Василиса Фонарева
Отражение жизни в ТЕБЕ
Сегодня она пришла в одну из любимых кофеен на набережной, заказала ледяной коктейль, от которого сводило зубы, и уселась на веранде, наслаждаясь видом. Сейчас полдень, а значит, самое душное и палящее время, а значит, большинство людей сидят по прохладным комнатам и осмелятся высунуть свой нос на улицу только к вечеру, а значит, вокруг почти никого. Ей хотелось побыть в одиночестве, со своими мыслями, и она нашла идеальное место.
Легкий ветерок здесь в тени приносил приятное ощущение свежести среди зноя. И мысли Ан, словно этот ветерок, блуждали то тут, то там, не останавливаясь ни на чем конкретном. Она не цеплялась ни за одну из них, позволяя просто течь, мелькать, переливаться, и ей было хорошо. Иногда нужно отпустить себя, чтобы однажды найти.
Глоток за глотком стакан оказался пуст, а за ним второй и третий. Здесь было так хорошо, что не хотелось больше никуда. Она даже подумала, а не стать ли ей ветром, чтобы раствориться и блуждать по миру между прохожих, между домов, городов и стран. Лихая фантастическая мысль промелькнула, ушла, но оставила поле себя улыбку. Может быть, она бы и хотела. На самом деле хотела. Вот только это невозможно. Жаль.
После четвертого кофейного коктейля девушка встала, слегка тряхнула головой, будто возвращаясь к реальности, и пошла ровным спокойным шагом обратно к машине. Ей казалось, что она сидела там то ли слишком много, то ли слишком мало, никак не могла определиться. Она много с чем в жизни никак не может определиться, ну и пусть. Путь все идет как идет. Может быть однажды она поймет зачем что-то делает, или чего хочет, но сейчас она просто делает. Назначает встречи, приходит, смеется, смотрит фильмы, ест десерты, загадочно улыбается, позволяет себя поцеловать на прощание, долго молчит в ожидании, а потом снова назначает встречи. Зачем ей это все? Знала бы она.
Девушка на секунду останавливается, замирает, обдумывает прилетевшую мысль, кивает. Пожалуй, и правда, ей нужно куда-то, чтобы перезагрузиться, как говорят. Кивает еще раз, сразу же набирает номер, слушает гудки. На том конце слышит знакомое «Алло».
– Привет, Дик, занят?
– Не совсем, а что ты хотела?
– Поехали на выходных на озеро?
– То самое?
– Да.
– С чего вдруг?
– Да просто захотелось. Что-то я устала, надо бы отдохнуть.
– Так посиди дома, посмотри пару фильмов. Чего меня то тащить?
– Да ладно, чего ты, тебе же нравилось там. – Ан вдруг поняла, что все еще стоит, и продолжила идти дальше. Правда, теперь намного медленнее, как будто теперь рядом с ней кто-то есть и они прогуливаются вместе.
– Да шучу я. Ты же знаешь, я за. Что, совсем устала?
– Да не знаю. Хочется природы, чистой водички, деревьев, звезд. Просто хочется.
– С палатками?
– С палатками.
– Лита, наверное, не сможет, они куда-то уезжают на этих выходных. То ли к его отцу, то ли к матери, я не помню.
– Я знаю, потому тебе и звоню. Жаль ее, конечно, но что поделать.
– Ты сказала это таким голосом, как будто там ее будут пытать. Да она как на курорт едет.
– Сильно сомневаюсь. Его родители рады только внуку.
– Не преувеличивай. Ладно, до выходных тогда?
– Да, спишемся.
Ан положила трубку. До поездки еще целых два дня, нужно их как-то пережить. Так всегда происходит, когда ничего не ждешь, то вроде бы и каждый день неплох. Но стоит начать ждать какого-то события, как все внутри начинает сгорать от нетерпения, и хочется, чтобы поскорее уже настал долгожданный момент. Правда, вот ведь парадокс, как только он настает, то слишком быстро заканчивается.
Она успела сесть в машину, как телефон пикнул о новом сообщении.
«Привет. Может быть, погуляем в эту субботу?»
