежно отговорилась тем, что накануне с одной знакомой ходила в гости к её знакомой, а та оказалась по профессии театральным гримёром. Вот мы и надумали поиграть в перевоплощение. И девчонки поверили. Девчонки, но не Карина. После того, как Павла и Анна вернулись на свои рабочие места, она склонилась ко мне и едва слышно прошептала:
– С Соби веселились?
Я утвердительно кивнула головой.
– А почему именно гейша? Он по Родине соскучился?
– Это я попросила его, – таким же шёпотом говорила я.
– А потом? Развлекала его в стиле гейши?
Я недобро покосилась на хитрую улыбочку подруги.
– Я имела в виду песни, танцы, – тут же поправилась она.
Знаю, что она имела в виду.
– Вот ещё! – фыркнула я. – Была только фотосессия и всё.
– Бедный Соби. У него воистину великое терпение, – вздохнула Карина и ушла на своё место.
Я включила видеокамеру – Соби спал. В последнее время он частенько посвящал утро этому занятию. Его синяки на лице быстро заживали и уже поблёкли. Всё-таки та мазь оказалась весьма действенной. Понаблюдав немного за спящим другом, я отключила камеру и всё-таки принялась за работу. Ближе к обеду Карина поинтересовалась, не составлю ли я ей компанию для прогулки в столь тёплую погодку? Но я отказала. Призналась, что накануне легла очень поздно, не выспалась и теперь чувствовала себя разбитой. А потому хотела бы в обед немного вздремнуть. Я даже зевнула в доказательство. Карина понимающе покивала головой и больше на прогулке не настаивала.
Наступил обеденный перерыв. Павла и Анна ушли в магазин, Карина повернулась к окну и занялась корректировкой бровей. Перед тем, как вздремнуть, я ещё раз включила камеру, чтобы посмотреть, чем занят мой квартирант. Но как же я себя ругала, когда увидела, что он занимается танцами! И почему я, дурочка, не включила камеру раньше?
Разминка, видимо, уже закончилась. На Соби были синие потёртые джинсы и такая же синяя джинсовая жилетка, надетая на голое тело; волосы как обычно несколько неряшливы. У стены, очевидно, опять установлено зеркало, однако меня больше это не удивляло. Сейчас меня подивило новое убранство комнаты. Плотно сдвинутые тёмные шторы на окнах не пропускали солнечный свет в сумрачное помещение, зато торшер включен и переставлен к зеркалу, чтобы его лучи освещали только переднюю часть комнаты; голубой диван покрыт чёрным пледом, очевидно, чтобы не выделялся светлым пятном на заднем плане. Создавалось ощущение, будто выстроены декорации для спектакля и сейчас начнётся действие. А может быть, продолжится?
Наверное, всё-таки действие продолжалось, так как Соби уже вёл какой-то танец, поглядывая на себя в зеркало. Я вложила в ухо наушник – музыка звучала резвая, однако плавные движения никак не попадали под её ритм и больше походили на репетицию. Впрочем, через пару минут Соби оставил это занятие, подошёл к магнитоле и выключил звук.
– Что-то поздно сегодня, – вдруг произнёс парень.
Я насторожилась. Он сам с собой разговаривает? Или дома ещё кто-то присутствует? Неужели снова Анжела явилась? Я вгляделась в затемнённые дальние углы комнаты, да только никаких подозрительных силуэтов там не заметила.
А Соби уже включил новую музыку. Зазвучала негромкая мелодия, вступил мягкий мужской тенор. Песня была ласковой, но танец оказался ещё нежнее. Он буквально заворожил красотой с самых первых движений так, что я боялась отвести взор от экрана и пропустить хоть одно из них.
Пододвинув стул, ко мне подсела Карина. Неважно, пусть смотрит, если хочет, лишь бы меня не отвлекала. А подруга и не пыталась отвлечь. Она осторожно взяла со стола второй наушник и тихо затаилась. Теперь мы обе заворожено наблюдали за танцором.
Танцор же продолжал творить чудо. Да, именно чудо. Плавные движения рук были похожи то на взмах крыльев, то на тянущиеся к солнцу цветы. Руки, несомненно, играли главную роль в танце. Они пытались успокоить ноющее сердце, старались от чего-то огородить его. Глаза рассказывали о переживаниях души, пластика тела – о томившихся в ней чувствах. В наклонах сквозило разочарование, в поворотах искался выход от тоски, в выпадах шла борьба с безысходностью. Песня то сочувствовала, то утешала, то подбадривала. Но, видимо, все старания танцора были тщетны, он не смог победить тёмные силы. Он смирился. И когда музыка стала постепенно затихать, он вместе с удаляющимися нотами и сам медленно ушёл в темноту «сцены».
