Василиса Фонарева
Отражение жизни в ТЕБЕ
Весь этот год он думал, что будет после. Они действительно больше никогда не встретятся? Есть ли причины продолжать общаться? Сможет ли он найти причины, и держаться за них? Сейчас они продолжали сидеть за одной партой, для всех вокруг они уже давно были известной парочкой, но что вообще знали люди вокруг? Ничего не знали и никогда не узнают.
Иногда он просыпался с мыслями, что у него не осталось сил даже встать с кровати. Может быть никуда не идти, смысл куда-то идти, если этот день растворится, как и все предыдущие, и ни к чему не приведет. Ему не нужен ни диплом, ни встречи со всеми этими лицами, ему ничего не нужно. Но он все равно вставал, почему-то вставал. Может быть потому, что где-то далеко внутри все еще была ниточка надежды, которую он никак не хотел отпускать.
И вот, настал тот день, в который большинство людей неимоверно счастливы. Длинная процессия из студентов в шапочках, вручение ничего не значащих бумажек. Может быть, для кого-то эти бумажки что-то и значат, но только не для него. Для него этот день значит только одно. Большую точку, завершение, а дальше только пустота.
Она ждала его у выхода после церемонии, все так же улыбалась, но как-то грустно.
– Поздравляю.
– И я тебя поздравляю. Хотя, это все слова, ты же знаешь.
– Да, знаю. Мы еще встретимся?
– Нет. Давай больше никогда не встретимся. Помнишь, все, или ничего. Я не смогу так больше, ты это понимаешь.
– Да, я понимаю.
Она выглядела очень грустной, такой он ее еще никогда не видел. Ему захотелось обнять ее, и возможно никогда не отпускать. Но он четко понимал, что иначе между ними никогда не будет, а так, как есть, он не сможет. Лучше поставить эту точку и хоть как-то выжить, чем продолжать пытаться и медленно умереть. Хотя он был бы не против умереть, пусть бы на него с неба упал камень, и все это бессмысленное под названием жизнь, уже просто бы закончилось. А она все стояла с грустными глазами и молчала. Не прощаясь, и не останавливая. И ему так захотелось попросить ее об одном поцелуе. Ничего ведь из-за этого не изменится, уже ничего не изменится. Но так он хотя бы запомнит вкус ее губ, и как оно на самом деле. А может быть не просить, а просто взять и поцеловать, подойти вот так, не спрашивая, просто сделать. Она не будет против, точно не будет, он знает это. Но он так ничего не сказал и не сделал. Этот поцелуй будет разное значить для них. Так пусть все так и останется, таким, какой он запомнил ее. Он развернулся и ушел. Это был последний раз, когда он ее видел.
Методичный, монотонный, размеренный звук, слившийся со всеми прочими звуками в одну общую вязкую кашу. Клик, клик, клик… Мышка щелкает, будто сама по себе, никем не гонимая, никем не признаваемая. Эти щелки, как удары метронома, отсчитывают ритм времени, забивают невидимые гвозди в плотную сетку настоящего.
Полгода с момента получения диплома, полгода с момента последней встречи с ней, полгода затворничества в этой квартире, словно в берлоге. Полгода отвратительной погоды на душе. Без сил, без надежд, без обещаний, без веры, что когда-нибудь станет легче.
В голове перемешиваются воспоминания, мысли, фантазии, картинки, которые смотрят на него с экрана, громкий звук телевизора за стенкой. Все это всплывает в голове само по себе, никак не контролируемое, ничем не управляемое. Кто он такой, зачем он здесь, почему так невыносимо. Почему он никому не нужен таким, какой он есть? Почему? Эта квартира, это тело – его гроб, в котором он давно себя похоронил.
