Валерий Борисов
Осень собак
– Я никогда больше не скажу тебе ничего плохого. Поверь?
– Ты никогда раньше такого не говорил. Просто, тебе сейчас плохо, и свою злость ты излил в меня. Сегодня отдохни с этой, очкастой…
– Замолчи! А то уйду! Я не знаю, что меня к ней тянет, но это – я знаю точно – не сексуальное влечение.
– Неужели может быть что-то другое? – по привычке съязвила Инна.
– Не знаю.
– Ты мог бы меня ударить?
– Наверное, нет.
– Жаль. Но ты суровей, чем я предполагала. Обещаю, от меня ты ничего не услышишь плохого в вашу сторону. Ты глубже, чем можно подумать и поэтому мне нравишься. Отвлекись сегодня от своих проблем без меня, – она иронически улыбнулась. – Не ревную, да и у меня нет для этого никаких прав. Но позже удели и мне капельку внимания. Я прошу немного, всего минуточку. Не забывай меня. Мне все равно – с кем ты будешь сегодня. Только в будущем будь и со мной. Мне тоже плохо. Я с мужем, а так одинока. Пойми это. Мне не каждый мужчина нравится. Ты у меня один такой – нравишься. Люби и меня временами, а сегодня пусть тебя успокоит другая…
– Спасибо за разрешение, – так же иронично улыбнулся Николай. – Ты хорошая девушка. Недаром ты мне нравишься.
Он говорил искренне, забыв о том, что Инна на сегодня отдает его другой.
– Пойдем, а то мы здесь долго задерживаемся. Еще твоя новая подруга подумает о нас что-нибудь недоброе, —все-таки съязвила напоследок Инна.
– Да, пойдем, а то гости действительно нас заждались. А там и новый гость появился.
Он снова привлек Инну к себе и коротко, но нежно поцеловал.
– Размазал весь макияж…
14
В комнате, на стуле Николая, рядом с Натальей, сидел лысый кавказец. Инна села на свое место, а Николай прошел к окну и сел на подоконник. С приходом нового человека за столом возникло затишье. Эту неловкость сразу же отметил Николай. Но его больше всего удивило то, что незнакомец дружески беседовал с Натальей, отчего в душе Николая шевельнулась досада и даже ревность: «Откуда они знают друг друга? Что ему нужно?»
Но в тоже время он понимал, что приход знакомого отвлек Наташу от вопроса: почему они с Инной так долго отсутствуют. Наташа, поняв причину возникшей с приходом ее знакомого напряженности, сказала, обращаясь ко всем и, прежде всего, как показалось Николаю, к нему. Она словно ждала его появления.
– Позвольте представить коллегу по институту, доцента Гардаева Вено Мурадовича.
Тот, услышав свое имя, резко вскочил и, кланяясь лысой головой, перебегая быстрыми черными глазами с одного на другого, начал извиняться за свой неожиданный приход. Его взгляд задержался на Николае, а потом перешел на Инну. Видимо, он был удивлен, увидев здесь недавних своих собеседников, которые так страстно целовались на кухне.
– Я только на секундочку. Передать привет Наталье Николаевне и сказать, что муж передал ей небольшую посылку. Я только что с поезда, еще до конца не расположился в комнате, которую мне дали. Я пойду, извините, не буду мешать. Наталья Николаевна, завтра встретимся.
Он снова склонил лысую голову, но уже в знак прощания.
«Раб по натуре», – констатировал Николай.
Наташа, судя по ее виду, была не против ухода непрошеного гостя. Но Николай, у которого после уединения с Инной кружилась голова, остановил его:
– Нет-нет! От нас так просто не уходят. За знакомство надо выпить. Петро, наливай!
И здесь Николай увидел откровенно недовольный и растерянный взгляд Наташи, которая качнула головой, показывая этим, что не одобряет его решения. Николай понял, что совершает ошибку, но жребий был брошен, слова приглашения вырвались из его уст и их не вернешь.
«Ничего, поправлю положение позже», – успокоил он сам себя, решив активно воздействовать на нового гостя.
– Петя! – распорядился он. – Налей гостю штрафную. Фирменного самогона, полный стакан, – подчеркнул он.
Петр стал разливать самогон по стаканам.
