Василиса Фонарева
Отражение жизни в ТЕБЕ
Нет, разрешение он, конечно, спрашивал. Его вопросы всегда звучали прямо и твердо, мелочь за мелочью, шаг за шагом. А Делайн просто не могла сказать «нет». И кивала, кивала, кивала. Пока однажды не поняла, что они практически живут вместе. Об этом говорила вторая зубная щетка, пара новых полотенец, вдруг появившаяся стопка не ее вещей в шкафу, тарелка, чашка. Даже совместная фотка на стене каким-то невообразимым чудом вдруг там оказалась. Но главное, Лиам, по-хозяйски развалившийся на диване, и ждущий ее из душа.
В тот вечер женщина озадаченно оглянулась по сторонам, заметив сразу все то, что казалось незаметным до сих пор. Будто вписавшимся в интерьер так спокойно и правильно, что без этих вещей квартира вдруг покажется пустой.
И тогда она стояла, смотрела, и начала представлять, что все эти вещи постепенно исчезают, растворяются, оставляют пустоту. Стена, украшенная только обоями, одинокая щетка, голая полка в шкафу, одна пара обуви на коврике в коридоре, опустевшая сушилка на пару футболок, одна чашка кофе по утрам. И одинокий, безжизненный диван, на котором больше не будет того, кто медленно подползает под плед. Того, кто разваливает на ней свои конечности, устало стекая после рабочего дня. Того, кто лихо подмигивает ей прямо сейчас.
Делайн так живо представила себе эту картину и ужаснулась сама от себя. Она поняла, что ей страшно. Страшно снова остаться одной. Страшно больше не увидеть здесь этого лица. Но больше всего страшно то, что может однажды увидеть этого парня с другим человеком. Ведь договор только секс и ничего больше, ни к чему не обязывает, и никак не стесняет в выборе времяпрепровождения где-то еще. А если он и сейчас бывает с кем-то другим? А если он приходит, после нежной прогулки с кем-то за руку, а потом так нагло заваливается на диван, как ни в чем не бывало?
Конечно, он не такой, но все же. Даже если бы и было все так, Делайн не в чем его винить или упрекать. И эта мысль отозвалась гулкой болью и вылезла наружу навернувшимися на глаза слезами.
«Я… Я хотела бы быть для него единственной.»
Женщина присела на край дивана, теребя сырое полотенце в пальцах.
– Лиам, в каких мы отношениях?
Тот в ответ пристально посмотрел, слегка наклонив голову, довольно долго молчал. Так долго, что успел довести до предобморочного состояния и заставил в сотый раз пожалеть о заданном вопросе. Но в конце концов произнес:
– Делайн Ришар, ты будешь моей девушкой?
И улыбнулся своей широкой улыбкой. Как он вообще может так спокойно и беззаботно спрашивать, лихо расставляя все точки на заданный вопрос. Минуя рассуждения, размышления, и переходя сразу к сути переживаний.
Женщина только и смогла, что кивнуть и выдавить из себя тихое «да». Находясь во втором предобморочном состоянии, за последние пять минут.
Потом ее утащили в объятия, долго целовали и не давали спать до утра. Но вообще-то, она была не против. Странная, странная она с ним стала. Впервые пришла на работу после бессонной ночи, но счастливая.
«Это было так давно. И почему я сейчас это вспомнила? Тот период был полон безумств, неужели я скучаю? Нет, нет. Так долго не протянешь.»
Безумством тогда казалось многое, практически все. Особенно тот, самый важный момент, или один из самых важных. Делайн всегда вспоминала его с улыбкой, но каждый раз удивленно приподнимала брови, и отрицательно покачивая головой. Как бы сама удивляясь, что допустила такое в своей жизни. Но вообще-то, ей понравилось.
Спустя месяц после приятного и романтического статуса «девушка», спустя два месяца после знакомства, в одну из бурных ночей, которые переворачивали наизнанку и оголяли все чувства. Лиам вдруг застыл над ней, остановился, с трудом восстанавливая дыхание и смотря прямо в глаза.
– Ты выйдешь за меня?