Умер. Так говорят про тех, чье сердце больше не стучит. Но это не так. Он умер даже несмотря на то, что в его теле все еще есть пульс. Это тело живет, дышит, спит и ест, но это не он. Его давно здесь нет. Он больше не тот, кем родился, а кем стал непонятно. Он лежит в кровати, пытается уснуть, наблюдает, как за окном постепенно становится все светлее и светлее. Единственный вопрос, который он повторяет и повторяет: кто я? Он чувствует, как к нему подползает кот, тычется мордой в руку, он скидывает кота на пол, накрывается одеялом с головой. Только один ответ приходит в голову, на вопрос, который когда-то написала она.
– Кто ты?
– Тьма.
Он не может быть чем-то в бездне, он не может быть тем, кто падает в бездну, он и есть бездна. Тьма, в которой может прятаться все, что угодно. Тьма, в которой придется идти на ощупь. Тьма, полная демонов и падших ангелов. Необъятная, сосущая, поглощающая.
Взлетим высоко
Я твой океан, твоя вселенная, твое море и солнце. Я твоя вера, твое спокойствие, твое сумасшествие, твоя радость, твоя гордость. Я твое удовольствие, твое дыхание, твоя причина, твоя вечность.
Смотри. Смотри! Что от меня осталось? Что от тебя осталось?..
Ты для меня панацея. Ты для меня судорожные вздохи, ты для меня болезнь, пропасть. Мне упасть? Мне раствориться? Мне исчезнуть? Ты для меня якорь и парус. Мне улететь, или остаться? Что мы такое друг для друга? Мы слышим? Мы чувствуем? Мы живем? А «мы» вообще есть?
Я открою глаза, вдохну глубоко, посмотрю чисто и ясно. Я посмотрю с пламенем, с холодом, с любовью и скажу:
– Уходи.
И ты упадешь в свою пропасть, растворишься в своем море, сгоришь в своем солнце. Ты утратишь свою веру, потеряешь свою гордость. Ты разлетишься на миллионы частиц, и у тебя больше не будет вечности. Смотри. Смотри! Чем мы стали?
И ты откроешь глаза, посмотришь чисто и ясно, и скажешь:
– Уходи.
И воплотятся два океана, зажгутся два солнца, возродятся из пепла две вселенные. Взрастут два спокойствия и две радости, обретутся две мудрости.
Мы уйдем, мы умрем, но родимся заново. И мы увидим, услышим и почувствуем, и мы взлетим высоко.
Иногда
Иногда она пахла малиной и мятой, иногда смазкой и маслом. Она ходила в старом запачканном комбинезоне, из-под которого всегда как-то нелепо торчала уже давно не белая футболка. На ногах у нее были берцы. И почему-то один ботинок был зашнурован вплотную, а второй еле держался, то и дело, норовя соскочить.
Ее черные, как смоль волосы, были завязаны в высокий хвост и развивались, догоняя вечно бегущую куда-то хозяйку. У нее были удивительные глаза. Один карий, а второй зеленый. Она смотрела пристально, глубоко, будто в самую душу. Хотелось спрятаться от этого взгляда, но не было сил оторваться.
Она всегда немного улыбалась и смотрела куда-то вдаль, в небо. Она говорила мало, больше молчала или смеялась, будто ей и не нужны были никакие слова. Она вдыхала саму жизнь и не тратила времени на любезности или правила.
Наверное, единственная страсть, которая у нее была – это механизмы. Она могла сутками разбирать и собирать, чинить и смазывать, создавать и переделывать. Она заглядывала в души машин, и те отвечали ей взаимностью.
Она любила мятный чай с малиновым вареньем. Она была такая простая и такая непостижимая. Подойдет, скажет пару фраз, смотрит в глаза и молчит. И уйдет, больше так ничего и не сказав, а ты потом ходишь и думаешь над ее словами неделю. Вроде и не хочешь, но думаешь.
Она никогда ничего не спрашивала и не интересовалась, зато ее «я рада тебя видеть», было истиной на все сто процентов, без оговорок, без полумер. Иногда она могла обнять, просто так, будто никого, кроме вас и не существует, и пойти потом дальше по своим делам.