– А где ж ты сядешь? – спросил у Николая Поронин. – Твое место занято.
– А давайте подвинем вторую кровать, тогда хватит стульев, и даже останутся. Инна с Валей, встаньте на минуту. Давай, Стефа, подвинем кровать.
Перестройка за столом закончилась быстро.
– Нормально. Теперь, Стефа, садись между девочками и не давай им скучать… особенно Вале. А то она, кажется, и рта не раскрыла за весь вечер. Прижмись одновременно ближе и к Инне… а вы? – обратился он к Гардаеву достаточно бесцеремонно, – тоже сядьте на кровать.
Тот вытянул худую шею и спросил:
– А кто в этой комнате живет? Я хочу спросить – кто хозяин?
«Раб, – сделал окончательный вывод о Гардаеве Николай. – А раб всегда готов сделать подлость хозяину», – вспомнил он слова Царева.
Но вслух громко ответил, пьяно пошатываясь:
– Я хозяин этой хаты.
– Рад с вами познакомиться. А как вас зовут?
– Николаем Ивановичем Матвеевым. Почти доктор. С остальными познакомитесь после первой рюмки. Тогда знакомство пойдет быстрее и проще.
– Рад познакомиться.
Он протянул ему маленькую, сухонькую, не как у мужчины, а как у ребенка руку, которая утонула в широкой ладони Николая, и торопливо пересел на кровать рядом с Инной, которая недовольно поморщилась от такого соседства.
Николай сел на стул, где только что сидел Гардаев, рядом с Наташей.
«Надо исправлять положение, – пьяно думал он. – Наташа недовольна присутствием земляка. Это может быть опасно для нее, раз они вместе работают. Прежде всего, его надо напоить, чтобы ничего не помнил. Пусть считает себя в этом виноватым перед Наташей, которая увидит его в таком состоянии. После этого он должен молчать».
«Налито? – громко спросил он. – Тогда поднимем бокалы! – продолжал он. – А что ты налил гостю? Обижаешь, Петро, нашего нового знакомого. Полстакана? Разве это штрафная? Подай мне бутылку!
Он взял литровую бутылку и, несмотря на протесты Гардаева, налил ему полный стакан.
– Я по столько не пью, – возражал Гардаев. – Я столько не выпью!
– Разве это доза для мужчины? – как можно пренебрежительней ответил Николай. – Перед вами сидят два доктора наук, а вы проявляете интеллигентскую слабость. Что они подумают о вас? Кто не пьет, тот никогда не защитит докторскую диссертацию. Правда, Дима?
– Совершенно верно, – спокойно отозвался Поронин, подхватив его игру с гостем. – Только в алкогольном опьянении приходят умные мысли, а по трезвости – одна преснота. Забыл… как вас звать? Извиняюсь. Но вижу по глазам, вы мечтаете стать доктором. И уже что-то пишете для этого. Молчите! По вашему виду все видно. Поэтому будущий доктор должен все выпить, а перед этим сказать тост.
– А вы тоже доктор? – недоверчиво глядя на Поронина, спросил Гардаев.
– Да. А что – не заметно?
– Заметно, очень заметно! – скороговоркой ответил Гардаев. – Видно сразу же, что вы профессор.
Поронин еще не был профессором, но одобрительно кивнул головой.
– Так, – обратился ко всем Николай. – Слово имеет будущий доктор. Забыл ваше имя и отчество.
– Вено Мурадович, – угодливо подсказал Гардаев, видимо, удивленный высоким научным составом компании.
– Да, вспомнил. Вено Мурадович. Я сейчас скажу в его честь тост. Вот он! За будущего нового, молодого доктора наук! А он сейчас произнесет в ответ свой тост, и все будут довольны. Я уже сказал свой тост! Ваша очередь.
Гардаеву давно было за пятьдесят, и своим тостом Николай как бы издевался над ним, но тот был явно польщен таким пожеланием. Гость встал, взял в руки стакан и начал говорить:
– Спасибо за честь находиться, хотя бы и кратковременно, вместе с вами, уважаемыми учеными, – трафаретно начал он, что, собственно говоря, присуще консервативной ученой среде. Там все являются уважаемыми – по словам других. – Надеюсь, мы продолжим нашу дружбу. Да, действительно, я пишу докторскую диссертацию. В связи с изменением политической обстановки в стране, пришлось взять новую тему, поэтому выходит задержка с защитой.
