Валерий Борисов
Осень собак
11
По пути в общежитие Николай купил две бутылки водки, бутылку сухого вина для женщин и немного закуски – колбасу и плавленые сырки. Было уже темно, когда он приехал к себе. Сначала зашел к Петру Федько и тот, увидев его, коротко сказал:
– Наконец-то… пора начинать! – Петр широко улыбался. – Знаешь, у нас с Натальей возникло предложение: давай соберемся у меня в комнате. Наташа что-то приготовила по твоему заказу.
– Я ей ничего не заказывал.
– Ну, просто постаралась приготовить для тебя вкусненькое. Я ж ей сказал, что ты любишь вкусное.
– Люблю. Но я поел у Царева… однако добрая закуска не помешает. Но давай соберемся лучше у меня. А то придет твой сосед по комнате, – вдруг он не пьет, неудобно будет. Да и потом, ко мне должны подойти гости. А самое главное – у меня есть телевизор. Посмотрим кино, послушаем музыку. Как?
– Аргументировано. Согласен.
– Тогда я пойду к себе, а вы следом. Заметно, что я уже наклюкался?
– Вроде нет. Все в норме.
– Ну, тогда я иду, а вы не задерживайтесь.
Николай пошел в свою, двести шестидесятую комнату. Он уже открывал ключом дверь, когда увидел, что в коридор, из комнаты недалеко от его, вышел широкоплечий, с коротким ежиком черных волос парень, который показался ему знакомым. Пока тот закрывал дверь, Николай рассмотрел соседа – это был Нижим. Пока не уверенный в том, что это именно он, Николай осторожно окликнул его.
– Нижим?
Тот повернул голову в его сторону, внимательно посмотрел на Николая и ответил с иностранным акцентом.
– Коля! Это ты?
– Я! – почему-то радостно ответил Николай. Это была встреча, которой он был искренне рад.
Нижим подошел, подал руку, и они обнялись.
Нижим был из Израиля. Во времена аспирантуры Николая, он был студентом университета юридического факультета. В то время они так же жили на одном этаже, недалеко друг от друга, и тогда же подружились. Сейчас они оба были взволнованы неожиданной встречей.
– Заходи ко мне? – пригласил Николай и, пока они проходили в комнату, задавал вопросы: – Как ты сюда попал? Ты уже закончил университет? Давно?
Нижим сел на стул и при ярком электрическом свете стал пристально рассматривать Николая, не отвечая на его вопросы. У него были пронзительно синие глаза с разбрызганными в них рыжими веснушками, хотя он был смугл и темноволос. Нижим, не отрывая взгляда от Николая, произнес:
– А ты, Коля, постарел.
Николай даже растерялся от констатации очевидного факта. Точно так же он сегодня приветствовал Петра. Неужели мужчины, как и женщины, обращают внимание на возраст своих друзей? Раньше он такого качества за мужчинами не замечал… такая оценка, оказывается, является немного и обидной. Но он бодро ответил:
– Не молодею же, Нижим. Моя жизнь катиться под гору. А ты выглядишь молодцом, возмужал, стал мужчиной-красавцем. Скажи, как ты очутился здесь?
– Да вот, учусь в аспирантуре.
– А университет давно закончил?
– Давно. У себя в Израиле работал юристом, но у нас без ученого звания карьеру сделать сложно. Вот отец послал меня учиться дальше, и снова в Киев. Здесь дешевле учиться, чем в других странах. Сейчас пишу диссертацию и учу украинский язык.
– Выучишь, – успокоил его Николай. – И напишешь диссертацию. Ты женат?
Николай намекал на то, что еще студентом Нижим года два дружил с советской студенткой, даже обещал жениться на ней. Нижим отрицательно покачал головой.
– Я еще не женатый, – засмеялся он, тщательно выговаривая русские слова. – Но у меня дома есть невеста. Может быть, скоро женюсь на ней. Как отец скажет. Может, через год, может, после окончания аспирантуры.
– Наверное, она богатая? Не то, что наши невесты.
– Да, она богатая, – легко согласился Нижим, – видимо, перед Николаем ему не было причин скрывать свою жизнь. – Ее отец работает в кнессете, иногда входит в состав правительства. Оно у нас часто меняется. Ваши невесты лучше… – тихо признался Нижим, – но жизнь такая…
– Да, ты прав. Человек предполагает, а жизнь располагает.