Это был первый раз, когда Виктуар предложил встретиться. Все прошлые разы первой предлагала Ан, и еще ни разу не получала отказ. Да, он писал ей сообщения, и иногда даже звонил, но почему-то о встречах не договаривался ни разу. И сейчас девушка оказалась в весьма затруднительном положении. Если согласиться, то придется отменить поездку. А если отказаться, то может быть он больше никогда и не спросит? И снова придется писать первой, а это она не очень любила.
В конце концов, после долгих и тщательных раздумий, она отправила ответ.
«В субботу я не могу, уезжаю. Но спроси меня еще раз на следующей неделе, и я отвечу тебе да.»
Ан решила, что в этих словах она была чертовски хороша. Вроде бы и отказала, а вроде бы и нет. Она не хочет быть камнем преткновения, не хочет раз за разом делать первый шаг. И все размышляет, стоит ли учить этого парня как с ней обращаться, или просто плюнуть на все это, и забыть. В конце концов, ничего, кроме старых воспоминаний ее с ним не держит. Но, видимо, держит слишком сильно, раз она все еще не плюнула.
– Ладно, в любом случае, меня ждут горы и озеро. А дальше посмотрим.
Пробормотала она себе под нос и завела двигатель. Телефон пикнул еще раз.
«Хорошо, я спрошу.»
И сразу за этим сообщением пришло второе, от другого человека.
«Приезжай ко мне к 12, переложим вещи в мою машину и двинем.»
Ан хмыкнула, отправила обоим «окей», и выехала с парковки. Ни о чем, кроме хвойного запаха, мяса на углях и звезд думать больше не хотелось, и она не думала.
Эти два дня для нее прошли то ли в тумане, то ли на взводе. С одной стороны, она успокаивала себя тем, что совсем скоро уедет из этого города, хоть и ненадолго, и это знание расслабляло, заставляя острые углы жизни сглаживаться и превращаться в туман. С другой стороны, именно ожидание чего-то приятного там, где сейчас находиться не очень приятно, выявляло самые маленькие мелочи, из-за которых можно было бы разозлиться. На себя, на кого-то другого. Она этого не показывала, но иногда ей казалось, что еще немного, и глаз начнет плясать чечетку, а колено отстукивать ему ритм.
Не сказать, что она настолько устала, или вымоталась, или что-либо еще, что могло бы дать повод поглядывать на успокоительные. Нет, ее выматывало само ожидание. Не будь этой поездки на горизонте, Ан бы наверняка чувствовала себя как обычно, ничем не примечательно, и даже радовалась бы в меру всему, что делает. Но то ли причина перепуталась со следствием, то ли в ее собственном личном мире все работает не так, как надо, сама мысль, что скоро все будет иначе, и это скоро никак не наступает, выводила ее из себя.
К счастью, два дня – это все-таки не так уж и много, и она стойко и почти с достоинством пережила их. Ранним субботним утром девушка подскочила, опередив даже будильник. Она радовалась как ребенок, собирая вещи, слушая шипение только что сваренного кофе. Напевала себе под нос заевшую в голове детскую песенку, и даже не раздражалась из-за того, что никак не может выкинуть ее из головы. Все вокруг вдруг наполнилось красками, запахами, звуками, и от них не хотелось сбежать, а напротив, впитать их в себя поглубже, до дна.
Ан бегала по квартире в одних трусах, с тем самым, еле как собранным хвостом, кидала вещи в сумку, периодически отпивая кофе из чашки. Она врубила любимые песни из колонки, слегка подтанцовывала, перемещаясь от шкафа к кровати и обратно, подмигивала себе в зеркало. Она чувствовала себя легкой, невесомой, как кружащийся листок, слетевший с дерева, подхваченный ветром. Если бы вы увидели ее в этот момент, то влюбились бы, точно влюбились бы без памяти. Невозможно не влюбиться в человека, который счастлив. А она знала, знала, как выглядит в этот момент, и наслаждалась собой.