– А что ты раньше писал? – спросил Поронин, переходя на «ты».
– Раньше я подсчитал количество всех героев Советского Союза, которые проживали в Западной Украине, с описанием их подвигов, дальнейшей послевоенной жизни. Но эту проблему пришлось отложить и взяться за более актуальную тему. Сейчас я подсчитал все памятники и мемориальные доски Тараса Григорьевича Шевченко, находящиеся на Украине, с полным их описанием…
– Вы что, арифметик? – перебил его Николай.
– Нет. Я не математик, – исправил Гардаев сознательную ошибку Николая. – Я историк. Но до меня этого никто не делал. В новой политической ситуации я надеюсь выйти с этим материалом на защиту. Количество памятников свидетельствует о всенародной любви к великому украинскому поэту в дореволюционный, советский и национальный периоды жизни нашего государства. Мне уже пообещали помощь в защите львовские ученые.
– Молодец! – похвалил его Поронин, вкладывая иронию в это слово. – Ну, а теперь ближе к тому, за что мы должны выпить.
– Вот я и хочу сказать… я рад неожиданной встрече, которая состоялась благодаря участию в ней Натальи Николаевны, очень уважаемой в нашем коллективе…
При этих словах Наташа поморщилась, но ничего не сказала.
– Давайте выпьем за вас, докторов, за ваши творческие достижения, за то, чтобы вы растили хороших учеников на благо украинского народа. За ваше здоровье!
Он поднял выше стакан, показывая этим, что тост закончен.
– Как-то суховато, – прокомментировал Поронин. – Не по-докторски. Я думал, будет настоящий грузинский тост. Но давайте выпьем за то, что сказано. Это лучше, чем совсем ничего.
– Я не грузин. Я – украинец, – поправил его Гардаев. – Я скоро поменяю имя и отчество, изменю фамилию на украинскую. Внутренне я давно украинец и скоро буду им документально. Надо порвать связь с предками, которые были выходцами с востока, и полностью натурализоваться. Я здесь родился и всю жизнь прожил. Повторюсь – я украинец, но могу сказать и грузинский тост.
– Потом, когда натурально натурализуетесь… а сейчас выпьем за тост.
Николай взял не самогон, а стакан с остатками коньяка, и сделал маленький глоток, но, увидев вопрошающий взгляд Наташи, демонстративно поставил его на стол. Но зато Наташа в этот раз допила свой коньяк полностью, чем удивила Николая.
Гардаев, выпив половину стакана, отставил самогон и быстро стал закусывать колбасой.
«Нет. От меня не уйдешь! – злорадно подумал Николай. – Допьешь все!»
– Вено Мурадович, я не понял вас! Да и другие, наверное, тоже… вы пили за нас или против?
– Да-да. За вас! – торопливо прожевывая колбасу, ответил Гардаев.
– Так не пойдет – надо до дна. Посмотрите – все выпили до дна. А вы нет. Некрасиво.
– Так много же налили…
– Правильно. Это штрафная. Вы же знаете, что это такое? А почему не исполняете национальные законы? А ты, Инна, почему не следишь за соседом? – в шутку сделал ей выговор Николай.
– Да! – сразу же подхватила Инна слова Николая, поняв, что Гардаева надо напоить. – Это, сосед, не по-мужски.
Стефан хитро улыбался. Петро смотрел заинтересованно, пока не вмешиваясь. Валя по обыкновению молчала. Наташа опустила глаза вниз и только Поронин, прожевывая очередной помидор, пробасил:
– Да, так нельзя. Тост за нас, а в стакане осталось! Понимаете ли, у нас счастье будет неполным, вопреки вашему тосту, который не подкреплен практическими действиями. Вы нам желаете зла? Нехорошо.
Было видно, что Гардаева разыгрывают. Только, кажется, он этого не понимал и оправдывался, не переставая жевать:
– Много налили. Да и крепкое оно.
– Он. Самогон, – поправила его Инна. Она взяла недопитый стакан и вложила его в руку Гардаева. – У нас так не делается.