А дел у нее было много. Со всего района к ней тащили всяческие неработающие железяки. Ей принесут, она улыбнется, возьмет, бережно положит на полку, а протянутые деньги будто и не заметит, словно не знает, что делать с этими бумажками.
Она почти все время бегала у себя по мастерской, но как-то неспеша, с чувством момента. Никто не видел, чтобы она ходила в магазин, но холодильник у нее всегда был полный. К ней мог зайти любой. Она посмотрит, приподнимет уголок губ, и дальше к своим машинам, а ты что хочешь, то и делай. Хоть спать ложись, хоть бери все, что угодно.
У нее ни в вещах недостатка не было, ни в еде, а она все ходила в своем старом комбинезоне и перехватывала с кухни, что первое под руку попадет. Она никогда не готовила, но у нее почему-то всегда что-то вкусное стояло, и пахло всегда чем-то приятным.
К ней заходили просто так, увидеть ее улыбку и кивнуть, иногда переночевать, иногда перекусить. Поговаривали, что у нее родители очень обеспеченные, купили ей этот домик, а сами живут где-то заграницей. Но никто не знал, правда это, или нет.
Иногда она выходила на лужайку у дома, ложилась, и смотрела в небо. На траве, на листьях, на снегу, в дождь, в солнце или ночью. И все в том же комбинезоне и футболке. Она улыбалась и смотрела.
Мне нравилось приходить к ней и мечтать. Слова были не нужны, мы молчали, она была собой, а я наблюдал. Я чувствовал себя будто в другом мире, в спокойном и счастливом. Иногда она мне подмигивала, и мне хотелось смеяться. Мне было лет семнадцать тогда.
А потом, мы с семьей переехали в другой город. Я ее больше не видел, но до сих пор вспоминаю ее улыбку и ее взгляд.
Порой, я ловлю себя на том, что все больше становлюсь похожим на нее. Все меньше разговариваю, все больше улыбаюсь. И иногда ложусь на лужайку, чтобы посмотреть на небо.
Кем мы станем
Эта история началась задолго до того, как я поняла, что она началась. Если честно, я впервые в жизни не знаю, что мне сейчас делать. Ни один из вариантов не представляется мне решением, и тем более, никак не устраивает меня. Я чувствую, будто держу в своих руках корзину с яблоками, намереваясь взять оттуда одно и захрустеть, но вдруг понимая, что ни яблоки, ни корзина мне не принадлежат. Все в моей жизни вдруг так отчаянно рассыпается из моих рук, а я все равно никак не могу сделать выбор, не могу решить, что будет правильным.
Есть ли вообще хоть что-то правильное? Кто бы мне сказал… Еще год назад я бы сама себе ответила, что следует делать, а что нет. Если бы я могла вернуться назад, зная все, что произойдет, я бы сделала что угодно, чтобы не попасть сюда. Чтобы не стоять перед этим выбором, мучительно кусая губы, не смея сделать шаг.
(Отрывок из дневника Аннет)
Девушка встала из-за стола, еще больше спрятала лицо в широком вороте свитера и упала на диван, широко раскинув руки, и уставившись в потолок не мигая.
Людям свойственно многое. Практически все, что придет вам на ум, любая фраза, будет свойственна людям. Потому, что все люди разные, и даже то, что для одного будет сущий ад, для другого может оказаться лишь ложкой дегтя, или вовсе подарком. И возможно, именно из-за того, что все люди разные, но удивительным образом дополняющие друг друга, Аннет теперь прячется на собственном диване. Растеряв где-то в пути времени и свою гордость, и слабость, и силу, и чувство стыда, и даже прощение. Теперь она не может себя простить, как и не ждет, что ее простят другие.
Но перед тем, как хотя бы попытаться попросить прощения, сначала нужно определиться у кого. И если открыть рот и произнести слова с опущенной головой и слезами на глазах она еще в состоянии, то вот сделать выбор, кому эти слова будут произнесены, уже не в силах.
С чего же все началось? Она сама не знает. Самое первое, к чему обращаются мысли – это тот самый вечер, когда она как обычно вещала со сцены, а забавный молодой парень в больших круглых очках поднял руку.