Тихая печальная сказка о любви, рассказанная в танце.
– Боже… Как красиво! – восхитилась Карина. – Как красиво. Я и не думала, что Соби так бесподобно танцует. Это домашнее видео? Ракурс взят немного неудачно. Сверху откуда-то.
Я промолчала. Знаю, что неудачно, да только исправить ничего не могу.
А вернувшийся из темноты Соби уже начинал новый танец. И это выступление существенно отличалось от предыдущего и темпом, и чувствами. Теперь рассказ вёлся значительно веселее.
Соби проводил танец за танцем, и каждый был со своим отдельным повествованием. Где-то печальный, где-то радостный, где-то бунтарский, где-то кокетливо-игривый. Танцор сумел передать в движениях полную палитру чувств. А я, открыв рот, внимательно следила за этим необыкновенным действием, не обращая никакого внимания на окружающий меня мир.
Окончив очередной танец, артист подошёл к магнитоле и выключил музыку. Тайм-аут. Мы тоже перевели дух. Шутка ли, почти полчаса провести в напряжении.
– Это Соби у себя дома репетирует? – вновь задала вопрос любопытная Карина, наблюдая вместе со мной, как парень просматривает свои диски и выбирает нужный.
Она ни разу не была у меня в гостях и потому понятия не имела, как выглядит моя комната. А я снова промолчала.
– Очень красиво танцует! – не получив ответа, продолжала Карина. – И с таким чувством! Аж мурашки по коже бегают. Он обязательно станет знаменитым. Только как же плохо снято!
– Никуда не уходи, сейчас десерт будет, – вдруг заявил Соби, вставляя в магнитолу диск.
– Он… Он говорил по-русски? – тут же изумилась Карина. – Кому? Милена, я ничего не понимаю.
Я и сама мало чего понимала. С кем Соби разговаривает? И почему собеседник не отвечает? Для кого весь этот концерт? Или это такая странная репетиция?
– «Итадзуракко», песня «Бэд бой», – громко объявил Соби и спешно скрылся в стороне спальни.
Спустя пару секунд зазвучали первые аккорды музыки, а чуть погодя к ним присоединился уже знакомый мне надтреснутый голос певца. Пока шло вступление, «сцена» пустовала. За это время Карина успела спросить у меня, что такое «Итадзуракко», и на сей раз я ей ответила, объяснив, что это японское слово, переводится как «Шалуны». И больше мы не говорили, так как вместе с первым куплетом на экране появился танцор.
Он успел переодеться, сменить жилетку на полупрозрачную чёрную рубашку с длинными рукавами и надеть на голову чёрную шляпу с неширокими полями. Это был действительно танец плохого парня, немного нахального с развязными манерами, но чертовски обаятельного. Дерзкая музыка с нервными взрывами аккордов способствовала созданию подобного образа. Из-за шляпы мне не было видно глаз танцора, зато отлично просматривалась его нагловатая усмешка.
«Плохой парень» предлагал отбросить все условности и следовать за ним. Куда? Да какая разница? Ведь с ним будет легко и весело. Он сможет развлечь, сможет защитить и сможет дать удовольствие. Физическое? Естественно. В конце концов, разве он не потрясающий? Каждое его движение соблазняло, каждый шаг уничтожал путь к отступлению, каждая усмешка говорила о победе. Даже рубашка, которая сама по себе не спеша расстегивала пуговицы, требовала не расслабляться.
Но и этого сердцееду мало. Партия певца становилась более напряжённой, он настойчиво и весьма яростно призывал к чему-то. И вот его голос взорвался высокой натужной нотой. И вместе с ней в сторону отлетела шляпа, сорванная танцором с головы. Теперь стали видны глаза соблазнителя, и они не обещали спокойствия. Удвоив силу обаяния, танцор продолжал наступление. Его рубашка уже полностью расстегнута, хотя ещё и оставалась заправленной в брюки. Частично обнажённое тело, словно в прятки играло, и невольно притягивало взор. Руки, потеряв остатки скромности, будто между прочим, запускали пальцы под планку рубашки, невзначай открывали на показ крепкие мышцы груди, плеча. А наглый взгляд при этом будто говорил: «Хочешь? Подойди и возьми». Коварный тип откровенно издевался над нами.