Уже к десяти девушка была полностью готова, за исключением одежды. Все в том же виде, она нагло вышла на балкон, облокотилась об открытое окно и застыла, рассматривая город. Она любила его. Улицы, машины, здания, могла наблюдать копошащихся маленьких людей внизу, казалось, вечность. Вдруг именно сейчас ей захотелось закурить. Она делала это крайне редко, может быть одну сигарету в пару месяцев, но у нее всегда лежала пачка на этот случай. Причины были разными, никогда не похожими, не поддающимися оценке или логике, да ей было в принципе все равно почему. Вот и сейчас, она просто вернулась, достала одну, снова вышла на балкон и вдохнула дым. Это стало какой-то вишенкой на торте этого утра, будто все окончательно встало на свои места, и она тоже на своем месте.
А вот сосед справа вышел на балкон только для чтобы покурить, она часто чувствовала запах его сигарет, но это ее не раздражало. Он тоже высунулся из окна, глянул на нее, подмигнул, а она подмигнула в ответ. Ее не смущала ни ситуация, ни то, что ее поймали вот так, случайно не в том виде, в котором подобает выходить на балконы. Но кого это волнует? Если это не волнует ее, значит все нормально. Она знает, что выглядит прекрасно, так зачем изображать смущение, которого, по правде, не было и в помине.
Ан подмигнула еще раз, и скрылась в недрах квартиры. Оставался еще час до выхода, можно было почитать, и она попробовала, но буквы сливались, смысл ускользал, и она бросила это неблагодарное дело. Открыла игру на телефоне и провалилась на этот час в поток сменяющихся картинок.
Ровно к двенадцати она уже стояла у нужного дома. Можно было приехать и раньше, но Дик не любил делать что-то быстрее, чем запланировано, зато всегда был к тому времени, как обещал. Он копошился у багажника, что-то перекладывая с место на место. Ан подошла к нему, похлопала по спине, поймала на себе слегка испуганный взгляд, а потом и легкую улыбку.
– Снова подкрадываешься, чертовка?
– Ты же знаешь, я не специально.
– Знаю я твое не специально. Ладно, давай, я тут место освободил, где твои вещи?
– Там.
Она махнула в направлении своей машины, и потащила Дика с собой под предлогом того, что вещей много, вместе будет быстрее. Она была права, вещей действительно оказалось достаточно. Но вдвоем они довольно быстро все перенесли, впихнули, и наконец-то выехали. С этого момента Ан окончательно расслабилась и почувствовала, что все началось. Она подключила свой телефон, врубила музыку, не смотря на слабые протесты и доводы, что здесь есть кондиционер открыла окно и высунула руку. Она не любила ехать на машине, если за рулем кто-то другой, но это был Дик, один из немногих, к кому она в этом плане относилась очень спокойно. Поэтому, можно было просто наслаждаться и ни о чем не думать. Так они и ехали все два часа. Слушая музыку, отдающую басами в грудь, подпевая любимым песням, ощущая предвкушение, и ни о чем не думая.
Многие могли бы подумать, увидев Ан в ее шляпах, шортах, высоченных босоножках, вышагивающую модельной походкой по тротуару, что она из тех, кто вообще не любит выезжать на природу. Еще больше бы подумало, что как только она оказывается за городом, то становится неприспособленной барби, шарахающейся от случайных веток, жуков, и обмахивающейся веером в лежаке, пока все остальные трудятся в поте лица, являя вокруг нее цивилизацию. Но она не была такой. И даже откровенно ненавидела фразы, вроде «посиди, я сейчас разожгу костер». Нет, она лезла сквозь валежник, тащила сухой хворост, пилила и рубила ветки, сама собирала палатку, отменно жарила мясо, не обращая внимания на то, что ее кеды и штаны уже порядком попачкались. Дик же знал ее достаточно хорошо, чтобы быть мудрым и не говорить ей чего-то не делать. Они вместе собрали дрова, вместе поставили палатки, переоделись и пошли поплавать.
Вода в этом озере была леденящая, видно, где-то внизу был приток горной речки. Но эта прохлада в такую жару воспринималась как райский источник. Они плавали медленно, наслаждаясь видом, деревьями, ровной гладью, отражением неба в воде. И вышли только тогда, когда поняли, что замерзли уже очень сильно.
Ан стоит на берегу, прыгает на одной ноге, склонив голову на бок.
– Что, все-таки попала?
– Попала. Сама не понимаю как. – Пытается отвечать между прыжками. – Я вроде бы уже так аккуратно.
– Да ладно, высохнет.