Год назад
Этот зал не зря назывался малым, он и правда был маленьким, но зато чертовски уютным и атмосферным. Когда Ан, по паспорту Аннет Лейман, но для друзей просто Ан, увидела это помещение впервые, не смогла больше с ним расстаться. Она схватилась за возможность преподавать здесь так же сильно, как ребенок за любимую игрушку. С первого взгляда девушка поняла, что это то, что она так давно и упорно искала. Все, что она смотрела до этого, казалось то слишком большим, то слишком вычурным, то наоборот слишком голым. Ей не хотелось ассоциировать себя с местом, от которого ее тошнит, а потому, продолжала искать. И наконец-то, именно в этом малом зале она почувствовала себя уютно, словно дома. С радостью и облегчением подписала договор, хотя и чувствовала себя немного неприятно от суммы, но на это было уже плевать.
Месяцы подбора, горы истесанных нервных волокон о пороги, жгучее желание наконец-то закончить, теперь все это можно было забыть и наслаждаться собой и своим делом на полную.
Кто такая Ан, спросите вы? Для начала, самый обычный человек, который просто хочет чувствовать себя счастливым. А даже если вынырнуть из философских вопросов и пошкрябать информацию на поверхности, то можно сказать про нее и что-то интересное, и скучное. Впрочем, как и про каждого из нас.
Возможно, на первый взгляд для кого-то эта девушка покажется слишком сумасбродной, возможно, когда-то так оно и есть, но лишь в самые редкие моменты ее жизни. В основном она – яркий пример оттачивания своих устоявшихся взглядов. Она всегда знала и понимала, что хорошо, а что плохо, старалась делать то, что хорошо, и избегать делать того, что плохо. Если Ан что-то задумала, то не сделает ни одного шага, пока не просчитает вероятности исхода даже там, где нормальный человек даже не задумается оказаться. В общем, ее можно назвать человеком плана, но у всего есть свои недостатки. Если что-то шло не так, как она представляла, то милая хрупкая девушка, похожая на итальянку и ирландку одновременно (как?), превращалась в злобную фурию. В такие моменты к ней боялись подходить даже друзья, а она сама чувствовала себя неудачной попыткой бога создать каракули.
Есть у Ан и другие черты. Например, неуемное желание общаться с людьми, и зачастую давать им непрошенные советы. Но после нескольких серьезных ссор, а потом нескольких часов в кабинете подруги-психолога, она решила обратить эту гибельную черту в сладостный источник жизни, вдохновения и дохода. На момент прозрения, Аннет было двадцать семь, и она уже вовсю использовала желание поболтать во благо, она была ведущей. Все началось с небольших праздников и корпоративчиков, и пришло к тому, что ее персона была востребована у самых крупных компаний практически на год вперед. Но девушке все равно чего-то не хватало, и сложив это желание нехватки чего-то с желанием поучать во благо, она решила открыть собственные курсы по ораторскому мастерству.
С этого момента ее звезда засияла еще ярче. И я не имею ввиду, что она зазвездилась, скорее засияла, расцвела, и наконец-то обрела какое-то внутреннее ощущение, похожее на гармонию. В общем, ей нравилось преподавать. А когда нашла этот небольшой зальчик, похожий на библиотеку и одновременно на кроличью нору, вообще почти пищала от внутреннего восторга и счастья.
В клиентах у нее отбоя не было. Может быть из-за внутренней харизмы, может быть из-за связей, которыми она успела обрасти как популярная ведущая, а может быть и все вместе. Что самое интересное, все эти клиенты были готовы возвращаться к ней снова и снова, а главное, спрашивали ее совета заглядывая в рот так, как будто она на приеме у зубного. Это тешило ее эго, но все-таки не раздувало его до невероятных размеров.