Гардаев мужественно улыбнулся, приложил стакан к губам и медленно допил его содержимое до конца.
– Во! Молодец! – одобрительно зашумела компания. – Видно, что мужик.
Только Наталья не разделяла издевательский шум в отношении Гардаева. Николай, чувствуя ее неловкость, склонился к ней:
– Наталья Николаевна, вы что-то погрустнели. Веселитесь!
– Я веселюсь, – она взглянула на Гардаева и, увидев, что тот энергично занимается закусыванием, прошептала: – Зачем вы оставили его здесь? Не надо было этого делать. От него можно всякого ожидать…
– Я исправлю свой проступок. Хотите, выгоню его отсюда?
– Не надо. Уже поздно. Лучше ублажайте его. В нем течет азиатская кровь, и он любит, когда ему льстят, – и снова повторила: – Вы не можете предположить, чего от него можно ожидать в дальнейшем.
– Я сделаю, как вы велите. Буду ублажать его.
Николай пока не видел опасности, которую мог принести Гардаев, и серьезно не воспринимал тревожные слова Наташи. Просто она беспокоиться потому, что тот увидел ее в компании с незнакомыми мужчинами. Но это легко объяснимо – дружеская вечеринка с участием не только мужчин, но и женщин.
«Надо быстрее напоить его», – решил Николай.
А Гардаев беспрерывно хватал со стола все подряд в свой рот, не замечая, что чавкает на всю комнату. Создавалось впечатление, что он не ел несколько дней и был страшно голоден, как волк в зиму.
По беззвучному телевизору размышления политиков сменило выступление артистов. Судя по тому, как они бегали по сцене, начался эстрадный концерт. Николай, сидящий напротив телевизора, попросил Стефана:
– Стефа, оторвись на секунду от дамы и включи звук, – кажется, начался концерт. Может, действительно споем вместе с ними.
Стефан встал с кровати и прошел к телевизору. Да, действительно – шел эстрадный концерт. Артист средних лет с одутловатой рожей и в черных блестящих перчатках, бегавший по сцене, закончил исполнение песни.
Стефан снова сел на свое место и углубился в разговор с Валей. Инна явно скучала. Гардаев глотал со стола все подряд, не обращая ни на кого внимания.
– Внимание! – прокричал Николай. – Сейчас кто-то будет петь, может быть – народную песню, так подпоем. Приготовились!
Все на время притихли и стали глядеть на экран. Певица была молодой и стройной, одетой в вышитую блузу и коротенькую юбку-мини, так же расшитую народным орнаментом. Она не собиралась бегать по сцене, что было видно по стационарному микрофону и ее серьезному лицу. На щеке выделялась то ли крупная черная бородавка, то ли бородавчатая родинка. Она могла петь, судя по ее одеянию, народную песню. Но песня оказалась современной, эстрадной и в тоже время – патриотической, которую никто из компании не знал. Мелодичности в песне не было. Но это не главное – есть же песни, в которых главную роль играют слова и смысл, а не музыка. Поражал своей конкретностью припев, который рефреном много раз повторяла певица гневным криком: «Кто не знает украинской мовы, тому ганьба! Ганьба! Ганьба! Ганьба!..» И так – еще много раз «ганьба», что на русском языке означало «позор». Может, певица обращалась так гневно к остальному миру, не знающего украинского языка? Сейчас все возможно.
Все разочарованно отвернулись от экрана.
– Стефа, – обратился к нему Николай. – Сделай ее потише. Давайте лучше нальем еще по одной и споем хорошую народную песню.
– Да, надо обязательно спеть, но в начале налить.
Петр молча стал открывать новую бутылку водки, и в это время послышался осторожный стук в дверь.
15
– Да! Заходите! – громко ответил Николай, не вставая с места.
Дверь аккуратно отворилась, и на пороге появились две фигуры – одна широкоплечая, другая узкоплечая. Широкоплечий, – коренастый мужчина лет сорока с пышными усами, спускающимися до самого подбородка, с лобастой, наполовину лысой головой, не здороваясь и не входя в комнату, спросил:
– У вас Стефан Дубчак?
– Да. Я здесь, – отозвался Стефан, прикручивая тише телевизор. – Заходите.