Она была с ним не согласна, но продолжать спорить не стала. Только прыгала все сильнее. В конце концов все-таки добившись своего.
– Ну что, я костер, а ты мясо?
– Идет.
Прямо сейчас жечь костер не имело смысла, но вот готовить его в сумерках совсем не хотелось. Поэтому, Ан, накинув майку, сразу же ставшую мокрой, и вооружившись топором, принялась готовить все, чтобы ночью этот костер грел и радовал. А Дик отправился к мангалу, настало время хоть что-то поесть, ведь голодные были уже оба слишком сильно.
– Знаешь только, что я никак не пойму? – Он оторвался от раздувания углей и глянул на подругу слегка вопросительно.
– Что?
– Как ты умудряешься не сломать ногти? Правда, это какая-то магия. Я вообще не понимаю как ты с ними живешь, а тут, все эти ветки, просто уму непостижимо.
– Да я просто привыкла с ними и все. Ничего особенного.
Она посмотрела на свои руки, пожала плечами и продолжила заниматься тем, чем и занималась. Правда, просто привыкла.
Дик еще немного помолчал, сосредоточенно раскладывая куски мяса, вздохнул, раздумывая спрашивать или нет, но все же спросил.
– Ну и как твои дела с тем парнем?
Ан замерла, задумалась, чуть нахмурилась. Весь ее вид говорил о внутренних весах что говорить, а что нет. Или может быть как объяснить то, что она хотела бы сказать.
– Да ничего особенного. – Ответила она после долгой паузы. – Я не знаю, что у нас с ним.
– Это он не решил, или ты не решила?
Она снова пожала плечами, так, неосознанно. Дик все равно на нее сейчас не смотрит, и не увидел бы этот жест, но плечи сами непроизвольно поднялись и опустились. Она поймала себя на этом движении, хмыкнула.
– Наверное, я. Он такой нерешительный, такой нежный, и какой-то потерянный. Я не хочу кого-то такого рядом с собой.
– Но все же позволяешь ему находиться рядом. И насколько я помню, не просто рядом.
– Да, позволяю. Он забавный, и слишком сильно мне кое-кого напоминает. Иногда мне кажется, что они слишком похожи, а иногда, что слишком разные. Но отпустить все это я все равно не могу. Я жалкая?
Дик оставил мясо, развернулся, подошел, и сел рядом. В его глазах Ан сейчас была богиней. Растрепанные волосы с влажными кончиками, выточенное тело, облепленное мокрой майкой, горящие огнем глаза, густые ресницы, и даже топор в туках придавал только шарма и обаяния. Идеальная двушка, с одним единственным минусом. Она не из тех, кто умеет сидеть на месте и довольствоваться одним человеком на всю жизнь. Ей всегда чего-то мало, чего-то не хватает. Она ищет свой идеал, которого возможно и не существует. Сколько уже раз он видел, как она увлекалась кем-то легко, или сильно, но всегда с одним и тем же концом. Со слезами на глазах, выпитый больше нормы алкоголь. Со словами, что она так больше не может. А она правда не может, он ей верил. Но все больше убеждался, что тот, кого на ищет, может не найтись никогда. А на компромиссы Ан была не способна. Может быть никогда, а может быть пока.
– Нет, ты не жалкая. Но не стоит обнадеживать парня, особенно, если он, как ты говоришь, такой ранимый.
– Я ему ничего не обещала. Мы даже не встречаемся. Мы просто видимся иногда, вот и все. Я и могу без него, и не могу одновременно. Что за лажа.
Она вздохнула и со злости сильно рубанула по ветке, часть которой резко отскочила в сторону.
– Ты это, аккуратнее.
– Ладно. – Сказал она и продолжила спокойнее. – И потом, он еще такой мальчик, совсем мальчик. Я чувствую себя до ужаса старой рядом с ним.
Дик улыбнулся, потрепал ее по волосам, Ан посмотрела на него со злостью, а он только рассмеялся, показывая, что руки чистые.
– Не такая уж у вас и большая разница. Сколько, лет пять?
– Да, лет пять. Но мне уже тридцать скоро будет. Понимаешь? Совсем скоро… Я… Я не знаю. Все это просто странно.