Правда, были и те, кто заходил на огонек однажды и больше никогда не появлялся. Может быть из-за пиджака с шортами, что она частенько надевала, может быть, не выносили неуемной болтовни. Но если шорты пиджак и шляпу она еще могла поменять на любимые фиолетовые брюки и оранжевое пальто, то вот с количеством излагаемых слов ничего сделать не могла и не хотела. Поэтому, относилась к сбежавшим так, как люди обычно относятся к вылетевшему билетику из кармана. Смотрела, как их уносит ветром и даже не прощалась.
В тот самый вечер, который должен был быть одним из обычных привычных вечеров, Аннет, как всегда, вещала с мини сцены своего любимого зала. Блок с вопросами должен был быть много позже, чем она увидела первую поднятую руку в зале.
Это был высокий кучерявый парнишка в огромных круглых очках, пристроившийся в самом конце у стены. По ее опыту люди, что садятся туда в принципе не задают вопросов, а этот поднял руку даже раньше положенного. Сам факт сделанного вызвал в ней любопытство, и девушка прервалась.
– У вас есть вопрос? Представьтесь.
– Виктуар.
Он назвал свое имя и замолчал. В зале повисла тишина, и чем больше он молчал, тем сильнее казалось, что воздух становится вязким. Ан хватило ненадолго, и она переспросила.
– Так в чем ваш вопрос?
– Я просто хотел представиться. А то как-то нечестно входит, я знаю ваше имя, а вы мое нет.
В этот момент Аннет почувствовала, что начинает закипать, но самообладание у нее бывало крепче, чем она сама о себе думала. А потому, она лишь сказала:
– Ладно, продолжаем.
И продолжила. Еще минут пять отлавливая в себе желание выставить парня за дверь, но не позволило воспитание, а может быть она просто снова увлеклась рассказом. Во всяком случае, к концу теоретической части блока, о нем она уже почти забыла. И надо сказать, не вспоминала вовсе. Потому, что до конца занятия он больше не сказал ничего. Только усиленно писал что-то в своем блокноте.
Вспомнила Ан его уже после. Когда все стали расходиться, он к ней подошел, явно с намерением что-то сказать, но опять долго и упорно молчал, глядя прямо в глаза. От чего стало как-то не по себе, и она снова спросила:
– Вы что-то хотели?
Еще чуть-чуть помолчав, он все же ответил:
– Хотел поблагодарить за урок. Только и всего. Я решил, что еще приду, спасибо.
На этом он развернулся и ушел, даже не дожидаясь ответа. Аннет потом еще много раз вспоминала этот вечер, с одинаковой частотой думая о противоположных вещах. В один раз думала, что надо было все-таки выставить его за дверь и больше не встречаться. А в другой, благодарила небеса за то, то познакомилась с ним. И так по кругу.
Высокий кучерявый парень в очках оказался в этом малом зале сегодня совершенно случайно. Виктуар. Его имя с одной стороны подходило ему, а с другой как будто бы нет. Но никак иначе даже близкие друзья к нему не обращались. Даже мама, которая считала его нежным и ранимым солнышком, может быть из-за солнечного цвета кудряшек, не отваживалась называть его как-то иначе. Она могла звать его по имени коротко и резко, почти поглатывая буквы, и делая ударение на неправильную И, если была на него зла. А могла растягивать слово плавно и тягуче, мягко и обволакивающе, в порыве материнской нежности или гордости. В эти разы у нее получалось чуть дольше обычного произносить Р и одновременно гладить его по волосам. Правда, чтобы сделать второе, приходилось сильно тянуться, но никого это не смущало.
Нежный и ранимый, коим его считала мама, сам себя таковым не считал. Но он ошибался. Единственное, что парень думал о себе правильно – это то, что он прирожденный интроверт. Он относил себя к числу людей, которые с большей охотой отгрызут себе руку, чем окажутся в центре внимания компании, и не дай бог придется открыть рот и что-то сказать.