Он стремительно прошел за кроватью у стены к дверям и, протягивая руку пришедшим, снова пригласил:
– Заходьте.
Те прошли в маленький коридорчик, где Стефан пожал им руки. Еще не зная, кто они такие, Николай присоединился к приглашению Стефана:
– Проходите.
Узкоплечий молчал, отвечал только лобастый.
– Мы на минутку. Нас ждет машина. Надо с тобой, Стефан, переговорить, а потом ты продолжишь свой отдых.
– Раз вы пришли в эту комнату, то извольте за стол, – закуражился Николай, изображая из себя хлебосольного хозяина.
– Да, проходите, – пригласил их Стефан. – Посидим немного, а потом займемся делами. Вы меня по записке нашли?
– Да, – ответил лобастый. – Прочитали и пришли сюда. Вообще-то, можно немного отдохнуть и расслабиться. У нас сегодня день был очень тяжелым и напряженным.
Они прошли к столу и остановились, не зная, куда сесть. Это заметил Николай.
– Есть предложение сделать небольшой перерыв и убрать со стола. Раз пришли свежие люди, нужно освежить и стол. Давай, Петро, прибери мусор со своей стороны, а я со своей.
Стефан стал представлять пришедших.
– Знакомьтесь! Это пан Роман Сербын, из Канады. Профессор Квебекского университета. Представитель нашей славной украинской диаспоры.
«У-у, какой гусь пожаловал! – удивился Николай. – Что он здесь делает?»
Гардаев, услышав, откуда заморский гость, вскочил из-за стола и как бы вытянулся. Остальные остались сидеть.
– У них там нет отчества, – продолжал Стефан. – Пан Роман сейчас в Киеве собирает материал по голодомору на Украине в двадцатые-тридцатые годы. И еще он много встречается со студентами, которые проводят политическую акцию в столице, формулирует требования к правительству и верховной раде, намечает и определяет пути достижения победы. Если сказать точнее – поднимает национальное самосознание украинцев до уровня понимания их задач в противодействии российскому тоталитаризму и установления цивилизованной демократии, как в Европе или Америке.
Узкоплечий Сербын, скромно улыбаясь, стал пожимать всем руки, кроме женщин, представляясь и выслушивая представления. Он выглядел моложаво, чувствовалась в нем западная интеллигентность. Говорил он по-украински шепотом, что присуще всем представителям украинской диаспоры, но верно выговаривал слова и правильно строил фразы. Потом Стефан, довольный тем, что его посещают такие люди, назвал имя лобастого с казацкими усами.
– Любомир Прокопишин. Из Львова. Один руководителей студенческого движения. Бывший диссидент. Находился в лагерях Мордовии. Несгибаемый борец за права человека.
Прокопишин крепко пожал руки мужчинам, не обратив при этом, как и Сербын, внимания на женщин.
Со стола было убрано лишнее. Закуски осталось мало.
«Непорядок», – подумал Николай. Он встал, открыл холодильник и достал две банки рыбных консервов и кусок сала. Больше ничего у него не было. Все выставил на стол. Потом ножом ловко вырезал крышки банок. Вытер о полотенце нож, хотел порезать сало, но его опередил Петр:
– Давай сало сюда, здесь чистый нож.
Все было готово к тому, чтобы сесть за стол по новому заходу. Оставалось только разместить вновь прибывших. На кровать канадского украинца садить было неудобно, свои стулья с Наташей отдавать не хотелось, и Николай распорядился:
– Петро, ты садись на кровать, а стул отдай канадцу. А ты, Инна, сядь между Димой и Петей. А Любомир сядет рядом со Стефаном.
Никто не возражал. Инна молчаливо перешла на указанное место, словно подчеркивая – куда скажешь, туда и пойду. Вновь прибывшие гости сидели по другую сторону стола, прямо напротив него.
– Петро, ты уже налил всем? – возвратился Николай к предыдущему действию.
– Доливаю, никого не обойду, – улыбнулся Федько.