Этот вопрос застал врасплох. Выбил из ощущения реальности так, как никакие раньше. Еще никогда в жизни Делайн не чувствовала себя настолько растерянной. Этот момент, эта ситуация, положение их тел в пространстве и слова, которые никак не вписывались в эту картину.
Если бы этот вопрос был задан в другой обстановке, как-нибудь так, как рассказывают картинки из интернета. Свечи, букет, кольцо, шарики, ресторан, красная дорожка, и любые другие извращения человечества, чтобы подчеркнуть особенность момента. Если бы было как-то так, то она бы смогла задуматься, и возможно, дать другой ответ.
Но особенность их момента вдруг шарахнула по голове и выбила все другие мысли. Она не могла ответить точно, почему сказала именно «да». И до сих пор не знала почему. Но тогда она знала абсолютно точно, что «нет», «не знаю», или «подумаю», каждый из этих ответов будет ложью. Поэтому, сказала единственный вариант, казавшийся правильным.
Наутро Лиам оказался на кухне в одних трусах, проснувшаяся раньше. Женщина застала его, собирающим на поднос две чашки кофе и завалявшиеся печеньки. Они рассмеялись, а парень вдруг встал на одно колено и протянул кольцо, свернутое из фольги от шоколадной конфеты. После того, как кольцо было помещено на палец с самым серьезным видом обоих, они рассмеялись снова.
Делайн до сих пор хранит эту фольгу в коробочке, спрятанной в ящике письменного стола. Даже несмотря на то, что на ее пальце вот уже семь лет кольцо настоящее.
«Точно… Семь лет. Кольцо. И куда это меня опять понесло? Ладно. Пусть это будет просто ресторан. Мы давно не проводили время вместе вне дома.»
Подумала она и засобиралась уходить с работы.
В это время, уже дома, Лиам испытывал те же муки выбора. Предложить что-то, или не предложить. Обсудить, или поставить перед фактом? Мысли тянулись медленно, тягуче и плавно, словно нехотя. Отмечать, отмечать… И есть ли вообще смысл в этом «отмечать»? Что праздновать то? Годовщину сожительства? То, что приспособились друг к другу, и иногда удовлетворяют свои потребности? Так должна выглядеть семья, у которой скоро будет 7 лет со дня свадьбы? И похожи ли они на семью? Если нет, то что праздновать?
Звук ключей у двери, сброшенные ботинки, шум воды в ванной. Делайн зашла в комнату.
– Еще не спишь?
– Нет, не сплю. Думаю.
– О чем? – Она начала раздеваться и вешать форму на вешалку.
– Мы похожи на семью?
– Конечно, разве нет?
– А чем мы похожи?
Женщина застыла в одних брюках, задумавшись.
– Ну, тот факт, что мы поженились, живем вместе. Любим друг друга.
– А разве любим?
– Почему ты задаешь такие странные вопросы?
– Знаешь, мне иногда кажется, что у тебя с работой роман и настоящая любовь. А ко мне ты сбегаешь время от времени, случайно, в остатке.
– Мы же уже много раз обсуждали это. Если хочешь, называй это так, но со своей работой я знакома намного дольше, чем с тобой. И влюбилась в нее раньше. Я не смогу отдать тебя всю себя, не требуй этого. Да и ты сам, разве нет?
– Да, и я. Может тогда нам стоит остаться наедине с нашей первой любовью, а друг друга оставить в покое?
– О чем ты?
– Давай разойдемся.
– Ты это говоришь за неделю до годовщины свадьбы? Жестоко.
– Разве? А что мы собираемся праздновать? Сожительство и редкий секс? Эти вещи стоят того, чтобы их праздновать?
– Я не знаю, что тебе ответить.
–Тогда давай разойдемся.
– Нет. Давай поговорим завтра. Мы сейчас оба уставшие. Ничего хорошего из этого разговора не выйдет.
– Завтра будет так же.
– Я освобожусь пораньше.
– Хорошо.
Они говорили друг другу фразы спокойно и размеренно. Так, как будто обсуждали, стоит ли перевесить картину, висящую на стене. Так же спокойно легли спать, пожелали друг другу спокойной ночи и развернулись в противоположные стороны.
Почему-то, несмотря на полное спокойствие внутри, у обоих проступили слезы.