Друзей у него было не много. Может быть потому, что он в них не нуждался, а может быть потому, что они не нуждались в нем. Кому хочется проводить время рядом с человеком, который практически все время молчит, и совершенно никуда не собирается выходить? Поэтому, за все школьные и студенческие годы у него так и остался один единственный друг, с которым они могли вместе спокойно молчать в одиночестве перелистывая страницы, редко выдавая друг другу комментарии касательно интересных персонажей. Иногда они играли в шахматы, иногда рубились в сетевую. Еще реже выходили на прогулки, но лишь для того, чтобы достать пропитания.
Как вы уже поняли, Виктуар не очень-то любил встречаться с людьми. А потому, еще в школе искал профессию, в которой ему не придется ежедневно с ними пересекаться. В математике он был не силен, в физике и подавно. Единственное, что у него получалось и что он худо-бедно любил – это языки. Он любил писать и читать, и даже почти не путался в правилах. А потому, получил специальность по двум языкам и стал переводчиком. И нет, не тем сумасшедшим синхронистом, который был бы вынужден таскаться с конференции на встречу и обратно, а тем книжным червем, который может позволить себе запереться в кабинете или дома и не высовывать свой нос в мир.
С момента получения корочки прошло два года, ему стукнуло двадцать четыре, он решил, что пора перестать коптеть над мелкими статьями и устроился в агентство. Платили там немного, но зато тексты были поинтереснее. Да и в принципе хватало на жизнь. Что самое важное, так это оставалось свободное время для его мечты.
Эта мечта не засела в нем с детства, и не появилась внезапно, а как-то медленно, смело и постепенно сформировалась всеми текстами, что он успел прочитать. Он мечтал стать настоящим писателем. Выпустить свою книгу, и, если повезет, стать известным. О будущем он сильно не думал, больше думал о настоящем.
Сначала написал несколько рассказов, их опубликовали в блоге начинающих писателей и кому-то они даже понравились. А теперь, серьезно и надолго задумался о том, какой же будет его книга. Определиться с жанром было трудно, еще труднее придумать персонажей и историю, которая дожила бы до серьезного тома. Всю свою жизнь он открывал такие тома и проваливался в них с головой руками и ногами. Сердце его принадлежало многим мирам, а теперь хотелось сотворить свой собственный, но никак не моглось.
Может быть, он слишком растворился в чужих текстах, или слишком мало знал реальных людей, или не имел достаточной осведомленности по вопросам создания шедевра, а может у него просто не было таланта писать. В последнее верить не хотелось, поэтому Виктуар стал задаваться вопросом как познакомиться с кем-нибудь из реальных авторов. Что именно спросить у реального автора парень не знал, но желание о встрече разгоралось все сильнее.
Если мы, люди, чего-то страстно хотим и верим, что это произойдет, то единственный ответ, который мы получаем от мира, всегда будет таким: слушаю и повинуюсь. Вот и в этот раз, совершено чудесным образом и непонятными путями, мир ответил на вопрос и устроил встречу. Подобные случаи можно описать примерно так:
– Потерянная собака троюродной тетушки моего двоюродного дяди перебежала дорогу в неположенном месте, из-за чего велосипедист почти слетел в кювет, а сестра моей мамы по доброте душевной решила ему помочь подняться. Он ее поблагодарил, она сказала, что не стоит благодарности, но все же была приглашена на чай, от которого тут же отказалась. Но велосипедист не отчаивался, позвал на какую-то встречу по выступлениям, уточнив, что ей обязательно будет интересно, и вскользь упомянув, что в последнее время слишком рассеян, так как недавно вышла его книга и он просто на радостях витает в облаках. Сестра мамы на встречу тоже не собиралась, но из вежливости записала адрес и время. А после, я услышал, как они смеялись на кухне, обсуждали странного мужчину, услышал фразу «новая книга», попросил повторить историю и переписал себе адресок.
Кажется, как-то так оно и было, но все уже забыли детали и передавали эту историю всякий раз то добавляя в нее что-то новое, то убирая важное. Но в конечном итоге для Виктуара важным оказалось только одно: возможность встретиться. Он пришел по записанному адресу с расплывчатым образом внешности загадочного писателя в голове. У него не было ничего. Ни имени, ни фото, на даже названия его книги, была только надежда, что человеческий мозг не настолько способен исказить факты, чтобы совсем не узнать человека. А еще было ощущение, что он, Виктуар, просто помешавшийся идиот.