Гости, видимо, поняли, что хозяин в комнате именно Николай, и старались обращаться именно к нему. Первым, шипящим голосом, его спросил Сербын:
– А вы, пан Николай откуда? – Обращение «пан» покоробило Николая. Вышедший из рабочей среды, он не мог спокойно воспринимать такое обращение, но ничем не выдал своего неудовольствия и вежливо ответил:
– Я из Донбасса. Город Луганск.
– А? – и некоторое чувство разочарования отразилось на лице канадского профессора.
– А это? – продолжал Николай географическое представление гостей, – Поронин из Киева, местный. Петро из Полтавы. Гав… – он запнулся, забыв на фамилию кавказца. – Га…
Но он не успел выговорить фамилию кавказского украинца и откуда тот родом, как Гардаев вскочил на ноги и, вытянув вперед худую шею с лысой головой, выпалил:
– Гардаев! Из Черновиц!
– Да. Вот какая у него фамилия. А это Ира и Валя – киевлянки. Рядом со мной Наталья Николаевна, она… – он замялся называть город, откуда она или нет, как снова выпалил Гардаев:
– Тоже из Черновиц! Мы с ней работаем на одной кафедре.
Николай недовольно посмотрел на Гардаева и по его блестящим глазам понял, что тот пьян.
«И это со стакана самогона!» – брезгливо подумал он.
Географию проживания остальных профессор воспринял доброжелательно, только, видимо, был недоволен географическим проживанием Николая. Донбасс – особо опасный регион для независимости Украины.
– Вот видите? – подвел итог Николай. – Отовсюду мы.
– Да, – резюмировал Сербын. – Это показывает, как велика Украина, различна и неделима, – он взял инициативу просветительства гостей в свои руки.
Последней его фразы Николай не понял. Что ею хотел сказать канадский украинец? А Петр спрашивал гостей:
– Вам что налить – водки или самогона?
– А откуда самогон? – спросил Любомир Прокопишин.
– Из Тернопольской области. Мне перед отъездом подарили. Очень хороший, – пояснил Стефан.
– В наших селах гонят гарный самогон, в других областях так не умеют. Мне самогона, – решительно заявил Любомир.
Федько налил Прокопишину в стакан самогона и повернул голову к украинскому канадцу. Тот в ответ вежливо стал рассказывать:
– Когда-то мои предки переселились из Галиции в Канаду, и старики вспоминают, что очень любили пить самогон, приготовленный ими самими. Виски, джин, коньяк не пили принципиально, хотели чувствовать даже через алкоголь тепло своей родины. Но мы, четвертое или пятое поколение, потеряли чувство прелести в самогоне, хотя с родиной связи не порвали и не рвем. А коньяка у вас нет? – неожиданно закончил он.
– Уже выпили, – ответил Федько. – Осталась водка.
– Тогда мне немного водки. Я не могу пить такими порциями, как пьют у вас.
Петр налил ему с четверть стакана водки, несмотря на протестующие взмахи руками профессора.
Николай решил не отступать от сложившейся за вечер традиции предоставлять право тоста гостям.
– Пан Сербын, – внутренне протестуя против такого обращения, сказал он, – у нас положено перед тем, как выпить, произнести тост. Слова здравицы в честь кого-нибудь или чего-нибудь, – пояснил он на всякий случай иностранцу, – но, как выяснилось, зря.
– Знаю ваши традиции, – заулыбался Сербын. – У нас такого правила нет. Но приеду домой, обязательно восстановлю эту традицию, – сначала в своей семье, а потом в украинской общине. Но надо учитывать, что мы так много не пьем, как вы. Мой тост прост. Давайте выпьем за неньку-Украину, чтобы она у каждого из вас была в сердце, как, например, у каждого украинца нашей диаспоры в Канаде.
Он произнес тост не в честь компании за столом, куда его пригласили, а глобальный, за который надо было выпить. Это сразу же отразил Гардаев, жадно прислушивающийся к словам канадского украинца.
– За этот тост нужно выпить всем до дна, а то мы еще за Украину не пили, – распорядился он, как тамада.
Он первым поднес стакан ко рту и, в отличие от первого раза, осушил неполный стакан одним махом.
Николай взял свой стакан с недопитым коньяком, покрутил в руках, взглянул на Наташу. Но та смотрела не на него, а в стол. Он помнил слово, данное ей, и поставил стакан обратно на стол, не выпив.