Весь следующий день казался им горьким, вязким и липким. Когда живешь с ощущением, что все хорошо, и убеждением, что это «хорошо» точно никуда не денется, момент прозрения прибивает гвоздями к реальности, словно к распятию.
Они так привыкли к данности, что вместе, что воспринимали ее нерушимым фактом, аксиомой, стержнем мира. А теперь, когда внутрь просочилась мысль, что это может быт не так, этот самый мир вдруг задрожал как перед землетрясением. И казалось, что еще немного, и он развалится на части, не имея возможности собраться вновь. Нет, это не может быть правдой, но это правда. И от того только больнее.
«Я правда сказал? Я правда ей такое сказал? А что, если она согласится, и мы и правда расстанемся? Как глупо было вот так просто говорить об этом… Наверное, я просто устал, наверное. Может быть написать ей, или позвонить? Нет, не стоит. Не знаю. Поговорим вечером, она сказала, что вечером поговорим. Но что от этого изменится? Сколько мы уже так разговаривали, разве что-то меняется. Может быть и правильно, что я так сказал. Разве мы уже не зашли в тупик, еще давно. Может быть и правильно. Как трудно ждать до вечера. Что я ей скажу?»
Лиам запихивает в себя кусок пирога, прихваченный из пекарни, роняя на землю крошки. Запихивает с силой и остервенением, будто он его злейший враг. Есть не хочется совершенно, но желудок неприятно ноет, а потому, нужно что-то в него положить и желательно побыстрее. Чтобы больше не чувствовать подступающую тошноту из-за попыток прожевать полусухое тесто. Ничего не хочется. Ночь выдалась тревожной и бессонной. То самое состояние, когда проваливаешься в легкую дремоту и резко просыпаешься от малейшего движения.
Он ненавидит в себе состояние слабости и вынужденности. Но сейчас он много что вынужден делать. Исполнять свой долг на работе, ставить барьеры непринужденности с коллегами, ждать вечера, есть этот пирог. Находиться в таком состоянии не хочется, но и переключить чувства по щелчку пальцев тоже не получается. Так легко и спокойно брошенные слова теперь отдают в голове, повторяясь тысячекратно.
Разойдемся.
Что может быть легче? И что может быть труднее. И какой выбор будет правильным? Выбор, между привычной, знакомой жизнью, и неизвестностью. Какой из этих вариантов пугает больше всего? Хотелось бы ему знать. Что выбрать, если невыносимы оба? И что изменится после этого разговора?
Они уже говорили, много раз говорили. И про одинокие вечера, и про работу, и про привязанности, и про изменения. Но только сейчас, только в этот раз, прозвучала мысль о расставании. Будет ли в этот раз все действительно по-другому? А нужно ли?
«Чего ты хочешь? Чего ты от нее хочешь, Лиам?»
Вопрос, которым мужчина задавался весь день. Если не так, как было, если иначе, то как? И сможет ли его жена дать ему это? И насколько это будет эгоистичным, потребовать другой жизни, не зная, что предложить самому. Что он может предложить?
«А чего ты от меня хочешь, Ди? Тебе всего достаточно? Может быть, мы просто разного хотим? Тогда смысл этого всего.»
Ты все равно будешь со мной.
С этой мыслью Лиам делал все, что делал, и говорил все, что говорил. А теперь, на правах полного правообладателя, не знает, что с этими правами делать. И совершенно запутался, нужны ли ему эти права на самом деле. Смотрел ли она на человека, которому это все говорил, или смотрел только на мечты в своей голове. А сейчас, видя этого человека насквозь, он все еще хочет утверждать свое решение, или уже нет?
Делайн тоже много о чем сегодня думала. Закапывая лицо в ладони, теребя пальцами выбившуюся прядку, вышагивая из угла в угол, закусывая нижнюю губу. Она даже позволила себе захлопнуть дверь перед носом у помощника, бросив резкое «не сейчас». В таком состоянии мало кто ее видел, а кто видел, уже не помнил, насколько это было давно.