Он всматривался в лица приходящих людей, смотрел на прически, выискивал карие глаза, но в конце концов вся эта масса просто слилась в голове в одно похожее и не похожее лицо. Он уже собрался уходить, не приставать же к каждому с вопросом, может быть вы писатель? Но в этот момент на маленькую сцену вышла девушка, улыбнулась всему залу, попросила присесть. И он не смог ей отказать даже несмотря на то, что говорила она еще с тридцатью людьми. Кто-то скажет, что это была любовь с первого взгляда, кто-то парирует эту мысль тем, что это всего лишь гормоны или удачное стечение обстоятельств. Мягкий свет, кудрявые темные локоны, тонкое лицо и улыбка, направленная как будто прямо на него. Слова, которые произносила эта девушка, звонко рассыпались по залу, подпрыгивали, отскакивали, попадали куда-то глубже, чем он мог себе представить. Записать, захотелось срочно записать все, что он чувствует и все, что видит. Описать ее, это место. Чтобы не забыть, чтобы помнить и хранить где-то рядом с грудным кармашком, иногда перечитывая.
Он вообще не знал, что это за встреча и зачем все эти люди собрались здесь. Он не знал, о чем говорит эта девушка, представилась она как Аннет. Он смотрел на нее, писал, смотрел, писал, жил. Позабыл о цели своего визита, почти позабыл кто он такой. Вылетев из реальности, потянулся за воображаемыми картинками в голове… А там, в голове, были звезды, чернота неба, глаз, белая луна, показавшаяся только наполовину. Там он рассказывал про большую медведицу, читал наизусть стихи на певучем языке, чувствовал шелест травы и теплый ветер. В реальности он никогда так не делал, но там, в голове…
И вдруг он понял, что на него обращены несколько пар глаз, а главное, она, она смотрит на него. Здесь, в этом зале. Посмотрел на свою руку, удивился, опустил. Девушка что-то спросила его, точно что-то спросила, вот только он не помнил что, и сейчас его мозг пытался лихорадочно выйти из ситуации. Это был тот момент, когда мысли похожи на разбегающуюся ораву детей. Кто-то орал, кто-то кувыркался, кто-то смеялся, кто-то просто убегал прочь, уже давно прочь. И парень смог ответить лишь одно слово, которое помнил сейчас настолько отчетливо, чтобы иметь возможность сказать.
– Виктуар.
Произнес, и сам удивился, и сам спросил себя зачем. И не знал, что сказать еще, и стоит ли. Снова повисло молчание, и ему от этого было тяжело. Он не привык к тому, что столько людей слушают его одновременно. Хотелось стать жидкостью, просочиться сквозь стул и сквозь пол. Куда-нибудь в другую вселенную, чтобы наверняка больше никогда не увидеть эти лица, или чтобы они не увидели его. Но девушка вырвала его из размышлений о бегстве.
– Так в чем ваш вопрос?
Эта фраза дошла до мозга слишком быстро. Так, словно влетела стрелой на башню с посланием, а потом мысли-солдаты заметались, засуетились и выстроились в четкую линию ответной стрелы.
– Я просто хотел представиться. А то как-то нечестно входит, я знаю ваше имя, а вы мое нет.
Он не слушал то, о чем говорили на лекции, он не помнил ни одного слова. Помнил глаза, которые казались ему бездонными, ощущение рассыпающихся бисером слов, мягкие жесты. Об этом он не мог спросить. И между тем, чтобы выглядеть глупо и тем, чтобы выглядеть нагло, он выбрал второе.