Гардаев, тем временем, ложкой выхватывал из консервной банки куски рыбы и жадно глотал, словно у него кто-то мог ее отобрать. Любомир Прокопишин сначала занюхал самогон салом, крякнул что-то типа «добре» и одним глотком проглотил все. Профессор, морщившийся, но допивший водку до конца, аккуратно стал откусывать маленькие кусочки колбасы, тщательно их пережевывая.
В душе Николая была пьяная тоска и, склонившись к уху Наташи, с которой так и общался весь вечер, прошептал:
– Наташа, – впервые он назвал ее по имени. – Вам грустно? Почему вы не пьете?
– Смотрите, пью, – и она выпила все, что было в стакане. – Видите, пью… то, чего вы хотите. Сейчас начну веселиться, – и Николаю показалось, что у нее появились слезы на глазах. Но, присмотревшись через стекла ее очков, увидел, что слез нет, хотя глаза повлажнели. Он взял ее руку под столом в свою ладонь и крепко сжал ее.
– Не надо, Наташа. Все будет хорошо. Я вас не дам в обиду никому, тем более вашему паршивому земляку, – он говорил шепотом, чтобы не слышал Гардаев. Но тому было не до них. Он продолжал поглощать все подряд на столе.
– Спасибо. Не отвлекайтесь на меня – у вас гости.
– Не умрут без меня. Все уже говорят о своем, мало кто готов слушать другого.
Но ошибся Николай. Прокопишин, шептавшийся о чем-то со Стефаном, вдруг обратился к Николаю громко, чтобы слышали все:
– Так это вы тот Матвеев, который публикует враждебные статьи против украинского народа?
Первой реакцией Николая была мысль: «Неужели Стефан рассказал?» Но он не должен знать об этом… правда, если не читал его статей. Значит, у Прокопишина есть на него досье, и вот они случайно встретились – национал-патриот и неудавшийся доктор.
Николай обратил на него свой взгляд, и впервые за весь день кровь необузданной злости бросилась в его голову, отчего он стал трезвее. Но он молчал. Прокопишин глядел на него исподлобья, как великий Тарас Шевченко и многие другие непреклонные борцы за Украину. Видимо, этот тяжелый, мрачный взгляд из-под низа у таких людей был генетическим, – всех и вся всю жизнь ненавидевших и желающих переделать мир по своему подобию. Довольный произведенным эффектом и выдержав паузу, Прокопишин снисходительно произнес:
– Нельзя так обижать народ. Он может не простить.
Злость подступала в голову большими порциями. Николай стал бледнеть и, отчетливо выделяя слова, произнес:
– Я выступаю не против украинского народа, а показываю правду истории…
Он почувствовал, как Наталья крепко сжала его руку под столом, отпустила и снова отчаянно сжала – будь спокоен, не теряй голову! Ее молчаливое предупреждение охладило Николая.
– А почему вы говорите от имени народа? Он вам дал такое право? Он у нас различный в каждом регионе?
– Пока – да, – снисходительно согласился Прокопишин. – Но скоро будет единым, таким, как истинные патриоты Украины, которые сегодня вышли на киевские улицы, голодают ради народа. Мы народ воспитаем на своем примере, привьем ему чувство национального самосознания, хотя это трудный и длительный процесс.
И снова в голову Николая стал наползать злой туман. Наталья, словно почувствовав это, еще крепче стиснула его руку.
«Воспитать народ! – хотел он возразить. – Это то же, что посадить его в клетку!»
Но, ощущая молчаливое предупреждение Наташи, промолчал. Только обвел глазами присутствующих – кто еще возразит этому националисту. У Петра было равнодушное лицо, сейчас он в политику не вмешивался. Поронин молча уткнулся в стол, сжав свои огромные кулаки. Гардаев преданно смотрел в глаза Прокопишина. Стефан не мог возражать – он знакомый, а, возможно, и друг Прокопишина. А может, они союзники по борьбе? Надо было вести словесный бой самому. Но вдруг встрепенулась Инна:
– Вы еще не все допили, а взялись за серьезные разговоры. Петя, наливай! Любомир, скажите… – она пыталась разрядить напряженность, возникшую за столом, за что сейчас Николай был благодарен, – а тернопольские пещеры… кажется, Алмазная и другие, – еще действуют? Туда туристов пускают? – она сказала первый пришедший ей в голову вопрос, и все это поняли.