– Ты прекрасна и очаровательна в свои почти тридцать, поверь мне. Просто не тяни с ним резину, реши уже наконец, хочешь ты этого или нет.
– Иногда кажется, что хочу, а иногда кажется, что хочу совершенно другого.
Она застыла, встрепенулась, посмотрела другу в глаза, они оба улыбнулись, а потом громко и задорно рассмеялись. От того, насколько двусмысленной получилась фраза. Они еще долго не могли остановиться, но он все же встал, вытирая слезы с глаз и пошел проверить как там мясо.
– Иногда ты совершенно беспечна, Ан.
– Знаю.
– Помнишь тот случай, когда ты встала и на всю аудиторию ляпнула …
– Не напоминай! Надо мной потом еще месяца два все смеялись.
– Было с чего.
– Было.
Когда с подготовкой костра и жаркой было покончено, они уселись с видом на водную гладь, жадно вгрызаясь в сочные куски. Приятно вот так сидеть, слушать звуки леса, быть совершенно одни, но не одиноки. Приятно есть после того, как столько времени быть голодными. И просто приятно быть рядом с тем, кто тебя поймет и не осудит, какую бы кашу ты не сотворил.
Время постепенно приближалось к закату, пришлось переодеться, чтобы не мерзнуть, хотя все мокрое давно уже высохло. Они разожгли костер, и любовались им в тишине до тех пор, пока не стали видны звезды, и даже дольше. Огонь трещал, грел ноги и руки, а может быть и души. Они перекидывались еще несколькими фразами, о работе, о прошлом, о настоящем. Говорили тихо и спокойно, будто не желая растворять момент громкими голосами.
Ан встала, вернулась с пледом, накрыла обоих, положила голову на плечо.
– Как думаешь, где-то там, далеко-далеко, есть кто-то, кто вот так же, смотрит на звезды, видит маленький огонек нашего солнца, и даже не подозревает, что здесь есть мы, смотрим на их огонек.
Дик взял ее за руку, погладил пальцы, поднял взгляд в небо, и смотрел так еще долго, прежде чем ответить.
– Ты романтик, а я не романтик. Но если помечать, было бы здорово знать, что где-то там есть кто-то похожий на нас с тобой, смотрящий в небо.
– Почему здорово? А вдруг этот кто-то захочет нас убить?
– Нет, не захочет.
– Почему ты так решил?
– Потому, что если этот кто-то похож на нас с тобой, и этот кто-то так же, как мы смотрит сейчас на звезды, то он романтик. А романтики не жаждут убивать, они хотят видеть мир через розовые очки. Они не думают о том, что эти точки на небе раскаленные испепеляющие шары, которые несут смерть всякому, кто приблизится. Нет. Единственное, о чем они думают – как красиво!
– Потому, что звездами надо любоваться издалека. Кому придет в голову приближаться к звезде. Нужно смотреть на небо и мечтать.
– Я же говорю, что ты романтик. Ты права.
– В чем я права?
– Звездами нужно любоваться издалека, иначе можно сгореть. Но что, если я хочу сгореть?
– Что?
Ан повернулась на него посмотреть и была поймана губами. Этот поцелуй не был похож на все те, что были у них раньше. Он был особенный, настоящий, живой. Такой, когда забываешь, как дышать, растворяешься, отдаешься. И Ан растворилась, и не дышала. Это был первый раз, когда Дик не спросил, не предупреждал, а просто сделал. Он отстранился и посмотрел на нее.
– Мне извиниться?
– Нет. Но ты же знаешь…
– Да, знаю. Я ничего не прошу. Я давно понял, что не нужно ждать от тебя определенности, или клятвы. Не нужно переступать через себя ради меня. Но позволь быть с тобой вот так, иногда. Пока не решишь прогнать. И тогда я стану тебе другом и братом. А пока, пока можно… Можно мне еще раз тебя поцеловать? И может быть, попросить остаться в палатке со мной.
– Можно.