Она находилась в смятении и растерянности. С самого первого дня, с того самого дня, когда была брошена нахальная фраза ей в лицо, она чувствовала себя в центре внимания. Чувствовала себя особенной, нужной, важной. Чувствовала себя тем человеком, к которому придут, несмотря ни на что, и будут держаться рядом вопреки всему. Но вчера эта вера пошатнулась.
А точнее, разлетелась осколками, брошенная с силой к ногам. Эти осколки хрустели с каждым шагом. Под подошвами, на зубах, в мыслях. Острые, проникающие внутрь и больно раздирающие ткани. Делайн впервые почувствовала, что она может быть не нужна.
Эта мысль окутывала мерзкой и липкой паутиной, от которой не убежать, не спрятаться и не отмыться. Женщина еще утром заметила, с каким остервенением чистит зубы. Заметила только тогда, когда выплюнула кровавую пену в раковину.
Не нужна.
Так легко и спокойно сказанные мужем слова проигрывались в голове снова и снова. Выражение его лица в этот момент, положение тела, безучастный взгляд. С каких пор у него такой взгляд? Неужели уже давно? Неужели это все правда?
Не нужна. Не нужна…
«Вот так просто. Говорить об этом вот так просто? Спустя семь лет… Много это или мало?»
Делайн помнит другой взгляд, и другие слова.
Семь лет назад, окоченевшие пальцы, трясущиеся от холода руки. Точно от холода? Какому сумасшедшему пришла в голову идея приносить клятвы в такое время года, в таком месте? Ноги утопают в снегу, уже темно, красиво горят фонари. Закуток, куда не ходят люди, а особенно сейчас не ходят. Одинокая лавочка в инее. Вид на огни города и редкие проезжающие вдалеке машины.
Руки не слушаются, щеки покраснели из-за ветра и мороза. Важные слова, произнесенные друг другу и два кольца, надетые на пальцы. И правда, какому сумасшедшему пришла в голову эта идея? Делайн показала бы пальцем, но сейчас его рядом нет. Но вообще-то, и она сама тоже была к этому причастна.
Тот взгляд… То, как Лиам на нее тогда смотрел. То, как говорил. Запинаясь и улыбаясь. Все это сейчас кажется таким нереальным. Неужели это и правда было? А если было, неужели они настолько изменились?
Тогда она была нужна. Сколько времени прошло с тех пор, что все стало совсем иначе?
«Делайн Ришар, что ты хочешь?»
Спустя еще десяток шагов, несколько отчаянных попыток истребить прическу, и чуть в кровь не откусанную губу, женщина твердо решила одну простую вещь.
«Ты все равно будешь со мной.»
Вопреки ожиданиям, пугающим мыслям и предположениям, леденящим сердце, ничего страшного, когда они встретились, не произошло.
Это было похоже на самый обычный вечер, с разницей только во времени встречи. Делайн сдержала свое слово и пришла раньше. Лиам чмокнул ее в щеку.
– Будешь ужинать?
– Да, я голодная.
– Хорошо, иди, переодевайся пока. Я разогрею.
– Спасибо.
У обоих было шаткое ощущение, что все хорошо, и вчерашнего разговора как будто и не было. Но это только ощущение, плавающее на самой поверхности. Где-то в глубине залегла тревога, и четкое чувство затишья перед бурей.
Они так же спокойно поели, убрали посуду и уселись на диван. Как обычно бывало, когда выдавался свободный вечер. Дальше должен был быть фильм, но в этот раз его никто не включал. И никто не спрашивал, что будем смотреть. Это стало точкой, концом привычного вечера, крушением схемы, шестеренки отлаженного механизма встали. Никто из них не знал, что теперь делать и что сказать, а потому, они молчали.
Молчали долго и упорно, все еще пытаясь делать вид, что все хорошо. Но уже давно было понятно, что нет. Первой нарушила тишину Делайн.
– Почему ты так сказал? – Она сидела прямо и смотрела в одну точку на стене.
– Я.. Я не знаю. – Мужчина подтянул колени к подбородку и положил на них лоб.
– Но ты все-таки сказал. Ты действительно хочешь разойтись?
– Я уже не знаю, чего я хочу.
– А я знаю, чего я хочу. Я хочу быть с тобой.