Но Нижим, видимо, не до конца понявший смысл его слов, спросил:
– А как ты располагаешь жизнью?
– Нормально, – Николаю не хотелось посвящать иностранца в свои проблемы. – Живем, хлеб жуем, боремся неизвестно с кем.
– Да бороться надо, – рассудительно ответил Нижим, который был младше Николая лет на десять. – Мы все время боремся. Раньше постоянно выигрывали, а теперь иногда проигрываем. Но отстаиваем себя.
Но Николай не хотел углубляться в эту политическую проблему и перевел разговор на другое.
– Когда будешь жениться, приглашай на свадьбу.
– Приглашу, – засмеялся Нижим. – Но ты все равно не приедешь, денег не будет.
– Точно. Живем по-нищенски.
Николаю хотелось спросить об одной особе, но он не решался. Нижим, словно поспешив на помощь, задал волнующий его вопрос:
– Ты еще помнишь Яфу Бахуру?
– Помню… как она?
– Она вышла замуж в Израиле. Хорошо вышла. У нее уже маленькая девочка. Знаешь, как ее назвали?
– Нет.
– Вероника. Ника… или Ники.
Нижим затронул его прошлую личную, во многом бесшабашную жизнь. Это было во времена аспирантуры Николая. Нижим учился в университете и жил в общежитии института повышения квалификации, где условия проживания были намного лучше, чем в студенческих общежитиях. Студентам-иностранцам, которые платили валютой, разрешали здесь жить, но в ограниченном количестве. Они подружились с Николаем, насколько позволяло их положение аспиранта и студента, а также материальное положение. Николай никогда не кичился своим положением, был прост и доступен. Может, поэтому к нему тянулись другие. Николаю в детстве пришлось жить в многонациональном районе страны на Дальнем Востоке, позже – работать в соседстве с представителями других народов. Он, на языках двадцати, выучил простые слова «здравствуйте», «до свидания», «спасибо», «пожалуйста» и даже отдельные фразы. Полностью он этих языков не знал. Но за эти простые слова другие нерусские люди часто считали его своим. Он был как бы их земляком, и его приглашали к себе в гости. Так вот и Нижим обучил его некоторым словам на иврите. К нему часто заходили земляки, которые проживали в других общежитиях, отмечали свои праздники. Когда-то, будучи немного выпивши, Николай попал к Нижиму то ли на именины, то ли на какой-то праздник. В комнате у Нижима сидело восемь или десять ребят и девчат из Израиля. Николая посадили за стол рядом с черноволосой студенткой с толстой косой. Глядя на нее, можно было сделать точный вывод – типичная еврейка. Сказать, что она была красивой – нельзя, но то, что она была симпатичной – вполне. В присутствии Николая еврейские студенты говорили только по-русски, словно подчеркивая, что среди них находится иностранец. Сами они выпивали понемногу, но Николаю наливали столько, сколько он мог принять. Со своей соседкой Николай первое время не разговаривал. Но, достаточно охмелев, он вспомнил некоторые слова из своего еврейского репертуара. Вначале он пристально посмотрел на свою соседку, будто увидел ее только сейчас и она ему неожиданно понравилась. Увидев ее смущение, он по-еврейски произнес только одну фразу: «Яфа Бахура», что означало – красивая девушка. Реакция студентки оказалась неожиданной для него. Может быть, до этого никто не говорил ей таких слов, и они поразили ее. Она с порывистой благодарностью прижалась к нему плечом, немного повернувшись так, что он почувствовал ее упругую грудь. Черные, навыкате глаза ее выражали изумление и признательность. Все-таки мужские, пусть даже не до конца честные комплименты, нравятся всем женщинам, независимо от их национальности. Девушку звали Фрида, но с того момента Николай называл ее «Яфа Бахура», что ей очень нравилось, и она никогда не возражала против такого обращения. В тот же вечер она осталась ночевать у Николая. Он точно не помнил, отослал ли Петра ночевать в другую комнату, или тот уехал тогда домой, в Полтаву. Год Николай и Фрида встречались постоянно. Когда он закончил аспирантуру и защитился, то встречались реже, – во время его приездов в Киев для работы над докторской диссертацией. Она ему нравилась – спокойная и ненавязчивая, что он особенно ценил в женщинах. Ему нравилось целовать ее полные мягкие губы, перебирать жесткие, упругие волосы. Она призналась, что он у нее – настоящая любовь. Несколько раз осторожно намекала о женитьбе. Подчеркивала, что богата и они могут уехать жить… не обязательно в Израиль, а во Францию или Америку, где у нее есть родственники с солидным капиталом. Но она было моложе его на четырнадцать лет, и Николай понимал, что это разные поколения, различные интересы. Им хорошо быть любовниками, но плохо будет в совместной жизни. Николай был женат, у него был ребенок, и он не считал вправе бросать семью из-за мимолетной связи. Фрида – Яфа Бахура – вообще-то серьезно и не настаивала на совместной жизни, тоже понимая, что они разные люди, и у каждого свои подходы к жизни. Разные государства накладывают свой отпечаток на сознание людей, иногда несовместимые для долгого контакта. Их связь тянулась более трех лет. И вот сейчас Нижим сообщил, что его Яфа Бахура вышла замуж. Ему, с одной стороны, было приятно вспомнить свою позднюю молодость и то, что Яфа Бахура счастливо устроила свою личную жизнь. С другой стороны – неприятно… все-таки он ей поломал, хоть и немного, женскую судьбу. А она была чистой и искренней девушкой, готовой ради него на все.