Прокопишин улыбнулся, и усы поплыли аж до ушей.
– Вы знаете, красотка, я живу не в Тернополе, а во Львове. А о пещерах спросите лучше Стефана, он оттуда, а меня – о чем-то другом.
– Работают, – ответил Стефан. – Приезжайте, Инна, ко мне в Тернополь, и мы с вами поедем туда. Я вам их покажу.
– Я там была, но давно. Хочу посмотреть снова, – внешне беспечно ответила Инна. – У вас есть машина?
– Да. Но старая, советская… а вот Любомир недавно приобрел «Мерседес», попросите его.
– У-у! – громко закричала от наигранного восторга Инна. – На «Мерседесе» я готова объехать все пещеры в Карпатах! Любомир, сделаете такую милость?
– Вам – всегда! – с улыбкой ответил Прокопишин.
«Молодец!» – с благодарностью подумал об Инне Николай, не убирая своей руки из ладони Натальи.
Тут послышался голос Петра:
– Налито. Прошу брать свои рюмки, то есть стаканы. Инна, ты хорошо сейчас говорила, продолжай свою речь тостом.
Та не отказывалась и, взяв в руки стакан, пристально посмотрела в глаза Николаю – ну, как я вывела тебя из взрывоопасного положения? Он в знак благодарности на секунду прикрыл глаза и незаметно кивнул головой – все правильно.
– Мужчины, берите свою посуду, поднимайте выше! – распорядилась Инна. – Я буду тост толкать! – она нервно засмеялась и выдержала паузу, чтобы все выполнили ее приказание. – Так вот! Когда-то на земле жили только Адам и Ева, и больше никого не было. А значит, не было ни ссор, ни войн. Но вот появился змей-искуситель и заставил Еву сгрызть яблоко, а Ева заставила согрешить Адама. Пошли дети и начались войны. Люди забыли, что они из одного корня – Адамова. А когда мужчины спорят между собой, они забывают, что мать-то у них одна – Ева. Так лучше предложить женщине яблоко, чем вести бессмысленные споры и войны. Она заставит откусить кусочек яблока мужчину, и это будет намного интересней. Я предлагаю выпить за то, чтобы по всей земле росли яблони. На каждой яблоне, обвив ее, висел змей-искуситель, а каждое дерево охраняло столько Адамов, сколько на яблоне яблок. И каждый бы из них дарил женщине яблоко и неоднократно. Постоянно! Так выпьем за то, чтобы наша земля стала сплошным яблоневым садом!
Мужчины удовлетворенно закряхтели – за это надо выпить. Николай снова качнул головой, глядевшей на него Инне – все правильно, поднес стакан к губам и, снова не выпив, поставил на стол. Следовало воздержаться от выпивки, что еще будет впереди – неизвестно. Но он душой ощущал, что случиться должно что-то неприятное. Слишком по-полярному разнородна компания.
Канадский профессор понял, что пришло его время просвещать пьяную публику. Он отставил свой не допитый стакан с водкой в сторону, доел кусочек колбасы и произнес шипящим голосом:
– Нравятся мне люди, которые живут на Украине. У нас уже все не так, как у вас. Мы глубоко восприняли европейскую и американскую культуру. Наравне с украинской культурой, которая заложена в нас родителями. Поэтому зарубежный украинец, который никогда не был на родине предков, всегда стремиться побывать здесь. Теперь, когда Украина стала свободной, нам надо помогать ей всеми силами.
– Спасибо, пан Роман, а в вашем лице – всей украинской диаспоре, – ответил за всех Прокопишин. – Мы помним… – он говорил от множественного числа, может, снова имея в виду весь народ, – как в самом начале перестройки вы оказали нам помощь в множительной технике. Мы издали миллионы листовок, брошюр, книг, которые позволили просветить народ, сбросить коммунистическое ярмо, разрушить союз, сделать Украину независимой. Спасибо вам за эффективную и своевременную помощь! И сейчас вы бескорыстно помогаете становлению державы! – он говорил, как старые партийные работники – трафаретами.