– Ради чего? Ради чего, Ди? Мы практически не видимся, а если вместе, то будто не замечаем друг друга. Тебе хочется вот так просто существовать рядом? Ты действительно этого хочешь?
– Нет, я не этого хочу.
– Тогда что? Скажи, что? – Он поднял голову и посмотрел на жену глазами, полными слез.
– Почему ты плачешь?
Лиам подскочил и зашагал по комнате резко, обнимая себя руками.
– Потому, что я устал, понимаешь? Я устал стараться! Я устал от разговоров, от надежды, что что-то изменится, от вечного ожидания тебя. И не только с работы. Такое ощущение, что я жду тебя даже тогда, когда ты рядом со мной. Я – твой муж, не домашнее животное и не шкаф. Я не могу просто стоять здесь вечно. Я устал! Неужели тебе всего хватает? Меня хватает? Чего ты от меня хочешь, Ди?
Он опустился на пол и облокотился о кровать, положив на нее голову. Слезы слишком быстро текли из глаз, а сквозь плотно стиснутые зубы просачивались всхлипы.
Женщина и сама зажала рот рукой, чтобы не разрыдаться. И почему ей так не хочется этого делать? Почему? Она подошла, аккуратно села рядом на коленях и положила лоб на плечо своему мужчине, пока еще своему. В этот момент сдержать слезы уже не получилось. Тихим шепотом, выравнивая дыхание, она произнесла.
– Я снова хочу быть особенной для тебя. Ты спрашивал, что я хочу.
Лиам ответил таким же шепотом, едва слышно.
– А я хочу быть особенным для тебя. Я так много хочу?
«Точно. Почему я совсем об этом не думала. Что он может хотеть того же. Прости. Прости…»
– Нет, это совсем не много. Совсем не много…
– Обними меня.
Делайн пересела напротив и прижала этого человека, дорогого человека к себе. Она не стала ничего говорить, или обещать. Слишком много слов уже до этого момента было потрачено впустую. Она просто обнимала, гладила рукой по волосам, чувствовала намокающую шею и думала.
«Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо. Я не знаю, получится у меня или нет, получится у нас или нет. Но я не отпущу тебя. Я не смогу тебя отпустить.»
Они еще очень долго так сидели, а потом тихо и спокойно уснули, обнявшись.
– Дорогая, что ты там делаешь?
В ответ послышались тихие чертыханья, хлопок, удар и звон разбитой тарелки.
Лиам проснулся сегодня раньше будильника, что бывало очень и очень редко. Странные звуки, доносящиеся с кухни, просочились в его сонный мозг и дали сигнал к тому, чтобы открыть глаза. Но даже не они послужили основной причиной к пробуждению. Легкий горелый запах, пробирающийся струйкой в нос, окончательно отогнал все сновидения.
Мужчина пару раз перевернулся, недовольно сморщился, оценил пустое место рядом с собой и звук копошения на кухне. Так же, вспомнив попытки жены в прошлом приготовить что-то съестное, отогнал мысли о пожаре за ненадобностью. Наверняка, их ждет покупка еще одной сковородки.
Улыбнулся и спрятал лицо в одеяло. Подождать, или все-таки дать понять, что он уже проснулся? Если подождет, то жена успеет замести все следы и попытается вести себя, как ни в чем не бывало. Наверняка, хотела сделать какой-то сюрприз, и можно позволить ей его сделать. А если встать и выйти, то можно посмотреть на это чудо собственными глазами, и помочь. Тогда, наверное, она смутится, но зато они смогут сделать что-то вместе и спокойно собраться на работу.
Все «за» и все «против» смешались в общую кашу. Улыбка, не сползающая с лица, отдавала внутрь теплом и нежностью. И в конечном итоге Лиам понял, что ему все равно, будет ли это сюрпризом или неловкостью в совестной уборке, главное, что они сделают это вместе. Поэтому, он открыл рот, и громко спросил.
А услышав вместо словесного ответа звуки еще большего погрома, все так же улыбаясь встал, и отправился на кухню.