Это было последнее слово, сказанное за этот вечер. Больше они не говорили ни о чем. Он целовал ее, запуская руки в волосы. Она обнимала его и не хотела отпускать. Они так и остались, в одной платке, не засыпая почти до рассвета. А когда проснулись, их ждало два открытия. Первое – на это место ослепительно светило солнце, и палатка стала невыносимым жарким парником. Второе – больше не было той неловкости, что раньше бывала по утрам, даже мимолетной. Может быть, они просто разрешили быть всему так, как есть, не испытывая за это ни вины, ни радости. Оно просто было, и они просто были.
Весь следующий день они провели так, будто существуют в этом мире только вдвоем. Так, как никогда до этого. Они смеялись, целовались, шутили, плавали и ныряли. Пару раз Ан сидела у Дика на коленях, явно наслаждаясь этим, что для нее стало новым открытием. Весь день стал открытием, о котором она не подозревала, и находилась из-за этого в вечном удивлении. Так свободно и так легко быть с ним, как будто всегда были. Это было ново для нее и опасно, но об этом она предпочла не думать. Что будет дальше? Дальше будет как всегда, и она знала это. А может быть, и не как всегда, и это тоже знала.
Эти выходные стали для них кроличьей норой, в которую они упали, и падали все глубже. Они знали, что однажды придется упасть на дно, но не хотели об этом думать.
Поздно вечером в воскресенье, они стоят на парковке у дома. Все вещи переложены, осталось только попрощаться. Ан несмело приближается, целует в щеку.
– Значит, на этом все? – Дик берез ее за руку, и смотрит глубоко в душу.
– Как знать.
– Как кто мы встретимся в следующий раз?
– Ты же знаешь, как мы, Дик, как мы.
– Да, я знаю. Береги себя.
– И ты.
Она развернулась, села в машину и уехала. Он знает чего хочет, и знает чего хочет она, жаль только, что сейчас эти вещи не совпадают. Он знал это, понимал это, и все равно начал игру, в которую и хочется и не хочется играть одновременно.
С того самого сообщения Виктуар стал, кажется, немного смелее. Во всяком случае, он уже трижды с того раза сам предложил встретиться, и дважды пришел без приглашения ссылаясь на то, что просто проходил мимо. Ан была не против сидеть с ним в одном помещении, какое-то неуловимое чувство спокойствия исходило от этого парня.
Вот и сегодня, он неожиданно пришел, принес с собой любимый горький шоколад Ан, уселся на тот самый диван, и сидел там молча. Они поглядывали друг на друга, но как-то иначе, чем в первый раз. Сейчас эти взгляды говорили что-то вроде «я знаю, что ты здесь, и хочу посмотреть с каким выражением лица ты сидишь прямо сейчас». Оба что-то писали, иногда увлеченно, а иногда сильно задумываясь. Вдруг Виктуар отложил блокнот, откинулся на спинку и стал просто смотреть, с загадочной улыбкой. Ан увидела это, но ничего не сказала, продолжая заниматься тем, ради чего она сейчас здесь. Дома ей не так хорошо работалось, как в этом зале. Дома она никак не могла собраться, ходила из угла в угол, пила кофе, листала ленту, и не могла заставить себя сделать то, что нужно. Ей нужно прийти сюда, сосредоточиться, попасть в другую атмосферу, чтобы быстро и хорошо закончить работу. Она не собирается отвлекаться на тех, кто просто пришел посидеть вместе.
– Она сидела среди звезд, чужая и своя одновременно.
Я обратился к ней, она не повернула головы.
Скажи, ответь, любовь бывает временной?
Ведь если да, мы не останемся в живых.
Ан застыла, замерла, словно очнулась и провалилась одновременно. Она подняла голову, посмотрела. Виктуар сидел все так же, и смотрел на нее своими небесными глазами, прожигая ими словно огнем. Он чуть помолчал и продолжил.
– Ее волосы струились в бесконечность.
Ее глаза смотрели томно вдаль.
Я не искал и не хотел с ней встречи,
Но встретив, готов ей все отдать.
Она мне улыбнулась мимолетно,
Как будто я лишь миг ее души.
И испарилась благородно.
А я остался, желая согрешить.
Аннет впервые посмотрела на него как-то иначе. То, как он читал эти строчки, его голос, медленный, размеренный с весомыми паузами, его взгляд… Весь его вид и настроение тронуло что-то внутри слишком сильно и слишком неожиданно. Они еще долго смотрели друг на друга, пока Ан не очнулась.