Все оставшееся время, как бы он ни пытался вникнуть в сказанное, не получалось. Сердце колотилось бешено, предынфарктно, рвано. Отчасти из-за публичного стресса, отчасти из-за Аннет, которая оставалась все такой же. Легкой, непринужденной, как будто родилась на этой сцене, для этой сцены, для этого момента сейчас. Виктуар хотел продлить этот момент, растянуть его словно жевательную резинку. И пусть бы он стал невыносимо тонким, но зато долгим и не заканчивающимся. Но все подходит к концу, люди начали расходиться.
Парень зачем-то встал, сам не понял зачем, и подошел к ней. Как будто листок, тянущийся к солнцу и не осознающий почему. Он стоял, смотрел, сжимал руки в карманах, пытался открыть рот, но не выходило. Он не знал, что сказать.
– Вы что-то хотели?
Она задала вопрос, на который придется ответить. Хотя бы что-то, хотя бы как-то. И он ответил.
– Хотел поблагодарить за урок. Только и всего. Я решил, что еще приду, спасибо.
А после развернулся и зашагал прочь от места, где его сердце решило покинуть его тело. Слишком много потрясений за один вечер, невыносимо много. Ему было просто необходимо остаться одному, выпить горького кофе, включить любимую музыку. В общем все то, что он обычно делает, почти всегда делает.
Он забыл про писателя, про книги. Он хотел одну встречу, а получил другую. Может быть, мир ошибся, когда говорил ему «слушаю и повинуюсь»? А может быть в этом не было ни ошибки, ни путаницы. Может быть, мир ответил до того, как был произнесен вопрос.
Аннет находилась сегодня в расстроенных чувствах. Вряд ли виной тому был странный парнишка, во всяком случае, она не хотела себе в том признаваться. Она всегда считала себя человеком терпеливым и терпимым, так что просто не хотела верить в то, что какой-то случайный человек мог так сильно повлиять на ее внутреннее состояние. Но состояние все равно было пакостное. То самое, когда кажется, что напакостили тебе и хочется напакостить кому-то другому. И уже не важно кому именно, главное – восстановить баланс внутренних ощущений и ожиданий. Конечно, прямым текстом она себе все это не говорила, но вот зубы сжимала покрепче, а иногда и пальцы.
А вообще, она сама удивлялась с чего это ее состояние находится в зоне примерзкого. Чудесный солнечный весенний день, знакомство с новыми людьми, а она всегда любила новых людей, многие из них записались к ней на курс, так что не так? Магия, одним словом. И ей казалось, что только прекрасный вечер выдернет ее из тухлого болотца собственных мыслей и ощущений. Но этот вечер еще нужно было организовать.
Она позвонила парочке близких друзей, умело перекрыла их доводы о занятости своими доводами о необходимости, заказала столик в любимом баре и направилась домой переодеваться. Если отдыхать, то надо делать это с шиком, с размахом, цепляясь только за момент сейчас и не думая о завтрашнем дне. Так считала Аннет, и подтверждала свою теорию практикой сколько себя помнит. Вот и сейчас она решила сделать это на все сто. Втиснулась в кожаные штаны, слегка в этот момент чертыхаясь, ведь в прошлый раз, который был уже очень давно, это было сделать проще. Откопала на задворках гардероба майку винного цвета, у нее были тонкие бретельки и абсолютно голая спина. Подвела черным пожирнее глаза и собрала волосы в хамоватый хвост. Это была та самая прическа, с которой некоторые боятся выйти вынести мусор, а некоторые выходят на подиум. Ей нравилась эта двойственность, небрежность, расслабленность.
Перед уходом Ан открыла холодильник, но ничего нового там не обнаружила. Те же яйца и половина бутылки молока. Она знает, что скоро приедет в бар и что-то закажет, но прямо сейчас хотела есть так, как будто в желудке поселилась черная дыра. Выпила пару глотков молока прямо из бутылки, почистила черные ботинки на платформе, стоя как цапля, накинула плащ, и выбежала из дома, едва не уронив ключи в шахту лифта. Такси ждало уже пять минут. Она решила не ехать за рулем, чтобы не упрекать себя за это после, жадно поглядывая на барное меню. Отдыхать, так отдыхать, помните?