На этой самой кухне царил полноценный беспорядок. Такой, что нарочно захочешь сделать, не получится. На столе и на полу рассыпана мука, такое ощущение, что ее разбросали фейерверком, художественно, не жалея. В раковине гора посуды, еще куча мисок и мисочек на столешнице. Пара полотенец на дверце шкафа, и приличное количество открытых упаковок, стоящих на следах художественной муки.
Посередине всего этого жена, с виноватым видом. Одной рукой пытающаяся спрятать останки только что разбитой тарелки, а второй рукой держащая половник с капающим на пол тестом. Волосы наспех забраны в лохматый пучок, пара прядей со следами теста. Видимо, падали на лицо в самый неподходящий момент. Майка и короткие шорты не знали следов фартука, зато прекрасно знали следы продуктов.
– Извини. – Тихо сказала она. – Я тебя разбудила, да?
– Немного. Как насчет того, чтобы приготовить вместе?
Долгая пауза в молчании переросла у женщины в глаза на мокром месте и поджатые губы.
– Ей, ты чего тут плакать собралась? Что такое?
Лиам подошел, отнял половник, плюхнув его обратно в миску с тестом, и крепко обнял.
– Я… Я просто хотела сделать тебе романтичное утро. Завтрак в постель, горячие блинчики. Ведь сегодня наша годовщина. Я хотела, чтобы это утро получилось особенным, чтобы ты увидел, как я тебя люблю. Но… Я, как всегда, ничего не смогла. Все блины, что я пробовала испечь, пригорали, бардак тут устроила, и тебя разбудила. Я хотела показать, что могу что-то сделать для тебя, и ничего не вышло.
– Глупая… Думаешь, я предложил выйти за меня ради блинчиков по утрам? То, что ты хочешь что-то для меня сделать – это уже ужасно меня радует. Нет, я безумно счастлив, это правда. Ну а то, что у тебя с готовкой беда, подумаешь. Зато ты варишь лучший в мире кофе. Сегодняшнее утро – прекрасное начало этого дня. Ну и чего ты плачешь?
Мужчина успокаивающе поглаживает по спине, крепко прижимая второй рукой к себе свое сокровище. Он и правда сейчас так счастлив.
– Потому, что люблю тебя.
– Разве из-за этого стоит плакать?
– Может и стоит. Мне просто слишком повезло, что ты даже спустя столько времени рядом со мной. И знаешь, нам действительно есть что праздновать. Разве нет?
– Есть. Например то, что мы все еще стоим на этой кухне и обнимаемся. Такое можно отпраздновать. Как считаешь?
– Можно.
– Ну а теперь, сделаешь мне кофе?
– А как же блинчики?
– Давай ты сделаешь кофе, мы здесь быстренько уберемся, и я допеку. А потом вместе вернемся в кровать и позавтракаем. Что скажешь?
– Отличный план.
Делайн отстранилась и поцеловала. Она тоже счастлива, прямо сейчас и прямо здесь. Да, они не идеальны, и это утро не такое, каким она его видела, но все равно лучшее утро лучшего дня.
Спустя две сваренные чашки кофе, и легкую уборку, она начала мыть посуду, а Лиам занялся блинами.
– У тебя просто слишком жидкое тесто получилось, поэтому и пригорало. Сейчас сделаем еще немного густого, смешаем, и все будет хорошо. Остались ведь яйца?
– Да, держи. Я старалась делать все по рецепту, но ты видел какие рецепты? Это же кошмар! Никакой точности, кто их вообще составляет. Что значит взбить за пены? До какой пены? А вот это, вливайте молоко до густоты сметаны. Сметана вся разная! И чего ты смеешься?
– Ничего, просто ты милая. Если ты еще когда-нибудь захочешь печь блины, то сначала попробуй, как будет растекаться густое тесто, а если плохо, то разбавляй еще чуть-чуть. Так не придется мешать новое.
– Ты вот сейчас легче задачу не сделал.
– Ну, давай, домывай миски, и я тебе покажу.
Пока одна справлялась с губкой и средством, второй сделал еще одну порцию и смешал ее с основной.
– Вот, смотри. Вот так он должен растекаться. Делаешь по кругу, и смотришь, чтобы немного пропекся. Переворачиваешь… Чуть-чуть ждешь. Ииии… Готово. – Первый румяный блинчик свалился со сковородки на тарелку. – Хочешь попробовать сама сделать?