– Чьи это стихи?
– Мои.
Виктуар продолжал проваливать ее в какой-то свои мир, до этого неведомый, незнакомый. И ей впервые искренне захотелось в него провалиться.
– Когда написал?
Он медленно встал, подошел, почти что нагло, но очень расслабленно и как-то даже мягко сел на край стола. Коснулся ее щеки, провел рукой по выбивающемуся локону.
– Я не писал их. Я просто рассказал их тебе. Прямо сейчас. Я уже не смогу их записать, и строки и рифмы уже улетели из моей головы наполовину. Эти стихи предназначались только тебе, только сейчас, только в этот момент. Больше их никто никогда не услышит.
Ан впервые была поражена этим парнем. И ощутила неведомое до сих пор очарование, магнетически притягательное. То, как он говорил, то, как он касался, хотелось продолжать слушать, продолжать чувствовать. Она вдруг стала ненасытной, и удивилась самой себе. А он все так же вальяжно сидел на краю стола, вертел в руках ее ручку, несмело улыбался. Поправил свою солнечную волнистую прядь, упавшую на глаза. Его юношеское лицо в этот момент казалось таким светлым, и таким печальным одновременно.
– Я прямо здесь, перед тобой, сраженный.
Я прямо здесь, открытый, обнаженный.
Но глядя на меня ты видишь пустоту.
Я невидимка на своем посту.
Он грустно улыбнулся, наклонился через стол, его губы оказались слишком близко. Так, что она чувствовала их дыхание на своей коже, и не могла пошевелиться. Он коснулся пальцами щеки, коснулся этого же места своей щекой. Его кожа была гладкая, мягкая, бархатная. Он поцеловал кончик уха и едва слышно прошептал.
– В твоих глазах я вижу звезды и планеты.
В твоих глазах я вижу млечный путь.
Позволь узнать тебя, и где ты.
Или оставь меня, и навсегда забудь.
Ан не дышит, не смотрит, не существует. Она не знала, что самые обычные слова, самые простые слова могут ее погрузить в сказочный мир. Выбираться оттуда не хотелось. Не открывая глаз, она вдохнула его запах у шеи, коснулась губами, и так и осталась, не желая отстраняться или как-либо еще двигаться. Ей нужно было прийти в себя, и почему так трудно, и почему она вообще все это чувствует. Удивление, глубину, вину, томность, мягкость и притяжение. Виктуар провел рукой по ее плечу, шее, волосам, мягко поцеловал щеку, веко, нос, губы. Слишком медленно, слишком осторожно и уверенно одновременно. Потом отстранился, встал, какое-то время помолчал, наблюдая все краски смятения, смущения и сумасшествия на лице Ан, и сказал.
– Мне пора идти. Я еще напишу.
Вернулся к дивану, забрал свои вещи и сумку, последний раз глянул на нее и вышел. А Аннет осталась. Раскрасневшаяся, непонимающая сама себя, выдернутая из привычного мира. Что такого произошло, что она так себя чувствует? Впервые она увидела его, настоящего его. Ни маску, не воспоминания, не ее представления, а настоящего человека с тем глубоким миром, что он ей показал. С теми глубокими чувствами, что он ей показал, а она увидела.
Так что же она творит в конце концов? Что творит… Она не хочет чувствовать то, что чувствует сейчас. Не хочет стыдиться, винить себя. Желать тоже не хочет. Она всегда мечтала о том, что однажды встретит человека, который будет сводить ее с ума, будет для нее поддержкой, утешением, будет недостижимой звездой и сокровищем в руке одновременно. Она мечтала, чтобы он понимал ее, все ее слабости и всю ее силу, и был рядом несмотря ни на что. Так почему! Так почему…
Эти двое. Сейчас она поняла это, только сейчас. Как несправедливо, что они два разных человека. Ведь если помечтать, тот идеал, о котором она всегда мечтала, это сочетание этих двоих. Это нечестно, что придется выбирать. Часть себя, часть желаний, одного. Это не честно!