– А почему она назвала дочь так? – выдавил из себя Николай, чувствуя свою вину перед отсутствующей Яфой Бахурой.
– Не знаю, – спокойно ответил Нижим. – Сам догадайся. Может, ты у нее был первой и самой сильной любовью. А это на всю жизнь.
– А сколько лет дочери? – снова спросил Николай, но почему-то о ребенке.
– Уже, наверное, больше года. Успокойся, она не твоя дочь.
– Я спокоен, – как-то суетливо ответил Николай. – Ну, а кто у нее муж? – наконец-то вспомнил о самой Яфе Бахуре.
– Богатый человек, – коротко ответил Нижим, не вдаваясь в подробности, но уточнил: – Он старше тебя.
«Так выходит, я мог бы быть у нее молодым мужем», – подумал Николай и вслух сказал:
– Встретишь ее, передай привет, пожелай счастья. Да… еще поцелуй ее дочь от моего имени. Скажешь – я целую, – с искусственной веселостью говорил Николай. Но сразу же понял, что этими словами он унизил Фриду и, чтобы исправиться, добавил: – Яфа Бахура – хорошая девушка.
– Да, – согласился Нижим, видимо, не уловив всех интонаций голоса Николая. – Она тоже как узнала, что еду сюда, просила передать тебе привет. Если, конечно, встречу тебя. И поцелуй, только воздушный. И вот видишь, встретились. Тебе привет и поцелуй от нее. Если увижу, передам от тебя привет. Мы далеко живем друг от друга, – пояснил он. – Лучше ты приезжай к нам в гости.
– Вряд ли приеду в гости. Ты сам об этом сказал. Неужели у вас такая большая страна, что встретиться является проблемой? – пошутил Николай.
– Нет. Но мы без надобности лишний раз в гости не ездим, – рассудительно пояснил Нижим.
Николаю было немного больно от этих воспоминаний. Среди его многочисленных любовных связей было немало глубоких, о которых он вспоминал с благодарностью и тоской. Это полностью относилось к его встречам с Яфой Бахурой.
Николай только хотел предложить Нижиму выпить за встречу, как в комнату без стука вошли Петр и Наталья. В руках Петр держал кастрюлю, у нее в руках был пакет с продуктами.
– Заходите! – как можно веселее пригласил их Николай, стараясь быстрее освободиться от пут недавнего, будоражащего душу, разговора. – Знакомьтесь. Это Нижим. Он из Израиля, но я его знаю давно.
– О-о! – произнес Петр. – Давно я тебя не видел. Привет!
Он тоже знал Нижима, и знал о взаимоотношениях Николая и Яфы Бахуры, но это не тревожило Николая. Петька умел хранить такие тайны.
– Давай, Нижим, выпьем за встречу.
– Нет, – отказался Нижим. – Я сейчас не могу. Мне надо идти на встречу.
– Посидишь немного и пойдешь.
– Не могу, – отрицательно покачал головой Нижим. – Лучше я зайду к тебе позже.
– Хорошо. Только обязательно приходи.
– Приду, – пообещал Нижим. – Пока, до свидания.
И он вышел.
– Давайте соберем стол, – чтобы развеять затянувшуюся паузу, предложил Николай. – В навесном шкафу есть тарелки, ложки, вилки. Я сейчас их сполосну, и давайте не будем задерживаться с ужином.