– Давай.
– Ты чего трясешься?
– Не знаю. Мне странно, что ты так на меня смотришь.
– Если хочешь, я отвернусь.
– Нет, не надо.
Спустя пару закусываний губы, один поцелуй в щеку и несколько замирающих стуков сердца, еще один готовый блин свалился на тарелку. Кривоватый, немного пережаренный, но вполне съедобный. А главное, наполненный терпением и заботой.
– Ну вот видишь, все у тебя получается. Просто ты никогда не пробовала, и всегда все хочешь сделать сама.
– Лиам. – Женщина опустила взгляд и коснулась пальцами ладони муж. – Спасибо тебе за все. За то, что ждал, и за то, что любил все это время.
– И тебе спасибо, родная. Я счастлив, что ты рядом со мной.
– Научишь меня готовить?
– Ты правда хочешь?
– Да, я хочу приготовить тебе еще много вкусного.
– А я тебе. Поэтому, давай делать это вместе.
– Давай.
Они стояли, улыбались и смотрели друг на друга так, будто это были самые прекрасные слова на свете и самый прекрасный момент. Эти взгляды не были похожи на те, что были в самом начале. Не такой взгляд искал Лиам все это время. Но он все равно нашел то, что искал.
– Как насчет того, чтобы испечь еще парочку, а остальное убрать в холодильник до вечера? А то мы на работу можем опоздать. Не хорошо, если шеф полиции придет с оправданием «готовила блины для мужа».
– Все шутишь, но ты прав, давай еще парочку. Ты один и я один.
– Хорошо.
Они вместе испекли еще два блина, поставили оставшееся тесто в холодильник, а получилось его довольно много. Делайн сварила еще кофе, а Лиам достал красивые чашки и блюдца, и укомплектовал поднос ими, двумя блюдцами и сгущенкой.
Смеясь, они плюхнулись обратно в кровать, ели и болтали о разном. Тонкое чувство, что есть второй шанс, растекалось по пространству все шире и все глубже. Проникало в щели и обволакивало своим теплом и надеждой в прекрасное.
Прозвенел будильник. Застелена кровать. Две одинаковые формы с одинаковым количеством пуговиц. Разница только в нашивках.
Два человека, идущие за руки, и улыбающиеся так неприлично широко и смело. Знакомое здание, знакомый поворот. Женщина резко остановилась, прижала своего мужчину к стене и страстно поцеловала. Наплевав на щиплющий мороз и яркий свет утра.
– А в тебе еще что-то есть, Делайн Ришар. – Сказал он отдышавшись.
– А ты сомневался?
– Почти что да. Как насчет того, чтобы рвануть куда-нибудь в эти выходные? Только ты, я, номер в гостинице и вид из номера.
– А как же прогулки, новые места и тому подобное?
– А ты собралась куда-то еще и выходить?
– А в тебе тоже еще что-то есть.
– А ты сомневалась?
– Почти что да.
Они рассмеялись и повернули за угол.
Остаток недели растворился для них приятным предвкушением выходных. Но все предвкушение утонуло всего в одном слове.
Прости.
Как много спряталось в этом слове. Ржавые осколки, порастающие мхом, царапающие душу медленно и методично. Все глубже и глубже. И слышен порождающийся ими скрежет, в такт скрипа зубов, сжатых слишком крепко.
Прости.
Сколько раз за жизнь придется слышать это, перебарывая в себе желание закричать и разнести в клочья мир и людей, что так просто отмахиваются от сделанного только лишь словом. Или от несделанного. Что значит это слово? Значит ли оно, что после все изменится, что мы все поймем, и пойдем дальше другими? Или это просто набор звуков, что так нагло произносятся снова и снова.
И зачем она произносит их так, словно они что-то значат для нее? С глазами, полными слез, с дрожащими губами, с опущенной головой, готовой лечь на плаху и быть казненной. Можно ли казнить человека за то, что он тот, кто он есть, и другим не станет? Можно ли требовать от него, требовать от нее то, чего она никогда не сможет сделать. И имеет ли значение слово «прости», когда извиняться не за что? Потому, что все, что она делала – это просто была собой и выбирала это день за днем, год за годом.