От подобных мыслей Ан одновременно и обрадовалась, и разозлилась на себя. Низко, как низко. Она сволочь, идиотка, мразь. Она грязь, которую почему-то считают звездным небом. Она просто лужа, которая отражает в себе звезды, она не настоящая. Нет, настоящая, живая, чувствующая, дышащая, думающая. Она имеет право, на все имеет право. И на мысли, и на чувства, и на мечты. Только однажды все равно придется что-то выбирать, и так не хочется, ужасно не хочется задумываться о выборе. Когда выбор сделан, уже ничего не исправить и не изменить, уже все произошло. Но если ничего еще не произошло, то возможно все. И ей хочется получить все, о чем думается и мечтается. И не хочется отказываться ни от чего, что дорого. Как так вышло? Она не имеет права претендовать на владение всем миром, но как же хочется иметь эти права. Или хотя бы не корить себя за подобные мысли. Или хотя бы знать, как будет лучше, но она не знает.
То, где она сегодня побывала и с кем там побывала, заставляет ее падать в собственную пропасть отчаяния.
Она кричит, закрывает лицо руками, встает, ходит по кругу широкими шагами, а сердце все продолжает стучать слишком громко. Она вспоминает, много чего вспоминает, и стук становится все невыносимее.
– За что!
Обращается она к кому-то неведомому, отправляя свои слова куда-то вверх, не получая ответа, и не надеясь на него. Жизнь никогда не дает ответы на ее вопросы. Хоть когда-нибудь, хоть однажды, ответили бы ей! Зачем, почему, за что, для чего, что делать. Но ни разу, ни единого раза она не получала ответов на свои вопросы. И каждый раз приходилось догадываться, идти вслепую, решать все самой. И это было страшно. Ей сейчас страшно. Не найти то, что ищет, все потерять, себя потерять, потеряться.
– За что…
Она села на диван, уронила голову на руки, и просидела так еще очень долго, думая о чем-то своем, но так и не найдя нужного решения. Это сводило ее с ума, будоражило чувства, до того, что тело начало трястись. При всей своей внутренней силе и самостоятельности она просто ненавидит что-то решать. Ей кажется, что если что-то должно произойти, то произойдет обязательно, а если что-то далось с трудом, сквозь сопротивления и мучительный выбор, то все это неправильно, ложно, гадко. Ан ненавидит, когда что-то неправильно. И себя чувствовать неправильно ненавидит. А сегодня она так чувствует и ничего не может с этим сделать.
Она ненавидит себя.
Выбор, мучительный выбор нужно сделать однажды, полагаясь на свое сердце и немного на разум. А может быть, на чей-то совет, или просто на ощущение, что так будет лучше. Жаль только, что ни одно из этого не дает Ан нужного ответа, какой выбор сделать лучше всего. Она мечется с северного на южный полюс, с ответа ДА, на ответ НЕТ, со сладкого на горькое, с улыбок на слезы, с закусанных губ на громкие фразы. Она мечется между собой прошлой и собой будущей, не зная, что делать в настоящем. Ей кажется, что она потерялась и вот-вот найдется, но так и не находится.
Это лето стало для нее праздником жизни, ощущением неповторимости моментов, свободой. Но как ни парадоксально, и тюрьмой одновременно. Чем больше она радовалась и считала себя счастливой, тем в большую клетку загоняла сама себя. Клетку, сплетенную из чувства вины, страхов, иногда даже отчаяния. Ей не хотелось ничего потерять, но казалось, что однажды потеряет все.
Она сидит ночью на балконе, завернувшись в плед, смотрит на живущий город, пьет горький кофе. Уже конец августа, скоро осень, где желтые листья будут мешаться под ногами и превращаться в кашу во время дождя. Осенью всегда бывает тоскливо и мокро, даже несмотря на яркие краски. Впрочем, эти краски ведь появляются совсем ненадолго, лишь вестники голых деревьев. Осенью ей всегда хочется остаться дома, смотреть сопливые фильмы, пить горячий чай и таблетки, снижающие головную боль. А может быть даже успокоительные травы, хотя в то, что они поднимают настроение, она не верит. И все это уже совсем скоро, подступает, давит на спину и на грудь ощущением неизбежного. Все как обычно, только вот в этот раз в два раза сильнее. Она дала себе слово, что примет решение до конца лета, и вот осталось всего несколько дней, а она все равно не знает, что делать.