– Я помою сама, – сказала Наташа. – Только мне надо сходить в свою комнату и принести электрический чайник, – для кофе и чая. Но я могу позже сходить.
– Нет, Наталья Николаевна, – ответил Николай. – Бегите за чайником сейчас, чтобы потом больше не отвлекаться. А мы с Петькой начнем готовить стол. Ко мне обещали подойти гости, – пояснил он.
– Хорошо. Я быстро.
– Давай, Петруха, режь колбасу и сыр. Поставь бутылки в холодильник, включай телевизор, чтобы было веселее, а я пойду – посуду помою.
Он зашел в совмещенный туалет и умывальник. Горячая вода была, и он стал мыть посуду. Мыслей как таковых не было, только мелькала перед глазами Яфа Бахура, но никак не могла материализоваться в зримый образ. Давно все было. Видно, рассказ Нижима о ней и собственные воспоминания взволновали его. Ему даже слышался ее шепот: «Я люблю тебя, Ники!».
Он тряхнул головой, чтобы прогнать воспоминания.
«Ослаб ты, Коля, от постоянных выпивок», – то ли укорил, то ли успокоил он сам себя.
12
Наташа вернулась быстро, Николай только успел занести в комнату чистые тарелки.
– Я еще взяла варенье из клубники. Этого года. Сама готовила. Поэтому задержалась, – смущенно пояснила она.
– Если это долго, – ответил Петр. – То только быстрее может поспеть клубника.
Николай впервые в этот вечер внимательно рассмотрел Наташу. Она была в синем брючном костюме, который скрывал ее небольшую полноту и придавал стройность ее невысокой фигуре. И снова Николаю почудилось, что когда-то он ее видел. Но он прогнал эту мысль: «Меньше пей – не будет галлюцинаций!»
– Давайте стол поставим так, чтобы все могли сесть. Возле кровати. На ней можно сидеть и удобней телевизор смотреть.
Они с Петром перенесли стол. В кастрюле, как и на ужине у Царева, была вареная картошка, но уже с тушенкой. Колбасу, сало, сыр разложили по отдельным тарелкам, помидоры решили не резать – каждый справится с ними сам. Вот, собственно говоря, и весь стол. На десерт будет чай с вареньем, кто захочет – кофе. Многого на стол в это время нельзя было поставить, зарплаты хронически не хватало, и это понимали все.
Раздался стук в дверь.
– Заходите! – громко откликнулся Николай.
Дверь отворилась, и огромная фигура Поронина ввалилась в комнату.
– Здравствуйте! – шумно приветствовал он присутствующих. – А у вас уже все готово – можно сразу же за стол.
Он был в плаще, – осенним вечером в Киеве прохладно – Днепр дает себя знать. Поронин достал из внутреннего кармана бутылку коньяка и поставил ее на стол, а потом из боковых карманов стал вынимать яблоки.
– Больше ничего не взял, – добродушно пояснил он. – Но подумал: будут дамы, а они любят фрукты, вот и купил.
Николай понимал его объяснения таким образом: из дома он ушел, не взяв даже сумки, чтобы у семьи не было подозрений, будто он идет выпивать.
– Знакомься, Дмитрий Иванович. Это Петро из Полтавы, а это Наташа из Черновиц, – представил он друзей, указывая географическую принадлежность каждого, что было ныне достаточно важно. По этому географическому признаку можно наметить свое поведение и план будущего разговора.
– Я вас знаю, – ответил, здороваясь, Федько. – Только вот лично не был знаком, – он поджал губы и склонил голову в шуточном поклоне.
Наташа молча кивнула головой. Стол был накрыт, и поэтому Николай будто бы приказал всем:
– Все! Ждать больше никого не будем. Подойдут – присоединятся. Садимся за стол. Ты, Дима и Петро, садитесь на кровать, а я, как хозяин комнаты, ближе к двери… на всякий случай. А вы, Наталья Петровна, садитесь, где желаете.
– Я сяду так, чтобы телевизор было лучше смотреть, – смущенно ответила она и села на стул рядом с Николаем.
– Петро! Наливай! – распорядился Николай.
– Будет сделано! – ерничая, ответил Петр. Открыл бутылку коньяка и налил граммов по сто в стаканы, а потом обратился к Наташе: – А тебе, Наташенька, может, вина?
– Коньяка… немного, – ответила она, и ее розовое лицо покраснело под тонкой кожей.