Почему она просит прощения лишь за то, что не оправдывает ожиданий? Так самоотверженно и так горько проклиная свой выбор. Но почему хочется, чтобы она делала это снова и снова, и снова, опуская голову все ниже, падая на колени, признавая несуществующую вину, пока не стала бы другой.
Пока не стала бы той, что сделает иной выбор. Пока не сломалась бы на куски и не собралась бы заново. В том порядке, чтобы новая картинка начала соответствовать засевшему образу в голове. И пусть изломанная, замазывающая трещины и дыры, чтобы не развалиться вновь, пусть. Но зато, это была бы идеальная картинка, идеальный человек, чтобы быть рядом и любить. Не пришлось бы думать, переживать, надеяться, утопать в бесчисленных противоречивых желаниях. Все бы было как надо, как надо Лиаму.
Выбор. Он стоит и смотрит на последствия выбора. Его и их. Тогда, давно, в самом начале, почему он выбрал именно эту женщину? О чем он думал и какое руководство читал, что так настойчиво и так безжалостно добился осуществления своих желаний? Какую картинку он видел тогда, и какую видит теперь? Это разные картины одного художника, узнаваемый стиль кисти и неузнаваемые мазки.
Хотелось, как бы хотелось, чтобы он, Лиам, был номером один. Чтобы все другое отметалось в сторону, отбрасывалось, сдвигалось только потому, что он существует. Но так никогда не было, и так никогда не будет. Их совместная поездка, что должна была быть праздником жизни и доказательством приоритетов, теперь просто тонула в одном слове. Прости.
– Это не значит, что ты мне не нужен.
– Но это значит, что нужен не так, как хотелось бы.
На несколько дней ему показалось, что что-то изменится. Что его будут выбирать несмотря ни на что, или вопреки всему. Но это снова оказалось только фантазией, выстроенной в голове. Быть обманутым больно, но быть обманутым собой же, еще больнее. Когда вдруг понимаешь, что иначе никогда не будет, а все мечты были лишь в воображении. И засели теперь там так глубоко, что выдирать с корнем слишком болезненно. Но однажды это нужно сделать. Иначе так и будешь жить в мечтах, отмахиваясь от реальности, смотря на происходящее через призму собственных иллюзий.
– Все хорошо. Я на тебя не сержусь, правда. Я понимаю, что тебе важно делать то, что ты делаешь. Мне просто хотелось, чтобы ты выбирала меня. Но кажется, я прошу невозможного.
– Я выбираю тебя, каждый день выбираю.
– Скажи, если я попрошу тебя все оставить и уехать со мной, ты согласишься? Куда-нибудь далеко, очень далеко. Если представить, что там у нас есть милый домик, океан, плещущий волнами, и мы друг у друга. Там бы не было всей этой суматохи, тел, выстрелов, сирен, работы до глубокой ночи, неожиданных собраний, похороненных товарищей. Там бы не было всего этого. Ты бы согласилась поехать со мной?
Делайн молчит. Она всегда знала, что для нее важно и почему она делает то, что делает. И другой жизни она не хочет потому, что не может иначе. Она уже очень давно выбрала свой путь, слишком давно, чтобы даже задуматься о том, что можно по-другому.
– Вот видишь, я знаю, что ты не можешь отказаться. И не можешь выбрать меня. Так было всегда, просто я не всегда это замечал.
– Я люблю тебя. Ты ведь знаешь, что люблю тебя.
Она облокотилась на руки и снова опустила голову. Слабый свет ночника на кухне, давно остывший кофе, снегопад за окном. Этот маленький, крошечный мир двоих, какой он? Могут ли они его сохранить, несмотря ни на что? А если не могут, то, что тогда делать?
– Я знаю. Я тоже тебя люблю.
Лиам вздохнул и погладил по волосам. Что он должен делать и что должен говорить? Сможет ли он жить с этим человеком точно зная, что всегда будет вторым? Сможет ли задвинуть себя, свои желания и свою гордость подальше и просто наслаждаться тем, что может получить? А хотелось бы получить намного больше, чем есть на то право.