– Нет проблем.
Поронин, как старший по возрасту в компании, взял инициативу в свои руки. Он поднял стакан и басом произнес:
– Давайте же выпьем за встречу, за знакомство, и чтобы тебе, Коля, повезло в Киеве, – но по его тону, как недавно и у Царева, чувствовалось, что он не верит в успех Николая. – Чтобы все перемололось и мука была. За нас!
Он опрокинул содержимое стакана в рот, взял помидор, не стал его резать ножом, а просто положил в рот целиком. Николай и Петр также не заставили себя долго ждать, осушив свои стаканы. Только Наташа немного поколебавшись, то ли для вида, то ли ей действительно неприятно потребление алкоголя, и медленными маленькими глотками выпила все.
Пока закусывали, временно прекратили разговор, – по телевизору начались последние известия. Внимание привлекло сообщение диктора о том, что завтра голодающие студенты и поддерживающие их национально-демократические силы предпримут самые решительные меры для удовлетворения своих требований. Они пройдут маршем к верховной раде и, если там отклонят их резолюцию, то они блокируют ее, не выпустят депутатов из здания, а если потребуется – возьмут раду штурмом и сами примут соответствующие решения. Это сообщение вызвало подавленное удивление выпивающей компании. Первым прокомментировал это сообщение Поронин.
– Совсем обнаглели! Ничего не боятся, что хотят, то и делают! – Все молчали и Поронин продолжил: – А все потому, что их поддерживает президент, который хочет протащить нужное ему решение руками боевиков. А рада – также их руками – хочет убрать умеренных в правительстве и заменить своими людьми. Круг замкнулся. Нынешняя акция нужна, выходит, всей верхушке.
– Штурмовики ныне нужны всем, – ответил Николай, прожевывая сало. – В любом случае, политическая ситуация позволит президенту взять больше диктаторских прав и закрепить прозападную линию.
– Но они могут разрушить Украину! – произнес Федько. – Их действия раскалывают народ. Со всех сторон плохо от того, что творится в Киеве. Правительству надо быть решительнее в руководстве страной.
– Народу унсовцы ничего у правительства не выбьют, – сказал Поронин. – А вот их лидеры и крестные отцы выхватят лично для себя многое. Станут еще богаче.
– Звериной хватки у них не отнимешь, – согласился Петр.
– Я заметил: чем рьянее кто-то борется за национальную независимость, тем больше прихватывает лично себе, – продолжал Поронин. – Все гостиницы и магазины в Киеве приватизированы, в основном, выходцами из Галиции. Все лидеры национальных движений уже давно миллионеры в долларах, у каждого на счету за границей кругленькая сумма в банках. От них не отстают старые советские и партийные работники, создался удивительный союз – серпа и молота с трезубцем. Грабят Украину по-наглому и одновременно кричат об укреплении ее независимости.
– А кто из них больше награбил?
– Все, без исключения. Вот, например, недавно появились сообщения, что Кравчук вывез только в чемоданах тридцать миллионов долларов. Он клянется, что все это поклеп на него российской разведки. А бывший премьер на прошлой неделе на встрече со студентами в нашей академии рассказывал, как он пытался эти миллионы вернуть обратно. Но у Кравчука из его собачьей пасти уже ничего не вырвешь, вцепился в них мертвой хваткой. А бывший премьер подчеркивал, что эти деньги очень бы пригодились народу. Все, короче говоря, грабят бедную Украину. Вывозят деньги за границу, строят там, как нынешний президент, дачи. Понимают, что они здесь временные. Народ их выгонит отсюда, вот и готовят тылы для отступления. Подонки они все…
Диктор по телевизору все еще мусолила тему о выступлении студентов и, наконец, сообщила, что сегодня протестующие проводят митинг в районе университета и с факелами пройдут по улицам столицы. Это вызвало оживление у компании за столом:
– Митинг будет проходить в студенческом городке, на спортивных площадках в овраге. Рядом с нами. Не дадут спать местным жителям, – сказал Поронин.
– Надо бы сходить посмотреть, – предложил Петр. – Недалеко ведь от нас.
– Ну их всех… – ответил Николай. – Лучше, Петро, наливай еще по одной.
Петр стал разливать спиртное, и в это время раздался стук в дверь.
– Заходи! – громко и весело закричал Николай.
Дверь отворилась, и в комнату вошел улыбающийся Стефан Дубчак.
